МУЗЫКА И ПОЭЗИЯ /Вместо введения/

«Владыка жизни в своей мудрости создал дневной и ночной миры.

Поэзия — его день, во всем его лучезарном великолепии;

музыка — ночь, раскрывающая нам иные миры.»

/Франц Гоильпарцер/


Испокон веку они идут рука об руку, две королевы, нет, — сестры-богини, освещая наш сумеречный мир, исцеляя и возвышая наши души, даря красоту и радость, какие человек не всегда способен найти даже в великой Природе. Если бы не их родственные узы, не было бы в нашей жизни — страшно подумать! — ни оперы, ни мессы, ни песни, в наших домах и концертных залах не звучали бы голоса Карузо и Доминго, Шаляпина и Гяурова, и Марии Каллас, и... да что там говорить, ни один союз двух искусств не подарил человечеству столько блага, сколько принесла взаимная любовь Поэзии и Музыки, Музыки и Поэзии. Между тем они могут прекрасно обходиться и друг без друга, особенно Поэзия; инициатива в их сближении чаще всего бывает за Музыкой. Но значит ли это, что Поэзия стоит выше Музыки? Никоим образом! — я, поэт, решительно заявляю об этом. Более того, я утверждаю, что именно Музыка занимает главенствующее положение в славном сонме Искусств, что именно к ней в наиболее полной мере относится эпитет «божественная».

На эту тему сломано немало копий, и нет нужды размахивать ими снова. Как не хочется говорить и о том несомненном факте, что там, где Музыка и Поэзия выступают заодно, художественная ценность первой, как правило, намного выше, чем второй, — вспомните практически любую вашу любимую оперу, вспомните романсы Чайковского и Рахманинова или же песни Шуберта, Шумана, Брамса — последние пленяют нас, если и не знаешь немецкого языка. Главное не в этом. А не задумывались ли вы, откуда собственно берется Музыка, высокая Музыка?

Художник и скульптор обычно изображают то, что видят, то, что объективно существует помимо них, в реальном видимом мире. Иное дело, что взор их острее, а рука искуснее, нежели у обычного смертного; гениальность возникает, когда количество переходит в качество, это от Бога, но мы, по крайней мере, способны хоть приблизительно осознать ее предмет. Точно так же с поэтом или писателем (разницы, в сущности, никакой, ибо поэзия — состояние души, а не форма), чей дар — мыслить и уметь выражать свои мысли — присущ роду homo sapiens по определению.


Но Музыка!

Откуда, из каких небесных иль подземных тайников

Рождаются гармонии, которых нет в природе?

О, здесь человектворец стоит уж вровень с Богом,

Свой создавая мир.


Один из наших современников, редкостный умелец, Левша, фамилию которого я, к сожалению, забыл, замечательно сказал, что «гениальность это то, когда приходят мысли, до которых своим умом не додуматься». Несерьезно говорить, что музыка Баха или Бетховена была подслушана ими в пении птиц, шуме леса, плеске волн и так далее. Но что-то такое в Природе с большой буквы видимо все-таки есть. Говоря «вровень с Богом», я лишь хотел подчеркнуть совершенно особый дар создателя Музыки — способность проникать в такие высокие сферы, о существовании которых мы можем только смутно догадываться. Не случайно, конечно, что истинно великих композиторов существенно меньше, чем гениальных художников или поэтов.

Не случайно, соответственно, и то, что способность воспринимать музыку более редкое качество, чем способность наслаждаться поэзией. Так что людям, далеким от музыки, остается лишь поверить (или не поверить) мне на слово, что ее воздействие на душу слушателя сплошь и рядом ни с чем не сравнимо. (Лучше все же поверить, если не мне, то Пушкину: «Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает, но и любовь — мелодия».) Объяснить природу этого воздействия невозможно, но корни его наверное в том, что одна только музыка способна, не говоря ни о чем конкретном, всегда говорить вам о Главном.


Падите ниц, поэты,

Никакими словами не рассказать нам столько сокровенного

О чем? — не знаю... о любви, страдании, о подвиге

Тому названья нет, —

Сколько подчас расскажут десять нотных строчек.

На колени, художники,

Всего лишь избранные вы ученики природы.

Посыпьте главы пеплом, философы и мудрецы:

Все ваши откровенья

Ничто в сравнении с прелюдами Шопена!


Все искусства так или иначе тянутся к Музыке, по ней меряют свои достижения. Архитектуру называют «застывшей музыкой». Великий Микеланджело говорил, что хорошая живопись это музыка. Равняясь на музыку, закладывал основы абстрактной живописи Кандинский и — потерпел неудачу. Ибо музыка, хоть и не конкретна, но не абстрактна: как сказал мой друг, замечательный пианист и педагог В. Белявский, она «язык для бесконечно малых, наиболее потаенных частиц души». Гораздо плодотворнее на пути сближения живописи с музыкой оказались откровения гениального литовца Чюрлениса, но ведь он был еще и композитор. О поэзии и говорить нечего: музыкальность всегда была для нее одним из первостепенных критериев. И что же мы видим? — если Музыка почти всегда способна возвести Поэзию на новый, недоступный самой Поэзии, уровень (ярчайший пример — 4 часть Девятой симфонии Бетховена), то рассказать словами о Музыке, что-то добавить к ней невозможно.


О Музыка,

Лишь ты меня и возрождаешь к жизни!

Как? Почему?

Что за неведомая сила убежденья

Заключена в умом не постижимых звуках!?

Если б я мог писать стихи без слов!


Что же делать мне бедному, уродившемуся всего лишь поэтом? Но поэт не может молчать о том, что его волнует. Вот и приходится раз за разом вторгаться в святая святых с заведомо негодными средствами. Тешу себя надеждой, что попытки эти не совсем уж бесцельны — именно потому, что для большинства из нас слово все же более доступная и понятная форма общения, нежели ноты. Каюсь, я недолюбливаю сухие критические статьи; возможно, они и нужны, но пусть их пишут для профессионалов профессионалы. Нет уж, если и говорить о Музыке, то только языком Поэзии (как никак они сестры). Так что не будем отчаиваться; миллионы людей во всем мире денно и нощно возносят свои хвалы Богу, хоть Он в этом, скорее всего, не нуждается, — нуждаются люди, чтобы хоть как-то к Нему приблизиться. То же и с Музыкой: Поэзии не дано с ней сравняться, зато она может ее воспеть. И иногда вдохновить.


Мое сердцечаша любви.

Смело пей из нее, не боясь расплескать,

Ибо бездонна она.

О Музыка!

Лишь ты одна

Способна рассказать о чуде.

Но я не Шуман и не Шуберт.

И должен потому молчать.


Молчать я, однако, не собираюсь. На протяжении многих лет я не оставляю попыток писать стихи о музыке, не только выражающие связанные с ней переживания, но и воссоздающие — прямо или косвенно — портреты ее творцов. В отдельных случаях моя дерзость доходит до того, что я пытаюсь хотя бы отдаленно передать в стихах характерные черты музыкального почерка того или иного композитора. Возможно ли такое? Чтобы решить для себя этот вопрос, вам придется книгу прочесть — благо она невелика по объему и, как принято теперь говорить, «приемлема» по цене.

В целом содержание книги базируется на двух ранее опубликованных малым тиражом и в очень дешевом издании книгах автора: «Мысли о гении. Памяти Святослава Рихтера» и «Если б я мог писать стихи без слов. О музыке и ее творцах», а также многочисленных журнальных («Классика») публикациях и материалах авторских музыкально-литературных передач, прозвучавших в разные годы на «Радио-Классика» и «Радио России». Кого-то, возможно, озадачит подзаголовок «От Баха до Рихтера»: Бах — великий композитор, а Рихтер — «всего лишь» пианист. Не совсем так. Бах — первый по времени (наряду с Генделем) величайший композитор, тогда как Рихтер — последний по времени и при том «первый среди равных» (Г. Нейгауз) великих пианистов прошлого века, которого я считаю одним из величайших гениев в искусстве 20 века вообще. Символично, что они родились почти в один день, если не считать «каких-то» 230 лет, отделяющих 21 марта 1685 г. от 20 марта 1915-го, — ничего себе летит время!

В книге пять частей. Первая — своего рода портретная галерея, поэтическое приношение восемнадцати великим композиторам: от Иоганна Себастьяна Баха до Сергея Рахманинова. Этот список дополняет гениальный литовский художник и композитор Микалоюс Константинас Чюрленис.

Вторая часть целиком посвящена Святославу Рихтеру и состоит из нескольких самостоятельных эссе. В те годы, когда я их писал, о Рихтере было очень мало литературы; моя небольшая книжечка «Мысли о гении. Памяти Святослава Рихтера», в которую некоторые из этих эссе вошли, была первой, опубликованной после его смерти. С той поры ситуация, как я и предсказывал в свое время, качественно изменилась, но мне кажется, что многое из написанного мною ранее все еще представляет интерес.

Третья часть более разнородна; в ней представлены критические статьи и эссе, посвященные различным музыкальным датам и событиям последнего времени.

Четвертая часть носит во многом полемический характер; она состоит из нескольких эссе, в которых автор излагает свои взгляды на роль в нашей жизни искусства вообще и музыки, в частности, на пути их развития, а также на взаимосвязь музыки с такой важнейшей сферой человеческой деятельности как наука и (не удивляйтесь, пожалуйста) — с цветами.

И, наконец, пятая часть — своего рода поэтическое приложение к четырем предыдущим. Здесь — не в целях саморекламы, но ради вашей же пользы — я позволю себе одну оговорку. Большинство людей, воспитанных на классической русской поэзии, привыкли читать стихи бегло, без артикуляции, про себя. Это всегда неправильно, но в моем случае просто непригодно. Дело в том, что большинство моих стихов написаны в расчете на то, чтобы их не видеть глазами, а слышать — как музыку. Не стану объяснять, как этот эффект, а он, поверьте, есть, достигается — ограничусь советом: постарайтесь читать стихи не монотонно, выдерживая паузы, следя за изменением ритма, что-то громче, а что-то совсем тихо — у многих хорошо получается.

Приходится признать, что не все в этой книге в равной мере доступно любому читателю, все-таки от него требуется еще и определенная музыкальная подготовка. Не зная, к примеру, чем отличается Шуберт от Шумана, ему не понять, и в чем смысл «Шуман-сюиты» или «Музыкального момента». Точно также не всякий читатель догадается, что некоторые стихи написаны на конкретную музыкальную тему, — например, из 3 части 9 симфонии Бетховена (абзац «Безграничное смиренье...» в «Жертвеннике») или из 4 части той же симфонии (абзац «Мудрость! Мудрость, сплав чудесный...» в Оде «К мудрости»). Все это реальные трудности, но с другой стороны, тешу себя надеждой, что найдутся люди, которые, прочитав эту книгу, захотят лишний раз услышать музыку тех же Шумана, Шуберта и Бетховена, а это как раз и является моей сверхзадачей.

Игорь Горин

декабрь 2004

Загрузка...