Маськин зимой

Глава 36 Маськин и Маргарита

Казалось бы, своевременное освобождение Европы от ига тиранозаврика должно было принести хотя бы некоторое успокоение в Маськин дом, но не тут-то было. Буквально на следующее утро, после того как у тиранозаврика сбежал счастливый пельмень, в Маськином доме раздался телефонный звонок.

Маськин нехотя прервал утрирование и поднял трубку.

– Кто говорит? – зевая, спросил Маськин.

В трубке зловеще молчали. Маськин бросил трубку и отправился досыпать. Телефон зазвонил снова.

Маськин схватил трубку и закричал:

– Ну, говорите же!

– Не бросайте трубку, – ответил низкий голос, – с вами будет говорить товарищ Сталин.

– Не может быть! – заволновался Маськин, но не успел он растолкать свой Невроз, как в трубке зазвучал всем знакомый голос.

– Здравстуйтэ, товарыщ Маскын!

– Здравствуйте, Иосиф Виссарионович, – ответил Маськин и побледнел голосом.

– Как пожываитэ? Плушывий мидвэд не болэит? – начал распрашивать отец всех времён и народов.

– Всё хорошо, товарищ Сталин, жить становится лучше, жить становится веселей… Особенно с тех пор, как вы изволили помереть! – отчеканил Маськин.

– Хы! Хы! Хы! – с грузинским акцентом засмеялась трубка. – Шутнык ты, Маскын, шутнык… Надо бы тыбя чут-чут растрылять, ты к нам захаживай в тридцат сэдмой, там и поговорым… А сейчас я вот к тэбе по какому дэлу. Тут мне таварыщ Воланд жаловался, что ты тиранозаврика похитил и в положительного телёнка переделал. Все планы таварыщу перепутал. Нэхарашё. Прыдётся вэрнут…

– Это почему ещё? – возмутился Маськин, но потом вспомнил, с кем разговаривает, и осёкся. – Надо так надо, товарищ Сталин, вернём! – вдруг выпалил он, хотя сам не понимал, как такие слова вырвались из его рта.

– Ну, вот и харашё… Я всэгда зналь, что на вас, таварыщ Маскын, мёжно будет положиться в отвэтствэнный момэнт, – сказал Сталин и повесил трубку.

Маськин пришёл в чрезвычайное волнение, но не успел он придумать что-нибудь стоящее, как в кресле в его гостиной нарисовался Воланд собственной персоной, в окружении своей неизменной свиты – кота Бегемота и Коровьева.

Маськин осторожно присел на краешек дивана и стал молча ждать, что скажет страшный гость. Левый Маськин тапок сполз с Маськиной лапы и от страха забился под диван, где попробовал интенсивно креститься, но вдруг вспомнил, что у него нет рук. Правый Маськин тапок смылся ещё во время разговора с товарищем Сталиным, и теперь наверняка уже был по пути на вокзал.

Маськин без тапок и вовсе оробел. Вдруг в самый ответственный момент в комнату ввалился Плюшевый Медведь. Он, не поздоровавшись, бесцеремонно попросил Воланда привстать, чтобы проверить, не сел ли тот случайно на его носки, которые Плюшевый Медведь обычно укладывал спать в кресле в гостиной и надевал только если приходили гости, а теперь как раз такой случай, как вы понимаете, и представился.

Воланд послушно привстал, и Плюшевый Медведь, достав свои носки, чинно их напялил при всеобщем молчании присутствующих.

После этого непродолжительного ритуала Плюшевый Медведь подошёл к гостям поближе и принялся их подробно разглядывать.

– Если не ошибаюсь, князь тьмы собственной персоной! Ба! Какая честь! – промолвил Плюшевый Медведь.

– А, вы, кажется, Плюшевым Медведем будете? – уточнил Воланд.

– Нет, я сначала был прекрасным принцем, но потом злая фея превратила меня в плюшевую игрушку, – соврал Плюшевый Медведь.

– Может, желаете, чтобы я превратил вас обратно? – несколько раздражённо спросил Воланд.

– Нет, не стоит беспокоиться… Бриться неохота. Я, собственно, к вам по поводу билета в Ялту. Помнится, вы мастак бесплатно отправлять в Крым. У нас тут весна пока ещё прохладная, а у меня лапа дошла до последней степени усосанности. Да, кстати, вы насчёт лапы не могли бы посодействовать?

– Извольте, – ещё более раздражённо промолвил Воланд и, взмахнув рукой, указал на Коровьева. Тот забормотал себе под нос:

Вдруг лапа у Плюшевого Медведя стала расти и остановилась только тогда, когда достигла размера половины комнаты.

Плюшевый Медведь не растерялся и сразу принялся её усердно лизать, потому что сосать её не представлялось возможным, ибо она просто не влезла бы в рот, а просить увеличивать рот Плюшевый Медведь постеснялся, потому что всё-таки был довольно воспитанным. Удовлетворив таким образом Плюшевого Медведя, Воланд поспешил вернуться к цели своего визита.

– Сир Маськин, я понимаю, что моё появление в вашем замке в столь неурочный час раннего утрирования совершенно неуместно, однако исключительные обстоятельства заставили меня нарушить приличия… – церемонно начал Воланд.

– Да, да, товарищ Сталин мне звонил… – ответил Маськин, всем своим поведением стараясь не нервировать гостя.

– Так мы можем взять тиранозаврика с собой? – уточнил Воланд.

– Скажите, но почему вам так обязательно приносить столько несчастий? – вдруг спросил Маськин.

– Я часть того, что вечно жаждет зла, но совершает благо… – заученно вымолвил Воланд.

– Нам ваша пропаганда хорошо известна, – вдруг снова встрял в разговор Плюшевый Медведь, и собравшиеся с удивлением заметили, что он умудрился улизать лапу до обычного размера…

– Однако, – промолвил Коровьев, – ну и аппетит же у вас, милейший…

– Злая фея… – начал было сочинять Плюшевый Медведь, но Воланд его оборвал.

– Нам шутов не требуется. У нас свои шуты имеются. Вот Бегемот – чем не шут? Я не думаю, что вам с Маськиным удастся за краткое время нашей встречи изменить моё мировоззрение… Я призван в эту Вселенную следить, чтобы баланс зла всегда находился в соответствии с добром, чтобы не терялась иллюзия реальности и земля отличалась бы от рая. Тиранозаврик своим поведением невольно стал моим пособником, но, перепрограммировав его в телёнка, вы спутали мои планы. Я надеюсь, вы не будете вставать на пути логики развития мира… – по-прежнему раздражённым голосом продолжал князь тьмы.

– Дело всё в том, что вы, Воланд, – литературный герой, придуманный сознанием несчастного Михаила Афанасьевича… Бедный Булгаков страдал последней степенью почечной недостаточности, и мочевина, ударившая ему в голову, создала ваш образ в виде положительного героя, – возразил Плюшевый Медведь.

– Но вы-то тоже, если я не ошибаюсь, герой литературный, и Маськин… – усмехнулся кот Бегемот, которому нравилось быть литературным героем.

– Может быть, вы не верите в Сатану? – вдруг задал Сатана свой коронный вопрос.

– Верю, – кротко согласился Плюшевый Медведь.

– Тогда в чём же дело? – загремел басом Воланд.

– Я не верю в доброго Сатану, я не верю в справедливого Сатану, как не верю и в злого Бога… – пояснил Плюшевый Медведь. – Я знаю, что, споря с вами, напрашиваюсь на жесточайшую критику читателей, я знаю, что целые поколения бредят «Мастером и Маргаритой», но от этого суть дела не меняется. Книга прекрасная! Но – это всего лишь книга. А доброго Сатаны нет, как нет доброго зла или злого добра. Булгаков – усталый регулировщик, опустивший свою палочку, отчего машины встречных полос невольно понеслись друг друга таранить!

– Но вы признаёте необходимость существования зла? – насторожился Воланд.

– Вовсе нет… Я принимаю необходимость существования такого мира, каков он есть, ибо иной мир нам пока неизвестен, – заявил Плюшевый Медведь. – Видите ли, сир, что бы вы там ни говорили, зло – это весьма грязное занятие и чрезвычайно хлопотное. Я вообще не знаю, как вы, такое мудрое на вид существо, согласились на такую работу.

– А как вы согласились на работу Плюшевого Медведя? – возразил Воланд. – Полагаю, вас никто не спрашивал? Скажем так: вас превратила злая фея, а меня назначил злой Бог, чтобы выглядеть в чистых белых перчатках в глазах своих любимчиков людей… Назначив меня, Бог перестал быть злым и стал исключительно добреньким Боженькой, а вся грязная работа досталась мне. Я по четырнадцать часов в сутки не выхожу из горячего цеха, а это сущий ад, настоящая преисподняя.

– Так вы литейщик? – попытался перевести разговор на более безопасную тему Маськин.

– В какой-то мере… – ответил Воланд и продолжил свою мысль: – Когда я говорю, что зло есть необходимая оборотная сторона добра, когда я говорю, что добро в чистом виде неизбежно превращается в зло, – вы мне не верите… А вашему любимому Богу, который вами крутит то вправо, то влево, как хочет, ему вы верите. В него вы верите! Всё – ему! Мне – ничего.

Воланд не на шутку распалился, и Коровьев даже сбегал на кухню за стаканом воды. Студёная водица немного охладила князя тьмы, и он продолжал:

– Вот вы, Маськин, что вы проповедуете? Всему миру прикинуться плюшевыми игрушками? Выращивать пуговицы на деревьях? Держать в хозяйстве коров, не дающих молока? Мир – гораздо более жестокое место, чем вы пытаетесь его нарисовать. Не кажется ли вам, что от вашего образа жизни больше вреда, чем пользы? Если ему начнут следовать многие, во что превратится человечество, да и сможет ли оно вообще выжить?

– Теперь вы беспокоитесь за судьбу человечества, – важно и сочувственно произнёс Плюшевый Медведь, но Воланд почувствовал издёвку и швырнул в Медведя лежавшей подле него подушечкой. Плюшевый Медведь подложил подушечку под себя и подбоченился.

– Ваше добренькое добро злее злого зла, вот моё мнение, – отрезал Воланд.

– Я так не думаю, – возразил Маськин, хотя понимал, что возражать Воланду бесполезно. – Возьмите сто случаев совершения зла, и вы увидите, что, может быть, ни в одном этом случае зло не было необходимым. Если поднатужиться и рассудить, во всех этих случаях можно было бы поискать какое-нибудь другое решение. Зло возникает только от недоумия и спешки, смятения и отчаяния, раздражения и мести. Напоите чаем этих несчастных, поищите вместе с ними хороший выход из положения – вот и не нужно никакого зла.

– Утопия, – отрезал Воланд. – Хотя что вы ожидали от меня услышать?.. Чтобы я сам признал, что я никому не нужен?

– А вы не пробовали собирать марки? – вдруг воодушевился Плюшевый Медведь. – Это могло бы вас отвлечь. Зачем вам быть кому-нибудь нужным? Собирание марок делает коллекционера самодостаточным.

– Я пробовал, – неожиданно приветливо ответил Воланд. – У меня в коллекции даже есть марка 2378 года.

– Да фто вы говорите! – всплеснул ручками Маськин. – И что на ней изображено?

– Разумеется, жопа, – ответил Воланд. – Именно жопа вскоре станет символом почтового сообщения.

– Очень интересно, – подтвердил Плюшевый Медведь. – А что, если нам подкрепиться?

Компания перебралась на кухню и за чаем с вареньем они ещё долго говорили о марках будущего и о коллекциях инопланетянских монет.

Когда пришёл час расставаться, Плюшевый Медведь приготовил всем по коктейлю «Маргарита»[52].

Маськину очень не хотелось отдавать своего телёнка обратно в тиранозаврики, и он тянул время. Воланд, которому давно не было так уютно и хорошо, тоже не торопился. Чтобы заполнить паузу в разговоре, Маськин включил радио. Диктор с голосом Левитана торжественно возвестил:

– От Советского информбюро. Сегодня Армия Адольфа Пельменя пересекла границу…

Маськин включил радио погромче.

Воланд спохватился:

– Нам пора. Кажется, у нас есть подходящий тиран. Ладно, Маськин, оставь при себе телёнка, пользуйся, пока я добрый. Мне два тирана ни к чему, а то они опять друг другу глотки перегрызут.

На том царь тьмы со свитой и отчалил. Когда всё утихло, к Маськину вернулись тапки. Они молча налезли на его лапки и сделали вид, что никуда не отлучались. Им было стыдно за свою трусость. Хотя тапки рассудили, что если бы они были военными сапогами со шпорами – они бы обязательно остались… Но куда им, домашней обуви, тягаться с самим Сатаной!

А Плюшевый Медведь после ухода гостей снял свои парадные носки и снова уложил их спать в кресле в гостиной.