Машина грабежа. Военачальники, олигархи, корпорации, контрабандисты и кража богатств Африки

Ло получила часть своего гуаньси благодаря браку. Ее муж, Ван Сянфэй, - серьезный бизнесмен с финансовым образованием, занимавший места в самых престижных советах директоров Китая. Он изучал экономику в элитном университете Ренмин в Пекине и стал там доцентом финансов. Когда в 2002 году его жена и Сэм Па начали создавать свое бизнес-предприятие, Ванг уже два десятилетия работал в China Everbright, важном государственном финансовом конгломерате. Ван начал работать в Everbright в 1983 году, когда компания была основана как раннее воплощение стремления Дэн Сяопина к тому, чтобы Китай занял свое место на международной коммерческой арене. Компания выросла до активов стоимостью в сотни миллиардов долларов, включая собственный банк. Ван работал как в материнской группе в Китае, так и в ее дочерних компаниях в Гонконге, занимая ряд руководящих постов. Руководство China Everbright напрямую подчиняется Госсовету, высшему органу китайского правительства и самому влиятельному органу в стране после Постоянного комитета Политбюро Коммунистической партии, а его руководители входят в верхние эшелоны взаимосвязанных элит Китая. Среди коллег Вана по руководящему составу Everbright был человек под псевдонимом Сюэмин Ли. Он был братом Бо Силая, "Икара" китайской политики последнего времени, взлетевшего на вершину власти, пока пекинский истеблишмент не вычистил его.

Па и Ло выбрали удачное название для компании, которая должна была стать основой корпоративной сети, которую они начали строить. 9 июля 2003 года New Bright International Development Limited была зарегистрирована в Гонконге - одна из тысяч компаний, регистрируемых там ежемесячно. Вскоре после основания New Bright перенесла свой юридический адрес через пару кварталов от делового района Адмиралтейства в Two Pacific Place, небоскреб, перестроенный из казарм в офисы и магазины высокого класса по адресу 88 Queensway. Первый росток синдиката, который впоследствии станет известен как Queensway Group, был заложен.

У компании New Bright было два акционера. Одним из них, владевшим 30 процентами акций, была Ло Фонг-Хунг. Остальные 70 процентов принадлежали другой женщине, которая не обладала такими же полномочиями, как ее партнер. В то время как Ло излучала царственный авторитет благодаря своим очевидным связям с военными и партийной элитой, а Ванг мог похвастаться блестящим резюме, у Вероники Фунг была только одна заметная связь - с Сэмом Па.

Единственным зарегистрированным коммерческим предприятием Вероники Фунг до 2003 года, которое мне удалось обнаружить в ходе поиска документов компании, было 50-процентное участие в неясной компании, зарегистрированной в Гонконге в 1988 году и ликвидированной в 2001 году, под названием Acegain Investments Limited. В годовом отчете компании за 1993 год Фунг указывает адрес в Гонконге, ее род деятельности - "секретарь", а гражданство - британское, и это за четыре года до передачи Гонконга Великобритании. Ничто не указывает на то, чем занималась Acegain как компания, но в документах раскрывается личность человека, владевшего остальными 50 процентами ее акций. Его имя записано как "Гиу Ка Люн (псевдоним - Сэм Кинг)". Он также носит другие имена, не указанные в этом документе, в том числе Сюй Цзинхуа, Цуй Кинг Ва и Сэм Па.

Мне рассказывали, что отношения Вероники Фунг и Па выходят за рамки деловых. Ее называют его девушкой. Па познакомил с ней Хелдера Баталью в Макао, бывшем португальском форпосте и казино, расположенном рядом с Гонконгом, но Баталья сказал мне, что Па никогда не раскрывал, являются ли они парой и является ли она матерью его двоих детей. По некоторым данным, Сэм и Вероника женаты, хотя я никогда не видел свидетельства о браке. (Когда я написал штатному юристу China Sonangol, совместного предприятия Queensway Group с национальной нефтяной компанией Анголы, с просьбой уточнить, является ли Фунг доверенным лицом деловых интересов Па, он отказался отвечать на этот вопрос.)

Имя Сэма Па нигде не фигурирует ни в записях акционеров New Bright, ни в записях акционеров десятков других компаний, которые появятся по мере становления Queensway Group. Официально он не имеет прямой доли в основанном им бизнесе, хотя и получает от него крупные выплаты, а в публичных заявлениях иностранных правительств, с которыми они заключают сделки, ему присваиваются высокие титулы в компаниях Queensway Group. Обычно распределение акций в новой компании происходит в зависимости от размера капитала, вложенного в нее инвесторами-основателями, или в качестве вознаграждения за какие-то жизненно важные заслуги. Но ничто не указывает на то, что у New Bright был какой-либо собственный капитал. Как показали последующие события, компания была создана как инструмент, с помощью которого ее основатели могли превратить свои гуаньси в прибыль. Ло получила 30 процентов акций New Bright, чтобы отразить свою центральную роль; трудно понять, почему Вероника Фунг получила контрольный пакет акций компании на вершине ее корпоративной структуры, если бы не ее связи с Сэмом Па.

У Сэм Па, Ло Фонг-Хунга и ее мужа Ван Сянфэя было достаточно связей в партии, армии, правительстве и бизнесе, чтобы обеспечить им прикрытие, необходимое для выполнения роли посредника в самых важных зарубежных отношениях Китая. Им нужен был еще один кусочек гуаньси: кто-то, кто мог бы познакомить их с гигантом китайской нефтяной компании Sinopec, принадлежащей правительству. В 2002 году Па и Ло обратились к Ву Яну, человеку, который, по его собственным словам, был движущей силой и шейкером. Адрес, указанный им в документах компании, совпадал с адресом Министерства общественной безопасности в Пекине, в ведении которого находятся полиция и служба внутренней разведки, а также, по слухам, там располагалась приемная МГБ, службы внешней разведки. Ву, согласно его собственным показаниям, процитированным десять лет спустя в решении гонконгского суда, был "активен в деловых кругах на материке в течение некоторого времени" и имел "прочные и полезные связи в официальных кругах и с различными крупными компаниями", включая Sinopec. Ву согласился сделать несколько внедрений, за что получил бы вознаграждение в виде доли от заключенной сделки.

В конце 2003 года борьба за ангольскую нефть обострилась. Война закончилась уже больше года назад. Крупнейшие нефтяные компании мира боролись за доступ к одному из важнейших энергетических рубежей планеты, обхаживая футунго и тратя огромные средства на совершение инженерных подвигов, необходимых для того, чтобы направить буровые установки в залежи нефти, запертые глубоко под морским дном. Компания Royal Dutch Shell входила в число титанов отрасли, но она не спешила закрепиться в Анголе. Когда в конце 2003 года компания решила сконцентрировать свои инвестиции на Нигерии и выставила на продажу долю в ангольском нефтяном месторождении, нашлось немало желающих. Доля составляла 50 процентов Блока 18, концессионного участка размером в три раза больше Лондона у ангольского побережья. BP, которая владела остальными 50 процентами и была оператором проекта, нанимая буровые установки и буря скважины, уже обнаружила полдюжины нефтяных месторождений, содержащих около 750 миллионов баррелей нефти. Это был еще один ангольский мегапроект, в котором участвовали крупнейшие корпорации в мировой торговле: в том году Forbes назвал Shell и BP шестой и седьмой крупнейшими компаниями мира по объему выручки соответственно. Один из отраслевых аналитиков предсказывал в торговой прессе, что победителем торгов "вряд ли станет кто-то другой, кроме супермагнатов" - полудюжины гигантов отрасли, включая американские Exxon Mobil и Chevron и французскую Total.

Но времена менялись. Поднимались новые силы: контролируемые государством нефтяные компании, такие как Petrobras из Бразилии и Petronas из Малайзии, начинали теснить маститых "мейджоров". В апреле 2004 года стало известно, что индийская ONGC согласилась купить долю Shell в Блоке 18 за 600 миллионов долларов. Однако прошло несколько недель, и выяснилось, что Sonangol, государственная нефтяная компания Анголы, отказывается отказаться от своего права на покупку доли самостоятельно. К концу года Индия была отброшена своим гигантским соседом. Sinopec, китайская нефтяная группа, которая превращается в одну из крупнейших компаний мира, скупая активы за рубежом, купила долю Shell в блоке 18. Это выглядело как простой случай, когда одна растущая держава переиграла другую в борьбе за нефть. Но это была не вся история.

Примерно в то время, когда компания Shell заявила о своем желании продать свою долю в Блоке 18, делегация из Луанды отправилась в Пекин. Делегация провела переговоры с самыми влиятельными людьми в Китае, в том числе с вице-премьером Цзэн Пэйяном. Цзэн сделал образцовую карьеру в Коммунистической партии: получил образование инженера, служил дипломатом в посольстве Китая в Вашингтоне, учился в Центральной партийной школе, где готовят кадры для высоких должностей, занимал высшие посты в партийных органах экономического планирования, в том числе был заместителем директора комиссии по строительству огромной плотины "Три ущелья", а в 2002 году стал членом Политбюро и вице-премьером в 2003 году.

В состав делегации, посетившей Цзэна в конце 2003 года, входили Сэм Па, Хелдер Баталья и Мануэль Висенте, глава Sonangol, государственной нефтяной компании Анголы и неофициального казначейства Футунго. Способность Па организовать встречу с Цзэном, старшим государственным деятелем, стала одной из причин, по которой Баталья убедился, что его новый китайский деловой партнер пользуется поддержкой правителей Китая. Более официальной, чем эта, быть не может", - сказал мне Баталья. В 2005 году Цзэн посетит Луанду, чтобы обнародовать договор между Китаем и Анголой. Но сначала Мануэль Висенте и Сэм Па создадут теневой альянс, который поставит вновь обретенную верность Китая и Анголы на службу Futungo и Queensway Group.

Когда компания Shell выставила на продажу свою долю в блоке 18, Мануэль Висенте увидел в этом возможность. Как глава Sonangol, Висенте имел амбиции превратить национальную нефтяную компанию Анголы в международную силу, подобно ее коллегам из Малайзии и Бразилии. Однако, чтобы обойти индийского претендента, который был на грани покупки доли Shell, Sonangol нужен был финансовый спонсор. У нас не было денег, - сказал мне Висенте, - и мы искали партнера в Китае, который мог бы присоединиться к нам и получить эту долю, поэтому мы и создали эту компанию. Они получили кредит, мы заплатили Shell. Это было, скажем так, 800 [миллионов долларов]. И после этого, позже, мы обратились к Sinopec, другой китайской компании, одной из крупнейших".

Партнером, которого нашла компания Futungo, был Сэм Па и его недавно созданная группа Queensway. Созданная ими компания называлась China Sonangol. Китай находился на ранних стадиях своего проникновения в Африку, и, естественно, наблюдатели могли предположить, что China Sonangol - это не более чем то, о чем говорит ее название: партнерство между китайским государством и ангольской национальной нефтяной компанией. Но Висенте и Sonangol решили не иметь дело напрямую с правительством Китая и его государственной нефтяной компанией Sinopec. Вместо этого они начали бизнес с непонятной частной компанией, зарегистрированной в Гонконге и не имеющей никаких активов, кроме гуаньси ее основателей.

На уставе компании имена двух акционеров China Sonangol написаны от руки паутинным шрифтом. Миноритарным акционером, владеющим 30 процентами акций, была компания Sonangol. Держателем остальных 70 процентов была холдинговая компания, принадлежащая Queensway Group, с Ло Фонг-Хунгом в качестве подписанта. China Sonangol была зарегистрирована как компания в Гонконге 27 августа 2004 года. Семь недель спустя, 15 октября, на Каймановых островах была зарегистрирована компания под названием Sonangol Sinopec International Limited, совладельцами которой стали Sinopec, Sonangol и, хотя в ее названии нет никаких указаний на это, Queensway Group. Именно Sonangol Sinopec International Limited к концу года получила 50-процентную долю Shell в Блоке 18, а Sinopec организовала финансирование нового предприятия на сумму более миллиарда долларов.

Мануэль Висенте и Сэм Па создали анклав в нефтяной промышленности Анголы, корпоративный бункер в непрозрачных стенах Sonangol. Через сеть неясных компаний, зарегистрированных в Гонконге, "Футунго" подключилась к оффшорному механизму, который направлял политическую власть авторитарных правителей Анголы в частную корпоративную империю, которую начали собирать Па и его коллеги-основатели Queensway Group. Futungo меняла Cessna на Concorde, траулер на подводную лодку, а в двигатель своей грабительской машины влила немного китайского гуаньси.

Вместе со своими новыми партнерами BP продолжила разработку нефтяных месторождений Блока 18, и в октябре 2007 года проект начал качать двести тысяч баррелей нефти в день. В 2010 году доля Queensway Group в Блоке 18 оценивалась чуть менее чем в миллиард долларов. Ее доля нефти стоила около 3,5 миллиона долларов в день. (BP отказалась отвечать на вопросы о своих отношениях с китайской Sonangol).

Это было только начало. China Sonangol была включена в многомиллиардную финансовую сделку, в рамках которой банки предоставляли Sonangol кредиты, которые должны были быть погашены за счет доходов от продажи ангольской нефти компании Sinopec, после того как China Sonangol получит свою долю. За годы, прошедшие после первоначальной сделки по блоку 18, China Sonangol получила доли еще в девяти ангольских нефтяных блоках самостоятельно и в трех - через партнерство с Sinopec, что составило портфель активов в одной из самых быстрорастущих нефтяных отраслей мира стоимостью в миллиарды долларов. Но China Sonangol не бурит скважины и не качает нефть. Это трубопровод для нефтедолларов - и способ для Futungo использовать Сэма Па и его соратников в качестве авангарда в ресурсных государствах Африки. Если появляется возможность получить нефть, они звонят нам, принимая во внимание наше совместное предприятие", - сказал мне Висенте.

Исайас Самакува, лидер ангольской оппозиционной политической партии, в которую превратилась "Унита" после поражения в гражданской войне, сказал мне, что китайская Sonangol - "ключ ко всей поддержке, оказываемой господину душ Сантушу, к его правлению", но понять, как Футунго черпает богатство и власть в компании, невозможно, потому что "все находится в темноте".

Не все остается в тени. Корпоративные документы в Гонконге и других странах открывают проблески корпоративного лабиринта Queensway Group. Но, как и в случае со сделками Дэна Гертлера в Конго, многие следы исчезают за толстыми стенами оффшорных финансов. Например, Мануэль Висенте и другие высокопоставленные ангольские чиновники фигурируют в документах компаний наряду с основателями Queensway Group в качестве директоров компании под названием Worldpro Development Limited. В ее регистрационных документах в Гонконге нет никаких указаний на цель компании и говорится, что она полностью принадлежит World Noble Holdings Limited, зарегистрированной на Британских Виргинских островах - карибском архипелаге, где компании могут держать своих владельцев в секрете. Мануэль Висенте не оспаривает, что он занимал должность корпоративного президента China Sonangol, но он сказал мне, что делал это только как представитель доли Sonangol в компании, а не для получения какой-либо личной выгоды. Когда он перешел на новую должность президента, его преемник на посту главы Sonangol занял этот пост вместо него.

В отличие, скажем, от скрытых долей Висенте и его приближенных в ангольском нефтяном предприятии Cobalt International Energy, в проанализированных мною документах компаний нет ничего, что свидетельствовало бы о том, что кто-то из Футунго получает прямую выгоду от участия в компаниях Queensway Group. Однако Исайас Самакува из Unita в чем-то прав: дополнительные уровни секретности, которые обеспечили их договоренности с Queensway Group, сами по себе ценны для правителей ангольской "криптократии". Они создают новые скрытые проходы для Sonangol, компании, которая находится в центре дыры в государственных финансах Анголы, составляющей 32 миллиарда долларов. Важно, что эти проходы выходят за пределы Анголы, петляя по оффшорным налоговым гаваням и превращаясь в глобальную бизнес-империю, которую Queensway Group построит на ангольском фундаменте, простираясь от Манхэттена до Пхеньяна и проникая в другие африканские сырьевые государства. Спустя столетие после того, как король Леопольд был объявлен частным владельцем Конго, китайская компания Sonangol стала основным инструментом для тех, кто стремился сделать континент и его природные богатства своим личным достоянием, как иностранцев, так и африканцев.

С самого начала вокруг Queensway Group и компаний, с которыми она была связана, разгорелись скандалы, связанные с финансовыми нарушениями. Председатель совета директоров Beiya Industrial Group, китайской государственной железнодорожной компании, которая в ранние годы была связана с компаниями Queensway, был пожизненно заключен в тюрьму за взяточничество и растрату. В одном из первых предприятий по торговле нефтью в Конго-Браззавиле, другом производителе сырой нефти к северу от Анголы, Queensway Group сотрудничала с компаниями, связанными с правящей элитой, которые были замешаны в схеме использования фиктивных компаний для сокрытия доходов от продажи нефти. Затем, в 2007 году, успех Queensway Group едва не оборвался.

Начнем с того, что если China Sonangol была не более чем малоизвестной компанией, запутавшейся в сложных нефтяных сделках, то самым заметным лицом Queensway Group была компания под названием China International Fund (CIF). CIF, зарегистрированный в Гонконге в 2003 году, как и его родственную компанию, часто принимали за филиал китайского государства, отчасти из-за названия, а отчасти потому, что в первые годы китайского проникновения в Африку было вполне естественным, хотя и слишком упрощенным, предположением, что любая корпорация, управляемая китайцами, подчиняется диктату коммунистического режима в Пекине. Однако на деле все оказалось иначе. CIF полностью принадлежала основателям Queensway Group - Ло Фонг-Хунгу, партнерше Сэма Па, Веронике Фунг, и Ву Яну, китайскому нефтянику, который завел полезные знакомства в Пекине.

Основной бизнес CIF - инфраструктура. Подражая грандиозным пактам китайского государства в сырьевых странах Африки, Queensway Group через CIF берет на себя обязательства по строительству мостов, аэропортов и дорог, как правило, одновременно с нефтяными и горнодобывающими сделками. В 2005 году CIF организовал кредит в размере 2,9 миллиарда долларов для финансирования множества контрактов правительства Анголы, включая новый аэропорт, железную дорогу, два шоссе, дренажные работы в Луанде и жилищный проект. Когда я спросил Мануэля Висенте о Международном фонде Китая, он сказал мне, что он "полностью отделен" от многомиллиардных кредитов китайского правительства на оплату общественных работ в Анголе, обеспеченных нефтью. Но так же, как China Sonangol была не более чем посредником в теневых сделках, обеспечивших ей доли в ангольских нефтяных блоках, CIF был скорее брокером, чем реальным подрядчиком: большая часть работ выполнялась на субподряде у китайских государственных инженерных и строительных групп.

Специальное управление, созданное при президенте, - Gabinete de Reconstrução Nacional, или Управление национальной реконструкции, - курировало проекты CIF. Первоначально ключевым человеком в отношениях Футунго с китайцами был Фернандо Миала, шпион президента. Однако, когда деньги начали поступать в страну, между влиятельными лицами Футунго началась борьба за контроль над этими новыми, огромными потоками наличности. Миала обошел генерала Копелипу, начальника службы безопасности и магната, который вместе с Мануэлем Висенте участвовал в сомнительных деловых сделках, включая сделку с "Кобальтом". Падение Миалы было стремительным. В феврале 2006 года его уволили, а когда он отказался присутствовать при собственном понижении в звании с генерала до подполковника, его арестовали по обвинению в неподчинении и обвинили в заговоре против президента.

На суде в 2007 году Миала нарушил кодекс молчания Футунго и заявил, что китайские средства, предназначенные для восстановления Анголы, используются не по назначению. Приняв оскорбленный тон, министерство финансов Анголы в редком публичном заявлении призналось, что оно "ошеломлено" обвинениями бывших сотрудников разведки в "аномалиях при использовании китайской кредитной линии". Далее в заявлении перечислялись государственные и частные кредитные линии Китая и различные способы их использования. Но в нем также раскрывалось то, о чем до сих пор ходили только слухи: Китайский международный фонд находился в затруднительном финансовом положении.

Из-за высокомерия Сам Па, споров с субподрядчиками, неэффективного управления со стороны специального ангольского офиса, которому было поручено следить за китайскими кредитами, или, скорее всего, из-за сочетания трех факторов, амбициозные инфраструктурные проекты CIF ушли в песок. Когда подрядчикам перестали платить, строительные работы остановились. В Пекине росло беспокойство, что мошенник из Гонконга ставит под угрозу отношения Китая с поставщиком нефти, который становится все более важным. Министерство торговли предупредило китайские компании, чтобы они сократили свои сделки с CIF. В мае 2007 года, согласно полученному мной письму, гонконгский регулятор корпораций начал расследование в связи с обвинениями в том, что Hangxiao Steel, китайская сталелитейная группа, которой Международный фонд Китая предоставил контракт стоимостью 5 миллиардов долларов на реализацию жилищного проекта в Анголе, занималась манипуляциями на фондовом рынке.

Фоном для странствий Па послужила серия потрясений в высших эшелонах власти Китая. В 2007 году в китайской политике доминировала борьба в преддверии намеченного на октябрь Всекитайского съезда Коммунистической партии Китая - пятилетнего переходного периода, на котором должно было быть назначено новое руководство партии и страны. Цзэн Пэйян, вице-премьер, к которому Сэм Па получил доступ во время заключения своей первой сделки с ангольской нефтью, после съезда собирался уйти в отставку. Другие громкие имена уходили со сцены не так изящно. В июне Чэнь Тонхай неожиданно ушел с поста председателя совета директоров Sinopec, государственной нефтяной группы, которую он помог превратить в крупнейшую по доходам компанию Китая и для которой Queensway Group выступала посредником в Анголе. В официальном заявлении Sinopec говорилось, что Чэнь ушел по "личным причинам", но уже через несколько месяцев он был арестован и обвинен в "получении взяток, чтобы помочь другим, включая свою любовницу, получить незаконную прибыль", и в ведении "коррумпированной жизни". Позже его осудили за получение взяток в размере 29 миллионов долларов в период с 1999 по 2007 год и приговорили к смертной казни условно, что фактически означает пожизненный срок заключения. В партии и в Sinopec появились новые лица. По мере того как в министерствах и регулирующих органах росли подозрения в отношении деятельности Queensway Group, перед Сэмом Па все ближе становились стены. Его гуаньси стремительно истощались. Но у него оставалась одна карта, и это был туз.

Что бы ни говорили о нем в Пекине, Сэм Па стал незаменимой частью грабительской машины Футунго. Используя китайскую компанию Sonangol и Китайский международный фонд в качестве посредников в нефтяных сделках и инфраструктурных контрактах, правители Анголы создали для себя новый секретный инструмент для торговли нефтью и распыления своих нефтедолларов по всему миру. Когда Sinopec попыталась отделиться от своих совместных предприятий с компаниями Queensway в Анголе, предпочитая избавиться от посредников, Футунго отказал ей в этом. Алекс Вайнс, чьи исследования Queensway Group в качестве руководителя программы по Африке в британском Королевском институте международных отношений при аналитическом центре Chatham House включали интервью с ведущими китайскими нефтяниками, рассказал мне, что Мануэль Висенте сообщил государственным нефтяным компаниям Китая, что если они хотят вести бизнес в Анголе, то им придется действовать через эти совместные предприятия с компаниями Queensway Group. "Sinopec рассматривала это как краткосрочное совместное предприятие, чтобы войти, но потом поняла, что они заперты в нем, - сказал Вайнс. Когда посол США в Луанде в частном порядке попросил своего китайского коллегу прояснить отношения его правительства с China International Fund, пекинский посланник подчеркнул, что CIF - "частная компания", и заявил, что его посольство не имеет никакого отношения к ее сделкам с ангольскими властями. Что CIF действительно понравилось, сказал посол, так это "тесные отношения" с дос Сантосом. Сам Па стал привратником ангольской нефти, и Китай был бессилен обойти его.

Вскоре Queensway Group если и не вернулась в строй, то, по крайней мере, вновь стала терпимой к Пекину. Денежные проблемы China International Fund ослабли: в октябре 2007 года, в том же заявлении, в котором отвергались обвинения в неэффективном управлении китайскими средствами, министерство финансов Анголы сообщило о выпуске государственных облигаций на сумму 3,5 миллиарда долларов, чтобы поддержать находящиеся на грани срыва инфраструктурные проекты CIF. В том же месяце BP начала качать нефть с блока 18, причем Queensway Group получила право на три из каждых двадцати долларов прибыли.

Есть и те, кто называет Queensway Group ангелом спасения Анголы. Официальное китайское правительство хотело этого, а ангольское - нет", - говорит Хелдер Баталья, который, по его словам, ушел в 2004 году, когда Китай, Сэм Па и Futungo уже заключали первые сделки. Баталья говорит, что именно он убедил Сэм Па сосредоточиться на Анголе и что он гордится тем, что помог привлечь столь необходимые инвестиции на свою приемную родину. Для меня это было фантастикой, потому что моей главной целью было объединить две нации, поскольку в то время ни одна страна не была готова помочь им восстановить страну". Что касается China Sonangol и China International Fund, то он отмахнулся от опасений по поводу их интересов. Для меня это был огромный успех. Конечно, я хотел большего, но то, что они сделали, очень важно для страны. Я ни о чем не жалею. Я очень горжусь тем, что сделал". В конце войны демобилизовалось 150 000 человек. Нужно было найти для них работу, вложить деньги в восстановление".

Баталья продолжает: "Для рядового ангольца она очень изменилась - посмотрите на дороги, железные дороги, мосты. В Африке нет более независимой страны, чем Ангола. После Китая они развили отношения по всему миру. Они очень независимы. Это очень важно для самоуважения нации. Ангольцы очень гордятся тем, что они делают. Конечно, есть проблемы, но они есть и в Португалии, и в Великобритании. Когда две страны, такие как Ангола и Китай, объединяются, чтобы восстановить страну, компания посередине - это не очень хорошо для обеих".

Но в центре была одна компания - Queensway Group. После первых дерзких сделок Сэма Па в Анголе прошло десятилетие, прежде чем стало известно об истинной природе его сделки с правителем Анголы.

В 2011 году Ву Янг (Wu Yang), пекинский деятель, заявивший, что получил бесплатную долю в холдинговой компании Queensway Group, владевшей долей в China Sonangol, в обмен на помощь в урегулировании ангольской сделки с Sinopec, подал в суд на Ло, Веронику Фунг и саму холдинговую компанию в Гонконге. Ву утверждал, что ему причитаются дивиденды на сумму около 40 миллионов долларов, но они так и не были выплачены. Он потребовал предоставить ему возможность ознакомиться с бухгалтерскими книгами нескольких компаний Queensway Group, чтобы узнать, куда уходят все его деньги. В 2013 году судья в Гонконге разрешил ему это сделать. Судья рассказал о показаниях Ло по этому делу весьма красноречиво.

Ло признала, что проект Block 18, который до сих пор дает 180 000 баррелей нефти в день, был прибыльным, написала судья, но она заявила, что прибыль была направлена на другие цели. "Суть ее показаний... заключается в том, что деньги, полученные China Sonangol, пошли на финансирование проектов в Анголе, предпринятых для создания доброй воли. Она не называет конкретный проект и не объясняет, с кем [холдинговая компания Queensway, о которой идет речь] пыталась заручиться благосклонностью. Эти проекты были убыточными, и из ее показаний следует, что на их финансирование ушла прибыль, полученная от проекта "Блок 18"". Короче говоря, Ло Фонг-Хунг, главный сотрудник Сам Па в Queensway Group, признал перед судом, что его флагманская компания перенаправляла деньги на "выклянчивание милостей" в Анголе. Выражаясь деликатно, судья продолжил: "Я не понимаю, что можно оспаривать, что управлять компанией в Анголе в соответствии с тем, что в Гонконге считается лучшей деловой и бухгалтерской практикой, будет очень сложно, а в некоторых отношениях и невозможно".

Юридические тяжбы между Ву Яном и основателями Queensway Group продолжались. Но к тому времени Сэм Па достиг новых высот. Превратив свои гуаньси в фундамент корпоративной империи, он использовал свой ангольский опыт в качестве модели для сделок с репрессивными правителями других африканских сырьевых государств.

5. Когда слоны дерутся, трава оказывается вытоптанной

В пасмурный воскресный день в апреле 2013 года Фредерик Силинс был голоден. "Давай присядем, перекусим", - сказал он женщине, которая вышла из такси, чтобы встретить его в международном аэропорту Джексонвилля во Флориде. Согласно стенограмме их разговора, опубликованной впоследствии правительственным расследованием в Гвинее, пара нашла место, где можно перекусить, в шикарном терминале аэропорта и заняла свои места - Силинс, лысеющий француз лет пятидесяти, и Мамади Туре, стройная западноафриканка на двадцать лет младше его. Несколько минут они вели светскую беседу, говоря по-французски. По его словам, дочь Силинса родила накануне, и он впервые стал дедушкой.

Почти сразу же разговор перешел на деньги. Мне нужны наличные, немедленно", - сказала Туре. Силинс объяснил, что она может получить 20 000 долларов прямо сейчас и еще 200 000 долларов по прибытии в Сьерра-Леоне. Он также позаботится о билете на самолет. Она начала торговаться. Подошла официантка. Силинс перешел на английский, чтобы заказать сэндвич с курицей для Туре и салат "Цезарь" для себя. Он перешел на другой язык. В Сьерра-Леоне, соседней с Туре Гвинее, она могла быть спокойна, вдали от проблем, которые надвигались на них. Но Туре хотел уладить финансовые условия их договора. Разве Силинс не сказал, что даст ей 50 000 долларов вперед, а не 20 000 долларов?

Нет, нет, нет, - сказал Силинс. Слушайте внимательно, слушайте внимательно. Я рассказал вам о сделке". Он повторил ее еще раз. Несколько тысяч долларов были ни к чему. Сделка по документам и декларации была такой, как я вам сказал: мы уничтожаем все документы, вы получаете двести, а затем восемьсот, которые будут вашими, что бы ни случилось. Что бы ни случилось, у вас есть миллион, и он ваш".

Француз терял самообладание. Он уже много лет вел дела на диком западе Африки, но этот разговор был особенно деликатным. В руках у Туре было полдюжины подписанных контрактов, датированных 2006-2010 годами, в которых, очевидно, подробно описывалось, как она получит денежное вознаграждение и акции, если поможет организовать получение компанией BSG Resources (BSGR) концессий на добычу полезных ископаемых, включая права на Симанду, одно из богатейших в мире нетронутых месторождений железной руды, расположенное в отдаленном уголке Гвинеи. (Позднее, когда контракты стали достоянием общественности, BSGR заявила, что они были поддельными). Тогдашнее гвинейское правительство предоставило компании права на Симанду в 2008 году. Два года спустя Vale, крупнейшая в мире компания по добыче железной руды, согласилась заплатить 2,5 миллиарда долларов за долю в правах BSGR. Это был солидный доход от 160 миллионов долларов, которые BSGR потратила на предварительную разработку своих перспективных месторождений, и одна из самых впечатляющих сделок в новейшей истории африканской горнодобывающей промышленности.

Но теперь возникла проблема. Туре сказал Силинсу, что к ней приходили сотрудники ФБР. Причина их интереса заключалась в том, что она не была обычной гвинейкой: она была четвертой женой Лансана Конте, диктатора, который предоставил BSGR свои права за несколько дней до своей смерти в декабре 2008 года. Овдовевшая Туре переехала сначала в Сьерра-Леоне, а затем во Флориду, где ее навестили федеральные агенты, узнав о возможных нарушениях Закона о коррупции за рубежом и законов об отмывании денег, запрещающих переправлять в США доходы от коррупции.

В ходе ряда телефонных звонков и встреч, состоявшихся в течение предыдущих недель, Цилинс, который работал посредником BSGR в Гвинее, но, как подчеркивает компания, никогда не был ее сотрудником, пытался убедить Туре уничтожить документы до того, как они попадут в руки ФБР. Он убедил ее подписать заявление, в котором она отрицала, что играла какую-либо роль в предоставлении прав на добычу полезных ископаемых BSGR или получала какие-либо деньги от компании. Он убедил ее уехать из страны в Сьерра-Леоне. Помимо миллиона долларов, который он предложил за уничтожение документов, Силинс пообещал еще 5 миллионов долларов, если BSGR пройдет через пересмотр гвинейским правительством прошлых контрактов на добычу полезных ископаемых и сохранит свои интересы.

Вам что-нибудь нужно?" - спросила официантка, принеся заказ. Майонез, горчица? Силинс отослал официантку и снова обратился к Туре. Разговор перешел на семью, политику Гвинеи, погоду в Майами. Силинс заказал каждому по чизкейку и расспросил Туре об агентах ФБР, которые задавали ей вопросы. Она сказала, что сказала им, что у нее нет никаких документов, но агенты пригрозили получить повестку и доставить ее в большое жюри, которое было созвано в Нью-Йорке, чтобы заслушать доказательства обвинений в коррупции. Ее нужно быстро уничтожить", - сказал он. Официантка принесла Силинсу сдачу. "Нет, большое спасибо, - сказал он.

О, большое спасибо, - сказала официантка, - приятного аппетита!

Туре снова потребовал больше денег вперед. "Я не ребенок", - огрызнулась она. Силинс надул губы. 'Я устал от этого, Мамади. Что ты хочешь сделать? Скажи мне, что ты хочешь сделать. Я устала. Ты меня упрекаешь. Я прихожу, приношу тебе деньги, нахожу для тебя решения, делаю то-то и то-то. Я устал. Так скажите мне, чего вы хотите. Решайте сами". Он сказал ей, что в ее собственных интересах уничтожить документы - отказ от этого приведет ее в действие как "атомную бомбу". Он упрекнул ее в том, что она передала копии документов своему знакомому, который, в свою очередь, довел их до сведения властей Новой Гвинеи. "Я не говорю, что вы ребенок, но я говорю, что вы приняли несколько неверных решений", - сказал Силинс. Он сделал паузу и удалился, сказав, что ему нужно проверить табло вылета своего рейса.

Подошел мужчина. Встаньте, - сказал он Цилинсу. Руки за спину.

Бени Штейнметц родился в горном бизнесе. Младший сын Рубина Штейнметца, основателя одной из самых успешных израильских компаний по торговле алмазами, в 1977 году он завершил службу в армии и в возрасте двадцати одного года отправился на стажировку в Антверпен. Этот бельгийский порт был центром алмазной торговли на протяжении пяти веков и до сих пор является каналом, через который проходит подавляющее большинство необработанных камней, поступающих с отдаленных рудников, чтобы быть ограненными, отполированными и проданными ювелирам. Худощавый и статный, Штайнметц вскоре стал приобретать репутацию одной из самых грозных фигур в африканской алмазной торговле. Он покупал камни в охваченной войной Анголе. Компания, которую он основал вместе со своим братом, Steinmetz Diamond Group, стала крупнейшим покупателем алмазов у De Beers, картеля, который доминировал в торговле. Бриллиантовая империя семьи Штайнметц спонсирует болиды "Формулы-1" и демонстрирует свои камни на пышных вечеринках, устраиваемых рядом с такими эстетическими достопримечательностями, как Храм Рассвета в Бангкоке и Скарлетт Йоханссон.

По мере роста своего состояния Штайнметц добавил в свой портфель металлические рудники и недвижимость и переехал из Израиля в расположенный на берегу озера швейцарский город Женеву. В 2011 году Forbes поместил его на 162 место в списке богачей с состоянием в 6 миллиардов долларов, что значительно опережает Берни Экклстоуна и Ричарда Брэнсона и почти вдвое превышает состояние основателя eBay Джеффа Сколла. На его личном сайте неназванный знакомый цитирует: "Фраза "небо - это предел" неприменима к Бени. Для него небо - это только начало".

Штайнметц быстро отреагировал на изменения, произошедшие на рынке горнодобывающей промышленности на рубеже веков. Спрос быстрорастущих азиатских экономик на цветные металлы заставил горнодобывающие компании диверсифицировать свои операции, переключив инвестиции с таких сокровищ, как алмазы, на громоздкие сырьевые компоненты электропроводки и стали. Вместе с Дэном Гертлером, своим коллегой, израильским горнодобывающим магнатом, который поддерживал режим Кабилы в Конго, Штайнметц сделал ставку на Катангу, южное конголезское хранилище меди и кобальта в количествах, не превзойденных в других странах. Компания под названием Nikanor, в которой Штейнметц и Гертлер были основными акционерами, получила права на полуразрушенный медный рудник. В 2008 году Glencore, гигантский сырьевой трейдер, которому предстояло заключить еще не одну конголезскую сделку с участием Гертлера, купил эту группу. К тому времени Штайнметц приблизился к еще более желанному призу в другом бедствующем государстве франкоязычной Африки.

Когда в 1958 году французские колониальные правители покинули Гвинею, они сделали это в приступе постимперского саботажа. Ахмед Секу Туре, лидер освобождения Гвинеи, отверг предложение Шарля де Голля присоединиться к франкофонному союзу в Африке. Франция предоставила независимость, но за мстительную цену, отказавшись оставить даже лампочки в правительственных учреждениях. Секу Туре был неустрашим. "Мы предпочитаем бедность в свободе богатству в рабстве", - провозгласил он.

Бедность действительно была, но народ Гвинеи не знал свободы. Секу Туре стал первым в череде продажных и жестоких автократов. Новая независимая Гвинея, как и десятки других африканских стран, обладала лишь номинальным суверенитетом. Сверхдержавы и горнодобывающие компании держали власть в своих руках, приспосабливая свои альянсы к интересам господствующего деспота.

Гвинея избежала гражданских войн, раздиравших ее соседей, Сьерра-Леоне и Либерию, где повстанцы, финансируемые за счет продажи алмазов, отрубали руки. Не то чтобы вы знали об этом, глядя на Конакри, приморскую столицу Гвинеи. Малярийный мегаполис словно медленно разлагается в мульче тропической листвы. Внутренние районы страны настолько же бедны, насколько захватывающими являются их пейзажи. Страдая от нехватки звезд и плохого управления, Гвинея принадлежит к самому нижнему кругу бедности, наряду с Конго, Нигером, Сомали и некоторыми другими странами, где все показатели, измеряющие благосостояние человека, ужасны и намного ниже даже среднего африканского уровня. В среднем из каждой тысячи детей, рожденных в Швейцарии, все, кроме четырех, доживают до своего пятого дня рождения. К этому же возрасту умирают сто четыре гвинейских младенца на тысячу. 6 По промозглым, изрытым ямами улицам столицы бродит тревожное количество тех, кто выжил в младенчестве, но травматичный старт в жизни оставил их с церебральным параличом. 11-миллионное население Гвинеи значительно более малообразованно и нездорово, чем почти все остальные жители планеты.

Когда в 1984 году умер Секу Туре, Лансана Конте, солдат, который до обретения независимости служил во французской армии, а затем занял высокий пост в гвинейских вооруженных силах, оказался как нельзя кстати, чтобы возглавить переворот, положивший начало его четвертьвековому правлению. Он принадлежал к поколению лидеров - Мобуту в Конго, Бонго в Габоне и душ Сантуш в Анголе, - чьи десятилетия у власти в 1980-1990-х годах окончательно разрушили большие надежды, возлагавшиеся в годы после обретения независимости. Они правили с помощью воровства и репрессий, рассматривая нефть и полезные ископаемые своих стран как свою личную собственность. Они облепили себя машинами для грабежа. Но эти грабительские машины работают только в том случае, если их можно подключить к международным рынкам нефти и минералов. Для этого африканским деспотам нужны союзники в сырьевой индустрии.

Для страны размером не больше Великобритании Гвинея обладает непропорционально большой долей земных металлов. У нее огромные запасы полезных ископаемых", - сказал мне один из иностранных руководителей горнодобывающих компаний в Гвинее. Некоторые месторождения просто сказочные, не похожие ни на какие другие в мире". Страна располагает крупнейшими зарегистрированными запасами бокситов - руды, которую перерабатывают в алюминий, высокопрочный металл, являющийся одним из самых важных товаров в мировой экономике. Сплавы алюминия встречаются повсюду: в кухонной фольге, банках для напитков, упаковках для таблеток, самолетах. На протяжении десятилетий Гвинея входила в число крупнейших экспортеров бокситов. Но здесь также находятся огромные, нетронутые запасы единственного металла, более востребованного, чем алюминий, - железа.

Железная руда используется для производства стали - материала, без которого современный мир, каким мы его знаем, не существовал бы. Ежегодное производство стали в мире составляет 1,5 миллиарда тонн, то есть примерно одна тонна на каждые пять человек. Крупнейшие сталелитейные компании, среди которых ArcelorMittal, индийская семья Tata и китайская Baosteel, занимают лидирующие позиции в мировой промышленной экономике, которой нужна сталь для кораблей и мостов, вил и скальпелей. Как и крупнейшие добытчики железной руды: Vale из Бразилии и Rio Tinto, англо-австралийская горнодобывающая компания, которая выросла из компании XIX века, добывавшей медь на берегу испанской реки, и стала второй по стоимости горнодобывающей компанией в мире после своего великого конкурента BHP Billiton.

В 1996 году руководители компании Rio Tinto встретились с министром горнодобывающей промышленности Лансаной Конте, чтобы поговорить о разведке железной руды в гористой восточной части Гвинеи. В следующем году Rio получила разрешение на разведку вдоль 110-километрового хребта Симанду. В 2002 году геологи Rio обнаружили пласт руды такого высокого качества, что по размерам и ценности ему не было равных. Дальнейшая разведка показала, что в нем содержится более 2,4 миллиарда тонн первоклассной железной руды, что делает его лучшим нетронутым месторождением в мире. Но Симанду находится в 435 милях от побережья. Чтобы добыть руду, нужно было построить железную дорогу через труднопроходимую местность и огромный порт на ее конце. В общей сложности рудник и инфраструктура обойдутся примерно в 20 миллиардов долларов - крупнейшие инвестиции за всю историю африканской горнодобывающей промышленности.

Конте сменял премьер-министров, а его силы безопасности расправлялись с протестующими, но Rio сохраняла свои интересы. В 2006 году, после долгих лет препирательств с парламентом Гвинеи, компания наконец получила документ, известный как конвенция о добыче полезных ископаемых в Симанду, - юридические права на начало горных работ. Но дело продвигалось медленно. Гвинейские власти были разочарованы, и другие стороны начали проявлять интерес. Среди них был и Бени Штейнметц.

Штейнметц уже проложил себе дорогу в горнодобывающей промышленности Африки, и железная руда Гвинеи была заманчивой перспективой для BSGR, горнодобывающего подразделения семейного конгломерата, носящего его инициалы. Но BSGR столкнулась с двумя препятствиями. Во-первых, Гвинея была незнакомой территорией. Во-вторых, Rio Tinto заблокировала права на самые лучшие месторождения. Компании нужен был человек на месте, который мог бы решить, как действовать дальше. Им оказался Фредерик Силинс. С начала 2000-х годов Силинс вел бизнес по всей Африке, в том числе в Конго и Анголе. Вместе с двумя партнерами он также развивал то, что BSGR позже охарактеризует как "обширные деловые операции" в Гвинее Лансана Конте.

Цилинс начал работать посредником BSGR в Гвинее в 2005 году. Согласно интервью, которое он дал следователю много лет спустя, он слонялся по "Новотелю", отелю в Конакри, где останавливались все, кто был кем-то, собирая обрывки информации о Rio Tinto. Пока Rio составляла карту рудных тел Симанду, Силинс наносил на карту политические контуры Гвинеи. Нарабатывая контакты, Силинс все ближе подбирался к сердцу власти - президенту.

Как и многие другие гвинейские мусульмане, которые могли себе это позволить, Лансана Конте имел несколько жен. Он уже взял трех невест, когда в 2000 году познакомился с красивой восемнадцатилетней дочерью бывшего сослуживца из армии. Через год Мамади Туре стала четвертой женой президента. Они не жили вместе, но он поддерживал ее материально, и они проводили время в обществе друг друга в доме, который ей подарили, и на президентской вилле, обсуждая государственные дела.

Примерно в 2005 году к молодой жене президента пришел новый посетитель - человек, с которым семь лет спустя она будет вести тихий и напряженный разговор в аэропорту Джексонвилля. Согласно воспоминаниям Туре, которые стали важной частью доказательств, опубликованных в ходе последующего гвинейского расследования, при их встрече Силинс сказал ей, что BSGR хочет получить права на добычу железной руды. Чиновники и министры, которые помогут в этом начинании, получат долю в размере 12 миллионов долларов. Согласно версии Туре, подкрепленной контрактами, которые так хотел уничтожить Силинс, но которые, по утверждению BSGR, были поддельными, она начала продвигать интересы компании в обмен на соглашения о выплате ей миллионов долларов и предоставлении ей доли в гвинейском предприятии BSGR. (BSGR заявила, что никогда не производила никаких выплат Туре.) Сначала Туре отвезла Силинса на встречу с Лансаной Конте в президентский дворец. Вскоре после этого, в феврале 2006 года, BSGR получила свои первые права на добычу железной руды. Но компания хотела большего - кусочек Симанду.

Возможно, Туре не видела ничего предосудительного в своих отношениях с Силинсом и BSGR. В Гвинее Конте не было разделения между политикой и бизнесом. Страна, наряду с Ираком, Мьянмой и Гаити, была признана самой коррумпированной в мире. Все, что принадлежало государству, принадлежало Конте. Гвинейская жизнь была, в общем, нищей и короткой. Но Туре оказалась среди той небольшой группы гвинейцев, которая могла обеспечить им выход из нищеты - тех, кто пользовался благосклонностью диктатора. Спустя годы она вспоминала в показаниях под присягой, что, когда она спросила мужа о 200 000 долларов, которые, по ее словам, она получила после одной из встреч с Силинсом и другими эмиссарами из БСГР, "он сказал мне, что это моя удача".

После того как BSGR получила первые права, она активизировала свои усилия. Цилинс освободил место для высокопоставленных лиц из самой компании, вспоминает Туре. Ашер Авидан, который двадцать семь лет проработал высокопоставленным чиновником в министерствах иностранных дел и обороны Израиля, прежде чем присоединиться к BSGR в качестве главы ее гвинейского филиала, осыпал Туре подарками, вспоминает она. В одном случае, по словам Туре, Авидан провел ее в комнату, где на кровати для нее был разложен миллион долларов. Когда в 2014 году я обратился в BSGR по поводу этого и других инцидентов, описанных в заявлении Туре, компания отказалась отвечать на мои вопросы.

Наряду с подарками, которые эмиссары BSGR передавали влиятельным гвинейцам - среди них инкрустированный бриллиантами миниатюрный болид Формулы-1, который, как позже заявили представители компании, был подарен министерству горнодобывающей промышленности, а не частному лицу, - компания также сыграла на недовольстве правительства Конте медленными темпами работы Rio Tinto на Симанду. В 2008 году стратегия BSGR принесла плоды. В июле правительство лишило Rio Tinto прав на северную половину Симанду на том основании, что, по мнению Rio, компания пропустила сроки начала добычи, в результате чего она обязана, как это принято в отрасли, уступить часть своих владений. В декабре постановлением министерства эти права были переданы BSGR. Для Бени Штейнметца и его компании прорыв произошел как нельзя вовремя.

По сообщениям, Конте страдал диабетом и курил. 22 декабря 2008 года, через две недели после того, как BSGR завладела северной половиной Симанду, Конте умер. Если гвинейцы и надеялись, что избавление уже близко, то они ошибались. После двадцати четырех лет пребывания у власти смерть Конте оставила вакуум, в который быстро вмешалась армия.

После того как в 2007 году Сэм Па был близок к катастрофе, в следующем году он снова встал на ноги. Queensway Group удалось избежать последствий расследования, проведенного регуляторами фондового рынка в Пекине и Гонконге в связи с тем, что Китайский международный фонд, его инфраструктурное подразделение, предоставил китайской сталелитейной компании контракт на ангольский проект. Предупреждения, которые Министерство торговли Китая делало китайским компаниям о недопустимости ведения бизнеса с Queensway Group, были либо отменены, либо проигнорированы, что позволило восстановить важнейшую составляющую бизнес-модели синдиката - использование своего доступа к африканским правителям для заключения сделок как для себя, так и для китайских государственных групп.

Па возглавил головокружительное расширение интересов Queensway Group. Он приобрел престижную недвижимость на Манхэттене и продолжал ухаживать за Северной Кореей. Но Африка - и в частности Ангола - оставалась основой его империи. Чтобы повторить феноменально прибыльную модель, которую она построила с Мануэлем Висенте и ангольским Футунго, ей нужно было найти другие африканские страны, обладающие как природными богатствами, так и правителями, обладающими неразграниченной властью через теневое государство.

Рождественский переворот в Гвинее после смерти Лансаны Конте в конце 2008 года привел к власти малоизвестного армейского капитана лет сорока. Мусса "Дадис" Камара обладал челюстью, красным беретом и талантом к зрелищам. Как и многие другие путчисты, он провозгласил себя человеком, который будет чистить конюшни. Главари сетей по торговле кокаином, укоренившихся в силовых структурах, были публично осуждены, а сын Конте Усман признался по телевидению в причастности к наркоторговле и был брошен в тюрьму. Новое правительство проверит прошлые сделки по добыче полезных ископаемых. Хунта окрестила себя Национальным советом за демократию и развитие.

Молодой капитан был непредсказуем, параноидален и, судя по всему, вел ночной образ жизни. Он проводил совещания глубокой ночью и спал днем. Министров и инвесторов вызывали на его базу в казарме в Конакри, где бюрократы и бизнесмены в мантиях и костюмах смешивались с солдатами в форме. Дадис принимал посетителей в комнате, увешанной его портретами в героических позах. Он кричал в лицо приспешникам, заслужившим его гнев. Даже те, кого порицали за ошибки, боялись указать на то, что силач принял их за кого-то другого. Будучи шоуменом, Дадис с удовольствием обрушивался в прямом эфире на иностранных инвесторов и дипломатов, которых он считал неуважительными. Эти выступления стали известны как "Шоу Дадиса".

Вспыльчивый лидер хунты представлял собой разительный контраст с обходительным, космополитичным инвестиционным банкиром, который вернулся в Гвинею и занял влиятельный пост министра горнодобывающей промышленности. Махмуд Тиам был не первым членом своей семьи, которому довелось занимать государственные должности при деспоте: когда Тиаму было пять лет, его отец, бывший глава внешнеторгового банка Гвинеи, был назначен министром финансов, но через несколько дней попал в одну из чисток Секу Туре. Его арестовали, пытали и убили. Его маленький сын был отправлен в изгнание и оказался в США, где ему было предоставлено гражданство. Яркий и обладающий обаянием победителя, он получил экономическое образование в Корнельском университете и занялся банковским делом, поднявшись по Уолл-стрит. Сначала в Merrill Lynch, затем в нью-йоркском офисе швейцарского банка UBS, Тиам управлял состояниями богатых иностранных клиентов и консультировал министерства финансов и компании от Норвегии до Китая и Южной Африки. Он заработал достаточно денег, чтобы пожертвовать 4600 долларов на президентскую кампанию Барака Обамы в 2008 году.

Тиаму было уже за сорок, когда новая власть в Конакри дала ему повод вернуться домой. Он осмотрел горизонты гвинейской экономики и решил встряхнуться. 85 процентов экспорта Гвинеи приходилось на доходы от горнодобывающей промышленности, но правительство получало лишь гроши от ресурсов страны, которые находились под контролем некоторых из самых влиятельных фигур в этой отрасли. Министерство горнодобывающей промышленности, которое возглавил Тиам, представляло собой лабиринт разваливающихся коридоров, чьи сотрудники, хотя иногда и были блестящими, едва ли были готовы противостоять армиям юристов транснациональных корпораций. Но Тиам знал мир высоких финансов и заключения сделок. У него была ровная осанка, которую подчеркивали бритая голова и элегантные костюмы, и он был готов сцепиться рогами с большими зверями горнодобывающего бизнеса.

Первой целью Тиама стал алюминиевый гигант "Русал", добывающий бокситы в Гвинее, и его владелец, российский олигарх Олег Дерипаска. Дерипаска приобрел гвинейский бокситовый рудник и нефтеперерабатывающий завод в ходе приватизации 2006 года. Тиам утверждал, что цена, которую заплатил "Русал", была в разы меньше стоимости активов и что продажа была недействительной. Когда "Русал" под шумок разместил свои акции на Гонконгской фондовой бирже, Тиам потребовал, чтобы часть вырученных от продажи акций "Русала" средств пошла на погашение задолженности перед африканской страной, на долю которой приходилось около 10 процентов мирового производства бокситов компании. После включения предполагаемого экологического ущерба сумма, которую требовал Тиам, превысила миллиард долларов.

Русал отказался уступить, и противостояние затянулось. (Русал отказался удовлетворить требования о выплате денег, и после ухода Тиама и хунты компания восстановила свои отношения с правительством Гвинеи, объявив в 2014 году о начале работ на новом бокситовом руднике). Но это был лишь один фронт кампании Тиама. Как и других высокопоставленных гвинейских чиновников, его раздражало то, что он считал снисходительным отношением со стороны транснациональных корпораций, особенно наглых австралийцев из Rio Tinto. Рио с удовольствием превозносил Симанду как призовой актив, когда отбивался от попыток поглощения со стороны BHP Billiton, но Гвинея уже более десяти лет ждет, когда Симанду начнет давать руду.

Тиам усилил давление на Rio, угрожая лишить ее новых прав, если она не признает, что северная половина месторождения, которую Конте передал BSGR, была конфискована на законных основаниях. (Перепалки Тиама с Rio в конечном итоге побудили Генри Беллингема, министра по делам Африки в британском правительстве Дэвида Кэмерона, написать ему и трем другим высокопоставленным министрам письмо, лоббируя интересы компании и предупреждая, что любые дальнейшие действия против Rio, зарегистрированной в Лондоне, "станут негативным сигналом для инвесторов"). Тиам поддержал BSGR, утверждая, что наличие двух отдельных проектов по разработке Симанду обеспечит, наконец, приток руды.

Мы можем сидеть на этих запасах еще пятьдесят лет, как уже сидели пятьдесят лет", - сказал мне Тиам. Гвинея, - язвительно заметил он, - не была публичной компанией: в отличие от зарегистрированных на бирже горнодобывающих корпораций, таких как Rio, чьи акции дорожали за счет неразработанных запасов полезных ископаемых, страна ничего не получала, когда ее минералы лежали в земле. Мы получаем прибыль только тогда, когда экспортируем железную руду. У нас самая богатая и изобильная железная руда на Земле, а мы по-прежнему одна из беднейших стран".

По мнению его врагов, у Тиама были и менее благородные мотивы. В 2014 году компания Rio Tinto обвинила его в получении взятки в размере 200 миллионов долларов (впоследствии сумма была изменена до 100 миллионов долларов) от Бени Штейнметца за то, чтобы он защитил недавно выигранное право BSGR на северную половину Симанду. (Тиам назвал обвинения Rio "ложными, клеветническими и граничащими с комизмом" и описал их как попытку компании "отвлечь внимание от своего нежелания разрабатывать Симанду"; BSGR была столь же пренебрежительна: "Rio Tinto решила ничего не делать со своими правами на добычу, поэтому права на добычу были отобраны. Беспочвенные и странные иски, подобные этому, не изменят этого факта").

Симанду был главным призом страны, но до получения доходов от него оставалось еще много лет, и самой насущной задачей хунты было получить хоть какие-то деньги. Сразу после переворота Дадис пообещал, что организует выборы, передаст власть гражданским лицам и вернет своих парней в казармы. Но вскоре он дал понять, что собирается отказаться от своего обещания не выдвигать свою кандидатуру. Изоляция Гвинеи углублялась, а солдаты-халявщики быстро опустошали казну, которая и без того была исчерпана сокращением помощи после переворота. Это был вопрос выживания экономики", - сказал мне позже Тиам.

Однажды в середине 2009 года, через несколько месяцев после начала работы, Тиам обедал, когда ему позвонил коллега-министр и настоял на том, чтобы он бросил трапезу и приехал в Novotel для встречи с потенциальными инвесторами. По прибытии Тиама представили китаянке, с которой он раньше не встречался. Ею оказалась Ло Фонг-Хунг, соучредитель компании Queensway Group, принадлежащей Сэму Па. Тиаму сказали, что визит делегации организовал посол Гвинеи в Китае. China Sonangol, совместное предприятие Queensway Group с государственной нефтяной компанией Анголы, получало огромные доходы от продажи ангольской нефти, и Ло привлекла внимание Тиама внушительными цифрами. Она сказала мне, сколько денег они могут получить", - вспоминает Тиам. Я отнесся к этому немного скептически, но сказал им, что они могут присоединиться, если вы настолько велики, как говорите". Сэм Па появился и тоже представился. После встречи Тиам рассказал Дадису о встрече.

Тиам решил навести справки о новых потенциальных инвесторах, чьи основные сделки до сих пор велись в Анголе. Он знал Мануэля Висенте и компанию Sonangol еще со времен своей банковской деятельности; эти два человека были хорошими друзьями. Он бросил вызов Па и Ло: "Если вы так близки с Мануэлем Висенте, возвращайтесь вместе с ним". Через три дня, вспоминает Тиам, Висенте прилетел в Конакри вместе с Па. Тиам отвез их на встречу с Дадисом. Па пообещал главе гвинейской хунты, что немедленно пришлет деньги. По словам Тиама, в течение двух недель поступило около 30 миллионов долларов. Это был жест доброй воли, чтобы показать, что они серьезны и способны". Тиам сказал мне, что деньги предназначались для улучшения водоснабжения Гвинеи и аренды аварийных электрогенераторов. Даже если бы деньги действительно были потрачены на эти достойные восхищения начинания, они освободили бы другие средства, которые хунта могла бы использовать или разграбить.

Когда Тиам отправился в Китай вскоре после первой встречи с Па и Ло в Конакри, у него, как и у португало-ангольского магната Хелдера Батальи до него, сложилось четкое впечатление, что они имеют связи высокого уровня с пекинскими властями. Если они и не были правительственной структурой, то определенно имели сильную поддержку и прочные связи, учитывая тот прием, который нам оказали в Китае", - сказал мне Тиам. Уровень допуска, который они имели, чтобы делать то, что трудно сделать в Китае, возможности, которые они имели, чтобы заставить людей встретиться с нами, [и] военный кортеж создали у нас впечатление, что они имеют сильные связи". Тиам был убежден. Вместе со своими новообретенными союзниками он создал совместное предприятие между гвинейским государством и Queensway Group, зарегистрированное не в Гвинее, а в Сингапуре, где China International Fund и China Sonangol открыли штаб-квартиры по мере расширения своего международного влияния, и начал вынашивать планы по добыче полезных ископаемых Гвинеи.

Тиам мотался по стране, заключая сделки, как инвестиционный банкир, которым он был, приобретая союзников и врагов и помогая хунте удержаться от банкротства. Однажды в понедельник в сентябре 2009 года, спустя девять месяцев работы в министерстве горнодобывающей промышленности, он сел на рейс в Катаре. Высадившись в Париже, он узнал, что Дадис устроил хаос.

Проливные дожди обрушились на Конакри утром 28 сентября 2009 года. Среди десятков тысяч гвинейцев, пришедших на национальный стадион, царила атмосфера трепета и ликования. Стадион расположен на полпути вдоль выступающего в Гвинейский залив участка суши, неподалеку от ветхого столичного аэропорта. Предыдущим крупным зрелищем на нем была июньская победа национальной футбольной команды над малавийцами в отборочном турнире чемпионата мира со счетом два к одному. Сегодня в воздухе витало нечто более лихорадочное, чем западноафриканская страсть к футболу.

Оппозиция, состоящая из различных правозащитных групп, министров времен Конте и агитаторов за демократию, созвала массовую мобилизацию, чтобы заставить Дади выполнить свое обещание - разрешить свободные выборы и дать дорогу победителю. Несмотря на полвека тирании при Ахмеде Секу Туре и Лансане Конте, гвинейцы увидели проблеск возможности. Толпы людей устремились на трибуны национального стадиона и на поле, скандируя: "Либерте! Либерте! Они танцевали, пели и молились, приветствуя прибытие лидеров оппозиции. Жандармы пытались заставить демонстрантов разойтись за пределами стадиона, стреляя слезоточивым газом и боевыми патронами, в результате чего погибли по меньшей мере двое, но толпа все равно собралась внутри. Ливень задержал некоторых потенциальных демонстрантов на пути к стадиону - им повезло.

Скандирующим протестующим предстояло преподать жестокий урок безжалостной логики ресурсных государств. В странах, где государство вытеснено, этнические узы образуют прочную связь в непрекращающейся борьбе за захват ресурсной ренты. В Гвинее Дадис вдвойне оказался в меньшинстве. Он был христианином в мусульманской стране. К тому же он и его окружение принадлежали к небольшим этническим группам из региона лесиер на юго-востоке страны. Для тех, кто был обязан этнической верностью Дадису, его переворот стал шансом на процветание и власть, который выпадает раз в поколение, шансом стать у руля мировой экономики, которая вливала миллионы долларов в Гвинею за ее руды. Воспользовавшись моментом, Дадис и его клан должны были защитить свои притязания.

За день до запланированной демонстрации на национальном стадионе лидеры оппозиции получили звонки из города Форекариа, расположенного в 70 километрах к юго-востоку от Конакри. Им сообщили, что из города выехали автобусы, полные молодых людей, направляющихся в столицу. Несколькими неделями ранее жители Форекарии заметили новых приезжих. У молодых людей был лесной акцент; они приехали из страны Дадис. Академия жандармерии за пределами Форекарии была перепрофилирована для нового использования: подготовки этнического ополчения.

Репортер Associated Press, побывавший в этом районе, увидел дюжину белых мужчин в черной форме с надписью "инструктор" на спине. Те, кто говорил на африкаанс, предположительно принадлежали к грубому и готовому корпусу белых бывших солдат из ЮАР, которые после апартеида записались в наемники и теперь разбросаны по всей Африке, охраняя шахты в Конго или пытаясь совершить переворот в Экваториальной Гвинее. Другие разговаривали на иврите.

Израиль уже давно экспортирует доблесть своих вооруженных сил. Охранные фирмы и наемники, связанные с Армией обороны Израиля, выполняют внештатные задания за рубежом. Одна из самых известных частных охранных фирм, вышедших из рядов израильских военных, Global CST, была основана в 2006 году Исраэлем Зивом, генерал-майором в отставке, командовавшим израильскими десантными войсками и военной дивизией в Газе. На сайте Global CST предлагаются "индивидуальные уникальные решения для каждого клиента", но в Колумбии, где компания получила контракт на помощь правительственной кампании против левых повстанцев, американский дипломат пришел к выводу, что "ее предложения, похоже, направлены скорее на поддержку продаж израильского оборудования и услуг, чем на удовлетворение потребностей страны". Когда Дадис пришел к власти в Гвинее, Зив увидел человека, с которым можно вести бизнес.

Соотечественник, проживший в Конакри много лет, Виктор Кенан, помог Зиву въехать в Гвинею. Высокий, жилистый и хорошо связанный торговец бриллиантами, который передвигался по Конакри на роскошных автомобилях с тонированными стеклами, Кенан работал в качестве посредника для израильских компаний, приезжающих в Гвинею. Он был посредником для многих израильских компаний по обеспечению безопасности - темных и хороших", - сказал мне один из его помощников. Кенан во времена военных был очень силен". Когда Дадис решил, что хочет укомплектовать президентскую гвардию членами своей этнической группы и отточить их боевые навыки, Кенан был под рукой, чтобы помочь организовать дело. Затем Зив приехал в Конакри, и Global CST получила контракт на 10 миллионов долларов. Однако точные детали работы компании в Гвинее - и то, насколько она знала, с какой целью в конечном итоге будут использованы ее услуги, - до сих пор не ясны. По некоторым данным, компания проводила обучение этнического ополчения Дадиса. По другим - продавала хунте военное снаряжение. "Контракт превратился в подготовку профессиональной президентской охраны", - сказал мне Тиам. Люди, отвечавшие за набор, были близки к Дадису и принадлежали к его этнической группе и пополнили ряды подавляющим числом людей из своего региона".

У Дадиса появилась личная армия, состоящая из президентской гвардии и иррегулярных войск, обученных в кустах. У этой армии был явный враг. Самая большая этническая группа в Гвинее, составляющая около 40 процентов населения и превосходящая по численности людей Дадиса, известна на французском языке как пеул. Ее представители принадлежат к широкой, в основном исламской, группе фулани, которая простирается до северной Нигерии. Многие из демонстрантов, собравшихся на национальном стадионе, были представителями народности пеул, как и Селлу Далейн Диалло, лидер оппозиции, считающийся фаворитом на победу в выборах, если Дадис согласится уйти в отставку.

Первым признаком того, что протестующим предстояло пережить, стал залп слезоточивого газа, возвестивший о присутствии контингента полиции, солдат и ополченцев численностью в несколько сотен человек, окруживших стадион. Сразу после полудня члены президентской гвардии, одетые в фирменные красные береты, как у своего правителя, по команде главного телохранителя Дадиса прошли через главный вход.

Набившись на стадион, безоружные демонстранты оказались как рыба в бочке. Пули разрывали их тела. Некоторые были затоптаны насмерть во время давки. Другие выжили, часами прячась в раздевалках стадиона и прислушиваясь к крикам снаружи. Десятки женщин были изнасилованы прилюдно, некоторых утащили, чтобы несколько дней держать в качестве секс-рабынь. Между первым и вторым изнасилованием на поле одна женщина обернулась и увидела, как красный берет, который только что изнасиловал ее подругу, в упор выстрелил в голову своей жертве. По меньшей мере 156 человек были убиты, более 1000 получили ранения. Преданные Дадиса люди, считая их главной угрозой своей власти, расправлялись с пеулами, а также со всеми, кто имел более светлый цвет кожи, которым славятся пеулы. "Мы устали от ваших фокусов", - сказали президентские охранники одной молодой женщине, когда совершали над ней групповое изнасилование. Мы собираемся покончить со всеми пеулами".

Исследователи из Human Rights Watch, составившие подробный отчет о массовых убийствах, пришли к выводу, что зверства были "организованными и преднамеренными". Мировые державы изгнали хунту в пустыню. Экономическое сообщество западноафриканских государств (ЭКОВАС) объявило эмбарго на поставки оружия, а Европейский союз ввел санкции против нескольких десятков высокопоставленных членов хунты и ее гражданского правительства, включая Махмуда Тиама.

Тиам вернулся из поездки в Париж в "очень напряженную и хрупкую ситуацию" в Конакри. Он вспоминал, что ему и небольшой группе высокопоставленных министров и военных пришлось круглосуточно следить за Дадисом, "потому что ястребиные и паникующие солдаты и офицеры постоянно передавали ему тревожные ложные сообщения о вторжении этнических повстанцев, наемников и иностранных войск. Если бы нас не было рядом, чтобы разрядить обстановку, в любой момент могла начаться резня мирного населения".

Когда я позвонил Тиаму через несколько дней после кровопролития на национальном стадионе, он был взволнован и сказал, что ему неприятно обсуждать эту бойню. Однако он с удовольствием рассказал о последней заключенной им сделке. Гвинея могла стать международным изгоем, но все еще находились люди, готовые и желающие вести бизнес с хунтой.

Переговоры Тиама с Сам Па и Ло Фонг-Хунгом увенчались успехом. В ближайшие дни, сказал мне Тиам, Queensway Group через Китайский международный фонд объявит о создании совместных предприятий с гвинейским государством, которые займутся проектами в области горнодобывающей промышленности, энергетики и инфраструктуры. Весь пакет будет стоить 7 миллиардов долларов, что в полтора раза превышает размер экономики Гвинеи. Международный фонд Китая должен был оплатить инфраструктурные проекты за счет доходов от концессий на добычу полезных ископаемых, которые ему предоставит правительство. Связи Мануэля Висенте с Queensway Group и Махмудом Тиамом также были вознаграждены: Китайская Sonangol, на 30 % принадлежащая ангольской государственной нефтяной группе, которую возглавляет Висенте, получит права на две трети шельфовых участков Гвинеи, где потенциал добычи нефти значительно возрос после недавних находок в соседних водах.

Тиам перечислил список похвальных программ, которые необходимо осуществить: "строительство жилья для людей с низким и средним уровнем дохода, создание авиакомпании и так далее, и так далее". Но самым заметным результатом сделки стало предоставление спасательного круга хунте Дадиса, которой грозило финансовое удушье из-за санкций, последовавших за массовым убийством. Соглашение, которое высокопоставленный чиновник из предыдущего правительства назвал мне "быстрым и неортодоксальным", было подписано 10 октября, через двенадцать дней после резни. В телеграмме от 19 ноября из посольства США в Париже, выражающей опасения по поводу поставок оружия и южноафриканских и израильских инструкторов, помогающих Дадису оттачивать боевые навыки, отмечалось, что "хунте доступны значительные средства, включая "гарантийный депозит" в размере более 100 миллионов долларов от Китайского международного фонда (CIF)".

Позже Тиам подтвердил мне, что Queensway Group действительно перевела 100 миллионов долларов в Гвинею в трудный для хунты час: 50 миллионов долларов пойдут на реализацию первых проектов, предусмотренных сделкой на сумму 7 миллиардов долларов, а еще 50 миллионов долларов будут размещены в центральном банке, чтобы поддержать быстро сокращающиеся валютные резервы Гвинеи. Я получил конфиденциальные документы, в которых излагалась суть сделки, и выяснилось, что Queensway Group согласилась перевести деньги хунте, немедленно купив часть акций Гвинеи в созданном ими совместном предприятии в Сингапуре. Она также предоставила кредит в размере 3,3 миллиона долларов для финансирования аудита бокситодобывающих предприятий компании "Русал" Олега Дерипаски, который Тиам использовал бы в своих попытках выжать из российского олигарха немного денег, оговорив, что китайская компания Sonangol получит 2 процента от любых доходов, которые "Русал" согласится выплатить Гвинее. (Русал оспорил обвинения Тиама, и в 2014 году международный трибунал вынес решение в пользу компании).

Иностранные державы осуждали Дадиса, но совокупный эффект ужасающего насилия внутри страны и заключения сделок с ресурсодобывающими компаниями за рубежом поддерживал его хунту в целости и сохранности. Затем, в один из вечеров четверга в декабре 2009 года, когда приближалась первая годовщина его правления, телохранитель Дадиса выстрелил ему в голову.

Лейтенант Абубакар Диаките, известный как Тумба, почти не отходил от Дадиса с тех пор, как тот пришел к власти. Молодой офицер, он служил главным телохранителем, адъютантом и командиром "красных беретов" - элитной президентской гвардии, ряды которой пополнялись новобранцами из племени Дадиса. В день резни Тумба повел разъяренные войска на стадион. По словам очевидца, открыв огонь по демонстрантам, Тумба заявил: "Мне не нужны выжившие. Убейте их всех. Они думают, что у нас здесь демократия". После резни на стадионе прокурор Международного уголовного суда открыл дело о массовом убийстве. В Гвинею прибыла комиссия ООН по расследованию, чтобы разобраться в том, что произошло и кто виноват. Тумба начал подозревать, что Дадис маневрирует, чтобы возложить вину за зверства исключительно на него. 3 декабря, когда они с Дадисом находились в казармах в Конакри, Тумба прицелился и выстрелил.

Пуля попала Дадису в голову, но человек, проливший столько крови на национальном стадионе, лишился еще одного скальпа: ранения оказались не смертельными. Дадис был эвакуирован на лечение в Марокко и остался в изгнании. Тумба скрылся. Заместитель лидера хунты, импозантный старший офицер, взял власть в свои руки и пообещал вернуть власть народу.

Если гигантский торт и напомнил кому-то из присутствующих светил Марию-Антуанетту, то они не подали виду. Украшенный в национальные цвета - красный, зеленый и золотой - он был испечен в честь запуска флагманского перевозчика Гвинеи, новой авиакомпании, которая заменит ту, что разорилась десять лет назад. Министры и бизнесмены, собравшиеся в конференц-зале отеля Novotel в Конакри, общались и аплодировали. Это был момент патриотического самовосхваления. Гвинея все еще была примером лишений, но правящий класс восстановил немного гордости, возродив национальную авиакомпанию. Были произнесены речи и организован фуршет. Немецко-египетский пилот, выпускник Thomas Cook Airlines, который был назначен на должность генерального директора Air Guinée International, сказал несколько слов. Выступил и министр транспорта. Министр объяснил, что, несмотря на задержку в несколько месяцев с приобретением самолетов Airbus A320 для нового перевозчика, были изготовлены их миниатюрные копии, чтобы вечеринка по случаю запуска состоялась.

Через шесть месяцев после покушения, вынудившего Дадиса отправиться в изгнание, через несколько дней состоятся первые в истории Гвинеи конкурентные выборы, в которых будут участвовать только гражданские лица. Все кандидаты пообещали тщательно изучить и, возможно, разорвать деловые сделки, заключенные хунтой. Тем не менее на собрании в отеле Novotel среди чиновников и инвесторов, бросивших вызов людям в форме, чувствовалась определенная уверенность. Махмуд Тиам выглядел уверенным, когда работал в зале. Так же как и другой человек, который предпочел остаться в стороне: Джек Чунг Чун Фай, представитель Китайского международного фонда, финансового спонсора авиакомпании.

Как и другие компании, надеявшиеся защитить свои интересы после того, как военные уступят президентское кресло избранному лидеру, Queensway Group хеджировала свои ставки. Жена одного из самых популярных кандидатов на выборах, Селлу Далейн Диалло, была назначена заместителем генерального директора Air Guinée International. Международный фонд Китая приступил к реализации других инфраструктурных проектов, которые были уделом его прав на добычу полезных ископаемых, начав строительство двух электростанций и поставку подвижного состава для железной дороги. Даже когда планы по добыче полезных ископаемых в Гвинее обретали форму, группа мало что говорила на публике (как и Джек Чунг, который отказался отвечать на мои вопросы, когда я подошел к нему на презентации авиакомпании). Один из руководителей горнодобывающей компании, имеющей интересы в Гвинее, назвал China International Fund "призраком".

Тиам планировал вернуться в Нью-Йорк, как только гражданский президент будет приведен к присяге. Откинувшись на диван под высокими потолками своей изящной и благородной министерской квартиры, он был доволен своими бурными восемнадцатью месяцами на посту. Он рассказал мне, что запустил проекты, которые в течение десятилетия превратят Гвинею в крупнейшего в мире экспортера железной руды. Если добавить к этому статус основного источника бокситов, то Гвинея станет стержнем мировой промышленной экономики. Работа Тиама была завершена: "Ничто из того, что мы сделали, не обратимо".

Внизу, на улицах Конакри, народные ожидания того, что голосование изменит несчастную судьбу гвинейцев, были до абсурда высоки. "Все изменится, - задыхаясь, сказал мне Рафиу Диалло, двадцатиоднолетний продавец подержанной обуви на обочине дороги. Правительство изменится, жизнь изменится. Мы будем продавать больше обуви, у людей будет больше денег", - сказал он, энергично начищая пару дешевых туфель на каблуках. Диалло уверенно предсказывал, что гражданское правительство будет полезно для бизнеса и позволит ему увеличить ежедневный оборот с нынешнего уровня в 25 000 гвинейских франков, или около 4 долларов. Более того, по мнению Диалло, правители Гвинеи отныне будут отвечать перед народом Гвинеи. Это будет правительство нашей воли".

Когда я встретил Альфа Конде в парижском отеле в ноябре 2013 года, он был на полпути к избранию президентом Гвинеи. Конде провел долгие годы своей взрослой жизни во Франции, в том числе в качестве профессора права в Сорбонне, в самоизгнании из своей родины, где он сначала выступал за независимость, а затем против сменявших друг друга тиранов. Секу Туре заочно приговорил его к смерти; после отъезда Конде домой Лансана Конте посадила его в тюрьму. Сейчас ему семьдесят пять, он вернулся во Францию в качестве президента и смог взять у меня интервью между встречами с французскими министрами, что свидетельствует о возвращении Гвинеи в лоно международного сообщества.

Для своего возраста Конде обладал удивительной энергией. Его помощники рассказывали истории о том, как они обливались потом, пытаясь угнаться за ним во время прогулок по Конакри. Но президентство было тяжелым бременем. В перерывах между позированием для фотографий он переминался с ноги на ногу, и выражение его лица становилось ярче, только когда разговор ненадолго переходил на футбол (на той неделе Франция пробилась в квалификацию чемпионата мира, а Гвинея уже давно выбыла).

До президентства Конде никогда не занимал государственных постов. Его сторонники не сомневались в его искренности, но признавали, что поначалу он был не в своей тарелке. Его противники все еще сомневались в его победе на выборах. Потрясающие выборы не выявили явного победителя в первом туре, и после долгих задержек, во время которых сторонники соперников обменивались ударами и обвинениями в нечестной игре, Конде, малинке, пришел с большим отставанием и победил Диалло во втором туре, разрушив надежды Пеула на победу своего кандидата. Иностранные наблюдатели за выборами дали осторожное благословение, и в декабре 2010 года, через 52 года, 2 месяца и 19 дней после провозглашения независимости Гвинеи, Конде был приведен к присяге.

Задача Конде была сопряжена с опасностями. Опасность его усилий по реформированию армии, привыкшей стоять над законом, стала очевидной через полгода его президентства, когда солдаты-перебежчики напали на его частную резиденцию с гранатометами. Он добился облегчения долгового бремени от международных кредиторов Гвинеи, снизил инфляцию и привлек инвесторов, но бедность сырьевого государства не преодолевается за пару лет. У него было несколько влиятельных иностранных друзей - Джордж Сорос, миллиардер венгерского происхождения, управляющий хедж-фондом и филантроп, и Тони Блэр, бывший премьер-министр Великобритании, были среди его советников, - но внутри страны этнические разногласия в Гвинее оставались широкими и периодически выливались в столкновения. Надежды на то, что новый президент изменит подход к ведению бизнеса в Гвинее, особенно в горнодобывающем секторе, по мере истечения срока его полномочий ослабевали. Конде обещал покончить с коррупцией прошлого, но при нем возникли новые скандалы.

Самой крупной битвой Конде, по крайней мере, с точки зрения задействованных денежных сумм и корпоративной мощи тех, с кем он враждовал, была борьба за полезные ископаемые Гвинеи. Получив в наследство страну, входящую в число самых коррумпированных в мире, Конде придерживался философии, которую пропагандировал один из его советников, Джордж Сорос, который был одним из самых видных сторонников "прозрачности" в нефтяной и горнодобывающей промышленности - теории, согласно которой публикация контрактов и доходов снизит коррупцию и повысит подотчетность государства. Соглашение с Queensway Group на 7 миллиардов долларов на добычу нефти, разработку полезных ископаемых и создание инфраструктуры было тихо расторгнуто. Президент назначил расследование для проверки сделок по добыче полезных ископаемых, заключенных при прошлых диктатурах. Одна из сделок, в частности, втянула Конде в борьбу между самыми могущественными силами в горнодобывающем бизнесе.

В последние месяцы правления хунты BSGR заключила сенсационную сделку. Даже по меркам Бени Штейнметца это была сделка всей жизни. BSGR достигла соглашения о продаже компании Vale, бразильской группе, которая добывает больше железной руды, чем любая другая компания, 51 процента акций гвинейских активов BSGR, которые включали северную половину щедрого месторождения Симанду, за 2,5 миллиарда долларов. BSGR ничего не заплатила за свои права на добычу (обычно компании обещают инвестировать в разработку пластов и выплачивать налоги и роялти, а не платить с самого начала) и потратила, согласно публичным заявлениям компании, 160 миллионов долларов на предварительные работы по изучению своих перспектив. Vale заплатила за свою долю 500 миллионов долларов, сразу же обеспечив BSGR почти трехкратный возврат инвестиций. Оставшаяся сумма должна была быть выплачена по мере достижения поставленных целей. Один из гвинейских экспатриантов, долгое время участвовавший в горнодобывающей игре, за кружкой пива в центре Конакри с завистью покачал головой и заявил, что Штайнметц выиграл "джекпот".

Махмуд Тиам санкционировал сделку, но новое правительство Альфа Конде заподозрило неладное в том, как BSGR приобрела права на добычу. Оно приказало Vale и BSGR приостановить работу и наняло Скотта Хортона, опытного юриста из американской юридической фирмы DLA Piper, специализирующегося на расследовании случаев коррупции и нарушений прав человека, для проверки деятельности BSGR. Хортон и его команда составили досье, включающее рассказ о том, что, по мнению следователей, было схемой подкупа жены старого диктатора, Мамади Туре. В октябре 2012 года председатель гвинейской комиссии по расследованию прошлых сделок по добыче полезных ископаемых направил BSGR письмо, в котором изложил обвинения и предложил компании ответить на них.

BSGR перешла в контратаку. Спор за отдаленный участок западноафриканского склона превратился в войну слов и писаний между самыми известными представителями мировой элиты. Представители BSGR изображали проворную, смелую компанию, которая принесла бы гвинейскому народу огромные доходы, если бы правительство не решило незаконно конфисковать ее активы. Компания не была коррумпирована, ей просто повезло, утверждали они. Это рулетка, - сказал Штайнметц в интервью о горнодобывающем бизнесе. Компаниям, которые готовы играть в азартные игры и много работать, иногда "везет".

BSGR утверждала, что стала жертвой заговора, организованного, в частности, Джорджем Соросом, который не только был советником Конде, но и являлся крупным донором Revenue Watch, организации по обеспечению прозрачности, помогавшей Гвинее в проведении реформ в горнодобывающей промышленности; Сорос также давал деньги антикоррупционной группе Global Witness, которая опубликовала отчеты об обвинениях во взяточничестве. В результате, как утверждали представители BSGR, была проведена "скоординированная, но грубая клеветническая кампания". Бени Штейнметц подал в суд на фирму по связям с общественностью FTI Consulting, которая отказалась от услуг BSGR как клиента после появления обвинений в коррупции, и ее председателя по Европе, Ближнему Востоку и Африке, британского пэра Марка Мэллока-Брауна, обвинив его в связях с Соросом, на которого Мэллок-Браун когда-то работал. Дело было урегулировано во внесудебном порядке.

BSGR наняла лондонскую юридическую фирму Mishcon de Reya, а также Powerscourt, лондонскую компанию по связям с общественностью, основанную Рори Годсоном, бывшим бизнес-редактором Sunday Times, чтобы дать отпор своим критикам - и Альфа Конде был в их поле зрения. Представители BSGR заявили, что его правительство "нелегитимно" и является "дискредитировавшим себя режимом". Расследование прошлых контрактов "противоречит всем представлениям о надлежащем процессе". (Махмуд Тиам назвал расследование "охотой на ведьм", которая только мешает инвестициям, и заявил, что частные детективы рылись в его мусорных ящиках). Контракты, в которых якобы были указаны взятки, которые должны были быть выплачены Мамади Туре, были поддельными, заявила BSGR, и она стала "жертвой многочисленных попыток вымогательства со стороны лиц, стремящихся к экономической выгоде", с "использованием поддельных документов, шантажа и преследований". (Когда в 2014 году я попросил BSGR предоставить подробности предполагаемого вымогательства, она отказалась это сделать). Короче говоря, компания заявила: "BSGR уверена, что ее деятельность и положение в Гвинее будут полностью оправданы".

Альфа Конде был полон решимости не сворачивать с намеченного пути. Это нелегко, - сказал он мне в Париже. За пятьдесят лет правления и коррупции у нас сформировались плохие привычки. Привычки, сформировавшиеся за пятьдесят лет, не изменить за два-три дня. Время также против нас: люди нетерпеливы. Они хотят видеть что-то конкретное". Я предположил, что Гвинея используется как лаборатория прозрачности в горнодобывающей промышленности - идея, достойная восхищения, если она будет полностью реализована, но противоречащая секретности, которую давно лелеют компании и правительства богатых ресурсами стран. "Это подвергает меня большому риску, как политическому, так и личному", - ответил Конде. Но в жизни приходится рисковать".

Чего не знал Фредерик Силинс, когда в апреле 2013 года встретился с Мамади Туре, чтобы убедить ее уничтожить контракты, обещавшие ей деньги и акции за помощь BSGR, и вылететь из США, так это того, что ФБР прослушивает ее. Приехав во Флориду после смерти Лансаны Конте, вдова диктатора купила то, что американцы пренебрежительно называют "макманшн" - роскошную резиденцию, построенную скорее с размахом, чем со вкусом. Как только Альфа Конде пришел к власти, начатое им расследование того, как BSGR получила свои права, проследовало к ее порогу. Следователи, которых новое правительство Гвинеи наняло для проведения расследования, поделились своими находками с американскими прокурорами, которые в начале 2013 года созвали большое жюри и начали собственное расследование.

Когда агенты ФБР встретились с Туре, выбор у нее был суровый: отрицать все и оказаться в тюрьме, если ее осудят, или дать ФБР то, что оно хочет, в надежде получить иммунитет или хотя бы смягчить приговор. Когда Силинс связался с Туре, она согласилась, чтобы ее телефон прослушивался; когда она отправилась на встречу с ним в аэропорт Джексонвилля, на ней была надета прослушка, а агенты ФБР незаметно наблюдали за ней. Когда они услышали все, что им было нужно, один из них подошел к французу и арестовал его. Следующий год он провел в тюрьме и был перевезен в Нью-Йорк, где заседало большое жюри, оценивавшее целесообразность предъявления обвинений в коррупции и отмывании денег, связанных с деятельностью BSGR в Гвинее. Судья разрешил ему провести судебную экспертизу контрактов, которые, как утверждали его адвокаты, как и BSGR, были поддельными, но затем, в марте 2014 года, за три недели до суда, Цилинс признал себя виновным в препятствовании правосудию. В июле он был приговорен к двум годам лишения свободы, включая отбытый срок. Его оштрафовали на 75 000 долларов, и он лишился 20 000 долларов, которые были при нем, когда его арестовали.

Расследование гвинейских сделок BSGR охватило три континента. Компания зарегистрирована в Гернси, но ее директора и руководители работают из офисов в Мейфере и Женеве, где живет Штайнметц. Прокуроры в Швейцарии ответили на просьбу Гвинеи о юридическом сотрудничестве, а затем начали собственное расследование. Они дважды допрашивали Бени Штайнметца; швейцарская полиция обыскала его дом и частный самолет, а также провела обыски в офисах, связанных с BSGR. На момент написания статьи ни BSGR, ни Штейнметцу не были предъявлены обвинения ни в США, ни в Швейцарии (или, если уж на то пошло, где-либо еще). В однострочном заявлении после того, как Цилинс - который, как они подчеркнули, работал с BSGR в качестве посредника, а не сотрудника - признал себя виновным, их представители сказали: "Как мы и говорили все это время, никто в BSGR не сделал ничего плохого".

Представители Штайнметца утверждают, что он лишь формально является советником компании, которая носит его инициалы и в которой через сложные трасты и оффшорные компании он является главным финансовым бенефициаром. Но, как следует из документов, опубликованных гвинейским следствием по делам горнодобывающей промышленности, Штайнметц играл в Гвинее не только роль советника.

В заявлении под присягой, представленном гвинейскому следствию, Мамади Туре сообщила, что Штайнметц присутствовала на встречах, в том числе на одной из них в июне 2007 года, которую она организовала между ее мужем и другими представителями BSGR, обсуждала с ней свои лоббистские усилия и лично участвовала в заключении соглашений, по которым она получала деньги и акции в качестве вознаграждения за помощь компании. BSGR осудила ее рассказ как "совершенно невероятную и ничем не подкрепленную версию событий, изложенную свидетелем, который в прошлом пытался вымогать деньги у BSGR", но отказалась, когда я попросил компанию предоставить более подробную информацию, рассказать о предполагаемом вымогательстве. В апреле 2014 года близкий к компании человек, отказавшийся назвать свое имя, позвонил мне и сказал: "Бени Штайнметц надеется доказать с помощью паспортов и других доказательств, что он не ступал в Гвинею до 2008 года". Это противоречит упоминаниям в заявлении Туре о встречах, состоявшихся ранее 2008 года. (Представители Штейнметца отказались уточнить, чем он занимался в Гвинее в 2008 году).

Были и другие предположения о причастности Штейнметца. Во время одного из записанных на пленку разговоров Фредерика Силинса с Мамади Туре он сказал, что подробности о том, сколько денег он мог предложить ей за уничтожение улик, "были переданы мне непосредственно Номером Один, я даже не хочу называть его имя". Когда Туре спросил, кого он имеет в виду, Цилинс прошептал: "Бени". Силинс сказал, что перед поездкой во Флориду он встречался со Штейнметцем и что Штейнметц сказал ему: "Делай что хочешь, но я хочу, чтобы ты сказал мне... "Все кончено. Документов больше нет"". В 2014 году, после того как горное расследование Гвинеи опубликовало свои выводы, я спросил представителей BSGR об этом рассказе о событиях, который Цилинс невольно передал ФБР. Они отказались отвечать на мои вопросы, как и адвокат Цилинса.

В Восточной Африке есть поговорка: "Когда слоны дерутся, траву топчут". Большие звери горнодобывающей промышленности, а также ее собственные "большие люди" основательно потоптали Гвинею. В апреле 2014 года правительство Альфа Конде аннулировало права BSGR после того, как двухлетнее расследование прошлых сделок по добыче полезных ископаемых пришло к выводу, что существуют "точные и последовательные доказательства, с достаточной степенью уверенности устанавливающие наличие коррупционной практики" в том, как компания их получила. Это заставило слонов броситься врассыпную.

В ответ на заявления Cobalt International Energy о незнании скрытой доли ангольских чиновников в ее нефтяном предприятии, головной офис Vale в Рио-де-Жанейро опубликовал заявление, в котором говорилось, что компания заключила сделку с BSGR "после завершения обширной комплексной проверки, проведенной внешними профессиональными консультантами, и на основании заверений, что BSGR получила свои права на добычу законно и без каких-либо коррупционных или неправомерных обещаний или платежей". После аннулирования прав, которыми Vale владела совместно с BSGR, одна из важнейших сделок в рамках бразильского продвижения в Африку, которое, как и индийское, вызвало меньше заголовков, чем китайское, но, тем не менее, было согласованным усилием по обеспечению нефти, полезных ископаемых и рынков, оказалась в руинах. Vale выплатила BSGR первоначальный взнос в размере 500 миллионов долларов за свою долю, но удержала оставшиеся 2 миллиарда долларов. Тем не менее, если учесть деньги, потраченные на работу над проектом, Vale потеряла 1,1 миллиарда долларов.

Пока Гвинея боролась с начальной стадией вспышки смертельного вируса Эбола в апреле 2014 года, битва за Симанду переместилась в залы суда в далеких странах. Компания Vale заявила, что "активно рассматривает свои юридические права и варианты", после того как BSGR заверила ее, что в том, как она получила свои права, не было ничего предосудительного. BSGR подала на Гвинею в международный арбитраж. А Rio Tinto подала иск в Нью-Йорке против Vale, Бени Штайнметца, BSGR, Махмуда Тиама, Фредерика Силинса, Мамади Туре и других, обвинив их в соучастии в заговоре 2008 года с целью "украсть" северную половину Симанду. Рио заявила, что эта махинация обошлась ей в миллиарды долларов, и потребовала возмещения убытков. На момент написания статьи никаких возражений не было представлено, но BSGR, Steinmetz и Thiam решительно отвергли обвинения, а Vale подчеркнула, что следствие в Гвинее сняло с нее подозрения в неправомерных действиях.

Все это время самое ценное национальное достояние Гвинеи оставалось под горой, железная дорога, по которой можно было бы перевозить руду через всю страну, не была построена, а порт, через который ее можно было бы отправлять на сталелитейные заводы мира, не был построен. В то время как миллиарды долларов переходили из рук в руки титанов горнодобывающей промышленности, Гвинее (годовой бюджет - 1,5 миллиарда долларов) нечем было похвастаться тем, что именно в ней находится руда.

Гвинея заработала на Симанду - 700 миллионов долларов, которые Rio Tinto заплатила правительству после прихода к власти Альфа Конде, чтобы "урегулировать все нерешенные вопросы", связанные с оставшейся половиной месторождения, и получить освобождение от гвинейской проверки горнодобывающей промышленности "или любых будущих проверок". Эта сумма была эквивалентна половине суммы в 1,35 миллиарда долларов, которую Chinalco, одна из крупнейших китайских государственных горнодобывающих компаний, согласилась заплатить Rio за долю в своей части Симанду годом ранее, когда хунта еще находилась у власти.

При заключении соглашения с Гвинеей Rio обещала ввести рудник в эксплуатацию к 2015 году. Но сроки срывались и срывались снова. Горнодобывающие гиганты, похоже, больше стремились установить свой флаг на горе, чем добывать ее. Vale и Rio уже контролируют два важнейших мировых запаса железной руды - в Бразилии и Австралии, соответственно, - и стремительное поступление на рынок новой руды с Симанду могло бы обрушить цены и сделать другие проекты менее прибыльными. В то же время, хотя строительство рудника и необходимой инфраструктуры может обойтись в запредельные 20 миллиардов долларов, ни один из двух крупных конкурентов в торговле железной рудой не хочет уступать контроль над горой другому. На момент написания статьи, когда цены на железную руду упали, мало кто ожидал, что добыча на Симанду начнется до конца десятилетия, если вообще начнется.

После того как гвинейское следствие установило, что участие Vale в коррупции не является "вероятным", оно рекомендовало запретить участвовать в торгах только BSGR, а не Vale, когда права на северную половину Симанду будут снова выставлены на продажу. Это оставило Rio и Vale свободными для участия в торгах, наряду с любой другой горнодобывающей компанией, которая захочет присоединиться к борьбе. Это смертельная битва за контроль над Симанду с четким пониманием того, что фирма, которая контролирует его, также займет доминирующее положение в железной промышленности на целое поколение вперед", - сказал мне человек, близкий к правительству Альфа Конде, когда Rio Tinto подала иск против Vale. Этот иск можно понять только в контексте этой борьбы - за будущее Симанду, а не за историю".

Даже если Симанду начнет добычу и начнет приносить миллиарды долларов государственных доходов, опасно полагать, что поток ресурсной ренты станет панацеей для Гвинеи. В других странах такая рента оказалась губительной. В проекте экономической политики гвинейского правительства 2012 года, согласованном с Международным валютным фондом незадолго до того, как кредиторы Гвинеи простили долг в размере 2,1 миллиарда долларов, содержалось предупреждение о "негативном влиянии быстрого развития горнодобывающего сектора на другие отрасли экономики в результате синдрома "голландской болезни"". Гарри Снук, глава гвинейской миссии МВФ, который, будучи голландцем, хорошо знал, какой вред может нанести его стране одноименная экономическая болезнь, сказал мне: "Как и для всего региона, для Гвинеи будет серьезной проблемой извлечь выгоду из этих ресурсов".

Слоны горнодобывающей и нефтяной промышленности топтали Африку задолго до обретения независимости. На рубеже веков на арену вышел новый зверь. Он пришел с обещанием вытеснить старое колониальное стадо, проложить новую тропу из рабства к природным ресурсам. Но если вы стоите в траве на пути могущественных существ, нет особой разницы, какие ноги топчут вас.

6. Мост в Пекин

Президентский дворец Нигера расположен на лиственном бульваре в Ниамее, столице самой бедной страны мира, неподалеку от того места, где река Нигер извивается под мостами, по которым передвигаются кочевники и их развьюченные верблюды. Днем солнце пустыни палит город. Ночью песчаные улочки освещаются лишь газовыми фонарями и трепещущими свечами. Утром 18 февраля 2010 года президент Мамаду Танджа принял своих министров во дворце на еженедельном заседании кабинета министров. Обсудить предстояло многое. Голод снова преследовал эту не имеющую выхода к морю страну на засушливой южной окраине Сахары. Но не это было главной причиной напряженного настроения в Нигере. Танджа, сын пастуха и бывший армейский полковник, стал первым в истории Нигера президентом, победившим на выборах подряд, что для страны, склонной к переворотам, было настоящим подвигом. Но в последнее время его привязанность к демократии ослабла. Срок его полномочий должен был истечь двумя месяцами ранее, но он не подавал признаков ухода.

Первые признаки того, что Танджа движется в направлении пантеона автократов Западной Африки, появились в конце 2008 года на церемонии закладки фундамента первого в стране нефтеперерабатывающего завода. Группа сторонников Танджи устроила демонстрацию, требуя, чтобы он продлил свое правление сверх конституционного предела. Сторонники были одеты в футболки с лицом президента и одним словом на языке хауса: tazartché - непрерывность. Затем последовали новые митинги, якобы спонтанные и вызванные народными настроениями, но в них также приняли участие высокопоставленные союзники президента. Танджа заявил, что народ высказался. У него еще есть работа, и сейчас не время покидать свой пост. Когда конституционный суд Нигера постановил, что президент действует незаконно, он проигнорировал судей. Когда они упорно продолжали выступать против него, он распустил суд. Национальное собрание выступило против его планов провести референдум по новой конституции без ограничения срока полномочий, поэтому он распустил и его и стал править указом. Бойкот референдума, проведенного оппозицией в августе 2009 года, привел к тому, что Танджа одержал подавляющую победу.

Международное осуждение пролилось дождем. Региональный блок, Эковас, вряд ли можно назвать клубом демократов, но он, как правило, не приемлет явного накопления неограниченной власти. Членство Нигера было приостановлено. Доноры сократили помощь. Франция возглавила возмущение западных держав. Бернар Кушнер, министр иностранных дел Франции, заявил, что "необходимо уважать конституционный порядок и вернуться к нему".

Мало кто спорил с этим настроением, но у Франции был скрытый мотив для осуждения Танджи. Он надрал нос бывшему колониальному хозяину Нигера. На протяжении десятилетий Франция пользовалась фактической монополией на то, что делает Нигер стратегически важным местом, - на его уран. Франция потребляет больше урана, чем любая другая страна, кроме Соединенных Штатов. Атомные электростанции обеспечивают три четверти французского электричества. Areva, французская государственная группа по атомной энергии, владеет участками на севере Нигера, под которыми находятся одни из самых богатых урановых пластов планеты. Areva добывает около трети своего урана в Нигере, а остальное поступает из Канады и Казахстана. Это крупнейшая в мире атомная компания, а ее годовой доход вдвое превышает валовой внутренний продукт Нигера. Но Танджа взялся за дело, нарушив монополию Areva, добившись более жестких условий и передав разрешения на добычу урана компаниям из полудюжины других стран. Отношения испортились до такой степени, что Areva обвинили в сговоре с повстанцами-туарегами на севере страны, а двух ее сотрудников изгнали из страны.

Чтобы так дерзко порвать с Францией, Тандже нужен был альтернативный союзник среди мировых держав. Он нашел его в стране с самой быстрорастущей ядерной промышленностью: Китай.

В обмен на разрешение на добычу урана и права на бурение ранее неиспользованных нефтяных пластов Нигера Китай предоставил Тандже средства для потакания его авторитарным наклонностям. По словам Али Идриссы, местного антикоррупционного активиста, из 56 миллионов долларов, которые Sino-U, китайский ответ Areva, заплатила за лицензию на добычу урана в Нигере, 47 миллионов долларов были потрачены на оружие для подавления повстанцев-туарегов. Гораздо большая сумма - 300 миллионов долларов - поступила в виде подписного платежа, когда Танджа предоставил China National Petroleum Corporation, второй гигантской национальной нефтяной компании Китая наряду с Sinopec, права на разработку нефтяного блока, от которого отказались западные компании. Именно потому, что у Танджи были китайские деньги, он чувствовал, что может насмехаться над ЕС, Ecowas, США", - сказал мне Мохамед Базум, один из ведущих представителей политической оппозиции Тандже. "Он хотел быть королем Нигера". Были и другие источники финансирования. За десятилетие пребывания Танджи у власти, как позже выяснит расследование, из государственной казны Нигера в результате растрат и коррупции исчезло 180 миллионов долларов.

Танджа разгромил институты, призванные контролировать власть президента, мало заботясь о недовольстве, которое зрело на улицах и в казармах. Но если он думал, что наличие Китая на его стороне означает, что Пекин поможет ему в трудную минуту, то он ошибался. В тот момент, когда началась стрельба, проходило заседание его кабинета министров. Вскоре от президентского дворца поднялся шлейф дыма. По меньшей мере три человека лежали мертвыми. Группа повстанцев захватила дворец и взяла в плен Танджу и его министров.

Военный переворот против Танджи усилил опасения в Африке, что конкуренция Китая со старыми державами за ресурсы континента приведет к новому и губительному соперничеству, подобному той, что была во времена холодной войны, когда диктаторы могли играть друг с другом в коммунистические и капиталистические игры.

Однако это был переворот - и соперничество, - корни которого лежали не в идеологии, а в преследовании экономических интересов, в частности контроля над природными ресурсами. Возможно, так было всегда. В Анголе холодная война временами больше походила на ультранасильственную версию "Алисы в стране чудес": кубинские войска сражались за защиту нефтяных объектов американской компании, доходы от которых обеспечивали существование коммунистического правительства, чьи противники-повстанцы пользовались поддержкой Вашингтона и его союзника, Южной Африки, страдающей апартеидом. Однако теперь Пекин предлагал Нигеру и другим африканским государствам действительно новую сделку: инфраструктуру без вмешательства. Китай предложил построить дороги, порты и нефтеперерабатывающие заводы в таких масштабах, которые вряд ли могли позволить себе европейские колонизаторы или "холодные войны". В обмен он требовал не столько верности какому-либо вероисповеданию, сколько доступа к нефти, полезным ископаемым и рынкам.

Для такой страны, как Нигер, подобное предложение было заманчивым. Уран может быть единственным товаром, который может соперничать с нефтью в стратегическом импорте, как для использования в ядерной энергетике, так и в ядерном оружии, но его нельзя съесть. Когда я прибыл в Нигер после переворота, проехав через контрабандные владения Дахиру Мангала на севере Нигерии с его богом забытым пограничным постом, я посетил кормовые станции на юге. Неурожайные дожди и рост цен на продовольствие привели к тому, что миллионы людей стали жертвами последнего из периодических приступов голода в Нигере. Один невероятно худой трехлетний ребенок, которого я встретил, - его кожа обтягивала скелет, когда он смотрел в потолок со своей кровати, - весил примерно в два раза меньше, чем должен был. Если бы он был сделан из урановой руды, то стоил бы 700 долларов. Вместо этого он, похоже, попал в число восьми нигерийских детей, которые умирают в возрасте до пяти лет. Как и в восточном Конго, истощенные малыши были безмолвным - или тихо хныкающим - свидетельством того, что огромные природные богатства соседствуют с самыми элементарными недостатками для поддержания человеческой жизни.

Перед лицом таких лишений перспектива масштабных китайских инвестиций, способных подстегнуть развитие более прочной экономики, была заманчивой - тем более, что за десятилетия западного имперского господства и постколониальной коммерческой эксплуатации показать было практически нечего.

Аудиенции с китайскими эмиссарами в Африке случаются редко, но я догадывался, что человек Пекина в Ниамее захочет высказаться, учитывая, что резкое прекращение правления Танджи ставит под угрозу вновь обретенный доступ Китая к нигерийскому урану и сырой нефти. Меня провели в хорошо обставленную комнату для переговоров в китайском посольстве - убежище от сильной жары снаружи. Внутри висела картина во всю стену с изображением Трех ущелий, где находится гидроэлектрическая плотина, которая производит почти столько же электроэнергии, сколько вся Африка к югу от Сахары, не считая Южной Африки. Это могла бы быть реклама изобилия того, что самая густонаселенная страна может предложить самому бедному континенту.

Вошел Ся Хуан, изящный, уверенный в себе человек, ранее служивший в Париже и безупречно говоривший по-французски. Посол тщательно подбирал слова, но смысл его послания был ясен. В этой стране уран добывается уже почти сорок лет, - сказал Ся. - Но когда видишь, что прямые поступления от урана более или менее эквивалентны поступлениям от экспорта лука в год, возникает проблема. Уран - это стратегический энергетический ресурс, очень важный. Когда вы видите это уравнение, возникает большая проблема. Присутствие Китая здесь, на этом континенте, тот факт, что Китай участвует в проектах по разведке, в проектах по добыче, в проектах по трансформации - это дает еще один вариант африканским странам". Имел ли он в виду, что Китай предлагает альтернативу тому, что предлагает Запад, спросил я. Дипломат усмехнулся, опасаясь слишком далеко отходить от сценария, в котором подъем Китая изображается как нечто, не представляющее угрозы для старых держав. Нет, я просто говорю "другой вариант": возможно, более прибыльный вариант, более выгодный для их экономического развития и социального прогресса".

Китай, по словам Ся, предлагает Нигеру и другим африканским странам путь к настоящему экономическому прогрессу. Вместо того чтобы постоянно торговаться по поводу того, на каких условиях иностранцы вывозят их природные ресурсы, эти страны могли бы начать индустриализацию, используя построенную в Китае инфраструктуру в качестве основы для собственной производственной базы - иными словами, противоядие от "голландской болезни". "Индустриализация, - заявил посол, - является неизбежным шагом для выхода этой страны из нищеты".

Китайское послание не осталось незамеченным для нигерийцев. Хотя в адрес китайских компаний поступали те же жалобы, что и по всей Африке, - на то, что они импортируют собственную рабочую силу, а если нанимают местных жителей, то за низкую плату и в плохих условиях, - были и ощутимые признаки того, что в Нигере Китай воплощает свои обещания в кирпичи и раствор. При Тандже китайцы построили второй мост через реку Нигер и гидроэлектрическую плотину для использования ее энергии, а китайские государственные компании запустили проект стоимостью 5 миллиардов долларов по бурению первой нигерской нефти на нефтяном блоке Агадем и строительству первого нигерского нефтеперерабатывающего завода, невероятным образом превратив не имеющую выхода к морю зону нищеты в одну из немногих стран Западной Африки, способных начать отход от экономического безумия, когда экспортируется нефть, а ввозятся нефтепродукты или используется нелегальное топливо.

В воздухе витало волнение, что наконец-то кто-то заинтересован в том, чтобы сделать нечто большее, чем просто согласиться профинансировать несколько символических общественных проектов, сопровождающих крупные шахты. Президент Торговой палаты Нигера Ибрагим Идди Анго был одним из новообращенных, хотя и осторожным. Вдумчивый промышленник с инвестициями в телекоммуникации, цемент и страхование, он, как и другие нигерийские бизнесмены и политики, с которыми я разговаривал, был в восторге от готовности Китая сделать то, что западные компании говорили Нигеру, что это невозможно. На протяжении многих лет Elf, французский предшественник Total, американская Exxon и другие крупные нефтяные компании получали права на оценку нефтяного блока Агадем. Каждый раз правительство говорило: "Вам нужна нефть? Постройте нефтеперерабатывающий завод", - сказал мне Идди Анго. "Каждый раз они говорили, что это невозможно. Пришли китайцы и сказали: "Вам нужен нефтеперерабатывающий завод? Какого размера?"