Кто взорвал Америку?

Если бы евреи были бы такими же максималистами, как палестинские арабы, Израиль так и не появился бы на карте мира.

Палестинским евреям и палестинским арабам в 1947 году Организация Объединенных Наций предоставила равные возможности создать свое государство. Евреи ее использовали.

Арабы вместо того, чтобы создавать свое государство, попытались уничтожить еврейское. В ту ночь, когда было провозглашено еврейское государство, в Палестину со всех сторон вошли арабские армии. Палестинские арабы, уверенные в том, что Израиль будет со дня на день уничтожен, покинули Палестину и стали ждать, когда они смогут вернуться.

Но к удивлению всего мира, Израиль выиграл эту войну, и палестинские арабы превратились в беженцев. Арабские страны поделили земли, на которых ООН предлагала создать государство палестинских арабов. Сектор Газа перешел к Египту, Западный берег реки Иордан и арабская часть Иерусалима достались Иордании. Египет и Иордания управляли этими землями девятнадцать лет, до «шестидневной войны» 1967 года, но им и в голову не пришло передать эти территории палестинцам, чтобы они создали свое государство.

Напротив, арабские страны вполне устраивало существование палестинских беженцев, которые превратились в злейших врагов Израиля. Поскольку арабским странам не удалось победить Израиль в войне, они дали палестинцам оружие, превратив палестинский террор в средство давления на еврейское государство. На словах палестинцам обещали поддержку, в реальности ими пользовались в собственных политических целях.

Каждая из арабских стран — Египет, Сирия, Ирак — обзавелась собственной палестинской организацией — ради престижа и влияния в исламском мире. Хуже того, они стравливали палестинцев между собой. Самые известные палестинские боевики, типа Абу Нидаля, убили больше палестинцев, чем израильтян.

Когда кто-то из палестинцев задумывался над тем, что в интересах его собственного народа вступить в переговоры с Израилем, его убивали.

Израиль выиграл все войны, которые вел, но это не приблизило его к миру.

Международный терроризм не приобрел бы таких масштабов, если бы не конфликт из-за Палестины. Те, кто определял настроения в арабском мире, не смогли примириться с тем, что евреи вернулись в Палестину и создали свое государство.

Вот уже несколько поколений арабов вырастает в ненависти к Израилю и считает, что еврейское государство должно быть уничтожено — вместе с теми, кто поддерживает евреев. Палестинцы же стали помогать всем, кто боролся против общего врага, — в первую очередь европейским террористам.

Вся новейшая история Ближнего Востока превратилась в сплошную цепь террористических актов.

Глава 10 НАСЛЕДСТВО ВЕЛИКОГО МУФТИЯ

Его дед Мустафа, отец Тахир и брат Камил были муфтиями в Иерусалиме. Что же удивляться, если и Амин из знатного рода Хуссейни — политической элиты Палестины — был избран улемами на пост муфтия, высшего духовного лица в Иерусалиме, где зародились три мировые религии, в том числе ислам.

Британский верховный комиссар, управлявший Палестиной, чтобы поладить с новым религиозным владыкой, скрепя сердце снабдил Амина титулом великого муфтия. В Лондоне уже знали, что с этим человеком будет нелегко.

Бывший офицер турецкой армии, совершивший паломничество (хадж) в Мекку, Амин аль-Хуссейни в 1920 году произнес перед толпой в Иерусалиме патетическую антиеврейскую речь. Вдохновленные слушатели бросились претворять его слова в дела и убили несколько евреев. Амин скрылся. Британский суд заочно приговорил его к пятнадцатилетнему тюремному заключению. Впрочем, через несколько месяцев англичане помиловали будущего великого муфтия.

Амин аль-Хуссейни чувствовал в себе призвание не богослова, но политика. Он возглавил Верховный мусульманский совет в Палестине, председательствовал на первой Всеобщей исламской конференции в Иерусалиме, основал Палестинскую арабскую партию и Высший арабский комитет.

Великий муфтий посвятил жизнь борьбе с сионизмом — то есть с идеей возвращения евреев со всего мира на историческую родину в Палестину. Муфтий и его единомышленники подталкивали палестинских арабов к еврейским погромам. Палестинские евреи защищались, создавали отряды самообороны — Хагану. В 1936 году между палестинскими арабами и палестинскими евреями разразилась настоящая война. Поезда и железнодорожные мосты взлетали в воздух.

В том же году начались первые поставки оружия на Ближний Восток, подогревавшие войну. Оружие, боеприпасы, взрывчатку и миллион марок задатка муфтию прислал Гитлер. Великий муфтий установил контакты с нацистами еще в 1933 году — сразу после их прихода к власти в Германии.

Чтобы расправиться с бандами, сформированными на немецкие деньги в Ираке и Сирии, англичанам пришлось перебросить в Палестину армейские подкрепления. Местные власти сообщали в Лондон: «Хадж Амин руководит операциями, и пока ему будет позволено оставаться здесь, беспорядки в Палестине будут продолжаться».

Великому муфтию пришлось скоропалительно покинуть Иерусалим после того, как был убит высокопоставленный британский чиновник. Бежавший из Палестины Хадж Амин разминулся с «уполномоченным по окончательному решению еврейского вопроса» штурмбаннфюре-ром СС Адольфом Эйхманом, который осенью 1937 года приехал в Иерусалим из Берлина, чтобы посоветоваться со своим арабским единомышленником.

Через четверть века бывший эсэсовец Адольф Эйхман вновь окажется в Иерусалиме, но не по своей воле. Его будут судить за соучастие в убийстве шести миллионов евреев в нацистских концлагерях. Именно в этот момент великий муфтий обратится ко всем арабским'правительствам с требованием «очистить Палестину от евреев».

В 1939 году великий муфтий нашел убежище в Ираке, который едва не стал союзником Гитлера. С помощью денег, выделенных Гитлером и Муссолини, к власти в Багдаде пришел генерал Рашид Али аль-Гайлани, который в мае 1941-го поднял восстание против англичан.

В восстании аль-Гайлани участвовали молодые иракские офицеры, которых приглашали совершить туристическую поездку в нацистскую Германию за немецкий счет, и те с удовольствием ездили. В Ираке была создана военизированная молодежная организация «Футувва», которая многое позаимствовала у гитлерюгенда. В 1937 году в Ирак приезжал вождь гитлеровской молодежной организации Бальдур фон Ширах, он рекомендовал иракским единомышленникам воспитывать молодежь в националистическом духе.

Гитлер подписал приказ № 30: «Арабское освободительное движение на Среднем Востоке является нашим естественным союзником против Англии… Поэтому я решил подстегнуть такое развитие событий, поддержав Ирак».

Статс-секретарь нацистского министерства иностранных дел барон фон Вайцзеккер сказал личному секретарю великого муфтия в Берлине: «Немцы и арабы имеют в англичанах и евреях общих врагов и стали союзниками в борьбе против них».

Весной 1941 года в Багдаде тайно побывал адмирал Вильгельм Канарис, начальник управления разведки и контрразведки. Вскоре после его отъезда Рашид Али аль-Гайлани и поднял восстание.

Германо-советский союз еще существовал, и Москва признала новое правительство, а Иракская коммунистическая партия получила указание поддержать восстание генерала Гайлани.

Через месяц, когда Германия напала на Советский Союз, настроения в Москве переменились. Англия из «империалистического государства» превратилось в «демократическое», а иракские «офицеры-патриоты» стали «агентами нацистов». Иракским коммунистам было приказано бороться с режимом генерала Гайлани.

Берлин обещал великому муфтию и иракскому генералу Гайлани помощь в борьбе с англичанами и «еврейским элементом». В Ирак немедленно отправились немецкие летчики. Генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, начальник штаба верховного главнокомандования вермахта, распорядился выделить Ираку оружие, которое доставлялось через территорию Сирии. Взамен немцы рассчитывали получать из Ирака нефть и другие полезные ископаемые. Однако английские войска достаточно быстро справились с восстанием генерала Гайлани. Но прежде, чем англичане вступили в Багдад, великий муфтий устроил там двухдневный погром: были убиты сотни евреев.

Генерал и Хадж Амин бежали в Иран, а оттуда через Турцию — в Европу. В октябре 1941 года, в дни тяжелейших боев под Москвой, самолет с великим муфтием приземлился в Италии. Его принял сам Муссолини и с почестями отправил дальше в Берлин.

Сохранились кадры кинохроники — великого муфтия торжественно встретили Гитлер и рейхсфюрер СС Гиммлер. Только теперь муфтий смог побеседовать с Эйхманом. Это была встреча единомышленников, связанных единой целью. Адольф Эйхман занял пост начальника сектора по делам евреев Главного управления имперской безопасности. Великий муфтий говорил Эйхману, что «охотнее всего увидел бы всех евреев убитыми».

Несколько тысяч детей-евреев из Польши немцы предполагали выслать в Палестину. Великий муфтий направил рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру официальный протест: «Эти еврейские дети вырастут и станут подкреплением еврейскому элементу в Палестине». Гиммлер отменил приказ, и детей отправили в лагеря уничтожения.

В сопровождении гауптштурмфюрера СС Алоиза Бруннера муфтий осмотрел концлагерь Заксенхаузен и лагеря смерти Майданек и Освенцим. В благодарность за давнюю услугу муфтий после войны укроет военного преступника Алоиза Бруннера на Ближнем Востоке — в Сирии.

Одного из своих племянников муфтий определил к Эйхману — учиться, как надо убивать евреев.

Сам великий муфтий проводил время в Берлине не впустую. Он писал болгарскому министру иностранных дел (Болгария была союзницей нацистской Германии):

«Было бы целесообразно воспрепятствовать выезду за границу евреев из Вашей страны и послать их туда, где они будут находиться под строгим контролем, например в Польшу. Таким образом, можно совершить доброе дело по отношению к арабскому народу».

К советам муфтия прислушивались. Четыре тысячи еврейских детей из Болгарии отправились в Освенцим.

Иерусалимский гость получал в Берлине семьдесят пять тысяч марок ежемесячно. Вальтер Шелленберг, начальник политической разведки нацистской Германии, вспоминал о встречах с муфтием с раздражением: «Он был мошенником, ему всегда надо было много денег. То, что он от нас получил, он вывез к себе. Я думаю, у него был прекрасный транзитный канал через Швейцарию. От меня он получил четверть центнера золота (из Имперского банка) и пятьдесят тысяч долларов».

Деньги частично шли на внедрение немецкой агентуры на Ближнем Востоке, но в основном были платой за сотрудничество. Гиммлер приказал создать мусульманские формирования в составе добровольческих войск СС. Великий муфтий вызвался помочь.

Он отправился в Боснию, чтобы мобилизовать на священную войну боснийских мусульман. Они составили добровольческую горно-стрелковую дивизию войск СС Боснии и Герцеговины (13-я дивизия СС). Муфтий вдохновлял молодых босняков на борьбу с иноверцами — сербами и хорватами. На совести этой дивизии уничтожение югославских партизан и мирного населения. Великий муфтий вербовал в эсэсовцы и советских мусульман — бойцов Красной армии, выходцев с Кавказа и Средней Азии, попавших в немецкий плен…

В 1945-м новое югославское правительство маршала Иосипа Броз Тито внесло великого муфтия в список военных преступников, подлежащих суду. Он обвинялся в сотрудничестве с нацистами, убийстве тысяч сербов и хорватов. Но великому муфтию удалось избежать наказания.

В последний раз он объявился в Берлине в первых числах апреля 1945 года, чтобы получить причитающиеся ему пятьдесят тысяч марок. Оттуда он вылетел в Берн, но швейцарские власти передали его французам.

В этот момент египетское правительство и генеральный секретарь Арабской Лиги обратились в маршалу Тито с просьбой не требовать выдачи великого муфтия во имя добрых отношений с арабским миром.

Вчерашний партизан Тито уже стал государственным деятелем, и внешнеполитические соображения были важнее наказания военных преступников. Тито прислушался к просьбе египтян. Югославский суд удовольствовался тем, что вынес великому муфтию заочный приговор. Выдачи муфтия Югославия не потребовала.

Летом 1945 года муфтий вернулся в Каир. Теперь он посвятил все силы борьбе против обсуждавшегося в ООН раздела Палестины и создания еврейского государства. Он вновь призвал убивать евреев. Каждый, кто желал мира с евреями, становился личным врагом великого муфтия…

Глава 11 КОРОЛЯ УБИЛИ НА ХРАМОВОЙ ГОРЕ

20 июля 1951 года, в пятницу, когда все мусульмане возносят молитву Аллаху, король Иордании Абдаллах ибн Хусейн появился на широкой площади перед двумя великими святынями ислама на Храмовой площади. Когда-то здесь стоял иудейский храм Соломона, от которого осталась только часть наружной ограды — Стена Плача, превращенная иорданцами в мусорную свалку. По соглашению о перемирии 1949 года, израильтяне должны были получить доступ к своим религиозным святыням. Но в арабскую часть города их не пускали.

Мечеть Аль-Акса провозглашала триумф пророка Мохаммеда, который вознесся отсюда в небо. Король Абдаллах считал себя прямым потомком пророка в тридцать седьмом колене.

Короля сопровождал пятнадцатилетний внук и несколько телохранителей. Король помолился у могилы своего отца — Хусейна ибн Али, изгнанного когда-то из Саудовской Аравии.

Шейх Большой Иерусалимской мечети хотел поцеловать королю руку, телохранители, пропуская его, отступили, и тогда какой-то молодой человек подскочил к королю и выстрелил ему в голову. Телохранители вместо того, чтобы схватить убийцу, застрелили его и открыли огонь по обезумевшей от страха толпе. Погибло еще двадцать ни в чем не повинных человек.

Иорданского короля Абдаллаха убили, потому что он собирался помириться с Израилем.

На следующий день, в субботу, король Абдаллах должен был тайно встретиться с двуми израильскими дипломатами — преступное, по мнению многих ближневосточных политиков, для араба дело. Один из этих дипломатов — Моше Сасон — слушал прямую радиопередачу из мечети Аль-Акса. Он хотел знать, о чем будет говориться в проповеди, чтобы лучше подготовиться к встрече с королем. Вместо проповеди он услышал выстрел, а затем автоматную очередь. Сасон позвонил в штаб наблюдателей ООН в Иерусалиме и обеспокоенно спросил дежурного офицера:

— Что происходит в Старом городе?

Дежурный офицер лениво ответил:

— Очень уж вы, израильтяне, нервные. Там ничего не происходит. Король молится в мечети.

Через десять минут офицер сам перезвонил Сасону. От его спокойствия не осталось и следа:

— Откуда вы узнали?

— О чем?

— О том, что король убит!..

Незадолго до покушения Моше Сасон спросил короля, почему тот хочет заключить мир с евреями.

— Это в интересах моего народа, — ответил король. — Если мы не заключим мир, будет еще одна война, и еще одна война, и еще одна война — и мы проиграем.

Король Абдаллах до конца своей жизни оставался сторонником Британской империи, которая перестала быть властелином мира, и в этом смысле безнадежно отстал от времени. Пытаясь заключить мир с Израилем, король опередил время.

Абдаллах происходил из семьи хашемитов, обитавшей в священном городе Мекке, куда стекаются паломники со всего мира. Город находился под турецким господством.

Молодой Абдаллах, мечтавший о троне, сговорился с британским военным министром лордом Китченером и поднял восстание против турок. Мятежом фактически руководил знаменитый Лоуренс Аравийский — сотрудник британской разведки Томас Эдвард Лоуренс.

Конгресс арабских националистов в марте 1920 года провозгласил Абдаллаха королем Ирака, а его брата Фейсала королем Сирии.

Но европейские державы — победительницы в Первой мировой войне — установили новый порядок на Ближнем Востоке. Лига Наций вручила Англии мандат на управление Ираком и Палестиной (включая территорию нынешней Иордании), а Сирия и Ливан стали французской подмандатной территорией.

Французы начали с того, что прогнали короля Фейсала из Сирии. Англичане посадили его на иракский трон. Король Абдаллах остался ни с чем.

Тогда он сам создал себе королевство. В ноябре 1920 года с небольшой свитой он приехал в маленький город Амман, где было всего несколько тысяч жителей, в основном выходцы с Кавказа — черкесы (в Иордании черкесами именовали также и кабардинцев, лезгин, осетин), которые служили в качестве наемников в турецкой армии, и провозгласил себя королем.

Англичане первоначально собирались прогнать новоявленного короля. Но министр по колониальным делам Уинстон Черчилль решил, что небольшое буферное государство между евреями, сирийцами, иракцами и саудитами Британской империи не повредит, и оказался прав.

Черчилль создал эмират Трансиордания с населением в двести тридцать тысяч жителей, немалую часть которых составляли кочующие бедуины. В этом государстве была одна-единственная железная дорога, построенная для перевозки паломников к священным местам, но не было ни одной заасфальтированной улицы. Для пополнения своего государственного бюджета Абдаллах ежегодно получал от англичан сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. Ядро армии Абдаллаха — Арабского легиона — составляли британские офицеры во главе с полковником Джоном Глабом.

Когда после Второй мировой войны требования евреев о создании самостоятельного государства в Палестине отвергать стадо уже невозможно, в Лондоне оценили глубину давнего замысла Уинстона Черчилля.

Англичане предложили разделить Палестину на две части, еврейскую и арабскую, отдав последнюю королю Абдаллаху. Как шутил тогда будущий премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион, речь шла о разделе Палестины на Иудею и Абдаллею.

Англичане превратили Абдаллаха из эмира Трансиордании в короля независимой Иордании.

В головах некоторых европейских и арабских политиков даже витала идея федерации арабских государств — Сирии, Ливана, Палестины и Иордании — под управлением Абдаллаха. Но этой идее не суждено было реализоваться.

Король Абдаллах никогда не чувствовал ненависти к евреям, подобной той, что терзала сердце великого муфтия Иерусалима Хадж Амина и привела его к Гитлеру и Гиммлеру.

Иорданский король охотно приглашал к себе еврейских инженеров и бизнесменов, которые построили ему гидроэлектростанцию, провели электричество и воду в его дворец.

Абдаллах не возражал против увеличения иммиграции в Палестину евреев, появление которых способствовало стремительному развитию отсталого региона.

В августе 1946 года к королю приехал Элиаху Сассон, специалист по арабским делам в Еврейском агентстве (это был прообраз будущего правительства Израиля). Выходец из Сирии, Сассон начинал свою политическую деятельность в Дамаске как арабский националист, помогая арабам сражаться с французами за независимость. У него были широкие связи в арабском мире, и он пытался как-то совместить еврейский национализм с арабским.

Король Абдаллах предложил Сассону два варианта раздела Палестины: либо образовать совместное арабско-еврейское государство под управлением короля, либо создать для евреев свое государство, а палестинских арабов включить в Хашимитское Королевство Абдаллаха.

Король говорил Сассону:

Советую вам поддержать мое предложение. Иначе появится большое арабское государство, в котором будут править ваши злейшие враги.

Король Абдаллах довольно успешно играл в две игры. На встречах лидеров арабских стран он убежденно говорил о единстве арабов, а с евреями спокойно договаривался о разделе Палестины.

Король чувствовал себя уверенно. Его Арабский легион был сильнее всех других арабских формирований. Аб-даллаху хотелось увеличить свое маленькое королевство, и он собирался сделать это самым простым способом. Он решил, что, как только англичане уйдут, его армия перейдет через реку Иордан и присоединит к своему королевству арабскую часть Палестины. Король Абдаллах полагал, что нет нужды создавать еще одно государство палестинских арабов, всем палестинцам надо жить в его королевстве.

Моше Шаретт, будущий первый министр иностранных дел Израиля, попытался еще до провозглашения Израиля начать переговоры с иорданским королем в надежде побудить его признать еврейское государство.

Шаретт родился в России, в Херсоне. В Палестину его привезли в возрасте тринадцати лет. Он учился в Стамбуле, во время Первой мировой войне служил в турецкой армии. Он был организатором еврейской полиции, которая противостояла еврейским погромам в Палестине.

Посредником в переговорах с королем Абдаллахом был Генеральный консул Бельгии в Иерусалиме Жди Нивен-хус. Шаретт был подходящей кандидатурой для переговоров с королем, потому что он свободно говорил по-арабски, знал арабскую культуру и понимал арабов.

Но Шаретту в последний момент пришлось уехать на Генеральную Ассамблею ООН, и к королю прибыла Голда Меир, заместитель Шаретта.

Это был неудачный выбор. Арабский монарх считал ниже своего достоинства иметь дело с женщиной-политиком, а Голда Меир, родившаяся в России и выросшая в Америке, в отличие от Элиаху Сассона и Моше Шаретта, не знала тонкостей восточной политики. Она предпочитала прямые и откровенные разговоры, непривычные для арабской дипломатии.

Голда Меир, которая недавно приехала из Америки, как и другие евреи — новички в Палестине, судила о настроениях короля Абдаллаха по его официальным заявлениям.

Она еще не поняла, что в арабской политике истинные намерения никогда не высказываются вслух. Голда Меир ошибочно решила, что король — такой же враг еврейского государства, как и другие арабские-монархи.

Но это было не так. Король Абдаллах считал, что арабы должны объединиться с евреями и догнать европейские страны, от которых Арабский Восток безнадежно отстал.

Абдаллах встретил Голду Меир вполне доброжелательно. Он говорил о евреях цветисто и красиво:

— Божественное Провидение возвратило вас сюда на этот семитский Восток, который нуждается в ваших знаниях и в вашей инициативе. С вашей помощью семиты могут возродиться к прежней славе.

Но заключать соглашение с женщиной король не хотел.

Голда Меир была неудачным партнером для Абдаллаха. Король заметил одному из своих придворных:

— Я выражаю глубокое уважение Израилю, где женщина может занять столь высокий пост. Но я не могу серьезно относится к словам, сказанным мне женщиной, а не мужчиной…

Абдаллах и Голда Меир были, по сути, чрезвычайно близки к согласию, но Голда этого не понимала. Король предложил заключить простое соглашение: он оккупирует арабскую часть Палестины и присоединит ее к своему королеству, но не тронет еврейское государство.

Однако сразу же это соглашение не было подписано, а стремительно развивающиеся события вскоре сделали договор между Израилем и Иорданией невозможным.

Сразу же после решения Организации Объединенных Наций в 1947 году о разделе Палестины арабские войска приготовились со всех сторон обрушиться на еврейские поселения. Арабы были уверены, что легко займут всю Палестину и вопрос о создании еврейского государства отпадет сам собой.

В арабском мире ненависть к Израилю достигла такого накала, что король Абдаллах уже не мог, на свой страх и риск, заключить мир с Тель-Авивом. Он тайно послал к еврейским руководителям своего личного секретаря с вопросом: не согласятся ли евреи уступить ему немного больше земли, чем предусмотрено планом ООН, чтобы король мог оправдать перед арабами заключение сепаратного мира с Израилем?

Но и евреи уже были охвачены боевым пылом. Впервые за две тысячи лет они могли защищать свои жизни с оружием в руках и намеревались сражаться до. конца. Они ответили королю, что если арабские государства не признают границы, намеченные ООН, то эти границы и для Израиля не будут обязательными. Израиль намерен сражаться, и каждый получит то, что сумеет завоевать силой оружия.

Шанс сохранить мир между Иорданией и Израилем был упущен.

Впрочем, за четыре дня до провозглашения государства Израиль Голда Меир, переодетая бедуином, вновь приехала к королю. Король разговаривал с ней в своем обычном стиле:

— Неужели вы не понимаете, что евреям жилось бы значительно лучше под моим управлением? Почему евреи так торопятся создать собственное государство?

Голда отвергла обвинение в нетерпении:

— Вот уж в неспособности быть терпеливыми евреев никак нельзя упрекнуть. Мы ведь ждали возможности восстановить свое государство две тысячи лет. Если король не в состоянии соблюдать уже достигнутые договоренности, — сурово заключила она, — война неизбежна.

Король говорил:

— Нам с вами не нужны Америка и Европа. Мы, дети Востока, должны явить миру чудо — сядем за стол переговоров и обо всем договоримся.

Американизированная Голда Меир меньше всего чувствовала себя «дочерью Востока»… Переговоры ничем не закончились.

14 мая 1948 года было провозглашено Государство Израиль. На следующий день генеральный секретарь Арабской Лиги заявил: «Это будет война на уничтожение и грандиозная резня». Представитель великого муфтия Ахмед Шукейри добавил: «Наша цель — уничтожение еврейского государства».

Арабские националисты гордо заявляли:

«15 мая 1948 года на территорию Палестины были введены армии арабских государств для того, чтобы силой помешать совершению такого преступления, как создание там еврейского государства… Арабский народ будет решительно бороться против этого гнуснейшего преступления, совершенного империализмом и евреями».

Только коммунистические партии Сирии и Ливана, подчиняясь приказу из Москвы, потребовали прекращения войны и вывода войск реакционных арабских режимов из Палестины. Иракские коммунисты провели демонстрацию в поддержку раздела Палестины на два государства. Во главе демонстрации шли два коммуниста — араб и еврей, взявшись за руки. Они символизировали арабо-еврейскую дружбу.

Король Абдаллах, дод начало которого были отданы воинские формирования всех арабских стран, приказал своей армии атаковать Израиль. Его Арабский легион методично захватил один за другим населенные пункты, которые король намеревался включить в состав Иордании, и устремился к Иерусалиму — этот древний город, колыбель трех религий, был главной целью всех участников войны.

Командовал Арабским легионом британский офицер Джон Глаб. Официально он именовался начальником штаба, потому что формально командующим был сам король. Глаб провел на Арабском Востоке не одно десятилетие, прекрасно выучил арабский язык, знал и уважал местные обычаи. Ключевые посты в легионе занимали британцы, офицерский корпус состоял в основном из черкесов. Арабы служили рядовыми солдатами. Казалось, эту армию ничто не сможет остановить.

В ночь с 14-го на 15 мая Бен-Гуриона подняли с постели: американский президент Трумэн признал Государство Израиль де-факто. Советский Союз признал Израиль де-юре. Утром Бен-Гурион в прямом эфире обратился по радио к американскому народу. Едва он начал говорить, рядом раздался грохот взрывающихся бомб — это египетская авиация бомбила только что созданное еврейское государство. Бен-Гурион вежливо объяснил далеким американским слушателям, что Израиль бомбят, и продолжил свою речь.

К удивлению всего мира, еврейские отряды самообороны отразили атаку и постепенно стали брать верх в первой арабо-израильской войне.

В Аммане сторонники Абдаллаха провели 1 октября 1948 года митинг палестинских беженцев, которые попросили короля взять Палестину под свое управление. Через две недели коптский епископ Иерусалима (копты — группа египетских арабов, исповедующих христианство) объявил Абдаллаха королем Палестины. Но таким путем Абдаллах только нажил себе новых врагов.

Прибрать Палестину к рукам намеревался и египетский король Фарук. Возненавидел Абдаллаха и великий муфтий Иерусалима. Египетский король Фарук в 1948 году назначил Хадж Амина главой несуществующего палестинского правительства. А король Абдаллах освободил Хадж Амина от должности великого муфтия и председателя Высшего исламского совета.

В декабре в Иерихоне собралось две тысячи палестинских сторонников короля Абдаллаха, которые призвали объединить Трансиорданию и Палестину.

23 апреля 1950 года парламент в Аммане провозгласил создание единого Иорданского Хашимитского Королевства. В правительство и в парламент были включены палестинцы. Абдаллах обещал, что любой палестинец, который пожелает стать его подданым, получит иорданский паспорт.

В его королевстве оказалось четыреста пятьдесят тысяч иорданцев и вдвое больше беженцев из Палестины. Многие из них ненавидели короля: он вовсе не собирался помогать палестинским арабам сбросить евреев в море и создать свое государство. Его интересовало только расширение границ его собственного королевства.

Фронт между Иорданией и Израилем стабилизовался на линии, которая устраивала и евреев, и короля.

В апреле 1949-го года на греческом острове Родос при формальном участии американцев было подписано перемирие между Израилем и Иорданией. В военном смысле это соглашение было выгодно Израилю: король вынужден был отступить с части захваченных им палестинских территорий.

Израильтяне вновь начали секретные переговоры с королем Абдаллахом. В мае министр иностранных дел Израиля Моше Шаретт приехал к королю, который сказал, что готов подписать мир, если получит выход к Средиземному морю в районе сектора Газа. На это не мог пойти даже Шаретт, потому что Израиль в таком случае оказался бы разделенным на две части и нежизнеспособным.

Руководители еврейского государства предложили королю двигаться к мирному соглашению постепенно, шаг за шагом. Это было ошибкой. Через много лет, установив тайные контакты с египетским президентом Анваром Садатом, израильтяне поймут, что в таких ситуациях постепенность не годится. Главные решения надо принимать сразу. Но в 1949 году палестинские евреи еще не понимали, что им предстоят десятилетия безысходной вооруженной конфронтации с арабскими соседями.

За три месяца — с ноября 1949-го по февраль 1950-го — израильтяне двенадцать раз приезжали к королю.

Премьер-министр Давид Бен-Гурион повторял в те дни, что Израиль не может постоянно вести войну. Надо закрыть книгу войны, хотя бы на время. Нужен мир для того, чтобы позволить евреям со всего мира перебраться в Израиль. Только массовая иммиграция сделает страну процветающей.

Для продолжения секретных переговоров с иорданским королем премьер-министр Бен-Гурион выбрал молодого офицера Моше Даяна, одного из своих любимцев.

Выбор был не случайным. Даян вырос среди арабов, свободно говорил по-арабски и, как считали многие, даже умел «думать как араб».

У юного Даяна всегда были хорошие отношения с арабскими соседями. Он знал их жизнь и уважал тяжелый труд арабов-земледельцев. Он считал, что палестинские евреи могут жить с ними в мире. Он вспоминал о том, что раньше, когда еврейские ребята заходили в арабские деревни, молодые арабы бросали в них камнями. Но старые арабы неизменно приходили евреям на помощь. Старики заводили евреев в свои дома, угощали маслинами и лепешками.

Когда англичане арестовали Даяна как участника еврейской самообороны, в тюрьме он оказался вместе с арабскими, националистами. Отношения были вполне дружескими и уважительными. Евреи и арабы страдали от общего врага — от англичан. И те и другие были движимы национальной идеей и были готовы отдать за нее жизнь. На арабские праздники арабские заключенные приглашали евреев, на еврейские праздники евреи звали арабов в свои камеры и угощали чем могли.

— Если мы могли поладить в тюрьме, — резонно говорил Даян, — почему бы не попробовать сговориться в более комфортных условиях — на воле?

Премьер-министр Бен-Гурион, отправляя Даяна на переговоры с королем Абдаллахом, сказал ему:

— Наше будущее — это мир и дружба с арабами. Я сторонник переговоров с королем Абдаллахом, хотя сомневаюсь, что англичане позволят ему заключить мир с нами.

Вместе с Моше Даяном на переговоры с иорданцами ездил Реувен Шилоах, который тогда работал в министерстве иностранных дел, а позднее станет первым руководителем политической разведки — Моссад.

Даян командовал израильскими войсками в Иерусалиме. У него быстро установились тесные контакты с иорданским полковником Абдаллахом аль-Теллем, которому подчинялись все арабские войска в районе Иерусалима.

Оба офицера вполне ладили. И иорданский полков-. ник по-свойски часто просил Даяна напоминать редакторам еврейских газет, чтобы они не забывали писать о тупой враждебности полковника аль-Телля к Израилю. Ему это Нужно было для поддержания своей репутации на родине.

Полковник аль-Телль возил Даяна на встречу со своим королем. Полковник сажал Даяна к себе в машину и провозил через арабские посты, не ставя никого в известность. Израильтяне закутывались в арабские одежды.

Днем, проезжая мимо контрольно-пропускного пункта, они просто ложились на дно машины, но риск был большой. Однажды проверявший машину арабский солдат, видимо, узнал Моше Даяна, чье лицо было уже многим знакомо по фотографиям. Полковник аль-Телль побледнел:

— Они же нас сначала расстреляют, а затем только начнут задавать вопросы…

Но все обошлось.

Переговорам с иорданским королем предшествовала обыкновенно трапеза. Иногда король предлагал сыграть в шахматы, иногда он читал гостям свои поэмы. В шахматы полагалось ему проигрывать, его поэзией восхищаться.

Но не следовало недооценивать Абдаллаха. Он был мудрым человеком, лидером, способным принимать решения и нести за них полную ответственность.

Король Абдаллах вполне доброжелательно разговаривал с израильтянами. Он не любил только Голду Меир. Когда ему сказали, что теперь Голда Меир уехала послом в Москву, король радостно воскликнул:

— Оставьте ее там, оставьте ее там!

К Моше Шаретту король сначала отнесся очень хорошо. Шаретт говорил на отличном арабском, обладал прекрасными манерами и знал, как вести себя в присутствии короля.

Но однажды Шаретт все испортил.

Встреча проходила ночью, было очень душно, все обливались потом, отмахивались от москитов.

Рассуждая о политике, король между прочим сказал, что Китай не был членом Лиги Наций. Дотошный Шаретт поправил его, сказав, что Китай входил в Лигу Наций.

Но короли, как известно, никогда не ошибаются, и Абдаллах продолжал стоять на своем, а Шаретт с демонстративным спокойствием воспитателя в детском саду твердил, что Китай конечно же был членом Лиги.

Разумеется, на этом встреча закончилась, как и доброе отношение короля к Шаретту. В машине на обратном пути Моше Даяц спросил Шаретта, какая муха его укусила. Шаретт посмотрел на него с некоторым удивлением:

— Но ведь Китай же был членом Лиги Наций!

Впрочем, Моше Даян тоже не был большим дипломатом.

Однажды на переговорах, когда король Иордании стал пространно рассуждать о том, на какие большие жертвы он согласен пойти ради продолжения переговоров с Израилем, Даян, не сдержавшись, сказал ему, что все трое военных, входящих в израильскую делегацию — Ядин, Харкаби и сам Даян — потеряли младших братьев в этой войне:

— Этой войны Израиль не хотел. Она бы не началась, если бы арабские страны, включая Иорданию, не напали на нас. О компромиссах и уступках надо говорить до войны — для того, чтобы ее предотворатить. А после войны надо разбираться с ее последствиями и поскорее подводить черту.

Король перевел разговор на другую тему.

К концу 1949 года иорданские дипломаты вместе с Ре-увеном Шилоахом подготовили документ, который назывался «Принципы окончательного территориального урегулирования».

Моше Даян не был уверен, подпишет ли этот компромиссный документ, требовавший уступок с обеих сторон, израильское правительство. Премьер-министр Бен-Гурион неодобрительно крутил носом, пока читал его. Но Израилю не пришлось принимать трудное решение.

Король Абдаллах вдруг сказал, что его друг, британский посланник, сказал ему, что Иордании не следует подписывать такой документ, пока этого не сделает ведущее арабское государство — Египет. Король просил израильтян считать этот документ недействительным.

Абдаллах предложил взамен подписать пакт о ненападении сроком на пять лет и начать свободную торговлю между двумя странами. 24 февраля 1950 года этот пакт был парафирован. До самого Кэмп-Дэвидского соглашения с Египтом Израиль никогда не был так близок к миру со своим арабским соседом.

Но соглашение не вступило в силу. Иорданский полковник аль-Телль, партнер Даяна на переговорах, внезапно бежал в Египет и рассказал о секретных переговорах короля с израильтянами.

Король Абдаллах переоценил свое влияние в арабском мире и недооценил ненависть арабов к Израилю. Король оказался один против всего арабского мира, который сделал из него козла отпущения за поражение в двух войнах с Израилем.

Арабская Лига приняла решение исключить из своего состава любое арабское государство, которое пойдет на сепаратные переговоры с Израилем.

Но и внутри собственной страны король не чувствовал себя уверенно. Нищие в Аммане и Восточном Иерусалиме, палестинские беженцы видели в нем предателя. Король был обречен.

Люди великого муфтия нашли в Иордании фанатиков, согласившихся уничтожить «прислужника сионистов». Убийцей оказался двадцатиоднолетний Мустафа Шукри Ашу, бедный иерусалимский портной. Иорданская полиция распутала потом заговор, который привел к смерти короля, нашли и людей, толкнувших портного на преступление.

На скамью подсудимых посадили восьмерых заговорщиков, принадлежавших к террористической группе «Организация священной войны».

Заочно судили бывшего командира частей Арабского легиона в Иерусалиме полковника аль-Телля, который укрылся в Каире. Египетские власти полковника не выдали, и в 1963 году полковник примет участие в заговоре с целью свержения нового иорданского короля — Хусейна.

Процесс был закрытым, всех приговорили к смертной казни через повешение — среди них племянника великого муфтия Иерусалима Мусу аль-Хуссейни, того самого, который сотрудничал со штурмбаннфюрером СС Адольфом Эйхманом.

Муса после разгрома нацистской Германии вернулся из разрушенного Берлина с немецкой женой, открыл бюро путешествий, но на самом деле продолжал борьбу против евреев и их союзников, пока не нашел свою смерть на виселице…

Убийство иорданского короля самому великому муфтию не принесло особых политических дивидендов. В арабском мире к власти приходило новое поколение, Хадж Амин новым лидерам был не нужен.

Когда Гамаль Абдель Насер взял власть в Египте, он закрыл представительство бывшего великого муфтия в Каире и позаботился о создании Организации освобождения Палестины. ООП возглавил ученик муфтия Ахмед Шукейри. Но оставшийся в одиночестве и злой на весь мир Хадж Амин заявил, что ООП не выражает интересы палестинского народа и вообще появилась на свет в результате еврейско-империалистического заговора.

Через несколько лет он изменил свою точку зрения. И не только потому, что ООП приняла Национальную хартию, требующую уничтожить Израиль. В феврале 1969 года новым председателем Организации освобождения Палестины стал еще один племянник великого муфтия — Абд аль-Рахман Абд аль-Рауф Арафат аль-Кудва аль-Хуссейни, предпочитающий называть себя короче — Ясир Арафат. В одном из ранних интервью Ясир Арафат рассказал кое-какие подробности своей жизни: «Меня учил один бывший немецкий офицер, который после разгрома Германии в 1945 году вместе с моими родственниками перебрался в Каир».

Бывший муфтий умер в 1974 году в Бейруте. Арабские правительства прислали на похороны своих представителей. Его хоронил и племянник — Ясир Арафат, посвятивший всю свою жизнь созданию палестинского государства, которое, если бы не его дядя Хадж Амин, могло бы появиться на свет еще в 1948 году…

Современная история Ближнего Востока в определенном смысле реестр несбывшихся надежд и нереализованных возможностей. Эта история была бы менее кровавой, если бы 20 июля 1951 года не убили иорданского короля Абдаллаха. Его смерть была грозным предупреждением каждому арабскому политику, который задумывался о мире с Израилем.

После смерти Абдаллаха трон должен был наследовать его сын — принц эмир Талал, но он властвовал только девять месяцев. Его отстранили от власти по причине психического нездоровья. Королем стал несовершеннолетний внук Абдаллаха принц Хусейн.

Король Хусейн, как и его дед, король Абдаллах, был наделен обаянием и немалым мужеством. Он мог спокойно появиться посреди беснующейся толпы или посетить воинскую часть, не взяв с собой охраны и не боясь за свою жизнь.

Король Хусейн не меньше своего деда был расположен к Израилю, но понимал, как трудно убедить в необходимости мира собственных подданных, большую часть которых составляют палестинские арабы.

В отличие от Абдаллаха, он был просвещенным монархом. Он прекрасно понимал пределы своей власти. Он знал, что не может делать то, что не понравится его собственным подданным и арабскому миру в целом.

В самой плодородной и богатой части Хашимитского Королевства живут палестинцы, которые считают, что его дед — эмир Абдаллах, основатель Хашимитского королевства, предал палестинское дело и пошел на союз с Израилем. Многие населяющие Иорданию палестинцы вообще считают королевство искусственным образованием.

Короля Хусейна всегда тревожила перспектива создания независимого палестинского государства. Он понимал, что рано или поздно палестинцы захотят получить и часть территории Иордании, что никак не устраивало короля. Поэтому он старался не ссориться с палестинскими боевыми организациями и позволял им использовать территорию Иордании для вылазок против Израиля.

Он удержался от участия в войнах 1956-го, 1973-го и 1982 годов, но он вступил в «шестидневную войну» 1967 года и потерял то, что приобрел его дед Абдаллах, — Западную Иорданию.

Король Хусейн несколько раз тайно встречался с израильскими политиками. Но предложить Израилю мир он решился только в 1994 году. Он до конца своих дней не мог забыть, как 20 июля 1951 года на его глазах у Большой Иерусалимской мечети был убит его дед — король Абдаллах, — только за то, что он хотел заключить мир с Израилем.

Глава 12 ПОСЫЛКА ДЛЯ ПОЛКОВНИКА

Палестинцы, переходя границу, занимались в Израиле воровством, перерезали телефонные провода, убивали мирных жителей. Потом эти акции приобрели организованный характер. С 1954 года действиями боевиков руководила египетская военная разведка. В марте палестинцы захватили израильский автобус в пустыне Негев и убили одиннадцать пассажиров.

С середины 1955 года организация террористических рейдов в глубь Израиля стала стратегией египетской разведки, которая готовила палестинские боевые группы и финансировала их операции. Постепенно к этому подключились сирийская и иорданская спецслужбы. Израильские границы оставались прозрачными, перейти через них было несложно.

Цель египтян была очевидной — создать внутри Израиля атмосферу страха, подорвать веру людей в способность полиции и армии обеспечить безопасность. Египтяне надеялись, что это отобьет у евреев из разных стран желание переезжать в Палестину. Одновременно успешные операции должны были укрепить моральный и боевой дух египетской армии.

Израильская разведка занялась поиском палестинских баз и выяснением маршрутов движения боевых групп. Было решено не только пресекать боевые акции, но и наносить превентивные удары. Главным источником информации стали арабы, живущие у границы или в лагерях беженцев.

Пока террористические операции носили случайный характер, бороться с боевиками было трудно. Когда египетская разведка взяла их под контроль, израильтянам в определенном смысле стало легче — надо было только понять методы египтян. А захваченные с оружием в руках палестинцы на допросах обычно все рассказывали.

Руководил операциями с территории Египта полковник Мустафа Хафез, который возглавлял египетскую разведку в секторе Газа. Вечером 11 июля 1956 года полковник сидел в саду перед зданием штаба вместе с майором Имру аль-Хариди. Они ждали возвращения своего агента Мохаммеда аль-Талалки. Тот был двойным агентом, работал и на египтян, и на израильтян. Но полковник Мустафа Хафез был уверен, что получает больше, чем израильтяне.

На самом деле израильская военная разведка Талалке не доверяла — после того, как записала его откровенный разговор с родственником, который тоже был двойным агентом. Это у них было семейным способом зарабатывания на жизнь…

На сей раз Талалка вернулся от израильтян в хорошем настроении. Они дали ему книгу, завернутую в коричневую бумагу, которую следовало передать инспектору египетской полиции в Газе. Агент хотел передать книгу полицейскому, но полковника Хафеза одолело любопытство. Он поспешно развернул бумагу, и четыреста граммов взрывчатки взорвались у него в руках. Полковник Хафез скончался через несколько часов.

Египетский военный атташе в Иордании подполковник Салах Мустафа оказался еще более беспечным человеком. Он работал вместе с полковником Хафезом, организуя атаки террористов через иорданскую границу.

Подполковник Мустафа уже должен был знать, что произошло с коллегой-полковником. Тем не менее буквально на следующий день его водитель забрал на центральном почтамте посылку из Восточного (арабского) Иерусалима и привез хозяину. На посылке значился отправитель — штаб-квартира группы наблюдателей ООН. В пакете была биография гитлеровского генерал-фельдмаршала фон Рундштедта.

Египетский атташе взял посылку из рук шофера и раскрыл ее… Подполковник Мустафа умер от последствий взрыва через несколько часов.

Обе посылки были отправлены израильской военной разведкой. Начальник генерального штаба Моше Даян считал, что ответные удары по стране, с территории которой осуществляются террористические акции, должны повлиять на соответствующее правительство. И пока вылазки боевиков не прекратятся, израильская армия будет наносить все новые удары, демонстрируя слабость арабских армий. Зная психологию арабов, он понимал, что потеря лица для них ужаснее всего.

Акции возмездия чаще всего поручались молодому офицеру-десантнику Ариэлю Шарону, которым в армии восхищались. Будущий начальник генерального штаба генерал Рафаэль Эйтан считал, что Шарон рационален и холоден до такой степени, что кровь леденеет в жилах.

Он командовал специальным подразделением номер 101, куда направляли лучших солдат. Это подразделение состояло исключительно из добровольцев.

Даян часто говорил, что не знает лучшего полевого командира, чем Арик Шарон.

Когда Даян стал командиром Северного военного округа, он обнаружил у себя в штабе двух отличных офицеров: начальника штаба полковника Хаима Бар-Лева и майора Ариэля Шарона, которого все называли Ариком. Первый впоследствии станет начальником генерального штаба и послом в России, другой министром обороны и главой правительства.

Как только Даян принял командование, он получил приказ генерального штаба взять в плен несколько иорданских солдат, потому что в плену у Иордании было несколько изральских солдат и иорданцы отказывались их отпустить. Даян поручил это задание Шарону. Не успело солнце сесть, как Шарон уже привел нескольких пленных из Арабского легиона.

Премьер-министр Бен-Гурион тоже высоко ценил Шарона. Когда, уже став начальником генерального штаба, Даян часто жаловался премьер-министру на своенравного Шарона, Бен-Гурион всегда становился на защиту своего любимца:

— Да, это он, конечно, нехорошо поступил, но, с другой стороны…

Бен-Гурион питал особую симпатию к трем генералам — Хаиму Ласкову, Ассафу Симхони и Арику. Они ему не просто нравились. Он ими восхищался. Все трое были прекрасными солдатами и соответствовали его образу идеального еврея. Такими же Бен-Гурион хотел видеть всех граждан Израиля цельные люди, смелые воины, уверенные в себе.

Он презирал то, что две тысячи лет изгнания и преследований сделали с евреями. Он хотел, чтобы израильские евреи вернулись к временам первого храма (это X–VI век до нашей эры), когда народ жил на своей земле, обрабатывал ее, защищал ее, говорил на своем языке и имел собственную культуру.

Бен-Гурион часто повторял: «Евреи приезжают в Израиль из стран, где их кровь осталась неотмщенной, где разрешалось жестоко обращаться с ними, мучить их и бить. Они всегда были беспомощными жертвами. Мы должны показать им, что у еврейского народа есть государство и армия, которые не допустят, чтобы с ними и впредь обращались так же грубо».

Карательные операции подразделения 101 планировал один из руководителей оперативного управления генштаба Рехвам Зееви. Он родился в Иерусалиме. Его отец был секретарем рабочего совета города. Будущему генералу прочили карьеру раввина, знатока торы. Он закончил сельскохозяйственную школу, а затем поступил в Пальмах — ударные роты еврейской самообороны. В 1948-м его взяли в разведку.

В армии его все называли Ганди, потому что, работая в киббуце, он носил странное одеяние, напоминающее традиционные одежды индийцев.

Когда он закончил курсы батальонных командиров, начальник курсов Ицхак Рабин (будущий премьер-министр) записал в его характеристике: «Закоренелый индивидуалист. Обладает острым и быстрым умом. Может занимать любую должность».

По складу характера Зееви напоминал Ариэля Шарона, был таким же жестким и решительным, столь же легко пускал в ход оружие и не прятался за чужую спину.

В 1968-м Зееви стал командующим Центральным военным округом, который включал большую часть окку-. пированных территорий. Его главная задача состояла в том, чтобы подавить проникновение террористов с территории Иордании. Зееви начал с того, что приказал взрывать дома террористов, — в результате семья боевика оказывалась на улице. Количество террористических актов резко снизилось.

Генерал Зееви лично участвовал в операцих против диверсантов, доказав, что не потерял боевых навыков за годы, проведенные в штабах. Весной 1969 года вблизи пещеры Махнела, куда приходит много туристов, один палестинский террорист открыл огонь по толпе. Оказавшийся рядом генерал Зееви первым выхватил пистолет и застрелил его…

Во время операции, которую провели две роты израильских десантников под командованием Ариэля Шарона, было убито тридцать восемь египетских солдат. Это была пощечина Насеру и его генералам.

После нескольких карательных акций, проведенных израильтянами, Египет прекратил засылать палестинских боевиков на территорию Израиля.

Но тогда палестинцы стали делать это сами. А настоящий палестинский терроризм возник после «шестидневной войны» 1967 года. Под властью Израиля оказался почти миллион палестинцев, потрясенных поражением арабских армий и потерявших всякую надежду.

Моше Даян, который был уже министром обороны, сумел убедить правительство в том, что лояльность арабского населения на оккупированных территориях зависит от продолжительности пребывания израильских войск. То есть выводить армию не надо, арабы, считал министр, постепенно свыкнутся с такой жизнью.

Он же сформулировал израильскую политику на оккупированных территориях. Арабы не обязаны любить израильское военное управление, однако они вполне могут жить под ним. Единственное, что следует сделать, — это заставить их больше бояться израильскую армию, чтобы они боялись сотрудничать с террористами.

Даян открыл ворота для привлечения десятков тысяч арабов с оккупированных территорий для работы в сельском хозяйстве и промышленности Израиля. На оккупированных территориях впервые после 1948 года появились еврейские поселенцы. Но они селились только на тех территориях, которые до 1948 года принадлежали британской администрации, а до 1967 года — иорданскому правительству. Палестинских арабов не сгоняли со своей земли. Но очень скоро стало ясно, что палестинцы все равно не хотят жить под управлением израильтян.

До «шестидневной войны» Израиль противостоял арабским государствам. Теперь его главным противником стали палестинские боевые формирования.

Организация освобождения Палестины была создана как зонтик для множества различных палестинских организаций и групп, которые часто ненавидели друг друга.

Все группировки, которые входят в ООП, сохранили политическую, финансовую и военную независимость. Единой военной структуры и общего командования не было и нет.

Боевые части палестинцев были расположены в одиннадцати различных странах. Правда, в сентябре 1964 года в Египте, Сирии и Ираке были сформированы регулярные силы Палестинской освободительной армии, которая подчинялась исполкому Организации освобождения Палестины и Высшему военному совету палестинской революции.

Но помимо этой армии, существовало множество различных боевых групп, которые подчинялись не палестинскому руководству, а руководству тех стран, где они находились.

До «шестидневной войны» израильская разведка почти не занималась палестинцами, не считая их опасными. Палестинские боевые организации исчезали так же быстро, как и появлялись.

В 1964 году новый начальник военной разведки Аарон Ярив принимал дела у своего предшественника Меира Амита, который переходил в Моссад. Амит небрежно сказал:

— Организация освобождения Палестины никого не беспокоит. Можешь ООП даже не заниматься.

Впервые отдел, который специально занимался палестинцами, был создан в военной разведке только в 1965 году, когда начались боевые операции созданной Ясиром Арафатом организации ФАТХ.

До «шестидневной войны» палестинцы представляли большую опасность для иорданского короля Хусейна, а не для Израиля. Палестинцы составляли большинство населения Иордании и не любили короля.

Король Хусейн не хотел, чтобы палестинцы наносили удары по Израилю с его территории, потому что ответный удар приходился по Иордании. В те времена Иордания неофициально получала от Израиля списки тех, кто помогал палестинским боевикам на Западном берегу, и этих людей арестовывали.

В апреле 1966 года — фактически по просьбе Израиля — иорданцы арестовали сразу двести палестинцев, среди них была большая часть аппарата представительства ООП в Аммане, которое через два месяца было закрыто.

Израильские спецслужбы не были готовы к необходимости контролировать столь большое арабское население и горели желанием этим заниматься. Они и не предполагали, что оккупированные территории надолго останутся под контролем Израиля.

После «шестидневной войны» 1967 года все считали, что достаточно быстро удастся заключить мир с арабскими странами и израильтяне уйдут с оккупированных территорий. Но время шло, а о заключении мира не было и речи. Палестинцами занялась контрразведка Шин-Бет. Коллеги из других спецслужб благоразумно не возражали — это задание лавров не сулило.

— Я доволен, что все эти проблемы взяла на себя Шин-Бет, — говорил начальник военной разведки Аарон Ярив. — У нас и без того много всего на тарелке.

Шин-Бет традиционно занималась арабским населением Израиля. В 50-е годы одно из подразделений Шин-Бет подготовило целую разведывательную сеть для внедрения в арабскую среду.

Агентов подбирали из числа евреев, родившихся в арабских странах. Их учили говорить по-арабски с палестинским акцентом, они штудировали Коран и привыкали вести себя как арабы. От них не ждали повседневных сообщений, они предназначались для длительного вживания.

Несколько агентов очень успешно внедрились в арабское население и даже женились на арабских женщинах. Поскольку их хорошо учили Корану, они даже становились учителями, что было прекрасной крышей для разведывательной работы.

Предполагалось использовать этих агентов в случае волнений среди арабского населения Израиля. Потом это подразделение распустили, а у агентов возникли проблемы.

Некоторые из них немедленно развелись со своими исламскими женами и бросили детей, другие сохранили семьи. Дети от этих браков очень страдали, не зная, кто же они — евреи или арабы. Один из детей от таких смешанных браков сказал, что когда он узнал о террористическом акте в Тель-Авиве, устроенном палестинцами, то не знал, радоваться ему или печалиться. В Шин-Бет решили, что этот эксперимент больше не будет повторен…

До войны 1967 года главной заботой Шин-Бет была борьба с советскими и арабскими шпионами. После окончания победоносной войны контрразведчики сказали себе, что они сильно переоценили своих противников. Захватив во время стремительного наступления архивы арабских спецслужб, они обнаружили с удовлетворением, что знали всех, кто работал на арабские страны. Арабская разведывательная сеть была незначительной.

Постепенно главной задачей Шин-Бет стал контроль за арабским населением. Вначале это было не так'уж трудно. До «шестидневной войны» в Израиле жило примерно двести тысяч арабов. Они вели себя почти лояльно.

Первые недели после поражения в войне палестинцы были словно в шоке, потом началось скрытое сопротивление израильтянам.

Премьер-министр Леви Эшкол верил, что более либеральный подход к арабскому населению откроет возможность нормального сосуществования арабов и евреев. Премьер-министр хотел, чтобы ситуацию на оккупированных территориях определяли не прямолинейные военные, а более гибкие люди в штатском, контрразведка.

Леви Эшкол санкционировал увеличение численности Шин-Бет и набор новичков в контрразведку. Все арабисты были мобилизованы для службы на оккупированных территориях. Скоро Шин-Бет стала для палестинцев главной властью, это название палестинцы произносили со страхом и ненавистью.

Но надежда Моссад и военной разведки перевалить все палестинские дела на Шин-Бет оказалась недолгой иллюзией. Очень скоро палестинцы стали главным противником Израиля. Всем спецслужбам пришлось заняться палестинским движением Сопротивления.

Первый самолет палестинцы угнали в июле 1968 года. И с этого, собственно, и начинается история международного терроризма.

Три вооруженных боевика из Народного фронта освобождения Палестины, возглавляемого Жоржем Хаббашем, захватили израильский «Боинг-707», летевший из Рима в Тель-Авив, и приказали пилоту сесть в Алжире. Алжирские власти поддерживали палестинцев.

Пассажиров-иностранцев, всех женщин и детей отпустили через пять дней. Остальных пассажиров освободили в обмен на пятнадцать палестинцев, сидевших в израильских тюрьмах. Это было горькое унижение для Израиля и опасный прецедент.

Мир не был готов к угонам самолетов. Еще не существовали системы безопасности в аэропортах, которые помогали бы обнаруживать оружие и взрывчатку в багаже пассажиров. Два-три террориста превращали сто с лишним пассажиров захваченного самолета в заложников, за освобождение которых можно было требовать все, что угодно.

Угонщики хотели, чтобы правительство Израиля освободило из тюрем их осужденных товарищей. Министр обороны одноглазый Моше Даян был против того, чтобы выполнять их требования. Но премьер-министр Леви Эшкол, мягкий по характеру, к нему не прислушался. Террористы получили то, что хотели.

Через год террористы похитили из американского самолета двоих израильтян, их держали в Дамаске. И опять израильское правительство согласилось обменять заложников на двух сбитых сирийских военных летчиков.

Но больше Израиль на уступки не шел. Израильское правительство быстро оправилось от шока и наотрез отказывалось вступать в переговоры с угонщиками.

Когда в следующий раз (это произошло 8 мая 1972 года) палестинцы захватили самолет бельгийской авиакомпании «Сабена» и потребовали освободить триста с лишним заключенных из израильских тюрем, ответом стала военная операция. Она продолжалась всего несколько минут. Израильский спецназ подобрался к самолету под видом техников авиакомпании, пока начальник израильской военной разведки успокаивал террористов сообщениями о том, что осужденных палестинцев уже освобождают из тюрем…

Двое террористов — мужчины — были убиты, двое террористок схвачены. Они не успели даже взяться за оружие. Во время боя погиб один пассажир, двое были ранены. Руководил террористами Али Таха Абу Санайна. Он участвовал в захвате первого израильского самолета. Когда израильтяне начали штурм самолета, он спрятался в туалете и закрылся изнутри. Он привык иметь дело с безоружными пассажирами, а увидев вооруженных израильтян, струсил…

Командовал операцией подполковник Эхуд Барак, будущий начальник генерального штаба и премьер-министр, а тогда командир батальона особого назначения при генштабе. В его батальоне рядовым служил будущий премьер-министр Нетаньяху. Он был ранен во время операции.

Правительство выделило большие деньги на системы безопасности, и отныне каждый самолет израильской авиакомпании сопровождал вооруженный охранник.

Тогда в штабе Хаббаша решили нанести удар по союзникам Израиля. Европейцы и американцы, решили палестинские лидеры, перестанут поддерживать Израиль, если им придется рисковать собственными жизнями.

В августе 1969 года боевики Народного фронта освобождения Палестины в первый раз захватили не израильский, а американский самолет и угнали его в Дамаск. Руководила операцией двадцатишестилетняя Лейла Халед. Газеты всего мира охотно печатали снимки молодой женщины с «Калашниковым» в руках.

Еще через год Лейла Халед попыталась повторить свой успех. 6 сентября 1970 года она решила захватить израильский самолет, летевший из Амстердама в Лондон. Вместе, с ней в самолет сел никарагуанец Патрисио Аргуэльо, о котором в те годы советская печать писала как о герое-революционере и который был просто террористом на службе у Жоржа Хаббаша.

Захват самолета был частью грандиозного замысла. Палестинцы хотели не только заявить о себе миру, но и взять власть в Иордании. Они организовали одно за другим два покушения на короля Хусейна, но оба неудачно. По всей стране начались стычки между палестинскими боевыми отрядами и правительственными войсками.

Операция по захвату самолетов оказалась более успешной.

Два самолета — американский и швейцарский — были захвачены палестинцами и угнаны в Иорданию, где их посадили на старый аэродром, не использовавшийся со времен Второй мировой войны. Женщинам и детям разрешили сойти на землю. А сто пятьдесят мужчин держали в качестве заложников в самолетах под палящим солнцем пустыни. Они задыхались от духоты.

Самолет компании «Пан-Америкэн» террористы посадили в Каире, отпустили пассажиров, а лайнер взорвали.

Четвертый должна была захватить Халед.

Но израильтяне уже были готовы к отпору. Сотрудники службы безопасности, сидевшие в салоне среди пассажиров, застрелили никарагуанца Аргуэльо, а Лейлу Халед обезоружили и связали ей руки галстуками. Наручников у израильтян не оказалось.' Самолет благополучно сел в Лондоне.

Лейлу Халед передали британской полиции. Но суда ей удалось избежать. Через три дня палестинцы захватили британский самолет, летевший из Бомбея в Лондон, и тоже посадили его в Иордании. К ста пятидесяти прибавилось еще сто семнадцать заложников.

Угон самолетов на территорию Иордании переполнил чашу терпения короля Хусейна, который всегда опасался палестинцев. Именно тогда он приказал своей армии атаковать штаб палестинских боевиков.

Американские военные боялись, что локальный конфликт перерастет в настоящую войну, если Советский Союз захочет вмешаться на стороне палестинцев. Американцы уже готовились к переброске армейских частей на Кипр, в Грецию и в Турцию и разворачивали авианосные оперативные группы вблизи ливанского побережья.

Активизировалась советская военная экскадра в Средиземном море, состоявшая из полусотни кораблей, среди них было двенадцать подводных лодок. Советские корабли, оснащенные управляемыми ракетами, неотступно следовали за американскими авианосцами.

Но Соединенным Штатам и Советскому Союзу удалось избежать столкновения из-за палестинских террористов.

Палестинцы, отступая под ударами правительственных войск, взорвали все три захваченных самолета. А пассажиров, несмотря на протесты израильтян, обменяли на Лейлу Халед и других палестинских террористов, отбывавших свой срок в западногерманских и швейцарских тюрьмах…

Король Хусейн сформировал военное правительство и потребовал очистить страну от палестинских боевиков.

Сирийцы пришли на помощь палестинцам, перебросив танки через границы Иордании, но иорданские войска нанесли поражение сирийским войскам, потому что министр обороны Сирии Хафез Асад оставил их без прикрытия с воздуха. Он ловко воспользовался этим эпизодом, чтобы свергнуть тогдашнего главу Сирии Салеха Дже-Дида и занять его место.

В ходе боев между правительственными войсками и палестинцами погибло больше палестинцев, чем за все годы их войны с Израилем. Палестинцы назвали этот кровопролитный месяц «черным сентябрем». Действующая под этим именем палестинская организация помимо израильтян стала убивать и иорданцев.

Последней жертвой Лейлы Халед и ее товарищей стал президент Египта Гамаль Абдель Насер. Он тщетно пытался остановить кровопролитие, помирить короля Хусейна с палестинцами и скоропостижно скончался от сердечного приступа.

После проведения той операции Лейла Халед сама в террористических акциях больше не участвует. Службы безопасности всего мира знают ее в лицо. Теперь она посылает на смерть других. Она живет в Сирии, неподалеку от Дамаска, в хорошо охраняемом квартале, где находится штаб Народного фронта освобождения Палестины.

Корреспонденты немецкого журнала «Квик» обнаружили в ее доме весьма экзотическую обстановку. В большой комнате на полу, завернувшись в одеяла, спали несколько человек. Рядом с каждым лежал новенький «калашников».

Даже безобидных корреспондентов Лейла Халед принимала в окружении телохранителей.

— Когда я участвовала в вооруженной борьбе, я сражалась во имя Революции, во имя Народного фронта освобождения Палестины, во имя масс, — говорила Халед. — Наши акции направлены только против Израиля. Просто вначале нам приходилось делать все, чтобы привлечь к себе внимание всего мира. Но уже в 1970 году мы прекратили эти акции, потому что пришли к выводу, что теряем друзей. А мир уже знал о нас. Мы перенесли борьбу на оккупированные Израилем территории.

Главная идея, которую Лейла Халед пронесла через всю жизнь, — это ненависть к Израилю.

Еврейское государство она считает виновным в том, что ее жизнь не сложилась. В 1948 году, после Первой войны, которую арабские страны развязали против Израиля, семья Халед покинула город Хайфу, в котором Лейла родилась. Горечь, обида, ненависть — эти чувства культивировались в семье.

— Во дворе дома, где мы жили, обосновавшись в Ливане, росло апельсиновое дерево, увешанное спелыми плодами, — рассказывала Лейла Халед журналистам. — Как-то раз мы, дети, пытались сорвать себе по апельсину. Вдруг к нам подошла мама и очень серьезно сказала: «Это не ваши апельсины. Ваши апельсины остались в Палестине. Здесь нам ничего не принадлежит». С тех пор я никогда не ела апельсинов. Когда я просила купить мне новое платье, моя мать всегда говорила, что мы не можем себе этого позволить: у нас нет никаких прав, у нас нет ничего. Это определило всю мою жизнь.

Так Лейла Халед воспитывала сына, надеясь, что он продолжит ее дело:

Если он просил игрушку, я говорила ему, что все красивые игрушки в Палестине. Если он хотел сорвать цветок, я говорила ему, что наши цветы остались в Палестине…

Такое воспитание со временем и привело к появлению на Ближнем Востоке нового вида терроризма — «живых бомб». В камикадзе арабские террористы берут молодежь, которая с детства усвоила ненависть к Израилю и его союзникам-американцам.

Лейла Халед в апреле 1996 года появилась в Палестине — впервые в ее взрослой жизни. И она ответила «нет» на вопрос, признает ли она теперь право Израиля на существование. Она сказала, что нисколько не сожалеет о содеянном и не намерена мириться с еврейским государством:

— Народ имеет право на вооруженную борьбу.

Глава 13 ПАРАД ЗАКОНЧИЛСЯ РАССТРЕЛОМ

В 1977 году президент Египта Мохаммед Анвар аль-Садат неожиданно для всего мира прилетел в Иерусалим, в непризнанную столицу Израиля, чтобы предложить мир своим недавним врагам. Решение Садата заключить мир с Израилем коренным образом изменило ситуацию на Ближнем Востоке.

Через год, осенью 1978 года, президент Садат и премьер-министр Израиля Менахем Бегин встретились в Кэмп-Дэвиде, загородной резиденции американского президента Джимми Картера, чтобы договориться о схеме урегулирования между двумя странами, которые пролили немало крови, воюя друг с другом.

В следующем году в Вашингтоне был подписан первый мирный договор между еврейским государством и арабским.

Пока в Иерусалиме, Каире и Вашингтоне мирились два заклятых врага, остальной мир ревностно комментировал происходящее. Отказ Египта воевать против Израиля до полного уничтожения еврейского государства восхитил Европу, возмутил арабский мир и разозлил его социалистических союзников.

Прогнозы были столь же разнообразны: от утверждений, что кэмп-дэвидский мир будет недолговечным и Садат жестоко поплатится за свое предательство, до уверенности в том, что и другим арабским соседям теперь ничего не остается, кроме как договариваться с Израилем.

Из всех прогнозов точно сбылся только один: Анвара Садата, который сделал для арабского мира больше, чем любой из его критиков, убили.

С ним покончили картинно: расстреляли из автоматов и забросали гранатами во время октябрьского парада армии, которую он любовно пестовал.

Если бы по счастливой случайности Садат остался жив, он, возможно, не судил бы строго мятежных офицеров. В конце концов, они действовали точно так же, как и молодой Садат, который участвовал в двух покушениях на видных египетских политиков.

Гамаль Абдель Насер, который вел Египет по социалистическому пути, сам выбрал себе в наследники Садата — человека, который очень не любил вождя египетской революции.

Со временем Садат напишет книгу воспоминаний, в которой назовет Насера «подозрительным и озлобленным». По его словам, Насер завидовал своим сотрудникам, натравливал их друг на друга и любил только власть.

В душе Анвар Садат всегда считал, что Насер не по праву занял место президента. Ведь не Насер, а девятнадцатилетний пехотный лейтенант Садат в 1938 году собрал вокруг себя офицеров, мечтавших об изгнании британских колонизаторов. Насер присоединился к этой группе только через полгода, когда его батальон перевели в город Манкабад, где офицеры-заговорщики регулярно встречались в казино.

В 1939 году и Садата, и Насера отправили в разведшколу. Но они были слишком разными, чтобы сблизиться, — замкнутый, выросший в Александрии Насер и любознательный темпераментный деревенский парень из долины Нила.

«Насер произвел на меня впечатление очень серьезного человека, который не разделял интереса молодых офицеров к глупым шуткам, — вспоминал Садат. — В своем присутствии он не терпел никаких фривольностей, которые счел бы за оскорбление своей чести, поэтому большинство офицеров держались от него на почтительной дистанции и часто вовсе с ним не разговаривали… Он возвел между собой и другими людьми почти непреодолимый барьер».

Потом Насера перевели в Судан, и на некоторое время он исчез из поля зрения молодых бунтарей.

Когда началась Вторая мировая война, Садат, как и многие египетские офицеры, сделал ставку на победу Гитлера над британскими войсками. Он считал, что это произойдет в ближайшем будущем и тогда Египет освободится от английских колониалистов.

Антианглийские настроения в Египте усиливались день ото дня. Командующий немецким экспедиционным корпусом в Северной Африке генерал-фельдмаршал Эрвин Роммель разбил 8-ю английскую армию и достиг Эль-Ала-мейна, до Александрии ему оставалось всего семьдесят киломеров. Видя поражение ненавистных англичан, египтяне не скрывали своего злорадства. Они выходили на улицы и скандировали: «Роммель, вперед!»

Немцы, со своей стороны, тоже старались установить связь со всеми националистически настроенными египтянами. Летом 1942 года к Садату обратились два немецких агента в Каире. По вечерам они обычно сидели в ночном клубе «Кит-Кат», где сорили деньгами. Немецкая разведка снабдила их крупными суммами в фальшивых фунтах стерлингов. Кончилось это тем, что одна танцовщица обратила внимание английской полиции на подозрительных клиентов.

Садат забрал у агентов передатчик и решил сам связаться с Роммелем по радио. Но тут немцев, за которыми долго следили, арестовали, а вслед за ними взяли и Садата. Передатчик брат Садата успел спрятать под кучей дров в чулане.

Садат на допросах ничего не признавал. Его разжаловали и отправили в тюрьму. В тот момент ему казалось, что жизнь кончилась. Потом его перевели в лагерь для интернированных, потом в другую тюрьму. Садат начал голодовку, и его поместили в госпиталь. Отсюда в октябре 1944 года с помощью друзей Садат совершил побег.

Ему сняли квартиру, в которой он скрывался до сентября 1945 года, когда было отменено военное положение. Война закончилась, старые дела списали, и полиция им больше не интересовалась, а сам он вполне созрел для вооруженной борьбы с англичанами и коллаборационистами — египтянами, сотрудничавшими с Лондоном.

Товарищи Садата бросили гранату в машину одного бывшего премьер-министра Египта — верного сторонника Англии, но умелый водитель спас своего пассажира. Потом они решили убить бывшего министра финансов Амина Османа, который сказал, что узы дружбы между Великобританией и Египтом подобны католическому браку, не допускающему развода.

«Эти его слова, — вспоминал Садат, — были равносильны смертному приговору, который он вынес себе сам». 6 января 1946 года приговор был приведен в исполнение. Министра застрелили в самом центре Каира. Убийца бросил гранату, полученную от Садата, в преследователей и сумел убежать… Но его выследили. На допросе он назвал Садата, которого арестовали и опять отправили в тюрьму.

Нравы британской колониальной администрации были куда либеральнее того режима, который после изгнания англичан установили молодые египетские офицеры. На допросах Анвар Садат вел себя дерзко, ни в чем не признавался и писал жалобы на следователей.

Однажды Садата вызвали на допрос ночью.

Садат возмутился:

— Все показания, на основании которых вы пытаетесь меня в чем-то обвинить, лживы. Кроме того, один важнейший факт требую занести в протокол.

— Какой?

— Вы подняли меня для допроса в два часа ночи.

— Это отмечено в протоколе.

— Я знаю. Я хочу, чтобы также занесли в протокол, что вы пытаетесь оказать на меня давление. Вы без необходимости разбудили меня ночью, хотя могли провести допрос и днем. Вы пытаетесь подорвать мое психическое здоровье.

В дальнейшем законопослушные британские следователи допрашивали Садата только днем.

Потом он потребовал отвести его к начальнику тюрьмы и написал жалобу верховному прокурору, заявив, что директор тюрьмы и служащие политической полиции подвергали его пыткам. Директор был обескуражен:

— Кто именно пытал вас?

Садат назвал два имени.

— Когда и где?

— Я скажу об этом прокурору.

Прокурор вызвал Садата:

— Где следы пыток?

— Следов нет, — спокойно ответил Садата. — Эти пытки и не должны были оставить следа. Они меня били по лицу и пинали ногами.

Будущего президента ждала смертная казнь или пожизненная каторга. Но у Садата и его подельников были лучшие в Египте адвокаты. Процесс занял восемь месяцев — с января по август 1948 года. Время от времени обвиняемым разрешали покидать тюрьму, чтобы навестить родных. Кончилось это тем, что убийца министра попросту сбежал, а Садата оправдали.

Он вернулся в армию, сдал экзамены, чтобы наверстать упущенное, и сразу был произведен в подполковники.

После его ареста руководство «Свободными офицерами» взял на себя Насер. Садат переживал, что его отодвинули на вторые роли, но Насер уже стал признанным лидером.

Революция 1952 года была стремительной, потому что король Фарук практически не сопротивлялся. Войска легко перешли на сторону «Свободных офицеров». Ночь Садат провел на телефонном коммутаторе, связываясь с единомышленниками по всей стране. За одну ночь власть перешла к мятежникам.

Именно Садат предъявил ультиматум королю с требованием немедленно покинуть страну. Он составил текст указа об отречении, и Фарук подписал его. 26 июля 1952 года Садат стоял на борту военного корабля и наблюдал за тем, как яхта увозит из Египта последнего короля.

Карьера Садата в независимом Египте не была быстрой. Только в конце 60-х он стал заметной фигурой в Каире. Насер держал его в тени, и это усиливало недовольство Садата. «Насер был занят почти исключительно созданием мифа о своем величии», — писал Садат в своей книге.

Нелюбовь к Насеру превращалась в стойкое неприятие его политической линии. Впрочем, Садат в принципе не разделял социалистических убеждений Насера, и ему не нравился чересчур тесный союз с Москвой.

Став президентом Египта после смерти Насера в 1970 году, Садат более всего желал полной перемены курса.

«Я получил незавидное наследство, — скажет потом Садат, — раздавленное человеческое достоинство… Нарушения прав человека… Наследие ненависти, которую Насер вызывал на всех уровнях… Обанкротившаяся экономика… Отсутствие нормальных отношений с какой бы то ни было страной».

Самой тяжелой травмой было оглушительное, позорное поражение в «шестидневной войне» с Израилем: «Я не знал, что мне делать. Я был оглушен и не способен ориентироваться во времени и пространстве».

Садат считал, что позорное поражение в «шестидневной войне» стало и политической смертью Насера: «Он умер не 28 сентября 1970 года, а 5 июня 1967 года, ровно через час после начала войны». «Шестидневная война» оставила Египет без армии, это была катастрофа. Президент Насер подал прошение об отставке. Правда, потом забрал его. Садат пришел к нему:

— Послушай, Гамаль, ты должен немедленно отправиться в Верхний Египет и продолжить борьбу. Мы обязаны сражаться до конца.

Насер, буквально раздавленный поражением своей армии, устало отмахнулся. Но Садат продолжал его уговаривать:

— Гамаль, ты должен продолжать сражение. Или мы их уничтожим, или погибнем сами.

Насер ответил:

— Анвар, сражаться уже поздно. Все потеряно…

Одной из причин поражения в «шестидневной войне» Садат считал союз с Москвой.

В декабре 1969 года Насер сделал Анвара Садата вице-президентом, а через девять месяцев Садат возглавил Египет. Его мало кто знал в мире. Все думали, что его сменит более известный генеральный секретарь Арабского социалистического союза Али Сабри, тесно связанный, с Москвой.

Садата унижали бестактность и высокомерие советских руководителей: «Я понял, что бессмысленно полагаться на Советский Союз». Садат пришел к выводу, что ключевая фигура на Ближнем Востоке — это Соединенные Штаты, только они могут заставить Израиль отступить.

В марте 1971 года Садат, которому было нужно оружие, приехал в Москву — в первый раз в качестве президента. Переговоры шли трудно, вспыльчивый Садат то и дело вступал в перепалку с председателем Совета министров Алексеем Косыгиным и министром обороны Андреем Гречко.

Брежнев подтвердил, что Советский Союз снабдит Египет оружием. Но Садат был недоволен, что ему дают не то оружие, которое ему нужно. Он хотел иметь самые современные самолеты с ракетным вооружением. Брежнев соглашался, но при условии, что ракеты будут пущены в ход только с санкции Москвы.

Садат побледнел от гнева:

— Египетскими самолетами может командовать только египетский президент!

Проводя новый курс, ломая насеровскую линию в экономике и во внутриполитической жизни, Садат убирал из правительства убежденных насеристов и избавился от просоветского лобби в Каире. Так, Садат решил убрать вице-президента Али Сабри, который, по его словам, «был главным агентом Советского Союза». Садат пригласил советского посла:

— Хочу заранее сообщить вам, что собираюсь уволить Али Сабри. Западная пресса напишет, будто я сместил главного промосковского человека, и это вас огорчит. Но вам надо знать, что у Москвы не может быть своих людей в Египте. Вы имеете дело с правительством, а не с отдельными людьми.

17 июля 1972 года Садат попросил всех советских военных советников в течение недели вернуться домой. В Египте находилось больше двадцати тысяч советских офицеров. В качестве советников они служили во всех воинских частях начиная с батальона.

Египетско-советская дружба закончилась. Садат отказался от услуг советских военных не потому, что уже тогда готовился переориентироваться на Соединенные Штаты.

В начале апреля 1972 года Египет установил секретный канал связи с Белым домом. Один высший египетский офицер заявил американскому дипломату в Каире, что они недовольны контактами на официальном уровне и хотели бы установить связь на президентском уровне. Так начался секретный обмен информацией между Вашингтоном и Каиром.

Позиция Советского Союза была исключительно приятна арабским странам. Москва поддерживала все их требования, Давала оружие. Но она не могла помочь им вернуть утраченные территории. Первым не выдержал Египет, который в «шестидневной войне» потерял больше всех. Садат решил, что надо искать помощи не у Советского Союза, а у Соединенных Штатов.

Анвар 'Садат мечтал взять реванш в противоборстве с Израилем, но полагал, что Москва попытается остановить его. Советских лидеров устраивала «холодная», а не «горячая» война на Ближнем Востоке.

За несколько дней до начала октябрьской войны 1973 года президент Сирии Хафез Асад сообщил Москве, что они с Садатом намерены нанести удар по Израилю. Брежнев очень осторожно сказал, что последствия этого шага могут оказаться совсем не такими, на какие рассчитывают арабские лидеры.

В октябре 1973 года, в дни еврейского праздника йом-кипур, египетские и сирийские войска с двух сторон атаковали Израиль. Сирийские генералы жгли свои танки, безуспешно пытаясь прорвать линию израильской обороны. Для них и эта попытка закончилась разгромом. Но для Садата октябрьская война была долгожданным отмщением израильтянам.

Он постоянно объявлял и отменял мобилизации и притупил бдительность Израиля, который решил, что Садат просто играет в военные игры.

«Двести двадцать два сверхзвуковых самолета приняли участие в первой атаке на израильские позиции на Синае и выполнили свою миссию. Мы потеряли только пять самолетов. В эти первые минуты погиб мой младший брат Атиф, пилот ВВС, — вспоминал Садат. — Египетские военно-воздушные силы расквитались за все, что потеряли в войнах 1956-го и 1967 годов. Они проложили нашим войскам путь к победе, вернувшей нашему народу и всей арабской нации веру в себя».

Затем египетские войска начали переправляться через Суэцкий канал. Египетское знамя взвилось на Синайском полуострове, потерянном в 1967 году.

Египетские саперы прорезали проходы для танков в земляных укреплениях с помощью сверхмощных водометов. Немецкие промышленники, изготовившие водометы по египетскому заказу, удивлялись: «Зачем им нужны такие машины? Разве возможен пожар, для тушения которого понадобится такой напор воды?»

К вечеру с Садатом пожелал встретиться советский посол. Садат с негодованием вспоминал, что Москва предлагала ему согласиться на перемирие. Президент Египта заявил, что согласится на перемирие только тогда, когда «будут достигнуты главные цели моей войны».

— Я не желаю никакого перемирия, — твердо повторял Садат. — Мне нужны еще танки, потому что нам предстоит самая большая танковая битва в истории.

Москва организовала воздушный мост, чтобы перебросить в Египет оружие и боеприпасы. В Каир прилетел глава советского правительства Алексей Косыгин.

Садат обрушился на него с обвинениями:

— Вы дали нам устаревшую технику для наведения мостов через Суэцкий канал! У нас ушло на это пять часов, в то время как у вас есть новая техника, позволяющая сделать это за полчаса. Оружие, которым вы нас снабжаете, нельзя назвать современным! По вашей вине мы отстаем от Израиля. И вы называете это дружескими отношениями?

Косыгина прислали в Каир уговорить Садата согласиться на прекращение боевых действий. В Москве видели, что Израиль оправился от первого удара и быстро перейдет в контрнаступление. Так и случилось. Израильтяне нанесли контрудар, переправились через Суэцкий канал и перенесли военные действия на территорию Египта.

— Эта контратака окончательно измотает вас, — сказал Косыгин, — под ударом оказался Каир.

Садату показалось, что в этот день на обычно непроницаемом лице Косыгина читалось злорадство. Вероятно, египетский президент ошибался: всякий, кто помнит хмурое лицо Косыгина, поймет, что прочитать его истинные чувства было невозможно. Кроме того, если Косыгину и не нравился Садат, то Израиль он не любил всей душой.

— Где танки, о которых я просил? — ответил ему вопросом Садат.

— Мы сконцентрировали усилия на Сирии, — ответил Косыгин, — она за один день потеряла тысячу двести танков…

После короткого периода растерянности израильская армия действовала быстро и решительно. Египетские части на Синайском полуострове были окружены, а переправившиеся на другой берег израильские танки рвались к Александрии и Каиру.

Соединенные Штаты тоже организовали воздушный мост и перебрасывали в Израиль военную технику, боеприпасы и запасные части. Чаша весов начала склоняться в пользу израильтян.

«Я принял решение согласиться на перемирие, — вспоминал Садат, — потому что против меня были США и Израиль. А Советский Союз стоял за мной, готовый воткнуть кинжал мне в спину. Советский Союз хотел доказать нам, что мы не можем вести войну, потому что я выслал советских экспертов. Брежнев сказал алжирскому президенту Хуари Бумедьену, который ринулся в Москву просить о помощи арабским странам, что Садат дурак и погубит Египет».

Садат не отказался бы от помощи со стороны Москвы, если бы советские руководители пошли во имя Египта на прямую конфронтацию с американцами. Но к счастью для всех, Москва была достаточно осторожна и не хотела устраивать мировую войну из-за ближневосточного конфликта.

А тем временем военная ситуация окончательно изменилась в пользу Израиля. Военные специалисты видели, что если боевые действия продлятся еще день-другой, то Египет и Сирия потерпят новое поражение.

Теперь уже Садат взмолился о помощи. Ночью он вызвал к себе советского посла и умолял разбудить Брежнева и добиться через американцев немедленного прекращения огня.

В Москве Брежнев и министр иностранных дел Андрей Громыко обсуждали, что дальше делать на Ближнем Востоке. Эту беседу записал Анатолий Черняев, сотрудник Международного отдела ЦК КПСС.

Брежнев сказал Громыко: надо восстановить дипломатические отношения с Израилем. По собственной инициативе.

Громыко осторожно заметил: арабы обидятся, будет шум.

Брежнев ответил очень резко:

— Пошли они к е… матери! Мы столько лет предлагали им разумный путь. Нет, они хотели повоевать. Пожалуйста, мы дали им технику, новейшую — какой во Вьетнаме не было. Они имели двойное превосходство в танках и авиации, тройное — в артиллерии, а в противоздушных и противотанковых средствах — абсолютное. И что? Их опять раздолбали. И опять они драпали. И опять вопили, чтобы мы их спасли. Садат меня дважды среди ночи к телефону поднимал. Требовал, чтобы я немедленно послал десант. Нет! Мы за них воевать не станем. Народ нас не поймет…

Но об этом монологе генерального секретаря никто не знал. В том числе и Садат, который в поисках союзников повернулся лицом на Запад.

В октябре 1973 года Израиль потерпел не военное, а морально-психологическое поражение. Еврейское государство утратило ореол непобедимости. В этом и заключался триумф президента Анвара Садата. Насер терпел от Израиля одно поражение за другим. Садат же считал, что вышел из войны победителем.

Восстановив национальное самоуважение, Садат мог заняться поисками мира. Государственный секретарь Генри Киссинджер впервые приехал в Каир в ноябре 1973 года. Удостоенный Нобелевской премии мира за окончание вьетнамской войны, Киссинджер мечтал еще об одной дипломатической победе — на Ближнем Востоке.

Садат вспоминал:

«Наш первый разговор продолжался три часа. Впервые вижу истинное лицо Соединенных Штатов, на которое мне всегда хотелось посмотреть, — не ту маску, которую надевали Даллес, Дин Раск и Роджерс (сменявшие друг друга государственные секретари США. — Л. М.). Если бы кто-нибудь увидел нас с Киссинджером, он принял бы нас за старых друзей… Никто, кроме США, не смог бы сыграть роль посредника между двумя сторонами, люто ненавидящими друг друга, сторонами, которые разделены морем враждебности, насилия и крови».

Киссинджеру президент Садат тоже понравился.

«Садат был выше ростом, более смуглый и импозантный, чем я предполагал, и казался воплощением энергии и уверенности. Этому крестьянскому сыну были присущи достоинство и аристократизм, что так же не вязалось с его революционным прошлым, как и его повелительная манера и поразительное спокойствие».

Садат, по мнению Киссинджера, в отличие от сирийского президента Хафеза Асада, не был склонен к торгу. Египтянин с самого начала обрисовал свою истинную позицию и редко отступал от нее.

Генри Киссинджер, самый талантливый американский дипломат послевоенной эпохи, годами работал над тем, чтобы сблизить позиции Египта и Израиля. Он постоянно перелетал из Иерусалима в арабские столицы и обратно.

В какой-то момент заместитель Киссинджера в Государственном департаменте Джо Сиско, обращаясь к журналистам, которые сопровождали их в поездке, сказал:

— Добро пожаловать на борт египетско-израильского челнока.

Так появился термин «челночная дипломатия».

В июне 1975 года Садат сделал то, что отказывался сделать его предшественник Насер: открыл Суэцкий канал для свободного судоходства. США, Великобритания и Франция помогли очистить канал от мин. Советский Союз, не упустил заметить злопамятный Садат, предложил свои услуги с опозданием.

Весной следующего года Садат денонсировал Договор о дружбе и сотрудничестве с СССР. А еще через год, в сентябре 1977 года, в Марокко министр иностранных дел Моше Даян тайно встретился с заместителем премьер-министра Египта Хасаном ат-Тухами. Через два месяца Садат прилетел в Иерусалим.

В Вашингтоне уже была новая команда: на президентских выборах победу одержал провинциальный политик Джимми Картер. Он не просто пожинал плоды многолетней работы Киссинджера на Ближнем Востоке. Именно Картер, моралист и миссионер, близко к сердцу принял идею арабо-израильского мира. Он сумел создать особый моральный климат, который в Кэмп-Дэвиде привел президента Садата и премьер-министра Бегина к согласию.

Прийти к миру Израилю было так же трудно, как и Египту.

Пожалуй, только непримиримый Менахем Бегин сумел бы поладить с Анваром Садатом. Его предшественница Голда Меир не смогла преодолеть себя.

Умом она давно поняла, что Израилю придется уступить часть территории арабским государствам в обмен на мир. Но сама она не могла пойти на это. Весь окружающий мир казался ей враждебным по отношению к евреям.

Когда Генри Киссинджер заговорил о том, что формула «Мир в обмен на территории» вполне разумна, Голда Меир мрачно ответила ему:

— Как я пойду к людям и объясню им все это? Неужели я должна им сказать: была война и другая, и мы потеряли много людей ранеными и убитыми, но это ничего не значит, и теперь мы должны отдать территории, потому что арабы говорят, что это их земли?.. Я никогда не соглашусь, что между теми, кто нападает, и теми, на кого нападают, нет никакой разницы… Если мы на это пойдем, если наши соседи увидят, что можно воевать, не боясь ничего потерять, мы только поощрим их на агрессию.

А вот Менахем Бегин был подходящим партнером для Садата. Бегина, как и Садата, никто не мог заподозрить в слабости, либерализме или уступчивости. В этом смысле у него был запас доверия, который позволил ему отдать Египту Синайский полуостров и поверить в то, что президент Садат искренне желает мира.

И все же Менахем Бегин поверил в искренность Анвара Садата и понял, что его мирные предложения — исторический шанс, который может не повториться.

Когда Садат установил дипломатические отношения с Израилем и в Каире над зданием израильского представительства взвился флаг со звездой Давида, президент Египта превратился в главного врага всех арабских националистов — в самом Египте и за его пределами.

Упреки исламских фундаменталистов Садат встречал хладнокровно. Во всяком случае, он был не менее набожным человеком, чем богатые ханжи из Саудовской Аравии, которые даже во время поста умудрялись захаживать в увеселительные заведения Каира. Садат боролся с поклонниками покойного Насера, с левыми, с промосковским лобби, но недооценил самого опасного врага — «Братьев-мусульман». Эта подпольная организация была основана в 1928 году. Ее цель — создание всемирного исламского государства.

Его предшественник Гамаль Абдель Насер понимал, какая опасность от них исходит. Они дважды пытались его убить, и он бросил тысячи «братьев-мусульман» в тюрьмы, где многих пытками замучили до смерти.

Садат, придя к власти, оставшихся в живых выпустил из тюрем и даже назначил им пенсии. Он в юности познакомился с духовным вождем «братьев-мусульман» шейхом Хасаном аль-Банной. Садат бывал на его еженедельных проповедях, которые Банна читал каждый вторник после вечерней молитвы в пригороде Каира. Садат и аль-Банна тогда договорились о совместных действиях против англичан.

Садат симпатизировал фундаменталистам. Но он не понял, что именно эти люди, готовые без колебаний пожертвовать жизнью, никогда не простят ему мира с Израилем. Для них не было худшего преступления.

В последние годы своей жизни Садат демонстрировал редкостное упрямство, неожиданное для политика. Скажем, демонстративно предоставил убежище бежавшему в 1979 году из Тегерана иранскому шаху Мохаммеду Реза Пехлеви, которого никто не хотел принимать. Чем больше Садата в арабских странах поносили за союз с Западом, тем охотнее он демонстрировал особые отношения с США — словно назло своим врагам.

Садат стал любимцем западного мира — и врагом Востока. Жюри, составленное из таких признанных авторитетов, как Джина Лоллобриджида и Пьер Карден, включило египетского президента в десятку самых элегантных мужчин мира. Для Арабского Востока это было уже чересчур…

Когда Садата убили, на Западе многие решили, что за этим стоит КГБ. Бывший государственный секретарь Соединенных Штатов Генри Киссинджер сказал тогда:

— Не подлежит сомнению, что на Ближнем Востоке поднялась радикальная волна, подпитываемая советскими секретными службами…

В действительности Садата убили сами египтяне...

Его смерть не привела к большим переменам в политике Египта. В отличие от Насера, Анвар Садат более удачно выбрал себе преемника. Бывший военный летчик генерал Хосни Мубарак, спокойный и разумный, по существу, развивал то, что было заложено Садатом.

Избавление от насеровского социализма позволило Египту превратиться в достаточно благополучную страну со стабильной экономикой. Мир с Израилем не только вернул Египту Синайский полуостров, но и избавил от необходимости постоянно вооружаться и ждать войны. Испорченные после Кэмп-Дэвида отношения с арабскими государствами постепенно восстановились.

Но Египет долгое время оставался единственной арабской страной, установившей дипломатические отношения с еврейским государством. Трагическая судьба Анвара Садата остановила тех арабских политиков, которые тоже хотели бы принести своим странам мир. Всех, кроме молодого ливанского президента Башира Жмайеля.

Глава 14 ДВАДЦАТЬ ТРИ ДНЯ ПРЕЗИДЕНТА ЖМАЙЕЛЯ

Арабские страны пришли к выводу, что пока они не могут победить Израиль в войне, поэтому решение палестинской проблемы следует предоставить самим палестинцам.

Палестинские боевики поставили перед собой задачу ослабить Израиль ударами изнутри и заставить его уйти с оккупированных территорий.

Палестинцы получали деньги, оружие и все остальное от богатых арабских стран и социалистического мира. Хотя отношение арабов к палестинцам оставалось двойственным.

На словах палестинцев поддерживали и подталкивали к вооруженной борьбе. В действительности же их использовали в собственных политических целях. Использовать территорию Египта для подготовки террористических акций им не разрешали. Из Иордании их в 1970 году выбили правительственные войска. С территории Сирии им разрешали действовать только тогда, когда президент Ха-фез Асад хотел досадить Израилю.

Тогда палестинцы обосновались в Ливане.

Утром 11 марта 1978 года две резиновые лодки пришвартовались к израильскому берегу, одиннадцать палестинцев высадились на берег. У каждого советский автомат «АК-47», десять полных магазинов, четыре гранаты и взрывчатка.

Первым они застрелили прилетевшего из Америки фотографа Гайла Рубина, который снимал редких птиц. Затем они прошли три километра до дороги Хайфа — Тель-Авив. Это главная автомагистраль Израиля. Они обстреляли несколько машин и остановили одно такси и два автобуса, на которых ехали на пикник водители автобусов и их семьи.

Палестинцы согнали всех пассажиров в один автобус и приказали водителю ехать в южном направлении — в сторону Тель-Авива. По пути они стреляли из окон в проезжавшие мимо машины и в преследовавшие их полицейские автомобили. Полицейские боялись открывать ответный огонь, чтобы не попасть в заложников.

Большое количество полицейских, пограничников и солдат было стянуто к оживленному перекрестку к северу от Тель-Авива. Когда автобус приблизился к перекрестку, он столкнулся с преградой. Солдаты и полицейские сначала стреляли по колесам, затем по окнам, из которых вели огонь террористы. Послышались взрывы гранат, и автобус загорелся.

Когда полицейские и врачи ворвались в автобус, они обнаружили там девять трупов террористов и много убитых израильтян. Некоторые тела обгорели. Погибло в общей сложности тридцать семь израильтян. Выжило четверо, они были тяжело ранены.

Никогда еще террористическая операция не заканчивалась столь кровавым исходом. Никогда еще палестинские боевики не наносили Израилю такой тяжелый удар.

После долгого заседания и жестокого спора правительство решило, что террористам надо дать достойный ответ. Через пять дней началась «Операция Литани» — вторжение в Ливан.

Начальник военной разведки Шломо Газит объяснял это таким образом:

«Когда происходит такого рода кровопролитие, правительство понимает, что не может не принять какие-то меры. Политики приходят в военную разведку, как в какой-то магазин, и спрашивают: что вы можете нам предложить? Мы говорим, что удар можно нанести по таким-то и таким-то целям. Они выбирают цель, и мы действуем».

«Операция Литани» носила ограниченный характер. Израильские войска очистили от палестинцев узкую полосу ливанской территории и остановились. Палестинские боевые отряды отошли, но продолжали действовать с территории Ливана.

Когда 3 июня 1982 года в Лондоне был тяжело ранен израильский посол Шломо Аргов, в Иерусалиме, в доме премьер-министра Менахема Бегина собралось срочное заседание кабинета министров.

Аврахам Шалом, руководитель контрразведки Шин-Бет, предположил, что покушение — дело рук небольшой палестинской группы, которую возглавлял известный террорист Абу Нидаль.

Но ни премьер-министр Бегин, ни начальник генерального штаба генерал Рафаэль Эйтан не прислушались к начальнику своей контрразведки. Они считали, что любой террористический акт это дело рук Организации освобождения Палестины и Ясира Арафата. Следовательно, нужно нанести ответный удар по позициям бойцов Арафата в Ливане.

Мнений директора Моссад Ицхака Хофи и начальника военной разведки Иешуа Сагая министры не спросили.

Оба главных разведчика были против военной операции в Ливане, но она состоялась. Вначале казалось, что операция развивается успешно — инфраструктура палестинских боевых отрядов была уничтожена, и лидером Ливана стал очевидный союзник Израиля Башир Жмайель…

12 сентября 1982 года в разгар ливанской операции был назначен новый директор Моссад — Наум Адмони.

Он был первым руководителем Моссад — выходцем из гражданской бюрократии. Прежде этот пост занимали военные, в основном выходцы из военной разведки.

Адмони получил этот пост, потому что более вероятный кандидат на должность руководителя Моссад генерал Иекутиел Адам, уже намеченный Бегином для назначения, погиб — и погиб нелепо. Он отправился в Ливан с инспекционной поездкой. Он находился в пустом доме, откуда осматривал в бинокль окрестности, и в этот момент в здание случайно попал израильский снаряд. Вместе с ним погибло еще несколько офицеров.

Через день после назначения Адмони на пост директора политической разведки стало ясно, что ливанская война не увенчалась успехом…

Утром 14 сентября 1982 года только что избранный президент Ливана Башир Жмайель выступал в монастыре возле Бейрута, где его сестра была монахиней.

Монастырь, прохладное каменное здание, стоявшее на скале, было связано для Башира со светлыми воспоминаниями. Сюда он привозил погулять свою дочку, пока ее не убили, чтобы наказать отца.

Когда Башир произносил свою речь, двадцатишестилетний ливанец Хабиб Тану Шартуни в последний раз проверил гигантскую бомбу, которую накануне ночью он подложил в комнату на втором этаже штаб-квартиры возглавляемой Жмайелем фалангистской партии.

Детонатор был японского производства. Он позволял взрывать бомбу с расстояния в несколько километров.

Шартуни входил в штаб-квартиру фалангистов как к себе домой. Это и был его дом. Он жил в этом здании со своей семьей в небольшой квартире на последнем этаже. Его дядя был охранником отца Башира Жмайеля, сестра — подружкой одного из помощников Башира.

Из монастыря Башир поехал в резиденцию фалангистов: как президент страны он собирался отказаться от партийного поста и хотел всех поблагодарить за помощь.

Когда Башир поднялся в конференц-зал, Хабиб Шартуни покинул партийный дом и поехал в сторону Восточного Бейрута.

Примерно в четыре часа Башир начал свою речь. Ровно через десять минут Хабиб Шартуни, сидя в машине, нажал кнопку дистанционного управления взрывателем. Взрыв услышал весь Бейрут. Трехэтажное здание поднялось в воздух и рассыпалось.

Тело Башира Жмайеля откопали одним из первых, но лицо президента было изуродовано до неузнаваемости. Труп вместе с другими отвезли в морг. Его опознали на следующий день по кольцу и письму сестры, найденному в кармане.

Шартуни поймали. В последний момент он вспомнил, что в здании осталась его сестра. Он сказал ей, чтобы она немедленно уходила, бросив все. Она выбежала из партийного дома с криками, и в этот момент произошел взрыв. Ее задержали и спросили, почему она решила, что с домом что-то должно произойти. Она честно ответила, что ее предупредил брат…

Шартуни после ареста сказал, что считал Башира предателем из-за его дружбы с Израилем. Следствие пришло к выводу, что Шартуни и человек, передавший ему взрывчатку (он сумел скрыться), были агентами сирийцев.

Башира Жмайеля в арабском мире называли «крестоносцем наших дней» — возможно, потому, что он принадлежал к христианам-маронитам. Это потомки членов католической секты, изгнанных из Сирии в V веке и нашедших убежище в Ливане.

В этой стране марониты процветают. За ними в конституции закреплено место президента (премьер-министром, напротив, должен быть мусульманин). Они занимают важнейшие посты в армии и в финансовом мире.

Башир Жмайель был младшим сыном лидера одного из трех крупнейших кланов христианского Ливана.

Клан Жмайелей правил своей частью страны на старофеодальный манер, поощряя верных вассалов, наказывая непослушных и взимая дань со всех подданых. Мальчика воспитывали в средневековых традициях, и это повлияло на его образ мыслей и действий. Он и от природы был наделен качествами вождя, способного убеждать и вести за собой людей.

В ливанских семьях наследником становится старший сын, но старший сын Пьера Жмайеля — Амин во всем уступал Баширу. Уступил и власть над кланом.

Амин Жмайель станет главой клана и президентом, когда убьют Башира, но старшему из братьев никогда не хватало магической силы, которой природа щедро наделила младшего.

— Когда мне было двадцать три года, — рассказывал Башир Жмайель американской журналистке Барбаре Ньюмен, — меня пригласил в Каир мой друг — сын Гамаля Абделя Насера. Я беседовал с египетским президентом. Насер олицетворял линию, с которой я борюсь: пан-арабизм, тирания мусульманского большинства. Но я уважал его как великого патриота. Насер пожал мне руку, долго смотрел мне в глаза, потом сказал: «Тебе судьбой предназначено привести Ливан к свободе».

— Ты поверил ему? — спросила журналистка Жмайеля.

— Я поверил, потому что это правда.

Бескомпромиссный и жесткий вождь одного из трех христианских кланов, Башир Жмайель решил покончить с внутриливанскими распрями и восстановить сильное и единое государство.

В детстве Башир восхищался отцом, который принял участие в изгнании французов из страны. Ему тоже хотелось очистить Ливан от иноземцев — палестинцев и сирийцев. Он, как и многие ливанцы, считал, что в пучину гражданской войны страну ввергли палестинцы.

До 1970 года Ливан процветал. В 1970-м иорданский король Хусейн изгнал вооруженные отряды палестинцев из своей страны. Они осели в южной части Ливана, неподалеку от границы с Израилем. Руководители Организации освобождения Палестины обосновались в мусульманском Западном Бейруте.

Ливан с его слабой государственной машиной и расколотой религиозными разногласиями армией не мог помешать палестинцам создать государство в государстве.

Палестинцы легко выбили слабую ливанскую армию из южной части Ливана. Это привело к окончательному развалу центральной власти в Ливане. Тогда в Ливан вошли сирийские войска — под предлогом защиты христиан. Но когда чаша весов склонилась на сторону христиан, сирийцы внезапно повернулись против них.

Обосновавшись на юге Ливана, палестинцы использовали эту территорию для атак против Израиля, который отвечал немедленно и жестко. Жертвами чаще всего оказывались ливанцы.

Группа боевиков ООП, устроившая пышные похороны своего погибшего товарища, случайно попала в христианский квартал Бейрута и высокомерно потребовала, чтобы все торговцы закрыли свои лавки в знак траура. Ливанцы возмутились. В возникшем споре один из христиан был убит. Это оказался телохранитель Пьера Жмайеля.

Христиане сочли это попыткой покушения на Пьера Жмайеля, находившегося в тот момент неподалеку на богослужении. Через несколько месяцев фалангисты атаковали палестинцев в Бейруте, еще через несколько месяцев палестинцы напали на фалангистов. Война началась.

Молодой Жмайель был первым ливанцем, которого похитили люди из Организации освобождения Палестины. Они остановили машину Башира, вытащили его и повезли в свой лагерь. Для начала избили. Когда кто-то из палестинского начальства узнал, чей он сын, Башира поспешно отвезли назад в город.

Возле своего дома он увидел толпу: люди собрались, чтобы отомстить за похищенного. Все считали, что он уже мертв. Они стали ощупывать Башира, проверяя, не отрезали ли ему цалец или ухо. Башир позвонил отцу, он был тогда министром. Ему ответили, что Пьер Жмайель на срочном совещании у президента. Башир набрал номер президентского дворца. Его не хотели соединять. «Неужели вы не знаете, что пропал его сын?» — укоризненно сказал один из секретарей.

— Я испытал величайшее унижение, — говорил потом Жмайель. — Унижен был весь наш народ тем, что иностранцы позволяли себе подобную наглость. Я заперся дома и неделю ни с кем не разговаривал. Я понял, что со мной произошло. Это было что-то вроде изнасилования.

— Вы возненавидели палестинцев? — спрашивали Башира Жмайеля журналисты.

— Палестинцы стали жертвой собственных лидеров и арабских стран, которые их цинично используют. Но мы тоже жертвы, а я должен думать о своей стране. Мы больше не будем базой для террора против кого бы то ни было. Когда ООП стала причинять слишком много неприятностей Иордании, король Хусейн вышиб палестинцев из страны. Тогда они пришли сюда, потому что Ливан слишком слаб, чтобы противостоять иноземцам. Они усугубили раскол страны. А в общем во всем виноваты мы сами, наша неспособность объединиться.

Отец Башира — Пьер Жмайель — основал партию «Ка-таиб» («Ливанские фаланги»). Фалангисты пользовались дурной репутацией, прежде всего потому, что Пьер Жмай-ель после поездки в Берлин в 1936 году начал подражать многим гитлеровским ритуалам. Фалангистская униформа, приветствия, военное обучение молодежи — все очень походило на немецкие. Но дальше внешней стороны дело не пошло.

Три клана маронитов поддерживали между собой странные отношения дружбы-вражды. Они поделили страну на сферы влияния и убивали друг друга не из-за религиозных или политических разногласий, а из-за плодородных участков земли и права взимать дорожные пошлины.

Например, северной частью Ливана с незапамятных времен владеет клан Франжье, представляющий этот край и в парламенте. Без этой семьи в районе не совершалась ни одна сделка. С каждого центнера цемента, произведенного на заводе в Шекке, клану Франжье полагалась мзда примерно в один американский доллар.

В 1957 году Сулейман Франжье застрелил в церкви двенадцать единоверцев-христиан, мешавших предвыборной кампании его брата Хамида. После этой акции Сулейману пришлось бежать в Сирию, но уже через год благодаря амнистии он смог вернуться и шесть лет был президентом Ливана.

В 1975 году три удельных ливанских князя — Сулейман Франжье, Пьер Жмайель и Камиль Шамун — забыли о своих разногласиях и объединились против общего врага — палестинцев и мусульман. Но этот союз был недолгим, потому что финансовые интересы все равно оказались важнее политики.

Франжье первоначально не возражал, когда «его» крестьяне вступали в формирования фалангистов — у Жмай-еля было больше денег и оружия. Но когда фалангисты Жмайеля захотели еще и сами получать налог с каждого мешка цемента, произведенного на заводе в Шекке, клан Франжье почувствовал себя обманутым.

Три боевика Франжье убили в Шекке управляющего банком не потому, что он вступил в партию Жмайеля, а потому, что его банк начал обслуживать интересы клана Жмайеля.

У Пьера Жмайеля в этот момент возникли такие же проблемы с Камилем Шамуном, чьи люди вознамерились собирать дань с двух пляжей и четырех ресторанов в зоне Жмайеля. Но союз Шамуна и Жмайеля устоял. А семейству Франжье был нанесен ответный удар.

Башир Жмайель послал своих боевиков на виллу Франжье. Они застрелили Тони Франжье, бывшего министра почт и коммуникаций Ливана, его жену, дочь, тридцать девять охранников, горничную, шофера и собаку…

С кланом Франжье Жмайели поссорились еще и потому, что старший Франжье — единственный из христианских лидеров — поддерживал хорошие отношения с соседней Сирией. Молодой Франжье даже породнился с младшим братом сирийского президента Хафеза Асада — Рифаатом, в тот момент начальником службы государственной безопасности.

Смерть Тони Франжье должна была стать ясным предостережением всем ливанским христианам, которые верили в сотрудничество с сирийцами.

Пьер Жмайель прочил младшего сына по юридической части. Подчиняясь воле отца, Башир закончил юридический факультет Бейрутского университета, опекаемого иезуитами. Получив диплом, он поехал в Соединенные Штаты и провел несколько месяцев в Хьюстоне, изучая международное право, и практиковался в известной юридической фирме в Вашингтоне. В семье полагали, что он всерьез займется правом. Но внезапно Башир собрал вещи и вернулся домой.

Некоторое время он работал в юридической фирме в Бейруте, но одновременно стал заниматься политикой в партии отца. Он быстро сблизился с молодыми христианами, возражавшими против присутствия в стране сирийских войск. Эти парни составили его личную гвардию.

В 1975 году, когда разгорелась война христиан с мусульманами, Башир Жмайель окончательно забыл о юриспруденции. Вскоре он сформировал пятнадцатитысячную милицию, которой палестинцы и мусульмане ничего не могли противопоставить. Из боев в Бейруте он вышел самым сильным человеком в Ливане.

Башир поклялся объединить ливанских христиан и исполнил свою клятву. Сын Камиля Шамуна — Дэни не желал подчиняться Жмайелю. Тогда войска Башира внезапно напали на отряды Дэни Шамуна. Они убили восемьдесят человек, остальные сочли за лучшее присоединиться к победителю.

Пьер Жмайель возражал против атаки на отряды Дэни Шамуна, но Башир не послушался отца. Он напал на Дэни в тот момент, когда Пьер ужинал с отцом Дэни — Камилем Шамуном.

— По-другому нельзя было, — объяснял потом Башир журналистам. — Неумные люди превратили страну в зоопарк, терроризировали людей. Даже когда им нужен был бутерброд, они отправлялись в магазин на танке. Семьи раскололись, братья убивали друг друга. Кто-то должен был положить этому конец. А кто еще, кроме меня, способен на это?

Журналисты смотрели на Башира с сомнением:

— Ваши люди уничтожили столько народу. Разве это можно оправдать?

Жмайель-младший пожимал плечами:

— Что вы хотите от людей, которые, увидев трупы своих братьев и отцов, превращаются в зверей?

Башир ощущал себя не просто воином, но и отцом нации. Он старался вести себя как подобает государственному деятелю, пытался наладить жизнь своих подданных.

Он создал свой телеканал и два радиоканала, один из них передавал только классическую музыку, которую он очень любил. Он старался даже контролировать цены. Каждый день его радиостанция передавала цены, установленные примерно на сто наименований товаров. Торговцы, нарушавшие правила, могли угодить за решетку.

Башир следил даже за тем, чтобы поезда ходили по расписанию, и сам регулировал трудовые споры. Он не знал усталости, работал двадцать четыре часа в сутки и требовал такой же отдачи от всех остальных.

Заседания руководства «Ливанского фронта» — так назывался маронитский блок, созданный Баширом, — происходили обычно между семью вечера и тремя часами утра.

Башир называл обсуждаемый вопрос. Желающие выступить поднимали руки, и Башир записывал их имена на листке бумаги. Потом по одному предоставлял слово. Каждый мог говорить пять минут. Башир слушал не прерывая.

Когда замолкал последний оратор, Жмайель объявлял решение.

Его жизнь не была ни легкой, ни радостной.

Дочке Башира было восемнадцать месяцев, когда взорвали машину, на которой ее везли к бабушке. В христианском лагере пришли к выводу, что это была месть палестинцев.

Но Башир выступил ночью по телевидению и сказал, что не станет никому мстить. Он даже послал своих личных телохранителей, чтобы перевезти пленных палестинцев в более безопасное место, где им не грозила бы расправа.

Он сразу заявил, что его главная цель — освободить Ливан от сирийцев и палестинцев:

— Многие думали, что сирийцы освободят ливанцев от палестинской оккупации. А в результате мы попали под власть Сирии, которая всегда мечтала расшириться до берегов Средиземного моря. Сирия виновна в том, что страна теперь в запустении. Сирия уничтожила наше государство. Сирия заставила весь мир поверить, будто страну разрушает Израиль, чтобы скрыть, что это она занимается уничтожением христиан.

Он возложил вину за это на старшее поколение ливанских политиков, ведь даже его собственный отец Пьер Жмайель в 1976 году приветствовал ввод сирийских миротворческих войск в Ливан.

Башир также возражал против того, что христианские политики одобрили Каирскую декларацию 1969 года, которая позволяла Организации освобождения Палестины наносить удары по Израилю с территории Ливана. Башир считал, что Каирская декларация дала палестинцам повод считать, что они могут пользоваться ливанской землей как своей, а Израиль спровоцировала на вторжение в Ливан.

В этой борьбе Баширу нужен был союзник. Он нашел его в лице Израиля, который хотел остановить террористов, действовавших с территории Ливана. Люди из Моссад первыми установили контакты со Жмайелем.

Палестинцы, ливанские коммунисты и мусульмане получали оружие из Советского Союза, Сирии. Израиль стал поставлять христианам оружие и боеприпасы.

— Возможна ли нормализация отношений между Ливаном и Израилем? — спросили Башира Жмайеля журналисты еще в середине 1978 года.

— Почему бы и нет? У меня нет никаких возражений, — ответил Башир.

Христиане-марониты никогда не враждовали с евреями, напротив, рассматривали евреев как такое же гонимое меньшинство, как и они сами. Во время «шестидневной войны» 1967 года фалангистская милиция окружила дома ливанских евреев, чтобы уберечь их от мусульманских фанатиков.

В апреле 1981 года Башир затеял полномасштабную войну с сирийцами. Но Сирия была сильнее фалангистов. Тогда Башир Жмайель и бывший президент Камиль Шамун обратились к премьер-министру Израиля Менахему Бегину за помощью. Израильтяне были рады новому союзнику. Военно-воздушные силы Израиля нанесли удар по сирийским формированиям в Ливане.

Сотрудничество ливанских христиан с Израилем вызывало раздражение в арабском мире. Даже американцы предостерегали Башира Жмайеля от контактов с Израилем, советуя переориентироваться на Саудовскую Аравию. Ливан был, есть и будет арабской страной, нельзя сближением с евреями настраивать против себя соседей, учили Башира практичные американцы.

Осенью 1981 года руководство «Ливанского фронта» официально объявило о прекращении связи с Израилем. Но секретные контакты сохранялись. Моссад и военная разведка обеспечивали доставку в порт Джуния оружия и боеприпасов для «Ливанского фронта».

Внутри Израиля мнения относительно Башира разошлись. Моссад его поддерживал. Другие говорили, что нельзя на него делать ставку: мусульмане никогда не примут христианина в качестве вождя государства.

Военная разведка одновременно пыталась установить связи с умеренными шиитами из движения «Амаль», которые ненавидели палестинцев и требовали, чтобы они ушли с юга Ливана. Общий враг, как известно, сближает. Начальник генерального штаба израильской армии Рафаэль Эйтан полагал, что шииты — лучшие союзники для Израиля, чем марониты Башира.

Но большинству израильских лидеров была все же симпатична идея сближения с христианами, а не с мусульманами. Так что генерал Эйтан, жесткий и несентиментальный, остался в одиночестве.

Еще в 1954 году первый премьер-министр Израиля Бен-Гурион, министр обороны Пинхас Лавон и начальник генерального штаба Моше Даян предложили оказать помощь ливанским христианам, чтобы они могли создать свое государство на юге Ливана. Это государство стало бы буфером между Израилем и мусульманами Ливана и Сирии.

Эта идея долго обсуждалась в кабинете министров. Но Бен-Гурион оставил свой пост, а сменивший его на посту премьер-министра либеральный Моше Шаретт принципиально был против такого рода подрывных акций, и правительство к нему прислушалось.

В 1982 году новые руководители Израиля попытались реализовать старую идею. Жмайель тайно встретился с министром обороны Израиля Ариэлем Шароном, который сыграл решающую роль в судьбе Башира.

Жмайель и Шарон, решительные и жестокие, в чем-то походили друг на друга: оба привыкли воевать, многого добились с оружием в руках и верили в то, что любую политическую проблему можно решить силовыми методами.

Ариэля Шарона, грубоватого располневшего человека среднего роста, с горящими глазами, многие молодые офицеры армии обороны Израиля считали образцом для подражания и восхищались его дерзкими операциями в арабских тылах. У него был один принцип: на каждую террористическую акцию арабов отвечать с еще большей жестокостью, возмездие должно быть неотвратимо.

В войне 1956 года он командовал воздушно-десантной бригадой, потом учился в командно-штабном колледже в Англии. Набрав лишний вес, Шарон лишился возможности прыгать с парашютом и перешел в бронетанковые войска. Во время «шестидневной войны» 1967 года танкисты генерала Шарона легко прорвали линию египетской обороны сразу на нескольких направлениях.

Он дважды снимал погоны, чтобы пройти университетский курс — изучал историю Востока и юриспруденцию, — и вновь возвращался в армию. Но его репутация помешала ему занять высший пост в армии — начальника генерального штаба. Разозлившись, он ушел в отставку и полностью посвятил себя политике. Он быстро стал министром обороны.

Шарон и предложил радикальное средство для избавления Израиля от атак палестинцев: ввести войска на территорию Ливана и уничтожить боевые отряды палестинцев. Важнейшим аргументом в пользу военной операции стала готовность Башира Жмайеля поддержать израильтян.

Повод для вторжения в Ливан нашелся. Когда палестинские террористы из группы Абу Нидаля тяжело ранили в Лондоне израильского посла, премьер-министр Бегин отдал приказ об осуществлении операции «Мир для Галилеи».

Израильские войска свою задачу выполнили: вся военная инфраструктура палестинцев в Ливане была уничтожена. Израильтяне захватили большое количество боевой техники и оружия. Остатки палестинских формирований — эвакуировались из Бейрута в Тунис.

Ясир Арафат и его окружение говорили о том, что им пришлось уйти, потому что их предала Сирия, которая не пожелала помочь палестинцам. А на севере Ливана сирийские войска даже атаковали позиции палестинских боевых отрядов одновременно с наступлением израильской армии.

Для Арафата это была почти катастрофа. Палестинские боевые отряды потеряли последний опорный пункт — Ливан и вынуждены были рассеяться по всему миру.

После тяжких размышлений Ясир Арафат начнет думать о том, что силой оружия он ничего не добьется. Со временем он придет к мысли о необходимости вести переговоры с Израилем и признать право еврейского государства на существование.

А в Ливане 23 августа 1982 года Башир Жмайель был избран президентом.

Заседание ливанского парламента проходило в армейской штаб-квартире, охрану несли израильтяне из Шин-Бет. Башир был единственным кандидатом. Шеф его службы безопасности Илиэ Обейка обеспечил нужные результаты. Мусульмане призвали к бойкоту выборов, но некоторые мусульманские депутаты все-таки проголосовали за Башира.

Новый президент готовился заключить договор с Израилем. Американские и французские войска высадились в Ливане, чтобы гарантировать мир и стабильность. Казалось, гражданская война заканчивается и страна переходит под контроль западного мира.

Министр Шарон торжествовал победу. Казалось, его план удался на все сто процентов. Но это был недолгий триумф. Башир Жмайель был убит. Его напуганный старший брат Амин, поспешно избранный президентом, заявил, что не собирается подписывать мирный договор с Израилем.

Через два дня после смерти Жмайеля ливанские христиане уничтожили всех обитателей палестинских лагерей Сабра и Шатила — это была месть. После этой резни гражданская война в Ливане между мусульманами и христианами разгорелась с новой силой.

Казармы американцев и французов в Бейруте были взорваны, и им пришлось спешно покинуть Ливан. Попытка восстановить единое государство не удалась.

Потом ливанские мусульмане взялись за израильтян.

4 ноября 1983 года грузовик, груженный взрывчаткой, взорвался рядом со штаб-квартирой израильской контрразведки Шин-Бет в ливанском городе Тире. Погибло три десятка израильтян, среди них пять офицеров службы безопасности. Это был ответ шиитов на израильское вторжение в Ливан.

Шииты, может быть, первоначально и были рады тому, что израильтяне изгнали палестинцев, но терпеть самих израильтян на своей земле они не хотели.

В конце 1982 года Шин-Бет, которая не занимается операциями за границей, была мобилизована на помощь армейским частям в Ливане. Директор Шин-Бет Авра-хам Шалом не хотел в этом участвовать, но ему не оставили выбора.

Сотрудникам службы безопасности в Ливане очень не везло. Еще девять офицеров Шин-Бет погибли, когда был взорван дом в Тире, в котором они поселились. Одного офицера Шин-Бет застрелили в машине.

У сотрудников Шин-Бет не было проблем с осведомителями и агентами в расколотом Ливане, где одни с удовольствием доносили на других. Но предателей так же быстро уничтожали.

Сколько бы контрразведчики ни выявляли врагов, их становилось все больше. Само по себе присутствие израильтян порождало сопротивление ливанцев. Командировка в Ливан была тяжким испытанием для контрразведчиков: бесконечная жестокая работа в состоянии постоянной деморализующей опасности рано или поздно приводит к нервному срыву. Контрразведчики ездили только в сопровождении взвода солдат, для конспирации пользовались машинами с ливанскими номерами.

Рафи Малка, начальник оперативного управления Шин-Бет, делился своими впечатлениями:

«В Ливане, для того чтобы спастись, надо было делать вещи, которые прежде считались неприемлемыми. Шин-Бет не была исключением. Это была жестокая война без правил, а если кто-то пытался вести себя по правилам, он просто погибал».

В результате операции «Мир для Галилеи» Израиль не обрел вожделенной безопасности. Место палестинцев заняли воинственные шиитские формирования, обосновавшиеся в долине Бекаа. Ариэль Шарон и Башир Жмайель ошиблись: военными средствами политические проблемы не решишь.

После убийства Башира Жмайеля долгое время ни один арабский политик, боясь террористов, не решался заключить мир с Израилем. Трагическая судьба трех ближневосточных миротворцев — иорданского короля Абдаллаха, египетского президента Анвара Садата и ливанского президента Башира Жмайеля — не располагала к оптимистическим суждениям о будущем Ближнего Востока. Можно сказать, что именно террористы определяли судьбу этого региона.