Магнетизерка

Глава двадцать пятая

Новый день всякий начинает по-своему.

Кто-то встает еще затемно, завтракает вчерашними штями с краюхой хлеба и идет кормить скотину и протчую живность, включая малых детей в лубяных люльках под закопченным потолком.

Кто-то, облачившись в иноческую рясу, истово творит утреннюю молитву, первую на дню, затем берет лопату или мотыжку и идет на монастырский огородишко ковыряться в грядках с редисом, морковью и капустой, ежели тому пришло время.

Кто-то, продрав глаза и наспех глотнув спитого чаю, отправляется в опостылевшие присутственные места марать листы, превозмогая себя и считая дни до окончания двадцатилетнего срока службы и получения пенсиона по выслуге лет, а кого-то будят на походном бивуаке резкая барабанная дробь и пронзительный хрип побудочной трубы.

Кто-то лениво потягивается и, подергав сонетку над изголовьем кровати, ожидает кофею или стопку водки прямо в постель, а есть и такие, кои только укладываются спать, вернувшись из клуба, с бала, дружеской пирушки или раута, а то и с затянувшегося званого обеда.

Мадемуазель Турчанинова начинала день с восходом солнца.

Когда она жила еще в имении отца, то по утрам, выйдя из дома, вставала лицом на восток и ждала, когда из-за неясной черты, за которой небо смыкалось с землею, выйдет солнце. И когда оно появлялось, разводила руки в стороны, закрывала глаза и стояла так, покуда не начинала чувствовать тепло, медленно поднимающееся вдоль всего тела от стоп к голове. А потом приходил восторг. Это значило, что солнце взошло и внутри нее. Таковой практике Встречи Солнца ее научил старый монах Братского монастыря Анастасий, когда она была еще девочкой. Сей монах, имея девяносто восемь лет от роду, верно, оттого и был бодр и светел, что каждодневно встречал солнце.

Живя в Москве, она встречала солнце в усадебном саду, а здесь, в Петербурге, она вставала в своей квартире лицом на восток и представляла восход солнца мысленно. И знаете, получалось.

— Опять вы?

— Опять я.

— Девица. К одинокому мужчине. Снова одна. С вами, и правда, не соскучишься.

— Это комплимент?

— Это констатация факта.

— А вы лжец, господин Татищев.

— Что вы сказали?!

— Правду. Вы не держите своего слова.

— Да будь вы мужчиной…

— Я не мужчина.

«И не женщина», — хотел съязвить Павел Андреевич, но промолчал. Анна, так и не дождавшись колкости, должной, по ее мнению, последовать за ее последней фразой, смягчилась:

— Ладно. Вас, я вижу, испортила ваша служба. И я пришла вовсе не для того, чтобы ругаться с вами.

Анна Александровна выдержала паузу и как можно непринужденнее добавила:

— Я знаю, что генерала Талызина убили. И знаю кто.

— Что вы говорите? — с нескрываемым сарказмом воскликнул Татищев, однако мысль, что это может быть правдой, все же промелькнула у него в голове.

— Не верите? По-моему, повода сомневаться в моих словах я вам не давала. В отличие от вас…

Наступила пауза, в течение которой оба смотрели друг на друга, соображая, как поступить дальше.

— Ну, нельзя сказать, чтобы я не догадывался, кто отправил генерала на тот свет. А что я делал после того, как вышел тогда от вас? — спросил вдруг Павел Андреевич, и в его серого цвета глазах запрыгали смешливые искорки.

Анна Александровна отступила на шаг и в упор посмотрела на Татищева. На мгновение показалось, что ее взгляд прожигает его насквозь, и он попробовал насмешливо улыбнуться. Губы не послушались. Турчанинова вдруг подняла руки ладонями ему навстречу и стала плавно водить ими от его головы к ногам. Подполковник почувствовал, что ноги становятся ватными и будто увеличиваются. Чувство места и времени потерялось, и Павел Андреевич уже не видел следующие пассы и раппорты, что совершала над ним Турчанинова, и только чувствовал, что рассыпается на крохотные невидимые частицы и словно растворяется в воздухе. Кажется, он что-то говорил, а может, говорил не он вовсе, а может, вовсе и не говорил. А потом, когда сознание вернулось к нему, он ничего не помнил и, как и минуту назад, стоял перед Турчаниновой.

— Я должна рассказать вам, что вы делали после того, как ушли от меня? — переспросила Анна Александровна.

— Именно.

— Извольте. Вы не взяли коляску, а пошли пешком. Петляли, как заяц, и шли проходными дворами, что попадались вам навстречу — проверяли, нет ли за вами слежки. Возле галантерейного магазина Бута вы остановились, какое-то время смотрели в стеклянную витрину, следя за отражениями прохожих. Когда вы убедились, что за вами никто не следит, вы пошли к себе на квартиру, где тотчас прошли в свой кабинет. Продолжать далее?

— Н-нет, довольно, — ответил Татищев, и смешливые искорки в его глазах потухли. — А откуда вам все это известно?

— Вы сами мне об этом рассказали, — как бы мимоходом ответила Турчанинова.

— Когда? — удивился подполковник.

— Да только что, — ласково произнесла она. — Так вы хотите знать, от чего умер Талызин?

Обескураженный Татищев не нашелся ничего сказать и молча кивнул.

— Может, предложите мне присесть? — в свою очередь насмешливо произнесла Анна, впрочем, нимало не удивляясь состоянию подполковника. Так всегда бывало с людьми, кои только что вышли из сомнабулического состояния и ничего не помнили о том, что говорили и делали, будучи погруженными в магнетический сон-явь.

— Да, прошу вас, — не сразу ответил Павел Андреевич.

Анна села в кресло и подождала, пока Татищев усядется напротив.

— Говорите, — скорее потребовал, чем попросил подполковник, наконец пришедший в себя.

— Скажу, — просто ответила Турчанинова и добавила: — Только после того, как вы мне ответите, удалось вам расшифровать записку Талызина или нет.

— Удалось, — коротко и крайне неохотно ответил Татищев.

— Что в ней?

— Это тайна следствия.

— Тайна? — кольнула его взглядом Анна Александровна. — Хорошо, тогда то, что я знаю, как и кто убил генерала Талызина, будет моей тайной.

— Вы обязаны содействовать следствию по закону, — заметил ей Татищев.

— Вам я ничего не должна, — отрезала Турчанинова, поднимаясь с кресел. — Прощайте.

— Погодите, — скрепя сердце произнес подполковник, когда Анна Александровна уже взялась за дверную ручку. — Что вы хотите знать?

— Я уже говорила вам: все, что знаете вы, — обернулась она, остановившись. — Все с самого начала.

«Вот ведь баба навязалась на мою голову! — подумал подполковник и тут же добавил про себя: — Ну, во-первых, не баба, а девица. Во-вторых, я действительно поступил не по-рыцарски, выманив у нее записку обещанием взять ее в дело и не взяв. К тому же она может быть полезна. Как бы она сама, без меня, не распутала это дело…»

— Хорошо, — сдался подполковник. — Задавайте свои вопросы.

Анна снова села в кресло. Татищев был хмур, но, похоже, выкручиваться и юлить не собирался. Что ж, это другое дело.

— Почему вам было поручено расследовать смерть Петра Александровича? — задала она свой первый вопрос.

— Столь скоропостижная кончина молодого генерала вызвала сомнение в ее естественности, — стал отвечать Павел Андреевич. — Кроме того, по столице поползли слухи, будто его отравили или он сам покончил с собой, не справившись с угрызениями совести.

— После апоплексии императора Павла? — осторожно спросила Турчанинова, дипломатично обойдя то, что было известно всем: генерал Талызин был одним из первейших зачинщиков тайного заговора против императора.

— Да, — коротко ответил Татищев. — Слухи надлежало либо развеять, либо подтвердить, вот мне и поручили расследовать причины его смерти. Аккуратно, не привлекая лишнего внимания и… лишних свидетелей, — посмотрел он выразительно на Анну Александровну.

— Понятно, — кивнула Турчанинова. — Дальше.

— Я ознакомился с врачебным заключением и протоколом осмотра квартиры и трупа генерала. Не нашел ничего, что бы указывало на хотя бы косвенные признаки насильственной смерти.

— То есть врачебное заключение такое же, как и на смерть адмирала де Риваса?

— Да, абсолютно такое же.

— Это навело вас на мысль осмотреть квартиру генерала и побеседовать с лакеями?

— Совершенно верно. Мне подумалось, уж не Магнетизер ли поработал.

— Правильно, — констатировала Анна.

— Благодарю вас, что вы оценили мою сообразительность, — не удержался, чтобы не съехидничать, Татищев.

— Не стоит благодарности, — нимало не смутилась Анна.

— Я осмотрел квартиру и провел дознание с лакеями, — продолжил Павел Андреевич. — И выяснил, что накануне у Талызина был некий посетитель в черном плаще и шляпе, надвинутой на самые глаза.

— Это Магнетизер. Выходит, он не уехал из города.

— Выходит, так. Он пришел почти сразу после того, как генерала покинула одна дама под вуалью, которую лакеи не знают.

— Мне знакома эта дама, — заверила его Анна Александровна. — К смерти Петра Александровича она никакого касательства не имеет.

— Вы это знаете наверное? — спросил подполковник.

— Абсолютно.

— Но вы все равно должны будете назвать мне ее имя.

— Позже. Продолжайте, пожалуйста.

— А это, собственно, все. Да, — оживился подполковник, — они, Магнетизер и генерал, несомненно, были знакомы и поздоровались особым рукопожатием, каковым здороваются масоны.

— Если бы масоны… — раздумчиво произнесла Турчанинова.

— Прошу прощения, что вы сказали? — не понял Павел Андреевич.

— Ничего, — не стала ничего объяснять Анна. — Что было в записке?

— В записке? Ах, да.

Павел Андреевич поднялся и вышел из гостиной. Через полминуты он вернулся, держа в руках лист бумаги.

— Вот.

Прочитав это, Анна вопросительно взглянула на Татищева.

— Как вам это удалось?

— Я нашел ключ, — просто ответил Павел Андреевич, усаживаясь на место. — Как я и предполагал, это оказался набор цифр, не случайный, конечно.

— Какой именно?

— Одна тысяча триста девяносто.

— «Опасность».

— Совершенно верно.

— Курносый — это, конечно, Павел, — еще раз прочитала записку Анна. — Выходит, император для кого-то представлял опасность?

— Да. Надо полагать, в связи с книгой, которую он получил от Улисса. Очевидно, в ней содержалось нечто такое, знание чего и делало императора опасным. Вот его и…

— Убили, — закончила за Татищева Анна Александровна.

Она откинулась на спинку кресла.

— Значит, поначалу его не хотели убивать…

— Возможно, его только хотели заставить отречься от престола в пользу цесаревича Александра, — медленно произнес Татищев.

— Возможно, — согласилась Анна. — А кто такой Улисс?

— Ну, вам ли с вашим знанием языков этого не знать?

— Откуда вы так много про меня знаете?

Татищев уклончиво промолчал.

— Понятно, — медленно произнесла Анна. — Я забыла, где вы служите.

— Именно, — подтвердил Павел Андреевич.

— Улисс по латыни это Одиссей.

— Верно.

— А кого в записке называют Улиссом-Одиссеем?

— Не знаю, — просто ответил подполковник. — Но этого человека необходимо найти. С него и этой книги все началось. И если императора устранили из-за книги, может, и генерала Талызина убрали по той же причине?

— Выходит, Талызин организовал, как вы говорите, устранение Павла и изъял книгу, а потом его же за это и убили?

— Вы неплохо соображаете, сударыня, — произнес Татищев серьезно. — Однако генерала убрали вовсе не за то, что он был зачинщиком заговора против императора. Их было несколько, к тому же генерал Талызин лично не принимал участия в расправе над императором.

— А вам что, доподлинно известно, кто убивал императора? — удивилась Анна.

— Конечно.

— Почему же вы их не… накажете?

— Сударыня, теперь вы задаете глупый вопрос. Кто даст мне или еще кому бы то ни было сделать это? Официально государь почил от апоплексического удара.

— Так что, убийцы императора останутся жить-поживать, как ни в чем не бывало?

— Пока — да. Теперь все они ходят в героях, спасителях Отечества, — зло усмехнулся Татищев, — однако придет время, и им все это аукнется.

— От кого?

— От самого цесаревича, то есть от императора Александра Павловича, — подвел черту сим рассуждениям подполковник. — Не-ет, — вернулся к прежней теме Татищев, — генерала Талызина Магнетизер устранил вовсе не за участие в заговоре. Его убили за эту самую книжицу, что он изъял. Возможно, он ее даже не читал, а только держал в руках, но его все равно убрали.

— Только за то, что он держал какую-то книгу в руках? — недоверчиво спросила Анна.

— Только за это, — подтвердил подполковник.

— Что же это за книга такая, что даже подержать ее в руках равносильно смерти?

— Боюсь, мы с вами об этом никогда не узнаем, — ответил Татищев.

Он замолчал, уставившись на узор напольного ковра. Молчала какое-то время и Анна.

— А я думала, императора убили масоны.

Татищев вскинул голову и встретился с ее взглядом. Ее черные глаза с совершенно бездонной глубиной влажно поблескивали и излучали голубоватый свет.

«Какие прекрасные у нее глаза», — отметил Павел Андреевич.

— Масоны только исполнили приказ. Заговор составили не они, а некая организация, что зовется Верхней Вентой, — произнес подполковник, отводя от Турчаниновой взор.

— Так Верхняя Вента и есть, верно, их головная ложа, — сказала Анна.

— Может быть, — произнес раздумчиво Татищев. — А может и не быть. Мне вообще кажется, что все эти французские, шведские, английские согласия и ложи созданы просто для отвода глаз. Это прикрытие чего-то более масштабного. Масонство — просто прихожая чего-то несоизмеримо огромного, куда вход простым смертным заказан. А все эти ложи наводят тень на плетень и служат для исполнения неких задач, конечная цель коих известна лишь единицам. Но эти единицы из другого департамента. Совершенно из другого. Возможно, масонские ложи есть меньшие организации иной, более крупной Организации или Ордена, вершащего судьбы мира. Он, надо полагать, для этого и создан. И очень, очень давно. Хотите, я открою вам одну тайну? — произнес вдруг Павел Андреевич.

— Хочу, — просто ответила Анна.

— «Веление Верхней Венты: царевича Димитрия убить, да обставить так, будто сие случай не щастный», — процитировал подполковник. — Знаете, что это такое?

— Нет, — покачала головой Анна.

— Это содержание одной грамотки, записки от пятьсот девяносто первого года, когда был убит в Угличе сын Ивана Грозного Димитрий, — пояснил Татищев. — Сие послание, так похожее на записку Талызина, тоже было шифрованным. Оно было найдено у одного из убийц царевича. Как вы думаете, каким был ключ той шифровки?

— Тысяча триста девяносто! — быстро ответила Анна.

— Точно! — уважительно посмотрел на Турчанинову Павел Андреевич. — Но главное не в этом. Эта Верхняя Вента уже в те времена отдавала приказания! А может, и еще ранее.

— Уж не эта ли Вента устроила нам татарское иго? — раздумчиво спросила Анна Александровна. — После чего развитие Руси пошло совсем по иному руслу, кому-то весьма выгодному.

— Я бы сказал, нужному. — Татищев мельком глянул на задумавшуюся гостью. Что ж, в уме и сообразительности ей не откажешь. — Когда я прочитал записку из бюро Талызина, я примерно так и подумал, — раздумчиво произнес он. — Когда пришли татары, Русь пошла по иному пути развития, и это кому-то было надобно. Когда убили царевича Димитрия, пришел конец династии Рюриковичей, в чем тоже был кто-то заинтересован, и наступило смутное время, в каковое российский престол едва не отошел полякам. Первый и второй самозванцы Лжедимитрии, надо полагать, тоже дело рук сей Организации или Ордена, в руках коего Верхняя Вента была и есть вернейшее орудие исполнения. Или это сама Верхняя Вента есть тайный Орден. Очень могущественный и древний…

— И, похоже, члены этого Ордена никуда не торопятся, — заметила Турчанинова.

— Возможно, — нехотя кивнул Павел Андреевич. — Но иногда им приходится принимать решения на скорую руку. Как с де Ривасом и Талызиным.

— И императором Павлом, — добавила Анна Александровна.

— Согласен, — сказал Татищев.

— А зачем им все это нужно? — спросила Турчанинова.

Павел Андреевич вопросительно посмотрел на нее.

— Я хочу сказать, — поправилась Анна, — зачем все это нужно членам Ордена? Или Верхней Венте? Зачем насылать на Русь татар, убивать царевичей, устраивать смуты?

— План, — коротко ответил подполковник.

Теперь настала очередь удивляться Анне Александровне:

— Поясните.

Татищев кивнул и через мгновение произнес:

— Ответ напрашивается всего один: у них есть план. Долгосрочный план. Всеобъемлющий. Архимасштабный. Стратегически продуманный и тактически выверенный одновременно. Поэтому-то они и не торопятся. И последовательно исполняют его пункт за пунктом.

— И кто его составитель?

Татищев пожал плечами:

— Какой-нибудь Верховный жрец древней страны, Шумера или Египта, которому вдруг открылись судьбы мира, и он решил что-то в нем поменять на свой вкус… Прорицатель, могущий предвидеть будущее, сумасшедший или человеконенавистник — не знаю.

— Но зачем им все это?

— Власть, сударыня. Власть и деньги — самые могущественные движители чаяний и поступков человечьей натуры. Или вам сие неизвестно? — посмотрел на Турчанинову Павел Андреевич. — Ах, да, прошу прощения. Поэткам подобные страсти неведомы или кажутся мелкими и недостойными их внимания.

— Нет, я вполне могу понять, о чем вы говорите, — сказала Анна.

— Тогда вы должны понимать, что это одно из величайших наслаждений — ощущать себя вершителем истории и судеб. Или просто участвовать в этом. Являться почти богом по отношению к огромным массам людей, странам и самому времени.

— А их конечный план?

— Власть над миром, — сразу ответил Татищев. — Сей орден, очевидно, по их замыслу, должен стать мировым правительством. А все остальные — его рабами.

— И Россия им в этом мешает, — сказала Анна Александровна совершенно без вопросительной интонации.

— Мешает. Более, чем иные страны, — согласился Татищев. Похоже, этот вопрос занимал его не меньше, нежели Анну Александровну. — Что-то пошло не по их плану — и они наслали на Русь татар. Мешали государи Рюриковичи — извели. Так им было надо. И ежели что-либо начинает идти не по их плану, они этот план поправляют. Абсолютно ничем не гнушаясь. А мы… Мы для них неудобны. — Татищев посмотрел в глаза Анны и снова подумал, что они чудо как хороши. — Мы же непредсказуемы…

— А «Петица»? — спросила Анна. — Почему она так их напугала?

— Ответ может быть только один. И его я хочу услышать от вас.

Павел Андреевич с любопытством взглянул на собеседницу.

— Что ж, извольте. — Турчанинова серьезно посмотрела на подполковника секретной службы. — «Петица» опасна тем, что может нарушить их планы. Нет, не нарушить. — Она немного помолчала. — Разрушить!

Татищев улыбнулся: ответ был в самую точку.

— Именно так. Впрочем, мы отвлеклись. Давайте вернемся к записке. Итак, что мы имеем? Мы имеем некоего Улисса, коий успел передать какую-то книгу императору. Уж не эту ли «Петицу»? И что значит «успел»? Имел аудиенцию у государя в последние его дни? Весьма вероятно.

— Значит, вам, господин подполковник, надлежит узнать, кого принимал император за несколько дней до своей кончины, — резюмировала Анна Александровна.

— Легко сказать, — задумчиво произнес Татищев. — Что ж, попробую. А вам, госпожа Турчанинова, — он посмотрел на Анну Александровну долгим взором, — надлежит заняться этим человеком в черном плаще и шляпе. Его, конечно, разыскивают и мои люди, и полиция, однако вы единственная, кто может его почувствовать, встретив где-нибудь на улице. У него, конечно, есть логово, откуда он выходит лишь в случае крайней нобходимости. Но выходит, ведь ему надо есть, пить, дышать воздухом…

— Легко сказать, — выдержав взор подполковника, произнесла Турчанинова, повторив его фразу и выдержав его интонации.

— Итак, решено, — подвел черту разговору Павел Андреевич. — На квартиры друг другу более не ездим. Встречаемся через… два дня в Летнем саду в беседке, что на Овальном пруду. Пруд сей располагается слева от Главной аллеи. Вам ясно?

— Ясно, патрон, — поднявшись с кресла, вытянулась в струнку Анна Александровна. — Разрешите выполнять?

Татищев поднял бровь и приоткрыл рот, намереваясь что-то сказать.

Но промолчал.