Некромантия. Задачи и упражнения

Глава 11

– Поймал, – заявили надо мной.

– Вай! Молодец! А говорил – не ловец! – зычным голосом нараспев горланили у меня над головой. Открывать глаза было страшновато, лежать неудобно. Твердая коленка спасителя ткнулась в пострадавший на озере копчик.

– Не ловец, некромант! – сказал некромант, зафиксировав меня так, чтоб не рыпнулась и не уползла, но старалась.

– Ай, какая разница, если в руках красавица!

– Трунь! – отозвалась рядом китара и с обеих сторон раздались мелодичные и не очень завывания без всякой смысловой нагрузки. Гремели бубны, кто-то стучал ложкой по тарелкам.

– Перестань ерзать, иначе случится еще одна свадьба.

Меня приподняли и посадили рядом на скамью. Только тогда я открыла глаза, и они тут же едва не вытекли от позолоты, ядовито-ярких тряпок, шаров с блестками. Под куполом открытого гигантского шатра в рыболовной сети болтались светсферы, сидели по ткани светляки. Проемы были перетянуты гирляндами, лентами и цветами. За столами шумно ели, пили, разговаривали, орали и пели тролли-цыкане, гномы, хоббиты и прочий разнообразный полукровый народ. Счастливая разрумянившаяся новобрачная внушительно восседала на троне из ковров и подушек вместе с разрумянившимся и смирившимся новобрачным, имеющим все шансы стать окончательно счастливым очень скоро, учитывая, какими порциями он потреблял горячительное. Если так пойдет, тут даже два некроманта не помогут. Из курильниц чадило чем-то сладким и привкус на языке оседал знакомый, что-то я такое где-то…

– Как погуляла? – заурчала на ухо тьма и облапила со спины совсем не за талию.

– Нормально, – осторожно ответила я и меееедленно отодвинулась.

Глаза у Холина были странные, и я решила не делать резких движений, чтоб не провоцировать. В черных радужках, как в опаловой глубине, посверкивали искры, синие. Едва различимый зрачок сжался в маковое зернышко. Несмотря на всеобщий коньякоразлив от Марека пахло карамельками. На тарелке лежал кусок пышной, посыпанной кунжутом, чесноком и зеленым укропом лепешки. Рядом стоял большой запотевшей кувшин лимонада с листиками мяты н аповерхности и лимонными дольками в мутноватой глубине. По стеклянному бочку скатилась капелька и утонула в складке пестрой скатерти.

– Хочешь? – провокационно спросил некромант и скрипнул пальцем по стеклу кувшина.

Я сглотнула. В шатре было жарко, а лимонад – холодный. Выхлебала залпом полкружки. Последний глоток встал поперек – Холин смотрел так, будто сейчас сожрет. На мое счастье пришла серая дымчатая кошка, потерлась о черные некромантские штаны, щедро украсив их шерстью, запрыгнула к нему на колени, улеглась, зажмурилась, заурчала, приоткрыла желтый, как плошка меда, глаз – гладь давай! Воспользовавшись замешательством, я дернулась со скамейки.

– Куууда?

– У меня дежурство, – проблеяла я. Укуренные (или надышавшиеся не пойми чем) некроманты мне еще не встречались, а сюрпризов не хотелось.

– Дежурррь, – не хуже кошки заурчал он, усаживая меня обратно. – Вот тебе вызов, заявка 18-9в, потусторонние звуки и вопли со стороны кладбища, бродячие кости…

– Где?

– А вот, – Мар приподнял руку, изогнул пальцы рогулькой, крутнул запястьем, толчок силы отозвался внутри меня мурашечным спазмом, а горка куриных костей сложилась в некомплектный костяк, который запрыгал по столу, гремя тарелками и опрокидывая все, что можно было опрокинуть.

Кошка вздыбилась подковой, прижала уши и зашипела. Глаза у Холина сделались круглые и несчастные, видно, серая вонзила в некромантские коленки весь свой арсенал. Я бросилась бежать и вляпалась в хоровод цветастых юбок.

– Ой, куда бежыш? Рано еще! – Перед глазами замельтешило и загремело бубнами. – Мы ждали-ждали! Мужик цтрашный пришел, а красивой нет и нет. – И зычным шепотом: – А лопата где?

– Так за лопатой и бегу! А то сейчас догонит, а я без лопаты.

– Ой, не беги! Идем, спрячу, не узнает! И лопату дам! – меня дернули в сторону из круга к россыпи палаток и бесцеремонно затолкали в одну из них.

Причитая, что такой красивый и без платка, с меня в четыре (уже четыре?) руки содрали мантию, пожаловав взамен платье в жутенькие красные и желтые маки, и велели прикопать свой шмот, чтоб кошка не пугать. Потом в шесть (ужас!) рук напялили на меня маки и навертели вокруг бахромистый платок. А на шею – бусы с бубенчиками и дырявыми монетками. Все, с таким арсеналом меня не только издали за километр видно будет, но и слышно. Сколько рук косы плели, я уже не считала. Потом мне сунули усыпанную блестками лопату и выпнули из палатки.

– Ой-вэй!!! – разразилась воплем собравшаяся толпа, заулюлюкала, затопала, покричала и разбежалась.

– Теперь не цтрашно, ннэ? – цыканка оскалилась золочеными резцами, дернула меня к себе и, обдав запахом той же курительной смеси, что чадила в шатре, громогласно зашептала: – Пусть у шиповников догонит, там и бей! Ага!

Меня разобрал дурной смех. Отсюда было видно сверкающий огнями шатер и озирающегося по сторонам Холина, еще не подозревающего об уготованной судьбе. Цыганка достала из декольте трубку, подула, оттуда пыхнуло и потянуло терпким сладким дымом.

– Два дара приняла, прими и третий, – каким-то чужим, совершенно нормальным, а оттого жутковато звучащим голосом проговорила она, – а будешь бездне в глаза смотреть – взгляда не отводи – сожрет.

– А если за спиной встанет? – шепнула я.

– Особенно, если за спиной. Себя разбила, а сердце спрятала. Сердцем смотри.

Черные бусины глаз блестели, дым чадил и забивал уши и голову. Цыканка вдруг подпрыгнула, дернула меня за косу и пнула в спину в сторону шатра.

– Беги-догоняй! – взвыла дурниной она и куда-то пропала.

Я побрела обратно, забирая в сторону сквера, чтоб через него выйти между рынком и кладбищем на улицу, ведущую к отделению. Холин нагнал минут через десять. Вечерний свежий ветерок выдул дурманный дым из головы. По крайней мере у меня. Слова, сказанные цыканкой, казались бы сущим бредом, если бы она не упомянула дары. Мар молчал. Пару раз поймав его будоражащий взгляд, смотреть перестала, просто переставляла ноги и пряталась в отражениях. Я не хотела, чтоб он видел меня такой, в трещинах и сколах, поросшую изнутри тлеющими по краю перьями.

– Кастис сказал, что ты ушла в Нункор. Зачем?

– Была в храме.

– Больше нигде?

– Нет, – соврала я и тут же поняла, что он понял, что я соврала.

Я его слышала. Словно далекое эхо сквозь толщу воды. Он был рядом, теплый, только руку протяни, но мне было нельзя, потому что с ним я становилась…

Из шиповника с воем вынесся кошак и кинулся в ноги, за ним второй. Первого удалось переступить, а о второго Холин запнулся, налетел на меня, вписавшись лбом мой подбородок, и мы, проломив плотную стенку ветвей, рухнули в кусты. Лопата осталась торчать знаменем.

Сначала было темно, потом среди ветвей звездочками зажглись светлячки. Скрипнул сверчок, следом еще один. Я лежала ничком на влажноватой от росы траве, мой затылок – на руке Мара, а сам он так близко. Невозможно. Сердцем к сердцу. И оба – замерли.

– Холин, – почему-то шепотом, произнесла я, – ты мне челюсть подбил.

– А ты мне лопатой угрожала.

Он шевельнулся, приподнимаясь, сел, поймал мои руки и меня саму в капкан своих рук. Больно, так больно впиваются сколы, осколки, тонкие лезвия, хрустят острыми гранями. Мне нельзя, нельзя быть целой.

Он вдруг открылся, до дна… Океан… Укутал тьмой и синими звездами… Заполнил трещины, обернул бархатом лезвия, чтоб не хрустели, не ранили…

Мика…

Подцепил монисты. Вскрикнули бубенцы, лопнула удерживающая их струна, и нелепое украшение упало в траву. Я дернулась, пытаясь освободиться, но он не собирался отпускать, только сжал еще сильнее. А я уже тонула…

Колючая… теплая… Моя…

Дыхание обожгло шею. Убрал с лица растрепавшиеся волосы, стирая соленую воду с ресниц. Пальцами, губами…

– Мар… Что ты делаешь?..

Зову тебя…

– Потому что нечего было… тащить меня в шиповник… падать…

Быстрые жадные поцелуи обрывали дыхание. Его. Мое.

– Ты сам… на ме… меня упал…

– Точно…

Слышишь?..

– Мар, – едва слышно произнесла я, когда над нами замерцал маскирующий полог, а Марек откинулся на спину и потянул меня к себе, сжимая в объятиях так, что казалось – не вдохну, но было как раз наоборот, – это ведь…

– Ничего, лишь ветер, – ответил он, невесомо касаясь моего лица, потянулся к рукам, темный камень в колыбели сомкнутых ладоней брызнул изумрудным сиянием.

Я чуть приподнялась, и нас не стало.

Только океан с синими искрами. Потому что тьма на двоих – это тоже навсегда.

Мар…

Я с тобой.

У моих новых крыльев теплые перья с огненной кромкой, а под ними мягкая тьма, сверкающие светом спирали, жемчужные вуали тени и драгоценные камни звезд, изумрудные, пронзительно синие, золотые и алые. Ветер запутался в них и остался. Сам. Ими можно обнимать. Обнимать – нужнее. А еще нужнее, когда обнимают в ответ.

Это было красиво, сокровище мое. Но я просил тебя не увлекаться. Любишь ловить ветер? Что ж, лови…

Из никем не услышанного разговора

Арен-Тан благоговейно ступал по мраморному полу с распростертым на нем белым вороном. Видно было каждое перышко, огневеющее по краю. Казалось, что искры света поднимаются от пола вверх, устремляясь к высокому своду.

– Как наши дела, Герих?

В конце длинного слепяще белого зала над огромным плоским грубо обтесанным куском кахолонга и лежащим на нем обломком мертвого железа, похожим на кусок лезвия гигантской косы, ровно и мощно пульсировал светлый источник. За ним скрывался трон задавшего вопрос.

– Деструкция на финальной стадии.

– Уверены, что она справится?

– Я уверен, Арин.

– Крево не хранители первых Даров, они носители Сути и то, что ключи граней у нее, только запутывает ситуацию. Как думаете, может стоит поставить на Холина?

Герих качнул головой. Менять выбранный путь было не в его правилах. Но странно, что Сияющий спрашивал так, будто решение действительно было за ним.

– Нет. Нужно было делать это до того, как он ушел за грань. Теперь в нем почти нет света, только тот, что он осмелился принять от нее. Капля.

– Дело не в количестве, а в готовности поделиться, отдать без остатка, достаточно и капли.

– Все равно – нет. Если упустим возможность, придется ждать следующего витка. Но вы ведь и так знаете об этом, Арин.

– Почему вы выбрали для этого меня?.

– Они вам небезразличны. Оба.

– Холин мне неприятен

– Это тоже чувство

– Все ведь должно было начаться позже? Как минимум на поколение. Если бы не эльф… простите, Арин, агент Валар со своей внезапной любовью не влез.

Сияние источника сменило интенсивность, опало, обнимая трон, и сложилось во вращающийся обруч из перетекающих друг в друга знаков. Механический безликий смех оттолкнулся от стен, породив шепчущее эхо, будто миллион голосов заговорили разом.

– Эти везде влезают. Не успеешь оглянуться – они уже из запределья набежали и корни в мир пустили, срослись – не отличить от тех, что были тут прежде, и когда они уходят, мир замирает. А чувства всегда вмешиваются, но, в конечном итоге, все идет так, как нужно.

– Из дома Эфар кто-то выжил?

Рука, лежащая на подлокотнике трона, шевельнулась, гладкий рукав соскользнул, открывая тонкую сухую кисть с длинными пальцами и часть запястья, обмотанную, как паутиной, тонкой темной нитью. Черная кожа резко контрастировала с ослепительно белыми одеждами. Капюшон надежно скрывал лицо, оставляя видимым только узкий подбородок. Главе конгрегации хватило пальцев одной руки, чтобы ответить.