Медальон (СИ)

Глава 10

Вечером того же дня мы разбили лагерь высоко в горах.

Путь дался мне тяжелее предыдущего. Чем выше мы поднимались, тем сложнее становилось дышать. Каждый шаг буквально сжимал воздух в легких. От этого жутко кружилась голова, а перед глазами все плыло.

Я впервые испытывала такие неприятные ощущения— подъем в гору, так ещё и извилистыми путями задача не из легких.

На закате мы забрались так высоко, что дух захватывало. Мой спутник заметно расслабился, мне даже показалось, что северно-ледовитый океан разделяющий нас пустил трещину.

— Запасов у нас не так много, но я вижу, ты устала — разжигая огонь заботливо говорит индеец.

— Немного. — соврала я. Устала дико, на подъёме хотелось лечь пластом и не двигаться.

— Ты последи за огнём, подбрасывай сухие ветки. Я пойду поищу что-нибудь съедобное пока совсем не стемнело.

Киваю. Что ещё мне сказать?

Нас отделяет небольшое ущелье от резервации Мэкхьи. Мы могли бы легко добраться к утру, если бы не мои стертые в кровь ступни.

Ближе к ночи Мэкхья заботливо расстилает плед. В горах куда прохладнее чем в лесу, но он будто этого не замечает. Я сижу поджав ноги под себя и доедаю последнюю порцию собранных им ягод.

— Раз я все ещё жива, значит ты умеешь их выбирать, — как обычно пытаюсь разговорить его.

Мэкхья молча выдувает клубы дыма, при этом никак не реагируя на мое замечание. На лице полное блаженство. Впервые вижу, чтобы он закурил.

— Что ты имел ввиду когда сказал, что индейцы индейцам рознь?

— То и имел ввиду.

Минуты две тщетно жду продолжение. Но нет. Молчит.

С этим человеком явно не построить диалог, что ещё взять с необразованного индейца, мысли даже свои выразить не может.

— Ты шлепаешь губами…. - хитро замечает он.

Понимаю, что выгляжу глупо, но стараюсь смотреть в его сторону, как можно более пренебрежительней. А он ещё шире улыбается.

Со скорбью признаю, что чрезвычайно завишу от его настроения. Но все ещё держусь. Улыбаться не буду.

— Меня ругаешь? — допытывается он.

— Да, как раз откручиваю тебе голову.

Мэкхья громко смеётся, почти так же, как тогда на берегу. Я тоже больше не могу сдерживать улыбку. Глупое сердце тает моментально.

Мне нравится вот так у костра сидеть, разговаривать, шутить. Я представляю, что не убегаю, не скрываюсь. Представляю, что ноги не болят и, что вовсе не сыро вокруг.

— Человек должен сам сделать свои стрелы, — вполне серьезно говорит он.

— Зачем?

— Ты не сможешь всю жизнь прятаться и убегать. Однажды этому наступит конец. Будь охотником, Амо. Перестань быть жертвой. В твоих руках лук, так научись же стрелять из него, либо брось и освободи себя.

— Ты говоришь загадками.

— Я говорю вполне понятно, тебе полезно будет научиться слушать сердцем. Иначе нет смысла во всем этом.

Снова закуривает.

— В чем нет смысла? Я не понимаю тебя. Ты же элементарно не рассказываешь, как нашёл меня и почему помогаешь мне? Почему после встречи с тобой происходят необъяснимые вещи?

— Необъяснимые вещи? — переспрашивает игнорируя остальные вопросы.

— М..м..медальон например. Что вчера было? Для чего мы опускали его в воду?

— Ты серьезно ничего не знаешь? Сначала я думал ты притворяешься! Я бы тоже с опаской относился к первому встречному. Но сейчас для меня необъяснимо, — делает упор на последнее слово, — как раз то, что ты не понимаешь элементарные вещи, которые даже индейский ребёнок знает с колыбели.

Я отшатываюсь, как от пощёчины, еле хватая воздух ртом.

Больше не собираюсь продолжать этот унизительный разговор. Встаю и ухожу.

Он меня не останавливает. Даже не шелохнулся.

Горло терновым венком сдавливают слёзы. Мерзкий индеец ничего не знает обо мне. Он не имеет право меня осуждать. Я была рыбкой в аквариуме всю жизнь. Крупицы информации, что как корм скупо подбрасывала мне бабушка — все, что я знаю о прошлом.

Стоя на обрыве, я безуспешно пытаюсь подавить бушующее негодование. Но обида в итоге берет верх на разумом. Не позволю какому то неотесанному индейцу меня отчитывать.

Я круто разворачиваюсь и размашистыми шагами иду к потрескивающему костру. На ходу приказывая бешено бьющемуся сердцу успокоиться.

Бранные слова так и вертятся на кончике языка. По привычке, набираю полные легкие воздуха чтобы выпалить ему все в лицо, как на духу.

Однако, добравшись до "поля битвы" моему разочарованию нет предела.

Мэкхья исчез.