Медальон (СИ)

Глава 22

«Не только зло, но и добро приходит к нам под разной личиной».

Слова старушки Юны— первое, что приходит мне на ум, как я вхожу в просторный и на удивление уютный вигвам.

Здесь у каждого предмета своё законное место. Первое, что привлекает внимание перья, будто огромным хвост павлина свисают по левую сторону жилища. Под ними аккуратными стопками сложены потрепанные книги с высевавшими обложками. И не парочка, а можно сказать достойная библиотека.

Я медленно обхожу взглядом комнату в поисках чего нибудь приметного, что уже заранее расскажет о хозяине вигвама. Взгляд мой останавливается на ружьё внушительного размера. Его будто недавно сбросили на пол и просто пошли дальше.

Мороз по коже. Ставлю бабушкины зубы, что им недавно был кто-то застрелен. Нервно хихикаю. Бабушка Мискодит всегда так шутила. Но моя шутка явно не к месту.

Я слышу запах пороха и смерти. Мне безумно хочется сбежать, поджилки трясутся.

Но бабушка шепчет:

«О Ноши Тэнкэквуну»

«Да, бабушка, ты уже так говорила. Однако, Точо все таки поймал меня и притащил сюда».

Призывая все возможности логики, которой я честное слово редко пользуюсь я судорожно соображаю.

Если проигнорировать наличие ружья, которое вполне Возможно используется для охоты, то, человек, что здесь проживает несомненно должен быть образованным человеком. Кто угодно книги дома не хранит, так ведь?

К тому же судя по перьям, индеец не раз побеждал в бою и принадлежит к почитаемому роду.

Мне непременно удасться с ним договориться!

Взбодрившись тем малым позитивом, который на минуточку нелегкое дело достать в данной ситуации, потому что он будто последние капли кленового сока весной, я немного помедлив подхожу к комнате.

За мелкими бусами до самого пола проглядывается нечеткий сгорбившийся силуэт.

Нерешительно, едва касаясь, отодвигаю одну ниточку и вижу крепкого старичка лет шестидесяти пяти. Он сидит боком умиротворенно перебирает чётки в руках.

— Вот ты и дома. Добро пожаловать, Амо! — тихо и медленно будто сам себе проговаривает, не удосужившись даже повернуть головы, — Проходи!

Я отрицательно качаю головой, давая понять, что мне и здесь у входа хорошо.

— Так разговора не получится, — наконец поворачивая голову отрезает он. Жестом снова приглашая присесть. В нечетком освещении я не вижу его лица. Мешкаю перед тем, как опуститься на плоскую подушку напротив него. А он прикрыв глаза что то нашептывает, склонил голову вперёд будто уснул.

Он даёт мне время осмотреться. Привыкнуть.

Комната вождя до ужаса нагромождена шкурами убитых зверей. На стене, на полу, в углу у кровати даже лежит медвежья шкура. Скромный стол в дальнем углу нагроможден странными картами, чертежами и пожелтевшей старой бумагой. Я будто не у вождя в шатре, а у путешественника.

И вроде бы опасаться нечего, но меня сжирают противоречивые чувства.

Я так привыкла боятся, что даже старик вызывает во мне опасения.

Юна обещала, что вождь не навредит. «Если ты решишь диктовать свои условия, тогда дождь это всего лишь дождь».

Как сложно, иногда понять весь скрытый смысл посланий.

У бабушки Мискодит не было привычки постоянно говорить загадками.

Перед тем, как опуститься на подушку я поднимаю голову и вижу, что над головой висит большой круглый амулет перевязанный нитками, будто паутиной. Он кружится вокруг своей оси и серые перья свисающие с него не успевая за амулетом лишь колышаться взвад и вперёд. — Асабикешиин или попросту ловец снов, единственное что мы так же как и многие племена позаимствовали у одживбе! — поясняет вождь. Он поднимает голову и я в конце концов встречаюсь с глубоко посаженными изумрудными глазами.

Кожа мгновенно покрывается мурашками.

Из памяти всплывает злобный взгляд изумрудных глаз. Нет. Это не может быть совпадением.

Меня бросает то в жар то в холод.

Бьет дикая дрожь, что не остаётся незамеченным от цепкого взгляда индейца.

Нас разделяет тлеющий небольшой костёр.

Вождь подбрасывает мелкие дровишки:

— Будет теплее.

Сдержанно киваю. Мне до боли некомфортно в его присутствии.

— Ты можешь звать меня дедушкой Вихо, не при всех конечно, я, как никак вождь, — пытается шутить старик, улыбаясь так, что вокруг глаз гармошка мелких морщин образовывается.

— Амо, — робко представляюсь я.

— Амо, — вторит мне, — дочь всеми любимой Вэноны, — Будем знакомы. Протягивает мне руку, не выпуская чёрные чётки.

Проигнорировать вежливый жест было бы неприлично, поэтому мы без какой либо тревожной несмело отвечаю на крепкое мужское рукопожатие. Но только ощутив холод чёток на ладони я обжигаюсь.

Перед глазами молниями мигает недвусмысленная картина — старик лбом бьется о землю перед многочисленными духами, чьи лица безбожно изуродованы шрамами, а руки связаны цепями. Они вьюгой кружат вокруг вождя и то ли усмехаются, то ли скалятся.

Видение рассеивается.

Вождь в недоумении приподнимает бровь.

Я быстро высвобождаю руку.

— Для чего я здесь? — решаюсь дипломатично начать. А внутри поджилки трясутся.

— Вернуть то, что принадлежит племени.

— Но я ничего у вас не брала.

— Ты, возможно и нет.

Я выжидающе смотрю, вдруг осознавая, что за маской умиротворения и превосходства вождя скрывается неуемная сила совершенно не вписывающаяся во внешний образ индейца преклонного образа.

За время скитаний я поняла, не без посторонней помощи, что корень преткновения не я, а ониксовый камень на шее.

Я по-хозяйски провожу по нему рукой. Он сразу отзывается ледяным треском. Нехороший знак.

Глаза вождя неотрывно смотрят на медальон. Сомневаюсь, что он не в курсе магической природы камня.

Я мысленно браню себя и злосчастный медальон.

Тем временем, индеец уже разливает желтую дымящуюся жидкость по глиняным пиалам.

— Чай из душицы и зверобоя, на случай важных переговоров, — Юнин рецепт, — заговорщически подмигивает мне.

Я деланно отпиваю, не забывая похвалить ароматное варево и перехожу сразу к делу, по большей части потому что ни минуты дольше не хочу находиться в этом племени:

— Дедушка Вихо, расскажите, пожалуйста, все по-порядку. У кого не спрашиваю почему меня насильно привели, — обиженно свожу брови, добавляю несмело, — обращались грубо и перепугали до смерти.

Индеец искренне удивляется. Пытается что- то сказать, но я не даю ему этой возможности. Уверенно продолжаю, вытаскивая единственный козырь в рукаве:

— Если бы я знала, что у меня есть ваша вещь, я бы непременно вернула.