Некромантия. Задачи и упражнения

Глава 10

– А мастера Холина нет. Он в Нодлут уехал, – сказал куст двумя разными голосами и сам на себя зашикал. – А тут нет никого. И закрыто.

Пышные бело-зеленые головки колыхнулись, мелькнули вишенки глаз и один ободранный обгоревший на солнце нос.

– Где мне найти мастера Рома?

– На верхнем кладбище. С утра был. Может там еще. – обстоятельно сообщил разноголосый куст и снова зашептался и зашикал. – А вы кто? Невеста?

– Чья? – опешила я.

– Мастера Холина, – сказал куст и шмыгнул носом, а глаза мигнули и добавили: – Он всем нашим барышням говорил, что его невеста бросила, потому он в печалях и на них смотреть не может, а они его жалели и пироги носили за так. И рогалики еще.

Вот же жук!

Я шла к храму подхихикивая и представляла восседающего на обложенном подушечками троне Холина, скорбно прижимающего к глазам платочек, а вокруг румяные пышные девы с румяными пышущими жаром пирожками и… пирожками. Невеста мастера Холина – словосочетание отзывалось сладостной жутью и невозможной тоской.

В прошлое мое пребывание я не особенно разглядывала статую, сейчас же я была здесь именно за этим. Красноглазый огневран Рок или Мор (встречались разные именования) цеплялся когтями за край монструозной косы, которую Посланник держал одной рукой, а вторая была пуста и обращена раскрытой ладонью к входящему в храм. Когти пастыря живущих ничем не уступали вороньим. Он был задрапирован в плащ, из которого торчал лишь подбородок и тонкие губы ниткой. Плащ со спины оказался не сплошным. Это было переплетение множества лент и нитей. Никаких ключей, пусть в некоторых книгах Посланника и называли ключником и стражем Чертогов.

Внутри храм оказался пуст. Дышал источник, пели, вплетаясь в ритм его дыхания, ключи у меня на груди. Ниша с конструктом-оракулом была скрыта глухой стеной, темный трон пустовал. Я подошла ближе к алтарю с обломком металла, похожим на кусок гигантского лезвия. Источник сжался в ком, словно позволяя мне взглянуть поближе. Широкое, скошенное к краю полотно не было однородным – мириады узких осколков, сплавленных между собой острыми кромками наружу. Моргнула и из каждой грани на меня посмотрели отражения. Мои.

Я отшатнулась. Голова закружилась и кожа мгновенно покрылась липким холодным потом – настолько это было чуждо. Я опустилась на пол у подножия трона. Камень холодил гудящий затылок, я боролась с подкатившей тошнотой. Хорошо, что села. Источник снова раздался в стороны, грудь обожгло от притока силы и ограничители вспыхнули, гася всплеск. Тьма... Такое точно заметят.

– Что ты видела, дитя трех сил? – спросил кто-то скрытый дымкой источника.

– Бездну глаз.

– Были среди них твои, дитя трех даров?

– Все.

– Что ты принесла Госпоже?

– Я пришла сама.

– Это хороший дар. Помочь тебе встать, мажиния Ливиу?

– Мастер Ром! – воскликнула я и приняла его руку. – Я хотела просить у вас разрешения посетить верхнее кладбище, – продолжила я, поднявшись, – Мне сказали, что вы там.

– Был.

– Вы служитель в храме?

– Кому-то же надо. Идемте наружу, вам сразу станет легче.

Мне казалось, что я перебирала ногами по распластанному на полу ворону целую вечность, но Ром оказался прав: стало легче, как только мы вышли.

– В прошлый раз со мной говорил… Голос.

– Вам повезло, – сказал артефактор, усаживая меня на скамейку. – Андунэ появляется редко. Даже не все из тех, кто служит в храме, видели его. Вы хотели говорить с ним? Поэтому пришли?

– Я пришла взглянуть на Посланника. Слишком по-разному его изображают, даже здесь. Над храмом открытая ладонь, на вашем кладбище у него в руке ключи, на надгробии я видела Рока над его головой, а не на косе.

– Все просто. Открытая ладонь – чтобы принять дар для Госпожи, ключи – чтобы открыть дорогу к Госпоже, ловец душ над головой – значит душа нашла свой путь к Ней.

– Эти ключи, мастер Ром? – спросила я и потянула связку из-под рубашки, позволяя цепочке стать видимой. Первым лежал мой ключ-клинок, вторым – крылатый ключ рода Ливиу. Сова, обычно всегда лезущая под руку первой, на этот раз скромно жалась позади.

– Сегодня день невозможного, – потрясенно проговорил артефактор, а потом встал и снова опустился. На колени передо мной. – Спасибо, это величайшее доверие, мажиния Ливиу. Я не думал, что хоть один из символов первых Даров Госпожи сохранился. Путь, мертвое железо и камень с той стороны, – сухие подвижные пальцы приблизились к наследству от матери, но так и не коснулись поверхности. – Ключ, черное серебро и ветер с той стороны, – пальцы сдвинулись, указывая на крылатый признак главенства рода Ливиу.

– Но вы назвали меня “дитя трех даров”, где же третий? Тот, который врата?

– Я вижу три подвески.

– Это не дар, это безделица на память. – Я поддела пальцем теплый кулон, свет скользнул по опаловым бусинам и заиграл звездными бликами в глубине.

– Врата, живая кость и голос с той стороны.

– Но здесь только кость, – опешила я.

– Возможно, это только часть дара, – прищурился мастер Ром. – Это все вопросы или будут еще? Вы умеете спрашивать, должно быть, вас интересно учить.

– Вряд ли магистр Холин с вами согласился бы, – пробормотала я, поймала еще один хитрый прищур и, чтобы скрыть внезапное смущение, спросила у него про странную не-мертвую из цветочной лавки, рыжую любительницу букетов.

– Мятущаяся душа… не из наших. Мы позволили остаться. Та, что жила в теле, впустила ее по доброй воле. Вы знали ту, что пришла?

Я кивнула и попросила позволения увидеться, а еще заглянуть в тот домик-затвор, если там никто не живет.

– Там живет мастер Холин, – сказал Ром и рассмеялся. – Разве невесте рода Холин нужно чье-то позволение, чтобы войти в дом к жениху? Думаю, дальше вы и без меня доберетесь. Был рад повидаться и спасибо за доверие.

Шла быстро, а от ограды до низкого крыльца – бежала, потому что дверь была открыта, и в крошечном коридоре я видела его силуэт, очерченный светом, падающим из кухонного окна, расположенного напротив входной двери.

Он не успел обернуться, когда я, налетев вихрем, обняла со спины.

– Ты здесь. – Прижалась всем телом, задыхаясь от отчаянной нежности. И только потом поняла...

– Я здесь, сокровище мое. И спасибо за помощь, я уже отчаялся отыскать эту строптивую куклу.

Не мой Холин обернулся и подхватил меня за плечо, когда я отшатнулась. В другой его руке был невидимый обычным зрением поводок – связанные жгутом нити подчинения – на котором, скрючившись в углу на полу, сидела рыжая не-мертвая с уродливым шрамом на щеке. С чужого лица на меня смотрели знакомые вишневые глаза, полные лютой злобы.

– Вельта…

– Ты привела его! Ты привела его ко мне! Ненавижу! – и низко, угрожающе, как только вампиры умеют, зашипела.

– Ну хватит, – сказал Ясен, посмотрел на пленницу и та забилась, выгибаясь на полу и хватаясь руками за горло.

– Отпусти ее! – не хуже Вельты зашипела я, толкая его к стене, моя костистая рука с призрачными перьями и длинными черными когтями, пробила одежду и кожу, впившись в грудь напротив сердца. Я надавила. Резко и сладко запахло кровью. Вместо того, чтобы оттолкнуть, Ясен прижал меня к себе теснее и склонился к лицу. Сильное, темное, опасное, красивое чудовище. Мое тело желало его до дрожи в ногах, но это было не то чудовище, поэтому когда он качнулся к губам, я отстранилась. Продолжая смотреть в глаза с тлеющими в глубине алыми искрами, медленно убрала руку, втянула когти и перья, отступила на шаг, в комнату позади себя. Он улыбался, слушал мое желание и тоже не отводил взгляда. И не моргал. У чудовищ всегда так, отвел взгляд – проиграл.

Рывок и моя рука снова в тисках.

– Отпусти ее.

– Я ее не держу, – улыбаясь, Ясен махнул свободной от поводка кистью. Вельта сидела в углу и даже не шевельнулась, когда путы ослабли. – Пусть идет.

– Ты убил ее?

– Не совсем я и не совсем убил. Она, как твой приятель Геттар, вечно на пороге. Он привязан виной, а она – своим новым телом. Даже если сбежит из него – все равно вернется. Голод вернет. Не будет питаться – исчезнет, будет – превратится в безмозглую тварь, думающую только о том, чтобы питаться. Хватит вопросов, я бы вернулся к тому, что ты начала. Я же слышу, как ты этого хочешь. Это взаимное чувство, сокровище мое.

– Утешь себя сам, – улыбнулась я и соскользнула в зыбкое между. Он тут же пошел следом, но это было мое убежище, здесь, в домике-затворе, он не мог меня слышать.

Всплеск силы в храме печати зафиксировали, а значит, одним нарушением больше, одним меньше… Тьма обняла меня коконом и опала. Арка цвета ночи с синими искрами, шаг по серой дороге к тому, кого я всегда буду звать, снова теплый кокон мрака и…

– Ой-вэй! – воскликнули хором вокруг меня, в глаза ударило разноцветьем, я рефлекторно зажмурилась, опустила занесенную в шаге ногу и рухнула со стола на не очень мягкое, но живое, подбив второй ногой край. Брякнули тарелки, что-то опрокинулось, потекло, упало, разбилось, в воздухе торжествующе разлился запах паленого коньяка.

Задолго до. Холин-мар.

Дверь в комнатку-мастерскую скрипнула и внутрь протырился вампир, благоухая туалетной водой так, что в носу засвербело.

– Бездный мрак, ну и вонь!

– Да где вонь? Последний писк сезона!

– Видимо, предсмертный, – проговорил Марек, аккуратно выкладывая костяную заготовку на тонко выделанную замшу и убирая резцы в коробку, каждый в свою ячейку.

– Это еще что? На зачет по артефакторике? Ты же вроде еще на той неделе сдал?

– Нет, не на зачет. Просто так.

– Зачем? – Лодвейну не терпелось. Подаренный на двадцатилетие отцом магмобиль торчал во дворе приятеля совсем один и совсем без движения.

– Невесте подарю, – ухмыльнулся Мар.

– А по чесноку?

Холин пожал плечами.

– Приснилось. Зудело в голове пока не взялся. Дурь такая. Серая сова с кулоном в виде совы на лапе. Красивая.

– Которая?

– Обе. Глаза голубые. Нет… золотисто-карие.

– Однозначно, дурь. Идем?

– Переоденусь, – сказал Марек и пошел к себе.

Сон действительно был. А кусок теплой кости у него уже очень давно. С того дня, как брат за грань провалился. Он успел его выдернуть, а сам влип, что обидно, почти на пороге, как в кисель. Помнил плохо, только, что холодно было и хотелось, чтоб кто-нибудь позвал. Потом сел, потом лег. А потом его словно тьмой обняло, и он увидел этот сон в первый раз. Проснулся от того, что его дед за… не понял за что, но тащит, а в его, Мара, руке кусок теплой кости. Потом сон приходил несколько раз, бессистемно. А в последнюю неделю – каждую ночь, пока он не сел резать. Руки будто сами знали, как именно лягут костяные перья. Серые. Кость была белой, а перья виделись серыми.