Глава 17

Первое впечатление бывает, зачастую, ошибочным. Вот и в случае с побегом все оказалось не так радужно и легко, как Кэт себе представляла. Врач осматривал ее в присутствии охранника, державшего наготове крепкую деревянную дубинку. Кэт еще курсантом академии видела, что с такой штукой может сделать подготовленный человек. В лучшем случае останутся гематомы, вернее всего — перелом.

Выяснять, на сколько ее надсмотрщик хорошо владеет своим оружием как-то не хотелось. Тем более, что поза и суровое лицо мужчины говорили о том, что шанса он ей не даст. Профессиональная выучка так и чувствовалась в каждом движении. По одному тому, как надзиратель встал полу-боком для более размашистого удара, был виден многолетний опыт.

Что же, после того, что она устроила, это можно счесть за настоящую похвалу. Уважают, сволочи.

Врач был спокоен и сдержан, словно находился под лошадиной дозой успокоительного. Он просто вошел, раскрыл свой небольшой пластиковый кейс с кучей инструментов. Стандартный фельдшерский комплект, миллионы таких же расползлись по миру словно тараканы. Даже у мамы были два, отличался только оранжевым цвет пластика. Так что внутренности чемоданчика Киска знала наизусть. Фонендоскоп, бинты, жгуты, тонометр, ножницы с затупленными концами, а еще десяток различных таблеток, ампул и пузырьков на все случаи жизни. Если тебе нужно взбодриться, успокоиться, обезболиться или остановить поток того, что течь не должно, то тебе в отсек с таблетками. Вот только внутри не было ничего на случай «меня взяли враги посреди леса и теперь я у них в плену». Ничего острого, ничего твердого, ничего хрупкого, ничего, что можно обвязать вокруг шеи и как следует затянуть до фатальной остановки дыхания.

Доктор быстро натянул на руки пару синих латексных перчаток, нацепил на нос и рот маску и приступил к осмотру. Он проверял состояние своего нового «пациента» практически на автопилоте, бормоча при этом что-то неразборчивое сингерском с вкраплениями староранейского. Каждая новая манипуляция сопровождалась новым бормотанием врача и попытками объяснить, что тот от нее хочет. Отдавал команды он, как полагается, на сингерском, вот только Кэт на нем говорила весьма ограничено. Ну, провести полевой допрос, она может, с Маркусом Кроули они быстро нашли общий язык. Численный перевес и тяжелое вооружение было тогда на ее стороне. Ну еще она вполне способна снять номер в гостинице, заказать обед или потребовать нормального пива, а не вот эту кислую бурду, тупой ты ублюдок. Но вот говорить о медицине с врачом — тут явно птица не ее полета. Усложнялось все еще и тем, что из-под медицинской маски было не разобрать половины слов.

Как итог большинство своих просьб врач сопровождал короткой пантомимой.

Вытянуть руки вперед, поднять наверх, подышать. Пара недовольных покачиваний головой и короткая запись в блокнот. Затем доктор принялся осматривать голову девушки. Он медленно покрутил голову направо и налево, старательно наблюдая за движением глаз. Результат ему не очень понравился, так что между ним и охранником возник короткий спор, закончившийся ничем. Врач принялся быстро бормотать кучу непонятных слов, из которых Кэт смогла отчетливо определить только слова «компьютерная» и «томограмма». Но в ответ последовал только короткий но очень явный отказ.

Ничего нового.

Она нужна живая не то, чтобы сильно. Даже наоборот — она ценный свидетель, который непонятно почему, но все еще жив. По-умному, ее нужно было застрелить еще на погрузке в вертолеты или на поляне, вот только капитанишка решил по-другому.

Врач в это время занялся осмотром ее груди: короткими легкими движениями надавил на ребра, прощупывая их. Заметив на лице Кэт хмурое и болезненное выражение, он предпринял вторую попытку чего-то добиться у охранника. Результат был тот же, только теперь отказ был произнесен намного громче. Даже под маской было видно, как лицо мужчины приняло самый недовольный вид. Он что-то быстро написал у себя в блокноте, затем взглянул на девушку.

Глаза у него были уставшими и полными бессилия. Он смотрел из-под очков своими близко посаженными и покрасневшими от недосыпа глазами и практически извинялся. В ответ капитан Йест только с ироничной полуулыбкой развела руками. «Чего тут сделаешь, понимаю, док», — как бы говорила она.

— Лечи умом, а не лекарствами, — с усмешкой произнесла девушка на староранейском и заметила, как лицо врача вытянулось в удивлении. Ну да, на мертвых языках говорят не то чтобы много людей: врачи, фармацевты, да кое-где духовенство.

— Не ожидал, — проговорил врач, подавив первоначальное смущение.

— Я женщина полная сюрпризов, вам разве не сказали?

— Мне о вас ничего не сказали, кроме того, что вы чертовски опасны.

— Ха... ну, тогда вам точно не соврали.

Руки мужчины замерли в нерешительности, что не могло укрыться от наблюдательной Кэт. Она улыбнулась еще шире и произнесла добродушно:

— Не переживайте, я вас не укушу, а еще уж точно не намерена подавать на вас в суд за домогательство. Слово офицера.

— Что же... тогда, мне хотелось бы узнать, как вас зовут.

— Капитан ныне не существующего десятого взвода «Шестого корпуса» Катерина Йест. К вашим услугам.

— Йест? Приметная фамилия.

— Спасибо, я знаю.

— Элоиза Йест вам не родственница?

— Матушка моя.

Признание снова выбило врача из колеи. Он неверяще взглянул на девушку, а затем протер запотевшие очки о комбинезон.

— О... — быстро произнес врач, а затем вывалил на Кэт целый поток непонятных слов полных восхищения. Заметив очередную улыбку, он быстро осознал свою ошибку и принялся повторять то же, но теперь на понятном обоим языке. — Я читал ее брошюру о проведении срочных полостных операций в условиях полевого госпиталя. И вторую, которая... как же.

— Вторая у нее была о гнойной медицине, — подсказала капитан охотно.

— Э... не знал. Видимо, на наш ее не перевели, ну или у меня ее нет.

— Не переживайте доктор...

— Кропф. Юрген Кропф.

— Когда я отсюда сбегу, пришлю вам копию письмом с автографом мамы.

— Спасибо... — разом помрачнел доктор Кропф. — Не думаю, что это будет уместно.

— Не переживайте. Можете считать это шуткой. До момента пока я не сбегу, разумеется.

Охранник словно уловил изменившийся тон беседы и что-то гаркнул доктору на сингерском. Тот только тихо ответил согласием и вписал пару слов в блокнот. Затем он еще раз взглянул на Кэт. Он как-то разом посерьезнел и произнес спокойным ровным тоном, четко выговаривая слова.

— Мне бы хотелось, чтобы вы совершили свой побег, по возможности, избегая кровопролития. Не хочу еще одни сверхурочные в интенсивной терапии.

— Ну... ничего не обещаю, доктор, но постараюсь.

— Голову наверх поднимите. Сейчас поставлю вам нос на место.

Девушка подчинилась. Тонкую иглу от шприца обезболивающего она не почувствовала, видимо, так привыкла к боли и дискомфорту, что короткое мгновение буквально не смогло ничего изменить в ощущениях. Кропф быстро выудил из сумки несколько ватных тампонов и с невероятной сноровкой раскатал до приемлемой толщины с мизинец.

— Сейчас может быть больно.

На этих словах он крепко ухватил Киску за переносицу и с силой надавил. Кровь снова хлынула обильным потоком. Врач быстро подтер ее и сноровистыми движениями заправил в ноздри два тампона.

— Я написал вам все. Через сутки зайду чтобы вынуть вату.

— Спасибо, доктор.

Сразу после вручения листка со списком всех травм повреждений Кэт гость быстро засобирался. Так что уже буквально через полторы минуты она вновь осталась одна. Дверь со скрипом закрылась, отсекая ее от внешнего мира.

Четвертый день после разгрома

В одиночестве люди медленно сходят с ума. Медицинский факт. Когда твоя мама — светило военно-полевой медицины, то в твоей голове появляется целая куча вот таких фактов. У существования хорошей дочерью имеются и свои особенности. Сейчас, предоставленная самой себе, капитан начала понимать, почему гуманисты всех мастей требовали отменить такую постыдную практику, как заключение в одиночной камере.

Одиночество натурально сводит с ума, когда его контролируешь не ты.

За все время, что она лежала в одиночке, единственным полноценным гостем камеры был врач. Похоже, что охранник донес на Кропфа куда следует, так что вместо него явилась немолодая тучная женщина с лицом мясника. Дама вообще не разговаривала ни с кем, быстро вытащила окровавленную вату и тут же покинула камеру.

Дальше все присутствие других людей свелось к кормежке. Периодически оконце «кормушки» открывалось и мужская рука проталкивала в него миску с какой-то бурой бурдой, вываренной в автоклаве до состояния клейстера, кусок кислого ржаного хлеба, пакет воды. Вся посуда и столовые приборы из спрессованной и проклеенной серо-коричневой бумаги. Ничего твердого или острого. Уйти на своих условиях Кэт почему-то тоже не дают. Ее не вытаскивали на допросы, не избивали толпой охранники, ничего такого, противостоять чему учили в академии на обязательном спецкурсе. Плен напоминал больше пытку одиночеством, или что-то похожее, но по-другому названное.

Капитан превратилась в чемодан без ручки, который неудобно нести, а выкинуть нельзя. Вот и превратилась она в узника одиночки. Все говорило о том, что пока она просто не нужна мертвой. Сколько такое положение продлится было не известно.

Вечер все не наступал.

Кэт лежала на койке, когда кормушка внезапно открылась. Прием пищи был уже довольно давно, так что это был явно не штатный визит. Металлическая створка открылась громко и со стуком, словно кто-то очень нетерпеливый и злой подгонял охранника. Ни голоса, ни команд. Снаружи только спокойное тихое дыхание тигра.

Киска знала, чей взгляд она увидит, когда обернется.

Полковник Джеймс Натаниел Кроули смотрел на нее из-за стены. Встретившись с ним глазами, Кэт не стала отводит взгляд. Двое солдат смотрели друг на друга и молчали. На несколько секунд они даже не моргали. Битва воли закончилась тем, что полковник быстро что-то проговорил надзирателю, и дверь открылась.

Людоед медленно прошел внутрь камеры и встал недалеко от входа. Охранник попытался что-то возражать, но вместо ответа полковник только указал на дверь и произнес «Вон»!

Внутри камеры он казался еще выше и больше. Командир «Парзанских огневиков» словно занимал половину ее. Его высокая крепкая фигура в полевом камуфляже казалась античной статуей или чем-то таким же монументальным. Войдя, он первым делом быстро осмотрел камеру, улыбнулся чему-то своему, а затем произнес на сандарьи:

— Добрый вечер, госпожа капитан. Не против, что я заглянул?

— Это я у вас в гостях, — отозвалась Кэт короткой шпилькой.

— Да, пожалуй, вы правы.

Полковник принял правила игры и улыбнулся обожженной половиной лица. Сделал он это так, что обнажились ровные белые зубы.

— Признаюсь вам, госпожа капитан, вы сумели меня пару раз хорошенько так удивить.

— Надеюсь, что неприятно.

— В высшей степени. Но я уважаю достойных врагов, так что решил все-таки засвидетельствовать вам свое почтение. Можете считать это причудами старого сумасшедшего человека.

— Как ваш мальчик? Я не сильно плохо с ним обошлась?

— Маркус? Не отлично, конечно, но вполне неплохо. Мне сообщили, что он отлично пережил срочную операция на раненом глазу. Сейчас восстанавливается.

Кэт впервые услышала про какую-то операцию, но не могла не порадоваться про себя тому, что смогла подгадить хотя бы младшему из их семейства.

— Ваша маленькая гордость, — саркастично произнесла девушка и ухмыльнулась.

— Почему нет? Любой отец любит своих детей. Каждый по-своему, разумеется. И я — не исключение.

— Конечно. Вы вообще — добрый и пушистый, агнец божий.

Кроули расхохотался так сильно, что это больше походило на приступ кашля. Отсмеявшись он взглянул на собеседницу спокойным холодным взором забойщика скота.

— Даже не представляете, — произнес он с какой-то одной ему понятной грустью в голосе, — как сильно сейчас меня позабавили, капитан. Хотя... навряд ли у вас в семье были священники.

— Нет, в основном военные.

— Да... знаю. Вашу фамилию трудно не знать.

— Я — бешеный пес режима в седьмом поколении.

— Вижу. Режимы меняются, а верность остается. И, если честно, я вас боюсь.

Людоед на мгновение замолчал, наслаждаясь произведенным эффектом, а затем сделал пару коротки шагов вперед-назад, разминая затекшие ноги.

— Там, на дороге, — он пояснил, — если бы не ваш сержант, не уверен, что смог бы с вами долго сражаться.

— Не сметь. Упоминать. Ее!

— И вот опять. По глазам вижу, вы бы разорвали меня голыми руками тогда, ну или сейчас. Безумец всегда видит одного из своих в толпе. Не могу понять только одно: чем же я вам так насолил, что вы бросились сами и погнали целый взвод в самоубийственную атаку?

Кэт молчала. Кроули же только улыбнулся.

— Кого я у вас убил?

— Отца.

— Черт... а я все пытался понять. Как все прозаично, что почти пошло. Думаю, мне стоит вам сказать, что в этом поступке не было ничего личного.

— Вы даже не помнили его.

— Именно поэтому я и сказал. Всех своих кровников я помню, — полковник потер подбородок и улыбнулся. — Хотя, видать он был хорошим отцом, раз я за это заслужил кровную метку.

Людоед указал на рубец шрама, идущего по подбородку девушки. Короткий тонкий шрам, который Кэт сделала, когда поступила в академию. Детская клятва найти и покарать того, кто отнял у нее отца. И вот... она его нашла. Стоит в паре метров от нее, можно дотянуться или доплюнуть, вот только бессмысленность этого поступка ее и останавливает.

— Признаюсь, это мне даже льстит. На такие безумные вещи я еще девушек не сподвигал.

— И не сподвигнешь, — произнесла пустота голосом Реми Дефо, а через мгновение голова стоящего в коридоре охранника разлетелась ошметками крови и мозгов.

Кроули дернулся в сторону, но в ту же секунду пуля превратила его стопу в кровавое месиво. Он повалился на грязный пол, потянулся к наплечной кобуре, но короткий удар ноги выбил оружие из рук.

Фигура Реми постепенно стала видимой. Он возвышался над поверженным полковником и просто смотрел на него.

— Киска, — произнес он не оборачиваясь, — если у тебя здесь все дела сделаны, то мы уходим.

— Да, только этого урода берем с собой.

— Кэт.

— Нам нужен заложник, иначе нас просто не выпустят. Я не боец.

— Ладно. Макс, эта туша на тебе. Дернется — лепи ему пулю прямо промеж глаз.

— Понял, — произнесло пустое место голосом Макса. — Вставай. Дернешься или сделаешь что-то тупое — набью пулями под завязку. Врубился?

Судя по тому, как полковник поднялся, кто-то крепко ухватил его сзади и помог встать.

— Когда я с вами закончу, — прошипел он тихо, — люди побоятся вас даже в закрытом гробу хоронить.

— Иди, — приказал Реми и легонько толкнул стволом в спину. — Кэт, ты идешь за ним с самым подавленным видом, на который только способна. Ну, а мы с парнями под маскировкой топаем рядышком.

На этих словах он подмигнул и вновь включил маскировочное полотно.

Полковник и его пленница медленно вышли из камеры и пошли в направлении выхода. Оба двигались медленно и спокойно, Кроули слегка прихрамывал и морщился каждый раз, когда приходилось наступать на поврежденную ногу. Вот только упершийся в спину ствол винтовки отгонял мысли о геройстве.

Когда пара ушла достаточно далеко, за спинами у них послышались тихие едва слышные шаги. Застреленный охранник сам собой вполз в камеру. Тело ловко проволокло само себя до постели, улеглось в позу эмбриона и накрылось одеялом. Реми тихо притворил за собой дверь и несколько раз повернул ключ, пока, наконец, тот не вытолкнул ригеля до конца. Последним и самым придирчивым взглядом капитан Дефо окинул окружающую обстановку. И пусть он с парнями отработали все максимально чисто и тихо, но следы все же остались.

Бардак.

Тут ничего не попишешь. Быстрым ударом приклада Реми переломил ключ пополам. Все теперь быстро в камеру не попадешь. Вторым ударом он расколотил навесной светильник, торчавший из стены аккуратно над дверью. Лампа щелкнула коротким разрядом и вокруг стало заметно темнее. Кровь и содержимое черепной коробки в таком вот полумраке уже не слишком бросаются в глаза.

«А вот теперь можно и сваливать», — подумал капитан про себя и припустил за остальными.

Загрузка...