Мастерская подделок

Э. Т. А. Гофман

Приложение: Дважды доктор Адальберт-Готтлиб Шрумм, пожизненный секретарь «Общества Э. Т. А. Гофмана» в Позене, любезно предоставил нам фрагмент, недавно обнаруженный в муниципальных архивах этого города среди счетов за ремонт и обслуживание общественных фонарей за 1801 год и приписываемый профессором и трижды почетным доктором Г. Вейсгауптом Э. Т. А. Гофману. Со своей стороны, профессор Мария-Тереза Пти-Колосса из Женевы, которой была представлена копия рукописи, сильно сомневается в подлинности этого произведения, впрочем, слишком короткого для углубленного анализа, и подозревает, что речь идет о подделке, вероятно, сфабрикованной между 1910 и 1912 гг. в Катценбукеле — альгойской деревне, известной частыми случаями базедовой болезни. «Общество Э. Т. А. Гофмана» в Бамберге разделяет эту точку зрения и возражает против всякой легитимации документа «Обществом Э. Т. А. Гофмана» в Позене.

…своим оперением. И вся недолга.

— Ай! — сказала советница Буцбах, пять или шесть раз чихнув в свой французский кружевной носовой платок. — Как сообщить столь прискорбную новость бедняге Леонарду?

— Труднее всего будет заставить его в это поверить, — вмешался инспектор финансового контроля Пропп, — ведь он без памяти влюблен в Доротею, которая открывается ему лишь в своем приятнейшем облике. Как же представить себе, что…

— Да возможно ли это? — воскликнул судья Дезор.

— Увы, — вздохнула советница.

В эту минуту послышался звук арфы, а в воздухе зазвучал небесный голос, с бесконечной нежностью разливая звуки, чья красота была неподвластна законам сего мира. Словно аромат, испускаемый розой, он вылетал из открытого окна на другой стороне Риттергассе и влетал в то, что забыла закрыть советница.

Затем арфа внезапно смолкла, и необычное пение завершилось глубоким вздохом, а инспектор финансового контроля Пропп в умилении даже опрокинул горячий кофе на свои красивые штаны из зеленой замши.

— Увы, — повторила советница Буцбах, вставая, чтобы закрыть окно, — увы, — и ее голос прозвучал в соль-минор, после чего перешел в хриплое мяуканье, — эти искусственные звуки пленили сердце моего дорогого племянника Леонарда. Теперь он влюблен по уши и ни за что не поверит, что Доротея может оказаться…

— Тсс! — зашипел судья.

— И если бы даже мы могли ему это доказать…

— Тсс! — снова зашипел судья.

В тот же вечер студиозус Леонард проходил по Риттергассе в компании своего друга Ульриха.

— Вот она! — вдруг вскрикнул он, указывая на освещенное окно. — Вот она! Это она — возлюбленная моя Доротея!

— Роковое наваждение! — воскликнул Ульрих. — Разве ты не видишь, дорогой Леонард, что это всего лишь чучело какого-то грифа — вроде того, что стоит у аптекаря Шпюльбека?

— Это она! Она! — закричал Леонард в величайшем восторге. — Наконец-то я ее вижу!

Окно внезапно потухло, и Риттергассе погрузилась в лунный свет. Ни один из друзей не заметил, как от советницы Буцбах вышла фигура, прикрытая вуалью. Прошмыгнув вдоль темных стен, загадочный силуэт быстро добрался до предместий, вышел через потайной ход в лес Г., продолжил путь под покровом деревьев и направился по заросшей и унылой тропинке, которая вела к хижине. То был приют святого отшельника Сирмиона, проводившего дни в молитвах и умерщвлении плоти. Как только гостья откинула вуаль и стало возможным различить лицо советницы Буцбах, насколько позволял свет смоляного факела, Сирмион встал и, тяжело опустив руку на пожелтевший череп, который он созерцал во время своих медитаций, вскрикнул громовым голосом:

— Несчастная женщина! Знай же, что сила гарпии неотвратима и от нее нет спасения. Сама Геката позаботилась об ужасных колдовских ядах, позволяющих Гарпии, ее любимой дочери, подчинять несчастного грешника…

— Почтенный старец, — зарыдала советница, падая на колени, — разве Господь не в силах спасти моего бедного племянника и избавить его от адского наваждения?

— Когти гарпии кривы и черны. Они тверже и крепче закаленной стали. Острее лучшего самаркандского кинжала. Беспощаднее Эреба и проворнее мысли. Леонард погиб. Наша единственная и весьма зыбкая надежда — на зентивелло, но…

Изрекши этот пугающий оракул, отшельник Сирмион отвернулся, подав знак, что желает остаться один, дабы возобновить свои молитвы.

Советница покинула его с болью в сердце и, прежде чем заря раскинула на горизонте свою молочную завесу, незаметно добралась обратно до Б. Ее страх усиливало то, о чем не знал отшельник, и секрет, который она всегда хранила. Потому она поклялась себе прятать ключ получше, чем она это делала прежде. Между тем мысль о зентивелло вовсе не успокоила ее, а наоборот, еще больше растревожила. Выйдя на Риттергассе, она метнулась к стене, подавив испуганный крик. Вышедший из темноты силуэт приближался ни быстро ни медленно. То была какая-то…

На этом страница обрывается, а оставшаяся часть рукописи полностью отсутствует.