Он с тоской глянул на зажатую в руке газету.
- Во, устроили! Это ж надо! А все он, паразит... Гляди - лыбится еще.
С фотографии на газетной странице приветливо улыбался Первый Демократ.
* * *
Микки чувствовал себя хорошо. В ближайшие дни ему предстояла очень приятная работа. Он собирался в первую поездку за границу в качестве Первого Демократа. Путь его лежал за океан, в страну под названием Америка. Ту самую, что когда-то Кухтик не смог отыскать на карте.
К своему визиту Микки готовился долго и тщательно. Он не только мог свободно указать на карте, где находится заморская страна (это он знал ещё в школе, чем выгодно отличался от Кухтика), но прочитал целых три книжки по её истории, которые ему подобрали секретари, советники и помощники. Они же написали ему несколько речей для выступлений за границей и дали много листочков с ответами на вопросы, которые ему будут там задавать. Вообще-то они даже слегка перестарались, так как на часть вопросов он мог бы спокойно ответить и сам. Но советники Микки ещё помнили Первого Предводителя и на всякий случай решили подстраховаться.
Главную часть подготовки взяла на себя Рикки. Она очень волновалась, как пройдет их визит, а потому постоянно подбирала для Микки новые костюмы, от примерки которых он изрядно устал. Однако жена была неумолима. Ей вообще приходилось часто направлять и консультировать его. Рикки не всегда нравились его галстуки, ботинки и политика. Но она надеялась со временем все это подправить.
Наконец наступил день отлета. В аэропорту выстроились соратники, министры, генералы и ещё куча каких-то людей, половину которых он отродясь не видел. Микки обошел всех и с каждым попрощался за руку. Последними в длинной цепочке стояли два Главных Соратника. Микки обнял сначала Старого Друга, потом - Лихача. Затем проделал все в обратном порядке. "Приглядывай тут за ним, - сказал он каждому из них на ухо. - Вся надежда на тебя". Оба Соратника подмигнули ему...
Самолет пролетел над десятком стран, пересек два десятка границ, миновал большой океан и начал снижаться.
На летном поле Микки встречал почетный караул. Ближе к центру поля стояла большая толпа, в которой он ещё из иллюминатора разглядел высокого человека в светлом костюме.
- Это Президент, - сказала Рикки. - Самый лучший костюм у него.
- Верно, - подтвердил сидевший рядом помощник Первого Демократа. Президент... Только он чуть дальше стоит.
- Я этого в виду и имела, - сказала Рикки.
Микки с уважением посмотрел на жену.
Дверь самолета открылась, и Первый Демократ с супругой спустились по трапу. Грянул оркестр. Рикки сжала локоть мужа и, наклонившись, прошептала ему:
- Помнишь, что я говорила?
Микки кивнул в ответ.
Над полем прогремел орудийный салют. Пестрая толпа возле здания аэропорта замахала флагами и стала скандировать:
- Мик-ки! Мик-ки!!
Он огляделся вокруг.
* * *
И увидел он, что это хорошо...
* * *
В стране Америке Первый Демократ провел три долгих дня. После торжественной встречи на аэродроме Микки, Рикки и иностранный Президент сели в огромный автомобиль и поехали в центр заморской столицы. Впереди и сзади ехали ещё два десятка таких же автомобилей. Вскоре они подкатили к невысокому дому, выкрашенному белой краской. На зеленой лужайке перед домом стояла большая толпа советников, министров, генералов и прочих важных особ.
- А у тебя их тоже немало, - сказал Микки через переводчика Президенту, когда они вышли из машины.
- Да, - вздохнул тот, - хватает.
- А это что за домишко? - спросил Микки, указав на белый домик. - Дача твоя?
Президент застеснялся и пробормотал что-то невнятное. Рикки толкнула Первого Демократа в бок.
- Это же - Белый дом, - зашептала она ему на ухо.
- Сам вижу, что не красный, - сказал Микки. - Чего уж, и спросить нельзя?
Президент оправился от смущения и стал объяснять Микки, что домик на лужайке - главная его резиденция.
- Домишко удобный, ты не смотри, что маленький, - сказал он.
- Да ладно, - сказал Микки. - Это я просто так, поинтересовался.
Президент понравился Микки своей простотой и искренно-стью. Микки тоже понравился Президенту своей любознательно-стью и непосредственностью.
- Знаешь что, зови меня просто Ронни, - сказал Президент Первому Демократу, когда они подошли к подъезду белого домика.
- Идет, - сказал Первый Демократ и протянул ему руку. - А ты меня Микки.
Они похлопали друг друга по плечу. Президент начал знакомить Первого Демократа со своими советниками и министрами.
После церемонии знакомства они прошли внутрь резиденции. Домик и впрямь оказался уютным. Микки и Ронни уединились в маленьком зале, где кроме них были только два переводчика, десять секретарей и шестнадцать охранников. Ронни предложил Микки сесть в красивое кресло возле большого камина и сам сел в такое же кресло рядом.
- Неплохо у тебя тут, - заметил Микки, осмотрев маленький зал. - И с камином ты здорово придумал.
- Стараемся, - сказал Ронни и снова смутился. - Вообще-то камин этот ещё до меня поставили. Тут у нас все президенты живут. Как выберут, так сюда... Здесь хорошо. Только в спальне дует немного. Все форточку никак не починят.
- С форточками всегда морока, - подтвердил Микки. - А кто у вас президентов выбирает? Высший Орган?
- Нет, - сказал Ронни. - У нас не орган, у нас все выбирают.
- Вся партия, что ли? - удивился Микки. - Как же ты её всю собираешь?
- Да нет, - начал объяснять Ронни. - У нас, понимаешь, голосуют. Каждый житель приходит и бумажку опускает. За кого больше опустят - тот, значит, и Президент.
- Ну, как же! Знаю, - сказал Микки. - У нас тоже опускают. Когда Народный Совет назначается. Только назначает-то все равно Высший Орган. Может, ты просто про свой Орган не в курсе? Не может быть партии без Органа. И назначать никто, кроме Органа, не может.
- Нет у нас Органа. Это точно, - сказал Ронни. - Все жители решают. И Президента они выбирают, и Конгресс. Ну, это вроде вашего Народного Совета. Каждая партия туда своих пропихнуть норовит. У меня - из моей-то партии там чуть больше половины. Остальные знаешь как мешают!
- Погоди, - сказал Президенту Микки. - Я насчет этого уже слышал. Мне Старый Друг говорил. У вас тут, значит, много партий? Так?
- Ну, много не много. В общем, две большие и ещё десяток - так, мелочовка.
- А у тебя большая? - поинтересовался Микки.
- У меня - большая, - гордо сказал Ронни.
- У меня тоже большая.
- Но тебе хорошо. У тебя - одна. А мне со второй бодаться приходится. Та, стерва, тоже не маленькая.
- Так разгони её к лешему, - посоветовал Первый Демократ. - Чтоб под ногами не путалась.
- Нельзя... - Ронни развел руками. - Тогда демократии не будет.
- Ох, сложная у тебя система, - посочувствовал ему Микки.
- Да ничего, я привык, - сказал Ронни.
- Ну, а со злаками у тебя как? - помолчав, спросил Микки.
- Со злаками?.. - Ронни совсем стушевался. - Нормально. Мы ж это... мы ж вам ещё продаем... Ты только не подумай, что я перед тобой тут выпендриваюсь... Честное слово. Нормально со злаками.
Микки задумчиво опустил голову.
- М-да... - сказал он, помолчав. - Может, мне и впрямь демократию завести? Как у тебя?
- Давай! - Ронни пододвинулся к нему. - Послушай, Микки. Заводи! Точно. Дело хорошее. А если это... Ну, если тебе там деньжат на первое время потребуется, то у меня есть немного.
- Да мне как-то неловко стрелять у тебя, - сказал Микки. - Хотя... Если - до получки... Ну, я хотел сказать, годика на два, на три...
- В чем вопрос? - Ронни ещё ближе подвинул свое кресло. - Я с Конгрессом договорюсь. Сделаем. Не сомневайся! Мне б только этого зануду Джека уломать.
- Какого Джека? - спросил Микки.
- Да так, жлоб тут один в Конгрессе. Из другой партии. Все время воду мутит. Ну, ничего, мы с ним договоримся. Ты ж у них там в Конгрессе выступишь. Потом на банкет его сводим. Он вашу икру любит. Уломаем.
- Ты только меня правильно пойми, - сказал Микки. - Я б у тебя денег не брал. Но, понимаешь, напряженка сейчас небольшая с финансами. Все на ракеты уходит.
- Я понимаю, - ответил Ронни. - У меня тоже ракеты много жрут. Сколько ни строю, все мало. Генералы каждый день пугают. Говорят, у тебя больше. Еще немного, говорят, и долбанешь ты меня.
- Кто? Я? - Микки даже подпрыгнул.
- Ну, натурально.
Микки обиделся.
- Знаешь, Ронни, - сказал он, - ежели я ракеты и строю, то исключительно, чтобы ты меня не долбанул. Разве ж не ясно?
- Чего? - Теперь уже Ронни подпрыгнул. - Да за что ж мне тебя долбать?
- Ну как - за что? На всякий случай.
- Стоп! - Ронни ударил себя кулаком по коленке. - Какая-то туфта получается. Ни хрена не пойму! Коли они - ракеты эти - ни тебе, ни мне не нужны, так, может, мы их того... Ну, извиняюсь, к мамаше?..
- Так я чего? Я готов, - сказал Микки. - Тем более что и у тебя демократия, и у меня теперь вроде демократия намечается. Давай - к мамаше...
Ронни вскочил с кресла и велел секретарю принести шампан-ского.
- Мне - соку, - предупредил его Микки. - Я, знаешь, давно завязал.
- Ну? - Ронни обнял его за плечи. - Ты меня не уважаешь... По бокальчику-то... Ну?
- А! - махнул рукой Первый Демократ. - Черт с ним! Раз такое дело согрешу. Уговорил, речистый!..
* * *
Вечером Микки повезли в Конгресс. Рикки собиралась поехать с ним, но для неё была запланирована отдельная программа - осмотр музеев, парков и других достопримечательностей. Посовещавшись, они решили не обижать хозяев.
- Ты только там смотри, не пей больше, - сказала Рикки, поправляя ему галстук.
- Ну, Рикки... Ты это зря. Я ж с Ронни всего-то - капельку. - Первый Демократ обнял и поцеловал жену. - Ты сама смотри, не переутомись там, в музеях. Если что, поезжай в гостиницу. Я скоро буду.
Рикки тоже поцеловала его в щеку.
- Гуд бай! - сказала она и пояснила: - Это значит - до свидания. Поезжай и не волнуйся. Все будет вери велл. Это значит - хорошо.
- Гуд бай! - сказал он.
Два кортежа машин разъехались в разные стороны.
Здание Конгресса размерами напоминало дворец, в котором Микки проводил заседания Высшего Органа. Даже, пожалуй, побольше. В парадном холле его встретил Ронни. У высоких дверей зала стояли несколько конгрессменов. Подойдя к ним, Президент представил их Первому Демократу.
- Знакомьтесь, это Джек, - сказал он, остановившись перед толстым низкорослым мужчиной.
На лице Ронни была широкая улыбка, а в глазах - глубокая тоска.
- Очень приятно, - сказал Микки, здороваясь с главным конгрессменом.
Джек мягко втиснулся между Президентом и Первым Демократом и взял Микки под руку.
- Я провожу вас.
- А?.. - Первый Демократ растерянно указал на тоскливого Ронни.
- Не волнуйтесь. Президент дорогу найдет, - сказал наглый Джек. Прошу вас, вот сюда.
Они проследовали в зал заседаний Конгресса. Появление Микки было встречено громкими аплодисментами. Он поднялся на трибуну, хотел было достать заготовленную бумажку, но потом передумал.
- Уважаемые члены Конгресса! Я приехал в вашу страну с открытым сердцем, - сказал Микки и положил руку на лацкан пиджака - примерно на то место, где у него находилось сердце.
"Раскованнее давай, раскованнее. Не так пышно", - пожурил он самого себя.
- Дорогие члены!.. Ну, что я вам скажу?.. - Микки глянул с трибуны на конгрессменов. - Надо дружить, ребята... У вас тут демократия, но и у нас теперь тоже, знаете ли, демократия. Есть, конечно, различия. Но дело-то не в этом... Вот у вас, к примеру, много партий. Это хорошо. Это развивать и углублять надо... А у нас, к примеру, одна. И это тоже неплохо. Мороки меньше. Но вы не думайте. Мы и свою одну партию тоже развивать и углублять будем. У нас перековка идет полным ходом. Так что зачем нам друг дружку бояться? Подружимся лучше. А ежели у кого что по-разному, то это не беда. Будем вместе перековываться... Вери велл!..
Секунду-другую стояла напряженная тишина, затем раздался грохот. Таких дружных оваций зал Конгресса ещё не слышал.
Микки сошел с трибуны и сел на место для почетных гостей - рядом с главным конгрессменом. Джек выразил ему свое восхищение.
- Ерунда, - сказал Микки. - Чего там. Свои же все. Демократы...
Начались ответные выступления. Когда последний оратор заканчивал превозносить достоинства Первого Демократа и выражать полную поддержку его начинаниям, Джек наклонился к Микки.
- Как ваши впечатления? - спросил он. - Мне кажется, мы подружимся.
- Все прекрасно, - ответил Микки. - А насчет дружбы, так давно уж пора. Мы и с Ронни о том толковали. Он тоже поддерживает.
- Ну, Ронни... - протянул Джек. - Ронни, если по-честному, не очень большого ума деятель. Но Конгресс... Конгресс вас поддержит. Можете на меня положиться.
- Вы знаете, - осторожно сказал ему Микки, - Ронни мне показался очень даже неглупым человеком. Мы вот о ракетах с ним договорились. И вообще...
- Ронни - дурак, - твердо произнес Джек. - Я уже не раз об этом говорил. И в газетах писал.
- В газетах? - ужаснулся Микки. - Писали? Это что ж, у вас тут такая голосиловка? Ну, это уж как-то слишком!
- Писал, писал, - сказал Джек. - Только он газет не читает.
- А как же он... - Микки с недоверием посмотрел на конгрессмена. - Как же он вас на этом месте держит?
- Кто держит? - спросил Джек.
- Ну, Ронни.
- А он-то тут при чем?
Микки покачал головой, поняв, что его разыгрывают.
- А вы шутник, однако, - сказал он Джеку.
- Я? - Джек задумался. - Я, может, и шутник. А он - старый дурак...
Тем временем оратор на трибуне закончил свою речь. Ему тоже похлопали. Не так дружно, правда, как Первому Демократу. Микки вообще заметил, что одним конгрессменам почему-то хлопала одна половина зала, а другим другая.
- Ну вот, - сказал Джек, вставая. - Торжественная часть завершилась. Пора на банкет...
Покидая Конгресс, Микки в дверях столкнулся с Ронни.
- Прекрасную ты речугу толкнул, дружище, - сказал Президент Первому Демократу. - Уж на что у нас дубы в Конгрессе сидят, и те растрогались.
Микки взял Президента под руку и отвел его в сторону.
- Послушай, Ронни, - сказал он. - Извини, что встреваю. Это, конечно, не мое дело, но, понимаешь, мне показалось, что Джек... Как бы это тебе поделикатнее объяснить... Ну, в общем, он говорит...
- Он говорит, что я дурак? Ты об этом?
- Ну... в каком-то смысле...
- Не бери в голову, - сказал Ронни. - Он везде об этом трендит.
- Как - везде? - Микки не поверил своим ушам.
- А так. Везде базарит. Меня уже газетчики замучили. Что, мол, я думаю по этому поводу и все такое...
- И?.. - Микки оглянулся, не слышит ли их кто-нибудь.
- Что - и?
- Ну, что ты теперь делать намерен?
- Как что?.. Они - спросили, я - ответил.
- Про... про... - Микки замялся.
- Ну, про дурака. Они же все лезут и лезут: "Что вы думаете, господин Президент, что вы думаете?.."
- А ты?
- Я сказал, что придерживаюсь другого мнения.
* * *
Поздно вечером, сидя на мягком диване в номере гостиницы, Первый Демократ обсуждал с женой события прошедшего дня.
- Намотался я - сил нет, - сказал он. - Но, кажется, все получилось. Теперь бы выспаться только.
Микки громко зевнул.
- И я вымоталась, - сказала Рикки. - Но зато насмотрелась! И в парке были, и в музее были... Чего там только нет. Теперь я всю их историю знаю. Вот посмотри, что мне подарили.
Она взяла со столика возле дивана большой альбом и раскрыла его.
- Вот, гляди. Здесь, оказывается, раньше такие племена жили. Индейцы назывались. И у каждого племени был вождь. Вот они - на картинках. Видишь все в перьях.
- Ну и что? - сказал Микки. - У нас тоже Вождь был. Без перьев, правда.
- Нет, Микки, эти не как наш. Эти в лесах жили, на конях скакали... И имена у них такие смешные. Вот смотри - этого, например, Белый Орел звали. А этого - Высокая Гора. Смешно, правда?.. А вот, гляди, какой страшный. Это - Большая Елка. У-у, злой какой!..
Микки посмотрел на картинку. Там был изображен седой мужчина огромного роста, с суровым лицом. В руке он держал топор на длинной ручке, а на голове у него красовался разноцветный убор из перьев.
- Да нет, ничего, - сказал Микки. - Не страшный. Сердитый только. А так - ничего.
- Неправда. Страшный... - Рикки перелистнула сразу несколько страниц. - А вот, гляди. Это уже - в наше время. Тут города разные, самолеты, автомобили... Смотри, какие у них дома высокие. И все - из стекла. А машины какие!
- Это верно, - сказал Микки. - Машины у них хорошие. Да и все остальное, как я погляжу, тоже неплохо. Говорят, все через демократию получилось. И злаки, и автомобили, и наука там всякая...
- Ну, наука, допустим, и у тебя есть, - возразила Рикки. - Ракеты, к примеру. Ты вот завтра с их учеными встречаться будешь, так про ракеты им расскажи.
- Наука-то, конечно, есть, - медленно произнес Микки, листая альбом, да только вся наука, понимаешь, как-то в одни ракеты уходит. А вот чтобы автомобиль какой красивый сделать или там чтоб злаки росли, это вот почему-то не получается...
- А ты им расскажи, что у нас много всяких ученых умных. Про всякие открытия расскажи... Сам же говорил, что открытий много.
- Открытия вроде есть... Но, понимаешь, все они какие-то несъедобные... Все больше про танки, про бомбы. А у них все на то, чтоб еды побольше... - Микки почесал затылок. - Мне б им что-нибудь такое загнуть, чтоб они тоже, понимаешь, не шибко воображали.
Микки положил альбом на столик, поднялся с дивана и заходил по комнате. Потом внезапно остановился.
- Погоди, - сказал он и начал шарить рукой по карманам. - Слушай, ты, когда костюм мне готовила, случайно, листочка такого мятого не находила?
- Был там листочек, - сказала Рикки. - Но я его в урну бросила.
Микки подбежал к урне, вытащил смятый листок и, разгладив его, стал быстро читать машинописные строчки.
- Вот! - выкрикнул он, дочитав текст. - Вот, нашел! Рикки, ты только посмотри, что я нашел... Это ж Лихач мне подсунул... Письмо... Из этого как его? - Лукичевска... Надо ж - случайно вспомнил!
- Что там у тебя? - спросила Рикки.
Она подошла и через плечо заглянула в бумажку.
- Читай, читай, - сказал взволнованный Микки. - Вот оно - открытие! Теперь я им нос утру! Мы тоже, понимаешь, кой-чего можем! Вот читай.
- Лу-ки-чевск... - прочла Рикки. - ЛИПА... Это что такое?
- Да ты дальше читай. Дальше! - Микки протянул ей листочек. - А Лукичевск - это город такой. Там лук растет. Но дело-то не в этом...
* * *
Город Лукичевск плавился от жары. За окнами Института Пространственных Аномалий висел горячий неподвижный воздух. Стоя-ла тишина. Ничто, даже обычное жужжание мух не нарушало покоя.
Директор лукичевского института, академик Иванов-Бермудянский сидел за рабочим столом и пытался привести свои серые клеточки в работоспособное состояние. По другую сторону стола на жестких стульях сидели младший научный сотрудник Вениамин Шульман и временно неработающий житель Лукичевска Кирилл Рогозин. Состояние серых клеток у обоих гостей мало чем отличалось от состояния клеток академика.
- Друзья мои, - произнес Иванов-Бермудянский. - Я пригласил вас...
- Чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие, - закончил за него временно пришедший в себя временно неработающий Рогозин.
- Кирилл Петрович, батенька... Ну зачем вы так? - Академик полез в карман, вытащил платок и отер со лба пот. - И без того, знаете ли, с мыслями не собраться...
- Точно... Жара... - подтвердил Вениамин Шульман и замолк, видимо, исчерпав силы.
Беседа прервалась. Чтобы продолжить её, требовалось напрячься и желательно хлебнуть глоток свежего воздуха. Но об этом не стоило и мечтать. Академик начал искать внутренние резервы энергии. Нашел немного.
- Друзья, - продолжил он. - Положение, думаю, вам объяснять не надо. Я позволил себе пригласить вас, Кирилл Петрович, потому, что рассчитываю на вашу помощь и надеюсь, что вы ещё не забыли нашу совместную работу. Мне очень хотелось бы думать, что в самое ближайшее время мы будем иметь честь видеть вас среди наших...
Резервы кончились. Кирилл Рогозин молчал.
- Он в курсе дела, Николай Илларионович, - сказал Беня Шульман. - Я ему все рассказал.
- Вот и прекрасно, - вымолвил Иванов-Бермудянский, снова собравшись с духом. - И что же вы, Кирилл Петрович, думаете по этому поводу?
Кирилл хмыкнул и пожал плечами.
- Я, признаться, тоже нахожусь в некоторой растерянности, друзья мои, - продолжил академик. - Вот уже больше года мы не наблюдаем никаких, я бы сказал, признаков жизни пространственной аномалии. Никаких, так сказать, проявлений... Можно, конечно, трактовать это как временное затишье. Подобные затишья, в общем-то, были и раньше. Но столь длительный перерыв, согласитесь, вызывает определенную настороженность...
- Простите, Николай Илларионович, - перебил его Кирилл. - Можно задать вам один вопрос?
- Ради Бога, - обрадовался академик. - Сколько угодно!
- Вы что, действительно верите в это?
- Во что, простите?
- В аномалии.
- Я понимаю, - вздохнул Бермудянский. - Я понимаю ваш скепсис, Кирилл Петрович. Вы на какое-то время были оторваны от работы. Но поверьте, что если бы вы сами могли наблюдать...
- Я не мог, - резко сказал Кирилл. - Я отдыхал.
- Подождите, подождите, - поспешно вступил в разговор Беня. - Ну не надо так. Ну, жарко же... Все на взводе... Давайте спокойно разберемся.
Иванов-Бермудянский, проклиная собственную бестактность, поднялся из-за стола и взялся ладонью за потный лоб.
- Голубчик, ну я же не хотел, - забормотал он, обращаясь к Кириллу. Право, я вовсе не предполагал, что вы так воспримете... Эта чудовищная несправедливость... Поверьте...
- Пустое, - сказал Кирилл. - Беня прав. Жарко... Давайте про аномалии.
Академик сел. Минуту все помолчали.
- В общем, так, - сказал, прервав тишину, Беня. - Наблюдал я эту фиговину. Было дело. Хотя полностью пока утверждать ничего не берусь. Разовый эксперимент. Мало доказательств... Ты скажи, Кирилл, в принципе ты допускаешь такую возможность? Ну, хотя бы в качестве гипотезы?
- Видите ли, уважаемые, - ответил Кирилл, глядя в окно, - во все, что вы говорите, ни один нормальный человек, естественно, не поверит. Теория ваша, разумеется, абсолютно бредовая... Поэтому вполне может быть, что так оно и есть... Однако боюсь, что здесь я вряд ли смогу быть вам полезен. Вы уж извините, но за три года как-то оторвался. Меня сейчас несколько другие аномалии интересуют.
- Кирилл, не дури, - сказал Беня. - Мы ж с тобой уже говорили...
- Говорили, - сказал Кирилл. - Сидеть в куче дерьма и заниматься наукой - дело, конечно, приятное. Но запах, знаете ли, мешает...
- Кирилл Петрович, - приподнялся академик, - я надеюсь, вы не собираетесь...
- Собираюсь, собираюсь, - подтвердил Кирилл. - Собираюсь наняться в ассенизаторы, Николай Илларионович. Там тоже, представьте себе, аномалии наблюдаются. Поэтому вы уж свои изучайте, а я теперь этими займусь. К тому же - возраст, знаете ли... О душе пора подумать. Да и детишкам в глаза смотреть придется. Не своим, так чужим. Так что - простите великодушно.
- Кирилл! Ты же ученый... Господи, - тоскливо сказал Беня, - ты хоть понимаешь, куда лезешь? На кой это тебе? Есть же наука, Кирилл...
- Наука раздвигает горизонты, - произнес Кирилл, разглядывая люстру под потолком. - Психиатрия - особенно... Впрочем, физика - тоже.
Раздался стук, и в дверях появился подтянутый молодой человек в сером костюме.
- Простите, вас к телефону, - сказал он, обращаясь к Иванову-Бермудянскому, после чего снова исчез за дверью.
- Кто это? - спросил Кирилл.
- Да вот, новый заместитель, - ответил академик, несколько смутившись. - Недавно прислали. Очень способный юноша. И очень, знаете, прогрессивных взглядов. Он тут у нас - по общим вопросам.
- По общим? - Кирилл криво усмехнулся. - Ну-ну. А взгляд у него хороший. Это я заметил... Очень прогрессивный взгляд...
Иванов-Бермудянский извинился перед гостями и снял телефонную трубку.
- Здравствуйте, - услышал он мягкий голос, - я с академиком Ивановым говорю?
- С Ивановым, - сказал академик.
- Извините, что отрываю от дел. Мне бы хотелось задать вам ряд вопросов.
- А с кем имею честь? - спросил Бермудянский.
- Это...
Академик услышал фамилию Первого Демократа.
* * *
Микки сидел, прижав к уху телефонную трубку, и ждал, пока на том конце провода его собеседник придет в себя. Выждав какое-то время, он решил, что академик очухался и готов к разговору.
- Еще раз простите, что отрываю от дел, - сказал Первый Демократ, стараясь придать голосу максимальную теплоту.
- Дык, тык, мык... - ответила трубка.
- Вы не смогли бы уделить мне несколько минут? - спросил Микки.
- Я?.. Вам-м-м?.. М-м-м-минут... - промычали на том конце.
- Спасибо, - сказал Микки. - Мне бы хотелось узнать поподробнее о вашем открытии. Видите ли, я только что вернулся из Америки, где говорил с тамошними учеными. Они очень, очень заинтересовались.
- В Ам-м-м-ме-е-ерике? - заблеял голос в трубке, после чего раздался легкий щелчок.
Микки забеспокоился, не хватил ли академика удар.
- Алло! - произнес он. - Алло! Товарищ Иванов! Вы меня слышите?
- С-с-с-слышу... - ответил ему Бермудянский.
- Так вот, очень они там заинтересовались вашей работой. Тем более что у них тоже, оказывается, этой проблемой занимаются. Ну, по части Бермудского треугольника... Вы город такой - Принстон - знаете?
- П-п-принстон?
- Да, Принстон. - Микки на всякий случай сверился с лежащей перед ним запиской. - Точно - Принстон.
- В общем, конечно... я знаю... То есть - отчасти... Но у меня там никого нет! - поспешно уточнил академик.
- Жаль, - сказал Микки, - но это не беда. Главное, они теперь вас знают. Так что можете считать - породнились.
Бермудянский что-то жалобно мяукнул.
- У них там, в Принстоне, над этой проблемой давно бьются. Даже целое научное общество учредили. Так и называется - Принстонское Общество Пространственных Аномалий. Я вот тут записал. - Микки ещё раз глянул в записку. - Сокращенно, значит, ПОПА получается... Но дела у них, скажу я вам, не очень продвинулись. В научном плане мы, можно сказать, обогнали. Мы, можно сказать, на переднем крае. Вы со мной согласны?
- У-у-у... - подтвердил лукичевский собеседник.
- Вот и я им то же самое сказал. Извините, говорю, но мы, мол, тоже кой-чего имеем... Вообще мне тут материал после приезда подготовили, так я смотрю, не так уж плохи наши дела. Вот Главный Министр говорит, что и автомобили у нас не хуже, а может, даже и лучше ихних. И компьютер, мне доложили, у нас побыстрее ихнего будет. Раз в сто. Или, может, в тысячу... Но, простите, это я отвлекся.
Микки развалился в кресле. За тысячу километров от него академик Бермудянский тяжело дышал в трубку, внимая откровениям Первого Демократа.
- В общем, я хотел спросить, - продолжал Микки, - не согласились бы вы поработать с зарубежными, так сказать, коллегами? У нас теперь, понимаете, большой обмен опытом намечается. Пора, знаете ли, отказываться от стереотипов. Пора нам в мировую цивилизацию входить. А ей, значит, в нас. Есть ведь чему друг у друга поучиться. Как вы считаете?
- Весьма, - тихо сказал академик.
- Ну вот, и я о том же... Так что готовьтесь принимать гостей, товарищ Иванов.
- А как же... А мы... А они... - пролепетал Иванов-Бермудянский.
- Если насчет снабжения, то вы не волнуйтесь. Это организуют. И за размещением проследят. Я уже дал указание... Да, кстати, у вас там секретного ничего нет? А то можно ваш институт проволокой разделить. Дело несложное. Но, насколько я знаю...
- Нет, нет! У нас... Мы совсем не... - услышал Микки.
- Я знаю, - сказал он. - Насчет секретности - это просто наши мудрецы вас с ракетным заводом перепутали.
- Мы - нет! Мы никогда... - зачастил академик в трубке.
- Да вы не волнуйтесь. Все уже проверено. Бывает, знаете ли, намудрят, напутают... Я тут начал выяснять, так, оказывается, никакой возможности у нас открыться мировой цивилизации нет. Оказывается, все закрыто. А главное, никто не помнит - почему. Закрыто - и все! Ну, а раз не помнят, то и открыть нельзя. Вот только один ваш институт и откопали, разоткровенничался с большим ученым Первый Демократ. - И то, знаете, поначалу не хотели. Насилу уговорил... В общем, готовьтесь. Будем, так сказать, международные контакты налаживать. Если что - звоните. У меня Шестой Заместитель Второго Помощника будет вас курировать. Он с вами ещё свяжется... До свидания, товарищ Иванов.
- Д-с-с-с-с, - ответил умирающий голос из Лукичевска.
Микки повесил трубку.
* * *
Первый Демократ встал с кресла и довольно потер руки. Вхождение в мировую цивилизацию началось. Микки прошелся взад-вперед по ковровой дорожке, остановился и нажал кнопку переговорного устройства.
- Слушаю вас, - донеслось из динамика.
- Для совещания все собрались? - спросил Микки.
- Все здесь, - подтвердил динамик.
- Пусть войдут.
Двери кабинета раскрылись, и к нему один за другим вошли полтора десятка генералов. От звезд, нашивок, золотых погон и красных лампасов у Микки зарябило в глазах.
- Прошу, - сказал он, указывая на длинный стол в центре кабинета.
Генералы расселись. Микки занял место во главе стола.
- Ну, что ж, - сказал он. - С проблемой, которую нам предстоит обсудить, вы, полагаю, знакомы. Материалы все получили?
- Так точно, - густым басом ответил за всех Главный Генерал.
- И что же у нас с ракетами? - спросил Микки.
- Стоят, - сообщил Старший Ракетный Генерал, сидевший рядом с Главным.
- Насколько я помню, - сказал Микки, - ещё Первый Предводитель вел в свое время переговоры о том, чтобы сократить ракеты.
- Так точно, - подтвердил Ракетный Генерал. - Тогда мы их и поставили.
- Кого?
- Ракеты. - Генерал встал со стула и большим животом уперся в край стола. - Тогда и поставили. Согласно приказу.
- Чьему приказу?
- Гмм... Первого Предводителя.
- Так, - сказал Микки, - понятно... Но вот теперь, как вы читали в материалах, будет новое сокращение. Вы готовы?
- Мы всегда готовы, - пробасил Главный Генерал. - Сколько надо, столько и поставим.
Первый Демократ понял, что разговор будет долгим.
- Садитесь, - сказал он Генералу, который продолжал подпирать животом стол. - Я хочу, чтобы все поняли - нам столько ракет не нужно. По нашим расчетам, вполне хватит и половины. Остальные можно убрать. С той стороны тоже ракеты уберут. Мы уже обо всем с их Президентом договорились. Кстати, говорят, и танков у нас слишком много. Надо бы и о них подумать. Мы бы свои убрали, а они б - свои. Сколько у нас всего танков?
- Да кто ж их считал? - ответил Главный. - Но точно известно, что мало. И ракет мало. А ежели у них лишние есть, пущай сокращают. Мы не против.
Микки забарабанил пальцами по столу. Ему не хотелось обострять обстановку, но другого пути, похоже, не было.
- Кто здесь главный? - негромко спросил он, стараясь сохранять спокойствие.
- Я, - ответил Главный Генерал. - То есть... вы.
- Я - главный! - Микки поднялся и оглядел присутствующих. - И я ещё раз объясняю вам - ракеты будем сокращать. А на ракетных, то есть на кастрюльных, заводах будем делать кастрюли. Ну, или что там получится. Все поняли?
- Ничего там не получится, - проворчал кто-то из генералов.
Микки начал терять выдержку.
- Что же это, черт возьми, получается? На кой, я вас спрашиваю, нам столько ракет? На кой столько танков, что сосчитать не можем? На кой столько заводов кастрюльных, когда жрать нечего? На кой нам столько генералов?!
Последнее он ляпнул зря. Над столом повисло тягостное молчание. Генералы сидели, насупившись, не глядя на Первого Демократа.
- Обижаешь, начальник, - вырвалось у кого-то.
Микки стал отыгрывать назад.
- Ну, хорошо, хорошо, - сказал он. - Давайте по-свойски. Забудем про должности. Я готов всех выслушать. Кто мне толком разъяснит - на фиг без конца клепать эти пушки-ракеты, коли мы и так всех на свете двадцать раз подряд раздолбать можем? Нам что, одного раза недостаточно? После этого-то все равно долбать уже нечего!
- Было бы чем долбать, - хмуро произнес Главный Генерал. - А что долбать - найдется.
- Ладно, - пошел на попятную Микки. - Насчет генералов я погорячился. Генералов всех надо оставить. Пусть командуют. Но заводы-то кастрюльные могут же полезные вещи делать!
- А чем командовать? - возразил ему осмелевший Главный Генерал. Кастрюлями, что ли?
Микки не нашел, что ответить.
- Я так понимаю, - сказал Старший Ракетный Генерал, - главное, чтоб ракет было побольше. Будут ракеты - все при деле останутся. На кастрюльных заводах один хрен никаких кастрюль не склепать. А народ без работы оставлять нельзя. Мы ж не только о себе, мы ж и о народе думаем.
- Так кормить-то чем? Чем кормить-то? - опять сорвался Микки.
- Ну, - сказал Главный Генерал, - армию, конечно, кормить надо. Без этого - никак.
- Да не об армии я, - почти крикнул Микки. - Чем жителей-то кормить? Народ тоже жрать хочет.
Генерал встал, выпятил грудь и громко рявкнул:
- Народ и армия едины!
Все остальные дружно повскакали с мест и вытянулись, сверкнув под люстрой звездами на погонах. Главный Генерал, исподлобья посмотрев на Микки, добавил:
- Может, у кого есть другое мнение?
Первый Демократ стоял, разглядывая собственные ботинки.
- Благодарю всех, - произнес он тихо и не очень внятно. - Совещание окончено...
* * *
Закончив очередной тягучий рабочий день, Кухтик пришел домой поздно. Он доел на кухне остатки вчерашнего ужина, посидел немного за столом в своей комнате, пытаясь осилить книжку про индейцев, подаренную ему Беней, потом разделся и лег в постель.
Через раскрытое окно светила желтая золотистая луна. Кухтик лежал, повернувшись на бок, и смотрел на луну. Вокруг неё чуть поодаль виднелись едва различимые звезды. (Созвездия Лиры среди них не было. Оно располагалось значительно ниже и по другую сторону Кухтикова дома.)
Луна мешала Кухтику уснуть. Он долго ворочался, кряхтел, сопел, пока наконец не утомился от собственного кряхтения и не задремал, натянув на голову одеяло...
Проснулся он словно от какого-то толчка. В комнате было светло. Было как-то неправильно светло. Как-то ненормально.
Кухтик осторожно повернулся на кровати.
Свет исходил не от луны. Светились стены.
Он вспомнил этот зеленоватый оттенок и с ужасом понял, что сейчас произойдет. Все тело его стало легким и липким.
Мягкая, накатившая сбоку волна подняла невесомого Кухтика в воздух и, слегка покачивая, поволокла к подоконнику. Страх, охвативший его, внезапно исчез. Полное безмятежное спокойствие заполнило серые клеточки. "Все хорошо! - сообщили они ему. - Все просто прекрасно!"
Висящий над зеленоватым светящимся подоконником Кухтик чуть пошевелил руками, плавно двинулся дальше и выплыл наружу сквозь проем распахнутого окна.
Кухтик парил в теплом, не остывшем ещё от дневной жары воздухе. Внизу под ним лежал сквер с чахлыми деревцами, покрытыми пыльной листвой. Рядом, в каком-то метре от него, была стена дома. Кухтик оттолкнулся от стены, полетел дальше и миновал несколько раскрытых окон. Из каждого исходил все тот же зеленоватый свет.
Где-то рядом он услышал негромкое повизгивание. Кухтик оглянулся и разглядел прижавшегося к стене человека. Тот был в одних трусах. Впрочем, и на Кухтике другой одежды не было.
Человек у стены висел, болтая в воздухе пятками и обхватив руками водосточную трубу. Широко раскрытые глаза его смотрели в разные стороны. Лязгая в ночной тишине зубами, человек в трусах скулил нараспев: "Ма-ма, ма-ма, ма-ма, ма-ма..."
Кухтик тихонько кашлянул. Обхвативший трубу мужчина повернул голову, заметил его, выкатил глаза из орбит и сменил песню. Теперь он залепетал, раскачиваясь из стороны в сторону: "Мама, мама, это - сон... Мама, мама, это - сон... Это сон..."
Стараясь не потревожить певца, Кухтик поднялся чуть выше и, долетев до угла, обогнул дом. Внизу показался широкий двор, за которым начиналась помойка. Над помойкой тоже кто-то парил. Полностью освоившись в новой стихии, Кухтик ещё несколько раз взмахнул руками и пролетел ещё с десяток метров. Он развернулся, сделал медленный кульбит над двором и приблизился к неопознанным летающим объектам.
Это были два милиционера. Толстый, усатый, качался в воздухе, раскинув ноги и весело оскалившись. Тощий, смуглолицый, располагался метрах в двух от него. Мундиры на обоих были расстегнуты, глаза полузакрыты и лица светились радостью.
- Во залипуха, Макарыч, - донеслось до Кухтика. - Во даем! Я ж тебе говорил, не пей лосьон. Нельзя его с фиалкой мешать... Во нажрались... Ой, не могу... Ой, потеха!..
Толстый задрыгал ножищами в кирзовых сапогах и начал медленно снижаться.
- За мной, кирюха, - раздалось в ночной тиши. - Правь сюда. Полетели взад. Там вахтер все высосет. Греби, тебе говорят! Не отставай!
- Ой, мать!.. Ой, потеха! - не унимался тощий, вися над помойкой.
Кухтик вытянул руки в стороны, накренился и сделал разворот. Издали он напоминал общипанного горного орла.
Снова облетев темное здание с зеленоватыми квадратами окон, Кухтик почти столкнулся с плывущей в воздухе глыбой. Что-то большое, храпящее, укрытое свисающим к земле одеялом, закачалось рядом с ним. Вглядевшись, он узнал в парящей глыбе Надькиного отца.
- Х-х-хар-р-рашо!.. - пробурчал тот сквозь сон и, покачиваясь, заскользил назад.
Кухтик поплыл за ним.
Дрожащего певца у водосточной трубы уже не было. Кухтик успел лишь заметить в окне его высвеченную голую пятку. Пятка дернулась, отбросила яркий блик и исчезла. Укрытый одеялом Надькин отец неторопливо подлетел к стене дома, на минуту замер, потом и его стало затягивать в окно.
Кухтик огляделся. Внизу, в сквере, на белой скамейке он заметил две темные фигурки. Два маленьких человечка сидели, плотно прижавшись друг к другу. Силуэты их слились и казались одним размытым пятном. Неожиданно пятно это закачалось и поднялось в воздух. Воспарив над тонкими ветками, слившиеся человечки проплыли мимо висевшего у стены Кухтика. Он узнал длинного парня, жившего в квартире этажом ниже, и девчонку, работавшую лаборанткой в институте. Они целовались. Они летели, закрыв глаза, обхватив друг друга руками. Они не шевелились и, казалось, не замечали ничего вокруг - ни Кухтика, смотревшего на них, ни плывущих под ними деревьев, ни собственного полета над зачуханным сквером.
Обнявшаяся пара медленно совершила круг, зависла на несколько секунд в неподвижном воздухе и снова плавно опустилась на скамейку.
Кухтик решил, что пора домой. Он хотел взмахнуть рукой, но не успел и почувствовал, как его снова подхватила мягкая невидимая
волна, развернула и осторожно понесла вдоль стены. Внизу мелькнули ветки, желтая луна описала в темном небе дугу, и Кухтик, пролетев над подоконником, опустился на собственную кровать.
Голова его коснулась подушки. Невесомость исчезла. Потяжелевшие веки сомкнулись. Серые клеточки получили чей-то твердый, спокойный приказ: "Спать!.. Забыть все и спать!"
И в ту же секунду они все забыли.
IV
Прошел ещё год.
Население города Лукичевска увеличилось на 333 человека.
Триста жителей родились за это время в самом Лукичевске. Тридцать человек переселились в Лукичевск из окрестных деревень. А три новых жителя не имели никакого отношения ни к Лукичевску, ни к окружающим его деревням, ни к Кухтиковой стране вообще. Они приехали из города Принстона.
Гости из Принстонского Общества Пространственных Аномалий были первыми иностранцами, посетившими Лукичевск со дня его основания. Никто никогда не предполагал, что сюда может занести кого-нибудь из другой страны. Город был рассчитан исключительно на внутреннее использование и для подобных экспериментов не предназначался.
Визит заморских гостей стал сюрпризом не только для академика Иванова-Бермудянского. Местный Партийный Начальник, получив сообщение о том, что в Лукичевск прибудут трое ученых из неведомой "попы", решил поначалу, что произошла ошибка. Он даже имел неосторожность послать в столицу телеграмму с просьбой разъяснить, не напутали ли там что-нибудь. Ему разъяснили, что после ещё одной такой телеграммы он будет до конца своих дней заниматься уборкой Solanium Tuberosum. Но уже не в качестве Местного Начальника. Разъяснили также, что в столице никогда ничего не путают, потому что это в принципе невозможно. Путают только на местах. И то, как правило, недолго.
Начальник осознал свою ошибку. За три дня в Лукичевске были покрашены все стены домов, выходящие на главную улицу. Была заасфальтирована и сама улица. Правда, только до половины. На большее асфальта не хватило. Чахлые деревца в сквере перед Кухтикиным домом срочно выкорчевали. На их место посадили деревья, привезенные из ближайшего леса. Деревья, естественно, не прижились и тоже зачахли. Тогда выкорчевали и их. Вместо деревьев в землю врыли большие щиты, сделанные на фанерном комбинате, где работал Надькин отец. Все щиты покрасили красной краской и написали на них лозунги про перековку, голосиловку и дружбу со всеми странами, какие только есть на большом шаре.
Разместить заморских ученых сначала решили в доме, где жил Местный Начальник. Но оказалось, что жить им там никак нельзя, потому что они могли запросто продолбить стену в квартиру самого Начальника и узнать что-нибудь такое, что им знать не положено. Однако других подходящих зданий в городе тоже не было. Обсуждалось предложение построить специальный дом для трех заграничных визитеров. Но за оставшееся время сделать это было невозможно. Тогда решили поселить гостей на первом этаже Лукичевского Института Пространственных Аномалий, убрав оттуда все лаборатории и устроив на их месте одну большую квартиру с отдельным входом. Конечно, гости могли и там продолбить стену, но поскольку им все равно предстояло работать в институте, то ничего нового они узнать не смогли бы.
За пару недель квартира для гостей из Принстона была готова. Она получилась неплохой. Бывший вестибюль, который теперь служил прихожей, позволял спокойно раздеться, отдохнуть и при желании поиграть в баскетбол. В каждой из трех бывших лабораторий поставили кровать, шкаф и обеденный стол. На оставшемся месте тоже можно было во что-нибудь поиграть. Мастерскую Кухтика переоборудовали в туалет.
На этом приготовления к приему гостей закончились.
Коллеги Иванова-Бермудянского прибыли в Лукичевск на большом автобусе. Подкатив к зданию института, где у входа кроме академика стояли Местный Начальник, пять его помощников, четверо секретарей и трое милиционеров, автобус остановился. Первым из дверей показался высокий рыжий мужчина в клетчатой рубашке. Он окинул взглядом шеренгу встречающих, невнятно забормотал и полез обратно. После чего из автобуса вышел стройный юноша с пронзительными серыми глазами, в сером же, под цвет глаз, костюме. Быстро осмотревшись, он подошел к Местному Начальнику и что-то прошептал ему на ухо. Стоявший рядом Бермудянский разобрал только два слова: "демократия" и "мудак".
Начальник засуетился, с неожиданной для его комплекции прытью скакнул куда-то вбок и растворился в воздухе. Вместе с ним испарились помощники, секретари и милиционеры.
Юноша в сером костюме повернулся к академику, поклонился ему и представился:
- Референт. Константинов. Сопровождаю делегацию.
- Я, собственно... - начал академик.
- Никаких проблем, - сказал юноша. - Все необходимое - с нами. Приборы, переводчики, икра. Приказано оказывать полное содействие. Я - к вашим услугам.
Бермудянский смутился.
- Я очень рад... но, собственно, научная часть... Мне бы хотелось уточнить...
- Если можно, чуть позже, - улыбаясь, произнес юноша в сером костюме. - У наших гостей была большая культурная программа в столице. Боюсь, они несколько утомились. Я прослежу за размещением, если не возражаете. Потом легкий ужин...
Из дверей автобуса снова высунулась рыжая голова. Длинный человек в клетчатой рубашке осторожно спустился по ступенькам и, увидев Иванова-Бермудянского, шагнул к нему.
- Мистер Иваноф! - воскликнул он. - Я очень, очень рат!.. Ай эм профессор Дональд Рейли... Аномалии!.. Будем работа!..
Рыжий профессор взглянул на юного референта, стоящего рядом с академиком, и погрозил ему пальцем.
- Балет не будет? - строго спросил он. - Вотка не будет?
- Но проблем. Вери велл! - ответствовал референт...
* * *
Профессор Рейли был серьезным ученым и не верил в существование параллельных пространств, аномалий и прочих чудес. Он верил только в науку. Проблемой пространственных аномалий Дональд Рейли занимался с одной целью найти неопровержимые доказательства того, что подобных аномалий в природе нет и быть не может.
Много лет профессор собирал и анализировал все сообщения о таинственном Бермудском треугольнике и разработал целую теорию о невозможности его существования. Он яростно доказывал, что ничего сверхъестественного в этом районе обнаружить нельзя, и даже построил множество научных приборов для необнаружения аномалий. Периодически он устраивал экспедиции в загадочный район, где с кораблей в воду сбрасывали его хитроумные приборы, которые фиксировали там полное отсутствие чего бы то ни было аномального. За десять лет исследований он утопил в океане массу ценного оборудования. Но суда и самолеты в проклятом треугольнике по-прежнему время от времени исчезали. И что самое противное - иногда снова появлялись. Каждый такой случай профессор воспринимал как личное оскорбление.
Борьба продолжалась долго. Рейли привлек к работе двух своих молодых ассистентов, которые так же истово не верили в существование аномалии и под руководством профессора написали диссертации, не оставлявшие от неё камня на камне. Но, чтобы окончательно похоронить бермудский миф, требовалось установить постоян-ное наблюдение в районе треугольника. Однако денег на то, чтобы и дальше с такой же интенсивностью топить приборы, у профессора уже не было. Исследования застопорились.
Дональд Рейли собирался уже отказаться от дальнейших сражений. Он впал в глубокую депрессию и на время уехал из родного Принстона к двоюродной тете, жившей в пригороде столицы. Именно там застала его весть о визите Первого Демократа. Принстонские коллеги, искренне жалевшие бедного Дональда, устроили ему приглашение на встречу с заморским гостем, чтобы хоть как-то скрасить его унылые дни.
Встреча эта вернула профессора к жизни. Он узнал потрясающую новость. На другой стороне планеты, в далеком городе с немыслимым названием Lukichevsk, обнаружилась ещё одна псевдоаномалия! Причем находилась она не посреди океана, без конца пожирающего ценные приборы, а на самой что ни на есть твердой земле. Упустить такую возможность было бы преступлением.
Профессор использовал все свое красноречие, чтобы убедить Первого Демократа в необходимости срочно начать совместные исследования.
Год ушел на переписку, согласование, выяснение и уточнение каких-то неведомых профессору вопросов. Наконец в один прекрасный день Дональд Рейли погрузил в самолет полтонны приборов, две меховые шубы, десять ящиков консервов и вылетел с ассистентами за океан, в неведомую северную страну.
В заокеанской столице (где, кстати, вопреки рассказам не лежал вечный снег, а стояло вполне приличное лето) его целую неделю водили по театрам, банкетам и приемам, кормили икрой и рассказывали про перековку. Профессор терпел, улыбался и кушал икру, которую полагалось запивать жгучей жидкостью в соотношении одна ложка икры на стакан пойла. Все попытки выяснить, когда же наступит пора ехать в Lukichevsk, были безрезультатны. Ему отвечали, что необходимо выполнить ещё кое-какие формальности и подготовить ещё кое-какие бумажки.
Ассистенты профессора между тем изрядно расслабились. Они уже не проявляли былого рвения, охотно посещали банкеты и часами гуляли по улицам в сопровождении очень милых сероглазых юношей, прикрепленных к ним в качестве переводчиков.
Дни тянулись медленно, и терпение профессора постепенно истощалось. Когда однажды оба ассистента пришли в номер гостиницы под утро в футболках с надписью "PEREKOVKA" и со следами губной помады на лице, Дональд Рейли решил, что пора проявить твердость. Он заявил гостеприимным хозяевам, что больше не может ждать и вынужден обратиться за разъяснениями к Первому Демократу, который лично пригласил его заниматься аномалиями. Через день все формальности были улажены.
В Лукичевске профессора поселили в огромные апартаменты, рассчитанные, надо полагать, на прием футбольной команды. С горячей водой, правда, были перебои, да и холодная тоже не всегда шла. Но зато в комнатах можно было совершать утренние пробежки и даже кататься на велосипеде, если бы он не поленился его прихватить.
В трех других комнатах такого же размера жили ассистенты профессора, двое сероглазых переводчиков и референт-консультант, проявлявший чудеса заботливости и не оставлявший Дональда Рейли ни на минуту.
Однако самым приятным было, конечно, знакомство с директором местного института доктором Ивановым. Доктор оказался крайне приятным и крайне интеллигентным человеком. Первую же встречу он начал с извинений перед Дональдом. Хотя за что извинялся доктор Иванов, профессор Рейли не понял.
- Простите, но я боюсь, что не до конца уловил, о чем идет речь, сказал он, выслушав через переводчика сбивчивые оправдания Бермудянского.
- Это я боюсь, дорогой профессор, что преждевременно потревожил вас, ответил смущенный академик. - Дело в том, что аномалия, которую вы приехали изучать, в настоящее время... ну, как бы это сказать... отсутствует.
- Отсутствует? - переспросил Рейли.
- Увы! - Иванов-Бермудянский издал тяжелый вздох.
- Доктор Иваноф, ит из очен прекрасно! - воскликнул Дональд Рейли, перейдя на родной язык академика. - Это очен харашо!
- Вы полагаете? - спросил академик.
- Ну! - ответил Дональд через переводчика.
- Что же мы будем в таком случае изучать?
- Как что? - удивился Рейли. - Мы будем изучать отсутствие аномалий. Именно это является предметом моих исследований. Именно отсутствие аномалий, которых, как известно, нет и быть не может!
- М-мда... Интересная мысль, - сказал доктор Иванов. - Но, думаю, тут есть определенное поле для дискуссии. Я полагаю...
- Очен прекрасно! - перебил академика Дональд Рейли снова на его родном языке. - Мы будем иметь дисскашн и будем работа. Харашо?
- Разумеется. Сочту за удовольствие, - ответил Иванов-Бермудянский.
На следующий день совместные исследования по необнаружению отсутствующих аномалий начались.
* * *
Профессор Дональд Рейли развил бурную деятельность. Его ассистенты, с тоской вспоминая вольготную столичную жизнь, таскали на себе и устанавливали вокруг свалки-помойки сложные приборы. Их футболки с гордой надписью "PEREKOVKA" за несколько дней потемнели от пота. Переводчики бегали за ними по пятам и фотографировали каждый установленный прибор. На память, как объяснили они ассистентам.
Все сотрудники института теперь пользовались исключительно служебным входом. Хотя милиционеров у подъезда уже не было, но по обеим сторонам как-то сами собой появились фанерные щиты с лозунгами, прославляющими демократию и голосиловку. Подход со стороны помойки оказался полностью перекрыт...
За интенсивной работой незаметно прошла осень и наступила зима. Профессор Рейли ходил теперь в своей привезенной шубе и каракулевой папахе, купленной ему референтом в лукичевском военторге. Ассистенты профессора, легкомысленно не захватившие с собой теплой одежды, получили по длинному тулупу, по шапке-ушанке, обзавелись валенками и стали вскоре совсем неотличимы от местных жителей. Они бЄльшую часть времени просиживали на ступеньках института, лузгали семечки, сплевывая на снег шелуху, и высматривали в окнах молоденьких лаборанток.
Месяц тянулся за месяцем, и Дональд Рейли заполнил уже несколько толстых тетрадей результатами своих изысканий. Теория его блестяще подтверждалась. Никакой аномалии обнаружено не было. Профессор собирался к весне завершить исследования и вернуться домой. Но тут вся его деятельность чуть не окончилась крахом.
Как-то утром, выйдя из заваленного сугробами парадного подъезда, Дональд Рейли в изумлении замер. Он не увидел вокруг заснеженной помойки ни одного из своих приборов. Ровным счетом - ни одного. Приборы исчезли. Они словно растворились в морозном лукичевском воздухе. Память профессора мгновенно оживила все некогда слышанные им сообщения о пропавших без вести самолетах и кораблях. Рейли почувствовал легкое головокружение.
- Твоя мать! - вырвалась у него единственная новая фраза на чужом языке, которую он выучил за зиму с помощью ассистентов.
Из дверей выскочил сероглазый референт.
- В чем дело? - спросил он, заметив волнение профессора.
Тот молча указал рукой на помойку. Референт взвизгнул и побежал звать академика.
Иванов-Бермудянский, придя через несколько минут, застал Дональда Рейли в полном оцепенении. Профессор сидел на ступеньках, закутавшись в шубу, и с тоской смотрел на расстилавшуюся перед ним белую пустошь.
- Неужели, - повторял он, - неужели? Неужели она существует? Этого не может быть. Этого быть не может!
Академик тоже всерьез озадачился. Исчезновения материальных объектов в области лукичевской аномалии ещё не наблюдалось. Правда, в Бермудском треугольнике, если верить слухам, такое происходило часто.
Бермудянский быстро спустился по ступеням, застрял по колено в снегу и остановился, пристально вглядываясь в пространство над свалкой. Он, казалось, ощущал аномальные токи, исходившие от снежного поля.
- А это что там такое? - вдруг спросил подошедший к нему референт.
- Где?
Сероглазый юноша указал на цепочки глубоких следов, которые тянулись к местам, где раньше стояли приборы. Иванов-Бермудянский пригляделся повнимательнее. Следы были свежие, едва запорошенные.
- Ночью снег шел? - деловито спросил референт.
- Кажется... да, - неуверенно ответил Иванов-Бермудян-ский.
- Понятно, - произнес референт, - понятно... С-с-сперли!!
- Вы полагаете? - Академик взглянул на него, пораженный ужасной догадкой.
- К цыганкам не ходи, - сказал юноша. - Так, так... Интересное кино получается... Чего же теперь делать?
- Не знаю, - чуть слышно выговорил академик. - Но вы уверены?..
- Я-то уверен, - сквозь зубы процедил референт. - А ему-то мы что скажем?.. Ну, ладно... Вы вот что, товарищ Иванов. Вы как-нибудь успокойте профессора, что-нибудь ему там насчет аномалий расскажите, а я уж тут разберусь. Только, прошу вас, не надо всяких там неосторожных высказываний. Международный скандал может получиться. Скажите, что, мол, все дело в аномалиях. Ну, вы меня понимаете.
- Да, конечно, - поспешно согласился академик.
Он подошел к Дональду Рейли и, не зная с чего начать, встал рядом.
- Ит из аномалия? - поднял на него полные отчаяния глаза профессор.
- Вполне возможно, - ответил Иванов-Бермудянский, стараясь не смотреть на коллегу. - Видите ли, иногда действительно возможны некоторые проявления... Хотя точно утверждать ничего нельзя... Возможно, это всего лишь случайность. Так сказать, единичное проявление... Я не уверен... Здесь есть повод для дискуссии... Необходимо продолжить наблюдения. У вас, кажется, есть запасной комплект приборов?..
Подоспевший переводчик изложил его научные доводы убитому горем профессору.
- Запасной комплект? - рассеянно произнес Дональд Рейли. - Комплект есть... Вы думаете, стоит продолжить?
- Без сомнения, - сказал академик. - Я уверен, что это досадная случайность... Ну откуда здесь аномалии? Ну, сами подумайте.
Иванов-Бермудянский начал так горячо доказывать профессору полную абсурдность каких-либо аномальных явлений в природе, что в конце концов почти убедил в этом самого себя. Вместе с двумя вышедшими ассистентами он увел Рейли обратно в здание.
На ступенях остались референт с переводчиком.
- Так-с... - выговорил референт после долгой паузы. - Значит, вот что... Ментов сюда. Немедленно. Пусть носом роют, козлы. Пусть на ушах стоят, но чтоб завтра же вернуть! Далеко не уволокли. Пускай на барахолке пошарят... Скажи, если не найдут, со всех погоны полетят к чертям собачьим!.. И вот еще... Никому - ни слова. Молчок! Узнают в столице - сам без погон останешься. Понял?
- Так точно, - прошептал переводчик. - Понял.
* * *
В столице шел густой снег. Он падал на широкие улицы, на крыши высоких домов, на камни, вымостившие главную площадь, на сооружение, где хранился стеклянный ящик, на дворец, где проходили заседания Высшего Органа.
Во дворце у окна в задумчивости стоял Первый Демократ. Большой зал за его спиной был пуст. Только в глубине возле маленького столика сидел в кресле Старый Друг Первого Демократа. Микки посмотрел на заснеженную площадь, вздохнул, повернулся, подошел к Старому Другу и сел рядом.
Только что кончилось большое собрание, на которое съехались партийные начальники всех рангов из разных провинций. Микки выступил с длинной речью. Он говорил о том, что перековку следует вести как можно более быстрыми темпами, и говорил о том, что темпы эти не должны быть слишком быстрыми. Он убеждал, что голосиловка совершенно необходима, и успокаивал всех, что особой голосиловки не допустит. Он рассказывал про демократию и даже пару раз упомянул о том, что кое-где существует не по одной, а по несколько партий, и клятвенно заверил, что такая демократия абсолютно неприемлема. Он сообщил, что договорился о сокращении ракет, и обещал не скупиться на деньги для ракетных заводов.
Его внимательно выслушали и негромко похлопали.
Речи остальных участников собрания сводились к тому, что все идет нормально и будет идти ещё нормальнее. Особенно если ничего не менять.
На том и разошлись...
- Послушай, - сказал Микки Старому Другу, - что все-таки реально можно сделать с этой демократией? Рисковать я не могу. Их много, а я - один. Партию ведь не переизберешь. Она сама кого хочешь переизберет и назначит. Может, дохлое это дело? Может, и впрямь все оставить как есть?
Старый Друг долго молчал, потом встал и подошел к окну, у которого недавно стоял Микки.
- Нельзя так, - сказал он негромко. - Ничего так не получится. На двух стульях долго не усидишь.
Микки побагровел.
- Ага! - с неожиданной для самого себя злостью произнес он. - Теперь ты меня ещё учить будешь!
Первый Демократ, изо всех сил стараясь сдерживаться, опустил голову и сжал зубы.
- Погоди, - сказал Старый Друг. - Не сердись. Я ж добра хочу.
- Все добра хотят, - ещё больше разозлился Микки. - Поделение, истребление устраивали - добра хотели. Вождь половину жителей угробил тоже, понимаешь, добра хотел. Соратник приказал злаки от полюса до полюса сеять - тоже туда же! Козел этот, Предводитель, ракет понагородил, нефть прожрал на сто лет вперед. Все - для добра... А мне что делать прикажешь?
- Но ведь живут же люди где-то по-человечески! - Старый Друг тоже начал раздражаться. - Ну, пойми ты - пока не устроим нормальную демократию, до тех пор сами себя жрать и будем!
- Да как ты её устроишь? С этими твоими разными партиями? С выборами этими? Забудь про то! - Микки ударил кулаком по ручке кресла. - И мне не напоминай. Я под собой сук рубить не намерен.
- Ладно, - сказал Старый Друг, - давай все спокойно обсудим. Наверно, ты прав. Партию трогать опасно. Может, и впрямь лучше её перековать попробовать. Вдруг получится. Но и без демократии тоже не обойтись... Вот кабы все это совместить...
- Ага, допер наконец, - смягчился Микки. - Я ж все о том и толкую. Надо такую демократию придумать, чтоб как-нибудь одной партией обойтись. На хрен нам несколько? Сам подумай, одной-то решать сподручнее. Да и я в нескольких главным быть не могу. Что мне - разорваться?
- Постой. - Старый Друг отошел от окна и зашагал по залу. - У меня, кажется, есть идея... А что, если мы выборы в Народные Советы устроим? По всем правилам?
- Опять, что ли, назначать с бумажками? - не понял Микки. - Так мы и без того назначаем.
- Нет, - сказал Старый Друг, - мы нормальные выборы устроим. Как у всех. Только без всяких там лишних партий. Пускай жители сами среди себя кого поумнее поищут. И пусть в Советы их выберут. А когда в каждой провинции будет настоящий Совет, когда умные головы появятся, тогда, глядишь, чего-нибудь и надумают. Одна голова хорошо, а много - лучше. Я так полагаю.
- А партия как же? - спросил Микки. - На хрен ей лишние головы на стороне?
- Так мы ж туда, в Народные Советы, и партийных начальников выдвинем. Их-то наверняка изберут. А остальных пусть жители подбирают... Потом Советы заседать начнут. Регулярно. Не так, как сейчас. Будут сидеть, думать. Авось чего и надумают. А партии только руководить останется. Ей же легче. Разве не так?
- Хм-м... - задумался Микки. - Вроде неплохо придумано. Советы, значит, партийных начальников расшевелят. А те, значит, за Советами присмотрят... Неплохо.
- Демократично, главное, - воодушевился Старый Друг.
- Хорошо... - задумчиво сказал Микки. - Это хорошо... Молодец! Давай прямо завтра это дело и объявим. Я Высший Орган соберу, обо всем им расскажу. Ты меня поддержишь. Лихач, конечно, заартачиться может. Но уломаем как-нибудь. К тому же он мне тут человечка своего пихает - в столице перековкой командовать. Я, пожалуй, соглашусь. Перековывать-то все равно надо. А он пускай на выборы соглашается. Его ж тоже в Главный Народный Совет пристроим. Да и весь Высший Партийный Орган, конечно. Так что, думаю, проблем не будет... А ты вот что. Бери-ка это дело в свои руки. Считай, что с этого дня ты у меня - основная опора. Лихач все равно пока с жидкостью борется, ему не до того. А за демократию ты главным будешь. Сейчас это самое важное. Договорились?
- Договорились, - обрадовался Старый Друг.
- Ну, тогда пошли чай пить.
* * *
На столе Большого Начальника По Кадрам Лукичевского Института Пространственных Аномалий стояли чайник, три чашки и блюдце с вареньем. За столом рядом с Начальником сидели два сероглазых блондина.
- А ничего покрепче у тебя нет? - спросил один из гостей.
- Так ведь это... трезвость нынче. Не велено вроде, - замялся Начальник.
- Ты нам лапшу на уши не вешай, - сказал Первый Блондин. - Не жмотничай. Доставай.
Большой Начальник подошел к двери кабинета, запер её на ключ, открыл большой сейф в углу и вытащил бутылку.
- Последняя осталась, - вздохнул он. - В институте все лично позапрещал, как велели. Да и здесь теперь не враз выпьешь. Настучат ведь. Как мне своих закладывают, так и меня найдут кому заложить. Во - навербовал на свою голову.
- Не скули, - сказал Второй Блондин. - Своих не тронут.
- Ага, не тронут. Как же! Тут Местный приезжал - к американцам этим. Так зашел, стращал. Чтоб ни-ни, говорит. Трезвость, перековка... Ох, докуются они. Вон на кастрюльном - мне ихний кадровик рассказывал - уже чуть не керосин глушат.
- Ладно, не тренди. Наливай! На наш век хватит. - Блондин взял у него бутылку и разлил содержимое по чашкам. - Разговор есть.
Они выпили вредной жидкости и закусили вареньем.
- Ну как, намучился с американцами? - спросил Начальника Первый Блондин.
- А мне-то чего? Их столичные пасли. Я только за институтом приглядывал, чтоб шибко не контачили. Да те и сами на контакт не больно рвались. Все по помойке ползали. А как приборы у них сперли, и вовсе там ночевали.
- Нашли чего-нибудь?
- Какое там! До весны просидели, потом манатки собрали и отвалили. Баба с возу - кобыле легче... Академика, говорят, к себе пригласили. Осенью вроде поедет. Но это все тоже через столицу крутят. Мое дело теперь сторона. Пусть сами разбираются. По мне, так поехал бы он. Как же!
- Разъездились... - пробурчал Второй Блондин. - Все с ума посходили. Тут ещё выборы эти придумали. Демократы-хренократы откуда-то повылазили. Этот Рогозин ваш - слышал? - народ мутит, на собраниях выступает. Мы в столицу звоним, а нам оттуда - не трогать! Голосиловка, мол, демократия. Совсем оборзели. Ты-то сам не сдемократился еще?
Большой Начальник По Кадрам вскочил со стула.
- Вы что, ребята?
- Ну и дурак, - спокойно произнес Первый Блондин.
- То есть? - Начальник сел и вопросительно уставился на Блондина.
- Ты, Кеша, нюх утерял, - сказал сероглазый. - Такие дела загодя просекать надо. Нам, думаешь, приятно на все смотреть? Мы-то лучше всех знаем, чем такие игрушки кончаются. Однако ж против ветра плевать - себе дороже. Им там в столице вожжа под хвост попала, теперь не остановятся. Очередной поворот у них. Можно, конечно, руками махать, а можно быстренько в колею пристроиться... Перековка перековкой, но ты главное секи. Сейчас большая дележка начнется. Жратвы-то как не было, так и не будет. Это дело ясное. Четвертый год ускоряются - только новые талоны плодят. Но кто с умом, тот свое не упустит. Тут важно вовремя успеть. У меня вон кореш в Главном казначействе сидит. Нынче через них такие дела проворачивают! Большие куски, понятно, в столице расхватывают. Основные-то денежки там. И по партийной линии - тоже. Но и на местах уже зашевелились. Ты думаешь, наш Местный ушами хлопает? Он, правда, сам-то мужичишка трусоватый, но Первый Помощничек его за год два кооператива сорганизовал. Один - на тещу, один на братца. И деньжата туда качнул немалые. Нам уже настучали... Но он тоже не лыком шит. Все по закону. Один наш дурак копать начал, чтоб тот его в долю взял, а ему начальство - по рукам. Сами пристроились... Вот и кумекай... Хочешь, мы тебе по дружбе дело предложим?
- А я-то чего могу? - шепотом спросил Начальник По Кадрам.
- Так от тебя много и не требуется. Найдутся людишки, сварганят кооператив, а ещё лучше - совместное что-нибудь. Хоть с теми же америкашками. Помощника Местного туда привлечем, кой-кого в столице подмажем, оттуда деньжат завернут. А уж потом - никакая демократия не страшна. С ней-то ещё и проще. Понял?
- Ну а мне чего делать надо? - Большой Начальник вытер вспотевший лоб.
- Ты директором пойдешь.
- Я? Директором? Да я же... - Начальник заерзал на стуле.
- Не дергайся, - сказал Первый Блондин. - Все продумано. Тебя все равно отсюда скоро попрут. Тут зам по общим вопросам командовать будет. Но он - свой мужик. Ему тоже доля обещана. Сейчас главное в комнатухи эти вписаться, что на первом этаже от американцев остались. Там кооператив и устроим. Чего-нибудь научно-техническое залепим. Для солидности. А может, торговать начнем. Там видно будет.
- А чем торговать-то?
- Да хоть теми же аномалиями. Их один бес никто не видит. Америкашек подключим, счет за границей втихаря откроем. Но это уж не твоя забота. Ты сиди, бумажки подписывай. Остальное без тебя сделают.
- Ох, боязно. - Большой Начальник втянул голову и оглянулся на запертую дверь.
- Чего тебе боязно? Тебе, дураку, дело предлагают, а ты кочевряжишься. Да за такое место любой ухватится. Скажи спасибо, что тебя выбрали. Но не хочешь - другого найдем.
- Нет, нет, - заспешил Начальник. - Я - чего? Я согласен. Только вот как бы опять все взад не повернулось. Кто их знает? Может, обратно ковать начнут?
- Дурья башка! Обратно ковать-то нечего. Пустышка кругом, не видишь? Сейчас остатки ухватить важно, пока суетня кругом, пока выборы эти, пока большие шишки за дело не взялись. Потом крупная игра пойдет. Замешкаешься фиг получишь. Уже и так со всех сторон лапы тянутся. В столице под шумок партийные начальнички деньгу за кордон качают. Мне кореш нарассказывал. Эх, жаль, не в столице мы! Но ничего, и здесь малость перепадет... Ты говори согласен?
- Согласен, - сказал Большой Начальник По Кадрам. - Ну и дела!.. Вспотел аж... Ладно, раз пошла такая пьянка, у меня ещё бутылек запрятан. Давай обмоем.
Он встал со стула и снова полез в сейф.
* * *
Столица встречала четвертую с начала перековки весну. Микки отмечал вокруг радостные перемены. Большинство газет уже голосили в полную силу. Они ругали всех подряд, кроме разве что самого Первого Демократа и членов Высшего Органа. Газеты рассказывали о больших трудностях, о том, что еды для жителей по-прежнему не хватает, о том, что талоны в провинции выдаются с большим опозданием, что Местные Начальники ничего не хотят делать, а если и хотят, то не умеют. Это обнадеживало. Еще немного, и Начальники должны были прозреть и взяться за дело.
Соратники Первого Демократа тоже не дремали. Старый Друг вовсю занимался подготовкой будущих выборов. Жители, не понявшие вначале, что теперь в бумажках будет несколько фамилий, из которых предстоит выбрать одну, на удивление быстро разобрались в новой системе и даже не очень роптали, хотя для них это было, конечно, лишней обузой. Повсюду стали искать достойных представителей, чтобы избрать их в Народные Советы. Разумеется, все Местные Партийные Начальники тоже попали в списки. Кое-где даже никого больше не хотели туда включать. Но постепенно наиболее смелые жители начали предлагать и других умных людей. Начальники не везде поняли это правильно. Пришлось разъяснять им что к чему.
У второго Главного Соратника дела, правда, шли хуже. Он совсем погряз в своей борьбе со зловредной жидкостью. От злодейки никак не удавалось избавиться. Лихач велел повсеместно вырубить все деревья, из плодов которых делали жидкость (кстати, не самую крепкую, а самую слабую), велел разбить все бутылки, в которые её разливали, закрыть все заводы, на которых она изготавливалась, и все магазины, где её продавали. Но жидкость откуда-то все равно появлялась. Только она стала теперь ещё более вредной. Если прежние сорта страшного пойла убивали постепенно, то новые виды, которые несознательные жители сами изготавливали из чего угодно, убивали сразу. Лихач сражался, как лев. Но и жители были храбры. Их не пугали ни суровые запреты, ни наказания за подпольное производство жидкости. На худой конец они просто пили все, что попадалось под руку, лишь бы отравиться. Силы были неравны, и Лихача ждало поражение. Он тяжело переживал свою неудачу. А тут ещё Старый Друг, воспользовавшись его занятостью, успел втереться в доверие к Первому Демократу и приобрел невиданное влияние. Пришлось бросить героическую борьбу и переключиться на более прозаические дела.
У Лихача в запасе был один ход. Он уже давно уговаривал Микки поставить Партийным Начальником в столице нового человека, которого сам подыскал в провинции. Человек этот когда-то работал директором большого кастрюльного завода, очень хорошо проявил себя, за что был назначен Местным Начальником. Правда, он не готовился к этой должности с детства, как, например, Микки или тот же Лихач, но, заняв пост, неплохо справлялся с делом. Во всяком случае кастрюльные заводы у него работали отменно. Лихачу не стоило большого труда уговорить Микки взять его в столицу. Первый Демократ был целиком занят игрой в свои выборы и особенно упорствовать не стал. "Приводи, - сказал он. - Я тебе доверяю".
В один из летних дней двери кабинета Микки распахнулись и он увидел на пороге рядом с Лихачом огромного детину. Густая копна седых волос закрывала могучий лоб. Нос был перебит. Ладони широкими лопатами торчали из рукавов костюма. Глаза незнакомца глядели прямо, открыто, что в этом здании, вообще говоря, было не принято.
Первый Демократ поежился. Гость кого-то напомнил ему. Но кого - он вспомнить не смог.
- Заходите, садитесь, - пригласил гостей Микки.
Лихач с детиной подошли и сели. Детина представился. Все-таки он точно кого-то напоминал. Кого-то виденного совсем недавно. Микки перебрал в памяти всех своих знакомых. Никто и близко не был похож на лихачевского дружка.
- Мы тут посоветовались с товарищами, - сказал Первый Демократ, - и решили назначить вас Партийным Начальником в столице. Справитесь?
- А то! - ответил седовласый великан.
- Предупреждаю - должность непростая. Может, не все сразу вас здесь поймут. Необходимо будет серьезно заняться перековкой. Придется, так сказать, ломать стереотипы.
- Ничего, перекуем, - заверил его детина. - Ломать - не строить.
- Ну-ну... - Микки снова поежился.
- Они небось тут засиделись у вас? - пробасил гость. - Не делают, поди, ни черта? Совсем, поди, мышей не ловят.
- Есть малость, - подтвердил Первый Демократ.
- А когда на работу выходить? - поинтересовался новый Начальник. - И к которому часу? А то мне на автобусе долго добираться. Не проспать бы.
- Так автобус-то вам зачем? - удивился Микки. - У вас ведь машина будет. И не одна.
- Не, я на автобусе. Поближе, понимаешь, к народу. А машина пущай за автобусом идет. На всякий случай.
- Ну, как знаете.
Странная идея нового Начальника несколько насторожила Первого Демократа. "А с другой стороны, может, и ничего, - подумал он. - Новые методы, новые веяния. Пусть порастрясет бюрократов, с народом пусть пообщается. В конце концов, автобус мы ему подыщем. И народ - тоже".
- Что ж, желаю успехов, - сказал Микки, поднимаясь со своего места и протягивая руку великану. - Завтра можете приступать.
Широченная ладонь потянулась навстречу его руке. На запястье он успел заметить крохотную наколку, две маленькие синие буковки - "Б" и "Е".
Большая Елка! - вспыхнуло в его памяти. Первый Демократ вспомнил портрет индейского вождя, который показывала ему Рикки в американской гостинице. "У, страшный какой!" - вспомнил он её слова.
Точно - Большая Елка. Как с картинки!
Микки посмотрел на поднявшегося с кресла детину. Легкая тревога на секунду охватила его. "Ерунда, - подумал он. - Елка как елка. Главное, чтоб не дуб... Пусть работать начнет, а там - разберемся".
* * *
Большая Елка начал работать с размахом. Сменив прежнего Партийного Начальника, работавшего в столице ещё со времен Первого Предводителя, он завел порядок, при котором все большие и маленькие городские Начальники должны были каждое утро собираться у него в кабинете, выстраиваться в шеренгу и отчитываться о своей работе. Поскольку никто из них давно уже ничего не делал, то отчитываться им, как правило, было не о чем. Целый месяц Елка терпеливо выслушивал сбивчивые объяснения и расплывчатые рапорты. В основном они сводились к тому, что все идет хорошо, а если что-то идет плохо, то это тоже хорошо, потому что могло бы быть ещё хуже. Через месяц, дослушав очередной утренний бред, Большая Елка грохнул кулаком по столу.
- Ты, ты и ты, - ткнул он пальцем в первых трех начальников во главе шеренги, - можете идти.
Начальники повернулись и засеменили к дверям.
- Прямо по коридору, - рявкнул им вслед Елка, - до отдела кадров. Получите расчет, потом - вниз по лестнице. Выход на улицу сами найдете...
Теперь каждое утро трое первых отчитывающихся покидали кабинет и выбирались на улицу именно таким путем.
Начальники потеряли сон, аппетит и окончательно утратили способность соображать. По утрам они сбивались кучкой в углу приемной и устраивали детскую считалку, определяя, кому стоять в первой тройке. Те, на кого выпадал жребий, начинали биться в истерике. Остальные кричали им: "Симулянты, сачки!", хлопали ладонями по щекам, терли уши, заставляли нюхать нашатырный спирт (который все теперь носили с собой) и потом, полуобморочных, вталкивали в кабинет.
Измученные такой жизнью городские Начальники записались на прием к Лихачу. Войдя к нему, они все разом грохнулись на колени и поползли по ковровой дорожке к столу.
- В чем дело? - обомлел Лихач.
Первый доползший до стола Начальник поднял голову, затравленно огляделся вокруг, прижал палец к губам и стал совершать какие-то непонятные телодвижения.
- Да что случилось? - Лихач уже подумал, что Начальники скопом напились какой-нибудь новой отравы.
Стоявший на коленях снова прижал палец к губам, потом указал куда-то вверх, изобразил руками что-то огромное, завыл и начал раскачиваться, как хлипкое деревцо под сильным ветром.
- Большая Елка? - осенило Лихача.
Вой мгновенно смолк. Начальники задрожали мелкой дрожью и прижались к ковру. Лихач с трудом привел их в чувство. Они, стеная, заикаясь и беспрерывно нюхая нашатырный спирт, начали рассказывать ему о своих бедах. Жалобы, стоны и мольбы продолжались часа два. Он обещал разобраться.
На следующее утро Лихач вызвал Елку к себе.
- Ты что там устраиваешь? - строго спросил он. - Зачем народ травмируешь?
- Какой это я народ травмирую? - рыкнул Большая Елка.
- Ну - начальников.
- Начальники - не народ, - ворчливо заметил Елка. - Твои Начальники раздолбай на раздолбае, понимаешь. Если б они у меня так на кастрюльном заводе ракеты делали, я б им эти ракеты знаешь куда вставил?
- Ты свои замашки кончай! - Лихач постучал карандашом по столу. Здесь тебе не кастрюльный завод. Я тебя для чего в столицу вызвал? Мне свой человек нужен. Не хватало, чтоб мне тут ещё одну перековку устраивали. Хватит с меня одного перековщика!
Большая Елка тряхнул седой копной и в упор посмотрел на Лихача.
- А фиг ли их не ковать? У нас теперь что, демократизация или хрен собачий? Я чего-то не понимаю.
Лихач решил слегка притормозить.
- Разумеется... в общем... демократизация, - сказал он. - Но начальники-то при чем?
- При чем? Да их, гадов, в первую очередь долбать и надо! С ними разговор один - пару раз по столу кулаком треснешь, а ещё лучше - по шее, тогда, глядишь, зашевелятся.
- Ну, смотри, - тихо произнес Лихач, - не перетрудись...
На этом разговор закончился.
Городские Начальники больше не жаловались Лихачу. Встречая его в коридоре, они опускали глаза и старались прошмыгнуть мимо. Старых знакомых среди них он замечал все реже.
По столице поползли восторженные слухи о Большой Елке. Жители изменили свои привычные маршруты и осаждали автобус, в котором он ездил на работу. Машины уцелевших Начальников тоже изменили маршруты, чтобы не попадаться ему на глаза. По пути движения автобуса срочно отремонтировали все дома. Потом отремонтировали ещё раз. Нервное отделение в специальной больнице для столичного начальства было переполнено.
Лихач понял, что совершил ошибку.
* * *
Наступила холодная дождливая осень. Жители столицы ходили простуженные, кашляли, чихали и дружно заражали друг друга в переполненном транспорте. Не уберегся и Большая Елка. Подхватив грипп, он слег в постель.
Однажды утром в его квартиру позвонили. Жена Елки открыла дверь и увидела на пороге четверых посыльных в одинаковых серых плащах.
- Извините, вашего мужа срочно вызывают на заседание Высшего Органа, сказал главный посыльный.
Жена не успела ничего ответить.
- Что ещё за заседание? - донеслось из комнаты. Большая Елка, растрепанный и заспанный, вышел в прихожую. - Чего они там, сдурели? Предупредить не могли?
Посыльный пожал плечами.
- Не поеду никуда, - проворчал Елка, - грипп у меня, температура. Пошли они на фиг со своим заседанием. Так и передайте.
Четверо посыльных стояли не двигаясь.
- Ну, что? Сказал же - не поеду! - Елка зажмурился и громко чихнул.
- Очень сожалею, - произнес главный посыльный ровным, спокойным голосом. - Без вас возвращаться не велено.
- Чи-и-во? - протянул Елка.
Посыльные стояли молча, засунув руки в карманы серых плащей.
Большая Елка внимательно посмотрел на них, потом глянул на жену и пошел одеваться.
В зале Большого дворца за столом сидели члены Высшего Партийного Органа. Вдоль стен в два ряда восседали городские начальники - и ныне действующие, и давно выгнанные с работы. Во главе стола находился Первый Демократ. Рядом с ним - Лихач.
Большая Елка вошел в зал, остановился у входа, поглядел вокруг и тут же понял, зачем его вызвали.
- Привет, - весело сказал Лихач и указал на свободный стул у стены. А мы уж заждались... Проходи, милости просим...
Елку в детстве иногда били во дворе соседские мальчишки. Иногда бил он сам. Позже, в юности, его как-то поколотила ночью пьяная шпана на вокзале. Однажды на спортивной площадке ему въехали в лицо тяжелым волейбольным мячом и сломали нос. Уже в зрелом возрасте он сильно подрался с кем-то в деревенской бане. С кем именно - точно не помнил. Но никогда никто и нигде не возил его мордой по полу.
В зале Большого дворца он впервые испробовал и это...
Через три часа Елка сидел один на своем стуле около накренившейся белой стены и сквозь туман, застилавший глаза, смотрел в спину последнему городскому Начальнику, покидавшему зал. Его мутило. Он попробовал встать, но с первой попытки не смог. Попробовал ещё раз, потом ещё и наконец поднялся со стула.
Золоченая дверь приоткрылась, из-за неё показался Первый Демократ. Он подошел и взял Елку под руку.
- Не расстраивайся, - негромко сказал Микки. - Бывает... Ну, поперли тебя с Начальников. Не конец же света. Я тебя каким-нибудь министром пристрою. Не переживай.
- Суки, - хрипло ответил Большая Елка.
Микки осторожно повел его к выходу.
- Сам виноват, - приговаривал он. - Тут, знаешь, такой бульдозер... Поперек вставать - себе дороже.
- Суки, - повторил Елка.
- Надо было тебе ещё больше повиниться, - сказал Микки. - Они это любят. Снять-то тебя все равно б сняли, но мучили бы меньше. А то вон как разделали!
Большая Елка оперся о плечо Первого Демократа.
- Это Лихач, гад, все подстроил, - прохрипел он, с трудом двигая языком. - Это его работа. А ты... ты тоже под него лег!
Микки тяжело вздохнул.
- И ты б на моем месте лег. Поверь мне - лег бы как миленький. Ты что, первый год в партии? Сам, что ли, не снимал? Скажи ещё спасибо, что не при Вожде живем.
- Ну, погодите, гады... Ну, погодите... - шептал Большая Елка, едва передвигая ноги.
Они подошли к дверям.
- Давай-ка я тебя до машины провожу, - сказал Микки помятому великану. - Отъездился ты на своем автобусе...
Возвращаясь назад по длинному гулкому коридору, Первый Демократ старался не думать о том, что произошло. На душе его было гадко. У дверей своей приемной он увидел Лихача в окружении городских Начальников. Чуть поодаль толклись члены Высшего Органа.
- О, хорошо, что ты вернулся, - сказал его Главный Соратник. - А мы тут с товарищами посоветовались... - Лихач указал на кучку членов Высшего Органа. - ...и, понимаешь, есть мнение, что не все у нас в порядке. Имеются некоторые, так сказать, перегибы. Отдельные наши соратники позволяют себе слишком увлекаться перековкой... Вопреки, так сказать, воле народа.
Он обвел рукой Начальников.
- Народ не понимает, - вякнул кто-то из-за его спины. - Народу не ясно!
- Некоторые товарищи подкидывают нам чуждые идеи, - громко продолжал Лихач, - не считаясь, так сказать, с мнением широких руководящих партийных масс... Мы полагаем, что таким товарищам необходимо обдумать свое поведение. И если уж говорить о должностях, то мне, например, не совсем понятно наличие двух Главных Соратников. Тем более что один из них последнее время позволяет себе... Ну, ты знаешь, о ком я говорю...
Пальцы Микки непроизвольно сжались. Он глянул в сторону членов Высшего Органа. Те отвернулись.
- Ладно, я подумаю, - тихо произнес Первый Демократ.
- А чего тут думать? - сказал Лихач. - Зачем кота за хвост тянуть? Старый Друг твой как раз сейчас у тебя в приемной. Может, ты там с ним разберешься, а мы тут подождем? Чтобы не мешать, так сказать. Дело, конечно, тонкое. Никто из нас осложнений не хочет... Но если что, то можно ведь и Высший Орган собрать. Прямо сейчас. Большинство членов здесь.
Микки постоял, подумал, потом разжал кулак и быстро прошел в приемную. По дороге он задел плечом одного из городских Начальников. Попробовал задеть ещё одного, но тот увернулся...
Вечером дома Первый Демократ первый раз в жизни выпил подряд, не закусывая, три рюмки вредной жидкости.
Рикки, придя домой, застала его стоящим в пижаме на балконе под мелким холодным дождем.
- Ты с ума сошел! - воскликнула она и потащила Первого Демократа обратно в комнату. - Дождь, грипп, простуда! Да ты соображаешь, что делаешь?
Она уложила Микки в постель, закутала его одеялом и принесла из кухни стакан горячего чая с медом.
- Рикки, - сказал Первый Демократ, высунув из-под одеяла голову, - ты, случайно, не знаешь, где город такой - Лукичевск - находится?
- Зачем это тебе? Что ещё за глупости? - Жена села рядом с ним. - На, лучше попей чаю.
Микки зажал в ладонях горячий стакан и отхлебнул глоток.
- В Лукичевск хочу, - сказал он задумчиво, - в Лукичевск... Там небось тихо... Там лук растет...
V
Пятое лето перековки подходило к концу.
На мокрых полях большими кучами лежал Solanium Tuberosum.
На прилавках магазинов стояли одинокие банки рыбных консервов.
На стенах домов висели порванные плакаты.
На главной площади Лукичевска толпился народ.
Сидя у окна в своей комнатке, Кухтик смотрел, как люди, повернувшись к памятнику Автору Идеи, слушали кого-то, стоявшего с той стороны пьедестала.
Кухтик не видел оратора и не слышал, что тот говорил. Он видел только, как люди на площади принимались время от времени громко хлопать в ладоши. Поначалу наблюдать за толпой у памятника было интересно, но, поскольку, кроме хлопанья, он ничего расслышать не мог, это занятие ему скоро надоело. К тому же Кухтику захотелось есть, а из коридора вкусно пахло жареной картошкой. Он резонно решил, что на площади разберутся без него, и пошел проверить, как обстоят дела с ужином.
В кухне за столом сидели Колька и Надькин отец. На плите в большой сковородке жарилась картошка с луком, распространяя соблазнительный запах.
- А вот и третий, - потирая руки, сказал Надькин отец. - В самый раз за чекушкой бежать.
- Ладно тебе, Петрович, - урезонил его Колька. - Не каждый же день!
- Так уж и каждый? Почитай, с понедельника ни разу не по-гуляли.
- Нагуляемся еще, - сказал Колька. - Ты вот лучше скажи, чего насчет выборов этих думаешь? Голосовать-то пойдешь?
- А чего не пойти? - Надькин отец пододвинул табуретку к столу. - Я всю жизнь эти бумажки бросал. Теперь вот, говорят, вычеркивать там кого-то надо. Но я так думаю - врут. Как его вычеркивать, коли он там указан?
- Не понимаешь ты, - важно сказал Колька. - Сейчас - демократия. Раньше только Местный Начальник в бумажке стоял. А теперь знаешь, кто с ним вместе?
Колька посмотрел на Кухтика.
- И ты, ушастый, тоже небось ни фига не знаешь? А там, между прочим, этот Рогозин - с института. Я к ним раньше в лабораторию часто бегал. Считай, почти что корешили мы. А теперь он Местного скинуть хочет. Точно говорю!
- Я б Местного, засранца, тоже спихнул, - сказал Надькин отец. - Вон, морду себе наел. А народу выпивки нет, жратвы нет. Талоны второй месяц не отоваривают. Не, скидавать их пора.
- Так вот поди и вычеркни, - сказал Колька. - Я так точно вычеркну. Я этого, Рогозина, в бумажке оставлю.
- Ага, ты вычеркнешь, тут тебя и словят.
- А я левой рукой черкать буду. Хрен разберут.
- Хитер ты, - сказал Надькин отец. - Надо будет нашим на фанерке подсказать. Пусть их, гадов, всех повычеркивают. Может, эти-то, новые, чего-нибудь насчет жратвы придумают. Ты вот что. Давай-ка фамилии мне пропиши - кого там оставить надо. И ты, малой, не сачкуй. Пойдем, гвоздь им в задницу вставим. Потешимся хоть.
- Да я чего? - сказал Кухтик. - Я как все.
- Вот и порешили... - Надькин отец снова потер руки. - Ну, а по такому случаю, может, все ж чекушку раздавим?
- Ох, горазд ты, Петрович, - засмеялся Колька. - Ладно, давай уж. По рюмашке. За демократию. Пусть хоть эти демократы Мест-ному хвоста накрутят...
* * *
Местный Партийный Начальник города Лукичевска стоял на главной площади возле своей служебной машины и наблюдал, как рушится мироздание.
Кучка никому не ведомых оборванцев, ни на одном из которых не было приличного костюма, толклась у входа в его обитель, явно пытаясь проникнуть внутрь. Здоровенный милиционер у дверей с трудом сдерживал их. Наглецы перли, как на буфет. Они галдели и размахивали перед носом милиционера какими-то бумажками. За-травленный страж порядка с тоской и надеждой глядел через их головы в сторону Начальника.
Местному Начальнику надлежало дать знак - всего лишь незаметный знак, - по которому здесь, на площади, мгновенно оказалась бы вся лукичевская милиция и разом прекратила бы безобразие. Все, что от него требовалось, это поднять руку или слегка кивнуть головой. Но сделать этого он не мог.
Он не имел права.
У него н е б ы л о п р а в а сделать это.
Не было права, потому что наступил конец света.
Он закрыл глаза, глубоко втянул ноздрями отравленный воздух, пошатнулся и умер...
Воскреснув через пару минут, Местный Начальник собрал в кулак всю свою волю, расправил плечи, насколько ему это удалось, и направился к кучке хулиганов.
- Дорогие товарищи! - громко сказал он, подойдя к ним. - В чем дело, дорогие товарищи депутаты?
Оборванцы стихли. Некоторые из них даже почтительно отступили. Это придало ему силы.
- Почему шум? - натужно улыбнувшись, спросил он. - Работать пришли?
Наглецы смущенно молчали. "Не все потеряно", - решил Начальник, обретая былую уверенность.
- Что ж это вы? - Он укоризненно покачал головой. - Новая власть, можно сказать, а так себя ведете. Нехорошо, товарищи.
Еще секунда, и оборванцев можно было бы брать голыми руками. Но секунды этой у него не оказалось. Из притихшей толпы вышел невысокого роста человек в свитере и протянул Местному Начальнику клочок бумаги.
- Будьте добры, - сказал он, - дайте указание пропустить депутатов в здание. И объясните, пожалуйста, вашему уважаемому милиционеру, что и он, и все его коллеги будут отныне выполнять только распоряжения законной городской власти. З а к о н н о й...
Начальник сразу узнал главаря шайки. Точнее, он узнал его ещё раньше, как только подъехал к зданию на машине. Это был тот самый Кирилл Рогозин, имя которого значилось в одном бюллетене с его собственным именем. Местный Начальник обычно употреблял много нецензурных слов. Но запас их был все же маловат, чтобы описать те чувства, которые он испытывал, стоя лицом к лицу с этим мерзавцем.
- Здравствуйте, товарищ Рогозин, - расплылся Начальник в улыбке. - А я, грешным делом, не признал вас. Очень рад видеть! Поздравляю с заслуженной, как говорится, победой...
- Спасибо, - сдержанно произнес мерзавец.
- А милиционер... милиционер тут ни при чем. Ошибка, знаете ли. С кем не бывает?
Местный Начальник сделал шаг к входу и гостеприимно вытянул руку.
- Заходите, товарищи, заходите. Будьте как дома. Принимайте, так сказать, бразды!
Начальник ещё шире оскалил зубы в улыбке. Глаза его застлал туман.
Мир снова закачался и рухнул. Связь времен порвалась...
* * *
Кандидат физико-математических наук, бывший научный сотрудник Лукичевского Института Пространственных Аномалий, бывший грузчик лукичевского универмага, а ныне Председатель Народного Совета города Лукичевска Кирилл Петрович Рогозин вошел в свой кабинет.
Большую часть кабинета занимал длинный стол. По обе стороны его выстроились красивые стулья с гнутыми спинками. Замыкал композицию второй стол, приставленный к первому. На этом, втором, столе Кирилл разглядел три телефона, настольную лампу, хрустальный стакан, из которого торчал десяток отточенных карандашей, и перекидной календарь. На стене в дальнем конце кабинета был прикреплен бронзовый барельеф, изображавший голову Автора Великой Идеи. На противоположной стене, над входом в кабинет, висел портрет Первого Демократа.
Подойдя поближе к своему рабочему месту, Кирилл Рогозин потрогал массивное, обитое черной кожей кресло. Кожа была гладкой, приятной на ощупь. Кресло, неожиданно отреагировав на прикосновение, чуть отъехало и слегка развернулось. Кирилл опустился в него и откинулся к мягкой спинке.
Сидеть было удобно.
Он выдвинул ящик стола и начал разбирать бумаги. Большинство из бумажек начиналось словами: "Учитывая возникшие сложности..." Сложности возникали в области строительства, водопровода, транспорта, канализации, отопления, снабжения, образования и многого другого, что касалось жизни города Лукичевска. Особенно плохо обстояли дела с продовольствием, с медицинским обслуживанием, с поставками топлива, с ремонтом автобусов, с уборкой улиц, с починкой крыш, с асфальтированием дорог, с работой бани, с доставкой почты и ещё кое с чем. Были трудности с подготовкой к зиме, с весенними паводками, с летней засухой и с осенними заморозками.
В остальном все было хорошо.
Председатель Народного Совета закрыл очередную папку и зажмурился. В голове звучала одна фраза, произносить которую вслух не хотелось. Он сидел, зажмурившись, до тех пор, пока легкий шум в приемной не заставил его открыть глаза.
Дверь скрипнула, и в кабинет вошел незнакомый Кириллу человек. Посетитель был высок, подтянут, одет в строгий темный костюм.
- К вам можно? - мягким голосом спросил он.
Кирилл поднялся.
- Да, конечно.
Посетитель плотно прикрыл за собой дверь и подошел к столу.
- Разрешите сесть?
Кирилл сделал приглашающий жест, подождал, пока посетитель сядет, и сам опустился в кресло.
- С кем имею честь?
- Первый Помощник Местного Начальника, - представился гость. - Если не возражаете.
Гость улыбнулся. Кирилл Рогозин тоже улыбнулся.
- Рад познакомиться, - сказал Первый Помощник.
- И я рад, - сказал Председатель Совета.
- Осваиваетесь на новом месте?
- Помаленьку.
- Я, собственно, пришел передать вам поздравления от Местного Партийного Начальника. Он готов принять вас в любое удобное для вас время. Как вы насчет завтрашнего утра?
Кирилл Рогозин, выдержав короткую паузу, снова улыбнулся гостю.
- Боюсь, что ближайшие дни заняты. Но если у Местного Начальника какие-то проблемы, я готов принять его. Тоже, разумеется, в любое удобное время.
Гость чуть заметно вскинул брови. Кирилл улыбнулся ещё раз и добавил:
- Кстати, ваш шеф уже меня поздравлял. Но все равно - передайте ещё раз, что я тронут.
Первый Помощник, склонив голову набок, с любопытством рассматривал Председателя.
- Кирилл Петрович, - сказал он, - а вам не кажется...
- Нет, мне не кажется, - ответил Кирилл, не дослушав вопроса. Извините за бестактность, но я действительно очень занят. Вы можете передать вашему начальству, что Народный Совет готов с ним сотрудничать. Мы, так сказать, полностью открыты для контактов. В интересах дела, разумеется... У вас ещё будут какие-нибудь вопросы?
Посетитель укоризненно посмотрел на него.
- Ну, это вы как-то уж чересчур, Кирилл Петрович. Как-то чересчур...
- А именно? - Кирилл Рогозин изобразил удивление.
- Простите, а ваша секретарша где? - неожиданно спросил гость. Что-то в приемной я её не заметил.
- Она уволилась, - ответил Кирилл. - Временно обхожусь без нее. Вас это как-то смущает?
- Меня? Нет... Боюсь только... - Первый Помощник Местного Начальника помолчал в раздумье. - ...боюсь только, как бы за ней другие не последовали. По собственному желанию, так сказать... Вы уж простите, что вторгаюсь в вашу компетенцию. Просто хотел предупредить. Чиновники - народ сложный. Могут помочь, а могут...
- Вы меня, случайно, не пугать пришли? - улыбаясь, спросил Кирилл.
- Ну, зачем же так? Какой вы, право, колючий... А если я просто помочь хочу? Поделиться, так сказать, опытом... Бумажки, знаете ли, имеют свойство пропадать. Причем почему-то - самые важные... Распоряжения имеют свойство не выполняться... Вы с этим не сталкивались?
Кирилл выдавил из себя ещё одну улыбку.
- Не сталкивался. И надеюсь, не придется. Что же до чиновника, то и он не вечен. Не мне же вам объяснять.
- Вот тут вы ошибаетесь, Кирилл Петрович, - ласково возразил Первый Помощник. - Чиновник вечен. Это начальники приходят и уходят. А они остаются... Или новых думаете набрать? Так ведь долго обучать придется. К тому же, извините, откуда у вас уверенность, что ваши лучше окажутся?
- Благодарю за заботу, - сказал Кирилл. - Надеюсь, как-нибудь разберемся.
- Естественно. Я не сомневаюсь. - Помощник провел ладонью по полированной крышке стола. - Вот только я бы на вашем месте все же подумал о надежных исполнителях. Вы ж, так сказать, законодательная власть. Кто-то же должен будет и исполнителями командовать. А это, поверьте мне, дело сложное. Утонуть не боитесь?
Кирилл откинулся в кресле.
- Прямой вопрос можно? - спросил он.
- Разумеется.
- Вы это - о себе? У вас там что, сокращения намечаются?
Первый Помощник вопреки его ожиданиям ничуть не смутился. Лишь слегка пожал плечами.
- Что ж, откровенность за откровенность. Я вам, Кирилл Петрович, искренне сочувствую. Телега, в которую вы, извиняюсь, впряглись, мне хорошо знакома. И состояние этой телеги - тоже... Думаете сами ею править? Попробуйте.
- Вы очень заботливы, - поклонившись гостю, произнес Кирилл. - А кто, позвольте спросить, её - эту телегу - до такого состоя-ния довел?
- Знаете что, уважаемый Кирилл Петрович... - Первый Помощник почти с любовью посмотрел на него. - Самым простым для меня было бы посмотреть, как она вас раздавит... Но я - прагматик. И как прагматик готов предложить вам свою помощь. Власть, Кирилл Петрович, - штука тонкая. Поверьте мне.
- То-то вы за неё так держитесь, - бросил Кирилл, сорвавшись.
- За неё все держатся, - спокойно ответил гость. - Только вот её не всякий удержит... Впрочем, не смею больше занимать ваше время.
Он медленно поднялся со стула, аккуратно придвинул его и, достав из кармана листок бумаги, положил на край стола.
- Приятно было познакомиться. Если все же у вас возникнут проблемы с кадрами, то здесь - мой телефон... Домашний... По служебному - не стоит.
Первый Помощник Местного Партийного Начальника попрощался кивком головы и вышел из кабинета.
Кандидат физико-математических наук, бывший научный сотрудник Лукичевского Института Пространственных Аномалий, бывший грузчик лукичевского универмага, а ныне Председатель Народного Совета города Лукичевска Кирилл Петрович Рогозин отодвинул кипу неразобранных бумаг и устремил взгляд в пространство.
Соотношение пространства и времени слегка нарушилось. Наблюдалась некая аномалия. Пространства было много. Времени - мало.
Он оттолкнулся ногой, развернул кресло, и взгляд его уперся в покрытую дубовыми панелями стену. Сверху, над коричневатыми разводами дуба, блестела намертво прихваченная к стене бронзовая голова Автора Великой Идеи.
* * *
- ... учение которого остается для нас путеводной звездой и заветам которого мы будем следовать, постоянно совершенствуясь, обновляясь и перековываясь, - произнес Микки и закончил доклад.
Он подождал, пока стихнут аплодисменты, и сошел с трибуны. На сцене главного зала в этот раз сидело гораздо меньше народу, чем обычно. И зал, перед которым он выступал, тоже выглядел несколько иначе, чем во время памятной ему партийной конференции.
Завершался первый день Первого Всенародного Толковища. В столицу съехались делегаты из всех провинций страны. Идея подобного Толковища принадлежала не Микки и родилась совершенно случайно. Еще перед началом выборов он созвал на совещание членов Высшего Партийного Органа, среди которых был и его давний - ещё со времен института - приятель. Приятель занимался юридическими вопросами, придумывал разные законы и слыл в этом деле большим докой. Микки знал также, что в свободное время тот сочиняет стишки, подписываясь странным псевдонимом Лукьян.
На совещании обсуждался вопрос о работе будущих Народных Советов. Особенно волновался по этому поводу Лихач.
- Затея с выборами всегда казалась мне сомнительной, - заявил он, мельком взглянув в сторону Первого Демократа. - Но теперь говорить об этом поздно. Что сделано, то сделано... Однако ж мы не можем допустить всяких неожиданностей. Необходимо твердое партийное руководство. И я хочу понять, каким образом партия будет руководить Народными Советами, коли она теперь формально руководить ими не будет? О какой, извиняюсь, демократии в таком случае может идти речь?
Он снова посмотрел на Первого Демократа. Тот молчал. Молчали и остальные.
- А консенсус на что? - вдруг спросил институтский прия-тель Микки.
Лихач строго глянул в его сторону.
- А вот выражаться не надо.
- Я не выражаюсь, - ответил приятель. - Я говорю - консенсус всегда поможет.
- Кон-сен-сус?.. Это ещё кто такой? - Лихач повернулся к нему. - Он что, из Местных?
- Позвольте объяснить, - сказал приятель и встал со своего места. Консенсус - слово научное. Означает достижение согласия по какому-либо вопросу при отсутствии согласия по каким-либо частностям, что позволяет достигнуть общего понимания при отсутствии частного понимания и рассматривать вопрос в целом, не рассматривая частные вопросы, то есть достигнуть взаимоприемлемого решения при невозможности принять однозначное решение и согласовать различные точки зрения при невозможности выработать единую точку зрения, изъять из рассмотрения взаимоисключающие моменты, сосредоточившись на рассмотрении основополагающих тезисов, то есть принять решение без голосования, учитывая достигнутое согласие в результате...
У Лихача начался нервный тик.
- Стой! - заорал он. - Передохни!
Приятель замолк.
- Ты это... Ты проще давай. - Лихач залпом выпил стакан воды, после чего лицо его перестало дергаться. - Говоришь - без голосования? Это хорошо. Ну, а конкретно-то чего предлагаешь? Только без науки своей. По-простому.
- Проще говоря, я предлагаю такую схему. Поскольку нельзя гарантировать, что повсюду в Народные Советы выберут сознательных жителей, то надо придумать такой орган, который бы над всеми ними стоял. Ну, скажем, Съезд такой. Чтоб, значит, все съезжались. Только не часто... И назвать его - Съезд этот - Народное Толковище. Или ещё лучше - Всенародное.
- На фига? - недовольно спросил Лихач. - Нам что, Советов мало?
- Но я же говорю - на местах в Советы ещё непонятно, кого выберут. Хотя, конечно, большинство Местных Начальников пройдут. И много сознательных жителей - тоже. Однако кое-где возможны отклонения. На Толковище же всех скопом соберем, и там сознательные наверняка в большинстве окажутся. Набьем в зал тысячу человек или около того. Если кто из несознательных возникать будет - голоснем, и делу конец.
- Неплохо, - одобрил идею Лихач. - Но только что ж, всю эту кодлу в столице держать? Всех не прокормишь. А потом каждый ещё машину потребует. Знаю я их.
- Ну, зачем же держать, - возразил Миккин приятель. - На Съезде этом, то есть на Толковище, можно выбрать, скажем, Верхний Совет. Ну, такой, чтоб здесь, сверху сидел. Туда уж мы постараемся в основном сознательных пропихнуть. Они-то и будут постоянно заседать и решать все вопросы. Этим и машины выдать можно. Не жалко... Ежели ими умело руководить, неприятностей не случится. А коли и в Верхнем Совете заминка произойдет, всегда консенсусом надавить можно... Я так полагаю.
Лихач встал и подошел к выступающему.
- Молодец, - сказал он. - Это ж надо! Ну, ты - башка!
Он оглядел присутствующих на совещании Начальников и закончил:
- Хорошее дело. Предлагаю одобрить... А его, - указал Лихач на приятеля Микки, - предлагаю назначить этим самым Верхним Советом командовать. Надо, чтоб за него там все проголосовали... Возражения есть?
Возражений не было.
Лихач удовлетворенно хмыкнул и потрепал автора предложения по плечу.
- Ну, башка! Консенсус ты наш хитрозадый!
Тот зарделся и скромно потупил очи.
Теперь, сидя в президиуме, Микки видел, насколько Консенсус оказался прав.
Зал был набит до предела, ораторы выступали один за другим, но направлять работу Толковища в нужное русло особого труда не составляло. Впрочем, ещё будучи Местным Начальником, он понял, что любое собрание, где присутствовали больше ста человек, можно при желании повернуть в любую сторону. Важно только позволять ораторам до хрипоты спорить друг с другом, время от времени поддерживать то одних, то других, не выражать явно своих симпатий и давать им самим запутаться. После этого следовало предложить нужное тебе решение, представив его как компромисс между спорящими. Если кто-то не соглашался и начинал возражать, машина запускалась по второму кругу. Потом - еще... Больше трех раз, как правило, никто не выдерживал.
Толковище в этом смысле вело себя идеально. Большинство участников, как и предполагалось, составляли Местные Начальники и вполне сознательные жители. Поведение их было легко предугадать. Впрочем, были и другие, менее предсказуемые. В основном это касалось тех жителей, кто искренне уверовал в перековку. В зале также сидели редакторы голосильных газет и кое-кто из перековавшихся руководителей. В дальнем ряду Микки заметил Большую Елку, тоже избранного депутатом, несмотря на все усилия столичных Начальников.
Конечно, те, кто верил в перековку, являлись вроде бы союзниками Первого Демократа. Но Микки не собирался особенно раздувать их энтузиазм. Сцепись они с Местными Начальниками и сознательными жителями, добром бы это не кончилось. В первую очередь - для него. Он слишком хорошо помнил недавнюю конференцию партии в этом зале.
Микки позволял рьяным сторонникам перековки высказываться до тех пор, пока Начальники не принимались шипеть, а сознательные жители по их команде не начинали выкрикивать гневные протесты. Тогда он прерывал оратора и объяснял, что тот глубоко не прав, не до конца понимает сложность момента и сильно заблуждается. "Хотя в целом, - говорил Микки, - оратор, возможно, прав, за-блуждается, без сомнения, из лучших побуждений и момент в основном понимает правильно". Затем Микки приглашал на трибуну кого-нибудь из особенно закостенелых Начальников и давал ему вдоволь наговориться.
Так продолжалось часа три. Под конец все устали, и Первый Демократ зачитал решение Всенародного Толковища, подготовленное Высшим Партийным Органом. В решении одобрялась перековка, прославлялась партия, отвергалась поспешность, осуждалась медлительность, подтверждалась незыблемость и выражалась уверенность.
Перед голосованием Микки сообщил, что внизу, в буфете, уже накрыты столы.
Решение приняли с ходу...
* * *
Минуло ещё полгода. Месяцы сменяли друг друга, и Первый Демократ не успевал перелистывать календарь. События развивались стремительно. Давно уже заседал в столице избранный Толковищем Верхний Совет, где Консенсус проявлял чудеса изворотливости, сдерживая Местных Начальников и не давая слишком буянить активным перековщикам. Жители в разных концах страны, не отрываясь, смотрели по телевизору передачи об этих заседаниях за неимением других развлечений. Многие даже забывали отоварить талоны.
Самих талонов, к сожалению, с каждым месяцем становилось все больше. По ним выдавали уже не только мясо, но и другие продукты, которые недавно ещё можно было просто купить в магазине. Правда, не всегда и не везде. Голосильные журналисты обсуждали странную закономерность, при которой повсеместное увеличение свободы сопровождалось повсеместным уменьшением количества колбасы. Лихач, который, бросив бороться с жидкостью, теперь надзирал за газетами, пытался по мере сил приструнить журналистов. Но было поздно. Плотину прорвало. Голосиловка развивалась уже сама по себе. Голосили все кому не лень и обо всем, о чем вздумается. Каждое утро Микки убеждался в этом, открыв свежий номер столичной газеты.
И в это утро, как обычно, придя в кабинет, он сел за стол и начал читать одну из газет, заранее принесенных секретарем. В глаза ему бросилась большая статья, занимавшая целую полосу. Прочитав начало статьи, Первый Демократ почувствовал легкую тревогу. Прочитав статью до половины, он забеспокоился ещё больше. Дочитав до конца, Микки нажал на столе кнопку и вызвал секретаря.
- Полчаса я никого не принимаю, - сказал он. - Если будут спрашивать меня нет.
Секретарь кивнул и скрылся за дверью.
- Так, - сказал сам себе Микки. - Началось...
В статье, которую написала якобы какая-то никому не известная старушка, разносились в пух и прах вся перековка, все перековщики и все те, кто затеял это грязное дело. Слог у старушки был отменный. Чувствовалась рука мастера.
Микки некоторое время походил по кабинету, потом снова сел за стол, поразмыслил и снял телефонную трубку. Он набрал номер Старого Друга, которому не звонил уже много месяцев - с тех пор, как отстранил его от работы по требованию Лихача.
- Приезжай, - сказал он. - Надо потолковать.
Старый Друг не стал задавать никаких вопросов. Через полчаса он был уже в кабинете Первого Демократа.
- Читал? - спросил Микки, указав на газету.
- Читал.
- В других газетах есть?
- А как же?
У неведомой старушки оказались на редкость большие связи.
- Лихач? - спросил Микки.
Старый Друг молчал.
- Ну виноват я, виноват! - Микки отшвырнул газету. - Век теперь дуться будешь?
Старый Друг опять ничего не ответил.
Первый Демократ подождал минуту, затем наклонился над столом и вызвал секретаря.
- Лихача ко мне! - сказал Микки.
- Он занят. Звонил, сказал, что до обеда его не будет.
- До обеда? Не будет?.. Сейчас он у меня пообедает!..
Микки выпрямился, и кулак его, описав дугу, грохнул по крышке стола.
- Вызвать!..
* * *
Второе Всенародное Толковище недосчиталось в президиуме одного человека. Место по правую руку от Первого Демократа занимал Старый Друг. По левую сидел Консенсус. Лихач отсутствовал.
Вести собрание поручили Консенсусу. Он отлично справлялся с задачей, и никаких неожиданностей не возникало. Начальники, оглядываясь на Первого Демократа, ругали слишком активных перековщиков. Те, значительно осмелев за последнее время, крыли Начальников и призывали развивать демократию. Генералы, тоже избранные в Верхний Совет, жаловались на недостаток ракет, танков, снарядов и других жизненно необходимых стране вещей. Директора кастрюльных заводов вторили им. Все хором требовали денег, прекрасно понимая, что взять их неоткуда.
Участники Всенародного Толковища сидели в зале, разбившись на отдельные делегации от каждой провинции. Всего таких провинций в стране было шестнадцать. Каждой из них руководил свой Главный Местный Начальник, подчинявшийся непосредственно Высшему Партийному Органу. Провинции считались как бы отдельными маленькими странами, входившими в одну большую страну. Они так и назывались "как-бы-вроде-страны". Вообще устройство государства, которым командовал Микки, было довольно сложным. Его придумал ещё Автор Идеи. Согласно его плану в каждой провинции были ещё свои провинции, которые назывались "местные республички" или "областюшки". В самой большой - Центральной провинции, где находилась столица страны, таких насчитывалась чуть ли не сотня. (Одной из них, кстати, командовал когда-то Большая Елка.)
На кой черт Автор Идеи придумал такое сложное устройство, никто толком не знал. Сам он под конец жизни тоже начал сомневаться, все ли правильно сделал, но, утомленный многолетним истреблением жителей, уже плохо соображал и ничего другого придумать не смог.
Великий Вождь плевать хотел на изобретение своего учителя. Он перекраивал провинции по своему усмотрению, отрезал куски от одних и добавлял к другим, выселял из провинций жителей, которым не очень доверял, и отсылал их целыми эшелонами в другие места, истреблял повсюду всех без разбора и заявлял, что создаст один народ, которому будет все равно где жить. (Имелись в виду те, кому жить будет позволено.)
Такой народ он почти создал.
Сменивший Вождя Смелый Соратник вообще не понимал, зачем нужны разные провинции, если есть одна партия. К тому же полезные злаки, которые он без устали сеял, росли везде одинаково. То есть везде одинаково не росли.
Первый Предводитель, как известно, ничего не делал и с трудом сознавал, где он живет.
Делегации от разных провинций на Первом Толковище были перемешаны. На Втором же они четко разделились. Все сидели рядом, но голосовали уже не так единодушно, как раньше. Главные Местные Начальники провинций тоже вели себя теперь более самостоятельно. Трое из них, выступая от имени своих "как-бы-вроде-стран", слишком упирали на термин "страна". Микки, правда, не придавал этому особого значения. Его больше волновали другие изменения в зале.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги