Красное бикини и черные чулки

ГЛАВА 12

— Ничего себе! — присвистнула Жанка, едва мы очутились в коридоре. — Ну просто чудны дела твои, господи!

— Честно говоря, я тоже не ожидала такого поворота, — рассеянно пробормотала я. — Уже думала: а ну его к черту, напишу заявление, и дело с концом.

— А вот с тремя днями ты погорячилась! — окрысилась на меня Жанка. — Кто тебя за язык тянул? Ну хоть бы неделю попросила! У нас вон сколько дел. Вице этого на чистую воду вывести, Порфирия освободить!

Я поспешила отрезвить ее:

— Между прочим, Порфирия твоего я освобождать не нанималась. У меня планы поскромнее — выяснить, какая сволочь присылает мне подарочки и не является ли эта сволочь искомым маньяком. А твой Порфирий, извини, тут сбоку припеку.

— Ну хорошо-хорошо, — обиженно засопела Жанка, — я понимаю, что тебе на него наплевать, но как же справедливость?

Ну вот, полюбуйтесь на эту дуреху. До чего же некоторые любят щеголять высокими и, заметьте, совершенно абстрактными понятиями, как-то: справедливость, гуманизм, права человека! Так и хочется подкатить трибуну.

Хвала всевышнему, у меня и в этот раз хватило мозгов, чтобы не ввязываться в дискуссию о справедливости. Более, того, я предприняла решительные шаги к тому, чтобы незамедлительно вернуть эту защитницу униженных и оскорбленных на грешную землю.

— Короче, так, — отрезала я, — либо мы действуем, либо размазываем сопли. Одно из двух.

— Действуем, действуем, — моментально пришла в себя Жанка.

— Тогда пора браться за секретаршу. Потому что уже без пятнадцати шесть, и мы можем ее упустить.

— Да я разве против? — затарахтела Жанка. — Я же совсем не против. Я же двумя руками «за».

После чего мы быстренько собрали свои вещички, погрузились в мою многострадальную «Варвару» с расквашенным носом и покатили к местному «Белому дому». Благо он, как и полагается, расположен в центре, и чтобы до него добраться, не нужно колесить по заваленным снегом переулкам с более чем серьезным риском застрять до весны в первом же сугробе.

А у «Белого дома» площадь и стоянка любо-дорого посмотреть, словно языком вылизаны. Такое впечатление, что на этом пятачке сконцентрировались все городские дворники вместе с приданной им техникой. А голубые елочки по периметру эстетически дополняют эту ласкающую взор картину. Ну не знаю, как там у них в Голландии, может, и почище, а для нашей Тьмутаракани уж куда благолепнее.

— Пойди-ка, посмотри, на месте она или уже слиняла. Вдруг шеф ее сегодня пораньше отпустил, — распорядилась я, припарковавшись у самой пушистой елочки.

Жанка послушно выбралась из машины и заковыляла к «Белому дому». Вернулась быстро, минут через пять, и доложила:

— Там она, там. Сидит в приемной и трепется по телефону.

— Хорошо, подождем, — кивнула я. — Надеюсь, она там не до глубокой ночи застрянет. Вот только где ты будешь ее обрабатывать? На улице холодно. В машине тоже не выйдет, поскольку я участвую в этом мероприятии только в качестве наблюдателя. По крайней мере до поры до времени.

— Можно в кафешку зайти. — Жанка показала на скромно притулившуюся за елками стекляшку. — Приличное заведение. Никакой выпивки, только кофе и пирожные. Кстати, эклеры там — пальчики оближешь.

Кто бы сомневался! Уж по части эклеров и прочих кондитерских вывертов Жанке просто нет равных. Она поглощает их буквально в промышленных объемах, что в конечном итоге и сказывается на ее экстерьере.

— О! О! — Жанка так запрыгала на сиденье, что чуть не перевернула машину. — Он! Вице!

Я прильнула к лобовому стеклу и увидела лысоватого типа среднего роста и среднего же телосложения, без шапки и в распахнутой куртке. Тип этот с самым целеустремленным видом усаживался в бежевую «Ауди». Личность его мне сразу показалась знакомой, и в этом не было ничего удивительного. Как-никак по долгу службы мне приходилось бывать на всяческих помпезных мероприятиях, вроде дня города или закладки камня на месте будущего биосортира на пятьдесят посадочных мест, а там такого сброда пруд пруди. Начальство любит быть на виду.

— Ну, значит, скоро и наша козочка копытцами зацокает. Вслед за шефом, — обронила Жанка.

«Козочка» действительно возникла на горизонте сразу после того, как «Ауди» с Вице на заднем сиденье бодро рванула с места. Я тут же узнала неказистую фигурку секретарши, поскольку имела хорошую возможность рассмотреть ее, пока она лаялась в «Мимозе» с продавщицей.

— Вижу объект! — информировала я Жанку.

— На зрение не жалуюсь, — сквозь зубы процедила она в ответ и, по-старушечьи покряхтывая, выбралась из машины.

Последовавшие вслед за этим драматические события показали, что у Жанки и впрямь было гораздо больше оснований жаловаться на голову, чем на зрение. Уверена, вы присоединились бы к моему мнению, имея возможность наблюдать следующую сцену.

Сначала Жанка бесцеремонно схватила бедную пигалицу за рукав и потянула за собой. Та — и в этом не было ничего сверхъестественного — сказала ей какое-то короткое отрывистое слово, судя по артикуляции, непечатное, после чего стала очень даже бодро улепетывать. Жанка бросилась за ней, смешно вихляя задницей. Догнала и надежно припечатала к бетонной стене «Белого дома». Секретарша не будь дура принялась отбиваться и орать дурным голосом, а я поняла, что мне пора остановить эту корриду, пока Жанка не загремела на пятнадцать суток за хулиганство.

Не подоспей я вовремя, разъяренная Жанка просто-напросто размазала бы несчастную по стене. Я даже вспотела, оттаскивая ее в сторону. А секретарша смотрела на нас с ужасом, судорожно прижимая к груди сумочку.

— Нет, ты только прикинь: она меня послала! — кипятилась Жанка, красная от возмущения. — Даже разговаривать не хочет. Какая важная!

— Успокойся, пожалуйста, успокойся, — внушала я Жанке тоном психотерапевта-самоучки. — На нас люди смотрят.

Тут я немного привирала. Людей поблизости пока что не было, но парадное крыльцо было буквально в двух шагах и на него в любой момент мог выйти покурить вооруженный охранник с вахты.

— А чего она! — не унималась Жанка. — Как будто я не знаю, что она там прячет! — С этими словами она попыталась выдернуть сумочку из миниатюрных секретаршиных лапок и наверняка бы вырвала, не будь меня. Но чего мне стоило ей воспрепятствовать! Даже в спине что-то хрустнуло. Вдруг эта корова мне ребро сломала!

— У тебя в сумке красное белье! — бесновалась Жанка. — И знаешь, чье оно? Не твое, нет! Это твой шеф тебя заставлял его покупать! А хочешь скажу, для кого?

— Заткнись! — рявкнула я.

Однако процесс зашел слишком далеко, и остановить Жанку было уже невозможно. Ну разве что с помощью асфальтоукладчика.

— Эти тряпки предназначались для Ольги Пахомовой, убитой в начале недели! — истошно голосила Жанка. — Ее, между прочим, нашли в таких же! А под подозрение попал совершенно другой человек! Невинный!

Лебединая Жанкина песнь закончилась тем, чем и должна была закончиться. Секретарша, воспользовавшись суматохой, незамедлительно сделала ноги и, уже оказавшись на относительно безопасном расстоянии, выложила все, что думает о нас. Ну Жанке-то, положим, досталось за дело, а мне, как всегда, за компанию.

— Ну что, довольна? — осведомилась я у Жанки, когда секретарши и след простыл.

— А чего она? Ты бы слышала, чего она мне сказала!

— Слышала-слышала, — прошипела я. — Радуйся еще, что она милицию не вызвала!

Уже в машине Жанка начала страдать. Проклинать себя за горячность и предпринимать активные попытки порыдать на моем дружеском плече. От ее нытья у меня даже зуб разболелся.

— Ну вот, — сипела она, как удавленница, — теперь я уже ничем не могу ему помочь! Ничем!

Я еще ее утешала, как будто мне больше заняться нечем было:

— Почему же ничем? Найми ему хорошего адвоката, и он, как теперь принято выражаться, развалит дело в суде. Насколько я понимаю, у них нет прямых доказательств, что твой маринист убил Пахомиху. Опять же алиби ты ему обеспечила.

— Да-а… — белугой ревела Жанка. — Ты хочешь, чтобы он в СИЗО до суда мариновался?

Мне пришло на ум, что маринованный маринист звучит как каламбур, но озвучивать эту мысль я не стала. Во избежание очередного истерического припадка с Жанкиной стороны.

— …Они же его там затравят, — убивалась меж тем Жанка, — заставят подписать признательные показания… Еще, не дай бог, туберкулез заработает, а у него и так здоровье слабое…

— Тогда все, что тебе остается, это снабжать его свежими фруктами, — констатировала я. — На фрукты же, как известно, деньги нужны, а если ты будешь целыми днями изводиться, Краснопольский попрет тебя с работы.

Жанка затихла, ну разве что всхлипывала время от времени. А потом попросилась:

— Можно я у тебя переночую?

Я скрепя сердце согласилась, при том что именно сегодня мне меньше всего хотелось выступать в роли утешительницы скорбящих. Да еще скорбящих так шумно, как это любит делать Жанка.

Разумеется, вечер она мне испортила. Рыдать не рыдала, но зудела непрерывно. Все по маринисту тосковала. Послушать ее, так он просто гений чистой красоты, а не мазила средней руки. Леонардо да Винчи, никак не меньше. Поведала, сколько раз он пытался писать ее с натуры, но так и не намалевал ничего путного.

Мне все это до смерти надоело, и я предложила Жанке выпить коньяку. Она не возражала. Прихлопнула рюмашечку под лимончик и другую запросила. После второй перестала хлюпать носом и неожиданно настроилась на философский лад.

— Нет, ну что за жизнь такая собачья, — рассуждала Жанка, обсасывая лимонную корку. — Ну вся заграница твердит в одно горло, что русские бабы самые лучшие, а вот на исторической родине они почему-то спросом не пользуются. Вот почему так, объясни?

— Спроси у Яндекса, — традиционно отослала я Жанку. Я и в самом деле не знала, что ей сказать. И вообще, разве у риторических вопросов бывают ответы? А Жанкин как раз из их числа. Из той же серии, что и «Есть ли жизнь на Марсе?» или «В чем смысл жизни?», к примеру. Некоторые, впрочем, рискуют отвечать и на такие, без всякого зазрения пуская в ход провонявшие нафталином формулировки. Терпеть не могу эту породу с универсальным шаблоном за пазухой, ну просто на дух не выношу!

После третьей рюмашки Жанку сморил здоровый сон, и я постелила ей на диване. Сама же удовольствовалась крайне неудобным раскладным креслом. Честно говоря, я бы с удовольствием уступила его Жанке, но вряд ли она в нем поместилась бы с ее-то габаритами.

Утро выдалось туманным и седым. Не в прямом смысле, конечно, а в фигуральном. Сильно пострадавший при столкновении с «Мерседесом» передний бампер моей «десятки» от мороза весь пошел трещинами и грозил отвалиться к чертям собачьим при первом же удобном случае. Я не придумала ничего лучше, чем прикрутить его проволокой.

Пока я возилась с машиной, Жанка топталась рядом, громко зевала и жаловалась на изжогу. Коньяк мой ей, видите ли, не впрок, а как эклеры центнерами трескать — так хоть бы что! Мне же было тошно от того, что я до сих пор не нашла денег на ремонт «Мерседеса». Этот «новый русский», убей бог, не помню, как там его, может свалиться на мою голову в любой момент, а что я ему скажу?

С работы позвоню в банк Дроздовскому, дала я себе честное благородное слово, в десять он всегда на месте. И что бы вы думали, опять не выполнила обещанного! Не до того было. Ибо меня в очередной раз подхватил стремительный и мутный водоворот событий. И подхватил буквально на ступеньках Дома радио. Дежурный на проходной известил меня об этом самым обычным, ничего такого не предвещающим тоном:

— Вам тут конверт передали.

Как водится, я поблагодарила и сунула послание в карман пальто. А чего удивительного, обычная практика, неутомимые деятели типа небезызвестного вам Мелкого Пакостника то и дело присылают на телевидение цидули с завиральными идеями.

Уже в лифте я надорвала конверт, чем несказанно напугала Жанку.

— Ты что? — задергалась она. — А вдруг сибирская язва?

Ага, вот только сибирской язвы мне еще не присылали!

А в конверте оказалась фотография. Обычная, сделанная пластмассовой мыльницей, ну, из тех, на которых глаза получаются красными, как у кролика. Наверное, мои такими же стали, если Жанка со словами «Что там у тебя?» навалилась на меня всей своей массой. Фотография выскользнула из моих рук, плавно, как при замедленной съемке, спланировала на затоптанный линолеум.

Лифт успел остановиться на четвертом этаже, немного подождать и снова пойти вниз, в то время как мы с Жанкой, раззявив рты, тупо пялились на снимок из конверта, на котором Пахомиха в красном бикини и черных чулках нежилась в объятиях лысоватого типа с наглой физиономией, широко известного в народе в качестве вице-мэра нашего гнусненького городишки.