Мертвый штиль: Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

Глава 4

Его называли Бешеный Пес Хайг, хотя родители нарекли Уильямом. Кличка Дикий Билл, данная ему затем, казалась вполне уместной, но не совсем точной. Больше всего такое прозвище подходило отчаянным гонщикам и трюкачам и менее всего раскрывало истинную сущность Хайга. Он являлся атавизмом. Ему бы орудовать во времена Кэлли-Пулемета[1], «мальчиков Флойда» и грабителей дилижансов. Хайг был воплощением насилия. Но как ни странно, вплоть до того момента, когда его имя под броскими заголовками попало на страницы газет два года назад, — а тогда ему уже исполнилось двадцать шесть лет, — его единственный привод был за мелочевку: кражу машин. Впрочем, он вскоре дозрел и стал неистовым, как викинг, с тем лишь исключением, что его страсть к насилию проявилась в ограблении крупных банков.

За шесть месяцев Хайг и его банда ограбили три больших банка. В этих дерзких и жестоких ограблениях ему сопутствовали огневая мощь и слепая удача, но последний налет был менее удачным. Хайг, по-видимому, ничего не знал о защитных устройствах, да и знать не желал. Планирование операций был не его конек — он просто врывался внутрь и огнем прокладывал себе дорогу. Ограбление первого банка в Сент-Луисе принесло ему в результате смерть кассира, охранника и около девяти тысяч долларов. Второй банк был в пригороде Детройта. Тут он стал обладателем девяноста тысяч долларов, но всего лишь на несколько минут, так как член его банды, в чьих руках находилась большая часть добычи, был убит на улице рядом с банком во время перестрелки с полицией. Хайг и еще двое спаслись бегством, унося с собой двенадцать тысяч долларов, убив одного патрульного, а второго оставив с пулей в бедре. Газеты пестрели жуткими заголовками.

Дикого Билла взяли в феврале в Санпорте, чему немало способствовали густая сеть полицейских участков, содействие ФБР, улучшенная система тревожного оповещения и пробки на дорогах. А точнее сказать, накрыли всю банду Хайга. Он совершил налет на «Голф ферст нэйшнл» с тремя подручными. Они убили охранника, ранили банковского служащего и грабанули почти сто семьдесят тысяч долларов. Потом случилось неотвратимое: их бегство превратилось в настоящую бойню. Они оставили своего подельника Реда Джоули на ступенях банка с пулей в брюшной полости. Водитель машины, на которой они удирали, был убит выстрелом в голову, не проехав и квартала. Другой бандит, что сидел рядом на сиденье, открыл дверцу, вышвырнул водителя и сам сел за руль. Хайг был на заднем сиденье с сумкой, в которой находилась добыча. Двадцать минут спустя на окраине города, но в пределах досягаемости полиции машина налетчиков врезалась в грузовик, ползущий со скоростью шестьдесят миль в час. Оба автомобиля по инерции выскочили за разделительную черту на полосу встречного движения и столкнулись еще с двумя машинами. Полиция прибыла к месту аварии в считанные минуты. Бандит-водитель был все еще за рулем… мертвый, со сломанной шеей. А Хайга и след простыл.

Казалось, будто он преспокойненько выбрался из разбитой машины, поднялся на борт «летающей тарелки» и отбыл на Марс, вместе с награбленными деньгами. Его нигде не было. Деньги тоже исчезли. В тот день никто больше не видел Хайга.

С большой натяжкой можно было предположить, что ему удалось улизнуть за полторы минуты, когда царили паника и неразбериха. Но вот что просто не укладывалось в голове — это как он мог бесследно исчезнуть, несмотря на тщательные поиски, которые продолжаются по сей день. Казалось, просто нет места, где бы Хайг мог прятаться. Для преступного мира он был слишком уж «горячим». Хайг был убийцей полицейских и самой желанной персоной для всемогущего ФБР, где он проходил как особо опасный преступник. Ему бы не удалось купить себе убежище ни за какие деньги у кого бы то ни было.

И полиции о нем уже известно было все.

Ред Джоули успел дать свидетельские показания перед смертью. Те сведения, которые из него вытянули о Хайге, вполне потянули бы на трехтомную биографию Дикого Билла. Надо ли говорить, что ФБР не преминуло посетить те места, откуда Хайг был родом, и теперь у них имелись его фотографии, словесные портреты, отпечатки пальцев и целое досье привычек. Его снимки красовались на первых страницах всех газет и украшали стены всех почтовых отделений в округе. И все же, образно говоря, результаты равнялись нулю. Хайг как в воду канул. И вместе с ним бесследно исчез жирный куш, сорванный во время самого крупного ограбления в истории штата.

Я закурил вторую сигарету и, глядя в темноту, снова усомнился в том, что эта история с двадцатками имеет какое-то отношение к Хайгу. Но черт побери, факты — упрямая вещь! Я мысленно разложил все по полочкам.

Во-первых. Деньги так и не нашли.

Во-вторых. Деньги все еще ищут, и часть их, по меньшей мере, идентифицирована по номерам.

В-третьих. Эти две двадцатки являются вещественным доказательством. ФБР заинтересовано в том, чтобы выяснить их источник. И мне среди прочих снимков была показана и фотография Хайга.

В-четвертых. «Горячие» банкноты пришли отсюда.

Но где же логика? Сам Хайг из Сан-Франциско. Он типичный горожанин. Ему и дня не выжить в этой болотистой глухомани, даже если бы он смог добраться сюда, не говоря уже о том, что только последний дурак будет прятаться в совершенно незнакомых и непривычных для себя местах. Да он сразу же засветился бы здесь как белый среди готтентотов!

Впрочем, не стоит спешить с выводами. Не исключено, что Хайг мертв. Будь он до сих пор жив — ФБР давно было уже его нашло. Однако это лишь осложняет разгадку тайны. Почему не обнаружены его останки? И как деньги попали сюда… ну, эти самые две двадцатки? Предположим, кто-то в силу стечения пока еще неизвестных обстоятельств стал их обладателем: даже тупица догадался бы, что, если в здешних местах ему попадается чемодан полный денег, надо крайне осторожно их тратить. Итак, почему сразу два новеньких и хрустящих банкнота достоинством двадцать долларов каждый оказались в таком месте, где даже потрепанная двадцатка тут же привлечет к себе внимание?

Впрочем… Джуэл сказала, что провела ночь в городе. Может, там у нее и появились эти деньги? Нет. Как-то не вяжется. Нанн просил ее забрать моторы, поэтому должен был и снабдить деньгами. Банкноты пришли отсюда. Как ни крути, а стало быть, либо Нанны захапали всю добычу сами, либо кто-то, имея при себе деньги ограбленного банка, потратил часть их именно здесь. Нанна можно исключить: он бывший полицейский, и если бы решился потратить «горячие» денежки, то сделал бы это там, где их не так легко обнаружить.

Я ухмыльнулся, когда до меня вдруг дошло, что все мои теории и предположения зиждятся на убеждении, будто некто, волею судеб завладевший награбленной добычей, непременно мошенник, если не хуже, а отнюдь не честный человек, который просто обратился бы к ближайшему копу и передал бы тому сумку с деньгами. А всему виной закон Годвина о порочности человеческой натуры, который гласит: «Степень порядочности прямо пропорциональна расстоянию до источника искушения и обратно пропорциональна масштабу искушения».

Я пытался придумать какой-нибудь способ, дабы заставить Джуэл расколоться насчет этих двадцаток. Но все, что приходило на ум, не выдерживало никакой критики, ибо так или иначе могло вызвать подозрения. Уже одно мое появление здесь спустя всего несколько часов после ее визита в магазин выглядело странным, а уж если я предприму какие-либо действия… Короче говоря, прошло немало времени, прежде чем я заснул.

С утра пораньше меня разбудил шум автомобиля, паркующегося возле кемпинга. Я оглядел свою скромную обитель. Крыша была из гофрированных листов металла, а пол из плохо подогнанных сосновых планок, обтесанных хуже некуда. Помимо кровати, здесь еще были железная печурка для обогрева во время сезона охоты на уток и деревянный ящик, на котором стояли ведерко с водой и тазик для умывания. Я торопливо ополоснул лицо, облачился в рыбацкий костюм цвета хаки и вышел наружу, чтобы почистить зубы. Стояла такая тишина, что с непривычки в ушах зазвенело и возникло ощущение, что вот-вот раздастся взрыв. Водная гладь небольшого залива, окаймленного подступающими стеной высокими деревьями с густыми кронами, была темной и непотревоженной, над ней клубился туман. Восемь или десять «скифов» были пришвартованы к сходням, которые отражались в воде, как в зеркале. Все было влажным от росы.

Вновь прибывший в любом случае должен отправиться в местную «штаб-квартиру». Я последовал его примеру и тоже вошел в бревенчатую постройку. Здесь вновь горела лампа, ее белый свет струился из открытой двери, сливаясь с серыми рассветными красками. Джуэл Нанн, в шортах и мужской рубашке, жарила яичницу. Услышав шум отодвигаемой занавески, она бросила на меня мрачный взгляд, и я увидел, что ее глаза припухли и покраснели, как от бессонницы или от слез. Сам же Нанн доставал приманку из ящика. Он коротко кивнул мне. Другой мужчина, должно быть тот самый, что звонил на ночь глядя, сидел у стойки. Он с любопытством повернул голову. Я его не знал: худощавый, седеющий человек на пятом десятке, одетый в отглаженные брюки.

— Доброе утро, — вежливо поприветствовал мужчина.

— Доброе утро, — отозвался я и, усевшись за стойку, заказал кофе и два яйца.

Мы ели в полном молчании.

Наконец мужчина позавтракал и расплатился. Из глубины помещения вышел Нанн. Он нес навесной мотор для лодки.

— Вы готовы, Годвин? — поинтересовался он.

— Незачем пороть горячку, — отозвался я. — Просто скажите: какая лодка?

— А какой у вас мотор?

Я кивнул на тот, что был у него в руках:

— Такой же.

— Тогда берите номер шесть.

Они с мужчиной вышли. Я услышал, как они вытаскивают вещи из машины, пока доедал яйца. Поднявшись с табурета, я достал из бумажника пятерку, вручил ее Джуэл и переместился вдоль стойки к коробке от сигар, над которой она копошилась, отсчитывая сдачу. В коробке были те же самые деньги, что я видел накануне. Да и чего, собственно, я ожидал? Моя затея вновь показалась мне глупой.

Я вышел. Уже окончательно рассвело. Вернувшись к себе в хижину, я развесил постельные принадлежности на проволоке, натянутой между деревьями, чтобы они проветрились днем. Отперев дверцу фургона, вынул мотор и понес его к сходням. Нанн со своим пассажиром уже были готовы к отплытию, но он все еще возился с мотором. Подняв глаза, он кивнул мне на «скиф», на носу которого была грубо намалевана шестерка. Я водрузил мотор на транец и закурил сигарету, прежде чем вернуться к себе за снастью.

Я сгонял в хижину и уже выгружал на «скиф» рыболовные принадлежности. А они по-прежнему оставались на том же месте. Седеющий мужчина сгорал от нетерпения, но молчал. Сам же Нанн, по-видимому, вовсе не спешил отчаливать: он потихоньку вычерпывал воду из «скифа».

Когда я закончил погрузку, он пару раз нехотя дернул за веревку стартера.

— Я-то думал, что вы починили эти моторы, — кивнул он в мою сторону с кислой миной.

— А то как же, — отозвался я. — Откройте выпускной клапан.

Он хмыкнул и открыл клапан. На следующем рывке мотор завелся.

— Следуйте за нами, если хотите! — крикнул он, заглушая шум мотора. — Лучшая рыбалка там, куда мы отравляемся!

— Спасибо, — громко произнес я в ответ, удивляясь этому приступу щедрости. Седовласый мужчина заплатил Нанну, чтобы он был его гидом, а тот предлагает мне свои услуги бесплатно.

Они отправились вверх по заливу. Я завел мотор ручкой и устремился следом, однако вовсе не намереваясь и дальше висеть у них на хвосте. Я люблю рыбачить в одиночестве.

Джавьер — это не просто большое озеро, скорее это озерная система. Огромное водное пространство находится в нижней части Джавьера, представляя собой мелководье шириной в милю и такой же длиной. Все же остальное — обширная сеть протоков, заводей и заболоченных участков леса, связанных между собой водными путями, доступными лишь искусному лодочнику. Некоторые заводи и протоки достигают до четверти мили в ширину. Я не боялся заблудиться: в моей коробке со снастями была крупномасштабная карта местности, где все это было обозначено в деталях. Мы вышли из заливчика на открытую воду, держась ближе к тине и корягам восточной стороны. Солнце было еще невысоко, и воздух оставался прохладным и свежим.

Нанн забрал влево и вошел в проток в верховьях залива. Я же проследовал вперед. Через несколько минут я вырубил мотор и пустил лодку в дрейф, сам же начал готовить спиннинг. Место, выбранное мной, находилось у открытой воды, но восточнее протока, в котором скрылись Нанн со своим пассажиром. Передо мной был еще один извилистый проток с густыми лесами по берегам, уходящий на северо-запад.

Я стал выбирать леску, и почти сразу же заклевало. Около получаса я упивался всеми прелестями рыбалки, выуживая и подсекая не очень крупных окуней и напрочь забыв о банкнотах. Солнце стояло почти в зените, начало припекать. Поверхность озера была как стекло.

С началом жары клев сразу же кончился. Я несколько раз менял наживку, но все безрезультатно. Кончив забрасывать спиннинг, я закурил сигарету и в этот миг услышал шум навесного мотора. Оглянувшись, я увидел лодку, которая направлялась в тот проток, что находился передо мной. В лодке был один человек. Он выплыл в открытое озеро, слегка изменил курс и примерно через семьдесят пять ярдов свернул к заливчику, где был расположен кемпинг. Я помахал ему рукой, и он в знак приветствия поднял руку — мужичонка в рабочей одежде и соломенной шляпе с большими полями. Лодка была не арендованной: все лодки Нанна были зеленого цвета. «Наверное, местный», — подумал я. Выше на болотах жили в основном ловцы ондатр — трапперы — и несколько самогонщиков.

Я вновь принялся рыбачить, но уже машинально, ибо меня снова стали одолевать все те же вопросы. Солнце сияло как медь, и его отблески на воде слепили глаза.

Некоторое время спустя я вновь увидел мужичонку в соломенной шляпе — он выплыл из заливчика, направляясь уже обратно вверх по озеру. Проследовав в пятидесяти ярдах от меня, он приветственно взмахнул рукой и вошел в тот же самый проток, из которого и появился не так давно. В носовой части «скифа» я разглядел какую-то картонку. «Делал закупки», — решил я, вспомнив небольшой запас бакалеи, который хранился в кемпинге.

Утро тянулось невыносимо медленно. У меня было несколько поклевок рыбьей мелюзги, но окунь, судя по всему, погрузился в дневную спячку. Мне хотелось пить. Вся эта моя затея с двадцатками — пустая трата времени. До меня дошла наконец абсурдность происходящего, и я с отвращением завел мотор. Отправлюсь обратно в город и выкину эту чушь из головы.

Я направил лодку вниз по озеру и взглянул на часы, когда вошел в устье заливчика. Был уже двенадцатый час. Возвратиться в город, после того как зарезервировал хижину и лодку на два дня? Мое поведение наверняка покажется странным, но я просто сошлюсь на плохое самочувствие. Вырубив мотор и пустив лодку по инерции к сходням, я услышал в наступившей тишине шум машины где-то среди деревьев за вырубкой. Я быстро зачалил «скиф» и стал ослаблять зажимы, чтобы снять мотор. «Время терпит, — подумал я, — начну загружать барахло в фургон после того, как что-нибудь выпью».

Убаюкивающий шелест жаркого полдня опустился на кемпинг. Я пересек вырубку, достиг «штаб-квартиры» Нанна и вошел внутрь. Джуэл Нанн подметала пол у стойки. Она повернулась — на ее лице промелькнула тревога, но тут же исчезла, когда она увидела меня.

— У вас есть холодные напитки? — с надеждой спросил я.

— Только кока-кола, — ответила Джуэл. — Пива нет.

— Дайте бутылку. И стакан воды, если можно.

Она зашла за стойку и открыла коробку со льдом. Затем откупорила бутылку и налила мне воды из кувшина. Я достал бумажник и извлек из него десятидолларовую купюру, намереваясь заплатить за хижину и лодку.

Джуэл подняла на меня глаза и, достав коробку из-под сигар, заглянула внутрь.

— У вас нет ничего помельче?

Она подумала, что я просто хочу заплатить за кока-колу. Я хотел было объяснить, но тут мне пришло на ум, что не мешало бы еще разок заглянуть в коробку, прежде чем признаться в том, что отбываю в город. Я как бы случайно шагнул вперед и устремил взгляд в коробку. Там не было ни единой двадцатки. «Ну, — спросил я себя с отвращением, — теперь-то, наконец, убедился?»

— Мне бы… — Я осекся, как только на глаза мне попался десятидолларовый банкнот. Вдоль одного его края тянулась узкая полоска красно-коричневого цвета.