Корм вампира

Глава 1

Корм вампира

Человек рожден ошибаться.

Человек призван познавать.

Человек должен изменяться.

Иначе…

Иначе, ЭТО сложно назвать

Человеком…




Конец июля!

Прекрасная пора отпусков, веселого загорания у ближайшей речки, валяния с бутылкой пива в гамаке на нежно любимой даче, костры в походе и много излишеств, чья основная задача продемонстрировать, что лето в самом разгаре, до осени еще далеко и сидеть на лавочке, на автовокзале, дожидаясь хоть какого-нибудь автобуса до родного города — занятие архи адское.

И даже бутылка пива, купленная на радостях, что привезённый системник рыжей юристки благополучно пережил длинную и тряскую дорогу по омерзительному асфальту, в стареньком "Икарусе", совершенно не радует, ибо пиво нагрелось, а из закуски, в ларьке только чипсы, при изготовлении которых не пострадала ни одна картошка.

Белая, уже слегка помятая в дороге рубашка, черные брюки, еще недавно отутюженные до лезвийной остроты и аккуратная, черная же сумка-трансформер, раздувающаяся, по мере надобности до размеров мелкого бегемотика.

Как красиво я выглядел еще сегодня утром, отправляясь в эту трижды долбанную командировку!

А теперь, мечтам пришел полный и бесповоротный коленвал!

Отправив теплое пойло в урну, перебрался снова на солнышко, греться.

Ничего не поделаешь, законы степи просты и беспощадны: в тени — прохладно, а на солнце — жарко, хоть ты кепку одевай, с вентилятором, хоть лисий малахай с ватным халатом, все равно будет не комфортно.

Автобус "до города" ушел битком и "согласно купленных билетов", "проходной" попутку брать не пожелал и вот теперь мне сидеть до следующего, который будет аж в 16.00!

Или не будет.

Нет, я мог уехать еще два часа тому назад, подписавшись на авантюру местного АХЧ Сан Саныча и прихватив у него "Днипро" с оранжевым прямоугольником-"вездеходом", гарантированно отбивающим у местных гаишников любое желание связываться с едущим. Тут даже отсутствие прав не помеха, а "Днипро" такой зверь, что и эти 200 км до города промелькнут часа за три.

Но держал меня на этом чертовом автовокзале, чертов автобус с номером 14–51, на котором должна была приехать, чертова посылка на "контору" из-за ближнего зарубежья.

И не спросишь у диспетчера, привлекая к себе внимание и не будешь толкаться, расспрашивая у местных таксеров, нарываясь на мрачные и косые взгляды. Вот и остается ждать, терпеливо, как охотник в засаде.

В четыре автобуса не появилось.

Ни до "города", ни с номером 14–51.

Кассир порадовала меня, что должен пройти еще один проходной и в пять будет маршрутка, но… До другого города, откуда в областной центр попасть намного проще.

Живот уже значительно подводило, белая рубашка пошла мокрыми разводами подмышками, а мечта идиота оказаться на дне рождения, с легкостью заявив, что я мол, только что из командировки, весь такой красивый, превратилась в мечту попасть домой, завалиться в ванну и валяться в ней, пока не отрастут жабры.

Золотистого цвета "Лиаз-677", с надписью "Служебный Рудника" и российскими номерами, вкатился на асфальтированный пятак автовокзала, развернулся и замер напротив меня, распахнув свои двери и шипя пневматикой. Поваливший из дверей работный люд бодро пересмеивался, кто-то уже держался нетвердо на ногах, а перед окошком ларька выстроилась не длинная очередь из страждущих душ.

А я, как дурак, сидел, уставившись в черные цифры "14–51" на золотом боку автобуса и пытался понять их сокровенный смысл.

Понял и пошел выбивать свою посылку.

Водитель, вытащив свое пузо из-за руля, потребовал сперва документ, а потом, для вида ругнувшись, номер телефона, написанный на посылке. Оттарабанив заветные цифры директорского сотового, получил две, смотанные желтым скотчем, коробки и белозубую улыбку в придачу.

Вот интересно, а как бы улыбался этот "дядечка", если бы знал, что в двух этих коробочках почти 50.000 зеленых убитых президентов не любимой нами родины истинной демократии? Думаю, таможня была бы очень рада поймать такой улов, состоящий из кучи новейших Intel-овских "камней" и трех материнок серверного класса, в придачу.

Дир наш, еще тот авантюрист, не отнимешь.

Растянув сумку, упаковал коробки и перетянул ремень сумки, подстраивая под новый вес и объем. Хороший мне подарок подогнали, пусть я сперва и плевался ядом и сочился кислотой. Но, ходить за пивом на всю компанию, лучше с моим трансформером, чем с пакетами, в которые шесть полторашек просто не помещаются!

— Молодой человек! — Кассир вышла погреться и покурить заодно, увидела меня и почему-то прониклась состраданием, что-ли? — Вы, лучше на маршрутку садитесь… Сейчас должен Тохтар приехать, с ним и быстрей до Семска, да и в Семске у него знакомые на автовокзале. Поговорите с ним…

Вот за что я люблю наши места и наших людей, так это за их участие! И ведь никто ее не дергал, сама! Низкий тебе поклон, земля моя, Казахстанская, за людей за наших.

Стоило мне вытащить из пачки очередную сигарету, как через "кладбище лежачих полицейских" запрыгал минивэн "Мерседес" странного, кофейно-розового, цвета.

— О, вот он, легок на помине! — Женщина растерла окурок о край урны, закуталась в теплую вязаную кофту и озорно мне подмигнула. — Не спи, иначе ночевать будешь на автовокзале, на лавочке.

Эх, знала бы она, сколько я уже прошел дорог, за свои 24 года!

И пусть я не "служивый", но устроить себе самому марш-бросок на выживание, километров на сто-сто пятьдесят, это для меня так, всего лишь "легкий заскок"! Даже не приди автобус — перепакую сумку поудобней, достану из нее куртку и потопаю по дороге, в сторону города. А там… Всегда есть попутка и свет не без добрых людей, тем более у нас. Что-нибудь, да подвернется.

Ну, а не подвернется… За час я делаю 8 км. Темнеет у нас часов в 9 вечера, а в 5 уже светло. С моей-то дурью и упрямством… Километров 60 отшагаю, а это значит, что останется пройти всего 140! Такая мелочь, черт возьми!

Посетив "сосновый домик", позади автовокзала, с удобством устроился на переднем сиденье минивэна, рядом с водителем, запихнув сумку в багажник и отбросив все проблемы в дальний угол. Теперь от меня ничего не зависит, а значит, и дергаться не имеет смысла.

— А чего с таксерами до Семска не поехал? — Тохтар бросил на меня веселый взгляд, пряча улыбку. — Уже давно бы в город катился…

— Ага. А билеты мне таксеры дадут? Я существо командированное, и, следовательно, подотчетное! — Полупустой "Мерседес" потряхивало на колдобинах, ямах, кочках и прочих прелестях, что называются у нас дорогой.

— У-у-у-у, звери! — Посочувствовал мне водитель. — Это же дорога! Как на ней можно экономить! Случиться может что угодно! Не, не правильно это…

Заложив лихой вираж, "Мерседес" выскочил на встречку, объезжая очередной "противотанковый ров", растянувшийся на три четверти и без того узенькой, дороги.

Пустая дорога, пустые разговоры, пустые остановки и лишь бродящие по степи коровы с овцами, хоть как-то разбавляют пейзаж.

Ничего не поделаешь — июль для степи не самый цветной месяц.

Опустив окно, высунул в него локоть и подставил лицо под упругую струю летящего навстречу воздуха. Горьковатый аромат ковыля, слабый запах бензина от машины и степь по обе стороны, степь и невысокие холмы, покрытые высохшей травой от подножия и до верхушки.

— Дождей совсем мало было. — Тохтар успевал, и рулить, и за мной наблюдать, краем глаза. — Еще чуть-чуть и гореть все будет…

Словно в насмешку над его словами, "Мерседес" влетел в косые струи тяжелого дождя, огромными каплями ударившего по лобовому стеклу, выбивающему пыльные смерчики из придорожной, гравийной отсыпки.

Прекрасней такого дождя — только дождь под заунывный вой проводов. Вой, берущий за душу и продирающий до мозга костей. Вбирающийся тебе под череп и заставляющий крепче сжимать кулаки и стискивать зубы, сильнее налегая на педали.

Забегали, со скрипом, по стеклу дворники, сперва оставляя грязные полосы, а затем вылизывая окна до идеальной чистоты.

Я очень люблю свою сторонушку, как бы не ругался, как бы ее не портили все наши местные "царедворцы", что давно оторвались и от народа, и от законов природы. Мне просторно там, где от человека до человека десятки километров, где наша любая столица за тысячи километров от моего родного, тупикового города, ненавидимого как Севером, так и Югом. Да, наш Восток "красный". Беспредельный и необъяснимый, терпеливый и неповторимый. Смешавший в себе десятки наций, тысячи людей, сотни разных кровей и вероисповеданий. Мы злобивы, но отходчивы. Мы умеем работать хуже проклятых, зарабатывая сущие гроши, отдавая нашей новой столице то дневную, то недельную зарплату.

Оттого и ушел я на вольные хлеба частного предпринимательства, что в моей родной пекарне, за последний год зарплату снова срезали, а отчисления в фонд столичных "недоперестроек" — добавили.

Как говориться, "подфартило" и новенькая, с иголочки, фирма приняла на работу меня, с дипломом мастера-пекаря.

Самое страшное, что произошло за все это время обучения, это первый собранный собственноручно, комп. Потом был второй, десятый… Уже и со счету сбился теперь. Посреди ночи разбуди — соберу, настрою и сдам на руки клиенту. Заберу деньги и снова рухну спать, набираясь сил и мечтая, что спать буду долго-долго.

А что мне еще делать, оставшись снова на горохе?

Словно злой рок дергает меня из стороны в сторону, прикрываясь моей бренной тушкой и выворачивая душу наружу. А по ней, грязными туфельками на шпильке или рубчатыми подошвами фирменных кроссовок, пробегают девушки моей мечты. И пробегают далеко мимо, оставляя меня в сигаретном дыму и кривой улыбке.

Откинув голову на подголовник, заскрежетал зубами: не было там, нафиг, никакого подголовника!

Чуть шею себе не свернул!

Тохтар покачал головой и тяжело вздохнул, ворочая рулем и вполголоса ругаясь на все усиливающийся дождь, застилающий дорогу серебристой пеленой.

Прищурив глаза, принялся фантазировать, представляя, что нас ждет за этим холмиком, за этим поворотом, спуском или подъемом.

Довел себя самого до такой степени, что впереди нас "нарисовался" призрачный двойник "Мерседеса" и так же отвязно запрыгал по ямам, виляя и притормаживая.

Играя в "провидца" представлял, куда именно свернет, спасаясь от бездорожья, наш минивэн.

Пару раз даже угадал, мысленно погладив себя по голове и расплывшись в довольной улыбке.

На очередной бетонной остановке нас поджидала мокрая семейка, состоящая из мамаши с двумя детенышами в возрасте от пяти до восьми лет и не менее мокрой собачонки, с печальными глазами и уныло повисшим хвостом.

— Собаку под сиденья! — Тохтар почесал нос и потянулся, включая вторую печку и направляя струю теплого воздуха в салон. — Грейтесь…

Пропищав поворотником, "Мерседес" вновь выкатился на разбитую дорогу и покатил, жалуясь на подвеску, плохой бензин и не родные запчасти.

Снова под колеса лег мокрый асфальт, а перед нами замаячил видимый только мне фантом микроавтобуса.

Вот чего у меня не отнимешь, к сожалению, это богатого воображения… Жаль, что ни разу за все мои 24 года, это самое воображение не привело ни к чему особо выдающемуся.

Может быть, правы были "классики", написав, что у тех, кто занимается не своим делом, начинают расти волосы в ушах? Я нащупал на кончике уха тонкую волосину и с досады дернул ее изо всех сил, вырывая напрочь.

Зашипел от боли и рассмеялся, одновременно.

Правы классики, пора что-то менять, иначе зарасту сперва ушами, а потом и всем остальным, отращу железный зад и пивной бочонок брюха.

Фантом, опережающий нас метров на тридцать, нелепо подпрыгнул на спуске с горки, встал на два правых колеса и ухнул в кювет, оставив торчать наружу помятый зад.

— Тормози… — Хрипло прокаркал я, уже не понимая, где реальность реальности, а где — фантом.

Первое правило любого профессионально водителя, при слове "тормози" сперва жать на тормоз, а уже потом давать в зубы, если тормозил зря!

Набиравший на спуске скорость автомобиль, две с половинной тонны массы, остановить за мгновение просто не возможно, особенно на мокрой дороге.

Упершись руками в приборную панель, втянул голову в плечи, представляя, что меня ждет…

Сперва "выстрелило" правое переднее колесо, следом — оба задних. "Мерседес" мотнуло, но скорость уже была совсем не та, и Тохтар успел поймать машину, не дав ей завалиться на бок.

Сперва заревели напуганные дети и взвыла дурниной собака, которой наступили на хвост, через пару секунд к вою присоединилась мамаша, вымещая на нас с Тохтаром весь свой испуг и плохое настроение. В длинной фразе, женщина помянула и моих родственников, и родственников водителя и всю родню "Мерседеса", закончив свою речь изящным пассажем о том, что лучше бы во Второй мировой победила Германия.

От греха подальше, выскочил под мелкие капли дождя, неожиданно, по-осеннему холодные и злые. Задрал лицо кверху и закрыл глаза.

Учитывая, что сидел я справа…

Видимо, сегодня у меня второй День Рождения…

На полусогнутых, прошел чуть вперед и заглянул в кювет, куда, по моим расчетам, должен был влететь перевернутый минивэн.

Очень мило…

На дне придорожного овражка притаились перевернутые зубьями вверх, сельхоз инструменты…

Да… Умирать пришлось бы очень больно…

Присев на корточки, вытащил пачку сигарет и взвесил в руке.

Я же хотел хоть что-то изменить?

Так почему, не сейчас? Не сию минуту?

Позади ругался на трех языках, Тохтар, поминая и Аллаха, и Господа Бога, и дорогу. Ну и меня, до кучи…

Правда, меня, все-таки, без матов.

Зеленые кусты в отдалении, понурые облака, которым и самим надоело проливаться на землю холодной влагой и закругленные зубья бороны…

Идиллия!

— Запаски у меня всего две. А я и вовсе — только один — Тохтар аккуратно тронул меня за плечо. — Поможешь?

Можно подумать, что у меня есть выбор!

Пришлось выгружать пассажиров, устраивать навес из полиэтилена и вытаскивать из салона пару сидений, на которых все семейка с удобством и устроилась, поеживаясь от холода и ожидая конца нашей эпопеи.

Пришлось мне и в кювет спуститься, за парой-тройкой тяжеленых камней, что использовали вместо упоров, на всякий случай.

Сменив заднее-левое колесо, занялись передним правым и тут поднялся детский рев — законы природы обмануть еще никому не удавалось, а законы Мерфи и вовсе словно проклятье, что довлеет над человечеством вообще и надо мной лично — в частности!

Уже не понятно, что потребовалось мальцу от собаки, но видимо что-то очень важное, если мамочка не успела отреагировать адекватно, остановить свое чадо, образумить и дать родительского шлепка по пятой точке.

"Важное" было видимо не только для ребенка, но и для пса, взлохматившего свою мокрую шерсть и рыкнувшего изумительно громким басом, на расшалившегося ребенка.

Итог показателен.

Грязные штаны не только снаружи, но и внутри.

Из дополнительных неприятностей — выпавший в раскисшую дорожную грязь гаечный ключ и водитель, от неожиданности подпрыгнувший и встретившийся спиной с незакрытой мною, дверью.

Наблюдая сразу за двумя представлениями, старательно прятал улыбку.

Нет, Тохтару я искренне сочувствовал и даже чувствовал себя несколько виноватым, за не закрытую плотно, дверь. Но вот его смесь украинско-казахско-русских ругательств, просто умиляла своей информативностью, объемами и точностью в описании сложившейся ситуации.

А вот мамашку мне было не жаль. И ребенка ее драгоценного — тем более. Собака, между прочим, друг человека! А с друзьями дружат, а не имеют!

Женщина сверкала глазами, строжилась на собаку, ругала ребенка, но бить его по мокрому и пахнущему заду, все-же не решалась.

— Внизу есть ручей. — Вспомнил я, в какой-то момент представив, что с этим запахом придется ехать всю оставшуюся дорогу. — Неглубокий, но штаны выполоскать хватит.

— А сушить я их, где буду?! — Женщина, видимо с дуру, поперла в атаку на меня, словно это я рявкнул на ее отпрыска, до грязных штанов. — Долго мы еще будем здесь торчать? И вообще, это ты виноват, что мы тут застряли!

Пока я изображал вытащенную на сушу рыбу, за меня заступился водитель, в два слова объяснив, из-за чего мы тут торчим и что могло произойти, не раздайся моего "тормози", вовремя.

Мамаша прониклась, скривила морду лица и трубно сопя, принялась сдирать с мальца мокрые штаны, вываливая их содержимое на обочину, рядом с собой.

— Эту страну спасет только ядерный взрыв… — Пробормотал себе под нос Тохтар, наблюдая за действиями женщины. — Проклятье наше…

Сменив переднее колесо, взялись за самое нудное — снять, разбортовать, заклеить пробой и все по списку, в обратном порядке. Пришлось мне подключаться и доставать из своей сумки любимые отвертки, "перехватывать и держать" стиснув зубы.

Речи о чистоте белой рубашки уже и не шло, да и брюки украсились траурной каймой снизу и до самых колен.

В голове уже билась одна-единственная мечта: забраться в салон и погреться у включенной во всю мочь, печки.

— Что-то больно долго ее нет… — Тохтар покачал головой. — Спустись, поторопи, а? Только…

Мужчина посмотрел внимательно на меня, словно решая можно говорить или не стоит.

— Топор возьми… — Оглоушил он меня известием, видимо решив, что говорить надо сразу все, "на вылет". — Здесь иногда волки озоруют…

Привычно тряхнув рукавом мокрой куртки, продемонстрировал любимую отвертку, длиной почти в тридцать сантиметров, привычно затаренную в рукав, на петельку, именно для нее и пришитую. Район у нас испокон беспокойный, а отверткой в лоб и всего делов-то!

Пожав плечами, мол, дело твое, водитель занялся заплаткой, а я, оскальзываясь по мокрой траве и камням, поспешил спуститься вниз.

У ручья мамаши не оказалось. Ни ниже по течению, ни выше. И девственно чистый берег, без единого следа в мокрой почве. Не было даже моих следов, оставленных в первый раз.

В очередной раз ругая себя последними словами, что не узнал имя попутчицы по несчастью, развернулся в сторону подъема и бессильно сжал зубы. Ну, и скажите мне на милость, как звать человека, если как его звать ты даже понятия не имеешь? Орать "Ау", прикажете? Или: "Эй, Вы куда спрятались"?

Почесав затылок, пришел к нейтральному "Э-ге-гей", которое и озвучил, сперва себе под нос, а потом все громче и громче…

Ласковая тишина и внезапно прекратившийся дождь, были мне ответом.

И если валящийся с неба, тоскливый перезвон дождя уже достал, то вот тишина…

"Интересно, а Тохтар тоже меня не слышит?"

Тихий шорох за мой спиной и скрип сдвинувшегося под ногой камня, заставил развернуться с максимальной скоростью.

Ну, что могу сказать… Волки действительно "озоровали". Точнее, пока я видел только одного волка, но какого-то неправильного. Не похожего на всех тех волков, что я видел в трех зоопарках разных городов. Слишком уж он был серый, слишком здоровый и… Сухой!

И глаза, желтые глаза хищника с человеческим разумом, уставившиеся на меня.

Показав клыки, волк сделал мягкий шаг вперед, и стало понятно, что сдвинувшийся камень, это так, для привлечения внимания и зверь может двигаться легко и бесшумно, завораживающе танцуя на глазах своей жертвы, задурманивая голову и повергая добычу в панический ужас.

"Царь природы", если кто не понял, то это я о себе сейчас, глядя в глаза волку понимал, что никакой он не царь и уж тем более — природы. Ноги вросли в землю. В виски билась кровь.

Я очень боюсь высоты. До потери пульса боюсь высоты.

Но этот волк был намного страшнее.

Качнувшись взад и вперед, словно разминая лапы, волк вновь показал клыки. Белые, клыки. В мой палец длиной.

"Р-р-р-р!" — Волчье горло не предназначено для долгих бесед с едой. Предупредил, что "иду на ты" и пошел!

Легкий прыжок и масса, помноженная на скорость, полетела в мою сторону, подрабатывая хвостом, для ориентации.

Удар в грудь и я лечу в ледяную воду ручья, прикрывая одной рукой горло, другой вцепившись в серую шерсть животного, отталкивая его от себя.

Или прижимая?!

Нет, все-таки отталкивая! Иначе бы мне не поздоровилось встретиться с когтями, раздирающими не только тонкую человеческую кожу, но и шкуру его Высочества лося, а о бараньих я и вовсе предпочитаю помалкивать.

Оттолкнув серого, только и успел, что перекатиться боку на бок по руслу неглубокого ручья и попытался встать.

Ну да, ну да…

Снова легкий прыжок в мою сторону и я на лопатках. Волчьи лапы упираются мне в грудь, а раззявленная пасть приближается к моему, беззащитно раскрытому, горлу.

А вода такая холодная!

А из пасти зверя совсем не тянет неприятным запахом.

Все ниже и ниже опускается острозубая пасть, предвкушая мою горячую кровь и последний хрип.

— Обломайся, тварь… — Тридцать сантиметров инструментальной стали, честной и проверенной во многих заварухах, пролетает под лапой зверя и впиваются снизу в челюсть, ломает тонкую кость и впивается в мозг.

На миг желтые глаза наполняются обидой и непониманием, короткая судорога и когти рвут меня на клочки, превращая одежду в лоскуты, а меня в вопящий от боли кусок мяса.

Точнее, мечтающий о вопле, кусок мяса — туша волка весит словно добрых полтонны, холодный нос ткнулся лоб, прощальным поцелуем, клык распорол щеку и волчья кровь заливает мне лицо, слепит, смешивается с моей кровью и топит меня, вдавливая в ручей.

Еще не веря в собственные силы, в чудесное спасение и лишь отфыркиваясь, пытаюсь скинуть с себя скользкое и мокрое тело, вывернуться из-под него, издать хоть один громкий звук, чтобы привлечь внимание своих попутчиков.

Вечно человеку чего-то не хватает…

Мне вот сейчас совсем не комфортно — сверху тяжелая и горячая звериная масса, заливающая меня своей кровью, а подо мной ледяной ручей.

И ничего хорошего не предвидится.

И кровь волчья, по вкусу такая же, как и человечья. Может чуть солонее, да запах дикого зверя раздирает ноздри приторной вонью мокрой шкуры.

Никогда не любил собак. Они делают из человека мазохиста, заставляя выгуливать себя в шесть утра, маскируясь под прирученных и исполняющих команды.

Кошки намного честнее — они сразу ни во что не ставят человека, давая понять, что хоть ты сто раз разумный, а мышей ловить не умеешь, в темноте не видишь и спать, свернувшись в клубочек, на самом теплом и уютном месте — тебе не дано.

— Ух ты, какую суку завалил! — Хриплый мужской голос с нотками восхищения и странными обертонами, напоминающими голос самого лучшего в мире Шерлока Холмса, вырвал меня из пучины задумчивости. — Храбро. Смело. Впечатляюще. Но, как всегда, глупо.

Волчья масса скатилась с меня, давая легким вожделенный доступ к свежему воздуху, глазам — к бескрайнему небу, затянутому облаками, а сознанию, к тому факту, что говоривший мало напоминает Тохтара.

Высокий, обряженный в странный, лохматый камуфляж, в серой полумаске и темными очками-консервами на резинке, сейчас сдвинутыми высоко на лоб.

И, если из-за правого плеча торчал удивительной формы пластиковый приклад, то вот из-за левого — рукоять длинного меча, назвать который катаной, так и тянулся язык, а здравый смысл отрицательно качал моей головой и цокал языком, крутя у виска всеми указательными пальцами сразу.

— Оп-п-п-па… А это не наш… — Мужчина наклонился ко мне ниже и в его карих глазах заиграли озорные искорки. — Да еще и живой!

— Полу… Живой… — Поправил я мужчину-охотника и попытался хотя бы перевести тело из состояния "лежа в ледяном ручье", на состояние "сидя в ледяном ручье". Очень не удачно, попытался. Пришлось перекатываться на бок, вставать на четвереньки, долго мотать головой и так же, на четвереньках, выбираться на мокрую траву.

И все это под молчание и тихое дыхание охотника, даже и не подумавшего протянуть мне руку помощи.

— Ты, откуда такой пижон выискался?

— От верблюда. Сейчас воды попью и дальше пойду… Пустыню бороздить… — Оттирая с лица волчью кровь, зашипел от боли — зверь располосовал мне щеку почти насквозь, гарантированно добавляя к моей и так не великой красоте, еще и мужественный шрам.

Собака серая!

— Ладно-ладно, не злобись! — Пошел на попятный человек, присаживаясь на корточки напротив меня. — Дай посмотрю.

Спорить не хотелось. И жить тоже особо не хотелось. А хотелось от души завыть, потому что и брюки с рубашкой — в мусорку, и меня самого… Туда же…

— Тебя кто учил, болезный? — Охотник снял с пояса незаметную сумку и вытряхнул из нее сперва кусок белого полиэтилена, расстелил на траве, а затем, начал выставлять на белый квадрат разные пузырьки, ланцет и скальпель. Почесал затылок, взял меня за подбородок и повернул к свету.

— Меня зовут Гуим. — Представился он, открыл один из пузырьков, плеснул себе на ладонь, а с нее — мне на разорванную щеку. — Это тебе за то, что сразу на суку полез, а щенков не грохнул!

Сперва стало холодно, так холодно, что ледяной ручей из которого я только что вылез, показался мне настоящей парной!

Потом в края раны вцепились бесчисленные сонмы мелких паучков и стали стягивать их вместе, скреплять своими тонкими и острыми лапками не хуже швов, накладываемых профессиональной медсестрой.

— Не больно?! — Карие глаза мужчины смешно выпучились. — Парень… Да ты просто кладезь парадоксов, а не ученик сакрасса!

— Так я и не ученик… — Пожал я плечами и осторожно прикоснулся к щеке, опасаясь почувствовать грубые швы или рубцы. — Я пекарь, вообще-то… Спасибо.

Мое "спасибо" поставило Гуима в полный тупик.

Он ворочал бровями, морщил лоб, шевелил носом и ушами, прищуривался, словно решая непосильную для его интеллекта задачу, со многими неизвестными.

— Ага. Пекарь. А такирру забил скалкой. Насмерть. — Он растянул рот в широкой улыбке, демонстрируя отсутствие левого клыка и присутствие четырех стальных, нижних.

— Отверткой. — Поправил я ход его мыслей и попытался встать. — Вытащить, кстати, надо…

Пока я кряхтел, стонал и фыркал, старательно сгибаясь и разгибаясь, изучая подранные брюки и мокрые туфли, охотник, не сводя с меня глаз, осторожно, задним ходом, вернулся к лежащей в воде, волчьей туше. Наблюдая за мной одним глазом, присел рядом с ней, нащупал рукоятку отвертки и потянул на себя, вытаскивая инструмент на божий свет.

Рассмотрел.

Присвистнул.

Пока он все это делал, я успел выпрямиться, сделать глубокий вдох, закашляться от боли и криво усмехнуться. Если нет перелома ребер, то трещины явно присутствуют…

— Удивил, пижон. — Гуим протянул мне очищенную от крови, отвертку. — Может, еще не все для нас пропало, если пекарь таскает с собой отвертку и убивает ей волка-оборотня?

— Я еще и на машинке вышиваю… — Озвучил я кота Матроскина и сам же и улыбнулся старой, как сама жизнь, шутке.

— Даже проверять не хочу. — Передернул плечами Гуим. — Не дай Сталь, и вправду, умеешь!

Сейчас, стоя ровно на своих двоих, я понял, что охотник сантиметров на пять выше меня, на полметра шире в плечах и старше лет эдак на тридцать-сорок.

Пусть еще не старик, но уже близко к этому.

И татуировка, черно-синий узор шириной в четыре пальца, опоясывающий шею, как странный шарф.

— Держи. Твое, по праву. — С этими словами мужчина протянул ладонь, на которой лежали окровавленный волчий зуб и коготь. — Лучше всего их оправлять в серебро. Зуб носить вшитым в шов рубашки, а коготь — под рубашкой. На удачу.

Хмыкнув, сунул трофеи в карман рваных штанов, спрятал отвертку в куртку и развернулся в сторону ждущего на дороге микроавтобуса.

Мне предстояло еще забраться вверх по крутому откосу, объясниться с Тохтаром… А там, глядишь, и до дома доеду…

— Пижон! — Окликнул меня охотник и мне очень захотелось засветить ему рукояткой отвертки в лоб, чтобы сперва имя спрашивал, "зверобой кленов"! — Никогда не береги себя, слышишь? Придет время — свидимся!

Подняв руку, отмахнулся от его пророчества.

Зря размахивал руками: нога сорвалась с мокрого камня, я прокатился вниз по склону, ткнувшись лбом в твердый корень дерева.

Надо мной закружилось ровно 13 звездочек!

Загрузка...