Глава 13

****




У всякого излишества есть две стороны — хорошая и совсем не очень. Жизнь такая штука, гибкая, что когда и какую сторону засветит, знают лишь звезды на небе, да редкие люди, у которых все расписано едва ли не поминутно. Я знаю, я таких людей встречал. С ними даже интересно, пока ты входишь в орбиты их интересов. Едва ты делаешь шаг в сторону, все, ты — обычное пустое место, обращать на которое внимание, с которым здороваться — просто не стоит. Отработанный материал. Они уходят далеко вперед и ты, по первому времени считаешь, что жизнь прошла мимо, отбросив тебя на обочину. Потом мир снова поворачивается и тебе уже самому смешно смотреть, как человек разумный сковывает себя планом посещения достопримечательностей, планами развития и пропускает самую такую малость — яркий солнечный денек, улыбку идущего навстречу человека, первые капли дождя, падающие с летнего неба. Они живут по плану, творят по плану, заводят или не заводят — семьи и тоже — по плану. Все подчинено стратегии развития и холодному расчету.

Наверное, это очень хорошо, жить именно так — по плану, по стратегии, по расчету.

Но, пожалуйста, отныне, такие люди — держитесь от меня как можно дальше.

Мой излишний вес, очень излишний и очень вес, помноженный на характер и терпение, привел к тому, что Канаду мы покидали пешком, собственными ножками, пользуясь артефактом Бена лишь в исключительных случаях.

Я искренне предлагал морпеху поставить подсвечники на нос и корму найденной нами лодки, заставив ее просто плыть, но Аркан посмотрел на меня таким взглядом, что Голлум, с его "прелестью", удавился бы от зависти. Так что, пришлось сперва и на веслах посидеть, и ножками топать, взвалив на себя часть амуниции и припасов. Бен вначале странно дергался, беспокойно поглядывая в мою сторону и ожидая, когда же я запрошу пощады.

Пощады я запросил на третьем километре. А на четвертом сел на попу ровно и с места сдвинулся лишь через два часа, когда сердце перестало стучать на уровне горла и вернулось на свое, отведенное природой, место.

В первый день мы прошли по чащобе леса целых пять километров.

Видя мои мучения, Бен сжалился и устроил привал, плавно переходящий в ночёвку. Он сам собрал сушняк и даже запалил костер, но вот "обедо-ужин" готовил уже я, увидев, чем именно собирается питаться морпех всю оставшуюся дорогу.

Так и потянулись наши дни путешествия, каждый день — на километр больше и на два часа дольше в пути. Или на час — если попадалось подходящее для привала место.

Я потел, откровенно подходя вплотную к потере сознания от обезвоживания, мерзко пах самыми кислыми, вонючими рабочими ботинками, стоявшими в болотной воде не один день и шел следом за Беном, сперва не отрывая взгляда от такой ровной и мягкой почвы, манящей прилечь и отдохнуть. Потом — ненавидяще буравя спину тренированному мужчине, который, не смотря на свой разменянный седьмой десяток годков, ступал по тропинке тихо и легко. На вторую неделю я стал различать птичий щебет, а не постоянный звук бьющейся в ушах, крови.

Башмаки, найденные Беном в "Форте…" не выдержали моего веса и порвались на четвертый или пятый день пути, заставив Бена громко ругаться, меня кайфовать от нежданного отдыха и надеяться на то, что утром мы что-нибудь придумаем.

Не скажу, что придуманному я был рад, но лучше пара камней, прикрученных к подошве, чем подошва в дырочку.

Да и шторы, доложу я вам, совсем не лесная форма одежды: постоянно спадает, цепляется за все ветки и иголки разом, а при приготовлении пищи так и норовит оказаться в котелке, зараза.

Пришлось импровизировать, прорезая дырку для головы и получая на выходе мексиканское пончо. Не такое красивое, что я видел на картинке, но по лесу топать можно, особенно если из остатков сделать себе пояс.

Бен, глядя на меня, качал головой, злился и продолжал вести меня вперед, к границе.

Дважды нас находили Младшие — волки-оборотни и оба раза, им просто не везло. Пользуясь моей тушей, как привязанным к столбику ягненком, жалобно блеющим и отчаянно потеющим от страха, морпех без труда справлялся со свалившейся на нас, серой напастью, отстреливая их со стороны.

Двоих записал на свой счет и я, встретив прямым в лоб тяжелым мачете — одного, а второго просто раздавил, замотав его в штору и придавив, всей своей массой, попрыгав, для верности, на шевелящийся сверток с невысокого камушка, выставив вперед локоть, как это делали рестлеры, в голливудских боевиках.

Бен долго мне припоминал "помятого волка", бинтуя локоть и сопя, как паровоз.

Ну, а что я могу сделать, если восстанавливать это тело, до подобия моего, Того, придется пару лет?! И еще не факт, что у меня получится, ведь это заплыть жиром — дело нехитрое, а вот перегнать жир в мышцу, да поставить мышцу, растянуть и обучить ее — тут пахать придется, спустив не одну сотню потов. Так что, пока, все мои знания — мертвый груз, а умения разбиваются о стенку неповоротливой глыбы. Неповоротливой, но зато очень гибкой. Да и массу, можно и нужно применять с умом, а не как я, решивший сломать сухую ветку, и сдуру, поджавший ноги… Мало того, что по голове отхватил, попортив себе скальп, так еще и осиный рой нашел.

На второй переправе, уже почти на границе, нас наконец-то догнал один из Хозяев и решил взять с налету, словно двух куропаток.

Бен, конечно, накупался до одури, едва не околев от холодной воды и постоянных нырков, от черной летучей мыши, но потом, на другом берегу, прыгал вокруг костра и горланил не хуже индейца. Которых, кстати, мы так ни разу и не встретили.

Вампира я утопил, привычно прижав его крылья к собственной груди и перевернувшись на спину. Масса она такая, если ею правильно распорядиться, мало не покажется даже вампиру. А прокусить мой слой сала, да еще с бинтами, ну-ну, шутить изволите! Конечно, будь водичка теплее, Хозяин бы, может, еще бы и покочевряжился, вырываясь или вообще — обернулся бы, столь любимым голливуду туманом и унес ноги, точнее, рукокрылья. Увы, отсутствие своей собственной, горячей, крови и нормального кровообращения подвело ночного Властелина.

Как ни крути, хоть я уже и второго вампира так топлю, а все равно, испытываю странное, двоякое чувство. С одной стороны и жалко, но себя я люблю больше. Да и топить вампиров, оказывается, даже забавно… Они так смешно издают свое последнее "всхлюп" и становятся тем, чем являются при жизни.

Обычными, бледными, худыми и породистыми, длинноухими эльфами!

А эльфов я ненавижу куда больше, чем даже вампиров!

Оттого и покоится на дне реки труп, с привязанным к поясу, шее и ногам, тяжелым камнем.

На мое рацпредложение, привязать "гольфа" — от двух слов "говняный" и "эльф" — к бревну и спустить вниз по течению, через четыре километра перекатов, пару водопадов и острых камней, торчащих из-под воды, Бен побледнел и отрицательно покачал головой, обозвав меня "невозможным садистом".

Нет, привяжи я Живого Вампира — тогда ладно, садист, не спорю. Но дохлого?!

Так что, придется ракам-рыбкам подождать, пока тушка Хозяина дозреет для их голодных животиков.

На этих словах Бен совсем побледнел и бегать вокруг костра перестал, старательно глубоко дыша.

Блин, морпех, называется! Впечатлительный, хуже ребенка малого!

Так и шли мы, душа в душу.

Бен пыхтел, я — худел, со страхом наблюдая, как превращаюсь в шарпея. Жир, неожиданно быстро переходил в мышцу, а вот кожа, с подобной засадой совершенно не справлялась, гарантируя мне вскорости совсем не слабенькие проблемы. Учитывая, что врачей-косметологов теперь днем с огнем не сыщешь, совсем не слабенькие.

В Грейт-Фолс мне пришлось идти одному, оставив морпеха дожидаться новостей в условленном месте. Ему, с его "сединами", в городе теперь было появляться нельзя — враз сожрут!

Городок мне понравился — чистенький, ухоженный, наполненный обычными людьми, спешащими по обычным делам, здоровающимися, заходящими в работающие магазины и обменивающимися новостями прямо у прилавка.

В противоположность городку, торговец мне не понравился. Не знаю, какой он Алекс Трим, но не опознать в этом гордом носителе орлиного шнобеля, старого армянина, просто невозможно. Будь шнобель чуть помельче, а глазки покрупнее, сказал бы, что еврей, а так — армянин да армянин. Даже если и еврейский, армянин, то и это не страшно. Страшны его бегающие глазки, испуганные и тщательно осматривающие и ощупывающие каждого входящего. От всех грехов подальше, спрятал записку Бена поглубже и старательно прикрыл рукоять отданного мне "на время", кольта, как опознавательного знака, что я от Аркана и доверять мне можно.

Мне — можно. А вот можно ли доверять торговцу?!

Покрутившись возле людей, присмотревшись к товару и подобрав необходимое, дождался, когда за прилавком станет пусто и сделал шаг к торговцу, возившемуся с добром на полках ко мне спиной и делающему вид, что меня не замечает.

Меня — и не замечает. Забавно где-то. Хоть потеть я и перестал, но вот поменять шторы на нечто приличное так и не смог — не предусмотрены магазины и швейные ателье в глухих лесах США и Канады, обезлюдевших и расцветающих истинной дикой природой. Штаны вот, своего теперешнего размера, вроде и присмотрел, обувку по ноге… А то ведь сентябрь красив только днем и только на открытках. Ночью холодно, а если зарядят дожди, то еще и мокро.

Постучав костяшками пальцев по прилавку, обратил на себя внимание и…

Начал импровизировать, отказавшись от нашего с Беном, первоначального плана.

— Чем могу? — Алекс развернулся в мою сторону и состроил самую свою простейшую морду лица, пытаясь одним только взглядом поставить меня на место.

Через пару секунд, торговец отвел глаза, надорвавшись ставить меня на место, своим взглядом.

Весовые категории слишком разные.

— Одежду и обувь на меня. Два комплекта. — Начал перечислять я, полу прикрыв глаза, словно сверяясь с невидимым списком. — Нижнее белье. Теплую одежду. ИРП, с десяток. Два ножа, мачете и два десятка свечей. Карабин и сотню патронов к нему. Все.

— Денег хватит? — Трим чуть наклонился в мою сторону, уперев руки в прилавок и широко улыбаясь. — С такими габаритами…

Вытащив из пришитого изнутри кармана мешочек, бросил его на прилавок, перед торговцем.

Увесистый мешочек, кстати. Оба вампира были просто обвешаны золотыми висюльками, так что мне оставалось их только прихватизировать, да обработать первым попавшимся камнем, до неузнаваемости. Камни, с висюлек, я таскал в другом кармане — их опознать на порядок проще, но и стоят они — на порядок дороже, так что риск оправдан, как ни крути.

Высыпав золотой лом на подстеленную белую ткань, Алекс лишь раздул ноздри от недовольства, перебирая бывшие украшения своими цепкими пальцами.

— Хватит? — Улыбнулся я, приготовившись к всевозможным, неожиданностям.

— Огнестрельное оружие запрещено к продаже, если вы, конечно, не охотник. ИРП, наскребу, а вот со свечами… Вам, какие именно? Парафиновых давно нет, говорю сразу. — Удовлетворенный осмотром, торговец мгновенно подобрел, так и не обратив внимания на точность моего заказа.

— Только охотникам… — Покачал я головой — А, как доказать, что я — охотник?

— Зайдете в ратушу, зарегистрируетесь, получите свою норму добычи и документы. После этого, ко мне. — Алекс начал суетно подбирать запрошенное, складывая все на прилавок, передо мной. — Но, карабинов все равно нет. Да и не было, уже давно.

Цапнув белье и одежду, вопросительно посмотрел на Трима, давая понять, что хочу переодеться.

Ткнув пальцем в клетушку, огороженную фиолетовой тканью, торговец подмигнул.

Клетушка действительно оказалась вполне себе ничего так, примерочной. С зеркалом в человеческий рост, десятком крючков и угловой лавкой, на которой можно было спокойно и вещи разложить и самому устроиться, переобуваясь.

Глядя на себя в зеркало, констатировал простой факт: с бельем и одеждой Алекс не ошибся. Кодовую фразу, о двух десятках свечей, пропустил мимо ушей, а мою информированность о нахождении в продаже ИРП, даже не заметил. И обувь, откровенное "не то".

Переложив оружие и оставшиеся драгоценные камни во внутренний карман тяжелой кожаной куртки, грубой выделки, вышел в зал, оставив свое тряпье на лавочке, внутри.

— Обувь… — Открыл я было рот, но Алекс все и так понял, по моему несчастному виду.

— Да… Обувь не по делу. — Торговец почесал свой орлиный шнобель. — Это вам придется к вниз по улице, прогуляться, до нашего уважаемого Сибатси… Он все сделает, в лучшем виде. И возьмет недорого.

За то время, что я переодевался и крутился перед зеркалом, с усилием удерживая зубы от скрежета, мой заказ оказался уже собран и любовно разложен по всему прилавку, дабы я сам смог убедиться, что обмана нет.

— Мне говорили, что ИРП у вас офицерские… — Я попытался во второй раз передать привет от Бена. — И свечи, точно два десятка?

— Э-э-эх-х-х, "офицерские"… Врут люди. — Не моргнув глазом, "по сожалел", носитель орлиного шнобеля. — Свечи, точно, два десятка, как и просили.

Разглядывая порядочную горку вещей, я мысленно выругался.

— Ну и рюкзак, чтобы все это запихнуть.

Через десять минут, я покинул уютный магазинчик, унося за спиной увесистый рюкзак, переполненный моими вещами, с примотанным поверх него свертком, с моими шторами и направил свои тумбообразные ноги в сторону сапожной мастерской, которую посоветовал владелец "Хеленны".

Пользуясь полученными объяснениями, мастерскую Сибатся искал почти полчаса, мысленно приготовившись вернуться и все высказать торговцу, прямо с порога.

Обошлось. Нарисованный черной краской на кирпичной стене, сапог, я заметил сразу, а вот вывеску, надраенную до блеска, проигнорировал. Если бы не проигнорировал, то ругался бы на целых пять минут меньше…

Сапожника звали И Тай Сибатси.

И кроме него, в мастерской меня поджидал Алекс Трим.

Злее волка и раздраженнее росомахи. Была бы его воля — убил бы, но опять спасли меня наши весовые категории.

Ну и любопытство, разумеется.

Все метания со словесным кодом, Алекс оценил сразу, посмеиваясь в душе над моими шпионскими играми. Оценил он и "Кольт-питон", принадлежащий Бену и мою осведомленность.

Торговец, куда мне… Учится, учится и еще раз учится.

— Бену скажешь, чтобы в городе близко не показывался. Не знаю, что он натворил… Да и знать не хочу! — Торговец поднял руку, останавливая меня. — Здесь такая буча была. Перетрясли всех, все автоматическое — выгребли под расческу. Всех недовольных — выпили и скормили младшим. Искали двоих, и, теперь понятно, кто второй. Так что, будь так добр, еще до заката, замышься так, чтобы и запаха твоего не было. К Бену сейчас не ходи — появишься на улице, все собаки с тебя глаз не спустят. Отсидеться есть где, куда пойти?

— Никуда ходить не надо. — Подал свое голос от машинки, старик Сибатси. — Пусть у меня останется. Будут спрашивать, скажу, что пришел пациент. Поживет пару дней. Да и обувку я ему сделаю.

— Хорошо. — Трим тяжело вздохнул. — "Обвесы", для Бена, как договаривались, я принесу завтра. Гранаты, как и обещал — три штуки. Тебе тоже подберу, за ночь. Все скопом и принесу. И, "кольтом" особо не свети — оружие редкое, найдут — начнут задавать вопросы.

Хмуро попрощавшись, торговец покинул мастерскую и, гордо задрав нос, потопал по залитой солнечным светом улочке. По-моему, этот проныра еще и что-то насвистывал, но сам не слышал, а значит и не было ничего.

— Присаживайся сюда, на лавочку. — Старый китаеза — или все-таки — японец? — приветливо улыбнулся. — Буду мерку снимать. А лечить буду вечером. Вижу, что ты уже обвисаешь…

Сняв мерки, мастер Сибатси пристально уставился в мои глаза, пытаясь найти там нечто, чего у меня и отродясь не водилось.

Ответов.

— Не простой ты человек, прохожий. У тебя глаза, как у крокодила. А хватка и терпение — бульдог позавидует.

— Глупости, мастер. И человек я простой, и глаза у меня зеленые, а хватка и терпение — вполне обычные, человеческие. Не надо меня до уровня животного низводить. — Погрозил я пальцем и честно рассмеялся в ответ на все эти восточные высокоумности. — Не настолько я плохо выгляжу и чувствую себя, чтобы приписывать мне нечто, мне не свойственное.

Сибатси гневно глаза прищурил, а потом не выдержал и рассмеялся, словно открыл я ему истину смешную, запредельно смешную, если судить по его беззвучному смеху.

— На втором этаже, есть свободная комната. Дверь слева. Ужин будет через три часа, по первым сумеркам. — Мастер развернулся ко мне спиной, словно потеряв всяческий интерес к моей персоне, и вернулся к своему анахронизму с педальным приводом…

Время, проведенное в городке, убедило меня в том, что люди есть по обе стороны океана. И люди, в большинстве своем, очень даже и неплохие. Тараканы, конечно, есть, как у того же мастера Сибатси, с чего-то решившего, что я — оживший утопленник, присланный его богами покарать отступников и всех подряд, без разбору. Не знаю, кто из пантеона синтоистских божков отличается такой злобливостью, но встречаться с ним совсем бы не хотелось. По словам мастера, у меня будет долгая жизнь, полная опасностей, потерь и лишений, так любимых любым божеством, что путает человеческий хребет и дубовый ствол дерева, взваливая на человеческие плечи свое видение мира и его устройства.

А еще, мудрец долго качал головой и цокал языком, наблюдая за процессом примерки свежесшитой обувки.

Что скажу… Ошибся мастер-то. На два размера ошибся, превратив симпатичный сапог — в испанский. От расстроенных чувств, следующую пару Сибатси кроил при мне, тут же проверяя выкройки по моим тумбам, загадочно почесывая уши, качая головой сокрушенно и ругаясь шепотом, словно я не слышу.

И пусть общности душ в делах божественных мы не нашли, но вот подправить мне здоровье, за все это время, мастер успел, гарантируя, что кожа теперь будет поспевать за процессом моего похудания, особенно если я не буду этот самый процесс форсировать.

Восточная медицина, если выбросить из нее все божественную тягомотину, вполне эффективна, хоть в большинстве случаев, всего-навсего, использует эффект плацебо, то бишь самовнушения. Ну, а тот, кто знает, что может человек в определенном состоянии, кто знает, как это состояние вызвать, называют себя громкими титулами и навешивают десятки медалей себе на грудь, спину и то место, что ниже.

Сибатси оказался не исключением. Не в том, что навешал себе титулов, а в том, что знал, как вызвать нужное состояние. Да и травами старик пользовался совершенно свободно, заваривая совершенно потрясающие чаи и делая отчаянно вонючие растирания, от которых кожа краснела, зуделась и съеживалась прямо на глазах, подчеркивая все оставшиеся отложения пищевого излишества, неподвижности и лени.

Вместо "пары суток", в городе провел неделю, дважды вместе с мастером Сибатси уходя в лесок, за "сбором трав" и "единением с природой". Заодно и Бену все передал, успокоил и обрадовал своим цветущим видом.

И вот теперь, сидим мы на его прекрасном острове, в Тмутаракани, и любуемся рабочим радаром, ярко-красным, закатным солнцем и в ужасе ждем очередной ночи, наполненной шумом льющегося стеной дождя, завывания ветра и бьющихся о недалекие камни, волн, злых и обиженных на то, что берег им так и не поддается, оставаясь неприступным, как сердце трезвой красавицы.

Сам перелет оставлю, что называется, за скобками — пришлось устроить целый челночный бег, чтобы перевезти на остров сперва меня, потом все наши припасы. Заготовили промежуточные тайники, два десятка свеч не хватило и пришлось закупать еще сотню. Везде одни траты и нервы, нервы, нервы. От нервотрепки, мы с Беном пару раз крупно повздорили и я на полном серьезе собрался уйти в "одиночное плаванье", благо, что и оружие появилось и одеждой разжился. Старик Сибатси приглашал и вовсе остаться до марта-апреля следующего года, гарантируя, что я за это время стану крепким, как дубок. Надеюсь, он имел в виду здоровье, а не умственные способности, за которые я стал опасаться, выслушивая длиннейшие восточные премудрости, совершенно не входящие в мой, насквозь прагматичный, мозг психолога.

"Ковер-самолет" отказался мне подчиняться, я и шкатулку-то, его содержавшую, не смог открыть, не говоря уж о том, что свечи, установленные мной в подсвечники, гореть совершенно не желали, а команды руками артефакт игнорировал, словно не замечая меня в упор.

Бен ругался, плевал ядом, уговаривал и меня, и артефакт подружиться, найти общие точки, но вместо этого — глухая стена с обеих сторон.

Всегда подозревал, что в магии я, совершеннейший ноль! А тут такое ясное и понятное подтверждение!

Только странное чувство, что артефакт остался доволен моей "магической" неполноценностью, очень сильно мешало мне спать, нарезать круги по расквашенному дождями острову и до потери сознания работать на полосе препятствий "Форта-демократ", восстанавливая физические данные.

А со вчерашней ночи и вовсе началась чертовщина, оставившая на столе, в общей гостиной, бутылку десятилетнего вискаря, с ярко-красной ленточкой-бантиком, мокрые следы на дорожке и чернючий засос, на шее Бена!

Домик падре Антония, с любовью вылизанный "Стеклом" в первое посещение, по-моему, таил еще какие-то секреты, вроде звуконепроницаемых стен или чего похлеще. Тем более что мне досталась "половинка" бывшего контрразведчика, а от этой братии можно ожидать чего угодно. Знаю я эту братию, неоднократно встречался, на свою голову. По долгу службы, а иногда и во вне служебное время…

Выпустив синеватое облачко сигарного дыма, Бен сокрушенно покрутил головой, потянулся, хрустнув суставами, и потянулся за бутылкой, рассматривая ее так, будто она вот-вот взорвется. Или бросится на него, не хуже волка-оборотня.

— Бен. — Окликнул я морпеха, возвращая в реальность. — А ты радар весь обшарил? Может, там персонал остался? Вот и оголодали, девушки. Попользовались-попользовались, да и отблагодарили тебя, за славно проведенную ночь!

Аркан сперва покраснел, потом побледнел, запыхтел, скрывая свое лицо за клубами вонючего дыма.

— Не работали на радаре девушки. — Вздохнул он. — В баре, в веселом доме — работали. А на радаре — нет. Да и не было такого здорового. Этот — цельнолитой, даже двери нет. Бетонный саркофаг, монолит! У нас стояла пара мобильных, остальное наблюдение шло по спутнику. А на мобильных, работали мужики… Так что, не пошел бы ты, со своими предположениями…

Свернув пробку, Бен сделал большой глоток и с удовольствием выдохнул, блаженно закрыв глаза.

— Хор-р-р-рошо пошла, родная!

— Бен, это — виски! Мужской род, между прочим! — Поддел я, расслабившегося мужчину.

— Это — выпивка, Олег. — Бен хитро открыл один глаз. — А раз выпивка, значит — она! Будешь?

— Ты еще у солнца спроси, будет ли оно завтра светить! — Я принял квадратную бутылку и сделал хороший глоток, прямо из горла.

И вправду, хорошо пошла, родимая!

Не знаю, с чего мне так везет на хороших людей, но вот везет и все тут!

Может быть и вправду, не совсем я пропащий, раз рядом со мной, раз за разом, из года в год, появляются люди, с которыми можно вот так вот, незатейливо, "раздавить" литр вискаря, без закуски и без длительных нотаций и нравоучений, из горла, не культурно и вульгарно. Принять на грудь, а утром, плечом к плечу, прийти на прием к врачу и бодро отрапортовать, старательно дыша в сторону, что к несению службы готов. Или и вовсе — долго сидеть на берегу мелеющей реки и потягивать слабенький оперитивчик, кормя комаров и болтая ни о чем, с двумя совершенно потрясающими девушками, от которых тебе никогда и ничего не будет надо, кроме их дружеского смеха, да внимания, хотя бы раз в год — на день рождения.

Где все эти годы теперь?

— Не задерживай посуду! — Потребовал Бен, протянув руку за бутылкой. — О чем задумался? О бабах, небось?

— О женщинах, Бен. О женщинах. — Я вернул бутылку. — О потрясающих женщинах…

— И что, много их у тебя было? — Я поймал искренне заинтересованный взгляд, на удивление без следа сальности или издевки. — Или секрет?

— Одной руки хватит, Аркан… — Внезапно честно признался я, любуясь облаками, быстро растущими и налитыми тяжелыми, дождевыми каплями. — Одной — хватит. Зато и память — навсегда.

— Дурак ты, Олег. Одно слово — "русский". — Бен помрачнел так, словно сказал я что-то настолько удивительное, чего никогда в его жизни не случалось.

А, может быть, действительно — не случалось?

Ведь бывает же так в жизни мужчины, что вроде и есть они, женщины, а словно и не было, и нет. И вспомнить, в подходящий момент, просто некого, оставаясь наедине с пустотой внутри самого себя.

Так и спиваемся. Так и уходим, кто в драке, кто в адреналине, а кто и в наркоте любого типа.

— Сволочь ты, Бен! — Ответил я "любезностью на любезность". — Юсовец, недорезанный! Прагматик и…

— Слышишь, как бьются волны? — Сидящий рядом со мной "заслуженный пенсионер базы "Форт-Демократ"", поднял руку, с зажатой в ней бутылкой, призывая меня умолкнуть. — Как свистит ветер и трещат в камине за нашими спинами, дрова? Такие простые звуки. Такие простые, что поменять их на что-то другое, даже и не кажется потерей, так, всего лишь звуки. А потом, ты слышишь их вновь и понимаешь, что поменял вечность, свободу и право выбора, на долги. На долги по кредитам. Долги по отношениям. Долги по чувствам. А от долгов — устаешь. Очень устаешь, Олег. И с радостью меняешь их на что-то простое. На семейное застолье. На встречу с одноклассниками. На воспоминания… На звук голоса…

Бен с отчаяньем присосался к бутылке, уже и сам, сожалея о начатом разговоре.

Ему не хватало слов.

А мне — не хватало прожитых лет, чтобы понять его.

Только старая старуха Тоска точно знала, где навалиться на наши плечи, подло подсунув бутылку крепкого виски и закат, в полгоризонта.

— Счастливый ты, Олег. — Бен поставил бутылку на дощатый пол, и принялся раскуривать, погасшую было, сигару. — Есть тебе, что вспомнить. Есть с чем сравнить. И к чему стремиться — тоже есть.

— Романтик ты, Бенджамин Аркан. — Услышали мы со стороны посторонний голос, искаженный динамиком стереосистемы, приткнувшейся в покоях падре и не выброшенной до сих пор лишь потому, что принадлежала, как говорил Бен, хорошему человеку. — Романтик и авантюрист. Зубодробительная смесь.

— Ага. Значит, на радаре кто-то все же работает! — Вырвалось у меня помимо воли. — И голос, однозначно — женский! Не знаю, собутыльник, завидовать тебе сегодня или приносить свои соболезнования…

— Знаешь Олег, что меня злит больше всего, в моей жизни? — Бен отбросил сигару в пепельницу и замер, ожидая моего вопроса.

Пришлось покачать головой и вопросительно вскинуть бровь.

— Каждый раз, когда я хочу поговорить по душам, появляется женщина!

— Ой, бедненький "морячок"! — Начал я придурашливым голосом. — Ни подраться ему, ни поплакаться… Вечно бабы мешаются!

— Женщины! — Бен поднял указательный палец вверх, поправляя меня. — Сам сказал — Женщины!

Загрузка...