Мадам де Помпадур [Madame de Pompadour]

Глава 14. Дело Шуазель-Романе

Поскольку церковь не сумела разлучить короля с маркизой, несмотря на весь религиозный пыл, столь мощно проявлявшийся в течение священного года, враги мадам де Помпадур поняли, что осталось надеяться только на другую женщину. Хорошенькое личико, умело подсунутое королю, должно сделать свое дело. Главным врагом маркизы, самым опасным и самым непримиримым оставался граф д’Аржансон, а к нему примкнула мадам д’Эстрад.

Эта кузина и наперсница, которую мадам де Помпадур привезла с собой в Версаль, теперь начала показывать свое истинное лицо. Она уже не так мило вела себя. Похоже, что ее съедала зависть. Несмотря на ежедневные проявления доброты со стороны маркизы, на бесчисленные привилегии из ее рук, это маленькое чудовище так и нацелилось жалом на свою подругу. Для начала она, при всей своей непривлекательности и обвислых щеках, попыталась вползти в постель короля. Однажды ночью в Шуази, когда больная мадам де Помпадур лежала наверху, король очень сильно напился — что случалось с ним крайне редко, — и мадам д’Эстрад получила его в свое распоряжение на час или два. Он потом так и не смог вспомнить, что произошло, но она не преминула рассказать маркизе, что ей пришлось защищать свою честь.

После этого мадам д’Эстрад принялась вместе с д’Аржансоном плести интриги против мадам де Помпадур — переносила сплетни, причиняла неприятности, опасная, какой может быть лишь близкая подруга. Она стала любовницей д’Аржансона и вскоре превратилась в самую могущественную женщину во Франции, кроме самой маркизы. Те, кому, подобно принцу де Круа, надо было проталкивать какое-нибудь дельце, должны были очень старательно оказывать ей почет. Некоторым она нравилась, например, де Круа. Она была умна, остроумна, знала двор как свои пять пальцев; несомненно, она питала к д’Аржансону искреннюю любовь. Однако ее отношение к мадам де Помпадур нельзя оправдать ничем.

Маркиза продолжала доверять ей даже после эпизода в Шуази и ни за что не хотела верить тем, кто пытался ее предостеречь. Она уговорила короля назначить ее фрейлиной к мадам Аделаиде, и этот пост принес мадам д’Эстрад неплохой доход и сильно повысил ее престиж в Версале. В 1752 году, когда дворцовый барометр все еще пророчил маркизе ненастье, д’Аржансон с мадам д’Эстрад почуяли возможность избавиться от нее. Они рассчитывали, что если им это удастся, то они получат такое влияние на короля, которое сделает их настоящими властительницами Франции.

Несколькими годами раньше мадам д’Эстрад устроила брак между одной из своих юных кузин, некой мадемуазель Романэ, и членом аристократического рода Шуазель. Мадам де Помпадур, которой всегда были дороги даже самые дальние родственные связи, пусть речь шла хотя бы о кузине кузины ее мужа, устроила для молодой пары свадебный пир в Бельвю. Она предоставила им этот дом на медовый месяц, роскошно одарила их и всегда была сама доброта по отношению к этой чете. Исключительно благодаря ей они вошли в кружок близких людей короля, часто сопровождали его в путешествиях, получали приглашения на ужин и так далее. Словом, они получали от жизни при дворе больше удовольствий, чем большинство придворных пар.

Невеста, прехорошенькая маленькая болтушка, едва из детской, забавляла короля, и де Круа несколько раз записал в дневнике, что, пожалуй, не слишком мудро со стороны мадам де Помпадур позволять им так часто встречаться. В кружке короля царил дух любовного поддразнивания и шуток, и мадам де Шуазель говаривала, что никогда бы не оставила своего мужа, разве что ради короля. Она не первая высказывала подобные настроения. И король сильно ею увлекся. Она водила его на поводу и час за часом информировала мадам д’Эстрад о ходе событий. Мадам д’Эстрад достаточно хорошо знала короля, чтобы дать совет, как с ним обращаться, и блистательно руководила этой интригой из-за кулис. Она говорила крошке, как ей следует вести себя, и внушала, что главным условием ее капитуляции перед королем должно быть удаление маркизы де Помпадур. Все разрешилось во время осеннего вояжа в Фонтенбло. Король подвернул колено на темной лестнице, ведущей в комнату мадам де Шуазель, но награды так и не получил. Он сердился и терял терпение, ангелу явно настало время пасть.

И пока это должно было происходить, мадам д’Эстрад с д’Аржансоном с нетерпением ждали в комнате министра. Там же оказались доктор Кене и Дюбуа, секретарь д’Аржансона, который и описал всю сцену Мармонтелю. Вдруг распахнулась дверь, и влетела мадам де Шуазель, сильно растрепанная и помятая, так что не оставалось сомнений относительно случившегося с ней, и упала в объятия мадам д’Эстрад. «Да, да, я любима, он счастлив, ее прогонят!» Все были рады, кроме доктора Кене. Д’Аржан- сон ему сказал:

— Но доктор, что вам за разница? Вы все равно останетесь при дворе.

— Я, господин граф? — отрывисто сказал доктор, вставая. — Я буду с мадам де Помпадур в горе и в радости. — И вышел из комнаты.

Д’Аржансон сильно встревожился, однако мадам д’Эстрад сказала:

— Он никогда нас не выдаст, я его слишком хорошо знаю, даже и не думайте.

И она оказалась совершенно права, можно было не сомневаться, что Кене никогда никого не выдаст. Но все же их планы потерпели поражение.

В жизнь мадам де Помпадур вошел новый человек и скоро занял в ней важнейшее место. Это был граф де Стенвилль, другой член семейства Шуазель (истории он известен как герцог де Шуазель, так как получил этот титул в 1758 году). Он был мужем сестры господина де Гонто, приятеля маркизы со времен жизни в Этиоле, который вечно твердил обоим, как славно они поладят. В самом деле, судя по их характерам, можно было ожидать, что им будет весело друг с другом. Но к большому разочарованию Гонто, маркиза и Стенвилль поначалу ужасно не понравились друг другу. Стенвилль очень редко ездил в Версаль, так как был парижанином по склонностям и воином по профессии. Он являлся засвидетельствовать почтение королю, когда его к тому обязывал долг, но не чаще.

Случилось так, что во время того знаменитого путешествия он находился в Фонтенбло и с изрядным отвращением наблюдал поведение своей юной кузины. Стенвилль гордился своим родовым именем и совершенно не хотел видеть, как его валяют в грязи. Он был один из величайших покорителей женских сердец своего времени и вел с мадам де Шуазель нечто вроде полуфлирта. Она же, то ли стремясь показаться ему еще интереснее, то-ли не будучи уверенной в следующем шаге, доверилась ему и показала письмо короля. Оно было очень длинное, не оставляло никаких сомнений относительно их связи и содержало обещания услать прочь мадам де Помпадур. Мадам де Шуазель предположила, что Стенвилль будет в восторге, если она окажется на посту официальной любовницы короля — мало кузенов при версальском дворе возражали бы против связи, столь благоприятной для заинтересованного семейства. И когда он спросил, нельзя ли ему оставить письмо у себя до завтра, чтобы хорошенько его обдумать, эта маленькая простофиля согласилась.

Мотивы Стенвилля в этом деле довольно загадочны. Действительно ли его так тревожила честь Шуазелей? Не был ли он сам влюблен в юную особу? Или он понял, что в руки идет единственный шанс в жизни? Если бы мадам де Шуазель утвердилась в роли фаворитки короля, у него были бы все возможности нагреть руки. Но деньги интересовали его меньше, чем большинство людей, потому что он был женат на одной из богатейших женщин Франции. Если он уже обратился мыслями к власти, то мог бы заключить, что от его глупенькой крошки кузины большого толку для ее достижения не будет. Как бы то ни было, он положил письмо в карман и отправился на поиски господина де Гонто, который, как и все вокруг, уже не мог говорить ни о чем другом, кроме дела Шуазель-Романэ. Этот верный друг маркизы сказал, что мадам де Помпадур вне себя из-за этой истории, и очень за нее печалился. Тут его зять начал сыпать таинственными намеками, сказал, что в его власти положить конец ее тревогам, но так как они с маркизой в прескверных отношениях, то он предпочитает сидеть себе и смотреть, до чего дойдет дело, зная при этом, что стоит ему сказать слово...

— Так скажите его! — вскричал Гонто вне себя от волнения. Но пришлось куда сильнее надавить на Стенвилля, так как тот хотел заставить мадам де Помпадур полностью осознать, сколь ценным будет его вмешательство, если он пожелает вмешаться. Лишь после того как Гонто принес от нее череду умоляющих посланий, Стенвилль позволил проводить себя к ней в комнаты. Они застали маркизу в слезах, и ее не слишком утешило то, что сообщил ей Стенвилль — а именно, что мадам де Шуазель ждет ребенка и что муж намерен увезти ее от двора через несколько недель. Но наконец Стенвилль решил, что настало время вытащить козырную карту — письмо короля. Маркиза прочла его, слезы сменил гнев, и она впала в бешенство.

Мадам де Помпадур была из тех редких женщин, которые точно знают, когда и как устроить сцену. Когда король в тот вечер как обычно пришел к ней, чтобы поболтать до занятий с министрами, над его головой разразилась гроза, к которой он был совершенно не готов и от которой не мог защититься. Но увидев в руках маркизы свое письмо и услышав, как оно к ней попало, он и сам разъярился на мадам де Шуазель и ринулся искать ее. Бедняжке и ее мужу пришлось покинуть Фонтенбло той же ночью, а полгода спустя она умерла в родах. Ей было всего девятнадцать лет.

Д’Аржансон и мадам д’Эстрад были возмущены крушением своего плана и возмутились еще больше, когда через несколько дней король пожаловал мадам де Помпадур титул и громадные привилегии герцогини. Она с присущим ей вкусом по-прежнему называла себя маркизой, но приняла герцогскую корону и мантию на герб, переодела слуг в пурпур и стала садиться на табурет в присутствии королевы. В новом ранге се снова представила принцеса де Конти, и как прежде, делать поклоны королю и королеве ее сопровождала мадам д’Эстрад.

Для Стенвилля этот эпизод обернулся началом головокружительной карьеры. Мадам де Помпадур поняла, что в сущности он ей очень нравится, а он считал ее совершенно выдающейся женщиной. Очень скоро они сделались близкими друзьями, и Гонто говорил, что всегда знал, что они созданы друг для друга. Зато, что вполне естественно, король после случившегося видеть не мог Стенвилля. Тот пожаловался на это маркизе, которая сказала ему: «Чепуха, вы ему очень нравитесь», — и пригласила на ужин. Но после ужина он выиграл у короля крупную сумму, что вовсе не поправило дела. Наконец мадам де Помпадур увидела, что Стенвилль прав, и поговорила с королем начистоту. Она сказала, что если Его величество недолюбливает Стенвилля из-за случая в Фонтенбло, то ей надо понимать дело так, что и к ней он относится плохо, поскольку вмешательство Стенвилля было в ее пользу. После этого маркиза попросила короля назначить Стенвилля послом в Рим, и он нехотя согласился.

Мадам де Помпадур прекрасно знала, что за спиной мадам де Шуазель стояли мадам д’Эстрад и ненавистный д’Аржансон, которые изо всех сил поощряли ее в затеянной интриге. Она мечтала о предлоге, чтобы избавиться от своей кузины, но найти его было нелегко. Король к ней привык, ценил ее общество и удивительный талант сплетницы, мадам д’Эстрад составляла часть его маленького кружка. У короля не было доказательств ее предательства. И еще три года мадам де Помпадур была вынуждена терпеть ее каждый день с утра до вечера и держаться так, как будто ничего не произошло.

Однако наконец мадам д’Эстрад зашла слишком далеко. Она вытащила записку о политическом положении, написанную рукой короля, из столика возле кровати мадам де Помпадур. Никто кроме нее не мог этого сделать, так как в комнате были еще только мадам д’Амблимон, которая не могла питать к бумаге ни малейшего интереса, и Гонто, находившийся вне подозрений. Пока у короля еще не прошла досада из-за этого случая, маркиза де Помпадур отправилась к мадам Аделаиде и спросила, не надоела ли ей госпожа д’Эстрад. Мадам Аделаиде та никогда особенно не нравилась, хотя главным образом потому, что ее внедрила к ней в окружение именно маркиза. Она намекнула отцу, что была бы рада больше не видеть мадам д’Эстрад и взять другую фрейлину, не столь амбициозную и более высокородную. Король сдался, и на мадам д’Эстрад обрушился удар, как всегда, без предупреждения.

Во время поездки в Ла Мюэтт несколько дней лил дождь и было заметно, что обе дамы очень действуют друг другу на нервы. Мадам д’Эстрад сказала маркизе, что у нее есть кое-какие дела в Париже, и спросила, когда ей вернуться к ужину. «В обычное время, графиня». Она не успела далеко отъехать, как экипаж остановили и ей передали записку от короля. Там было сказано, что ее удаляют от двора, что ее комната отойдет мадам де Тессе, но что за ней сохранится жалованье фрейлины и право жить в ее парижском доме.

Пока мадам д’Эстрад читала это, мимо проехала в своей карете мадам де Помпадур.