Митридат. Отважный воин, блестящий стратег, зловещий отравитель. 120–63 гг. до н. э.

Глава 3 Образование юного героя

Мальчика посадили на широкую спину нервного жеребца. Крутясь, брыкаясь, конь ускакал с маленьким всадником, который цеплялся за поводья и за свое маленькое, детское копье. Царевичу было только десять, но для своего возраста он был высоким и плотным. Но конь, только что прибывший с высокогорных пастбищ Каппадокии, оказался необъезженным. Жеребец летел по полю, и, казалось, конь сейчас сбросит Митридата — но каким-то образом тот держался в седле. Ему удалось взять лошадь под свой контроль, и он бросил копье с силой и умением, удивительными для такого маленького мальчика.

Кое-кто во дворце подозревал, что юный царевич только что пережил покушение на его жизнь: кто-то пытался организовать «несчастный случай» во время езды верхом. Другие могли вспомнить о том, что бог Митра всегда благоволил новому правителю, послав знамение с помощью коня. Может быть, иные греческие конюхи шептались и о том, что злобные признаки — тараксиппы («пугатели лошадей», духи погибших колесничих) испугали животное. И все вспомнили про юного Александра Великого, который впечатлил старших, укротив дикого жеребца[79].

Кроме краткого упоминания у Юстина о том, как мальчик чуть не погиб из-за взбрыкнувшего коня, большая часть детства Митридата — белое пятно. Древние авторы описывали необыкновенный рост взрослого Митридата, его силу и выносливость; его достойный Гаргантюа аппетит, приземленный юмор и сексуальные предпочтения. Все согласны в том, что он был блестящим военным стратегом, бегло говорил на многих языках, был отважным бойцом и одаренным токсиколотом.

Образованный покровитель музыки и искусств, царь любил представления и величественные жесты. Есть обширные свидетельства о неумолимой ненависти Митридата к Риму, о том, что он гордился своими персидско-греческими предками и подражал Александру Великому. Его благородные идеалы и харизматическая — и часто параноидальная — личность засвидетельствованы хорошо, как и поразительные противоречия в его характере. Став царем, Митридат мог быть милосерден или жесток, рыцарски щедр, но при этом безжалостен. Заполняя пробелы и «дорисовывая» сцены в неполных свидетельствах древности с помощью известных нам фактов и данных об эпохе и месте, где жил Митридат, отталкиваясь от того, что мы знаем о Митридате-мужчине, мы можем вообразить мальчика, которым он был[80].

Этот подход поднимает новые вопросы о Митридате. Что сформировало его характер и то, каким он хотел быть на публике? Кто — кроме Александра и Кира Великого — были его кумирами? Какие мифические, исторические и современные события произвели на него сильное впечатление? Откуда такая глубокая враждебность к Риму? Каковы были его окончательные цели? Что вдохновило его научные интересы? Где исток его поисков идеального противоядия? Давайте сначала установим декорации для сцены в Синопе, где юный Митридат получил образование, а потом попытаемся представить го, что, вероятно, могло повлиять на него в годы формирования его характера.

Отец Митридата, Митридат V Эвергет («Благодетель»), унаследовал богатое Понтийское царство около 150 г. до н. э. Эвергет распространил влияние Понта, аннексируя земли и вступая в выгодные брачные союзы. У него и царицы Лаодики было семь детей. Продолжая традицию (которая ставит в тупик историков), царская чета назвала обоих своих сыновей Митридатами и первых двух дочерей — Лаодиками. У мальчиков были прозвища: нашего Митридата прозвали Дионисом в детстве, а впоследствии добавили Евпатор («Добрый Отец»). Младший брат был Митридатом Хрестом («Хорошим»), Трех младших сестер звали Нисса, Роксана и Статира.

Чтобы получить власть над Каппадокией, царством к югу от Понта, Эвергет выдал свою старшую дочь Лаодику (старшую сестру Митридата) за царя-мальчика Ариата VI, мать которого посадила его на трон, отравив пятерых его братьев. Отравление было типичным способом обеспечить наследование трона в ту эпоху. Вскоре после того, как самоуверенная Лаодика (она была несколькими годами старше мужа) прибыла в Каппадокию, ее злодейская свекровь очень кстати была убита[81].

Лучшим другом Митридата Евпатора был Дорилай, который рос во дворце, как его брат. Дорилай был оставшимся сиротой племянником полководца Дорилая, лучшего друга и военного советника отца Митридата. Семейство Дорилая было связано с историком Страбоном, который родился в Амасии (Понт) в 63 г. до н. э. (год смерти Митридата). Страбон пространно и ностальгически рассказывал о своей родине и окружающих ее странах. Он описывал впечатляющие укрепления Синопы, прекрасные сады, старые персиковые и оливковые рощи, красивые мраморные постройки, изящные храмы, оживленный рынок и новый гимнасий. Из повествования Страбона мы также можем узнать, какое образование мальчик-аристократ мог получить в Понте.

Страбон рассказал и о том, как его собственная семья раскололась из-за Митридатовых войн. Его мать была правнучкой полководца Дорилая, и дядя его матери Моаферн (персидское имя) был другом Митридата. Двоюродные деды Страбона служили Митридату, а его дед по отцу был у него одним из полководцев и командовал крепостями Понта. Ближе к концу Митридатовых войн дед Страбона сдал форты римлянам, но так никогда и не получил обещанной награды — это продолжало мучить Страбона[82].

Есть и другие данные, которые связывают Страбона и Митридата. Мать Страбона послала его в школу в Нисе близ Тралл; эти города участвовали в резне римлян в 88 г. до н. э. Потом Страбон учился у Тиранниона, ученого друга Митридата. Страбон упоминает родственника по имени Феофил. Это имя (учитывая связи Страбона на стороне Митридата) заставляют современного биографа Страбона задаться вопросом, не был ли Страбон родственником Феофила из Пафлагонии, того самого, которого народ Тралл нанял, чтобы перерезать римлян в 88 г. до н. э. Это, конечно, всего лишь интересная догадка, но Страбон, уроженец Понта, который многое может рассказать нам о мире Митридата, был типичным представителем многонационального наследия и сложной политики в Анатолии в I в. до н. э.[83]

Уроженцы Анатолии, греческие колонисты и македонцы Александра Великого оказывали серьезное влияние на жизнь родины Митридата. Греческая культура была сильна в больших городах на побережье Эгеиды, но гораздо менее ярко проявлялась в портах вокруг Черного моря. Великий русский историк М. Ростовцев характеризовал эллинское влияние на черноморском побережье как «тонкую греческую скорлупу вокруг твердого местного ядра». В сердце Анатолии и в Понте доминировала местная культура, находившаяся под персидским влиянием[84].

В то же самое время отец Митридата был филэллином и греческий был официальным языком двора. Посланники и евнухи, странствующие греческие философы и пираты Черного моря, торговцы-полиглоты и татуированные фракийцы, заклинатели змей и мрачные маги, ученые доктора и шаманы, воины и сказочники из множества стран встречались в синопском дворце. Окруженный представителями столь многих разных народов, диалектов и культур, Митридат с детских лет мог оттачивать свой природный дар к усвоению чужих языков. В этом динамичном, космополитическом окружении удивительные истории о персидских героях Кире и Дарии естественным образом смешивались с подвигами Александра Македонского и Ганнибала из Карфагена[85].

В таком «плавильном котле» религиозные верования и практики также были пестрыми и накладывались друг на друга. Юный Митридат исполнял греческие ритуалы для богов-олимпийцев, но он также почитал древних анатолийских и иранских божеств. Отец Митридата был поклонником Аполлона и Зевса, но, будучи царем, одновременно являлся и верховным жрецом или магом зороастрийской религии иранских солнечных божеств Ахурамазды и Митры. Еще мальчиком Митридат видел, как его отец приветствует восходящее солнце и советуется с магами насчет предзнаменований и снов. Когда его отец приносил огненные жертвы на горных алтарях, юный Митридат учился религиозным обязанностям, которые ему предстояло унаследовать.

Многое в персидской религии остается тайной, однако историки согласны в том, что идеалом персов была Истина. Ключевым понятием морали — свободная воля. Персы почитали Солнце и Свет. Священным был и огонь. Уважение и почтительный страх перед огнем вполне естественны в богатых нефтью пустынях Месопотамии и у нефтяных скважин Крыма, и в Баку у Каспийского моря. Это были места, где целые фонтаны летучей сырой нефти и озера асфальта внезапно загорались — и горели вечно чудовищно горячим, оранжево-синим пламенем, которое невозможно потушить водой. Такие священные огненные вещества — обычные в странах, где правил Митридат, но незнакомые римлянам — оказались полезны на войне.

Геродот, Ксенофонт, Страбон и другие греческие историки описывали дуалистические воззрения персов: Свет и Истина (по-древнеперсидски Арта) вечно сражается со злой силой Тьмы и Лжи (Друдж). Нечестность была позорной. Долг считался чем-то дурным с точки зрения нравственности, потому что человека, у которого есть долги, можно обмануть и поработить. Должники и рабы были не способны осуществлять свою свободную волю: они не могли сделать свой собственный выбор в борьбе против Тьмы. Эти убеждения объясняют, почему ненависть к римлянам была так глубока в находившейся под влиянием персов провинции Азия. При римской жадной и коррумпированной политике взимания налогов ростовщики брали чудовищные проценты и могли конфисковать все владения должника, если он не мог платить; затем должник попадал в рабство и его продавали римским хозяевам. Римские налоги погружали целые города в пучину долгов: они были вынуждены продавать произведения искусства и другие сокровища, землю и собственных граждан. Даже самые богатые цари могли оказаться банкротами и подвергнуться шантажу. Противостоять римлянам — значило сражаться на стороне Истины и Света[86].

Как Кир и Александр, Митридат воспитывался множеством опекунов, наставников и учителей. Его товарищами по играм были Дорилай, Гай (сын Гермея, также считавшийся названым братом) и другие мальчики из аристократических греческих, персидских, каппадокийских и местных, анатолийских семей. Образование мальчика было смешением греческой и персидской культуры и спортивной подготовки. Многие преподаватели были греками, хорошо знакомыми с пайдейей, традиционной эллинской литературой, классическим искусством и музыкой, мифологией и историей, читали Аристотеля, Платона, Фукидида, Ксенофонта и Геродота. Мальчики заучивали «Илиаду» Гомера, греческую поэзию и пьесы. Александр любил цитировать пьесы Еврипида. Любимой драмой Митридата могли быть «Персы»: эту трагедию написал грек Эсхил после того, как греки победили Ксеркса при Саламине в 480 г. до н. э. Эсхил яркими красками рисует персидских воинов и их оружие и говорит о персидском царе с симпатией, как об отважном, благородном деспоте, который трагическим образом недооценил любовь греков к свободе — этой ошибки царю Митридату удастся избежать[87].

Образование Митридата включало ботаническую медицину с персидскими ризотомистами и греческими собирателями корней. Маги были специалистами по растительным ядам и противоядиям. Родной дед Митридата Фарнак I открыл растение, которое называли фарнакеон, считавшееся панацеей. Аристотель, наставник Александра, внушил своему ученику любовь к естественной истории и медицине. Митридата тоже очаровывали естественные науки и медицина — но с довольно необычной стороны. Страстью Митридата были яды. Он понимал двойственность pharmaka, лекарств, полученных из сильных растительных, минеральных и животных субстанций. Парадоксальным образом, эти субстанции могли быть фатально токсичными или же служить тонизирующим средством, дарующим здоровье. Все зависело от дозы. И для каждого яда Природа изобрела противоядие — фактически некоторые яды можно было нейтрализовать с помощью других ядов[88].

Один древний историк, Мемнон, объявил, что Митридат был серийным отравителем с раннего детства[89]. Это кажется маловероятным, хотя в ходе своего длительного царствования Митридат действительно пользовался ядом как оружием. Слухи, которые записал Мемнон, видимо, появились потому, что молодой Митридат экспериментировал с ядами, основываясь на том принципе, что токсины можно использовать как к благу, так и ко злу. Вполне вероятно, что он начал исследовать легкодоступные яды еще мальчиком. Понт был одарен огромным количеством смертельных природных ресурсов. Дети учились узнавать широко распространенные ядовитые растения, такие как аконит (монаший капюшон), чемерица, белладонна, тис, белена, болиголов. Начинающий токсиколог мог ловить ядовитых пауков, ос и змей и экспериментировать с ядами на маленьких животных.

Были у царевича и вполне безобидные увлечения — он собирал красивые агаты, кристаллы и минералы. Став царем, Митридат писал трактаты о камнях и янтаре, и его знаменитая коллекция утонченной резьбы агатовых кубков и колец-камей оказалась в руках разных богатых римлян после его кончины, а впоследствии оказалась в королевских музеях Европы.

Воспитание персидского царевича было описано во всех увлекательных подробностях греческими историками Геродотом и Ксенофонтом, чьи книги читал и Митридат. Оба автора много путешествовали по древней Персидской империи и, как и Эсхил, восхищались некоторыми персидскими обычаями и ценностями, которые внушали детям с ранних лет, такими как справедливость, благодарность, ответственность и самоконтроль. Мы можем быть уверенными, что юный Митридат слышал множество семейных преданий от родственников — о происхождении его царства и славных предках. Но Митридат мог также жадно читать и интересные рассказы о своих предках у Геродота и Ксенофонта и узнавать из книг, как стать достойным греко-персидским монархом.

История жизни самого Ксенофонта также была необыкновенной и увлекательной: он был командиром 10 тысяч греческих наемников, которые сражались за персидского узурпатора Кира Младшего, потерпевшего поражение в борьбе за власть в Месопотамии около 400 г. до н. э. Мемуары Ксенофонта — «Анабасис», или «Поход десяти тысяч», рассказывали о долгом, мучительном возвращении домой через Понт. Огромная армия Ксенофонта разбила лагерь под каменными стенами Синопа — родной город Митридата дал воинам Ксенофонта еду и припасы[90].

Исторический роман Ксенофонта «Киропедия» («Воспитание Кира») изобилует волнующими историями о детстве, военной карьере и рыцарской доблести Кира Старшего, основателя Персидской империи (ок. 550 г. до н. э.). Ксенофонт рассказывает о том, как Кир Великий стал добрым и просвещенным царем, преданным делу Истины и Света, управляя тысячами независимых племен от Парфии до Черного моря с их полного согласия. Уважение Кира к Истине также подразумевало справедливость, милосердие и щедрость. Ксенофонт открывает секрет власти великого монарха — этот вопрос интересовал и Митридата. Это была способность Кира внушать почтительный страх и ужас, в то же время завоевывая верность и преданность своих сторонников. Персы считали, что самый лучший царь — это волевой, добрый отец своего народа. Интересно, что Митридат впоследствии выбрал прозвище Евпатор («Добрый Отец»)[91].

Ксенофонта рассказывает о том, как Кир, опытный колесничий, преобразил древнюю боевую колесницу. Он дал ей более мощные и длинные оси и высокую, обитую бронзой «башенку», которая защищала колесничего; кроме того, царь одел колесничего и всех четырех коней в плетеные кольчуги. Затем Кир добавил зловещее завершение своего замысла: острые кривые лезвия, которые на 3 фута выступали из колес. Кир модифицировал колесницу, превратив ее из легкого, элегантного «кеба» в чудовищную машину уничтожения, которая могла продавить себе путь через ряды врага. Некоторые самые увлекательные пассажи Ксенофонта описывают чудовищный эффект от применения трехсот колесниц Кира, снабженных еще и острыми серпами[92].

Сам Митридат стал чемпионом в гонках на колесницах — опасные соревнования, зачинателем которых был Кир. Маленький царевич, возможно, стал управлять колесницей в возрасте 8 или 9 лет. Управлять упряжкой из двух или четырех коней в течение нескольких (до двенадцати) кругов вокруг забитого людьми стадиона с U-образными поворотами — и это были гонки без правил! — требовало необыкновенного умения и силы. Будучи взрослым, Митридат выигрывал колесничные гонки на играх по всему эгейскому побережью и Анатолии. Его рост, сила и отвага позволяли царю заниматься этим весьма рискованным видом спорта, доходя при этом до неслыханного «экстрима». Кир правил восемью конями, запряженными в одну линию. Митридат побил его рекорд, завоевав славу тем, чю управлял колесницами с десятью галопирующими скакунами! Конечно, чем больше лошадей — тем больше адреналина. Этот эпизод позднее вдохновил молодого римского императора Нерона на написание поэмы: Нерон критиковал самонадеянность Митридата (ко временам Нерона число лошадей в царской колеснице было преувеличено и достигло шестнадцати). Позднее, состязаясь на Олимпийских играх в Греции, Нерон попытался повторить удивительный рекорд Митридата. Император разбился и чуть не погиб[93].

Со времен Кира персидские мальчики из знатных семей усваивали три «столпа» благородного образования: ездить верхом, стрелять и говорить правду[94]. Мальчики начинали ездить верхом сразу после того, как научились ходить. Как мы уже видели, заговорщики при дворе пытались устроить «несчастные случаи», чтобы устранить законного наследника понтийского престола. Были и попытки его отравить. Многие — в том числе и сам Митридат — считали, что причастной к этому была его мать, царица Лаодика. Подозрения древних должны были иметь под собой почву. Такие замыслы были обычным делом в том предательском мире, где жил Митридат.

Возможно, именно из-за тех опасных скакунов, которых ему давали для верховой езды, Митридат стал опытным всадником, одаренным легендарной выносливостью. Учиться стрелять — значило уметь обращаться с луком и стрелами и уметь бросать дротики со скачущего во весь опор скакуна: эти умения были ключевыми для охоты и войны. Митридат и его друзья жили как новобранцы в тренировочном лагере: они по очереди охраняли синопскую цитадель, практикуясь в рукопашном бою с персидским harpe, саблей и копьем. Они питались по-спартански: ели хлеб, водяной кресс и пили воду. Мальчиков брали на короткие экскурсии по сельской местности: они охотились на кроликов и другую мелкую дичь. В охотничьем парке отца-царя мальчики практиковались в охоте на оленей и старых львов, а может быть, кабанов и медведей. Митридат любил охоту — царевич и его товарищи не могли дождаться того момента, когда они, как Кир, Ксеркс, Дарий и Александр, смогут отправиться в горы и охотиться на настоящую дичь. Мощная спортивная и военная подготовка была частью и греческой системы образования, и историки рассказывают нам, что Митридат — необыкновенно высокий и мощный подросток — блистал в борьбе, кулачном бою, беге, плавании, во владении кинжалом и мечом и в традиционном рукопашном бою гоплитов с копьем и щитом[95].

Как будущий командир армии Понта, Митридат должен был научиться править и защищать богатство и независимость своего царства. Его отец ожидал, что сын будет знать историю, географию, экономику, природные ресурсы, города, дороги, крепости и торговые отношения Понта и соседних территорий[96]. Митридат должен был унаследовать и заботы отца в области внешней политики, в том числе и столкновения с могущественными скифскими кочевниками из областей Северного Причерноморья и степей. Сложная дипломатия поддерживала равновесие между демократическими греческими городами и местными монархиями Востока. Очень сложно проследить за запутанными переговорами и постоянно менявшимися политическими союзами того времени по фрагментарным древним источникам: это предмет для постоянных споров среди современных историков. Однако ключевой проблемой для любого монарха в Анатолии было то, как относиться к растущей власти Рима и его имперским притязаниям на земли к востоку от Средиземноморья.

Во время последней Пунической войны отец Митридата помог Риму, послав свои войска, чтобы помочь победить Карфаген (в 146 г. до н. э.). Когда Митридат был ребенком, его отец снова встал на сторону Рима, помогая подавить народное восстание в Анатолии. Римский сенат признал Понтийское царство официальным «другом Рима» — другими словами, государством-клиентом, которое римляне надеялись контролировать[97].

В тех землях, которые находились под влиянием освященных веками цивилизаций Греции и Персии, амбициозная, грубая сила выскочки Рима внушала презрение, смешанное со страхом. Рим прямо-таки славился тем, что внезапно обращал оружие против своих союзников. Еще ребенком Митридат узнал имена знатных фамилий Рима: Юлиев, Корнелиев, Луциниев, Аквилиев и др. Он хорошо знал римскую историю и мифы. В своих позднейших речах он высмеивал римскую легенду о дикой волчице, которая выкормила близнецов — основателей города Ромула и Рема, и показывал свои глубокие знания римских завоеваний и войн. Митридат вырос, хорошо сознавая великую мощь Рима.

Переговоры с римлянами были похожи на прогулку по канату над глубоким ущельем: упасть легко, а отойти в сторону — нельзя. Было только две возможности, и обе опасные: стать «другом» Рима или вступить с ним в прямую конфронтацию. Для царя-спасителя, которому была суждена слава мифического героя, был только один-единственный выбор, позволивший не уронить свою честь.

Однако опасности таились и ближе к дому. Споры за власть, территории и независимость постоянно возникали среди эллинистических монархий и внутри их: это были государства с непостоянными границами и нестабильными правящими династиями, которые остались от древней Персидской и от Македонской империи. Царские дворы кишели заговорщиками, интриганами, партиями; повсюду предательства, отравления и убийства. Еще в Синопе в раннем возрасте Митридат понял, что самыми страшными предателями и врагами могут быть его собственные друзья и члены семьи; даже его собственная мать была не свободна от подозрений.

Понт был богатым царством. Его флот контролировал черноморскую торговлю. Сколько люди помнили, быстрые пиратские корабли курсировали в тех же самых водах. Большие пиратские флотилии богатели, поставляя товар на все ширившийся рынок рабов в Риме на острове Делос: там каждый день высаживали на берег тысячи новых пленников. Во времена детства Митридата он слышал много разговоров про пиратов и определенно встречался с пиратскими командующими в пиршественных залах своего отца. Пираты все более нагло грабили корабли и прибрежные поселения и даже похищали римских аристократов, требуя выкупа. Больше тысячи пиратских судов бороздили Черное море и Эгеиду в I в. до н. э. Они считали себя суверенным государством в открытом море. Понт долгое время получал выгоду от прибыльных соглашений с пиратами, предоставляя им безопасные гавани и рынки, где они могли продавать добычу. Военный советник отца-царя, Дорилай-старший, набирал для Понта наемников и пиратов в Эгейском и Черном морях. Во время своих собственных войн с Римом Митридат мог числить большие флотилии пиратов среди своих сильнейших союзников. То, что у Митридата всегда в течение всей жизни имелись деньги, было вечной загадкой для историков: пиратская добыча, безусловно, являлась одним из источников[98].

Еще одним источником богатства Понта были тунец и макрель, которыми изобиловало Черное море. Тонны соленой рыбы ежегодно экспортировались в Средиземноморье. Персики, абрикосы, инжир, орехи, оливки и пшеница росли на берегу Понта с его мягким климатом; фруктовые сады орошались реками с больших горных хребтов. Система дорог связывала торговые порты Синопа и Амис с Амасией и другими городами внутри материка. Густые леса давали сосновое дерево для постройки кораблей, грецкий орех и клен для мебели и дичь — мясо, кожи и даже pharmaka. Например, ценной статьей экспорта Понта были бобры. Семенные железы бобров ценились как лекарство от горячки; считалось, что они увеличивают иммунитет и потенцию (бобровая струя из мускусных желез бобра содержит салициловую кислоту, действующее вещество в аспирине: она происходит из ивовой коры, которая является основной пищей бобров). У Понта также были большие запасы золота, серебра, меди, железа, каменной соли, ртути, серы и многих других редких минералов, которые использовались как красители и лекарства — или же как яды[99].

Понт поддерживал долговременные отношения с Пантикапеем (Керчь, Украина), городом и крепостью на Херсонесе (Крым), сторожившим Боспор Киммерийский (Керченский пролив), связывавший бурное, глубокое Черное море с неглубоким Азовским. Через пролив на полуострове Тамань лежала цитадель Фанагория. Эти два богатых порта контролировали игравшую ключевую роль торговлю соленой рыбой и пшеницей из скифских степей: их везли на средиземноморские рынки. Сейчас в этом регионе археологи (а заодно и грабители могил) раскопали множество курганов — гробниц эпохи Митридата. Великолепные золотые украшения, реалистичные золотые погребальные маски, оружие, прекрасная керамика, изысканные резные камни и другой погребальный инвентарь позволяют нам увидеть все богатство этих земель, которые позднее станут частью расширившегося царства Митридата[100].

Широкие озера черной смолы, ревущие вулканы гудрона и фонтаны вечно бурлящей сырой нефти на обоих берегах Босфора Киммерийского давно внушали почтительный ужас. Время от времени этот регион опустошают землетрясения. Еще ребенком Митридат, наверное, слушал историка Феопомпа из Синопы, который рассказывал о том, как на полуострове Тамань внезапно раскололась земля и выплюнула чудовищные скелеты монстров и титанов (на самом деле это были ископаемые мастодонты). Вместо того чтобы отнести эти священные реликвии в храмы, дабы выставить их там на всеобщее обозрение (как делали образованные греки), местные кочевники, как говорил Феопомп, просто бросили страшные кости в Азовское море. Юный царевич в Синопе, наверное, очень хотел бы сам увидеть эти удивительные места и странных людей — легендарные, величественные пейзажи и восхитительные возможности, которые давал север Черного моря[101].

Любой ребенок, который рос в Синопе, слышал байки про самого известного жителя того города — киника Диогена (р. ок. 403 г. до н. э.). Этот эксцентричный философ, который считал своим домом огромный винный кувшин и удовлетворял все свои естественные нужды на людях, был изгнан из Синопы, но его нестандартные идеи оказали большое влияние на Древний мир. Митридат знал знаменитую историю про встречу Диогена и Александра Великого, который восхищался образом жизни философа. Диоген говорил, что мудрость проистекает из решительных физических действий. Он выступал за то, чтобы странствовать на природе, имея с собой лишь несколько вещей, скромно жить продуктами земледелия и следовать строгому режиму, тренируя свою выносливость.

Оказал ли Диоген влияние на юного Митридата? Царевич вырос в мире персидско-македонской роскоши, среди фантастических резных лож и тронов под золотыми балдахинами, щедрых пиров и драгоценных ковров и других произведений искусства; слуги читали ему вслух и выдумывали всевозможные развлечения; его сапожки были подбиты серебряными гвоздями, он принимал ванны с ароматом мирры, и, говорят, на его детской площадке даже был золотой песок, который специально привезли из Египта. Став царем, Митридат собрал огромные богатства и наслаждался жизнью. Но в то же время он знал, что величайшие полководцы — Кир, Александр и Ганнибал — были суровыми воинами, которые презирали роскошную жизнь при дворе. Как и они, юный Митридат сам ухаживал за своими доспехами, оружием и лошадьми; ему нравилась жизнь на природе и трудности, которые были частью его образования. И, как мы увидим дальше, юношей Митридат многие годы избегал роскоши и жил подобно Диогену — спал на природе под звездами, бродил по горам и разработал свою собственную программу «бодибилдинга»[102].

Однако еще до того, как начались все эти приключения, Митридат получил обширные знания по истории и географии. Синопа торговала с греческими и варварскими факториями по всему Черному морю.

За устьем Дуная бродили полукочевнические воинственные племена Мезии и Фракии. Соседняя Вифиния стала традиционными вратами между Азией и Европой, и дальше внутрь материка находилась Галатия (в III в. до н. э. гам поселились галлы) и грубая Пафлагония. Далеко на юге вздымались покрытые снегом горы Тавр в Каппадокии (по-персидски Katpatuka, «Страна прекрасных коней»). На востоке лежало богатое горное царство Армения, получившее свое название в честь одного из аргонавтов Ясона. Ганнибал нарисовал план мощно укрепленной царской столицы, Артаксаты (Artashat, «Радость истины») после того, как проиграл римлянам Вторую Пуническую войну (при Заме в 202 г. до н. э.). Даже Ганнибал побывал на родине Митридата[103].

Юный Митридат, возможно, запомнил приключения Ганнибала вплоть до мельчайших деталей, впитывая историю каждого успеха и провала безжалостных войн карфагенянина с Римом. Митридат знал, что еще мальчиком Ганнибал принял священную клятву никогда не прекращать войну с ненавистными римлянами. Ганнибал держал клятву вплоть до своей смерти в возрасте 70 лет в 182 г. до н. э. — примерно за пятьдесят лет до рождения Митридата.

После того как Рим нанес тяжкое поражение карфагенской армии, Ганнибал был вынужден бежать в Северную Африку (195 г. до н. э.). Остаток своей жизни он провел в Анатолии, давая советы другим врагам Рима. Именно он убедил сирийского царя Антиоха III начать войну с Римом, вторгнувшись в Грецию. Однако Ганнибал и Антиох понесли сокрушительное поражение при Фермопилах (191 г. до н. э.). Эта битва имела для Митридата особое значение из-за тех самых известных пророчеств сирийского призрака, восставшего из мертвых, и бреда римского полководца, который пророчествовал, что на востоке восстанет царь-спаситель, который накажет Рим.

После еще одного решительного поражения, которое римляне нанесли Антиоху при Магнесии (к югу от Пергама) в 189 г. до н. э., Ганнибала с радостью принял в Вифинии царь Прусий. Вместе с новым союзником Ганнибал продолжал вести войну с Римом и подчиненными ему царями. В битве на море Ганнибал отступил перед превосходящими силами клиента Рима, царя Пергама Евмена II. Юный Митридат (который так интересовался ядовитыми змеями и хитрыми военными приемами) должен был оценить хитрость Ганнибала. Тот послал своих воинов на берег, чтобы собрать ядовитых гадюк, которых они посадили в глиняные кувшины. Ганнибал выиграл битву, катапультируя извивающихся змей на палубу кораблей Евмена.

Последние часы жизни старого полководца были драматичными, и он остался таким же непреклонным. В конце концов царь Прусий предал Ганнибала римлянам. Когда римляне были уже близко, Ганнибал — одноглазый со времен перехода через замерзшие Альпы — забился в свой замок и Вифинии, где со всех сторон были тайные выходы. Но спастись теперь было уже невозможно. Его ожидала страшная смерть в руках врага. Ганнибал сам распорядился своей судьбой. Он снял золотое кольцо, которое всегда носил, открыл тайное отделение и проглотил драхму смертельного яда. С этим последним вызовом, брошенным римлянам, величайший враг Рима отошел в область легенд[104].

Более близкие по времени эпизоды сопротивления Риму также распаляли воображение юного Митридата. Мятеж нескольких анатолийских городов против римского владычества, который произошел тогда, когда Митридат был еще мальчиком, был кровавым воспоминанием об имперской мощи. Восстанием руководил идеалистичный молодой мятежник по имени Аристоник. Он был сыном царя Пергама Евмена II и дочери арфиста из Эфеса. Аристоник был младшим единокровным братом Аттала III, наследовавшего Евмену. Царь Аттал был человеком странным, отшельником и параноиком. Его называли сумасшедшим из-за того, что он предпочитал царствованию занятия науками; наследников у него не было. Еще мальчиком Митридат слышал слухи, которые обвиняли Аттала в том, что он отравлял своих врагов и родичей. Удалившись от придворной жизни, отрастив длинные нечесаные волосы и бороду, Аттал оставил корону и стал носить простую одежду. Он проводил целые дни ухаживая за садами, изучая ботанику, фармакологию и металлургию. Аттал внезапно скончался от солнечного удара в 133 г. до н. э.

Но неужели Аттал действительно был таким сумасшедшим, каким его изображают Юстин и другие историки? В 1988 г. Кент Ригсби предложил новый взгляд на биографию Аттала. Ригсби предположил, что слухи о царе как о безумце и убийце распускали те, кто хотел бы, чтобы Аттал не смог сам назначить себе наследника. Указывая на то, что научные и философские интересы были характерны для образованных эллинистических монархов, Ригсби предположил, что «на самом деле Аттал был ученым и исследователем». Конечно, царь мог быть чудаком, но его деятельность говорит о серьезных научных исследованиях. Пергам с его огромной библиотекой, активным научным сообществом и храмом Асклепия-целителя был центром медицинской науки.

Однако и Ригсби, и другие историки не обратили внимания на другой значимый аспект исследований Аттала. Самый позорный, по мнению Юстина, пример безумия Аттала состоял в том, что он был помешан на том, чтобы «копать и сеять в саду», и его странной практике — «готовить микстуры из целительных и полезных растений, пропитывая их соком растений ядовитых», которые он преподносил «как особые подарки своим друзьям». Историк Плутарх сообщает нам, что Аттал сажал токсичные растения, такие как «белена, чемерица, болиголов, аконит (монаший капюшон) и белладонна, в своих царских садах и стал специалистом по их сокам и плодам». Гален, прославленный врач из Пергама (р. 129 г. н. э.), добавляет, что Аттал также экспериментировал с противоядиями против яда пауков, скорпионов, ядовитых морских улиток и змей. Гален хвалил царя за то, что свои «лекарства» он тестировал только на приговоренных к смерти преступниках[105].

Может ли быть совпадением то, что юный Митридат занимался точно такой же деятельностью и ставил такие же эксперименты, как и безумный царь Аттал? Мы знаем, что Митридат создал свое прославленное «универсальное противоядие» — «митридатиум», смешивая крошечные дозы ядовитых растений с противоядиями. Митридат — которому было суждено обрести вечную славу первого в мире токсиколога-экспериментатора — мог быть в юном возрасте вдохновлен открытием его дедом Фарнаком панацеи и необычным исследованием, которое впервые начал последний царь Пергама, «безумный» Аттал.

Внезапная кончина Аттала в 133 г. до н. э. — примерно через год после рождения Митридата — запустила в действие цепь событий, которые в конечном счете и приведут к войнам Митридата с Римом. Аттал шокировал всех: он завещал свое царство Риму. Это неожиданное наследство стало основой для обширной и приносившей огромную прибыль римской провинции Азия.

Было ли завещание Аттала римской подделкой, как заявлял впоследствии Митридат? Какой правитель в здравом уме мог бы завещать свое царство Риму? Единокровный брат Аттала Аристоник немедленно организовал народное восстание, чтобы предъявить притязания на трон и не дать римлянам аннексировать царство.

Штаб-квартирой мятежников Аристоника стали Левки, которые основал предводитель персидских мятежников в IV в. до н. э. Флот Аттала быстро присоединился к Аристонику. Проримски настроенные чиновники в Пергаме попытались умиротворить население, даруя гражданство чужеземцам, наемникам и вольноотпущенникам, однако множество городов присоединились к Аристонику, включая Колофон, Минд, Траллы, Нису, Фокею, Фиатеру, Стратоникею в Мисии, Аполлонию и остров Самос. Философ-стоик Блоссий, сторонник демократических принципов, изгнанный из Рима, также поддерживал дело Аристоника[106].

Город Эфес, который в те времена был союзником Рима, послал флот против Аристоника в Кимы. Аристоник проиграл битву и бежал далеко в глубь страны. Казалось, все было потеряно. Но теперь история Аристоника становится по-настоящему интересной, и многое в ней должно было зачаровывать юного Митридата. Предводитель мятежников избежал плена, отправившись в находившуюся под персидским влиянием Центральную Анатолию, где базировались его сторонники. Здесь Аристоник основал утопический город-государство под названием Гелиополь — «город солнца». Все граждане были свободными и равными, и Аристоник обещал освободить всех рабов, отменить долги, искоренить то зло, которое в особенности связывалось с Римом. Он собрал огромную армию гелиополитов, «граждан солнца», состоявшую из местных анатолийцев и потомков македонцев Александра, из бедных и средних классов, должников и рабов. В своем новом убежище Аристоник чеканил монету, которая свидетельствовала о его притязаниях на престол. Все эти события сильно встревожили римлян, которые уже страдали от восстаний рабов и местных жителей в Италии.

Большинство современных историков, которые придерживаются точки зрения римлян, стараются затушевать революционный характер восстания Аристоника, предполагая, что в основе такой мобилизации «неимущих» и рабов лежало не что иное, как «отчаяние» после поражения на море. Они указывают, что Аристоник все-таки защищал монархию. Но в Анатолии независимая «демократическая монархия» была традиционным народным понятием, направленным против римлян. Идеология Аристоника и его кампания — первое народное восстание в Анатолии против римского господства — вполне могли стать образцом для войны с Римом самого Митридата: ведь он тоже бросал клич к своим сторонникам и его политикой было отменять долги и освобождать рабов. История о юном мятежнике из Анатолии («Страны восходящего солнца»), вступившем в неравную борьбу и сражавшемся с римскими предателями, должна была нравиться Митридату, который был еще мальчиком, когда восстание подавили. Позднее собственные походы Митридата против Рима, как кажется, сохраняли дух мятежа Аристоника, как и детской клятвы Ганнибала. Как мы увидим дальше, Митридат часто намекал на мятеж Аристоника в своих речах[107].

О названиях, избранных Аристоником, — Гелиополь и «граждане солнца», римские историки писали мало, и римляне того времени вряд ли тоже поняли их значение. Но эти названия в греко-персидских землях излучали мистическую ауру и были насыщены политическим символизмом. Одно зороастрийское племя в Армении называло себя похожим именем — Аревордик, «дети солнца»: они гордились тем, что никогда не подчинялись тиранам. Для Митридата и последователей Аристоника понятия «граждане» и «город» (полис) отражали греческие демократические традиции. Упоминание о «солнце» намекало на древнего персидского бога Митру — тезку Митридата. Название «граждане солнца» заявляло о том, что Аристоник и его войско сражаются на стороне Света и Истины против сил Тьмы.

Отец Митридата и правители Вифинии, Каппадокии, Эфеса и Пафлагонии беспокоились, как к этому всему отнесется Рим. Они решили послать войска против Аристоника. Но «граждане солнца» сражались храбро. Было похоже на то, что Аристоника провозгласят царем Пергама и Великой Фригии. Римский сенат в 131 г. до н. э. послал свои легионы под командованием Публия Лициния Красса. Однако Красс вместо того, чтобы вести войска в поход, занялся грабежом дворца Аттала. Его слабо организованная армия потерпела поражение в битве при Левках. Красе, находясь в окружении враждебно настроенной толпы, ткнул одного фракийца своей плетью в глаз. Взбешенный варвар заколол Красса ножом. Голову римлянина отправили Аристонику.

«Граждане солнца» одержали и другие победы. Рим послал Марка Перперну, чтобы он подавил все больше распространявшееся восстание. Перперна, который только что разгромил мятежных рабов в Сицилии, захватил Аристоника живым. Хотя Перперна внезапно умер (как говорили, от болезни), Аристоника послали в Рим в цепях вместе с баснословными сокровищами Аттала из Пергама. Мятежного вождя бросили в Туллианум — каменную тюрьму глубиной 12 футов (3,7 м), которую историк Саллюстий описывал как «отвратительную и страшную из-за ее заброшенности, тьмы и вони». Государственный палач задушил Аристоника в его камере в 129 г. до н. э.

В Кимах, где потерпел поражение флот Аристоника, говорили, что статуя Аполлона проливала слезы. Вдохновленные мученичеством своего вождя и неэффективностью военной кампании римлян — а может быть, и внезапной смертью Перперны, которая казалась хорошим предзнаменованием, — «граждане солнца» продолжали сопротивление. Сенат послал амбициозного консула Мания Аквилия, чтобы он раздавил мятеж и установил правительство римской провинции в Пергаме. Митридата, видимо, впечатлило то, что лояльные Аристонику города продолжали сопротивление, защищая «граждан солнца» в своих укрепленных стенах.

Аквилию пришлось вести целый ряд продолжительных осад, пока, наконец, ему не удалось занять страну и установить новую администрацию. Чтобы быстро закончить войну, Аквилий принял жестокое решение. Он приказал своим людям залить яд в водопровод осажденных городов. Это биологическое оружие убивало как воинов, так и мирных жителей, и армия Аквилия легко захватила города. Даже в Риме некоторые критиковали его, считая эту тактику варварством, и говорили, что легкая победа Аквилия — позор для старой римской воинской доблести[108].

Аквилий захватил Пергам и стал взимать тяжелые налоги для своей личной выгоды. Мятеж Аристоника закончился, и союзники Рима были вознаграждены. Отец Митридата получил Великую Фригию в благодарность от римлян. Однако на территориях, которые римляне хотели заполучить, люди питали к ним утробную ненависть. Бесчестная победа Аквилия с помощью яда и его удушающие налоги еще усилили неприязнь к Риму. Города, которые поддержали мятеж Аристоника, были сурово наказаны. Однако даже официальные «друзья» Рима чувствовали скорее беспокойство, чем уверенность. Все начали уже понимать, что у римлян есть одна нехорошая привычка: нападать на бывших клиентов.

Еще в детстве Митридат должен был слышать множество подробностей об анатолийском мятеже Аристоника, которые уже потеряны для нас. Наверное, он, например, знал, был ли Аристоник, внук арфиста, назван в честь отважного Аристоника, арфиста и друга Александра Великого, который умер славной смертью в битве. Митридат, наверное, знал и какой именно яд использовал Аквилий, чтобы отравить колодцы. Возможно, причиной гибели людей стала чемерица — обычное растение, использование которого на войне имеет долгую и печальную историю. Митридат, изучавший токсичные растения и военное дело, мог вспомнить неприглядную историю о похожей осаде, которая случилась почти за пятьсот лет до того в Греции. Победоносные полководцы с помощью аморального врача уничтожили жителей города, отравив водопровод толченой чемерицей[109].

Между Арменией и отвесными скалами, там, где горы Кавказа тонут в восточном Черном море, врезалась клином сказочная Колхида (Грузия) — суровая земля, богатая золотом, экзотическими минералами и растениями. В греческих мифах Зевс приковал Прометея, мятежного титана, который принес огонь смертным, на самой высокой вершине Кавказа и послал орла, который вечно должен был вырывать у него печень. Митридат и его друзья слышали волнующие мифы, действие которых происходило у них на родине. В эпической поэме о Ясоне, аргонавтах и их поиске Золотого руна корабль «Арго» поплыл на восток к «золотой сокровищнице Солнца» вдоль южного берега Черного моря, останавливаясь, переживая в пути разнообразные приключения и основывая города[110]. В Синопе Митридат мог играть рядом с мраморной статуей основателя города, аргонавта Автол и ка.

Аргонавты дивились железным рудникам Понта и странным соляным башням реки Галис. Продвигаясь дальше в Фемискиру, великую крепость амазонок на реке Фермодонт, аргонавты отплыли к дальней Колхиде под сенью величественных и пугающих Кавказских гор. Там Ясон полюбил Медею, прекрасную варварскую колдунью.

Владычица колдовства и ядов, внучка бога солнца, Медея смогла укротить таинственное пламя, бушевавшее на черных озерах нефти близ Баку на Каспийском море, и создать огонь, который нельзя было потушить. Ее снадобья давали нечеловеческую силу или могли ввести в похожий на смерть сон; они делали человека неуязвимым для огня или меча. Медея знала тайны смертельной крови дракона и все противоядия от яда змей. Легко представить себе юного Митридата, будущего токсиколога, завороженного описанием Медеи, спускающейся на своей солнечной колеснице, чтобы собрать снадобья.

В эклектичном пантеоне мифических «ролевых моделей» юного Митридата персидская колдунья Медея стояла рядом с Гераклом, греческим супергероем, который спас Прометея от пытки. В ходе своих приключений Геракл перешел через высокие Кавказские горы в Скифию, где выиграл поединок с Ипполитой, царицей амазонок. Уроженцы города Пергам считали, что они потомки сына Геракла — Телефа. Как и Александр, Митридат также притязал на то, что происходит от Геракла. Три замечательные мраморные статуи показывают, насколько глубоко Митридат отождествлял себя с Гераклом. Первая, скульптура в Пергаме (созданная, видимо, в 88–85 гг. до н. э., когда Митридат сделал его своей царской штаб-квартирой), показывает Геркулеса в роли отца семейства: он одет в свой «фирменный» плащ из львиной шкуры и держит маленького сына Телефа. Недавний анализ портретов на монетах и скульптуре того времени заставляет полагать, что моделью для маленького мальчика послужил не кто иной, как сам Митридат!

Профиль и прическа мальчика очень напоминают портреты уже взрослого Митридата на его ранних серебряных монетах. Пухлое личико вряд ли должно было изображать точный портрет Митридата в ясельном возрасте. Но сходство с портретами Митридата на монетах, как и сам смысл изображения, было сразу видно любому. Сходство было настолько очевидным, что после поражения, нанесенного Митридату в 63 г. до н. э., римский полководец Помпей захватил эту статую маленького Митридата, чтобы продемонстрировать ее в Риме[112].

Еще одна группа статуй, обнаруженная в 1925 г. у великого Пергамского алтаря, показывает, как юный Геракл освобождает Прометея. Молодой человек в львиной шкуре очень напоминает портрет Митридата, вступающего в пору зрелости. Он похож на другой хорошо известный портрет-статую в Лувре, которая прочно отождествляется со взрослым Митридатом; на ней тоже надета львиная шкура (рис. 6.1). Образ Митридата в роли Геракла, освобождающего прикованного титана, имел огромное символическое значение для греков и народов Востока, поскольку он изображал царя как спасителя и освободителя.

Портреты на монетах показывают, что Митридат копировал пышную прическу Александра Македонского с волосами до плеч. Харизма, военный гений, великие мечты Александра — и его трагическая гибель незадолго до тридцать третьего дня рождения — сделали его культовой фигурой не только для таких греко-персов, как Митридат, но и для многих римлян. Еще ребенком Митридат понял, что в биографии Александра многое похоже на его собственную жизнь и в ней многому можно подражать. Чтобы изобразить Митридата как нового Александра — прямую противоположность нецивилизованным римлянам, Митридат и его окружение любили проводить параллели между ними. Такие случаи, как укрощение Митридатом дикого жеребца (описанное выше), заставляли людей ассоциировать любимого Александра с понтийским царевичем[113].

Как и в случае с Александром, личность Митридата привлекала людей. Может быть, молодой Митридат сознательно подражал хорошо известным привычкам своего героя? У Александра была манера наклонять голову влево; некоторые скульптурные портреты молодого Митридата не только похожи на портреты Александра, но на них его голова тоже наклонена влево. Говорили и что у Александра был какой-то «чувствительный взгляд». Можно представить, как юный Митридат тренирует свой вариант «чувствительного взгляда» Македонца на своих друзьях — Дорилае и Гае, сестренках и других детях в Синопе. Друзья Александра говорили даже, что его тело и одежда испускали приятный сладкий аромат. Этого Митридат тоже вполне мог достичь с помощью мирры и других ароматов, которые использовали и мужчины и женщины при дворах, находившихся под влиянием персидской культуры[114].

Митридат, возможно, мог пересказать биографию Александра (р. ок. 356 г. до н. э.), который в возрасте примерно 22 лет отправился завоевывать самую могущественную империю в мире. Персидская империя при Дарии III раскинулась на три континента и правила примерно 25 миллионами человек из разных народов. Однако к моменту смерти Александра (в 323 г. до н. э., почти за двести лет до рождения Митридата) империя Дария стала частью новой Македонской империи, простиравшейся от Греции и Анатолии до Египта и вплоть до самых Гималаев.

В завораживающей истории Александра и Дария III для Митридата оказалось много поучительного. Численно македонцы были в меньшинстве — их было вдвое меньше, чем персов, но тем не менее Александр победил армию Дария при Иссе (333 г. до н. э.). Отважный Дарий спасся в своей колеснице и собрал еще 200 тысяч воинов с дальних окраин империи; за ним стояли бронированные кавалеристы, ряды страшных колесниц, вооруженных серпами, и боевые слоны. Две армии встретились снова в 331 г. до н. э. в битве при Гавгамелах. Но благодаря блестящим маневрам Александра персы снова были истреблены. На этот раз Дарию удалось бежать верхом на коне. Потерпев поражение, Дарий выразил свое восхищение Александром и даже согласился с тем, что он должен стать его наследником в качестве правителя Персидской империи. Спасаясь бегством на самых дальних рубежах империи, Дарий был убит своими ближайшими соратниками-военачальниками. Митридат знал прославленную историю о том, как Александр рыдал над телом Дария и похоронил его с величайшими почестями в Персеполе. Отвергая традиционную для греков неприязнь к варварам (негрекам), Александр с радостью сделал новых подданных членами своего ближайшего окружения. Взаимное уважение и рыцарственные жесты сделали Дария и Александра прекрасной парой благородных соперников — они были словно отважные крестоносцы в средневековом рыцарском романе. Митридат очень гордился своим родством с обоими полководцами и разделял благородную мечту о том, чтобы Персия и Греция объединились и одолели Рим — варварскую империю Запада.

После завоевания Персидской империи Александр принял персидские обычаи и персидское платье. Древние историки говорят нам, что и Митридат носил старомодные персидские костюмы. Этот с виду чудаческий поступок был способом почтить его персидских предков и еще раз привлечь внимание к своему персидскому происхождению, а заодно и еще одним способом подражать Александру. Мы знаем, что Митридат унаследовал антикварную мебель и другие сокровища от самого Дария I. В дождливые дни в синопском дворце мальчик мог заходить в кладовые и открывать сундуки из кедрового дерева, наполненные сокровищами — персидскими диадемами, золотыми серьгами, браслетами и ожерельями, кольцами и резными геммами; кувшины, благоухавшие экзотическими ароматами, древние наряды, длинные белые одеяния с пурпурными краями, вышитые золотыми ястребами и львами…

Митридат знал, что Александр старался не одеваться на слишком экстравагантный мидийский манер (просто одевавшиеся греки смеялись над мидийцами); мидийцы были древними родичами персидских царей. Не носил Александр и полного царского персидского одеяния — роскошного длинного платья, штанов и туфель с загнутыми носами, а также корону. Вместо этого македонец объединил греческий и персидский стиль в простой, но элегантный костюм — эта мода была полна смысла: простая короткая чисто-белая туника с персидским пояском-кушаком, на котором висел кинжал; царь был обут в сандалии и не носил штанов и корону (македонцы считали персидскую тиару, а также штаны чем-то чужеродным). В некоторых частях доспеха Александра были древние украшения.

Молодой Митридат также придумал свой собственный яркий, смешанный костюм (возможно, поэкспериментировав над ним еще в отрочестве). Как и Александр, Митридат надевал простую диадему (повязывал голову пурпурной и белой лентами) и сверкающую белую тунику, скромно вышитую пурпурной оторочкой. Туника была подпоясана расшитым драгоценностями кушаком в персидском стиле; на нем, у бедра, висел царский кинжал в золотых ножнах. Старомодные персидские штаны и кожаные сапоги с загнутыми вверх носками дополняли одеяние монарха[115].

Когда Митридат еще был подростком, в Синопе его мысли занимали мифические подвиги, исторические образцы (как положительные, так и отрицательные) и научные исследования ядов. Мальчик проводил целые дни собирая камни и рептилий; он ездил верхом и охотился с друзьями, читал и мечтал. Наверное, это время казалось ему счастливым и идиллическим; лишь иногда на солнце набегали небольшие облачка.

Отец Митридата устраивал множество пиров для придворных и почетных гостей; все радостно пили, поглощали огромные куски оленины и баранины, а также черноморского тунца, хлеб и оливки, вишни и персики. В 120 или 119 г. до н. э. Митридат отпраздновал свой день рождения — четырнадцатый или пятнадцатый. По персидскому обычаю день рождения следовало отмечать особенно великолепным пиром. В гигантской печи из кирпича зажаривали целого быка, верблюда или осла. Каждое блюдо подавали отдельно с большим количеством вина. Затем на стол приземлилась целая эскадрилья медовых сластей; в это время заклинатели из Парфии, индийские заклинатели змей, сирийские акробаты и танцоры развлекали гостей, а арфисты и барабанщики наполняли огромный зал звуками музыки[116].

На одном из таких пышных пиров отец Митридата внезапно схватился за горло. Вывалившись из кресла, он упал и умер; тяжелая серебряная чаша беззвучно покатилась по толстому ковру. В тот самый момент весь мир Митридата перевернулся.

Митридат V Эвергет был убит примерно в 120 г. до н. э. в Синопе; кто его отравил — неизвестно. Преступление было совершено, когда друг царя, полководец Дорилай, находился вдали от столицы, на Крите, и набирал воинов в армию Понта. Когда до него дошли новости об убийстве, возвращаться оказалось слишком опасно. Дорилай остался на Крите[117].

Смутное недоверие Митридата к матери внезапно превратилось в настоящую паранойю. Может быть, он следующий? Кому же можно верить? Он обратился к своему ближайшему соратнику и верному другу, юному Дорилаю. Возможно, он также нашел поддержку у некоторых из своих учителей и придворных. Неизбежны были сравнения с убийством отца Александра Македонского — Филиппа, и эти параллели должны были иметь для Митридата жуткий смысл. Филипп был убит на свадебном пиру. Александр обвинял заклятых врагов своего отца, персов, но многие подозревали мать Александра, Олимпиаду. Древние историки считали Олимпиаду ревнивой ведьмой и убийцей: она пугала людей огромными дрессированными змеями, которых выращивала для дионисийских оргий. Митридат слышал жуткие истории про то, что случилось после насильственной смерти Филиппа. Олимпиада сожгла живьем маленького единокровного брата Александра и отравила другого ядом, который сделал его умственно отсталым[118].

В Синопе кое-кто беспокоился: не стоят ли за гибелью отца Митридата римляне, — однако сведения древних историков говорят о том, что это был дворцовый переворот. Была ли мать Митридата, царица Лаодика, действительно такой же порочной ведьмой, какой якобы была Олимпиада? Для современных читателей сама мысль о матери-убийце скорее кажется похожей на страшную сказку братьев Гримм, однако Митридат слышал о многих амбициозных царицах в соседних царствах, которым удалось захватить власть с помощью интриг, убийства и яда. Мать каппадокийского царевича Армата, например, отравила пять младших братьев Ариата одного за одним. Митридат заметил, что его мать очень любит младшего сына — Митридата Доброго. Убийство отца Митридата служит подтверждением слов Юстина о том, что был и заговор с целью убить самого Митридата. Как указывают современные историки, жизнь Митридата действительно была в опасности: неизвестные убийцы его отца находились во дворце — среди его охранников и наставников. Вполне легко поверить, что царица Лаодика была соучастницей преступления[119].

После того как его отца похоронили в царском мавзолее в Амасии (древняя столица Понта), юный Митридат был коронован и стал царем Понта — в 120 или 119 г. до н. э. Отец, видимо, оставил царство в совместном владении царице Лаодике, самому Митридату и его брату Митридату Доброму. Поскольку оба царевича были еще несовершеннолетними, Лаодика, как регент, сохранила всю власть за собой, и ее любимцем был младший, более управляемый сын. Любовь Лаодики к роскоши сделала ее покорным клиентом Рима. В течение следующих нескольких лет она позволила римлянам себя подкупать, и ее расточительство втянуло царство в долги.

В 119 г. до н. э. в небе внезапно явилось чудесное предзнаменование. Яркая комета с длинным хвостом-мечом, которую видели перед рождением Митридата, вернулась как раз тогда, когда он был коронован. Маги и народ в землях, находившихся под влиянием Персии, ликовали: этот небесный знак утверждал, что Митридат действительно царь-спаситель, посланный Митрой, великий вождь, который спасет Восток от Рима, как обещала комета 135 г. до н. э. и всем известные пророчества. Редкие монеты, изображающие комету, могли быть отчеканены как раз после его коронации (см. рис. 2.1).

Однако Митридат знал, что ему нужно придумать план, как выжить, а то ему никогда не удастся исполнить свое предназначение. Царь стал постоянно носить с собой нож. ночью он держал кинжал под подушкой — точно так же, как это делал Александр[120].

Что за яд убил его отца? Этот захватывающий вопрос напоминает и о других загадочных смертях царей — например, того же Александра. Спутники Александра считали, что он был убит неким безымянным ядом — таинственной субстанцией, о которой ходили странные легенды: это была холодная как лед «роса», которую собирали с мшистых скал там, где река Стикс лилась с высокой скалы в Греции. Эта «роса» была столь ядовита, что она растворяла металл и хранить ее можно было только в копыте мула. Современные токсикологи не смогли определить этот яд. Древние описания указывают на какой-то вид кислоты; возможный вариант и недавно открытая и встречающаяся в природе исключительно токсичная кислотная бактерия, которая водится в состоящей из карбоната кальция корке, скапливающейся на известковых скалах[121].

Однако Митридат мог иметь в виду и более легкодоступные возможности — ближе к дому. Может быть, его отец стал жертвой какого-то ядовитого растения? Имя им легион: белена, тис, белладонна, болиголов, мандрагора, аконит, чемерица, маки, грибы, олеандр…

Митридат профессионально занимался токсикологическими экспериментами еще мальчиком: его подгонял страх быть отравленным. Но теперь это действительно превратилось в вопрос жизни и смерти. Если верить Юстину, когда попытки покушений на его жизнь «провалились, поскольку мальчик был сильнее и ловчее, то его стали пытаться истребить ядом». Он поспешно начал исследовать pharmaka, проверяя их тайно на других людях — и на самом себе. В качестве образца юный Митридат мог избрать мифическую колдунью Медею, но мог он думать и о «панацее» своего деда, о неправильно понятых токсикологических изысканиях Аттала в Пергаме и об отважных — почти роковых — научных экспериментах Александра в Вавилонии и Индии с сырой нефтью и мощными зельями. Александр прописывал лекарства и противоядия как своим друзьям, так и самому себе. Например, в Индии люди Александра умирали страшной смертью, получив раны от мечей, смазанных змеиным ядом. Александр мечтал о целебном растении, которое могло бы спасти воинов, и консультировался с индийскими врачами по поводу противоядий от змеиных укусов. Однажды случилось и так, что Александр оказался достаточно смелым, чтобы выпить кувшин лекарства, от которого потерял сознание и чуть не умер. Теперь и Митридат должен предпринять смелые шаги и найти совершенную формулу, чтобы нейтрализовать все яды[122].

Токсичные природные ресурсы в изобилии встречаются в области Черного моря. Скифские кочевники смачивали свои стрелы в сложной смеси из яда гадюк и других вредоносных веществ, а их шаманы были специалистами по противоядиям, основанным на ядах. В отдаленных озерах Армении скрывалась ядовитая рыба; своими ядами мог похвалиться и Понт. Дикий мед, который пчелы получали из нектара ядовитых рододендронов и олеандра (которых там много на побережье), мог убить человека. Даже мясо понтийских уток было ядовитым. Утки поедали чемерицу и другие вредные растения, а у пчел был странный иммунитет к ядам. Может быть, именно эти таинственные природные явления и вдохновили Митридата на поиск способов уберечь себя от яда?[123]

В Понте добывали страшные и редкие минералы. Синопа была центром переработки и экспорта синопской «красной земли», реальгара, аурипигмента и других сверкающих темнокрасных и желтых кристаллов, которые были окружены магическими и зловещими преданиями. Известные под множеством разных названий, эти минералы встречаются вместе с ртутью, свинцом, серой, железной рудой, кобальтом, никелем и золотом. Рудники источали настолько вредные пары, что, как говорили, работали там только рабы, которых приговорили к смерти за страшные преступления. Одной из самых печально известных шахт был Сандаракаургион-Даг (гора Реальгар), которую описывает географ Страбон. На реке Галис близ Пимолисы отряд из двух сотен рабов трудился, выдалбливая изнутри всю гору. Страбон говорит, что рудники на горе Реальгар в конце концов были заброшены, как неприбыльные, поскольку было слишком дорого все время заменять рабов — они постоянно умирали от токсичных паров[124].

Различные древние термины для групп связанных между собой веществ сейчас трудно проанализировать и идентифицировать. Киноварь, зинджифра, вермильон, синопская красная земля, «рубиновая сера», синопская охра, синопия, аурипигмент, охра, сандарак, сандик, свинцовый глет, зарних, мышьяк, «арсеник», «археник», зирнихи, синдура, миний, «армянский пурпур», реальгар, драконова кровь… Все это — древние названия множества форм токсичных минералов, которые содержали ртуть, серу и/или мышьяк. Синопскую красную землю использовали для водоотталкивающей пропитки кораблей; многие из этих дорогих веществ использовали как блестящие краски, лаки и краски для тканей; они также играли важную роль в алхимии и медицине[125].

Но Митридат исследовал и их более зловещие свойства. Мышьяк (название arsenicum происходит от арабского слова zarnikh, «желтый аурипигмент», по-арабски al-zarnikhi) был смертельным ядом без вкуса и запаха, который нельзя было различить в пище или еде, — идеальный токсин для убийства. Яд, который кто-то подложил в мясо или вино отцу Митридата, скорее всего был чистым мышьяком, который производился путем разогревания реальгара (тоже арабское слово — rliaj al ghar, «рудничный порошок») — сульфат красного мышьяка.

Митридат обнаружил любопытное явление. Принимая ежедневно микроскопические дозы мышьяка, он понял, что человек может развить иммунитет к большим дозам, которые в противном случае оказались бы для него смертельны. Возможно, он приобрел иммунитет к мышьяку уже в раннем возрасте, поскольку, как говорит Юстин, заговорщикам во дворце не удалось отравить его, когда он еще был мальчиком. Митридат предпринимал и другие меры предосторожности, как, например, те, на которые намекал римский сатирик Ювенал:

Митридат дополнил свои тайные исследования по токсикологии, усилив и физические тренировки. Охота была прекрасным предлогом для того, чтобы проводить время вдали от дворца. В то же время он планировал свой следующий ход. Из чтения книг Ксенофонта, своего образования в области мифов и истории Митридат должен был точно знать, что требуется от юного героя, жизнь которого в опасности. Однажды, вооруженный луком, кинжалом и дротиком, бесстрашный царевич выехал из врат Синопы со своими самыми верными друзьями. Они не вернулись.