Мертвый штиль: Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

Глава 5

Может, он был тут все это время. Ведь я охотился исключительно за двадцатками. Нет! Прошлой ночью в коробке лежали только пятерки и однодолларовые бумажки. Нынче утром вновь прибывший расплатился за завтрак долларовой купюрой, тогда как я вручил им пятерку.

Итак, кто-то появлялся здесь и расплатился за что-то этой десяткой, получив одну из пятерок на сдачу. У меня едва не захватило дух. Все приобретало иной смысл и становилось очень интересным!

— А помельче ничего нет? — вновь спросила Джуэл и пристально посмотрела на меня.

— Ох, — спохватился я, затем полез в карман и достал монету в двадцать пять центов. — Вот, нашел. И дайте мне еще кока-колы, пока будете искать сдачу. Чертовски хочу пить.

В другой руке у меня все еще была десятка, когда она отвернулась, чтобы открыть холодильник. Мне хватило доли секунды, чтобы бросить свою десятку в коробку и выхватить ту, другую, что лежала там. Не успела Джуэл обернуться, как я уже запихнул банкнот в бумажник. Потом положил четвертак на стойку, и она дала мне десять центов сдачи, ведать не ведая о подмене. Да и как она могла заметить: полоска вдоль края была настолько узенькой, что вряд ли кто-нибудь обратил на нее внимание. Мне не терпелось хорошенько рассмотреть банкнот, но сейчас были дела и поважнее.

Я уселся на табурет возле стойки и глотнул кока-колы. Джуэл же отправилась в глубь комнаты за метлой, которую пару минут назад прислонила к стене.

Закурив сигарету, я развернулся на вращающемся табурете.

— Вы, случайно, не работали манекенщицей? — огорошил я ее.

Она пораженно застыла, а потом обернулась:

— Нет! А почему вы спросили?

— Не знаю, — пожал я плечами. — В вашей походке что-то есть. Вас никогда ей специально не обучали?

Она покачала головой:

— А почему вы так думаете?

Я неопределенно взмахнул рукой с зажатой между пальцами сигаретой.

— Грация. Плавность. Назовите это как хотите. Вас не затруднит пройтись до двери и обратно?

Джуэл разом посуровела, и я подумал было, что она собирается послать меня ко всем чертям. Однако хозяйка вновь прислонила метлу к стене и сделала так, как ей было сказано. Я внимательно наблюдал: она была грациозной от природы, но жизненные перипетии не прошли для нее бесследно, а в данный момент ею владели еще скованность и настороженность. Впрочем, в последнем обстоятельстве был повинен я сам.

— Поставьте ноги вместе! — рявкнул я. — Вы что, на забор карабкаетесь?

Словно задохнувшись от негодования, она остановилась.

— Простите, миссис Нанн, — поспешно заявил я, улыбнулся и, как бы сдаваясь, чуть приподнял руку. — Видите, сдаюсь… то бишь прошу прощения, — вырвалось у меня непроизвольно. — Я ляпнул не подумав. Поймите меня правильно: даже, казалось бы, малейший промах, допущенный сознательно, со временем может превратиться в изъян, который подобен ложке дегтя в бочке меда. Вы понимаете, о чем я?

— Не совсем.

Видимо, она и в лучшие времена не отличалась сообразительностью, а сейчас и вообще ни в чем не была уверена. Любая женщина прекрасно чувствует лесть, но не в состоянии совладать с переменой темпа. Разрушьте привычные стереотипы, и она полностью потеряет ориентацию. А как только контроль над собой и окружающими ослабевает, самое время поманить ее свистком.

— Ну, — добавила она, — вы и наглец!

Когда отступают — атакуй. Нахальство — второе счастье. Оно может стоить вам разбитой губы, но чаще всего приносит желанный результат, если вы, конечно, умеете вовремя остановиться. Я окинул ее оценивающим взглядом: сначала лодыжки, затем длинные и в высшей степени привлекательные голые ноги, узкую талию, натягивающие ткань рубашки округлые груди — и, наконец, остановил глаза на бледном лице, выдержав ее гневный взор. Осмотр доставил мне нескрываемое удовольствие. Она шумно перевела дыхание.

— О, — произнес я в замешательстве, словно только сейчас осознал, как некрасиво поступил. — Пожалуйста, извините. Я вовсе не хотел быть бестактным. Просто представил вас в вечернем платье.

Она сочла за лучшее промолчать, явно не зная, как вести себя дальше.

— Женщины, умеющие носить одежду, — сказал я, — выглядят поистине изумительно.

Взяв бутылку кока-колы, я небрежной походкой подошел к Джуэл и вложил бутылку ей в руку. Она взглянула на меня с легким любопытством, все еще недоумевая, что ей предпринять. Я же широкими быстрыми шагами подошел к занавешенной двери и стал в проеме, лениво щурясь на залитую солнцем площадку перед кемпингом.

— Какое прекрасное место! — восхитился я.

На миг воцарилась тишина. Кто мог быть в том автомобиле, шум которого я слышал, когда причаливал к сходням? Но может, кто-то был и перед этим?

— Что вы подразумевали, говоря о моих ногах? — произнесла она за моей спиной.

— Забудьте об этом, — ответил я. — Еще раз простите мою дерзость.

— И все-таки почему? Многие женщины ходят расставив ноги.

— Верно. Они не понимают одной простой вещи.

— Какой же?

— Эти женщины ходят как вьючные животные.

— Вот как?

Я обернулся к ней и ухмыльнулся:

— Наверное, вы думаете, что у меня не все дома. Еще раз извините, я не имею никакого права отпускать подобные замечания и тем более переходить на личности. Но это просто… скажем так, излишняя чувствительность. По моему мнению, высокие женщины прекрасно смотрятся лишь тогда, когда у них хорошая походка. Поэтому я всегда огорчаюсь, видя, что женщина не может себя преподнести наилучшим образом. А вы очень щедро наделены от природы… Все, замолкаю. Не буду испытывать ваше терпение. Впредь мне наука: держать язык за зубами.

Джуэл задумалась, а затем сказала:

— По-моему, здесь не на что обижаться, а тем более возмущаться.

Она и не подумала возобновить свое занятие. Ее лицо просветлело и стало задумчиво-мечтательным, а в голосе зазвучали робкие дружеские нотки. Рыбка клюнула.

Вот что поведала мне рыжеволосая хозяйка кемпинга.

До замужества ее звали Джуэл Теннисон, и в октябре ей исполнится двадцать пять лет. Всю свою жизнь она жила в Эксетере — это в сельской местности. Кроме года, который провела с теткой в Новом Орлеане, когда ей было двенадцать лет. Ее родители умерли. Брат живет в Барстоу — это в Калифорнии. У них с Джорджем был дом в Эксетере, за который была выплачена почти половина стоимости, но Джордж потерял работу, и им пришлось продать дом и купить этот кемпинг. Она также внесла свой пай: тысячу двести долларов, что оставила ей мать. Учась в высшей школе, она пользовалась успехом. Как же ей сейчас не хватает телевизора. Они могли бы установить антенну, чтобы принимать два канала из Санпорта, но тут нет электричества.

Признаться, она никогда не задумывалась о своих руках. Ужасно, конечно, что грязная вода делает их такими грубыми, однако она не придавала большого значения тому, какими они могут стать впоследствии. Неужто я действительно нахожу их выразительными? И где же я научился замечать такие мелочи: как ходят женщины и какие у них руки? Ведь в основном мужчины просто… ну да вы и сами знаете.

Она не любит ловить рыбу. Рыбы слишком уж холодные и скользкие на ощупь. Можно уколоться о плавник до крови, если не остерегаться. Она немного плавает — к счастью, здесь, на озере, нет водяных змей. Она немного играла в теннис в высшей школе, но думает, что женщинам не стоит серьезно увлекаться спортом — очень уж развиваются мускулы. А мускулистых женщин никто не любит.

О, ну… Очень мило, если вы так думаете. У вас прекрасная манера выражаться о вещах, которые из уст других мужчин было бы неприятно слушать.

Джуэл не рассказывала о Нанне. Медленно погружаясь в уныние на протяжении последних лет, она могла изредка вынырнуть и открыть душу в припадке откровения совершенно незнакомому человеку, но сейчас это был не порыв с ее стороны, а нечто совсем другое. «Скорее осознанное действие, — подумал я, — сродни тому, когда женщина общается с кем-то, кто видит в ней человека, ее внешняя защитная оболочка размягчается, и она выкладывает все как на духу». Я сильно сомневался, что Джуэл все еще любит Нанна, но, раскрывшись передо мной, она строго следовала избитой догме «мыльных опер»: никогда не обсуждать своего спутника жизни с посторонними, каким бы мерзавцем тот ни был.

Однако ее жизнь была передо мной как на ладони. Она чахла здесь. Сходила с ума от одиночества. Похоронила себя заживо. Она страждала, изнывала от желания — нет, я говорю не о плотском желании, ибо нетрудно было догадаться, что Нанн в состоянии удовлетворить все ее чисто физиологические потребности, пусть даже не с той утонченностью, каковая была когда-то присуща рыцарям плаща и кинжала. «Один нежный жест, знак внимания, — подумал я, — Джуэл станет страстной любовницей. Пожалуй, не помешает заняться ею вплотную». Но сейчас мне была нужна исключительно информация.

Нет, весь их бизнес — это рыбаки, говорила меж тем Джуэл. Некоторые из них прибывают и остаются на три или четыре дня, а кое-кто нанимает Джорджа в качестве проводника. Запасы бакалеи предназначены главным образом для тех, кто во время рыбалки живет день или два на озере в палатке, а также они продают припасы обитателям низины в случае, когда у них кончатся продукты или же нет желания ехать в город. К примеру, нынче утром один из братьев Хилдебранд прикатил за мукой и сгущенкой. Да, как раз перед моим приходом.

Продолжай, дорогуша!

Хилдебранды? На самом деле они не подростки, а взрослые мужчины, близнецы, которым около двадцати трех или двадцати четырех лет. Этих крутых ребят зовут Джек и Джадсон. Джадсон отсидел в тюрьме штата, за то что в драке порезал человека. Они живут на западной стороне озера с отцом и выращивают сладкий тростник, из которого по осени делают сироп и очень многие думают, что они также круглый год занимаются изготовлением самогона. Нет, женщин там нет: никто из ребят не женат, а мать у них умерла. Готовят они себе сами, и можно вообразить, что это за стряпня. Наверное, отвратительная еда и делает их такими злыми. У нас покупают очень мало. Они не ладят с Джорджем. Каждую субботу отправляются в город, и старик заставляет их покупать продукты и грузить в машину до того, как они напьются и начнут искать место, где идут танцульки, чтобы затеять там драку.

Рассказ о Хилдебрандах меня не заинтересовал. Начать хотя бы с того, что они ни за что не истратили бы у Наннов целых две двадцатки. И если бы вдруг оказались обладателями большой суммы, денежки хлынули бы бурным потоком через всю округу, оседая в притонах, пивных, не говоря уже о громадных штрафах, уплаченных за нарушение общественного порядка. Даже то, что один из братцев побывал в тюрьме, ничего не значит. Хайг тоже любовался небом в крупную клетку, но это за две тысячи миль отсюда, в Сан-Квентин. Кто же тогда остается? Тот человек, что проплыл мимо меня на озере? Больше вроде некому.

В верховьях озера живут немного людей, в основном мужчины, но их почти не видно. За исключением чокнутого, конечно. Он был здесь нынче утром. Возможно, вы видели его, когда он проплывал в лодке. О, он совсем безвредный, и вам наверняка стало бы его жаль, да только разговаривать с ним бесполезно. Сюда он наведывается дважды в неделю за продуктами и комиксами.

Комиксы? Так вот почему эти книжонки были в кемпинге. Ну, пожалуй, этот тип и впрямь не в себе. Но Боже, тогда должен быть кто-то еще. Я продолжал слушать — может, она проболтается о том, кто мне нужен.

…Джордж называет его «Пара пушек», но его настоящее имя Клиффордс, то ли Уолтер, то ли Уилбур Клиффордс. Впрочем, ни для кого не имеет значения, как его зовут. Даже для него самого. Порой он воображает себя сержантом Пятницей, а затем влезает в шкуру Ватт Эрпа и тогда надевает соломенное сомбреро и пояс с кобурой, в которой находится шестизарядник… Да, самый настоящий. Джордж говорит, что пушка должна быть 36-го или 38-го калибра. Он стреляет из нее по змеям. Насколько ей известно, Клиффордс обитает здесь уже не первый год. Он работал прежде на «Южной Тихоокеанской» или еще на какой-то железной дороге — это уж точно, — у него приличная пенсия и он, кроме охоты и рыбалки, ничем не занимается и ведет жизнь отшельника — вот у него крыша и поехала, ну да вы понимаете. Клиффордс покупает на пятнадцать, а то и на все двадцать долларов комиксов, детективных журналов и астрологических прогнозов у них каждый месяц, не говоря уже о продуктах, зарядах для дробовика и патронах для пушки, и всегда рассчитывается десяти- или двадцатидолларовыми банкнотами. Вы наверняка подумали, что с такими деньгами ему надо бы жить в городе, где у него был бы телевизор и он мог бы общаться с цивилизованными людьми.

Если ваша голова не только для шляпы, то с возрастом у вас вырабатывается особый нюх. Этот своеобразный биологический счетчик Гейгера начинает тихо щелкать, когда все остальные ваши чувства еще как бы спят, и немного погодя вы понимаете, что означают его щелчки. Вот нечто подобное почувствовал сейчас и я.

…И кто-то мог позаботиться о нем, старике. Он на самом деле милый, от моего внимания не укрылось, что Джуэл очень жалеет этого чудака. Всегда заставляет его выпить стакан свежего молока, если оно у них имеется и при этом нет поблизости Джорджа. Ведь тот потешается над Клиффордсом. Но раз он захотел жить здесь отшельником, то это его дело. О, конечно, она прекрасно понимает, что чудаковатый старик может заинтриговать того, кто интересуется людьми. Здесь он обретается около полутора лет. Ей точно известно, что он живет в здешних местах по меньшей мере три года, так как столько лет минуло с тех пор, как Джордж встретил его в первый раз. Он прибыл на это болото, чтобы арестовать одного негра, подозреваемого в убийстве, и тогда натолкнулся на мистера Клиффордса. Вернувшись в город, он рассказал ей о смешном чудаке, который хотел сопровождать его и вызвался помочь в поимке негра, так и сыпал при этом мудреными словечками типа «отряд шерифа», «полицейский кордон», «захват убийцы с предъявлением ордера на арест» и так далее. Да, это было точно три года назад — потому что тогда исполнилось всего несколько месяцев, как они с Джорджем поженились.

Мистеру Клиффордсу уже лет сорок пять по крайней мере. Нет, в городе почти не появляется. Может быть, раз в два или три месяца, чтобы обналичить свои пенсионные чеки да купить новую одежду взамен вконец износившейся. Нет, он никогда не обращался к ним с просьбой получить за него деньги, но иногда она выполняет его поручения, бывая в городе, — покупает лекарства в аптеке и тому подобное. Почта приходит на его имя в кемпинг, но он получает только чеки. Они поступают в длинном конверте со штампом железной дороги. Наверное, бедняга один-одинешенек в целом свете!

Когда он собирается в город, то приплывает на лодке, чтобы договориться со мной или Джорджем насчет поездки. Его хижина в миле от дороги, что ведет в верховья озера, но эта дорога проходима только в сухую погоду, да и в любом случае, у него нет машины.

Джуэл налила две чашки кофе, который приготовила, пока мы беседовали, потом вновь уселась на табурет у стойки. Мы развернулись лицом друг к другу, а разделял нас лишь табурет посредине. Я сидел спиной к двери.

Она отпила глоток кофе и улыбнулась.

— Пора браться за работу, — произнесла она. — Уж и не помню, когда я столько болтала.

— Мне наш разговор доставил огромное удовольствие, — уверил я.

Я достал сигареты и предложил ей одну, размышляя, как бы опять перевести разговор на Клиффордса. Мы совсем приблизились друг к другу, когда я чиркнул зажигалкой. «А она довольно хорошенькая, — подумал я, — особенно сейчас».

Вдруг лицо Джуэл окаменело. Перехватив ее взгляд, я повернулся и увидел, как, отдернув занавеску при входе, вошел Нанн. Он, должно быть, двигался бесшумно, как кошка: ни я, ни она даже не слышали, как хозяин кемпинга поднимался на крыльцо.

Я кивнул ему, закурил сигарету и закрыл зажигалку.

— Как рыбалка? — поинтересовался я, размышляя, почему он вернулся так рано.

Нанн впился в меня пристальным взглядом. На миг мне подумалось, что он не собирается отвечать, но затем хозяин все же сменил гнев на милость:

— Да так себе. А вы наловили рыбы?

— Сначала удача мне улыбнулась, но это длилось недолго.

— Может, вы напрасно отступились. Или же испробовали не все.

Джуэл не произнесла ни слова, и я почти физически ощутил, как нарастает напряжение в комнате. У меня появилось отвратительное чувство: стоит сделать неверный ход — и взрыва не миновать.

Он окинул нас холодным взором, а затем перевел его на две чашки кофе.

— Не покажется ли тебе слишком обременительным поискать коробку со стригунами, — обратился он к Джуэл. — Конечно, если у тебя найдется время.

Она поднялась с табурета и не слова ни говоря исчезла за дверью позади стойки. Воцарившееся молчание могло показаться тягостным, но мы с ним настолько не замечали друг друга, что для нас это не имело никакого значения.

— Вы, ребята, на совесть починили эти моторы, — съязвил он.

— А в чем, собственно, дело? — сухо поинтересовался я.

— Я срезал стригун.

— Уже догадался, — сообщил я. — А для чего, по-вашему, предназначены стригуны?

— Ладно, замнем для ясности, — прорычал он. — Вы же получили свои денежки, чего вам теперь волноваться?

— Если бы стригун не срезало, вы бы порвали лопасти гребного винта либо погнули ось.

Он чиркнул спичкой о ноготь большого пальца и закурил сигарету.

— Да-а? Но ведь муфта расцепления на этих моторах должна отключать винт и уводить стригун.

— На новых моторах она есть, на старых моделях — нет.

— Конечно. У вас готовы ответы на все вопросы. Купив эти моторы, я проклял все на свете.

Я допил кофе, положил на стойку десять центов и встал с табурета.

— Лучше ухаживайте за ними, — посоветовал я. — Это помогает.

Я направился к двери. И Нанн нехотя посторонился. Было видно невооруженным глазом, что он ищет ссоры, но еще больше ему хотелось, чтобы я поскорее убрался. Меня это вполне устраивало: я горел желанием заняться другими, куда более важными вещами.

— Вам больше ничего не нужно? — осведомился он.

Обернувшись, я посмотрел в его хмурое худое лицо.

— Нет, — ответил я. — А почему вы спрашиваете?

— Решил на всякий случай убедиться. А что тут такого?

— Да нет, ничего.

Я покинул штаб-квартиру и пересек выжженный солнцем двор, направляясь к своей хижине. Спор по поводу моторов был явной туфтой. Возможно, срезанный стригун — это всего лишь предлог, чтобы втихаря вернуться. Он шпионил за Джуэл. Или за мной?

Имело ли это отношение к тому, что привело меня сюда? Или же он просто вообразил, что причина моего появления здесь — его жена? Эта версия не лишена смысла, если учесть, что он за человек.

Но если Нанн не уверен, что сумеет удержать ее в здешних стенах, это его головная боль, а не моя. У меня без него забот полон рот. Дело, которое и прежде выглядело в целом довольно нелепым, теперь же и вовсе казалось настоящим бредом.

У меня на руках веские доказательства. Они где-то как-то пересекаются. Сводишь концы вместе — и вот тебе ответ. Но какой?

Одна из самых крупных полицейских организаций в мире перетряхивает сверху донизу Северную Америку, пытаясь отыскать деньги ограбленного банка, в то время как полудурок, впавший в детство и грезящий наяву, преспокойно покупает на этот куш гангстеров, обильно политый кровью, безобидные комиксы.

«Продолжай в том же духе, Клиффордс, — подумал я. — Раздобуду для тебя целую кипу, и мы сторгуемся. Выложишь бабки за Питера-кролика!»