Легенда о черном алмазе

41
Цена бриллианта. Ошибка следопыта. Гнездышко. Поход в старую шахту. Сумрачные крутояры. Находки в заброшенном штреке. Голос Кудряшки?..

Василий Иванович Бочка никогда не считал себя сыщиком. Больше ему нравилось другое слово - следопыт. Да и то никогда не величал себя так, лишь в душе искренне верил, что он хороший следопыт. По крайней мере, был усерден в службе, внимателен к людям, к их жалобам и запросам, настойчив в розыске правонарушителей, строг к тунеядцам. За это и уважали его земляки.

Однако серьезных и сложных дел в практике Василия Ивановича не встречалось. Задержать на базаре воришку, помирить соседей, разыскать утерянную корзинку, образумить спекулянтку - разве это настоящее дело для хорошего следопыта? И вот эта история с «Черным алмазом»…

Слух о таинственном драгоценном камне сначала представлялся ему легендой. Он даже досадовал на фантазеров, которых тешила эта блажь. Но слух упорно повторялся, да и те, кому в нору оккупации довелось побывать в когтях Бешеного Ганса, подтверждали, что гестаповский палач действительно разыскивал некий драгоценный черный камень.

До печального случая у Старой криницы лейтенант Бочка ничего не слышал об алмазах. С детства он знал тяжелый крестьянский труд: весеннюю пахоту, сев, боронование, прополку, уборочную страду,- и добрые зерна пшеницы на ладони были его бриллиантами. Командир стрелковой роты, раненный в бою за Кантемировку, он прямо из госпиталя был направлен на службу в милицию, и в труде, в заботах, в разъездах по району постигал новое для него дело.

Еще не так давно ему думалось, что должность начальника милиции малого шахтерского городка - и несложна, и безмятежна. Но как он ошибался… Седой генерал терпеливо разъяснял ему, что главное в деятельности милиции - доверие людей, которое нужно заслужить. Примером. Честностью. Готовностью прийти на выручку. Бесстрашием. И еще лейтенант понял, что для успеха в его напряженной, а подчас и опасной работе нужны знания. Поэтому каждую свободную минуту стал отдавать книгам.

В ту памятную ночь у землянки под спелыми звездами августа, когда Верзин приоткрыл лейтенанту особый и словно сказочный мир прекрасных и зловещих камней, Бочка заинтересовался алмазами. Иной раз ему даже чудилось: злой камень поблескивал неистово и беспощадно, как глаз ядовитой змеи. «Нет! - будто споря с кем-то, решительно заключал Бочка.- В наших добрых краях такого чудища никогда не было и не может быть!»

С начала августа и до конца ноября в районе, вверенном Василию Ивановичу для охраны покоя и благополучия земляков, произошло немало загадочного. Он не раз мысленно перебирал эти происшествия, пытался соединить их в единую цепь: ночная кража в лагере ученых у кургана Высокого; нападение на Верзина и похищение у него сумки с образцами минералов; встреча Емельки с неизвестным в штреке заброшенной шахты; фонарик-мина, подаренный незнакомым старичком; анонимка и случай с гадалкой Феклой; наконец, загадочное исчезновение Макарыча и Кудряшки…

«Где первое звено в этой цепочке?» - спрашивал самого себя лейтенант. И отвечал: пожалуй, в находке инженера Васильева. В таком случае второе звено - попытка Бешеного Ганса овладеть секретом геолога. Но Васильев погиб, не раскрыв секрета, а гестаповец не смог разобраться в метках, оставленных инженером.

Далее не достает очень важного звена: жив или погиб под Волчеяровкой Бешеный Ганс? Данила Гром записал того прохвоста на свой снайперский счет. Документы и Железный крест, найденные при убитом офицере, подтверждали, что это и был Ганс Оскар Бруфт, по кличке Бешеный Ганс. В таком случае, кто же продолжает настойчивые попытки добраться до находки Васильева и овладеть ею? Кто следует за Верзиным по пятам, уничтожает или старается исказить васильевские знаки? Не мнимый ли Ганс зарыт под Волчеяровкой, а подлинный, сменив документы, одежду, внешность, где-то крадется, ползает и шкодит? Об этом ведь предупреждала и анонимка.

Хорошенько поразмыслив, лейтенант решил, что «Черный алмаз» - это вторая задача, а первая, не терпящая промедлений,- розыск Макарыча и Анки. Живы ли они? Не случилось ли беды?

Он старался теперь продумывать каждый свой шаг - и все же допустил ошибку. Пословица учит, что и стены имеют уши. Опытный следопыт постоянно это помнит. Но вот в светлице Макарыча лейтенант беседовал с Верзиным, в разговоре был назван «Черный алмаз» и точный его адрес - Сухой колодец. А разве свидетелем их разговора был только… гусь? Если бы в те минуты лейтенанту пришла мысль старательно обыскать домик, он обнаружил бы в соседней комнатке еще одного «гуся» - с наторошенными ушами… Лейтенант с Верзиным появились в светлице так неожиданно, что он не успел раскрыть в комнатенке створки оконной рамы и выпрыгнуть из дома с тыловой стороны. Он забился в угол, за квадратный лист фанеры и накрылся лоскутом мешковины. Нечто подобное он уже разыгрывал, когда, заметив лейтенанта на берегу реки, кошкой вскарабкался на раскидистый дуб и точно намертво сросся с веткой.

В тот раз, ощущая близкое присутствие чужака, Василий Иванович лишь случайно не взглянул вверх. А теперь следопыт ничего не заметил только потому, что даже в мыслях не допускал присутствия кого-нибудь постороннего в хижине Митрофана Макарыча. Случалось, Василий Иванович говаривал: «Удача - это необъезженный конь: пока не почувствует опытного наездника - не подчинится». Видимо, на этот раз он действовал не как опытный наездник…

Провожая Михея Степановича на берег, до «Нырка», Василий Иванович сказал:

- Буду на хуторе Сухой Колодец не позднее, чем завтра под вечер. Соблюдайте осторожность: мало ли какие гости могут вас навестить…

Сборы были недолги. Костику пришлось еще раз побывать в городе. Он передал Проше Зайчикову записку лейтенанта, и тот засуетился, стал рыться под прилавком своей часовой будки. Наконец нашел то, что искал, завернул в обрывок афиши и передал посыльному.

В свертке оказалась старая шахтерская лампа «Деви» с металлическим бачком, похожим на стакан, поверх бачка - круглое стекло, а над ним сетка. Еще в свертке находился длинный электрический фонарь. Когда-то, словно в другом мире, Костик видел такие фонари у фашистов на железной дороге.

- Молодец, парень, быстро управился! - похвалил лейтенант Костика и спросил строго: - Фляги у всех наполнены?.. Оружие проверено?.. Тогда в путь!

Костик толком не знал, куда они направлялись, а спросить было неудобно: чего доброго, начальник может подумать, что он малыш несмышленый. Уже когда тронулись в путь. Старшой шепнул ему еле слышно: «Идем в штрек… ну, тот, заброшенный…» И Костик зябко поежился, пожалев, что они с Емелькой идут туда без оружия, даже без перочинного ножика…

Едва они отошли от домика Макарыча, как подслушивавший человек выбрался из-за фанеры и, выждав некоторое время, достал весла, перенес их на берег. Забравшись в лодку, он решительно оттолкнулся от песчаной отмели…

Они приближались к Гнездышку, где жили путевые обходчики, стрелочники, ремонтные рабочие. Лейтенант Бочка помнил, как живописно выглядело в довоенную пору это маленькое селеньице на берегу реки. Железная дорога здесь отдалялась от Донца, врезаясь в подножие кряжа, а на ровной площадке, обставленной серебристыми тополями, уютно расположилась пятерка кирпичных домиков. Пассажиры поездов, проносившихся мимо, обычно восхищались. «До чего красивое Гнездышко, и в самом деле курорт!..»

Отступая от реки на взгорье, фашисты оставили здесь сплошные развалины. Единственное, что сохранилось,- гак это голубятня на высоком столбе, да еще подвал с настежь распахнутой дверью.

Когда миновали Гнездышко и вышли на железнодорожную насыпь, Емелька сказал:

- Три дня назад я проходил через Гнездышко. Удивился, что деревянная голубятня не сгорела. В подвал заглядывал… Раньше там обгорелая балка поперек ступенек лежала, а двери были распахнуты. А сейчас кто-то убрал балку и дверь закрыл на замок. Кому это понадобилось?..

- На обратном пути проверим,- пообещал Гриша.

Василий Иванович внимательно посмотрел на него:

- Ладно. Займемся потом… А пока веди, Старшой. Тропинку не забыл?

Едва заметная тропинка вела в глубокий овраг, густо заросший терном и шиповником, а в самом его русле обрывалась. Цепляясь за кусты, Емеля с огромным усилием выбрался на ровную полянку. Там высился старый могучий берест. Емельке он запомнился с первого посещения пещеры. Теперь листвы на нем не было, а скрюченные ветви словно бы свела судорога. Сейчас, в вечернюю пору, под тяжелой багровой луной берест выглядел угрюмо и печально. И Емелька подумал, что ему не раз встречались деревья с ясно обозначенными характерами: веселые и грустные, добродушные и нежные, неприветливые и радостные… В облике этого великана была немая жалоба на горькую судьбину. Возможно, берест искалечен осколками снарядов - бои здесь были жаркие, а может, просто начал усыхать от старости…

Над их головами хриплый сорванный голос заорал исступленно:

- Ай-яй-яй!..

Громкое эхо метнулось по овражку. Емелька инстинктивно прижался к могучей фигуре лейтенанта. Костик от испуга сел на землю.

Триша наклонился, нащупал камень и запустил им в сплетение ветвей. С нижней разлапистой ветки сорвалось что-то большое, черное и метнулось в сторону реки. В дымчатом свете луны этот черный клубок расправил неуклюжие крылья, тяжело взмахнул ими и, словно переворачиваясь в полете, канул в береговую тень.

- Филин,- усмехнулся Триша.- Большущий!..

- В штрек пробираемся по одному,- приказал шепотом Бочка.

Емелька даже подскочил:

- Я уже был там… Я первый!

- Нет,- ответил лейтенант.- Первым пойдет Григорий: он все-таки вооружен.

Григорий был отличный спортсмен, ловкость действительно отменная: легкой, быстрой тенью промелькнул по тропинке, а перед крупным камнем неожиданно залег. Емелька не понял: почему залег? Кого-то увидел? Услышал? Почувствовал опасность?

Совсем близко, в путанице кустарника, что-то завозилось, затрещал валежник, и послышался тонкий, будто просящий визг. Он долго тянулся на одной ноте, а затем прорвался громким и заунывным воем, тоскливым и яростным. Вон что насторожило Гришу, заставило залечь - волки!

Но через несколько секунд Григорий поднялся, изловчившись, прыгнул с глинистого выступа на нижнюю кромку штрека. Решающие секунды - не грянет ли из подземелья выстрел?.. Нет, выстрел не грянул. Пока…

- Я иду вторым,- уже погромче и свободнее сказал Василий Иванович.- Емельян - за мной. Трифон и Костик остаются у входа в штрек, на всякий случай…

Костик робко попросил:

- Я хочу с вами, дядя Вася!..

Снова взметнулся волчий вой, да так близко, будто зверь находился в десяти шагах. Бочка скривился и схватил камень:

- Ну ария… Прямо за душу хватает, лиходей! - И кивнул Трифону: - Будь внимателен. Бандит, конечно, с оружием. Если он отлучился, значит, нам повезло. А если притаился в штреке…

Трифон взглянул на черное пятно штрека:

- Я думаю, что девочка и Макарыч - здесь.

Сумрачный вход в старые подземные выработки чернел неподалеку, но взобраться в него было не просто. Когда лейтенант, привстав на камень, одним броском переметнулся в штрек, Емельян одобрительно подумал: «Видно, немало поработал на турнике!..»

Они постояли немного, вслушиваясь в каменную тишину шахты. Из пустых пространств подземелья веяло древесной прелью и теплой духотой. Прядь мха на подгнившем стояке крепи отливала зеленоватым жаром. Емелька сорвал мягкий лоскут, и мох засветился на ладони.

- Чудеса…- прошептал Емелька.- Смотрите, как огонь.

Бочка приложил палец к губам:

- Молчи и слушай…

Тишина в штреке была настороженной и хрупкой. С кровли падали капли воды и звенели медью, мелкий сухой суглинок ломался под ногами, дыхание казалось громким…

Лейтенант включил электрический фонарь, и в густом луче света из ночи выступили два ряда боковых стоек, массивные поперечины, сизые, угловатые глыбы, сломавшие кое-где крепление…

На повороте штрека лейтенант приостановился:

Смотри-ка на Гришу, товарищ Емельян!.. Зажег на всю катушку лампу и ходит без опасения. Вот он сигналит нам… зовет.

Далеко в чернильной тьме штрека размеренно качался из стороны в сторону маленький, бледный огонек.

Значит, Гриша уверен, что, кроме нас, в штреке никого нет?

Василий Иванович все шарил и шарил послушным лучом света по ржавым рельсам, по ломаным шпалам, по забутам - боковым пустотам штрека.

- Должны же где-то быть наши Макарыч и Кудряшка.

Штрек имел ответвление, пройденное в прочном известняке. По-видимому, эта проходка не оправдала себя и была заброшена. В ней оставили штук тридцать добротных крепежных стоек и штабель досок. Они лежали ровным настилом, словно кто-то намеренно так аккуратно их разложил. Сразу же за срезами стоек, тоже пригнанных одна к одной, стоял довольно объемистый сундучок, темнела горка тряпок, а может, одежды, а над нею из ниши поблескивал никелированный чайник.

- Ух ты!..- удивился Григорий, размахивая лампой и обнаруживая все больше разнообразных вещей: матрац, большую кастрюлю с водой, спички, мыло, консервные банки, пачки сигарет.- Да у Робинзона Крузо, пожалуй, было поменьше продовольствия и вещей, когда он тащил с тонущего корабля на берег что попало!.. Обратите внимание, этот подземный житель запасся и тушенкой, и сыром, и овощами… Вот и зеленый горошек в банках, и вот… минуточку, что эго? Какая-то сумка, похоже, с орехами… Нет, извиняюсь, в сумке мелкие камешки.

Василий Иванович молча взял сумку, опустил на доски, приоткрыл, посветил внутрь фонарем:

- Камешки с наклейками. Неужели пропажа геолога Верзина?.. Так и есть, она. Сумку придется взять.

Григорий продолжал осмотр находок:

- Откроем сундучок… Посветите сюда фонариком.

Ага, аккуратненький узелок. Развяжем его… Что это за коробка? Краски?.. Нет, братцы, грим. Самый настоящий театральный грим!.. А вот парик… и второй… Что бы все эго значило? А зеркало!.. Смотрите, какое новенькое, двустороннее, с большим увеличением. Маленький кошелечек. Совсем игрушечный. Интересно, что в нем?..

Он раскрыл кошелек, вынул комочек ваты, и оттуда выкатился на ладонь зеленоватый стеклянный шарик. Емелька дотронулся до него пальцем и отдернул руку: где-то неподалеку в беспросветной тьме подземной ночи родился резкий и тяжкий звук…

Лейтенант тотчас же выключил фонарь, а Григорий уронил крышку сундука и прикрыл лампу полой куртки. Так они сидели в плотной и душной тьме, почти не дыша. Звук больше не повторялся, и Василий Иванович спросил тихо:

- Ты, Гриша, дошел до самого завала?..

Григорий отозвался чуть слышно:

- Так точно… И даже пытался пробраться через обрушенную породу.

- Внимательно осмотрел все закоулки?

- Да. И звал девочку и Макарыча… Думаю, здесь их нет.

- Придется еще побродить,- сказал лейтенант,- пока не исследуем эти выработки до последнего закоулка. Продолжай, Григорий, осмотр… Эго где-то в штреке сорвался камень, а подземное эхо и шорох превращает в гром.

Григорий снова стал перебирать на дощатом настиле горку тряпья. К ровному свету лампы «Деви» присоединился сильный луч фонаря, и Емелька невольно засмотрелся на быстрые, ловкие пальцы Гриши, в которых появлялись то рубашка, то жилет, то вдруг сверкали какие-то медяшки.

- Патроны к пистолету «вальтер»,- негромко присвистнул Гриша.- А где же само оружие? При нем?..

- Следует полагать,- согласился лейтенант, поднимая с доски оброненный Григорием зеленоватый стеклянный шарик.- А эту вещицу, Гриша, ты недооценил. На вид пустяковина, однако ей, возможно, три тысячи лет.

Григорий не поверил:

- Стекляшке?.. Что в ней особенного?

- Пускай ученые разбираются,- сказал Василий Иванович, бережно завернул шарик в носовой платок и спрятал в нагрудный карман.- Эта штуковина, видимо, из Высокого кургана.

Григорий снял кепчонку и помахал ею, как веером.

- А подземный житель, видно, пижон: все его шмотки духами пропитаны. Верно, что у каждого кузьки - свои вкусики: тут, в шахте, прель и пыль, а у него духи, крем, грим… Один момент, тут в кармане пиджака вроде бы зернышки какие-то…

Он приблизил руку к стеклу лампы, и на его ладони вспыхнули, замерцали голубые бусинки. Емелька даже задохнулся:

- Кудряшкины… Точно, Кудряшкины!

Лейтенант молча подставил руку и осторожно, как и стеклянный шарик, спрятал бусинки в тот же платок.

- Это и есть главная находка. Теперь на воздух… Время!

Григорий, силясь приподнять широкий горбыль, натужно проговорил:

- Еще одна прятка!.. Позвольте, я доберусь…

Он рванул какую-то холстину. Послышался сухой и резкий треск, а потом будто кто-то бросил на доски горсть монет, и они рассыпались, покатились.

- Кольца…- изумленно прошептал Григорий.- Смотрите, кольца… брошки… серьги… ну, право, целый ювелирный магазин!..

Голос лейтенанта стал строгим:

- Григорий, у нас нет времени… Где Макарыч и девочка?.. Тут промедление непростительно, пошли!

Гриша еще успел сгрести с досок в изорванную сумку горку безделушек, а на те, что просыпались наземь и в щели, махнул рукой.

Лейтенант шагал широко и уверенно, Емелька едва поспевал за ним, неся брезентовую сумку с камешками. Григорий, замыкающий цепочку, скользил совсем неслышно, точно и не касаясь ногами сухого, ломкого суглинка.

В самом конце штрека, где лунное сияние пересиливало подземную темь, их встретил Трифон.

- Вокруг ни души,- доложил он, облегченно вздохнув.- Только грызутся меж собою да воют полуволки.

Емелька поразился виду приятеля: на черном лице Костика лишь блестели зубы да белки глаз.

- Ты что же это, Костик… угольной пылью умывался?

Костик смутился:

- Нет, я по нишам… по забутам лазил.

Удивился и Василий Иванович:

- Зачем?

Костя опустил голову:

- Мне все время голос Кудряшки слышался. Вот и сейчас…

Лейтенант вскинул руку, и все пятеро затаили дыхание.

Снизу, из серой гущи кустарников, донеслось рычание, потом пронзительный визг, и все затихло, лишь сторонний шорох ветра шелестел.

- Понятно,- сказал Василий Иванович.- Это у тебя шибко работало воображение. А по забутам больше не лазить. Очень опасно. Там ведь нет крепления: полезешь - и не вернешься… Усек?

- Угу,- промычал Костик, глотая слезы.- Но… голос Кудряшки все же доносился…

Лейтенант взял у Емельки сумку с камешками и передал Трифону:

- Ты посильнее, Триша. Пошли.