Мертвый штиль: Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

Глава 6

Я вырубил мотор и направил лодку под густую сень растущих вдоль берега деревьев. Время перевалило уже за полдень, и по моим прикидкам, я проплыл более мили с тех пор, как вошел в устье извилистого протока, по которому недавно проследовал Клиффордс, ощущая себя затерянным, как в дельте Амазонки. Ничто не нарушало полуденную тишину. Проток, достигающий здесь около ста ярдов в ширину, материализовался из гущи деревьев позади меня и скрылся из виду за следующим изгибом.

Я открыл коробку с рыболовными принадлежностями и достал аккуратно сложенную карту местности. На ней был означен и проток, где я сейчас находился: это самый западный рукав озера, ближайший к шоссе и простирающийся почти параллельно ему на расстояние две-три мили. Где-то поблизости отсюда должна проходить дорога с автотрассы. Она шла на юг от того самого предательского S-образного изгиба…

Я невидящим взглядом уставился на карту. Что за дьявольщина?! Какая разница? Не здесь — так в другом месте. Грунтовая дорога — на карте просто тонкая линия — упиралась в этот проток и никуда дальше не вела. Я глянул на масштаб, указанный внизу, и прикинул расстояние. Примерно еще четыре мили до лачуги, где живет Клиффордс.

Я положил карту в коробку и вынул из бумажника десятидолларовую купюру. Она была старая, засаленная, липкая — точно такая же, как и миллионы других, за исключением узкой полоски вдоль самого края того же красновато-коричневого цвета на том же самом месте. Почему же не на другом? Ответив на этот вопрос, я задрожал от возбуждения и трепета. Нет сомнений, что банкнотов было множество, и все они непременно были уложены в тугие пачки так, что для красящего реагента оказался доступным только этот конец. Я послюнил палец и провел по полоске — он слегка запачкался, а на банкноте остался еле заметный след. То же самое вещество, что и на двадцатке.

Тут меня разобрал смех. Точнейший химический анализ, проведенный в лабораториях Годвина! Я гоняюсь за лунным светом, и когда наберу его полную шляпу, то начну выкладывать на небе радугу.

Клиффордс — это абсурд. И все мои скоропалительные выводы тоже. Это почти наверняка должен быть Хайг или исчезнувшая добыча Хайга, за которой идет охота. Вот почему Рамси показал мне его фотокарточку. Поэтому нет никакой связи между этим хладнокровным убийцей и безвредным старым эльфом, помешанным на космических кораблях и детективных небылицах. «Протри глаза», — посоветовал я себе. Клиффордс жил здесь в полном одиночестве задолго до того, как Хайг начал свою фантастическую карьеру. Я установил сей факт без особого труда. Хайгу сейчас должно быть двадцать восемь лет, а Клиффордсу почти сорок пять. Их нельзя даже назвать шапочными знакомыми: все, у кого Хайг за последние десять лет попросил хотя бы спичку, были выявлены и досконально проверены ФБР.

Итак, что я имею? Ничего!

Не-ет. Не совсем. У меня есть все основания полагать, что этот эльф, соскочивший с резьбы в бытность свою еще железнодорожником, преспокойно тратит денежки Хайга.

Я крутанул ручку мотора.

Окружающая местность лежала под палящими лучами солнца, лишенная каких-либо признаков человеческого жилья. После получасового путешествия по протоку я начал вглядываться в правый берег, выискивая конец грунтовой дороги. Вскоре я его засек: небольшая полянка с пологими склонами для спуска на воду лодок с тележек. Там же виднелись старые кострища, но машин я нигде не заметил. Сбросив обороты, я стал высматривать хижину или же лодочный причал. За очередным поворотом проток расширялся и уходил вперед почти на милю, изрядно заросший водными растениями с левой стороны. Примерно на середине пути я увидел «скиф», притулившийся в небольшой бухточке возле правого берега. Мотор на корме был поднят и накрыт парусиной. Самого Клиффордса видно не было, но, проплывая мимо, я краем глаза заметил побитую непогодой серую стену среди деревьев. Неужто хижина?

Я проследовал дальше, не снижая скорости. Не исключено, что он слышал шум моего мотора, но разве возбраняется случайному рыбаку оказаться поблизости? Сделав очередной поворот, я проплыл еще милю или две, прежде чем вырубил мотор и взялся за спиннинг. Целый час я в точности имитировал все необходимые движения рыбака. Затем залил в мотор горючего из канистры и пустился в обратный путь. «Скиф» все еще находился в бухточке. Клиффордса же я нигде не видел. Возможно, он решил вздремнуть после полудня или читал.

Я спускался по протоку, пока не проникся уверенностью, что он больше не слышит шум мотора. Новые модели немного тише, чем старые. Как раз перед последним поворотом у самой грунтовой дороги я заглушил мотор и подогнал лодку к тому месту, где над водой нависали ветви большого дерева. Укрыв лодку под сенью густой зелени, я крепко привязал ее и выбрался на берег.

Никакой тропы здесь не было и в помине. Ориентируясь время от времени на открытую воду, я продирался сквозь лесную чащобу. Было невыносимо душно, и вскоре моя рубашка насквозь промокла от пота. Разъяренная голубая сойка обозвала меня последними словами на птичьем языке, возмущаясь моим дерзким вторжением в чужие угодья, немного погодя мне пришлось уносить ноги от дикой свиньи, когда я наткнулся на ее выводок поросят. Через двадцать минут бегства я вновь забрал влево, выбираясь на берег озера. Увы, до цели было еще далеко. Пришлось вновь продираться ярдов двести, а затем снова выбираться на берег озера. На этот раз мне повезло. Я миновал последний изгиб и увидел перед собой прямой отрезок протока. Бухточка, где стояла его лодчонка, находилась, конечно, на этой стороне, но отсюда увидеть ее не представлялось возможным. Впрочем, это не имело особого значения. Если он выйдет из хижины, то я увижу его. Усевшись под деревом, я закурил сигарету. Было десять минут четвертого.

Конечно, Клиффордс может и не выйти. В его распоряжении триста шестьдесят пять дней в году для рыбалки — и не грех взять себе выходной. А посему если он не покинет свою хибару, то придется попытать счастья завтра.

Время тянулось нестерпимо долго. Вокруг меня вились комары, и я курил сигарету за сигаретой, бросая окурки в воду ради предосторожности. «Разве это занятие для взрослого мужчины? — подумал я с отвращением. — Почему бы мне не пройти в хижину и не почитать вместе с ним занимательные книжки о похождениях утенка Дональда? Из всех глупых…»

В этот миг я услышал, как завелся его мотор. Клиффордс выплыл из бухточки и направился в мою сторону. Я отошел подальше от берега. Он заглушил мотор и расположился почти напротив меня. Затем установил снасти и начал ловить рыбу, время от времени направляя лодку ударами весел. Хорошо!

Я подался назад, повернулся и рванул с места. Спустя несколько минут я оказался на краю вырубки. Резко остановившись, я стал внимательно изучать расчищенное от деревьев и кустарника место, притаившись среди стволов. Справа от меня скособочились две некрашеные ветхие постройки, частично укрытые в тени. Ржавое колено дымовой трубы удерживалось на крыше проволокой, прикрученной к одному из перекрытий. Небольшое окно было открыто. Другая лачуга размером с гараж на одну машину была ближе ко мне. На ее задворках густо росли сорняки. Окно и дверь я не увидел, но решил, что они находятся в передней части постройки. Я осторожно прокрался вперед, опасаясь нарваться на собаку. Никого. Хотя не исключено, что она могла быть в хижине.

Я бесшумно проскользнул к заднему окну и заглянул внутрь. В хижине была только одна комната, притом пустая. Напротив я увидел распахнутую настежь дверь и разглядел через нее проблески воды за деревьями. Поспешно зайдя за угол, я увидел бухточку, где он держал свою лодку. До нее было около пятидесяти ярдов. Отсюда мне были видны лишь клочки озера в той стороне, где рыбачил Клиффордс, но я нисколько не волновался, что он находится вне поля моего зрения. Хозяин хижины должен отсутствовать по меньшей мере час, и я в любом случае услышу, когда он будет заводить мотор. Итак, я ступил внутрь.

Комната была не очень большая, футов пятнадцать или двадцать, с маленькими окошками на стенах и одной дверью. В глубине стояла кухонная плита, возле которой были сложены дрова, сосновый стол и два стула, а также большой деревянный ящик, покрытый клеенкой. Судя по всему, он служил обеденным столом и раковиной, так как весь был уставлен грязной посудой. В полках на стене хранился запас продуктов, немного тарелок и кухонная утварь. Сковородка и два больших котелка висели на гвоздях, вбитых в стену над плитой. Справа стояла неубранная кровать, а слева находились старый комод, выцветший от времени, и дорожный сундук. Пневматический дробовик и ружье 22-го калибра в углу, рядом с сундуком.

Всюду, куда ни кинешь взгляд — на столе, на сундуке, под кроватью и на полу у стен, были стопки старых комиксов и дешевых журналов, на обложках которых красовались обворожительные девочки, умершие насильственной смертью в соблазнительных позах. Пол давно не подметался. Я глянул на грязные тарелки и неубранную кровать. Ну, мой визит к нему не имел своей целью инспектировать жилище на предмет санитарии и образцового содержания, с тем чтобы потом вынести порицание или одобрение.

Я начал с комода. Наверху не было ничего, кроме сложенного полотенца и очков с толстыми линзами. В верхнем ящике лежали носовые платки, бритвенный прибор, маленькое зеркало и две коробки с патронами 25-го калибра. Два конверта с обратным адресом «Южной Тихоокеанской железной дороги». Может, чеки вручались под расписку? Не мешало бы выяснить истинный размер его пенсии. Я начал было осматривать один из конвертов, когда заметил кончик бумажника, выглядывающий из-под носовых платков. Я поспешно вытащил его и раскрыл. В нем было семь десяток, пятерка и четыре однодолларовые купюры. Но все без пятен по краям.

Внезапно я ощутил себя обиженным и обманутым. Подойдя к окну, я начал вертеть десятки так и этак, рассматривая на свету самым тщательным образом. Зря старался. Они ничем не отличались от миллионов других. Я пожал плечами и положил деньги обратно в бумажник. В нем не было никаких других документов, удостоверяющих личность, кроме старых водительских прав, выданных в Нью-Мехико в 1953 году. Они были оформлены на Уолтера Е. Клиффордса, проживающего в Лодсбурге. Рост пять футов шесть дюймов, вес сто пятьдесят два фунта, волосы каштановые, глаза голубые. Родился в 1905 году.

Я убрал бумажник в ящик на строе место и снова взялся за конверт. Вытащив из него расписку, я слегка присвистнул от удивления. К ней все еще был приложен чек. Такая же история повторилась и с другим конвертом. Я порылся в носовых платках и извлек еще один конверт с чеком. Всего чеков было на сумму пятьдесят восемь долларов пятьдесят центов, и ни по одному из них Уолтер Е. Клиффордс не получал денег с самого мая. «Он, должно быть, пользуется огромной популярностью в отделе депонентов», — подумал я. И явно не страдает от нехватки наличных, несмотря на то что, по словам Джуэл, ежемесячно тратит сумму равную трети его пенсии на комиксы и журналы. Может быть, он получает пособие от общественных фондов? Нет, для этого надо, чтобы стукнуло шестьдесят пять. Однако пока ясно одно: его финансы не поют романсы.

В двух других ящиках хранилась одежда. Я задвинул их и приступил к сундуку. Он был не заперт. Сбросив груду журналов, я поднял крышку, сразу же ощутив сильный запах нафталина. Съемное отделение сверху было заполнено всякой всячиной: еще одни очки в футляре, гильзы для дробовика, пластиковая коробка с блеснами, пузырьки с лекарствами и набор для чистки ружей. Я вытащил верхнее отделение и отложил в сторону. На дне был ворох зимней одежды. Я начал вытаскивать ее, ощупывая карманы пиджаков и плащей. Больше в сундуке ничего не было, кроме нескольких журналов, лежащих на самом дне.

Я покачал головой, все еще стоя на коленях подле сундука, в недоумении вглядываясь в пустоту. Должно же что-то быть!

Самый верхний журнал был из серии «о настоящих преступлениях». На его обложке молодая особа с кремовой кожей, одетая как дорогая шлюха, со всех ног удирала от типа с огромным ножом в руке. Ах, молодость, молодость! Что за безумное преследование?.. Какие трубы и тамбурины? Что за дикий экстаз?

Я в раздумье нахмурился. «Почему эти журналы хранятся в сундуке?» У Клиффордса с полтонны этой макулатуры разбросано по всей комнате — что же в них такого особенного? Я взял журнал. Под ним были еще два: один с криминалом иного содержания, судя по обложке, а другой — справочник карманного формата по наиболее нашумевшим преступлениям. Меня охватило беспричинное возбуждение, и во мне вновь проснулся азарт кладоискателя. Оглавление журнала-справочника было на обложке. Я быстро пробежал его глазами и на самой середине остановился.

«Загадка Дикого Билла Хайга».

Я бросил справочник и стал лихорадочно листать один из журналов в поисках содержания. Вот оно! С жадностью впился в него глазами — и едва не пал духом. Ничего! Неужто опять дал маху? Я снова вернулся к началу и принялся читать внимательнее: «Девушки в камере пыток», «Ключ к разгадке кровавого пятна», «Хладнокровная блондинка», «Обнаженное кто-то и что-то», «Остался ли этот человек в живых?».

Стоп! Заглянем на страницу 43.

Я заглянул и улыбнулся. Все верно: о Хайге.

Со вторым журналом было уже легче: нужная мне история занимала первые полосы: «Будет ли когда-нибудь разгадана тайна Билла Хайга?»

«Не знаю, дружище, но дай мне немного времени. Как раз сейчас я тружусь над разгадкой этой тайны». Я закрыл журнал и вновь бросил на дно, поверх остальных. Затем все поместил обратно в сундук, в точности как и было, закрыл крышку и водрузил сверху кипу журналов, после чего перетряхнул свою постель, перевернул и прощупал матрас и подушки. Вытащил ящики из комода и просмотрел ниши. Заглянул в плитку и снял котелки со стены, чтобы удостовериться — нет ли чего за ними. Развалил все кипы журналов и перелистал каждый. То и дело я подходил к двери, чтобы взглянуть в сторону бухточки, и снова продолжал обыск. Я старался возвращать все на прежние места, но не пропустил ничего. Даже пошерстил запасы продуктов и заглянул под крышки трех кастрюль с патокой. И все впустую. Деньги были только у него в бумажнике.

Конечно, вся добыча слишком велика, чтобы ее можно было спрятать в этой хижине. И тем не менее он должен был иметь часть награбленного под рукой. Если бы мне удалось найти даже одну из тех двадцаток… тогда бы я знал наверняка. В конце концов, все эти статьи в журналах могли оказаться всего лишь совпадением. Вдруг он идеализирует преступников или собирает хайгиану так же, как некоторые коллекционируют мистические байки о Шерлоке Холмсе? Дьявольщина! Мне позарез нужны веские доказательства.

Я обошел хижину снаружи и проследовал в сарай. Там было мало света даже с открытой дверью, но постепенно мои глаза привыкли к темноте. У одной стены лежали дрова, на скамье справа — останки навесного мотора для лодки, а также канистра с горючим на пять галлонов и дюжина побитых дробью утиных подсадок. В глубине у стены стояла пара весел. Пол представлял собой плотно утрамбованную землю, без малейших признаков того, что ее когда-либо копали. Над скамьей висела старая охотничья куртка. Я снял ее и тщательно проверил карманы. Прошло уже много времени, и я нервно вслушивался, ожидая, что вот-вот раздастся шум мотора Клиффордса. Как быть с дровами? Я не успею развалить поленницу и потом сложить ее обратно. Придется наведаться сюда завтра. Что еще? Я быстро взглянул вокруг себя и решил залезть под скамью. Тусклый свет едва позволял разглядеть очертания. Я выудил из кармана зажигалку и чиркнул ею, держа перед глазами, — и не сдержал глубокого вздоха.

Скамья была сооружена из планок размером два на шесть; длинная служила сиденьем, а короткие крепили ее к стене. К двум коротким дощечкам была прибита секция из планок, образуя как бы карман, в котором торчала картонка. Я вытащил ее и вылез наружу.

И тут у меня вырвался беззвучный свист, когда я извлек содержимое на свет Божий. Купюры все еще были перетянуты бумажными лентами: две пачки десяток и одна — новеньких двадцаток. Меня била нервная дрожь от возбуждения, когда я смотрел на эти три пачки денег. Двадцатки и одна пачка десяток имели вдоль одного края пресловутую ржавую отметку, а на другой пачке десяток даже и следов ее не было. Я улыбнулся. Теперь надо узнать самое главное — где спрятано все остальное, и я это непременно выясню. А для начала необходимо сделать так, чтобы они прекратили циркулировать.

Десятки были старыми банкнотами с разрозненными номерами, так что пусть он тратит их и дальше. Я поместил десятки в картонку и спрятал в тайник под скамьей. Двадцатки, однако, в его руках равносильны атомной бомбе. Я запихал их к себе в карман. Выпрямившись, я собрался было покинуть сарай, как вдруг услышал звяканье крышки плиты в хижине. Ну и дурак же я: почему мне не пришло в голову, что Клиффордс по пути в бухточку может продолжать ловить рыбу и не заводить мотор вообще? Как я вернусь отсюда? Дверь сарая прекрасно просматривалась из окна хижины, но если повезет, то мне удастся улизнуть незамеченным. Я подкрался к двери и осторожно выглянул. И тут у меня мурашки побежали по коже. Клиффордс вышел из хижины и теперь направлялся к сараю.

Путь наружу был отрезан. Я стремительно развернулся, лихорадочно думая, где бы спрятаться, и заведомо зная, что укрыться негде. Затем юркнул под скамью и вжался в угол, когда вошел Клиффордс. Из укрытия мне были видны его ноги почти до бедер и также пушка 38-го калибра, выглядывающая из кобуры. Нынче хозяин сарая был Ваттом Эрпом. Я затаил дыхание и молился, чтобы, заглянув сюда, он не принял меня за одного из «мальчиков Клэнтона».

Он набирал дрова, укладывая их на руку, и был так близко, что я мог бы дотянуться до него. Сначала я пожирал Клиффордса глазами, а затем отвел их и постарался даже не думать о нем. Он мог ощутить пристальный взгляд или же — чем черт не шутит? — прочитать мои мысли.

Немного погодя он вышел из сарая.

Я разом обмяк, но заставил себя бесшумно выскользнуть из-под скамьи и посмотреть ему вслед. Он дошел почти до угла, и когда стал заворачивать, я в два прыжка выскочил из двери, резко свернул направо и скрылся за сараем. До меня донесся грохот: Клиффордс бросил дрова возле плиты. Все, что мне сейчас предстояло сделать, — это поскорее скрыться в гуще деревьев, оставаясь вне поля зрения старого чудака.

Когда я наконец добрался до лодки, солнце уже садилось, и водный путь, которым мне предстояло возвращаться, оказался в тени. Присев на корточки под деревьями на берегу, я поспешно вытащил двадцатки из кармана и осмотрел их. Номера шли подряд, и эта была та самая пачка, из которой и попали ко мне две двадцатки через миссис Нанн. Я сосчитал банкноты. Их оказалось сорок семь. На такое я даже надеяться не мог.

Потрачены были всего-навсего три двадцатки. Одна уже была у Рамси, но он не знал, откуда она взялась и кто ее потратил в моем магазине. А если Клиффордс истратил недостающую третью в городе, то должен был сделать это более трех месяцев тому назад — именно столько времени он там не появлялся. У Наннов ее тоже не было. А если двадцатка побывала у них в руках и оказалась потраченной, значит, где-то в цепочке имеется неувязочка или две, иначе ФБР уже нагрянуло бы в кемпинг и устроило владельцам допрос с пристрастием.

Оставшиеся в пачке банкноты должны быть уничтожены сию секунду. Я сорвал ленту и начал комкать двадцатки и бросать их кучкой на землю. Затем остановился. Почему бы не сбить ФБР со следа, раз уж двадцатки попали ко мне в руки, а заодно и отвести от себя подозрения? Я невольно ухмыльнулся. Вытащив из пачки семь купюр, я убрал их в бумажник, вместе с той, что у меня уже имелась. Оставшиеся были скомканы и добавлены в общую кучку. Я щелкнул зажигалкой и поджег необычное топливо. Восемьсот долларов вспыхнули ярким пламенем и превратились в пепел. Я тщательно смел кремированные останки в озеро и затем для верности вылил канистру воды на то место, где полыхал костер. Заведя мотор, я взглянул на часы.

Четверть шестого. Если потороплюсь, то успею в Эксетер прежде, чем автобус, идущий на север, пройдет через Канзас-Сити и Чикаго.