Критика политики и реформ Петра I

Петр I и Православная Церковь

«Петр I объявил себя главою церкви, уничтожив патриаршество как опасное для самодержавия неограниченного. Если государь председательствует там, где заседают главные сановники церкви, если он судит их или награждает мирскими почестями и выгодами, то церковь подчиняется мирской власти и теряет свой характер священный; усердие к ней слабеет, а с ним и вера, а с ослаблением веры государь лишается способа владеть сердцами народа в случаях чрезвычайных, где нужно все забыть, все оставить для Отечества, и где пастырь душ может обещать в награду один венец мученический».[6]

Дорогостоящие Азовские походы и начавшаяся вскоре Северная война опустошили русскую казну. Это дало Петру финансовый повод к пересмотру отношений государства и Церкви. Соблазн был велик: земли и мирские богатства Церкви преумножались в течение веков. Последним из русских царей, кто смотрел на Церковь как на свою вотчину, был Иван Грозный. Но теперь вопрос о переделе церковных земель и имущества возник сразу же после смерти в 1700г. последнего Святейшего досинодального периода – патриарха Адриана. Уже через несколько дней после его кончины «прибыльщик» Алексей Курбатов донес царю, что патриаршими доходами распоряжаются «неисправно».

Изъятие церковных земель в государственный земельный фонд (секуляризация) продолжалось более полувека – с 1701 по 1764 г. Основной внешней причиной этого была необходимость увеличения государственных доходов, основным аргументом было «нерачительное» ведение монастырского хозяйства.

Но даже вспомнив любой исторический роман советского времени или такой же кинофильм, мы встретим расхожий сюжет: в «голодный год» светская власть обращается к монастырям с просьбой открыть для голодающих монастырские подвалы. Согласитесь, полные закрома как-то не слишком увязываются с разговором о «нерачительности». «Лакомый кусок» представляли собой и монастырские крестьяне, которых к началу XVIII века насчитывалось более 700 тыс. душ мужского пола. Даже за вычетом опытных ремесленников и мастеровых, необходимых для петровских «новостроек», оставалась еще достаточная «человеческая масса», позволявшая возместить потери в военных авантюрах и строительных «прожектах» Петра.

По указу 1701 года без царского разрешения нельзя было основывать новые монастыри и скиты. Для военных и гражданских нужд использовались церковные здания, отбирались хлебные и денежные запасы, серебряная посуда, драгоценные привески к иконам. В 1705 г. установленное хлебное содержание монахам составляло 5 четвертей хлеба в год, но и этого большинство монастырей не получало. Безрезультатными оставались многочисленные просьбы к Монастырскому приказу о выдаче денег на ремонт обветшавших зданий. Монахи вынуждены были нищенствовать, или уходить из монастырей «на заработки» для себя и монастырской братии. Затем эти меры были еще более ужесточены. Монахи обязывались не уходить самочинно из монастыря, было ограничено общение монашествующих с мирскими, в кельях запрещалось писать письма, широко применялось строгое тюремное заключение и телесные наказания за проступки.

Печально, но поучительно (как иллюстрация к вопросу о совершенствовании «разъяснительной» политики государства) звучат, таким образом, слова царского указа от 30 декабря 1701 года. Этот указ объявлял, что меры эти приняты «не ради разорения монастырей, но ради лучшего исполнения монашеского обещания» (подчеркнуто мной – А.Ч.). Скажите, вам подобная стилистика ничего не напоминает?

Но Петр не останавливается на этом. В 1704 году он организовывает драгунский полк, состоящий из монастырских служителей и светских людей, которые занимали, в основном, командные посты. Этот полк полностью содержался за счет Церкви: для уплаты жалования, покупки лошадей и фуража духовенство облагалось особым сбором.

Вскоре устанавливается «штат», «обслуживающий» церковь. На церковь одного прихода (обычно 100 - 150 дворов) полагалось по одному священнику, диакону и пономарю. «Трехприходной» церкви (более 300 дворов) давалось право содержать еще двух диаконов. Штат кафедрального собора состоял из И человек.

Среди тех, кто противостоял этой политике, находился и местоблюститель Патриаршего престола митрополит рязанский Стефан (Яворский). Он явно и тайно поддерживал установившиеся от первых митрополитов московских порядки.

Необходимо подчеркнуть, что, говоря о состоянии Православной Церкви во времена Петра, мы умышленно не будем касаться материального положения тех иерархов Церкви, которые были приближены к императору и обласканы им за «преданное служение»: архиепископа холмогорского Афанасия, митрополита казанского Тихона, епископа новгородского Феодосия (Яновского) и других. Последний исходатайствовал даже право забирать в Александро-Невский монастырь Санкт-Петербурга келейные вещи и деньги умерших архиереев из всех епархий.(26) Кроме того, по специальному указу 1715 года архимандриты в монастыри могли поставляться лишь из монахов Александро-Невского монастыря.

Отдельной фигурой в этом ряду стоит епископ псковский Феофан (Прокопович). Многие его сочинения написаны по указанию Петра и им же редактировались. Он также принимал участие и в создании проекта Духовного регламента. Здесь и сейчас мы не будем обсуждать и, тем более, осуждать этого человека, обратим внимание лишь на один факт его биографии: епископ Феофан обучался в римской иезуитской школе.

Получивший 25 января 1721 года силу закона, Духовный регламент утвердил создание Священного Синода, заменившего собой патриаршество. Регламент откровенно называет причину упразднения патриаршества: простой народ не должен при виде того уважения, которым неизменно окружен патриарх, думать, что «то второй государь, самодержцу равносильный или и больше его, и что духовный чин есть другое и лучшее Государство». Была установлена должность обер-прокурора Синода, который возглавлял аппарат наблюдения за духовенством (и не только за ним) на местах. Лица, составившие этот аппарат, получили официальное название инквизиторов.

Первым президентом Синода был назначен митрополит Стефан (Яворский), вице-президентами же и советниками – ярые сторонники реформ Петра из числа светских лиц и духовенства. Таким образом, владыка Стефан остался в одиночестве, и влиять на происходящее уже не мог, хотя и не переставал открыто высказывать свое неодобрение многими решениями Синода.

А положения Духовного регламента уже повсеместно принимали форму приказа. По одному из положений священник обязывался доносить «где надлежит» об открытых на исповеди совершенных и замышляемых преступлениях, особенно тех, которые являются «политическими», то есть противоречат «реформам» Петра. Здесь необходимо подчеркнуть, что, согласно Закону Божию, исповедь является одним из семи Священных Таинств, и тайна исповеди не может быть разглашена. Таким образом, Петр и его приспешники осмелились взять на себя права Бога.

Кроме того, Регламентом запрещались домашние богослужения и использование для этого «безместных» священников, которых, в силу общего обнищания Церкви, оказалось очень много. В Высочайшем указе от 22 февраля 1722 г. на имя Святейшего Синода в частности говорится: «Чтобы в Москве и в городах из монастырей и приходских местных церквей ни с какими образами к местным жителям в домы отнюдь не ходить... Смотреть, чтобы с образами по Москве, по городам и уездам для собирания на церковь или на церковное строение отнюдь не ходили. А кто будет ходить, тех брать». В отношении монашества Регламент и Прибавление к нему запрещали принимать в монахи людей моложе 30 лет. Это и понятно, ведь молодого человека еще можно рекрутировать (то есть «призвать в армию») и дать ему возможность погибнуть за государя.

Но «рационализация» касалась и высшей духовной сферы. Нельзя не упомянуть о том, что епископ Феофан (Прокопович), в одном из своих богословских трактатов говорил о том, что самостоятельно дошел до мысли о необходимости истолкования и исследования Священного Писания и, что «в Священном Писании нечто написано шатко, двусмысленно, темно и не необходимо».

В отношении к религии Петр вновь демонстрирует болезненную раздвоенность слов и дел. На словах он показывал себя ревнителем православия – но преспокойно принимал в Англии причастие по англиканскому образцу, а в Германии перед памятником Лютеру произнес хвалебную речь в честь «сего великого пастыря».

Именно это мы видим в начале XVIII века. По воинскому уставу 1716 года за всякое «богохульство» (рассматриваемое в более чем широком плане) полагалась мучительная казнь. Признания от обвиняемых утвержденные Петром инквизиторы (обратите внимание еще раз на точный исторический термин) получали обычно на дыбе. Подати со старообрядцев было приказано взимать в двойном размере. Это еще раз показывает истинную причину участия Петра в «спасении Православия от ереси «старой веры»» – деньги нужны были государю. Видимо, на «ассамблеи» и «огненные потехи» средств не хватало. Кстати, к 1722 году был утвержден уже не двойной, а четвертной подушный оклад для старообрядцев. Ввиду большого числа неплательщиков было предписано, чтобы отказавшиеся внести деньги после «правежа» (телесного наказания, сопровождавшегося изъятием всего имущества) отсылались «в работу» – мужчины на галеры, а женщины – в прядильные дома (ткать парусину для кораблей). Вот как утверждалась «мощь Российского Флота».

Можно предположить, что малая толика средств от этих «экзекуций» должна была бы доставаться и Церкви. Но нет: среди духовенства продолжал идти процесс обнищания. Регламентация содержания приходского духовенства не была проведена. В селах служители церкви обычно занимались земледелием наравне с крестьянами. «Сельские попы питаются своею работою, и ничем от пахотных мужиков неотменны». Налоги взимались с них теми же способами, что и с простого народа.

В то же время продолжал свои потехи «всепьянейший собор». Тот самый, где были шутовские фигуры «патриархов», «кардиналов», «епископов», «архимандритов», «попов и дьяконов» – около 200 человек. «Патриархом» считался воспитатель Петра – Зотов.

Доходило до того, что священников (!) забавы ради заставляли по всем правилам венчать в церквах шута с вдовой или карлика с карлицей. Публичное святотатство, когда при шутовском «освящении храма бога Вакха во дворце Лефорта» народ крестили табачными трубками, связанными в виде креста, ужаснуло даже чуждого православию иностранца, немца-лютеранина Иоганна Корба...

Вот что пишет об этих забавах современный богослов протоиерей Лев Лебедев: «Это то же двойничество. Петр и его приближенные – оборотни; в обычное время они те, кто они есть, в часы потех они как бы надевают маски... подобные потехи имеют демоническое происхождение. Это подражание бесам, любящим принимать на себя образы различных людей или животных... люди очень точно узнали и почувствовали ДУХ петровских нововведений, определив его как дух АНТИХРИСТОВ».

Церковь постепенно превращалась в некий «винтик» в бюрократической машине Петра, забывая свое духовное назначение, и катастрофически теряя уважение в народе. Дошло до того, что в Москве, в Успенском соборе, дьяконы из озорства бросали воском в служащих молебен священников. Митрополит ростовский, впоследствии канонизированный, Димитрий, с горечью писал: «Окаянное наше время! И не знаю, кого прежде надобно винить, сеятелей или землю, священников или сердца человеческие, или тех и других вместе? Иереи небрегут, а люди заблуждаются, иереи не учат, а люди невежествуют, иереи слова Божьего не проповедуют, а люди не слушают и слушать не хотят. С обеих сторон худо: иереи глупы, а люди неразумны... О, окаянные иереи, не радящие о доме своем!»

Св. Димитрий Ростовский подробно объяснял, что он имел в виду, обрушиваясь на «окаянных иереев»: «Что тебя привело в чин священнический, то ли, дабы спасти себя и других? Вовсе нет, а чтобы прокормить жену, детей и домашних... Ты поискал Иисуса не для Иисуса, а для хлеба куса!»

Те растерянность и запустение, в которое привели православие реформы Петра, не могли не ужаснуть даже его бывших сподвижников. С отступлением от православной веры особенно усилился в России протестантизм. Петр окружил себя протестантами, относился к ним с особенным вниманием, предоставляя им важные места на государственной службе, несмотря на то, что они высокомерно держали себя, с одинаковым презрением относились как к старинным русским традициям, так и к самой вере русского народа.

Символична судьба уже упоминаемого нами сторонника Петра вице-президента Синода епископа новгородского Феодосия (Яновского). Он стал выступать против регламентации в духовной сфере, а позднее, по поводу смерти Петра, заявил: «коснулся духовных дел и имений, и Бог его взял...». Эти откровенные заявления привели к тому, что лишенный сана епископ Феодосий был заточен в тесную каменную келью Николо-Карельского монастыря и содержался там очень строго. Он умер через четыре месяца после отправки его в монастырь.