Немного света твоего

Глава 23

В этот день Дарина закончила работу и отпустила охранника домой позже обычного. Она уже собиралась закрывать магазин, когда на двери требовательно звякнул колокольчик, и на пороге появился Денис Громов.

Дарина ему совсем не обрадовалась. Молчаливая девочка-призрак отстала от неё только пару дней назад, и медиуму совсем не хотелось, чтобы она снова вернулась.

— Я уже закрываюсь, — холодно сказала девушка, но капитан пренебрежительно отмахнулся и, вытащив из папки фотографию рыжеволосой девочки, быстро спросил:

— Ты можешь узнать жива она или нет?

— Как?

— Не знаю, вызвать дух или что ты там ещё делаешь. Прямо сейчас. Я заплачу.

Было в его голубых глазах что-то безумное, пугающее, ясно дающее понять — возражений он не потерпит.

Дарина тоскливо покосилась на темноту за оконным стеклом и тяжело вздохнула:

— Ладно, попробую. Идём.

На этот раз за приготовлениями Дарины к спиритическому сеансу Громов наблюдал без скепсиса, как впрочем, и без особой надежды.

Скорее это был жест отчаяния — загнанный в угол следователь просто не знал что предпринять. Теперь подтвердить или опровергнуть обвинения Фадеева в адрес Вавилова могла только Алика, если, конечно, она была жива. Уверенность, с которой говорил Кирилл, и кровь на одежде девочки ставили такую вероятность под большое сомнение. Он мог сделать с ней что угодно…

Медиум между тем закончила чертить на столе символы, выключила свет, зажгла свечи и, велев следователю молчать и не вмешиваться, склонилась над фотографией Алики. Громов внимательно наблюдал за происходящим, но ничего сверхъестественного и потустороннего не замечал, только с каждой минутой всё больше нервничал, ожидая результата, как приговора.

Вдруг девушка резко выпрямилась и, глядя на капитана пустым взглядом фарфоровой куклы, отрывисто, сердито и сбивчиво заговорила каким-то незнакомым, неестественно высоким голосом:

— Зачем ты ему помешал? Он должен был закончить! Должен был закончить!

Денис, неожидавший подобного спектакля, невольно вздрогнул и оглянулся, но Дарина смотрела именно на него, и в тоже время она была совсем на себя не похожа. Изменилось всё: голос, взгляд, выражение лица, даже осанка. Совсем как в прошлый раз с Ульяной.

— Какого чёрта? — выругался следователь, почувствовав себя крайне неуютно, и громко окликнул девушку по имени.

Она никак не отреагировала, продолжая повторять, словно заведённая:

— Он должен был закончить! Должен был закончить!

Происходящее уже не казалось спектаклем — так притворяться просто невозможно. Когда Дарина не ответила на его очередную реплику, Громов решительно направился к девушке, погасил свечи, щёлкнул выключателем за её спиной и довольно грубо встряхнул Дашу за плечи, приводя в чувство.

Она резко вдохнула воздух, закашлялась, как будто только что вынырнула из воды и закрыла глаза, привыкая к яркому электрическому свету. Постепенно взгляд девушки стал осмысленным и… испуганным.

— Что… что произошло? — выдавила она слабым голосом всё ещё мало похожим на её собственный.

— Ты у меня спрашиваешь, медиум недоделанный! — рассердился и без того взвинченный Громов. — Это я хотел бы узнать, что тут произошло? Только не говори, что ничего не помнишь!

— Не кричи, — Даша схватилась за голову и застонала: — Вспомнила. Это снова была она.

— Кто, Алика? — усомнился Громов.

— Нет, та светловолосая девочка в окровавленном платье, что меня преследовала. Я тебе про неё рассказывала.

— Её зовут Настя Чайкина, — нахмурился Денис, поняв о ком идёт речь и недоверчиво спросил: — И как же она оказалась… в тебе? Я ведь просил вызвать совсем другую девочку.

— Не знаю, — Дарина обхватила плечи руками, пытаясь унять охватившую её дрожь. — Я пыталась связаться с той — рыжеволосой, но ничего не получилось. Её душа не идёт на контакт. А потом вдруг появилась эта, как ты там сказал, Настя Чайкина и… дальше ты сам всё видел.

— Так, стоп. Давай по порядку. Что значит, душа не идёт на контакт? Почему?

— Скорее всего, девочка жива, но утверждать не могу. Сеансы не всегда проходят успешно, иногда дух просто не приходит, а тут ещё вмешался другой.

Не услышав точного ответа, Громов разочарованно вздохнул, он предпочёл бы ограничиться первой фразой и без всяких «но».

— И что ему, в смысле ей нужно?

— Не знаю. Мне показалось, она именно тебе претензии предъявляла, вот и выясняй.

Денис вспомнил слова, сказанные медиумом в трансе: «Зачем ты ему помешал? Он должен был закончить!» и мрачно выругался. Вот только нотаций и упрёков от призраков ему для полного счастья не хватало! Как будто мало истерик начальства и поливания грязью с телеэкранов и страниц газет.

И что это значит? Кому он помешал? Фадееву? Что тот должен был закончить — убить Нину и Алику, обвинить в этом Вавилова и упрятать его за решётку? Если смерть Насти, действительно, дело рук Макса — в этом заявлении есть смысл. Однако какие мстительные призраки пошли! Вот только придётся её разочаровать — у него-то сейчас цель прямо противоположная.

— Ладно, если тебе и твоим мертвякам больше нечего сказать, я ухожу. Мой заказ ты не выполнила, так что платить не буду.

— Кто бы сомневался! — огрызнулась Даша, с отчаянием глядя в угол за кресло, где застыла призрачная светловолосая девочка. — Лучше бы ты вообще не появлялся, теперь она опять от меня не отстанет!

— Кто? — Денис проследил за её взглядом и презрительно процитировал: — То ли девочка, а то ли видение? Мне бы твои проблемы, Солнцева. Запомни — бояться нужно живых, таких, как я, например. А мёртвые тебя не подставят, не обворуют, не подстерегут в тёмном переулке, не пустят пулю в лоб, в конце концов. Так что не будь дурой, прекрати уже трястись или поменяй профессию, всё равно в этой ты далеко не профи.

— Сам дурак, — обижено проворчала девушка, когда за поздним посетителем закрылась дверь и с облегчением вздохнула, увидев, как призрак Насти Чайкиной растворился в воздухе.

По дороге домой, Громов очень неохотно набрал номер психиатра-криминалиста Радищева. Контакты с этим человеком он всегда старался свести к минимуму, а по возможности вообще избежать, но сейчас не тот случай.

— Иван Владимирович, вы сделали то, о чём я просил? — уточнил следователь, не тратя время на дежурное приветствие.

— Да, я просмотрел видео с допросов Фадеева и побеседовал с ним лично. Заключение будет чуть позже, но я уверен, что он полностью вменяем, думаю, экспертиза не потребуется.

— Я не об этом, вы можете определить — лжёт он или нет? Это ведь как-то можно сделать по жестам и мимике? Полиграф он проходить отказался.

— Я в курсе, но кинесика — не точная наука и в суде мои умозаключения на этот счёт во внимание не примут.

От туманного многословия собеседника Денис начал раздражаться, он предпочитал лаконичные и чёткие ответы.

— Просто скажите — он говорит правду?

В трубке раздался тяжёлый вздох:

— Частично. Что именно тебя интересует?

— Всё. Фадеев уверяет, что на роль «гасителя» его нанял Макс Вавилов. Есть вероятность, что он лжёт?

— Есть и довольно высокая, — осторожно, словно взвешивая каждое слово, сказал психиатр. — Я по-прежнему считаю, что всё, что делал этот парень с теми девочками — слишком личное. По заказу такую извращённую жестокость не воспроизведёшь. Сомневаюсь, что он был всего лишь исполнителем.

— Отлично! И как это доказать?

— Никак, — Громов прямо увидел, как психиатр пожал плечами. — Он абсолютно убеждён в своей правоте, и эту уверенность ничем не поколебать, если только…

— Если только что?

— Нужно найти точку отсчёта, с которой всё началось. Вероятнее всего — это самоубийство близкого человека. Отсюда и возник страшный ритуал погашения света. Парень вынужден был наблюдать, как под давлением обстоятельств угасает и ломается дорогой человек, потому и обрёк родителей этих девочек, которых, видимо, считает причастными к той трагедии, на повторение собственного кошмара. Они должны были бессильно наблюдать, как угасают их дети, осознавая, что ничем не могут им помочь.

— Ясно, допустим, я найду точку отсчёта, что это даст?

Радищев снова вздохнул и, помедлив, ответил:

— Он буквально одержим своей идей, я бы сказал — фанатично. А фанатизм лично мне напоминает этакую идеально ровную стену, где каждый кирпичик — то или иное убеждение. Если хотя бы один из таких кирпичиков, особенно из тех, что лежат в основании выпадет, стена начнёт рушиться, и парень, возможно, заговорит по-другому.

— То есть нужно доказать Фадееву, что на самом деле всё не так, как он думает?

— В общем, да. Вот только переубедить фанатика обычно непросто.

— Непросто? — язвительно хмыкнул Громов, представляя себе этот процесс: ему предстоит всего лишь убедить Кирилла в том, что Вавилов не убивал Настю Чайкину и не подставлял Евгения Миронова, Ремезовы не предавали Мироновых и не отворачивались от них в трудную минуту, Файль не поливал их семью грязью, а Ворошилов — замечательный, добрый следователь, который ни в чём не ошибся. Да, и напоследок уточнить, что с Марией Мироновой произошёл несчастный случай, а сама она ни за что бы не выбросилась из окна!

Стоп! Последняя мысль неожиданно показалась рациональной.

— Значит, если он поверит, что самоубийства на самом деле не было и тот человек погиб в результате несчастного случая, то изменит показания?

— Такая вероятность есть, — без особой уверенности в голосе признал Радищев.

Громов мысленно сделал пометку завтра же утром пообщаться с Татьяной Мироновой и перешёл к другому интересующему его вопросу.

— А что скажите по поводу последней похищенной девочки? Фадеев уверяет, что передал её Вавилову, а тот этот факт, естественно, отрицает.

Очередной вздох психиатра вызвал у следователя прилив раздражения. Как будто с депрессивной девицей беседуешь: того и гляди слезу пустит.

— Здесь всё сложнее. Он точно не лгал о её попытке побега, а вот дальше уже трудно разобраться. Одно я могу сказать точно: на допросах в первые дни после ареста он вёл себя гораздо менее уверенно, чем сейчас, когда говорил об Оболенской. Словно боялся, что всплывут какие-то факты, способные опровергнуть его слова. А теперь держится так, как будто не сомневается, что девочку либо найдут уже мёртвой, либо не найдут совсем…

Громов нахмурился и вдруг вспомнил нестыковку в деле, сразу вызвавшую у него вопросы: почему к лодочному сараю, где хранились главные улики, привязывающие смерть Алики к Вавилову, Фадеев отправил их не сразу, а через несколько дней? Неужели, специально выжидал время? Для чего? Что же случилось с «Зажигалкой»?

Под ложечкой противно засосало.

— Думаете, она…

— Мне кажется, парень не бросался бы такими громкими обвинениями, если бы Оболенская была жива, ведь она может их опровергнуть. В любом случае Фадеев знает гораздо больше, чем говорит…

Попрощавшись с психиатром, Громов погрузился в глубокую задумчивость, из которой его через пару минут выдернул телефонный звонок.

Увидев на дисплее фамилию «Ворошилов», Денис почему-то вспомнил жену пожилого следователя — приятную женщину с грустной улыбкой, угощавшую его чаем, и решительно сбросил вызов, пробормотав:

— Извините, Михаил Александрович, мне нечего вам сказать.

Оправдываться, доказывая, что Вавилов не имеет отношения к похищению Алики, а журналисты лгут, искусственно нагнетая обстановку, не хотелось. Рассказывать о том, что обнаружена кофта его внучки со следами крови, кстати, по группе и резусу совпавшей с данными девочки — тоже не вариант. Ему хватит и ежедневно дежуривших под дверью супругов Оболенских. Вчера они буквально атаковали его вопросами, просьбами и отвратительно умоляющими взглядами, а утром следователя чуть ли не допрашивала старшая сестра рыжей соседки — Лариса.

От мысли, что сейчас снова придётся встретиться с этим семейством, Денису стало очень некомфортно, всё-таки жить на одной лестничной площадке с родителями жертвы — то ещё «удовольствие». Подумав, он неохотно развернул машину и поехал к отцовскому особняку, в котором не ночевал уже десять лет.

— Так и знал, что нельзя идти у тебя на поводу! Это ж надо было так вляпаться! — негодовал Владилен, увидев запись, презентованную Громову водителем «колбасного короля».

Денис молча допивал кофе и наблюдал за эмоциональной бурей отца с философским спокойствием — не в первый и уж точно не в последний раз он оказался в её эпицентре.

— Ты всегда обходился мне слишком дорого! С тех самых пор как твоя мамаша-вымогательница стала требовать астрономические суммы на твоё содержание. Надо было оставить тебя с ней!

— Надо было предохраняться, — огрызнулся следователь.

Напоминания о матери задевали до сих пор, как и составленный двадцать пять лет назад договор, по которому молоденькая моделька, мечтающая о славе и богатстве, отказывалась от каких-либо прав на ребёнка, передав его биологическому отцу, в обмен на десять тысяч долларов.

Ни славы, ни богатства судьба ей так и не отмерила. Она продолжала менять любовников в поисках наживы, а когда оказывалась на мели, не стеснялась клянчить деньги у Владилена или у самого Дениса, вызывая у последнего смесь презрения, отвращения и обиды, слегка приправленных жалостью.

— Поговори у меня! И Макс тоже хорош! Нет, каков наглец: посмел мне угрожать! Мне!

— Вообще-то тебя в этой киношке нет, там только я, — мрачно напомнил Денис.

— И мой телохранитель, — отрезал Громов-старший. — Ну ничего, у меня тоже такая киношка есть. Я ведь стоял позади всех и тоже снял эту картинку, но уже с участием Вавилова. Завтра покажу ему, чтобы не вякал.

— Он не поверит, что ты дашь записи ход, ведь там есть я.

— А вот возьму и дам! — Владилен смерил сына уничтожающим взглядом. — Мне проще сейчас посыпать голову пеплом, признать себя плохим отцом и отдать тебя вместе с Максом на растерзание прессе и правосудию, чем потом отмыться от этого дерьма!

Денис брезгливо поморщился, чувствуя себя туго натянутым канатом, который два старых прожжённых интригана тянули каждый в свою сторону.

— Не выйдет, ты что газеты не читаешь? «Время идёт, а Макс Вавилов по-прежнему зарабатывает очередные миллионы на свободе, вместо того, чтобы ответить за содеянное по всей строгости закона. Не связано ли это с тем, что его дело ведёт следователь Громов — сын Владилена Громова — крупного партнёра Вавилова по бизнесу?» — процитировал он фразу из утренней жёлтой прессы. — Тебя уже давно записали в подельники, так что смирись: мы связаны, и в дерьме, если что окажемся вместе.

Владилен шумно и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, только побелели костяшки пальцев на стиснутых кулаках и заиграли желваки на скулах.

— Хорошо, — сквозь зубы процедил он. — С Максом я разберусь, он не будет больше на тебя давить. Но ты уж постарайся, чтобы его не обвинили. Потому что в противном случае вся эта грязь польётся и на меня.

— А что если он, действительно, виновен? — поддел Денис. — Я нашёл нож со следами крови третьей пропавшей девочки. Водитель Макса подтвердил, что это нож из коллекции Вавилова.

Он действительно продемонстрировал Панину припрятанную улику и получил утвердительный ответ.

— И что ты с ним сделал? Надеюсь, выбросил? — нахмурился Владилен, собственно, ответив на прозвучавший вопрос.

— Не бойся, в деле он не фигурирует.

— Этого мало. Заставь мальчишку сказать то, что нужно. Почему он до сих пор не за решёткой?!

— Потому что наделал слишком много шуму, и теперь это чёртово дело в центре внимания всей столичной полиции. Его курирует куча контролирующих организаций, а вчера из ФСБ приезжали. Фадеев требует другого следователя, в СМИ кричат, что я на стороне Вавилова, начальство намекнуло, что меня вообще могут отстранить от дела. Такой вариант не исключён.

— Тем более медлить нельзя! Ты хоть что-нибудь делаешь?

— Нет, блин, в танчики играю! — Денис со стуком отставил кофейную чашку в сторону и резко поднялся. — Всё от меня зависящее я сделаю, не переживай.

— Это тебе нужно переживать, — холодно и жёстко сказал Владилен. — Если снова облажаешься — на меня не рассчитывай!

— Я с десяти лет на тебя не рассчитываю, — сухо бросил Денис и, не оборачиваясь, поднялся наверх, собираясь выспаться.

Завтрашний день обещал быть очень непростым, насыщенным, а, возможно, и поворотным.