Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка

13 ВЕТЕР МЕНЯЕТСЯ

В субботу, 30 июня, в португальской газете появилась написанная журналистами Фелицией Кабрита и Маргаридой Давим статья под заголовком «Заговор молчания». Необычное название, учитывая, что в этой стране за разглашение тайны следствия можно угодить в тюрьму. Это была, вероятно, самая первая статья, в которой открыто подвергалась сомнению наша версия событий 3 мая. Авторы статьи ставили под подозрение нас и наших друзей, вообще наши личности и сомневались в нашей непричастности к исчезновению Мадлен.

За несколько дней до этой публикации всем нам — Фионе, Дэвиду, Джейн, Расселу, Мэтту и Рейчел — позвонила какая-то журналистка. Каждый из нас твердо, но вежливо отказал ей в общении, но было понятно, что кто-то не только дал ей номера наших мобильных телефонов, но и наши персональные данные. Обращаясь ко мне, она назвала меня Кейт Хили, хотя под этим именем меня знали до похищения Мадлен, а в последнее время меня всегда называли Кейт Макканн. Джерри она назвала Джеральдом, хотя он этого имени вообще никогда не использует. Ей также было известно, что Джейн и Рассел недавно переехали в Девон.

Кто мог предоставить этой журналистке доступ к нашим показаниям, паспортным данным или каким-то иным официальным документам? Ответ был очевиден. Утечка произошла из судебной полиции. Мы подняли этот вопрос на нашей очередной встрече с Невесом и Энкарнасаном 5 июля. Они согласились: да, утечка скорее всего произошла из СП, но, невзирая на закон о судебной тайне, внутреннее расследование так и не было проведено.

После серии поездок за границу в рамках нашей кампании стало понятно, что СМИ, достигнув в своем интересе к нам наивысшей точки, стали исследовать разные направления. Их аппетит к тому, что будет интересно широкой публике, был воистину ненасытным. Похоже, им уже не было дела до нашей несчастной пропавшей дочери, теперь это было шоу «Кейт и Джерри». Наш друг Джон Корнер давно предсказывал это. Однажды, после интервью с английскими журналистами, он сказал нам: «Все, что их интересует, — это бегаете ли вы еще и какие кроссовки носите. Черт возьми, чем дольше это будет продолжаться, тем будет хуже. Им нужны вы, а не Мадлен».

Мы приняли стратегическое решение: заявить СМИ, что отходим на задний план. Лицом кампании должна быть Мадлен, а не мы. Мы будем, конечно же, продолжать давать интервью в ее интересах, но в остальном, если не произойдет чего-нибудь важного, постараемся держаться в тени и перестанем комментировать повседневные дела. Не было никакого смысла снижать значимость нашей кампании беспрерывными упоминаниями о ней.

Однако, к нашему удивлению, представители СМИ, и особенно фотографы, похоже, не собирались покидать Прайя-да-Луш. Это ставило нас в довольно неудобное положение и привело к некоторым разногласиям с Жюстин Макгиннесс, новым координатором нашей кампании. Поскольку сказать нам было почти нечего, а газетам по-прежнему нужны были все новые и новые наши фотографии, получалось, что мы просто удовлетворяли потребности таблоидов без какой бы то ни было пользы для Мадлен. Не было никакой необходимости изо дня в день заваливать читателей нашими фотографиями, к тому же помимо фотографов оставались и журналисты — кто-то же должен придумывать подписи к снимкам, даже если писать было по сути не о чем. Наверняка именно на этой почве появились многие из нелепых историй, приукрашенные словами, якобы услышанными от нас, или полученные из «источников, близких к Макканнам». Дров в печку СМИ мы не подбрасывали, поэтому в течение июля и августа нередко случалось, что появлявшиеся в португальской прессе критические статьи в наш адрес перекочевывали на первые страницы британских газет.

Объявив о своих намерениях держаться на заднем плане, мы поговорили о том, как с пользой для дела распоряжаться средствами фонда в будущем, если поиски Мадлен затянутся. Поездки в Испанию, Германию, Нидерланды и Марокко открыли нам глаза на истинные масштабы таких проблем, как жестокое обращение с детьми, торговля детьми и эксплуатация детей. Мы осознавали, что должны расширить рамки нашей кампании, чтобы охватить как можно больше жертв этих чудовищных преступлений. Мы, например, узнали, что в Европе до сих пор не существует единой эффективной системы спасения детей. Получая неоценимую помощь и поддержку, мы считали своим моральным долгом попытаться сделать хоть что-то для того, чтобы Европа стала более безопасным местом для детей. Если, не приведи Боже, мы не сможем помочь Мадлен, пусть то, что мы пережили этот кошмар, принесет пользу хоть кому-нибудь.

Сексуальные преступления, в особенности сексуальные преступления против детей во всем мире превратились едва ли не в повседневное явление. К тому же жертвы индустрии детской порнографии становятся все более юными: почти каждому третьему из них нет и шести. От того, что я узнавала, у меня сердце обливалось кровью. Меня как образованного и неравнодушного человека и как мать повергло в ужас то, что я так мало знала об этом. У меня возникло такое чувство, будто до этого я жила на Луне.

Еще одним ценным источником информации была леди Кэтрин Мейер, подруга Шери Блэр, о которой последняя упоминала в телефонном разговоре со мной. Кэтрин, жена бывшего посла Великобритании в США, создала организацию «Родители и похищенные дети вместе» (РПДВ) после того, как ее двоих сыновей похитил ее бывший муж. С тех пор она без устали боролась за привлечение внимания мировой общественности к подобным преступлениям. Я восхищаюсь ею, зная, как преданно и страстно она занимается защитой детей. Она инициативна, решительна, обладает прекрасным чувством юмора и не боится говорить то, что думает. Это незаменимые качества на таком поле деятельности, где столь часто приходится сталкиваться с бюрократизмом и волокитой.

В конце июня Джерри поговорил по телефону с Эрни Алленом, генеральным директором американского Национального центра по делам пропавших и эксплуатируемых детей (НЦДПЭД). Эта организация появилась в 1984-м благодаря усилиям Джона Уолша и его жены Реве, которые сумели убедить конгресс в необходимости этой меры. Когда их шестилетний сын был похищен и убит во Флориде в 1981-м, они прошли через такие же боль и безысходность, какие испытывали сейчас мы. Сегодня НЦДПЭД всячески помогает правоохранительным организациям, расследующим дела о похищении и эксплуатации детей, а также занимается тренировкой и обучением людей, работающих в этой области.

Я вошла в комнату, когда этот продлившийся почти час разговор подходил к концу, и увидела, что мой муж просто-таки светится оптимизмом. Он уже решил лететь в Вашингтон первым же рейсом, чтобы больше узнать о работе НЦДПЭД. Воодушевил Джерри не только позитивный настрой Эрни, но и упомянутые им многочисленные примеры того, как находились пропавшие дети, иногда даже через годы. Надежда действительно была. В таком приподнятом настроении я не видела Джерри уже два месяца.

Несмотря на то что наша жизнь была непредсказуемой и обычной ее уж точно не назовешь, случались дни относительного спокойствия, когда время проходило бессобытийно. Однако потом обрушивался гром среди ясного неба, и мы снова забывали о покое. К сожалению, судьба чаще всего преподносила нам неприятные сюрпризы. Больнее всего было, когда это происходило по чьему-то умыслу и с недобрыми намерениями.

Нередко у нас пытались вымогать деньги, что было причиной большинства наших встреч с Рикарду Паива. Один такой случай, произошедший в конце июня, можно назвать типичным. Некий голландец прислал на электронный адрес судебной полиции письмо, в котором утверждал, что ему известно, кто похитил Мадлен и где она находится. Естественно, за эту информацию он хотел получить деньги. По совету полицейских Джерри завел специальный электронный почтовый ящик для общения с этим человеком — надо было выиграть время, необходимое сыщикам на поиски голландца по IP-адресу. Джерри должен был пересылать все его сообщения полиции и отвечать согласно их указаниям. Этот человек посылал письма из интернет-кафе и уже через несколько дней, 6 июля, был арестован в Нидерландах (насколько я помню, это произошло в казино). Еще одна пара, итальянец и женщина из Португалии, были задержаны за неделю до этого за вымогательство. Поскольку они еще до этого были объявлены в розыск французской полицией, для меня остается загадкой, почему они решились привлечь к себе внимание таким образом.

К счастью, случались и приятные неожиданности, источником которых были некоторые прекрасные люди, вошедшие за последнее время в нашу жизнь.

В начале июля мы получили следующее письмо:

«Дорогие Макканны!

Мне очень жаль, что наши СМИ так вторгаются в вашу жизнь. У меня в Пр.-да-Л. свой домик. Если захотите зайти ко мне на обед или ужин в любое время до следующей среды, позвоните, дайте мне знать.

Я сносно готовлю.

С уважением,

Клемент Фрейд»

Мне стыдно признаться, но мы с Джерри поначалу решили, что это письмо — чей-то розыгрыш. К еще большему стыду, мы слышали имя сэра Клемента, но, если бы не Сэнди и Жюстин, так, наверное, и не вспомнили бы, кто это. Оправдывает ли нас то, что он был известен в слишком многих обличьях: юморист, член парламента, ресторатор, игрок, журналист, рекламист собачьего корма, радио- и телеведущий?

Джерри позвонил ему, и сэр Клемент пригласил к себе на обед нас семерых: Джерри, меня, Шона и Амели, Триш, Сэнди и Жюстин. Встреча была назначена на следующий день, за несколько часов до его отъезда в Англию. Тогда сэру Клементу было восемьдесят три, но разум его все еще оставался острым как бритва (до самой смерти в 2009-м он был неизменным участником выходящей на Би-би-си «Радио 4» игры «Всего лишь минута», участники которой должны в течение одной минуты говорить только на заданную тему, без подготовки, без повторов слов и без раздумий. Я вообще-то побаиваюсь очень умных людей, но Клемент оказался необычайно теплым, веселым и приятным человеком. Первое, что мы от него услышали: «Не желаете ли земляничной водочки?» Был полдень.

Пытаясь понять, не шутит ли он, я на секунду задумалась. Вид у него, как всегда, был невозмутимый. Не желая показаться невежливой, я ответила: «Э-э-э… Да. Неплохо было бы». Конечно же, замечание Клемента о том, что он сносно готовит, было шуткой. Помимо прочих своих достижений, он был профессиональным поваром и много лет писал о еде и ресторанах. Могу подтвердить: в тот день он приготовил нам воистину божественный обед. Для начала он угостил нас кресс-салатом с яйцом, а потом подал ризотто с курицей и грибами, лучшее ризотто из всех, какие мы ели до и после этого. Клемент очень подбодрил нас своим юмором, надо сказать, довольно мрачным, и продолжал это делать по электронной почте, когда вернулся в Англию.

Через несколько дней мы получили еще одно приглашение — от Рикарду Паива и его супруги. Они звали нас к себе в Лагоа Норте на ужин. Мы с радостью приняли это приглашение. Нам было очень важно поддерживать близкие, дружеские отношения с человеком, который официально занимался делом нашей дочери, даже если подобное было не принято. Благодаря этому мы чувствовали, что Рикарду и его жене по-настоящему небезразличны мы и, что намного важнее, Мадлен. Шон и Амели пришли в восторг, познакомившись с их сыном, тем более что у того было множество игрушек, которыми он с ними охотно поделился. К нам присоединились еще две пары, соседи Рикарду.

То был хороший вечер (если в моем новом холодном мире может быть что-то хорошее), хотя мне и было трудно по-настоящему расслабиться и получить удовольствие от душевной компании. Рикарду угостил нас превосходным мартини, а его жена приготовила фантастический ужин. Она и их друзья почти не говорили по-английски, но зато у нас была возможность поупражняться в португальском.

2 июля мы переехали в Парке Луш, что примерно в десяти минутах ходьбы от «Оушен клаб». Там мы арендовали виллу, самую дешевую, какую смогли найти (Джерри уже был в неоплачиваемом отпуске). В номер 4G компания «Марк Уорнер» хотела поселить новых жильцов, и, я думаю, поэтому они взялись потихоньку, без лишнего шума выселять нас. Вообще-то они относились к нам благосклонно и с пониманием, но прожили мы у них больше двух месяцев и вполне осознавали, что наше присутствие лишало покоя остальных гостей. Как и всем вокруг (за исключением нас, к сожалению), им нужно было двигаться вперед. Впрочем, Шона и Амели из Клуба для малышей не исключали, а нам с Джерри разрешили продолжать пользоваться бассейном гостиницы.

Переезд был выгоден всем. На вилле мы наконец получили возможность уединиться. В «Оушен клаб» мы сняли небольшой номер для Жюстин, которая постепенно стала заниматься не тем, ради чего мы ее нанимали (вдобавок к управлению нашей кампанией на ее плечи легло посредничество между нами и СМИ), и вынуждена была проводить в Португалии больше времени, чем мы и она рассчитывали. Триш и Сэнди переехали с нами. Спали они на раскладушках в спальне, которую мы приспособили под офис. Когда у нас останавливались другие люди, они перебирались в номер Жюстин.

В среду, 11 июля, в Португалию вернулись Фиона, Рейчел и Рассел. Судебная полиция хотела «прояснить» их показания насчет Роберта Мюрата, устроив acareaçâo — очную ставку между свидетелями и arguido.

Формальная процедура требует свести вместе свидетелей и обвиняемых, чтобы подвергнуть их перекрестному допросу. Рассел, Рейчел и Фионе пришлось сидеть полукругом напротив Мюрата и его адвоката, Франсиско Пагарете, так близко, что, как позже рассказал Рассел, его колени буквально касались коленей Мюрата. Они какое-то время ждали — следователи сказали, что к ним должна присоединиться Сильвия Батиста, — но по какой-то причине она так и не появилась. На допросе также присутствовал Гильермину Энкарнасан.

Я уверена, что подобная процедура допроса была очень неудобной и неприятной для обеих сторон. Данные ранее показания Рассела, Рейчел и Фионы допрашивающий офицер Паулу Феррейра зачитывал вслух на португальском, после чего их переводил переводчик. Свидетелей попросили подтвердить, правильно ли изложены их показания. Те подтвердили. Как нам рассказывали, когда зачитывали очередные показания, Мюрат наклонялся вперед и пристально всматривался в того, кто их дал. Потом были зачитаны его показания, на португальском, что лишило Фиону, Рейчел и Рассела возможности оспорить какие-либо детали, после чего Мюрату задали несколько вопросов, опять же на португальском. На многие из них он по совету Пагарете не ответил (статус arguido давал ему на это право). После одного из вопросов они и вовсе вышли из кабинета, чтобы посоветоваться без свидетелей. Из всех ответов Мюрата наши друзья смогли понять лишь то, что вечером 3 мая его не было рядом с нашим номером и что все трое свидетелей лгут. Когда мы после допроса встретились с ними, все они были в ярости из-за поведения Мюрата во время acareaçâo.

На следующий день Джерри отправился в Лондон для участия в церемонии вручения национальной полицейской награды за храбрость. Газета «Сан», спонсор мероприятия, пригласила нас, чтобы вручить специальную награду. Но нельзя сказать, чтобы это приглашение нас обрадовало. Мы даже почувствовали себя несколько неловко, ведь мы не совершали никаких героических поступков, просто на нас свалилась беда и мы вели себя так, как и любые другие родители в подобной ситуации. Нас заверили, что мы можем не беспокоиться. Нам не обязательно было принимать какие-либо награды, нас хотели только как-то поддержать. Если бы мы решили, что это может нам помочь, мы были вольны приехать, хоть вдвоем, хоть один из нас — по нашему усмотрению. Мне не хотелось оставлять близнецов чаще, чем это было необходимо, и потому мы решили, что поедет Джерри, и только для того, чтобы выразить благодарность полиции. На церемонии он очень разволновался, особенно после того, как был показан отрывок из фильма «Не забывай обо мне». Правда, то же самое можно сказать и о многих полицейских, которые все как один встали и устроили ему овацию. Воспользовавшись тем, что оказался в Лондоне, Джерри в пятницу сходил в главное управление Центра защиты детей от эксплуатации онлайн, где провел несколько часов, знакомясь с работой этой организации.

В конце той недели я с детьми полетела в Англию. Джерри присоединился к нам в Йоркшире. Дело в том, что Майкл и Энн-Мэри попросили нас стать крестными их детей. Кэти и Патрика сразу после рождения они не крестили, и мне кажется, что решение сделать это сейчас возникло у них после того, что случилось с нами. Это заставило каждого из нас задуматься о том, насколько хрупка наша жизнь, о том, что в один миг она может пойти под откос.

Естественно, нам очень хотелось попасть на крещение. После похищения Мадлен я не была в Англии, и, несмотря на то что для меня путешествие было очень волнительным, это не было «возвращением домой». Хотя СМИ были склонны воспринимать это именно так. Мы даже боялись, что они и тут не оставят нас в покое и испортят наш семейный праздник. Поэтому, заручившись поддержкой властей и полиции, мы впервые за все это время все же сумели оторваться от вездесущих журналистов, надо сказать, к их огромному неудовольствию. Вместо репортеров церковь, где проходило крещение, окружили полицейские (никогда еще, заметил Джерри, в Скиптоне не собиралось так много блюстителей порядка), но это было более спокойное и не такое назойливое соседство.

Обратно в Португалию мы вылетели утром 15 июля, в тот самый день, когда в Прайя-да-Луш прибыл Дани Крюгель со своей установкой и командой помощников. Он описал принцип действия устройства, правда, довольно туманно, зато заверил нас, что успех обеспечен на восемьдесят процентов. Нам работать на его оборудовании он строго-настрого запретил, объяснив это тем, что не хочет раскрывать профессиональные тайны, пока не получит патент.

«Как это работает — большая загадка. Вся эта затея кажется нелепой и даже смехотворной, впрочем, не более нелепой и смехотворной, чем наше общение с медиумами, на что мы уже потратили немало сил и времени. Но терять нам нечего. Мы ведь решили “сделать все возможное”…»

Тон моей записи в дневнике весьма циничный, но вообще-то нас захватил энтузиазм Дани, хотя, думаю, это больше было связано с тем, что мы хотели хоть как-то, любым способом, сдвинуть следствие с мертвой точки, и дело здесь не в вере в его методы. Мы чувствовали, что любая деятельность — это лучше, чем постепенно возникающее ощущение застоя.

У нас по-прежнему было много работы: нужны были новые идеи для нашей кампании, да и оставлять без ответа тысячи писем и электронных посланий, которые мы продолжали получать, тоже не хотелось. После нескольких первых, самых тяжелых недель мы смогли больше времени уделять Шону и Амели. Мы были настолько разбиты, до того изглоданы болью и страхом, что нам начало казаться, будто мы перестали справляться с ролью родителей. Беда всех нас лишила многого, коснулась она и близнецов. У них не только отняли старшую сестру, мы отдалились от них, физически и психологически.

В середине июля я как-то застала Амели в нашей комнате, где она смотрела на фотографию Мадлен в рамочке, стоявшую на тумбочке у моей кровати. «Я скучаю по сестричке, — произнесла она отчетливо. — Куда она подевалась?» Меня этот вопрос застал врасплох. Я вдруг поняла, насколько недооценивала как ее понимание ситуации, так и словарный запас.

Как мать я часто ощущала, что вина ложится на мои плечи тяжким грузом. Близнецам нужна была наша любовь. Им нужны были мы. Человеческая потребность в любви безгранична, нередко говорили мне, а я так переживала из-за Мадлен, что однажды подумала: вдруг моей любви не хватит на Шона и Амели? Это стало еще одним поводом для терзаний. Но в той же степени, что мы были нужны им, они были нужны нам. Их веселый смех и искренняя любовь были лучшим лекарством от душевной боли, и мы всегда будем благодарны им за это, а Господу — за то, что они у нас есть.

Среда, 18 июля. День, когда моя жизнь пошла по спирали вниз. Сейчас, вспоминая о состоявшейся тогда встрече с Невесом и Энкарнасаном, я понимаю, что именно она стала поворотным пунктом, началом того, что ввергло нас в новый кошмар.

Единственный положительный момент той встречи — то, что мы обсудили много разных тем. Вот только это не принесло ничего, кроме разочарования, а некоторые моменты и вовсе были как нож в сердце. Следователи снова стали рассказывать нам о Мюрате, и снова они жаловались на нехватку убедительных улик. Ощущение отчаяния, вызванное бессилием полиции, вместе с тем, что они о нем рассказывали, породило во мне бурю негодования, что для меня совершенно нехарактерно. Сейчас мне кажется, что несколько месяцев я была будто одержима бесом, который овладел моими мыслями, наполняя меня злостью и даже ненавистью. И я не могла сдерживать клокотавшую во мне ярость. Мне нужно было выплеснуть ее на кого-нибудь, найти того, кто был причиной этого. Хоть сейчас мне известно, что судебная полиция не считала Мюрата преступником, его, можно сказать, преподнесли мне на тарелочке. Но стоит ли удивляться, что я вела себя именно так, если полиция всеми своими действиями подтверждала то, что именно этот человек виновен в том невообразимом ужасе и в той боли, которая выпала на долю нашей девочки?

Та встреча закончилась сокрушительным ударом. Дани Крюгель, на которого мы подсознательно возлагали большие надежды, предоставил полиции отчет о своих изысканиях. Его устройство зафиксировало «статический сигнал» на территории, прилегающей к пляжу, рядом с Роша Негра или на самой горе. Там есть виллы, многоквартирные дома и прочие постройки, но «статический сигнал» указывал на то, что Мадлен, скорее всего, мертва и похоронена где-то там.

Не знаю, сколько бы еще я вынесла. Каждая плохая новость, независимо от того, реальная или просто похожая на правду, неизменно приводила меня на грань нервного срыва — слезы, неостановимая истерика и остервенелые молитвы. Несколько раз я ходила к «камням», как мы называли безлюдный участок побережья вдали от променада. Поскольку любители купания и солнечных ванн предпочитают песчаные пляжи, место, где скалы подходят к самой воде, обычно было пустынным, и именно там я могла уединиться. До сих пор, приезжая в Прайя-да-Луш, я хожу туда, когда хочу побыть одна. Там я могу, позвонив кому-то из друзей, часами плакать в трубку, не произнося ни единого осмысленного слова. Сегодня был один из таких дней. Мне казалось, что я погружаюсь все глубже и глубже в какую-то черную тягучую трясину. Чего я не могла предположить, так это того, что мне придется долго из нее выкарабкиваться.

Впрочем, одна хорошая новость в тот день все же была. Нам стало известно, что английское Национальное агентство поддержки полиции (НАПП) совместно с португальской полицией запланировало провести новые широкомасштабные поиски в Прайя-да-Луш и на прилегающей территории. Мы давно уже пытались узнать, насколько масштабными были предыдущие поиски, и добиться проведения новых. 20 июля НАПП получило запрос от судебной полиции с просьбой оказать консультационную помощь в поисках. Прогресс! В последние недели португальская полиция стала больше прислушиваться к рекомендациям английских коллег, особенно после прибытия Жозе де Фрейтаса из британского ведомства по борьбе с организованной преступностью. Поскольку Жозе прекрасно владел португальским (его родители были родом с Мадейры), он сумел вывести сотрудничество с местной полицией на новый уровень, и СП стала более охотно делиться информацией.

До начала поисков было запланировано сделать подробную геологическую съемку местности с воздуха, земли и моря. Позже (гораздо позже) мы узнали, что португальская полиция дала указание английской команде проводить съемку, исходя из того, что Мадлен была убита, а тело ее спрятано. Предполагалось использовать георадар, устройство для зондирования стен и специальных собак. Обнародованные позже полицейские документы свидетельствуют о том, что НАПП было готово оказывать помощь и в поисках, основанных на других предположениях, но для этого был необходим запрос судебной полиции. Очевидно, такой запрос не был сделан. Похоже, на тот момент иные версии не рассматривались.

На этом втором, а может быть, даже третьем этапе поисков планировалось охватить и территорию, указанную Дани Крюгелем. Позже решили снова осмотреть и дом Роберта Мюрата, и номер 5А в «Оушен клаб». Несмотря на то что мы, рассуждая трезво, не придавали большого значения результатам работы южноафриканца, нам все же хотелось, чтобы они были проверены, — просто для очистки совести. Обнаружение тела было не единственной целью этого поиска. Оставалась надежда, что могут быть найдены какие-нибудь важные улики. К этому времени нам уже было известно о множестве случаев, когда улики ускользали от внимания сыщиков вначале и обнаруживались при последующих поисках. На этом этапе я еще в какой-то мере доверяла медиумам, а некоторые из них тоже советовали нам снова тщательно обыскать окрестности. Кто бы что ни думал, мы хотели быть уверенными, что сделано все возможное.

Миновал восьмидесятый день, а Мадлен все еще не с нами. Для меня именно этот день имел особое значение, потому что как раз на восьмидесятый день после похищения была найдена и освобождена бельгийская школьница Сабина Дарденн, которую удерживал у себя безжалостный насильник и убийца Марк Дютру. Я старалась побольше думать о таких «благополучных развязках», но нужно ли говорить, что с каждым очередным сроком я лишалась частицы сердца. В тот самый день, 22 июля, в «Санди экспресс» появилась статья с заголовком «Призвать к ответу родителей Мэдди!». За «небрежное отношение», как было сказано в статье. К этому времени для нас подобные нападки уже были не в новинку, и все же и меня, и Джерри очень задело то, что автор этой статьи делал нас косвенно виновными в похищении Мадлен. Больнее всего нам было не оттого, что люди могли так думать о нас, а оттого, что нам еще раз напомнили, что это мы, пусть и непреднамеренно, дали возможность хищнику сделать свое черное дело. Мы оставили Мадлен одну, и, как я уже говорила и как повторю еще не раз, чувство вины за это — наш тяжкий крест, который мы будем нести до конца своих дней. А что до похитителя, он, наверное, посмеивался самодовольно, думая: правильно, обвиняйте ее родителей, только не трогайте меня, чтобы я мог спокойно, оставаясь в безвестности, продолжать заниматься своим делом — похищать детей.

Неужели все забыли об этом человеке? Кем бы он ни был, он по-прежнему оставался на свободе.