Любовь и другие виды спорта

Глава девятая

Разбудил меня отвратительный резкий звук. Какой-то придурок упрямо жал на кнопку звонка.

Едва сдержав стон, я прижал ладони к вискам и съежился. Только боль отступила, как звонок выстрелил с новой силой. Я с трудом встал и, опираясь о стену, проковылял к двери.

— Кто там? — прохрипел я в домофон.

— Открывай давай! — пролязгал в ответ Алекс.

Сопротивляться было бессмысленно, поэтому я всем телом навалился на кнопку, открыл дверь, неровным шагом вернулся в комнату и повалился на диван.

Через несколько секунд Алекс, в шортах и с баскетбольным мячом под мышкой, ворвался в комнату.

— Ты еще не готов? — вытаращился он. Дверь за ним захлопнулась с таким грохотом, будто в квартире взорвалась бомба.

— Готов к чему? — с трудом промямлил я.

— Мы же сегодня играем в баскетбол.

— Я не могу.

— Это как «не могу»?

— Не могу.

— Сможешь, чувак, никуда ты не денешься. Нас там восемь корешей заждались уже. Одевайся по-быстрому и двигай. — И Алекс для убедительности долбанул мячом об пол — раз, другой, третий.

— Хватит, — простонал я, простирая к нему руки.

— Эй, чувак, да что с тобой?

Я не ответил.

— Никак похмелье?

И снова я не ответил. Да и что тут ответишь?

— Так, так, так. Это что же, сухой мораторий продлился… сколько… три недели? Ты с кем так назюзюкался, чувак?

— Алекс, иди играть в баскет.

— Это что, секрет? — Он задумчиво поскреб подбородок. — Может, ты и вправду гомиком заделался, а?

— Ким, — промычал я, исключительно чтобы он отвязался.

— Чего Ким?

— Ким, — повторил я. — С Ким я был.

— С Ким?

— Столкнулся в метро. В четверг утром. Потом встретились, посидели. Вот и досиделись.

Пока Алекс переваривал услышанное, я наслаждался тишиной. Но это продолжалось недолго.

— Постой-ка. А почему ты в штанах? — подозрительно спросил он. — Ты что, утром только вернулся?

Молчание.

— Ты что, ночевал у нее?

Я перевернулся на другой бок — спиной к Алексу.

— Да ты никак переспал с ней, чувак, а?

— Алекс. Иди.

Я почувствовал, как он склонился надо мной.

— Я прав. Ты с ней переспал.

— Алекс…

Он хлопнул в ладоши и завыл от радости.

— Это же классно! Классно!

Он заткнулся, и послышались какие-то странные хлесткие звуки.

Я обернулся. Оседлав баскетбольный мяч, Алекс прыгал рядом с журнальным столиком, хлопая себя по ляжкам. Лицо его было растянуто в предвкушающей улыбке.

От злости у меня даже головная боль немного прошла.

— Что в этом классного? — раздраженно спросил я. — Что, скажи на милость, хорошего? Это полная катастрофа.

— Никакая не катастрофа! — заорал Алекс. — Ты не представляешь, как я рад за тебя! Да все просто супер! Теперь очухаешься, вот увидишь, а то в последнее время ты вел себя как долбанутый козел, смотреть было противно.

Я прикрыл глаза рукой, тщетно пытаясь отгородиться от окружающего мира.

— Значит, она больше не встречается с этим… клиентом, как его…

— Расселом… Видимо, нет.

— Значит, вы снова вместе?

— Нет.

— Как нет?

— Просто нет.

Алекс помолчал, но совсем недолго.

— Значит, вы просто так покувыркались в память о старых добрых временах?

— Откуда я знаю?

— Так это был не примирительный секс?

— Нет. Точно нет.

— Ну-у-у, — многозначительно протянул Алекс. — Если ты уверен…

— Я уверен.

— А ей ты сказал?

— Нет. Мы не разговаривали. В смысле, на эту тему.

— Но она поняла?

— Надеюсь.

— Ну-у-у-у…

— Может, хватит?

— Чего хватит?

— Ну-у-у-укать.

— Не, чувак, я от тебя фигею, честное слово, просто фигею. Решиться на такое… Ну ты крут, чувак. Вот только чего ты себя ведешь-то так?

— В смысле?

— Понятно, в каком смысле. Ты ведь несколько месяцев сам не свой ходил. Ныл, жаловался, еще чуток — и в депрессию бы жахнул. Да ты ведь просто зациклился на ней. И вот ты ее встречаешь. И не просто встречаешь, а пьянствуешь с ней, потом заваливаешься к ней домой, кувыркаешься с ней. И что? Радуешься ты, чувак, так, будто месяц очко драил в сортире.

— Очень поэтично, — проворчал я.

— О поэзии ты уж сам как-нибудь позаботься, Хемингуэй. Короче, ты меня понял, чувак.

Конечно, я его понял. Я понял все уже утром. Вернувшись домой, я несколько часов подряд пожинал плоды вчерашнего кутежа. И дело не только в ужасающем похмелье. Куда больше меня удручало мое изменившееся представление о Ким.

Нечто подобное происходит с моими произведениями. Закончив рассказ, я откладываю его в сторону на недельку-другую. Потом перечитываю свежим взглядом и нахожу кучу недоделок и огрехов, они просто выпирают, даже странно, что я не заметил их сразу. Разумеется, этот этап неизбежен, если ты желаешь достичь хотя бы подобия совершенства. Но есть в нем и неприятная сторона: то, что считал шедевром, чем так гордился, вдруг оказывается посредственной и заурядной писаниной, над которой еще корпеть и корпеть, прежде чем она превратится в нечто удобоваримое.

Примерно то же самое приключилось со мной накануне. Я все еще сходил с ума от Ким. Точнее, от ее тела. Красота ее никуда не делась, и чувственность никуда не делась, и ее аромат, от которого я буквально дурел, был при ней. А вот с характером Ким что-то произошло, точнее, это со мной что-то произошло. То ли после третьего, то ли после четвертого коктейля я поймал себя на мысли, что некоторые ее черточки, которые мне прежде нравились, да что там, которые я боготворил, стали меня дико раздражать, даже бесить. Ее энергичность вдруг показалась мне развязностью, а ее уверенные манеры — бесцеремонностью. Детская непосредственность больше смахивала на вульгарность и фальшь. А ее осведомленность обо всем на свете обернулась поверхностным всезнайством, за которым нет ничего, кроме стремления произвести впечатление. Женщина, которую я любил за изысканность, естественность и простоту, вдруг оказалась обычной холеной дурой, склонной к дешевой эффектности.

Мы сидели в баре, пили, и я внезапно словно прозрел. До меня дошло, что я совсем ее не знаю. И что мне нет до нее абсолютно никакого дела. Стыдно признаваться, но бурная ночь стала не столько взрывом чувственности, сколько выплеском разочарования, своего рода жестом отчаяния и одновременно прощанием с несбывшимися надеждами.

А утром, по дороге домой, на меня навалилась тоска. Меня одолевали два чувства — сожаление об утраченной любви и нарастающая злость на себя. Как я мог вообще влюбиться в нее? И как же я буду теперь жить без этой любви? Снова и снова задавая себе эти два сакраментальных вопроса, я впал в жесточайшее уныние, а похмелье довершило дело. У меня осталось лишь одно желание — сдохнуть, и поскорее. Правда, все из-за того же похмелья сил осуществить это желание совершенно не было, но вдруг именно похмелье и доконает меня.

Овощем валяясь на диване, я покрывался потом, постанывал от выстрелов, то и дело сотрясавших мою бедную башку, и вяло терзал себя самоанализом, больше напоминавшим самоедство. Если честно, самоанализ — не самая сильная моя сторона. Да и вообще, не очень-то достойное это занятие — вивисекция собственных чувств и поступков. Все равно что заглядывать в унитаз, изучая собственное дерьмо. А если задуматься, как можно анализировать, будучи объектом этого анализа? Полный ведь бред. Вот этим бредом я и развлекался до прихода Алекса. Расчленял свои чувства, выворачивал наизнанку мысли и спрашивал себя, снова и снова: как дальше? Жить-то как мне дальше? И ответ находил один — плохо мне дальше жить, тошно и мерзко. Лучше и не жить вовсе…

Алекс наконец перестал прыгать в пароксизме восторга, скрестил руки на груди и уставился куда-то в стену. Он явно обмозговывал услышанное и увиденное. Воспользовавшись моментом, я решил освоить вертикальное положение. Осторожно спустил ноги с дивана, выпрямился и подождал, пока голова и желудок адаптируются к новой ориентации в пространстве.

Алекс, как ни странно, все молчал.

— Она хочет, чтобы мы снова сошлись, — пробормотал я.

Алекс дернулся, уставился на меня. Глаза у него расширились, как у мультяшного персонажа.

— Это она так сказала?

Я медленно и очень осторожно кивнул.

— А ты чего ответил?

— Что она спятила.

— Это было до или после койки? — уточнил Алекс с ехидцей.

— До, — признался я.

Алекс удовлетворенно хмыкнул, словно и не сомневался в таком ответе.

— Думаю, она только говорит, что хочет вернуть меня. На самом деле ей нужно мое внимание. Или прощение. Или… еще какая фигня.

Алекс расцепил руки и поскреб затылок.

— А что, если она вправду раскаивается и все такое? Вдруг смекнула, что напортачила, и теперь хочет все исправить?

Я удивленно вытаращился на него. Кто бы мог ожидать такого от Алекса?

— Ну, так как? Ты бы хотел вернуться к ней?

Я перевел взгляд на окно. Резкий полуденный свет ломился сквозь стекло.

— Думаю, нет, — услышал я свой голос. — Господи, и какого хрена я поперся к ней? Ведь уже понял, что она такое на самом деле, а все равно…

В приступе отвращения к самому себе я помотал головой и тут же закряхтел от адской боли.

— Нашел из-за чего дергаться, — сказал Алекс. — Ну подумаешь, перепихнулся разок. Не убил же, в конце концов.

— Алекс, ты не понимаешь. Я не просто перепихнулся. Это была Ким.

— Можно подумать, ты первый, кто переспал со своей бывшей. — Алекс встал, поднял мяч и начал перебрасывать его с руки на руку. — К тому же у тебя есть смягчающее обстоятельство. Набрался в дым. Мозги отключились. Если и думал ты чем, то уж точно не головой. Эй, чувак, расслабься, тебе теперь точно полегчает. Гарантирую. Знаешь, что ты вчера сделал? Подсознательно совершил древний обряд изгнания стервы. — Алекс несколько раз стукнул мячом об пол, будто вдалбливая эту мудрую мысль мне в голову. — И потом, с воздержанием пора было кончать. Ты уже полгода ни с кем не встречаешься.

— Здрасьте. Всю дорогу встречаюсь.

— Эти твои свидания не в счет, — отмахнулся Алекс. — Если до постели дело не дошло, то не в счет. Вот если бы ты не был таким дураком, послушался меня и пригласил Сару на свидание, то вчерашний вечер провел бы и с кайфом, и с пользой. Кстати, когда ты с ней встречаешься?

О-о-о… Хотя это было и невозможно, но мое состояние ухудшилось многократно.

— Боже! — простонал я, закрывая лицо руками. — Сегодня… Сегодня вечером!

— Вот и отлично.

— Да ты совсем рехнулся? Как я смогу с ней встретиться? Придется отменить.

— Только попробуй!

— А как я пойду в таком виде?

— Пойдешь, чувак, еще как пойдешь. Обязан пойти. Слушай, чего ты так боишься, а?

— Да ничего я не боюсь, — возмутился я. — Просто мне плохо.

Оставив мяч в покое, Алекс отправился на кухню. Я услышал, как он открыл холодильник. Через полминуты Алекс вернулся с двухлитровой бутылкой воды и кинул ее мне. Я с трудом поймал.

— Пока не пей, — приказал он, для верности ткнув в меня пальцем. После чего развернулся и снова исчез на кухне.

Снова хлопнула дверца холодильника, потом застучали дверцы шкафчиков, что-то забулькало, скрипнула дверца буфета. Я понятия не имел, что он там затевает, но на всякий случай приготовился к худшему. Алекс появился, держа в руке высокий бокал с непонятной жидкостью, похожей на свернувшийся томатный сок, в котором плескался какой-то мусор. Он торжественно протянул пойло мне.

— Что это? — испуганно спросил я.

— «Кровавая Мэри».

— Из чего ты ее смешал?

— Томатный сок, водка, перец, табаско. Элементарно.

От одной только мысли, что это придется пить, меня передернуло, желудок чуть не выпрыгнул наружу.

— Отвали.

— Пей.

— Нет.

— Пей! — прикрикнул он и пихнул бокал мне в руку. — Сначала хлебни этого, потом сразу водички. Вот увидишь, чувак, мигом полегчает. Проверено.

— Мне и так хреново, а ты меня еще всякую дрянь пить заставляешь. Как от этого может стать легче?

— Все дело в химии, чувак, в обмене веществ, — сказал он с видом лектора, но тут же смешался. — Да откуда, на хрен, мне знать, как это действует. Я что, химик тебе или доктор? Знаю, что помогает, и все. Пей давай!

Между плохим и хорошим есть некая разница. Иногда она трудно различима, но она все-таки есть. Разница между хорошей и плохой «Кровавой Мэри» чудовищна. Между ними целая пропасть, неизмеримая и невообразимая бездна. Увы, эта «Кровавая Мэри» оказалась не просто плохой, она оказалась отвратительной. Но, как ни странно, адское зелье действительно помогло. Через силу сделав несколько глотков, я жадно присосался к бутылке с водой, торопясь поскорее избавиться от тошнотворного вкуса.

— Буду торчать здесь, пока ты не вылакаешь все, — объявил Алекс.

— А баскетбол? — с надеждой спросил я. — Тебя там ждут.

— Там ждут нас. Но если ты не идешь, то и мне там нечего делать — четыре на четыре играть можно, четыре на пять будет посложнее.

Он вытащил из карманов шорт портмоне, выудил оттуда мятую бумажку и шагнул к телефону.

— Ты давай пей, — велел он и выразительно посмотрел на стакан с остатками кровавой жижи.

Я вздохнул, зажмурился, пошире разинул рот и вылили в себя красную мерзость, после чего опять припал к бутылке с водой.

— Это Алекс, — бубнил в трубку Алекс. — Короче, вы там без нас играйте. Нет. Джек вчера со своей бывшей надрался и закемарил у нее. (Я свирепо зыркнул на Алекса, но он даже бровью не повел, только ехидно хихикнул в трубку.) Да, он у нас парень не промах! В общем, он сейчас никакой. Я, наверное, потусуюсь у него немного. — Он еще похихикал, попрощался и повесил трубку.

— Спасибо, что не растрепал про меня всему городу.

— Эй, чувак, да я тебя прикрыл.

— Это как же?

— Если бы я сказал, что ты просто с бодуна и мешком валяешься, парни бы тебе до конца жизни этого не простили. А так ты поступился своим обетом безбрачия и испоганил им всю игру ради секса. А секс — дело святое. Так что ты теперь, можно сказать, герой.

С этими словами Алекс снова скрылся на кухне, откуда вернулся с бутылкой пива и плюхнулся в мое любимое кресло.

— Не рановато для пива?

— Мне нет. Я же вчера не злоупотреблял. — Он невозмутимо отвернул крышку. — Ты пей, пей, не отлынивай. Всю бутылку должен выпить, а то не поможет.

Я послушно приложился к бутылке.

— А ты чем занимался?

— Вчера? Ходил в ресторан.

— Свидание?

Алекс довольно ухмыльнулся:

— Ага.

— С кем?

— Угадай.

Я вздохнул и задумался.

— С Дырявым Языком?

— Шизанулся?!

— С Тошнотиком?

Он покачал головой.

— Сдаюсь.

— С твоей подругой Карен.

Я уставился на него:

— С Карен?

— Я же тебе обещал, что приглашу ее как-нибудь.

Я и не подозревал, что «как-нибудь» наступит так быстро.

— Ну и как? — спросил я не без интереса, хотя и не рассчитывал услышать что-нибудь приятное.

— Клево. Классная девчонка.

— По полной программе?

— И по первому разряду.

— Ох…

Алекс хитро улыбнулся, глотнул пива и сказал:

— Она мне понравилась. Она… — опять эта фирменная ухмылка, — играет за нас.

— Что она делает?

— Играет за нас.

— Это как?

— Да ты сам ведь все понимаешь.

Я покачал головой:

— Ничего я не понимаю.

— Играет за нас, — снова повторил Алекс, артикулируя слова, словно глухому. — Ну, то есть она… подыгрывает нам.

Несколько секунд я непонимающе таращился на него, но потом меня осенило, и от этой догадки я чуть на диване не подпрыгнул.

— В смысле, тебе подыграла?

Алекс невинно улыбнулся.

— Она тебе что… минет сделала? Так ты был у нее дома?

Алекс нахмурился:

— Ну это ты загнул. Мы же только познакомились.

— Так ты не был у нее?

— До двери проводил, врать не буду.

От предчувствия надвигающейся беды у меня засосало под ложечкой.

— Тогда — где? Где она тебе подыграла?

— В такси. По дороге домой.

Я вздохнул и невидяще уставился перед собой. Нет, с этими женщинами можно рехнуться! Похоже, Карен ни черта не усвоила из нашего последнего урока. И наверняка теперь будет фигурировать в мемуарах Алекса как Оральная Таксистка.

— В общем, она играет за нас.

Я встряхнулся и посмотрел на Алекса:

— Да что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Играет за нас, — как попугай повторил Алекс. — Она играет за нашу команду.

— Какую такую команду?

— Нашу команду. Команду мужиков. За меня, за тебя, за всех нас. Мы все в команде.

Мне вдруг стало смешно.

— У каждой команды есть общие интересы, так? — продолжал распинаться Алекс. — Общие цели. И команда вкалывает ради этих целей. И все, что происходит с одним, касается всех. То же и с нами, мужиками. Никто из нас не одинок, как остров, так ведь? Если что-то случилось с тобой, то оно случилось со мной[10]. Ты что, стихов не читаешь, Хемингуэй?

Столь неординарное толкование известных строк Джона Донна меня не на шутку озадачило. Некоторое время я молча обдумывал услышанное.

— То есть в каком-то смысле, — наконец выдал я, — вчера Карен сделала минет всему мужскому населению.

— Вот именно! — радостно отозвался Алекс. — Она внесла свой вклад в удовлетворение потребностей команды. В данном случае-потребности в оральной стимуляции.

— Выходит, как члену команды, — продолжал я, — мне нужно радоваться, что моя знакомая и коллега по работе ублажила тебя вчера на заднем сиденье такси?

— Да ты ликовать должен, чувак, — абсолютно серьезно ответил Алекс.

— Тогда почему я не рад, Алекс? Почему я не рад, а даже наоборот, жутко расстроен?

Алекс печально смотрел на меня.

— Не знаю, чувак, — проговорил он с интонацией доктора, обеспокоенного состоянием пациента. — Наверное, потому, что ты эгоист.