Мастерская подделок

Шодерло де Лакло

Это сочинение, или, точнее, сборник, который публике, возможно, покажется слишком объемным, содержит, однако, лишь минимальное количество писем, входящих в переписку, из которой он извлечен.

Маркиза де Мертей — виконту де Вальмону

Дорогой виконт, сдается мне, что девушке доставляет больше удовольствия изображать раскаяние, нежели испытывать подлинное сожаление при мысли о своем падении, и что угрызения совести вызывают у нее восторг, которого никогда не ведала ее добродетель. Она только что обратилась ко мне с Исповедью, весьма дурно написанной и орошенной слезами (не следствие ли это нежного чувства?), в которой плутовка признается, что не слишком успешно оборонялась от вашего штурма. Ну и что, скажете вы?.. Стало быть, ожидания «писем Дансени», «Четок» или какого-нибудь катехизиса, который, наверное, был у нее под рукой, оказалось недостаточно? Почему же она не прибегла к ним за помощью? Вот поражение, исполненное сладострастия, не так ли? Но если, желая прибавить остроты вашим страстям, Сесиль предстанет пред вами в облике рыдающей Марии Магдалины с рассыпанными на груди волосами, воспользуйтесь этой пикантной ситуацией, ведь удовольствия такого рода встречаются не так уж часто. Уж не знаю, сравнится ли то, что испытываете в ее объятьях вы, с тем, что получила при чтении ее Письма я.

Что же касается ее самой, возможно, ее любовным страстям придало бы привлекательности какое-нибудь умерщвление плоти, которым так дорожат безумные мученики? По правде говоря, это, скорее, подошло бы вашей Председательнице. В любом случае, это, разумеется, не годится для просвещенных умов, и если даже нам не знакомы подобные душевные движения, наблюдение за другими позволяет выявить их силу. Впрочем, надолго ее не хватит: сильная гроза быстро утихает, большой пожар истребляет себя сам, а лихорадка спадает так же, как наступила. Поэтому, возможно, блаженство, которое Сесиль обретает в своем притворном раскаянии, отнюдь не превосходит того блаженства, что доставляет вам ее поражение. Стало быть, это вы должны добиться того, чтобы тайное счастье столь хорошо разыгранного покаяния перешло в уныние подлинных угрызений. Сделайте так, дорогой виконт, чтобы определенные образы ее фантазии вышли за рамки ваших удовольствий, но чтобы раскаяние не прервало при этом своей многообещающей карьеры. Для этого я постараюсь поддерживать одни, одновременно поощряя другое, к тому же я уверена, что, обладая множеством прочих ключей, помимо ключа от ее комнаты, вы сумеете подвести Сесиль к нужной точке. Неужели вы этого не знаете? Я намереваюсь отомстить не только де Жеркуру, но и девчонке, имеющей наглость игнорировать мои добрые советы, но при этом умело пользующейся вашими. Я рассчитываю на то, что вы обеспечите потомство мсье де Жеркура, который будет весьма удивлен, и его незадачливость, о которой благодаря нам живо станет известно в свете, от души всех позабавит.

В Сесиль столь же мало искренности, сколь и ума, посему наивные плутни ее врожденного лицемерия лишены изящества. Она слишком проста и не умеет притворяться так же искусно, как это умеем делать мы. Она неспособна плести интриги, в отличие от Председательницы, зорко следящей за вашими похождениями, — благая хитрость, доказывающая, что никому не избежать коварства, свойственного всему роду человеческому. Прошу вас, наконец, со всем тщанием отнестись к вашей затее и не тратить на преследование вашей нежной Поклонницы силы, которые вы обещали мне употребить на то, чтобы погубить малышку Воланж. Изредка выказывайте ей холодность, с тем чтобы она поняла, что вы ее не любите, но получаете от нее лишь плотское удовлетворение. Не забывайте возбуждать желания, дабы сильнее ее привязать, в то же время поощряя раскаяние в собственном падении. Именно в эту сторону я сама буду направлять ее скромный умишко. Ей не к кому обратиться за помощью, ведь мадам де Воланж, ослепленная моралью и глупостью, точно так же не догадывается о том, что происходит в душе ее дочери, как какой-нибудь мракобес-духовник. Растопчите своими ласками всякую надежду на спасение: достаточно уничтожить душу — согласитесь, что это не всегда так просто и так приятно, как в случае Сесиль. Если давеча вы называли меня вероломной и жестокой, знайте, что, не отказывая вам в изрядном обладании этими качествами, я почла делом своей чести опередить вас на пару аршин на сей стезе. Уверяю вас, виконт, что, хотя в течение своей еще долгой жизни Сесиль будет частенько вспоминать о ваших плутнях, я льщу себя надеждой, что она не позабудет и о моих, если вообще когда-нибудь разгадает их замысел. Ну а я надеюсь разделить с вами свое удовольствие, попросив вас взамен не утаить ничего из ваших встреч с Сесиль и непременно сообщить мне самые пикантные подробности. Если вы о них не напишете, то приходите рассказать на том диване, где мы так часто завершали наши извечные размолвки. Прощайте.

12 сентября 17**

Маркиза де Мертей — Сесиль Воланж

Стало быть, моя маленькая Подружка, вы теперь очень стыдитесь и смущаетесь своей ошибки, не так ли? А мсье де Вальмон — весьма дурной человек? Но к чему это столь запоздалое раскаяние? Вы сожалеете о том, что оборонялись недостаточно твердо? Но, с другой стороны, вы так спешили согрешить, что даже не успели найти для этого подходящий повод, весьма умело воспользовавшись притворной дурнотой и пожертвовав славой обороны ради удовольствия поражения. Разве этой распущенности учили вас в Монастыре? И какое же оправдание вы собираетесь найти для преступления, совершенного против вас самих, Религии, морали, вашей Матушки и Кавалера Дансени? С какой легкостью вы нарушили клятву в единственной и вечной любви, которую дали этому обездоленному молодому Человеку! Вообразите, что бы он почувствовал, если бы узнал о подобном клятвопреступлении, и не думаете ли вы, что это открытие разбило бы ему сердце?.. Не полагайтесь на отпущение грехов Духовником, чересчур снисходительным или, возможно, пропитанным светским духом. Душевная скверна, увы, сопутствует скверне телесной и остается столь же несмываемой. Наше Столетие слишком склонно считать Вечные муки безделицей, наделяя их оттенками Чистилища. Не верьте этому и скажите себе, что божественное Милосердие вовсе не так велико, как некоторые о нем говорят. Но потерянного не воротишь. Так что грешите, грешите, раз уж ничто не способно остановить ваших преступных порывов, но пусть ничто и не мешает вам оплакивать собственное падение. Ваша Матушка плакала бы еще горше, если бы когда-нибудь узнала, как вы пренебрегли ее наставлениями… Но никакая епитимья не отмоет вашу душу и не вернет ей утраченной чистоты, так что незачем упражняться в добродетели, достоинства которой — не про вас. Ах, мое бедное Дитя, не подумайте, что я распекаю вас по причине плохого настроения: подобное раздражение мне глубоко чуждо. Эти строки продиктованы огорчением. А что вы, со своей стороны, ожидаете от мсье де Вальмона, в ком сумели разбудить слабость, к которой слишком склонны мужчины?.. Он, безусловно, Порядочный Человек, его происхождение и состояние ни в чем не уступают вашим, но я сильно сомневаюсь, что ваше поведение способно подвигнуть его на что-нибудь еще, помимо того, чтобы довершить столь фатально начатое падение. Тем не менее, возможно, он и есть ваше единственное прибежище в этой прискорбной истории и лишь в нем обретете вы хрупкую опору и сострадание, до тех пор пока вам будет удаваться ему нравиться. Но не считайте это своей властью и скажите себе, что легко достигнутое расположение неспособно внушить долговечного чувства. Еще скажите себе, что прелести ничего не стоят, если они не подкреплены заслугами, и что слезы неспособны восстановить уважение, которое всякий Порядочный Человек обязан питать к особам противоположного пола, и что мы позволяем себе излишества лишь с теми, с кем хотим поскорее расстаться. Увы, раз уж теперь ничего нельзя больше исправить и вы неспособны придумать ничего сто́ящего, проявите хотя бы скромность по отношению к своей Матушке и, оставаясь привязанной к мсье де Вальмону, благоразумно позаботьтесь о Дансени, не упуская из виду, сколь многим вы ему обязаны. Тем не менее дрожь охватывает при мысли о страданиях мсье де Жеркура, если он обнаружит, как вы не смогли сохранить того, что всякая Порядочная Женщина обязана беречь для своего мужа, и сердце сжимается, когда представляешь себе чувство, которое вы ему внушите.

Прощайте, бедное Дитя.

12 сентября 17**