Людоеды

Глава 6 ЕДИНОМЫШЛЕННИКИ

— Эй, Мих… — услышал тот голос спутника, обращённого к нему от того, кто умел более или менее сносно ещё вести общение и на человеческом языке, в то время как практикантропа донимали странные мысли с ощущениями: кто же их всё-таки застал врасплох, что за существо, которому не было объяснений — у него. Это настораживало и обезоруживало. Спасло от гибели, как и Ясюлюнца — броня. Не будь доспех из панцирных животных и чешуйчатой шкуры ящера, а и костяного меча — беда. Тот, кто пожрал их, явно не торопился утолять голод быстро, а скорее медленно и верно переваривал, вбрасывая ферментативную жидкость, содержащую небольшое количество едкой кислотной среды.

На Ясюлюнца даже во тьме без содрогания не взглянешь, а и карманный фонарик тогда при направлении на него луча света, чуть не выскользнул из увлажнившейся ладони с пальцами. Михея пробил пот, а тело озноб, ибо сокурсник отчасти напоминал мумию. Кожа не то что бы лоскутами и свисала с него, но он весь побледнел, потеряв человеческий розоватый окрас и… местами виднелись тепловые ожоги, как при попадании на кожу щёлочи.

Но ему о том не говорил. Зачем беспокоить лишний раз и нервировать того, кто пережил такое, а и на словах не передать. Даже мысли путались и терялись. Смысл всего, чему прежде учили их в этой жизни, а со вчерашнего дня уже прошлой и казавшейся нереальной, будто сладкий сон. Нынче же кошмар… и на кошмаре.

То-то будет дальше…

— Чего ты там шепчешь?

— Дай мне…

— По рогам?

— Нет, оружие… А то мне без него не по себе…

— Обещаешь не цеплять им мою ручную зверушку?

Мих остановился, полагаясь на слух, старался уловить извне посторонние шумы. Вроде было тихо, но ведь и тогда, когда к нему подкралось «дупло» и раззявило его, тоже вроде бы ничего страшного не было ни слышно и не видно, а здесь во тьме ночи и вовсе незги. Хоть глаз коли.

Вдруг отметил одну нехарактерную особенность. Чуть в стороне от них пылали огоньки… злобных очей, а не светлячки или искры огня.

Свет своих «фар» включил ночной хищник, и сейчас смерил их, как противников, а возможно видел в них уже добычу, готовясь добыть трофеи.

Не он один поблизости, такие же, как он твари включили ещё свет и также по два огонька, образуя целую гирлянду или светящуюся дорожку.

— По-моему, как мне кажется… — прошептал практикантроп, — нас окружают…

— А я про что, когда, то самое и говорю — дай что-нибудь! Будь человеком, Мих, а?

— И это мне говорит… Фашист!

Однако не стал нагнетать и без того нервозность данной незавидной ситуации.

— Вый… — позвал Мих зверюгу.

— Ы-ы-ы… — огрызнулась та и по-боевому.

Стало очевидно: это засада — западня. Они угодили в ловушку. Сейчас на поживу к ним пожалуют иные лесные зверушки.

— В круг…

— Угу, — откликнулся Ясюлюнец, получив топор.

— Просто держись — и всё! Я сам сделаю, что необходимо… — не торопился Мих избавляться от панцирного щита, хотя и понимал: напарнику по несчастью в качестве необходимой защиты тот не помешал бы. Всё ещё надеялся: того прикроет — если что — Вый-Лох.

Вот кто огрызнулся ещё раз грозно и на всю округу, бросая во тьму дебрей боевой клич.

— Ы-Ы-Ы…

Уже стоял на четвереньках, пряча нутро от острых клыков и когтей тех, кто мог выпотрошить их — сам противопоставил немаленькие клыки, щёлкая челюстями.

Настал черёд опробовать в деле лук. Стрелы у практикантропа было всего три. Но не это главное, а то: всё-таки были. Одну он взял в зубы, иную в ту руку, которой держал за основание лук, а третью водрузил на тетиву и резко дёрнул на себя. Не удержал. Тетива выгнулась и… выскользнула, срываясь с пальцев незадачливого стрелка. Он толком и прицелиться в пару огоньков не успел, как услышал рык иной направленности, нежели тот, какой издал хищный зверь лесной стаи и… завыл. Огоньки его злобных глаз заметались и… угасли. Мих потушил их — чуть промедлил, поскольку последовала всеобщая атака хищной стаи на бродяг, в момент боевого клича вожака.

Его он и уложил. А пришлось стрелять ещё раз. И промахнуться было сложнее, чем попасть.

С ним приключилась очередная напасть. Тварь, вынырнувшая из тьмы тенью, обрушилась на него, выставив вперёд когтистые лапы и клыкастую челюсть, щёлкнула, смыкая её вблизи горла.

Лук вывалился из рук, и первое что схватил машинально Мих, стрелу изо рта, вбивая в светящийся глаз.

Тварь взвыла и отскочила.

— А-а-а… — закричал Фашист, размахивая топором.

Мих опомнился и ухватился за веслоподобную костяшку, являющуюся в его представлении мечом, рубанул наотмашь, цепляя кого-то ей плашмя, поскольку удар состоялся раньше времени, угодив той твари, что сменила иную, стремясь вонзить ему в спину свои клыки, а третья шаркнула ими по панцирному щиту.

И Вый-Лох не подвёл. Одну из стайных тварей он принял на раскрытую пасть. Раздался хруст и хищник у него в клыках заглох, а иной получил от него лапой и… бой на этом был закончен за явным преимуществом в силе чужаков.

— Немец! Фашист! Отзовись, если слышишь! Подай голос, или какой иной звук! Как человека прошу…

В ответ приглушённый кашель.

— Тут я-а-а… — застонал он в последствии, выдавливая из себя слова звуками.

— Живой, бродяга… Ха-ха… — ликовал Мих, ударив лучом от карманного фонарика ему в лицо — осмотрел. Вроде ничего такого опасного не нашёл — глубокой рваной раны — так только многочисленные царапины, как у Брюс Ли.

— Твари-и-и… — разошёлся Ясюлюнец.

— Согласен, Фашист…

Мих выхватил из тьмы ту, которой переломал хребет ударом лапы ручной зверь, а затем наткнулся на ещё одну окровавленную тушу полосатой…

— Собаки!

— Суки они… — ударил носком ботинка Ясюлюнец по твари. И рубанул вдобавок топором по шее, отрубая голову, вознамерившись прихватить с собой в качестве охотничьего трофея.

Им и заинтересовался Мих. Очертания показались знакомыми — где-то он уже видел нечто такое и… Вспомнил где, у кого и когда. Череп на голове носил дикарь-людоед, и по всему видать — вожак.

Стал внимательно изучать очертания иных частей тела. Зверюга на глаз должна была весить под центнер, если не полтора. И как он устоял на ногах — загадка.

— Ы-ы… — подал голос Вый-Лох.

Чего он просил — стало очевидно — требовал разрешения вкусить добычу.

— Валяй… — отдал ему хозяин на съедение одну тушу из двух — ту, что обезглавил Ясюлюнец и поднял на вытянутых руках в небо — потряс.

— Да она лёгкая — кость…

Вот и разгадка. Твари имели массивные, но пористые костные основания, отсюда и вес уменьшался — значительно. Теперь понятно, почему лёгкие и прыгучие, как кошки. А они и были — не собаки, хотя ещё те твари.

— Мобила есть, Фашист?

— Чё? — отвлёкся тот от развлечения с головой твари, пытаясь играть в футбол. Бросил наземь и пнул ногой.

— Труба…

— Звонить собрался? — оскалился самодовольно тот.

— Нет, фото сделать на память — твоё с трофеем, а затем поменяемся с тобой…

Затея Михея понравилась Ясюлюнцу. И батарея не разрядилась. Снимок получился смазанным из-за плохого освещения. И даже свет фонариков обоих и на мобильнике не особо помог. Но всё же лучше это, чем ничего. Было что по возвращении показать сокурсникам в лагере. Глядишь, и призадумаются о построении частокола вокруг бараков, если откажутся перебираться с Михом на остров, который в сравнении с тамошними тварями казался куда менее опасным и пригодным для проживания, если прихватить Зуба. А баб и впрямь не мешало — долго не смогут обходиться без женского общества — в конец одичают.

— Я возьму её с собой… — подобрал вновь голову твари Ясюлюнец.

— Только учти: тебе её и тащить, а я тебя с ней не намерен! У меня руки оружием заняты… — предупредил Мих: если что — дальше каждый сам за себя. Но это слова — на деле не бросит никого, даже Фашиста, пусть у него с ним на жизнь были разные взгляды. Однако с недавних пор роднились — без агрессии тут никуда, а далеко не уйти. Твари разорвут на куски. Так лучше их, чем они тебя. — Ты как, Немец?

— В поряде… — не замечал тот телесных ран.

Одно слово — садист, а ещё и мазохист. По жизни…

— Привал окончен и с трапезой пора… — не убоялся Мих оторвать ручную зверюгу от окровавленного скелета, который обглодал до костного основания Вый-Лох, собираясь вдобавок в качестве десерта похрустеть рёбрами с позвонками, щёлкая как какие-нибудь орешки. А явно клыки о них точил.

— Всегда успеешь, и насладиться данной трапезой, — уяснил Мих: это даже не начало их совместных подвигов с ним и всё только — самое интересное, а не очень — впереди.

Сверившись с компасом и понадеявшись: от него есть какой-то толк в этой аномальной зоне, чем жутком мире, Мих задал очередное направление движения, не жалея батарейку карманного фонарика, сумев её приладить себе на голову.

Ясюлюнец соответственно ему, поскольку руки были заняты трофеем, за коим мелкой дорожкой каплей крови тянулись багряные следы их преступления. Извечный постулат, встречающий туриста в заповедных и нехоженых местах можно было забыть: «Берегите природу — вашу мать!»

Именно такие мысли сейчас и лезли в голову, вызывая идиотскую улыбку и такой же точно смех у обоих практикантропов. Пошёл откат из-за большого количества адреналина оказавшегося вброшенного в кровь во время схватки.

Далеко не ушли, пришлось делать привал, поскольку и ноги тряслись, сгибаясь непроизвольно в коленях. Соратники покатились, а Вый-Лох не теряя время, метнулся за остатками пищи и…

До них донёсся его рык вперемешку со злобными завываниями. У останков туши уже толпились стаей её оголодавшие сородичи — и близко не подпустили ручного зверя практикантропа к объедкам.

— Доигрался… — исчезла без остатка трясучка, и теперь не только Мих, но и Фашист взял себя в руки.

— Ы-ы… — повинно выдал ручной зверь.

— Ыгы… — подтвердил хозяин. — Больше так не поступай! Иначе я избавлюсь от тебя раз и навсегда!..

На словах пожурил, а про себя был благодарен за всё, что сделал для него за последние сутки Вый-Лох. И зря тогда Зуб обозвал его неподобающим образом. Зверюга оказалась умнее, чем могло показаться при первом поверхностном взгляде на неё.

А с виду и впрямь урод, а тот ещё Даун. Однако это скорее защитная маска, под которой скрывалась умная и ушлая личина этой невероятно приспособленной скотины к здешней среде обитания. Где выжить из ума не просто, а лишиться жизни — достаточно выйти из барака подышать свежим воздухом, и это будет твоим последним вздохом.

Вздохнув, Мих поплёлся неспешно в выбранном направлении. Следом заторопился Ясюлюнец, а иначе никак — над ним тенью нависал ручной зверь сокурсника, и явно поглядывал не только на окровавленный трофей Ясюлюнца, а и на него с тем же вожделением. То и дело отпускал едва различимые рыки.

— Получишь у меня, Вый-Лох! Лишу клыка и повешу у себя на шее в назидание! Понял меня, скотина ты этакая? — предупредил хозяин: провокация не пройдёт.

— Ы-ы…

— Я не злопамятный — я запишу…

Так и общались они всю оставшуюся дорогу, поскольку Ясюлюнец помалкивал — в тряпочку. Он уже нагулялся вдоволь, и теперь хотелось одного — добраться до лагеря и там показать себя во всей красе с трофеем — не лыком шит, а ломом подпоясан. Ну и спать…

Глаза слипались, он начал отставать, но зверь позади него, и как только он налетал на него со спины, Ясюлюнец ускорялся, равняясь, а то и обгоняя Михея.

— Замри… — отставил в сторону руку практикантроп, осаждая соратника, а заодно и зверюгу.

С картой не сверишься — темно. И луч фонарика не выручит.

— Кажется, мы почти пришли — уже на месте, — показались ему знакомыми очертания данной местности.

Перед ними начинался подъём на гору, напоминая пологий склон холма. По нему он и зашагал уверенно. Но тут вдруг заросли и почему-то загремели как колючая проволока времён мировых войн 20-го столетия с консервными банками.

Кто-то закричал что-то. Ну точно — в лагерь пришли и… Яркая вспышка света при звоне битого стекла о панцирь. Кто-то применил против него «напиток Молотова».

— А-а-а… — заметался Мих, силясь выбраться из западни — ещё больше усугубил и без того своё незавидное положение.

— Суки-и-и… — вскричал Ясюлюнец, заступаясь за него, сам швырнул через «заросли» меж бараков окровавленную голову твари.

— Ой, горю-у-у… — уловили в лагере человеческую речь — и голоса двух сокурсников.

— Воды-ы-ы… — запричитал Зуб.

Так вот, кто оказался поджигателем.

— Предатель…

— Да я не хотел, Мих…

Он сам ломился к нему сквозь затор из кустов, наваленных невпопад. Мелькнула Ворона с ведром наперевес и… окатила его содержимым.

— Дерьмо-о-о… — продолжил орать Мих.

— Ну-у-у… — затянула она, оправдываясь, — … как те сказать, дабы не сильно обидеть, а и огорчить…

Всё же огорошила.

— Мы с девочками используем ведро в качестве ночного горшка, а то на улицу до сортира боязно выходить — можно не вернуться… Ой, ты вернулся, Михл-Ик…

Возгорание удалось затушить, а это самое главное. Теперь бы отмыться от того, чем испачкали практикантропа. Помогли виновники, окатив из ведра, но на этот раз холодной водой.

— Ещё… — потребовал Мих. — Хорошо-о-Ох…

— Что здесь происходит? — объявился…

— Паштет… — приветил его Мих.

— И не один…

Рядом с практикантропом ничем не отличающимся от ночных тварей стоял Ясюлюнец.

— Вернулся, Фашист…

— Иди на…

— А мы тебя уже внесли в список пропавших без вести…

— Придётся вычеркнуть, и записать в иной — живых, а выживших…

— Из ума… Ха-ха… — поддержал Зуб по обыкновению Михея на словах и не только.

Андрюха не мог нарадоваться возвращению закадычного друга, став в последнее время загадочным — таким же и выглядел.

— Ты где был, а что видел — рассказывай, давай…

— Завтра с утра… ага…

— Не, ну я так не играю, Мих…

— Я тоже, и даже не шучу… Устал, как собака…

Ему помогли добраться до родного уже барака и такой же точно привычной койки. Есть и то не стал просить, лишь Ясюлюнца придержать за зубами язык.

Фашист не только пошёл у него на поводу, но и за ним, заняв кровать Сака, свалившись подле Пигуля, коего, как и Ясюлюнца, перетащил на свою сторону Мих, сам об этом нисколько не подозревая. А ему ещё доверяла Ворона. Да и не только она. Он сильно изменился в глазах сокурсников по группе и параллельной. Словно какая-то местная достопримечательность. Не зря же зверюга приняла его за своего, а они в этом чуждом им мире прожили всего ничего — даже недели не прошло.

Опасаться нападения дикарей явно не стоило, хотя и видели их со слов некоторых соратников по несчастью у лагеря — лазутчиков. Да у страха глаза велики. Им повсюду мерещились враги.

Похоже, что на сегодня с приключениями было покончено.

Паша покосился на Зуба, а тот в ответ пожал ему плечами.

— Всё, смена караула! Можно кричать — караул! — наотрез отказался Андрюха покидать друга. Да и при наличии зверюги Михея снаружи можно было не опасаться незваных гостей. Та чем сейчас там занималась — разделкой трофея Фашиста.

Утром им обоим предстоял серьёзный разговор с «соплеменниками» по лагерной жизни. А как на зоне — не строгого режима, а гораздо хуже — аномальной.

Растолкав напарника с первыми лучами солнца, Зуб услышал от Миха в свой адрес:

— Ты когда-нибудь спишь?

— А ты так всё самое интересное на свете проспишь! — парировал Андрюха, скалясь как всегда. А с утра пораньше. По жизни весельчак и балагур, а тот ещё баламут, ну и разумеется плут.

— Чё-то было — ночью?

— Угу, ты вернулся, и Фашист, — кивнул Зуб. — Где вас носило?

— Пить…

— Выпить?

— Нет, просто воды…

— Странно… и слышать это от тебя! Неужто не пьёшь, аки верблюд?

Зуб сунул напарнику ведро, и тот осушил его литра на два, побрызгал на лицо рукой, и выплеснул остатки на голову. Фыркнул довольно.

— Дичаешь…

— Не без того, конечно, — согласился Мих. — Но будь ты на моём месте вчера, вместо воды была бы в том же количестве водка — и пьянствовал бы неделю напролёт — не меньше!

— Ну ты, блин, и заинтриговал, Мих! А тот ещё на… сказочник… — не терпелось Андрюхе услышать байки… из склепа. А горбатого напарник никогда не лепил, да и привирать не любил. Это его прерогатива, а не Михея.

Но кое-что всё же практикантроп продемонстрировал напарнику — снимок сделанный на мобильнике Ясюлюнца.

— Знакомая рожа, Серожа… — прыснул Зуб. — Видал вчера, когда её в меня метал этот Фашист, а затем догрызала, хрустя черепной коробкой, твоя зверюга. Какова эта тварь на деле?

— С виду весит центнер, если не два, а кость пористая, хоть и массивная, так что лёгкая и прыгучая — зараза. Если бы не Вый-Лох, нам бы с ним… — кивнул Мих на Ясюлюнца, — песец… и не на мех…

Он вновь вызвал у подельника своим заявлением смех.

— В следующий раз я двину с тобой на охоту, — было охота Зубу окунуться с головой в приключения.

— А мне что-то не очень, Андр… талец! Я бы не отказался, если бы по лесу можно было ходить, не оглядываясь на собственную тень.

— И это мне заявляет тот, кто в глазах всего лагеря — герой! Одно слово — богатырь!

— Скажешь тоже… — смутился Мих. — Если кто, то… вон — Фашист. Такое пережил! Знал бы ты, Зуб, где я на него наткнулся… Просто тихий ужас! Как вспомню — аж не могу — так и вздрогну…

— Это можно! Я принесу? Угу?..

— Если только ему, а не помешало бы… — опасался Мих эксцессов со стороны выжившего сокурсника и из ума — недолго было.

Его до сих пор смущало то нечто, чему нельзя было дать никакого логического объяснения, а и водной твари в лагуне острова. И вообще много чему. Похоже, что придётся приспосабливаться и смотреть на разные жуткие вещи с порождениями этого мира, как на обыденные. Вот только психика перестраивалась медленно, если вовсе была способна у них — людей привыкших к цивилизованному образу жизни и такому же окружению. А сами тогда были дикари дикарями. За что и поплатились.

Немец проснулся, и тут же отшатнулся от Ходока. Рука Пи… гуля обнимала его за талию, и это ещё не самое страшное и противное, а то: он прижимался к нему со спины.

— Ещё подеритесь… — вернулся Зуб с «напитком» в привычной гранёной таре. Там были наркомовские сто грамм, а точнее — наркомановские.

Ясюлюнец понял всё без лишних слов и опрокинул залпом.

— А где — спасибо, Фашист?

— Не обляпайся… — заявил Ясюлюнец.

— Что ж ты хотел от него… — уподобился Мих Зубу. — Хи-хи…

— Тебе ещё и весело после того, что уже поведал. А этот где был, словно в заднице у звероящера!? И выглядит как ожившая мумия… — ляпнул не к месту напарник.

Ясюлюнец затребовал зеркала или любую иную отражающую поверхность, желая разглядеть собственную физиономию.

— Похоже, тут без пол-литра не обойтись… — предложил Мих напоить Ясюлюнца, чтобы тот не проболтался про Лаптя. В лагере и без того хватало слухов и проблем. А тогда и вовсе начнётся разброд и шатания. Уж лучше пусть всё происходит, так как идёт — решил обустроить жизнь в лагере Вежновец.

— Хрен, я останусь тут с ним! — заявил Зуб, выбив у Маковца бутылку спирта, заявляя, дескать: на замену той, которую частично ополовинил ночью, а затем ещё приветил ей напарника — благо не по голове. — Мне тоже понравились твои доспехи… Хи-хи… Я такие же хочу!

— Какие проблемы, Зуб… — огрызнулся странным образом Мих — напарник и впрямь изменился — его словно подменили. — Иди и добудь… Сам…

У крайнего барака с юга стал собираться народ. В передних рядах значилась Ворона с Баки и Саком. Там же Кислый с Лёликом и Морозом. Маковец с Вежновцом находились внутри и также в комнате у Миха, где его стерегли как зеницу ока не сводя глаз — Зуб, Фашист и Ходок, а в окне торчал Вый-Лох.

— Народ требует хлеба и зрелищ… — прозвучала из уст Паштета фраза присущая глашатаю Древнего Рима на арене Колизея.

— На счёт пищи — не знаю, да и относительно зрелищ — тоже не всё так просто…

— Да ты сам оно в своих латах… Ха-ха… — заявил Зуб.

— И чё я им скажу, а как на глаза покажусь в этом… — смутился Мих.

— Смелей, Сергей! Не робей! Ты ж не воробей… Ей-ей…

— Просим! — присовокупил Паштет. Сумел съязвить, а без ложки мёда в бочке дерьма никуда — факт.

— Да ну вас! — понимал Мих: его неправильно поймут, скорее как за отъявленного головореза типа тех варваров, кои побеспокоили их в первую же ночь тут. Всё же уступил и вышел на крыльцо. Сокурсники встретили его громогласным ором, перемежевавшимся с улюлюканьем и хохотом. Он уже было, собирался повернуться и уйти, да не позволил Зуб. А тут ещё Ясюлюнец и… без содрогания до сих пор не взглянешь, словно его покрыла плесень, а кожа местами оказалась избита ало-багровыми пятнами.

Пришелец с далёкой планеты — не иначе.

— Хоть бы шапку какую ему на плешь натянули…

— Пидарку? — отказался Фашист.

Рассмешил.

Мих стал серьёзнее. Его лицо приняло оскал той твари, в шкуру которой облачился сам.

— Ах так…

И выдал всё, что думал относительно обитателей лагеря и не только, рассказав им часть правды о тех тварях, с коими столкнулся в этом мире.

— Так что дикари не самые лютые наши враги!

— Ы-ы… — подтвердил Вый-Лох.

Ручная зверюга практикантропа заставляла сокурсников считать: любую тварь в этом мире можно приручить, если очень захотеть, а её хозяин пытался это опровергнуть.

Ясюлюнец как лишнее тому подтверждение — и ему не пришлось ничего даже говорить. Вид говорил о многом, а главном — выжить из ума ещё за счастье, а прожить неделю здесь не всем удастся.

— И это ваша оборона, — указал Мих на растительность. Да дикари выжгут её вместе с бараками!

Он вспомнил со слов Ясюлюнца, как людоеды расправились с Лаптем. Стоит им подпалить свои дубинки и использовать на манер факелов, и… думать о том даже не хотелось, чем всё может закончиться. А явно плохо для многих, если не всех.

Требовалось по настоящему обустраивать оборону лагеря, и обзаводиться достойным оружием, а не только — без пищи также никуда. Голод грозил начаться уже к концу первой недели проживания в неведомом диком крае.

— И что ты предлагаешь? — решил Зуб принизить Пашу с его жалкими усилиями.

— У нас же имеются необходимые геодезические приборы! Мы ж какие-никакие, а геодезисты! Воспользуемся нивелирами и разобьём лагерь в качестве строительной площадки! А и лопаты с топорами, даже пилы имеются! Соорудим частокол!..

— Так это работать надо… — послышались недовольные голоса из толпы предательской направленности.

— А за чужой счёт не получится выжить! В рай на чужом горбу не въехать! Тут ад! — озадачил Мих своим очередным заявлением толпу. Говорить что-либо дальше — бессмысленно. И так всем всё очевидно: ну, переживут одну ночь, таким образом, как-нибудь, а дальше что? Вопросов много, а ответа ни одного. Следовало задуматься — и серьёзно.

Паша поманил Миха назад в барак на пару слов. Зуб присутствовал на состоявшихся скоротечных переговорах. Вежновец предложил разделить частично власть, а точнее возложить на Михея ответственность за оборону лагеря. Как ни странно было слышать Зубу, но напарник согласился — и с его доводами.

— Как ты мог? — озадачил он своим вопросом его, когда Паша покинул их.

— Уметь надо, а подкинуть идею так, чтобы тому, кто её озвучил, казалось: сам же и придумал, а поступил мудро…

— Бры-ыр-ред… — мотнул головой Зуб на заявление Михея. — И несёшь, аки птица яйца! Поясни — нормально, а ахинею не неси!

— Вывод очевиден и напрашивался сам собой — надо что-то делать, а я уже прилюдно сказал: без обороны никуда. Да и оружие нам не помешает! Хотя бы луки! Лишними точно ничто не будет…

— С одной стрелой много не навоюешь, Мих…

— У меня было три, да две использовал на тех, голову кого грыз Вый-Лох, а жрать горазд и больше нашего! Ещё попробуй прокормить! Кстати, пора бы его выгулять…

— Тогда я с тобой…

— И я… — выдал Ясюлюнец.

— О Фашист даёт — не любит местную фауну… Хи-хи… — прыснул Зуб.

— Итого уже четверо…

У Ходока округлились глаза, и зрачки расширились.

— Это он учёл свою зверушку, а не тебя — расслабься. Не напрягайся! Останешься здесь и послужишь нам за глаза и уши! Всё понял? — пояснил Зуб. — Не слышу радости в голосе, а и его! Подай что ли хотя бы какой-нибудь жизнеутверждающий звук!

Пигуль, что называется, насрал в душу:

«Пук».

— Понял — вопросов больше не имею! — хихикнул Зуб.

Им было о чём поговорить в уединении, и Ясюлюнец не смущал Михея, знать и Зуб мог спокойно доверять ему, а проверять друга не стоило — временем уж точно. Доказано — не подведёт, а и в беде не бросит. Ведь отбил Фашиста, хотя сам бы ещё подумал, а стоило бы встревать за него и рисковать собственной жизнью. Шкурный интерес нынче превыше всего.

Паша уже раздавал команды, срывая голос на сокурсников, но никак не сверстников, был старше любого из них на добрую пятилетку — стоял подле нивелира установленного на штатив-треногу и заставлял Ворону с Баки носиться по периметру лагеря с шашечными линейками в разложенном состоянии.

— Куда ты ставишь? Не туда! Левее — я сказал! Лево — это туда!

— Сразу бы так! А у нас, баб, куда показывают, туда и двигают! — озадачила Татьяна.

— Я ща двину кому-то и кое-чем куда, куда не надо, а не помешает, — погрозил Паша кулаком Баклицкой.

— Как будто всё сразу встанет на свои места — наивный! — ухмыльнулся Мих.

А Зуб и вовсе съязвил:

— Ты рупор смастери и матерись, Паштет! Не стесняйся! Здесь можно — и ещё не такое…

Сами были удостоены от Павла нелицеприятной фразой, где нормативными словами оказались исключительно предлоги для связки слов «в» и «на».

— Туда и идём как раз! Айда с нами или кишка тонка? — залепил в довершение ко всему Фашист.

С Ясюлюнцем спорить Вежновцу было не с руки, это всё равно, что справлять малую нужду против ураганного порыва ветра. Толку не будет.

— Ы-ы… — подтвердил Вый-Лох, поддержав троицу спутников. А без него никуда, и в лесных дебрях делать нечего.

— Мы куда, Мих, а далеко? — заинтересовался Зуб, когда они добрались до первой зарубки на дереве.

— Сначала до места столкновения с рептилией… — напомнил напарник про день минувший — точнее два. — А дальше… сюрприз будет!

— Приятный?

— Тебе, во всяком случае, должно понравиться… — намекнул Мих: следует быть внимательным и постоянно держать руку на оружии. И каждый обладал тем, с каким уже воевал против здешней фауны, а и дикари недалеко от животных ушли. И кто хуже — аборигены или твари — вопрос на засыпку. Сразу и не ответишь однозначно, а и двусмысленно не получиться.

Добравшись до развилки, далее спутники пошли проторенной дорожкой в кустарниковой растительности. Зуб прорубал заросли своим «мачете» в форме совни. И вскоре четвёрка бродяг оказалась на возвышенности, откуда открывался вид на грандиозный источник воды.

— Чьи это следы? — заинтересовался Зуб отпечатками гигантских лап на земле, продавивших мох с лишайниками и прилично по глубине. А поначалу принял за обычные ямки с кочками и буграми.

— Лучше те не знать, а нам не встречаться с тем монстром, — охарактеризовал Мих звероящера одним словом — бронезавр.

— Типа местный слон?

— Хуже — носорог…

— А на доспехи сойдёт? Хи-хи…

Зуб осёкся, видя, насколько серьёзен напарник.

— Извини… если что не так!

— Дурак…

— А никогда не скрывал! Лучше являться им, чем полным кретином как консервный деликатес, — намекнул Зуб на Паштета.

Тот до сих пор не понимал: не всё зависит от него. Мог командовать и орать сколь угодно долго, срывая голос, да с людьми надо ещё уметь разговаривать и договариваться, а донести до них смысл суровых реалий здешней действительности. И лучше один раз ткнуть носом в дерьмо, чем тысячу раз объяснять одно и тоже. Жить захотят, а выжить — и не из ума — сами примкнут, как Ясюлюнец к Михею и Зуб. А Вый-Лох сразу почувствовал за кем сила. Животное не провести — у него шестое чувство.

По тропе бронезавра и спустились к заводи спутники, а затем, побродив по берегу, наткнулись на бревно.

— Это и есть твой плот?! — выпучил Зуб глаза на Михея.

— А чё? Когда мне было мастерить его…

— Лады, поплыли на остров… — не сразу приметил клочок суши на бескрайней водной поверхности Андрюха, пробуя на вкус воду. — Не солёная — морем быть не может. Скорее озеро или очень большая-пребольшая река.

— Ы-ы… — недовольно выдала ручная зверюга, однако полезла со всеми в воду, и поплыла.

Остров нисколько не изменился. Даже остались следы вчерашних посетителей. По ним и ориентировались практикантропы.

— А здесь мило… — заявил Зуб, и резко изменил свою точку зрения, когда бродяги наткнулись на скелет гигантского земноводного монстра.

— Чё терь скажешь? — усмехнулся Мих.

— А мне нравится, — вставился Ясюлюнец.

После встречи с «дуплом» этот монстр не казался Фашисту чем-то страшным.

— Ну ты глист… — выдал Зуб в его адрес, дав таким образом новую кличку. И она понравилась самому. А вот Фашисту…

Тот решил сразу разобраться с ним и не с глазу на глаз, а прямо в глаз…

— Я вам не помешал… — вмешался Мих, влезая с Вый-Лохом меж драчунами.

Ручная зверюга раскидала их как пушинки, отправив в разные стороны.

— Вы закончили?

— Только тогда, когда с ним… — заявил новоявленный Глист.

— Тогда сам не надейся, что я стану прикрывать тебя с тыла, а больше вытаскивать из той задницы, в которой оба побывали… — напомнил Мих: с кем и стоит воевать по необходимости — с внешними врагами, а среди себя нечего их искать — чревато.

Возня на песчаном берегу острова для драчунов вроде бы обошлась без последствий. Тем более что Мих принялся ладить для них луки — вырубил из позвонка по паре рёбер. А тетиву пошли брать к лагуне. Надежда на вчерашний трофей добытый им здесь — не оправдалась. Кто-то стянул мёртвую тушу древней разновидности спрута-осьминога.

— Ничего — ща отловим с Вый-Лохом иного… — заверил практикантроп. И смело полез в воду.

Оттуда вылетели жгуты, и Зуб не убоялся, опередив ручную зверюгу напарника, взмахом совни — перерубил один жгут-щупальце — иные скрылись.

— Ещё надо, — заявил Мих.

— Кому — мне хватит, а если Глисту — пущай на себя и ловит это… нечто…

Пришлось ещё поплескаться практикантропу и с тем же успехом, но он стремился отловить целиком водную тварь, да та оказалась слишком ушлой, решив: лучше лишиться очередной конечности, нежели жизни. Со второй попытки полакомиться людьми уяснила: себе дороже выйдет — можно и жизни лишиться.

— Да и ладно… — прибился Мих. Усталость накапливалась день ото дня. А не мешало бы подкрепиться. По такому случаю, они двинули на место кладбища панцирных мокриц-черепах.

Как охотиться на моллюсков среди них — Мих уже знал. Отыскав несколько нор под ними, он последовательно тыкал туда костяным мечом, а затем раскалывал крупного моллюска о камень, попутно добывая вместо еды ещё и щиты для сотоварищей.

А вот сбруей им разжиться не посчастливилось. Никто из рептилий больше не приползал сюда линять. А самим было уже пора возвращаться в лагерь и дотемна — ни Михея, ни Глиста не прельщала перспектива встречи с ходячим «дуплом».

— Да чё за оно — и вы так боитесь? — заулыбался Зуб.

Вый-Лох и то взвыл, а точнее заскулил при его упоминании — понимал людскую речь.

Иных доводов не требовалось. Стоило поверить на слово, а не искать приключений на то место, откуда бежал Глист с помощью Михея. И потом была опасность наткнуться на ту рептилию, скелет которой распотрошили частично на луки. А не мешало бы вернуться сюда и не только за дарами, но и обустроить новый опорный пункт по добыче еды и оружия.

Гремя костяными мечами о щиты, Зуб с Глистом разошлись, имитируя наступление древних воинов, взяв за основу боевого клича любимую фразу Вый-Лоха.

— Ы… Ы…

— Как дети малые! — сердился Мих про себя. Им следовало вести себя тише, стараясь избежать неприятной встречи с теми, кто вёл стайный образ жизни и охотился сворой. Стрелы переводить на хищных тварей не хотелось, а разжились и материалом для их изготовления, обойдясь десятком снарядов на первое время с примитивным оперением в качестве продетых в двойные отверстия плотные листы, прихваченные всё с того самого острова — тамошней растительности.

А тут ещё парочка беглецов, потерявшихся, как и Ясюлюнец из числа тех вояк, что подались с Лаптем — Лабух и Молдова одичали в край, перейдя на подножный корм, взирали свысока на тех, кто застал их на дереве, и при этом жевали не то кору, не то листву, а то и вовсе какие-то плоды подобно жёлудям.

— Свои мы… — заржал Зуб. — Али не признали…

Пришлось отскочить. Те принялись кидаться твёрдыми плодами размерами с шишку, но по твёрдости напоминая булыжники.

— Айда в лагерь с нами… — прибавил Мих.

— Да хули с ними цацкаться… — предложил Глист, соответствуя своей прежней кличке подрубить дерево и свалить их вместе со стволом и кроной наземь.

Обошлось. Близость ночи и обходной манёвр практикантропов принёс свои плоды. Бродяги сами спрыгнули вниз и подались вдогонку за ними. Но по-прежнему держались чуть в стороне, опасаясь не столько сокурсников при оружии из параллели, сколько их ручной зверюги.

Итого уже три скитальца, а с Пигулем — четыре было возвращено из одиннадцати без вести пропавших студентов. Не так уж плохо, но и не хорошо, а более или менее сносно закончился очередной поход за приключениями.