Кухтик, или История одной аномалии

- Всех, что ли? - оторопел Елка.

- Для начала - некоторых. Того же Грача, к примеру. Чтоб погоны не пачкал. А там поглядим. И ещё одно. Ежели кого нового брать надумаешь только с моего согласия. Идет?

Елка задумчиво хмыкнул.

- Круто берешь, - сказал он.

- А я вообще - крутой, - ответил Белый Орел.

Беседовали они долго...

* * *

И вот настал день, которого Елка ждал с трепетом.

Утром жители начали опускать бумажки в избирательные урны. С разных концов страны в столицу стекались сведения о том, сколько из них, где и за кого отдали свои голоса. В Елкином штабе все сидели, затаив дыхание.

К вечеру картина стала ясна.

Президентом Центральной провинции на второй срок остался Большая Елка!

Радостные крики и вопли заполнили комнату, где размещался штаб. Все бросились обнимать и поздравлять друг друга. Рыжий запрыгал на одной ноге, потом рухнул на диван и закрыл руками лицо. Сам Елка едва сдерживался, чтобы не заорать или не заплакать. Жители - те жители, которые пятый год терпели все тяготы и лишения либерзации, которые поносили Елку на всех углах, которым он до сих пор так и не смог дать обещанной лучшей жизни, они - в большинстве своем - все-таки сохранили веру и не захотели возвращаться назад, к поделению. Несколько минут его распирало от счастья. Затем внезапно страшная, неимоверная усталость сковала все тело. Президент опустился на диван рядом с Рыжим и, подобно тому, уткнул лицо в ладони...

И все пошло по новому кругу.

Толстолобик принял результаты выборов с кислой мордой, но супротив фактов переть не стал. Клоун покричал, что все сговорились, продались друг другу и снюхались с заграницей. А жители, мол, не те бумажки не туда опустили. Но этим все и закончилось. Кучерявый тоскливо поздравил президента и пожелал ему успехов в его неправильной работе. Микки, получив свой один процент, уехал на дачу зализывать раны. Генерал же, который занял третье место - после Елки и Толстолобика, - сдержал офицерское слово и стал Елкиным помощником.

Грача Елка с должности снял. Пришлось ему расстаться и со Старшим Охранником. Почувствовав, что Белый Орел набирает силу, тот шибко взревновал, начал плести интриги и вконец запутался. Вместе с ним слетели со своего места один из министров и один из заместителей Степаныча. Прохиндеи были - ещё те.

Сделав Белого Орла одним из главных своих соратников, Елка, похоже, сильно обеспокоил всех остальных. Играть по правилам, которые были приняты во дворце (а правила эти мало изменились со времен Предводителей), генерал не умел. Да и не очень стремился. Функции его заключались в том, чтобы бороться с разного рода жуликами. Но кипучей натуре этого показалось мало. Он ежедневно выкладывал Большой Елке на стол предложения об организации всего и вся. Елка читал их, вздыхал и откладывал в сторону. Одновременно с этими бумагами на стол его ложились другие, где любая генеральская затея раскритиковывалась в пух и прах. Конечно, Елке хотелось многое поменять, расшевелить чиновников и заставить их работать, а не только писать кляузы друг на друга. Но тронуть такую махину было непросто.

Генерал тем временем развернулся. Оставив, видимо, жуликов на потом, он продолжал влезать во все дела, крыть бездельников и вносить свои предложения. На этой почве осложнились его отношения с Рыжим, которого Елка тоже назначил помощником. Тот, будучи работягой, бездельников также не шибко жаловал, но считал, что и шашкой махать не нужно. Предпочитал обкладывать их разного рода инструкциями, надеясь взять не мытьем, так катаньем. Генерал же подобных штучек терпеть не мог. С каждым днем они расходились все больше. Глядя на это, Елка только разводил руками. В сущности, каждый из них был по-своему прав. "Если бы, - думал он, - вместо того чтоб собачиться, взялись бы они оба за руки... Если б Белый Орел чуть порыжел, а Рыжий бы побелел малость, цены бы такой парочке не было!" Но мечты его оставались мечтами. Слишком упрям был Рыжий. Слишком крут был генерал...

Каждый месяц приносил Елке все новые хлопоты. Переизбрав его на второй срок, жители ожидали, что теперь-то начнется долго-жданное улучшение. Но волшебной палочки у Большой Елки не было. Приходилось расхлебывать старые беды. Приходилось постоянно искать деньги, которых, как всегда, не хватало. Приходилось думать о том, как переделать наконец проклятые кастрюльные заводы, из которых многие надо было просто закрыть. Однако что делать с жителями, которые там работали, было не ясно. Они требовали зарплату. Платить её - означало отнимать у других, которые делали полезные вещи, учили детей или лечили тех же жителей от болезней. Но и не платить подолгу было нельзя. В конце концов, не с их же ведома понастроили эти чертовы заводы в таком количестве.

И в довершение, как всегда, приходилось вертеться в идиотском кругу чиновников, которых он сам назначил и которые ему же морочили голову, плодясь и размножаясь уже по своим законам. Приходилось шпынять Степаныча, заставляя придумать что-то с деньгами, зарплатами и заводами. Но и тот волшебником стать не мог.

Президент начал сдавать. Все чаще пошаливало сердце, и врачи настояли на том, чтобы он лег в больницу.

В последний день перед тем, как отправиться на лечение, Елка пришел в свой кабинет рано утром. Сквозь белые шторы пробивались желтые лучи восходящего солнца. Он подошел к окну, потянул за шнур, и тонкий атласный шелк неслышно взмыл вверх.

Стоя перед массивной оконной рамой, Большая Елка перебирал в памяти дни, месяцы, годы, проведенные в этом огромном здании, в этом кабинете, помнившем всех прошлых вождей и предводителей. На секунду ему показалось, что тень каждого из них маячит у него за спиной и все они смотрят ему в затылок. Большую часть жизни провел он под их взглядами. Да и теперь зачастую не мог избавиться от этого ощущения.

Взявшись осуществлять то, что никогда по-настоящему не было ему знакомо, он наворотил кучу ошибок. Он менял чиновников и приближенных. Он обретал веру и терял надежду. Он буйствовал и впадал в спячку. Он упивался властью, и власть эта отравляла его...

В огромном кабинете у окна с атласными шторами стоял бывший директор кастрюльного завода, бывший Местный Партийный Начальник, бывший член Высшего Органа... Старый, усталый, больной человек... Президент Большая Елка.

Распахнув раму, Елка глянул вниз. Прямо под ним громоздилось мрачное сооружение из красного камня. Там в прозрачном стеклянном ящике лежал мертвый человек. Лежал уже много лет, наблюдая из-под закрытых век за каждым, кто подходил к этому окну.

Времени у покойника было много. Он никуда не спешил...

* * *

В больнице Елку мурыжили основательно. Все места, куда можно было уколоть, искололи. Все анализы, которые можно было взять, взяли. Но отпускать не собирались.

Прошел месяц. Наступил ещё один тягучий больничный день. Большая Елка лежал в своей просторной палате и глядел в потолок. Рядом, пристроившись на жестком стуле, сидел Степаныч с папкой в руках.

Беседа длилась уже полчаса. Напичканный лекарствами Елка порой упускал нить разговора, а спохватившись, с трудом вспоминал, о чем говорит Главный Министр. К тому же тот явно все время что-то недоговаривал.

- Ну, не темни, - сказал Елка, очередной раз вернувшись из краткого забытья. - Выкладывай. Вижу же - не про все рассказал.

- Да вот тут, понимаете, заварушка одна наметилась, - посмурнев, промямлил Степаныч.

- Давай, давай... Все одно узнаю.

Взгляд Степаныча забродил по стенам.

- Да тут... понимаете... В общем, доложил мне тут один из помощников, что генерал наш вроде того, что маленький бунт намечает. Власть вроде как захватить собирается... Не знаю уж, что и думать.

- Белый Орел? - вскинулся Елка.

- Он самый.

Кровать под Елкой прогнулась.

- А черт! Не удержался все ж! Чуял я, что на мое место метит. Бонапарт хренов!.. Пригрел, понимаешь, на груди.

- Так что делать-то с ним теперь? - спросил Степаныч. - Как поступить?

- Что делать, что делать!.. Снять к чер-р-ртовой матери! - зарычал Президент. - Завтра же указ напишу.

Елка сжал кулаки, откинулся на подушку. Полежав молча несколько минут и придя в себя, он спросил:

- Ну, а как там вообще? Что в столице-то происходит?

- Волнуются все, - сказал Степаныч, нагнувшись к изголовью кровати. Вон вчера даже Толстолобик позвонил. Спрашивал, как, мол, самочувствие. Он теперь везде только о вашем здоровье и говорит.

- Фиг ему! Не дождется... - произнес Елка и закрыл глаза.

- Может, пойду я? - спросил Степаныч.

- Погоди... Расскажи-ка еще. Как в правительстве? Справляетесь?

Степаныч нахмурился.

- Ежли по правде - не очень. Мыслищем теперь Толстолобик заправляет. Давят на нас. А мы - что? Это ж не ихнее поделение. Нам, чтоб дело вести, надо деньги где-то достать, налоги собрать. А с налогами, сами знаете как. Да и заводы стоят по-прежнему. С зар-платой туго. И вообще туго. Куда ни кинь.

- Опять все то же! - тихо выдохнул Елка. - Господи, да что ж это за жизнь!

Сердце его защемило, перед глазами пошли черные круги.

- Плохо мне, Степаныч, - прошептал Елка. - Плохо мне... Устал я...

* * *

Обнаженный Елка лежал на гладком белом столе. Большая яркая лампа светила прямо ему в лицо. От двух высоких железных ящиков со множеством ручек, кнопок и стрелок к телу его тянулись гибкие провода.

Елка скосил глаза и увидел стоящего невдалеке человека в светло-зеленом халате. На руках его были надеты тонкие резиновые перчатки. Половину лица закрывала матерчатая повязка.

Приблизившись к столу, врач наклонился.

- Сейчас вы заснете, - сказал ласковым голосом зеленый доктор. - Все будет хорошо.

- Ты ножичек-то помыть не забыл? - спросил Елка, попытавшись изобразить улыбку.

- Не забыл, не волнуйтесь, - в тон ему ответил человек в маске.

- Ну, тады - режь!..

* * *

Большая Елка спал. Ему снился дивный сказочный сон. Ему снились все жители. Сразу. Все 150 000 000. Они собрались на необозримом бескрайнем поле, поросшем свежей весенней травой. В центре стоял он - Президент Елка. Жители, взявшись за руки, водили вокруг него хоровод. Лица их были светлы, радостны и беззаботны. Выглядели они сытыми, бодрыми и энергичными. Они смотрели на Большую Елку с любовью и теплотой.

Они улыбались ему.

Они прощали ему все его грехи и ошибки...

* * *

Кухтик стоял на углу площади. Мимо него, размахивая флагами и вздымая над головой портреты, шла длинная колонна жителей Лукичевска. Лица их были пасмурны и угрюмы. Из окна красивого дома на шествие с любопытством смотрел бывший и нынешний Местный Начальник. Впереди колонны двигались несколько мужчин с красными повязками на рукавах. Один играл на гармошке, ещё один держал коробку с рупором и микрофоном. Время от времени, поднося микрофон к губам, он выкрикивал что-то грозное про порядок и поделение. Колонна дружно отвечала сотнями голосов.

- По-де-ле-ние!.. По-де-ле-ние!! - неслось над площадью...

От колонны отделилась грузная фигура в потертом плаще. Кухтик узнал Надькиного отца. Тот шел, покачиваясь, и нес в руках две зеленые бутылки. К нему, тоже выйдя из колонны, присоединились два милиционера - толстый, с усами, и тощий, с плоским смуглым лицом.

Заметив Кухтика, Надькин отец замахал бутылкой.

- Эй, малой!.. Давай к нам!

Кухтик, поняв, что не отвертеться, медленно направился к ним.

- Во, малой! И ты, значит, тут. Молодец! Сейчас в лесок пойдем, обмоем праздничек... - Надькин отец указал в сторону свалки-помойки.

- Туда нельзя, - сказал Кухтик. - Там проволока.

- Это кому нельзя? - возмутился Надькин отец. - Нам нельзя?.. Фигня, малой! Нам все можно!

Он обхватил за плечи двух милиционеров, и все втроем они двинулись к Кухтикову дому. Опустив руки, Кухтик поплелся следом.

В заборе из колючей проволоки была проделана большая дыра. Возле нее, прислонившись к столбу, сидел часовой. Рядом в густой траве лежал автомат.

- Здорово, Петруха, - сказал толстый милиционер, взял из рук Надькиного отца одну бутылку и поставил на землю рядом с автоматом. - Мы с мужиками пройдем, погуляем?

Часовой лениво кивнул.

В роще было прохладно и тихо. Лишь со стороны площади изредка доносились приглушенные голоса да звуки гармошки. Покореженные стволы деревьев заросли вереском. В воронках и ямах поблескивали черные зеркальца воды.

- Во благодать! - сказал Надькин отец, опускаясь на большой пень. Здеся и погуляем.

Два милиционера пристроились рядом на поваленном стволе. Кухтик стоял, понуро глядя на всю компанию. Справа от него за редкими ветками кустов тянулась свалка-помойка. Над помойкой кружили вороны.

- Садись, малой. В ногах правды нет, - сказал Надькин отец.

Кухтик сел на заросший вереском ствол, рядом с толстым милиционером.

- Ну, давай отметим! - Надькин отец поднял зеленую бутылку и хлебнул из горла...

Незаметно стало смеркаться. В темнеющем небе одна за другой зажигались бледные звездочки. Милиционеры сидели, расстегнув пуговицы на синих мундирах, и неторопливо беседовали между собой. Надькин отец время от времени встревал в разговор. С площади все ещё доносились неразборчивые голоса. Время от времени шум нарастал, и оттуда хором неслось:

- По-де-ле-ние!.. По-де-ле-ние!

- Ну, посидели, пора и честь знать, - сказал, потягиваясь, Надькин отец.

Кухтик встал и отошел к кустам помочиться. Только он закончил свое нехитрое дело и повернулся, чтобы идти назад, как роща озарилась вспышкой. Казалось, в небо взлетела яркая зеленая ракета. Кухтик поднял голову. Никакой ракеты не было видно. Он снова посмотрел на поляну, где сидела компания, и тихо охнул.

Надькин отец лежал за пнем, сжимая в руках пустую бутылку. Рядом с ним распластались два милиционера. А между ними и Кухтиком посреди заросшей поляны разгуливали невесть откуда взявшиеся три человека. Точнее, разгуливали только двое из них, а третий сидел чуть поодаль. Вглядевшись в одного из гуляющих, Кухтик с изумлением узнал знакомое со школьных лет лицо Автора Великой Идеи. Во всяком случае, сходство было поразительным.

Другим был Великий Вождь. Точно такой, как на портретах, которые полчаса назад несла колонна демонстрантов.

Третий - совершенно незнакомый человек - сидел на пне, где ещё недавно пил жидкость Надькин отец. Лицо его выглядело хмурым и заспанным. Одет он был в красную рубашку и толстую поддевку с оторочкой из меха.

Голова у Кухтика закружилась.

Между тем никто из троих гостей не обращал на него никакого внимания. Равно как и на лежащих за пнем милиционеров и Надькиного отца. Создавалось такое впечатление, что они находятся в каком-то своем мире, отделенном от Кухтика невидимой прозрачной стеной.

Автор Великой Идеи, прохаживаясь взад-вперед, читал газету с фотографией нынешнего Президента.

- Все идет хорошо, - говорил он, потирая руки. - Все идет архиправильно... Важно не упустить момент... Сегодня - поздно, завтра рано. Послезавтра - в самый раз!

Узрев сидящего на пне мужика в поддевке, он подошел к нему и присел на соседний пень.

- Вы, товарищ, кто будете? - спросил Автор Идеи.

- Я - Лукич, - хмуро ответил мужик.

- Вот те на! - всплеснул руками Автор Идеи. - И я - Лукич. Очень приятно познакомиться. Оч-ч-чень! Вы, товарищ, давно, извиняюсь, померли? Обо мне, должно быть, не слышали? Истребления нашего не застали?

- Не слыхал я ни о чем, - ответил ему Лукич-первый.

- Жаль, очень жаль!..

Сзади к Лукичам подошел Великий Вождь.

- Пойдем, в белочек камушками покидаем, - предложил он Автору Идеи.

- Вы, батенька, что, не видите? Я с народом беседую, - недовольно отозвался Автор.

Усатый Вождь хмыкнул и отошел в сторону.

- Ну, и как вам в здешних краях? Не правда ли, чудный городишко? спросил Лукич-второй Лукича-первого. - В ссылке здесь хорошо, должно быть.

- Ничо городишко, - отозвался первый Лукич. - Токмо загажен больно. Городовых не видать. А кабаки справные.

- Архиинтересные наблюдения! - заложив пальцы за обшлага жилетки, сказал Автор Идеи. - Вот, помню, в Цюрихе...

- А чо там за бугай на тумбе стоит? - перебил его Лукич-первый. - Кому памятник-то? Я-то думал - мне поставят. Ведь живот положил. А они, нехристи, лысого какого-то вместо меня.

Автор Великой Идеи торопливо надвинул кепку на лоб.

- Отчего бы нам о продразверстке не поговорить? - прищурясь, спросил он.

Сзади опять подошел Вождь.

- Ну-у, камушки-то кидать пойдем? - протянул усатый.

Автор Идеи вздохнул и поднялся.

- Вечно вы со своими глупостями, - сказал он Вождю. - Вам, батенька, национальным вопросом заниматься надо, а не белочек гонять... Ну уж ладно. Пойдем, поохотимся...

Они медленно двинулись в глубь рощи. Лукич-первый остался сидеть, тоскливо подперев голову.

Не успели Автор с Вождем пройти несколько шагов, как навстречу им из-за деревьев выскочил маленький лысый человечек с початком какого-то злака в руке.

- Э-э! Ты здесь откуда? - оторопело спросил Вождь.

Лысый глянул на него и с ужасом отпрыгнул назад.

- Стой, гад! - крикнул ему Великий Вождь. - Попался, сучья лапа! Думаешь, не знаю про тебя ничего? - Он оглянулся по сторонам и заорал:

- Лаврентий!!

На крик его никто не отозвался. Прошла минута, и с другой стороны, раздвинув ветки, вышел дородный мужчина с лохматыми, густыми бровями на отечном лице.

- Догогые товарыщы... - сказал он. - Есть предложэние закончить дыскуссию... Прэния были плодотворны... С чуйством глыбокого удовлэтворэния...

Бровастый мужчина шлепнул губами, задумался и, медленно опустившись в траву, уронил голову. Послышался легкий храп.

- Ты меня на испуг не бери! - взвизгнул за деревом лысый с початком. Сам на себя посмотри... Тиран! Узурпатор!.. Чего с народом-то натворил!

Вождь рванул китель за ворот.

- Ах ты, говно колхозное! Меня учить вздумал! Да у меня все... Да я тебя!.. Волюнтарист сраный! Сломал порядок! Распустил народ! На основы покусился, вонючка лысая!

- А вот насчет лысых не надо! - Из воронки вылез человек в испачканном костюме, с большим лысеющим лбом и аккуратно зачесанными остатками редких волос. - Это недопонимание, товарищи. Это, знаете ли, надо расширить и углубить. В общем контексте, понимаете ли... Посмотреть ещё надо, где собака порылась. И кто есть ху.

Автор Великой Идеи удивленно повернулся к нему.

- Вы, батенька мой, кто будете? - спросил он. - Уж не ревизионист ли?

- Извините. К вам лично я претензий не имею, - ответил мужчина. - Вы, так сказать, правильно все предначертали. Мы, извиняюсь, учение ваше чтим. И не позволим, так сказать, подкидывать нам разные чуждые мысли. Но с учетом момента... Частично, я извиняюсь...

- Убью всех! - заорал Великий Вождь. - Мудаки!.. В пыль сотру!..

Два милиционера вжались в землю. Надькин отец, вытаращив глаза, смотрел на поляну.

Вдруг необычный свет, заполнявший пространство, померк и сзади, со стороны свалки-помойки, послышался легкий протяжный свист. В ту же секунду поляна очистилась. Все стоявшие там исчезли, словно растворились в вечерних сумерках.

Кухтик оглянулся. Над помойкой, уходя высоко в небо, горел тонкий изумрудный луч.

- Матерь Божья! - произнес Надькин отец.

Оба дрожащих милиционера заторможенно, словно во сне, поднялись с травы и, обогнув Кухтика, как лунатики, побрели в сторону свалки-помойки. За ними двинулся и Надькин отец. Ноги Кухтика напряглись, потом расслабились и сами собой поволокли его вслед за всеми...

Помойка излучала слабое зеленоватое свечение. На самом краю её среди куч битого кирпича стоял непонятно откуда взявшийся гладкий блестящий цилиндр, похожий на огромный стакан из сверкающего металла. Прямо за ним тонкой горящей спицей бил вверх луч изумрудного света. В боку цилиндра виднелось продолговатое отверстие, словно овальная дверца, ведущая внутрь стакана. Там было темно. От нижнего края дверцы к земле спускалась легкая лесенка. На ступеньках её сидело какое-то зеленое существо, похожее на маленького человечка, ростом чуть больше метра. Лицо его напоминало лицо Чебурашки из мультика. Большие глаза прикрывали выпуклые зеленые веки. Волос на голове не было.

Человечек держал в руках что-то вроде туфли. Он ощупывал её несоразмерно длинными гибкими пальцами и, казалось, весь погрузился в это занятие.

- Еж твою... - произнес Надькин отец.

Зеленое существо подняло голову и посмотрело на них огромными зрачками, отражавшими свет, словно два черных блюдца.

- З-здравствуйте, - негромко сказало оно.

Надькин отец икнул. Кухтик стоял как вкопанный. Наконец, судорожно открыв рот, он ответил:

- Здрасте...

Зеленый человечек чуть заметно качнул головой, и тотчас напряжение, сковавшее Кухтиково тело, исчезло.

- Приятно познакомиться, - сказал человечек. - У вас, случайно, гвоздика не найдется? Подошва отвалилась.

Незнакомец показал Кухтику свою туфлю.

- Э-э-э!.. Вы это... вы, гражданин, откуда здесь? - запинаясь, спросил, видимо, пришедший в себя тощий милиционер.

- Оттуда... - Человечек поднял длинный палец к звездному небу.

- Откель? - изумился Надькин отец.

- Оттуда, - повторил человечек. - Видите, вон там. Сектор четыре. Система два-три-шесть-восемь... У вас, если не ошибаюсь, это называется "Созвездие Лиры".

Два милиционера одновременно нерешительно шагнули вперед.

- Вы того, гражданин, - кашлянув, сказал толстый. - Нарушаете... Здесь не положено... Попрошу документики.

- Извините, - сказало существо, - но мы давно здесь. Просто не хотели вас беспокоить... Пространственный купол... Автономная зона... Однако не стоит так волноваться. Исследования завершены. Через шесть минут мы улетаем.

Милиционер снова кашлянул и, подумав, взялся рукой за кобуру на поясе.

- Непорядок, гражданин... Надлежит пройти... Для выяснения, так сказать. Там все и расскажете. И насчет зоны - тоже.

Толстый кивнул в сторону площади.

- Простите, но боюсь, что не смогу вам помочь, - сказал человечек. Эксперимент завершен.

- А вы... А вы... Почему... - Кухтик проглотил слюну. - А почему вы здесь, в аномалии сидели? Почему не показывались?

- Нет мотивации для контакта, - грустно ответил человечек на ступеньке. - Слишком велико расхождение базовых ценностей.

- Гр-ражданин! - строго крикнул толстый милиционер. - Прошу за мной! В противном случае вынужден буду применить...

Он быстро расстегнул кобуру и вытащил из неё блеснувший в темноте пистолет. На человечка это не произвело никакого впечатления. Он снова погрузился в изучение своей туфли.

- Окстись, Василий! - дернул милиционера за рукав Надькин отец. - Бес с ним! А то ещё разнесет всех, к чертовой матери.

- Я ему разнесу! - Толстый направил пистолет в сторону блестящего стакана. - Гражданин!.. Предупреждаю!..

Зеленый человечек продолжал заниматься туфлей.

- Кончай, Василий... Кончай! - Надькин отец попятился назад. - Хрен с ним!

- Встать, сука! - крикнул милиционер и, зажмурившись, нажал на курок.

Громкое эхо выстрела разнеслось над помойкой. Вспышка озарила блестящий цилиндр. И в свете её Кухтик увидел, как человечек на лестнице быстрым движением вскинул ладонь, растопырил пальцы и что-то ловко схватил в воздухе. Словно поймал муху.

- Спасибо, - произнес маленький пришелец с созвездия Лиры. - Это подойдет.

Он повертел в пальцах серую продолговатую пулю и проткнул ею подошву своей туфли. Легонько постучал по туфле кулачком, после чего надел на ногу. Затем вздохнул и поднялся.

- Увы, мне пора, - сказал человечек.

- Во гад! Заговоренный... Точно джинн этот, с бутылки! - воскликнул сзади Надькин отец.

Зеленый человечек тем временем начал подниматься по лесенке. Остановившись на последней ступеньке, он повернулся и своими глазами-блюдцами обвел свалку-помойку.

Вокруг блестящего цилиндра темнели мрачные силуэты густых кустов. Груды заросшего мусора, банок, кирпичей и камней вздымались повсюду. Где-то там, глубоко под ними, лежали остатки старых разрушенных домов, помнивших ещё купца Лукича. Вперемешку с ними покоились обломки памятника Великому Вождю. Там же валялись бетонные глыбы от стелы с изречениями Смелого Соратника. Сгнившие доски, ржавая проволока, колеса старых телег, куски разломанных машин, безголовые гипсовые бюсты, покореженные водопроводные трубы, осколки бутылок, ведра, примуса, керосинки - все это перемешалось и поросло колючей травой.

Зеленый человечек поднял голову к небу. Высоко над ним сверкала россыпь бледных, бесконечно далеких звезд.

- По-де-ле-ние!.. - донесся откуда-то с площади нестройный хор голосов.

Человечек глянул на стоявших поодаль Кухтика, Надькиного отца и двух милиционеров.

- Ну, что скажете на прощание? - наклонив круглую безволосую головку, спросил он.

Наступило молчание.

- Эй ты, зеленый! - крикнул, прячась за милиционеров, Надькин отец. Деньги давай!

Пришелец ничего не ответил.

- Деньги давай, мать твою! - снова выкрикнул Надькин отец.

Человечек сделал шаг в темный провал за овальной дверцей цилиндра. Блестящий периметр дверцы стал стягиваться к центру, и вскоре место, где она находилась, полностью слилось с остальной поверхностью. Гладкий стакан из неведомого металла дрогнул и приподнялся в воздух. Изумрудный луч за ним потускнел и погас.

Медленно вращаясь, цилиндр описал дугу. Зависнув над краем помойки, он на секунду остановился, а потом заскользил к Кухтикову дому, с каждым метром поднимаясь все выше.

Во рту у Кухтика пересохло. Все тело его охватила мелкая противная дрожь. Кухтик тихо пискнул, оторвал от земли занемевшие ноги и, спотыкаясь о кочки, рытвины, битые кирпичи, бросился вслед за улетавшим стаканом.

Он бежал, обдирая лицо ветками черных кустов. Из-под рваных ботинок его летели острые камни и перемешанный с грязью мусор.

Кухтик кричал на бегу.

- Простите нас! - кричал он. - Простите нас!.. Мы больше не будем!.. Простите... Простите нас!..

Санкт-Петербург, 1996 г.