Глава 31

Топорище теперь было инкрустировано чёрным камнем, но его не было видно. Точнее, древесина в том месте, где я его странным образом ощущал, была просто темнее.

Я поскрёб пятнышко. Будто лоб почесал. Чувствую камень, но не понимаю, как он работает… Да расщелину мне в душу!

Стиснув зубы от наплывшего гнева, я помахал дубиной, со свистом рассекая воздух. Ни-че-го.

— Отец-Небо, почему одни загадки? — проворчал я.

Потом подумал, что это глупейшее дело, когда Хморок, бог мрака и смерти, молится светлому божеству. Впрочем, отправило же это светлое божество душу Тёмного Жреца спасать мир?

Угу, отправило… Вселило в тело дремучего варвара, склонного к импровизации.

— Дам-дам-дам, — тявкал Кутень, носясь по пещере вокруг застывшей кикиморы и баламутя воду.

Он то скользил под водной гладью неясным чёрным пятном, то вдруг материализовался, вызывая целый фонтан брызг. Кикимору окатывало несколько раз, но она только фыркала, продолжая бесцельно смотреть в одну точку.

— Значит, вот что за белая грудка? — усмехнувшись, сказал я, когда кромешно-чёрный Кутень застыл, разглядывая светящиеся личинки на потолке.

Размером цербер был уже со взрослую собаку. На его груди сияло крохотное пятно света, будто приоткрыли плотную шторку в тёмной комнате.

Кутень, услышав меня, опустил горящие голубые глаза и довольно затявкал:

— Сам-сам-сам!

Он поднял голову, и пятно на груди вдруг расширилось, захватывая всё больше поверхность его тела. Мгновение — и Кутень исчез в яркой вспышке, заставив меня прикрыть глаза руками.

И снова оборвалась мысленная связь с ним…

— Кутень? — недоверчиво спросил я.

Что-то вспыхнуло за моей спиной. Обернувшись, я увидел цербера, плюхнувшегося в воду. Снова кромешно чёрного, с горящими голубыми глазами.

— Там-там-там, — протявкал он, потом взлетел над ступеньками и исчез в пещере, куда сбежал Ефим.

— Смердящий свет! — только и выговорил я, — Цербер… и ныряет в Свет⁈

Поражённый, я бросил последний взгляд на кикимору и побрёл следом за Кутенем. Что такое Свет, я прекрасно знал.

* * *

Логично, что раз есть Тьма, то есть и Свет.

И если Тьма — это что-то необъятное и кромешно чёрное, то Свет наверняка тоже необъятный, но ослепительно яркий.

Я читал трактаты в Обителях Ордена, разрушенных моей армией. Некоторые фолианты я забирал прямо из рук убитых лично мной монахов. Как же они обнимали их, прижимая к себе и не желая отдавать секреты своей веры… Иногда прижимая так крепко, что некоторым эти руки пришлось просто отрубать.

Признаюсь, тогда я поднимался по ступеням силы, отдав всего себя служению Тьме, и каждая победа приносила мне удовольствие. Открывая страницы, на которых ещё не засохла кровь светоносцев, я жадно вчитывался в витиеватые строки, желая узнать, как свергнуть Отца-Небо в бездну… кхм… к нашей повелительнице Бездне.

Мы, Тёмные Жрецы, с некоторым удивлением узнали, какой именно секрет пытались так сохранить Адепты Света. Как оказалось, способность нырять в стихию светлого божества была ими практически утеряна…

И если мы погружались во Тьму ежедневно, то у Ордена посещение блистательного Света являлось высшей наградой за долгие годы молитв и медитаций. Причём в последнее время этим не могли похвастаться даже их высшие жрицы.

К тому моменту, когда мы атаковали последнюю сохранившуюся Обитель, Орден полностью утратил эту способность.

А ведь раньше, говорят, величайшие Паладины Ордена ныряли в Свет ещё чаще, чем мы, Тёмные Жрецы, во Тьму. И их способности позволяли легко убивать служителей Тьмы.

Я вспомнил Верховную Светлую Жрицу, свою дочь, и поджал губы от непривычного чувства вины. Наверное, она всю свою жизнь положила на то, чтоб хотя бы краешком глаза увидеть этот самый Свет.

Мою проснувшуюся варварскую совесть успокаивала одна вещь. Едва заметная ересь, которую служители Тьмы подсадили в веру светоносцев, появилась задолго до того, как я стал Тёмным Жрецом.

Это был коварнейший и в то же время величайший план — возвести служение добру в безумный абсолют. И Орден Света погубила ересь, которая любое насилие назвала страшнейшим грехом.

Проиграв в древности в жестокой войне, где паладины разбили нас, Служители Тьмы надолго залегли на дно, практически исчезнув, и Орден Света расслабился.

После поражения Бездна приняла решение действовать по-другому…

Это была долгая работа, отдельные слова в светлых трактатах меняли и добавляли не одно столетие. Появлялись нужные пророки, которые являли народу новое слово Отца-Неба, и служители Тьмы тайно делали всё, чтобы о пророках услышало как можно больше людей. Даже помогали им творить чудеса, а иногда умирать мученической смертью.

Строки из светлых трактатов неожиданно всплыли сами собой в моей памяти:

«Если враг ломает твою дверь, открой ему, чтобы он не оставил заноз на пальцах своих…»

«Все мы едины под Небом, мы — кровь этого мира. И нет большего греха, чем причинить боль ближнему своему…»

«Легко простить врага, когда он тебя убил, ведь Небо уже приняло тебя в свои объятия. Но ещё важнее простить врага до того, как его клинок вошёл в твою бренную плоть…»

Так даже защита собственной жизни стала считаться грехом. И паладинов, которые своими потом и кровью защищали Орден, со временем перестали слушать.

Да, понадобилось не одно поколение светлых, выросшее в безопасности. Силы Тьмы уже давно не появлялись, а если и возникали где-нибудь, то чудесным образом безо всякого боя принимали веру светоносцев. И всё опять же благодаря новым пророкам.

Память о страшных временах постепенно стиралась, превращаясь в сказки. А потом вообще превратилась в назидание потомкам, что бывает, если Орден грешит и вершит насилие.

Никто уже не обвинял Силы Тьмы. Их же давно нет… Но паладины, которые с трудом принимали изменения, ещё оставались.

«Не было бы паладинов, не было бы и войны». Такая простая мысль уже не казалась глупой, и привела к окончательному изгнанию из Ордена самых главных его защитников.

Силы Тьмы ждали этого не одну сотню лет. И дождались…

Бездна приписывает себе эту идею, но ходили слухи, что на самом деле гений, который придумал сделать Орден Света таким безропотным и кротким — один из первых, ушедших во Тьму.

Впрочем, что-то я отвлёкся. Но, быть может, исчадие Тьмы, вдруг получившее способность нырять в Свет — не такая уж и ересь?

* * *

Ефим уже отплыл, когда я взошёл на длинный пирс в огромной пещере.

Чтобы выйти в море, небольшому кораблю нужно было пройти под сводами длинного природного тоннеля. Причём в некоторых местах с потолка свисали длинные острые наросты, и мачта корабля проплывала в опасной от них близости. Из воды вдоль стен прохода тоже торчали рифы, так что штурман, ведущий судно, явно был талантливым.

Кутень, который сорвался следом за кораблём, показал мне, что за штурвалом стоит сам Ефим. Он обернулся, бросая взгляд на пещеру и на маяк, стоящий где-то сверху над нами. Старший маг щурился от яркого солнца, но на бледном лице Тёмного Жреца блуждала улыбка.

Какое везение. Попутный ветер сразу подхватил паруса, магу даже не нужно тратить свои силы. Стрибор явно благоволит ему.

Я приказал Кутеню не приближаться к Жрецу. Не уверен, что Ефим заметит цербера, слабоват он для этого, но наверняка Тёмный Жрец при побеге навесил на себя или на корабль заклинания с помощью артефактов. А значит, Кутень мог просто натолкнуться на ловушку.

Ефим уже обречён, хоть и не знает этого…

Я усмехнулся, провожая взглядом силуэт корабля, который начал поворачиваться боком.

Меня всё-таки кольнуло выражение лица Ефима, будто он что-то ещё задумал, какой-то последний аккорд. Что, выдаст залп из пушек прямо в пещеру?

Навряд ли, ведь городской бастион, который находится на соседнем мысе, услышит. Тем более, Ефиму сейчас нужно смыться как можно незаметнее. И словно в подтверждение моих мыслей, корабль начал исчезать за краем освещённого зева пещеры.

Но моя интуиция успокаиваться не спешила, и я недоверчиво покосился наверх. Зря я сюда вышел… В вышине надо мной тоже висели каменные клыки, и сейчас они мне показались пастью неведомого колосса, которая вот-вот захлопнется.

Всеволод, Малуш ты дремучий! Ведь в своей собственной башне ты тоже наделал столько ловушек, что она никому не досталась бы даже в случае твоей смерти.

Ноги ощутили едва заметную вибрацию, и я выругался. Ну да, Ефим всё же решил сыграть последний аккорд так громко, чтобы весь город заметил.

Доверять интуиции я привык, поэтому сразу пустился бежать обратно. Надо ещё Агату успеть вытащить… Да и вообще, я так и ношусь по этим пещерам в чём мать родила.

Кутень пронёсся мимо меня с криками:

— Бам-бам-бам!!!

И тут же где-то сверху раздался страшный треск, а потом каменные гроздья стали валиться вниз. Да ну твою ж мать-Бездну!!!

— А-а-а-а! — с воплями я нёсся по пирсу, уворачиваясь от мелких каменных кольев.

Но один огромный вошёл в мостки прямо передо мной, и меня снесло в воду волной обломков. Я успел разомкнуть внутренний кулак, окружая себя «огненным яйцом», и часть обломков сгорели, но частью меня посекло. Да ещё защитный кокон, соприкоснувшись с водой, взорвался раскалённым паром и потух.

Там, где я свалился, было уже неглубоко. Вынырнув, я рывками погрёб к каменистому берегу вдоль пирса. Надо мною носился Кутень и, яростно рявкая, сталкивал в стороны каменные клыки, падающие прямо на меня.

Одновременно он меня предупреждал, если сверху падало что-то слишком огромное. Правда, когда на меня стала валиться глыба размером с дом, я никуда не успевал отпрыгнуть.

— Чтоб тебя… — только и произнёс я, подняв голову.

Вода неожиданно приобрела плотность и рванула меня вперёд с дикой скоростью. Аж в глазах потемнело!

Меня выбросило волной обратно на пирс. Тут же ударила вторая волна, снова подхватывая меня, и протащила вглубь пещеры до самого берега.

Было больно, когда я лицом пропахал колючий гравий. Да ещё потом послышался смачный шлепок, и острое жжение в ягодице…

— Ауч!

Мне почудилось, или под сводами пещеры и вправду послышался женский хохот?

Кутень успел мне показать, что это меня так нагло хлестнула шальная тонкая волна, которая тут же рассыпалась по берегу брызгами.

Потирая задницу, я вскочил и понёсся обратно в пещеру с кикиморой. Хотя с моего лица так и не сползала улыбка. Ну, Мавша, спасибо за спасение, конечно, но этот должок я тебе припомню…

Потолок так и продолжал осыпаться, да и море начало сильно волноваться. В пещеру закатывались такие огромные волны, что резко потемнело, и пирс уже оказался под водой.

Я понял, что разгневанная Мавша пришла за своей королевой кикимор, и попытался бежать быстрее. В таких делах боги не всегда действуют аккуратно, поэтому следовало быстрее убраться наверх.

В моих планах было ещё обследовать как следует маяк. Наверняка у Ефима богатая библиотека, да и его артефакты мне бы не помешали. Ну и стоило получше узнать о том, где скрываются остальные Тёмные Жрецы.

Не успел я влететь в пещеру с кикиморой, как столкнулся с кем-то прямо в узком проходе. Непроизвольно я замахнулся топорищем, вызывая вокруг себя новое «огненное яйцо», но фигура махнула рукой. Моя защита тут же потухла, не выдержав магии такой силы, а всё тело сковало диким холодом.

Меня тут же припечатало к стене. Да что за день такой⁈ Не успел я выучить новое заклинание, как все вокруг показывают, что оно ещё слишком слабое!

— Агат-та⁈ — стуча зубами, выдавил я, когда передо мной мелькнуло её удивлённое лицо.

Эх, она успела одеться…

— Ты⁈ — за секунду на лице Дочери Луны отразилась целая гамма чувств.

Страх, гнев, веселье… И любовь, кажется. Зацепил-таки её ледяное сердце горячий бросский парень.

Эх, она всё же успела одеться.

Я мысленно призвал Тьму, резко согреваясь. Но тут всё вокруг нас сотряслось, и низкий потолок над нами тоже стал трескаться.

— Пещера рушится! — крикнула Агата, вдруг прижавшись ко мне.

Я хотел ей сказать, что она вестница очевидности, но в этот момент в узкий проход хлынула волна, снесла нас с ног, и мы оказались под водой. Я успел обнять колдунью, прижимая к себе.

Если течением нас долбанёт о какую-нибудь острую скалу, тут ничего не спасёт… Словно в ответ на мои опасения глаза Агаты в тёмной воде засветились синим цветом, и тут же нас обоих сковала ледяная глыба. Да что ж за холодина-то такая!

Загрузка...