Глава семьдесят четвертая, в которой одни предаются чревоугодию, а другие приникают к живительному источнику

«Нерасторжима связь меж греховными желаниями: и чревоугодие и вожделение две стороны одной медали, столь же разны они, сколь и похожи…»

Из «Истории зловещих событий…»

Розингс, 29 апреля, четверг, 11:45 пополудни


Незадолго до полудня все обитатели Розингса в экипажах отправились в Типсидонки, кроме раненого судьи и мисс Бингли. Полковник Фицуильям еще после завтрака увез Энн на прогулку, предупредив, что они приедут на праздник позже. Мэри попыталась было сослаться на необходимость дочитать очередную главу «Руководства для благовоспитанных девиц», но когда к ней подошел мистер Тинкертон со словами, что благовоспитанные девицы должны быть снисходительны к грубым народным развлечениям, не могла не согласиться со справедливостью его заявления.


Ко времени прибытия именитых гостей во главе с леди Кэтрин, в Типсидонки все уже было готово к началу праздника. На деревенской площади были расставлены длинные столы, на которых красовались огромные окорока, сияющие аппетитными розовыми боками с прозрачными прослойками сала, темно-красные ломти ветчины и бекона, крученые колбаски, бутыли с вином, бочки с элем и множество других не менее заманчивых угощений. Возле столов расхаживали владельцы вкусностей с огромными ножами, которыми они нарезали ломти ветчины, угощая всех желающих. Звучали рожки и тамбурины, в круге напротив столов на танцы собиралась молодежь.

На почетном месте — рядом с креслом для председателя дегустационной комиссии — возвышалась большая клетка, украшенная лентами и зелеными ветками. В ней похрюкивал, посматривая маленькими глазками на толпу вокруг, упитанный розовый поросенок по имени Большой Типси — приз победителю.

Леди Кэтрин, сопровождаемая поклонами и приветствиями со всех сторон, отправилась в обход вдоль рядов. К ней тут же кинулся с приветствиями мистер Коллинз, желая справиться о самочувствии своей патронессы и выразить очередной восторг ее всесторонними способностями.

— Позвольте сообщить вам, ваше сиятельство, — суетливо говорил он, осторожно посматривая назад, где с семейством Беннетов стояла миссис Коллинз, — что мы все — как один — обитатели моего скромно жилища, сочли своим долгом… изнемогая от желания… насладиться вашим обществом, ваше сиятельство, и праздником…

— Да, да, — рассеянно отвечала леди Кэтрин, принюхиваясь к золотисто-коричневому боку окорока, лежащего перед ней.

— Многовато яблоневых опилок, — заметила она подскочившему к ней мяснику. — И нужно было добавить в рассол чуть больше лаврового листа…

Обескураженный владелец окорока бросился обнюхивать свое детище, а миледи у соседнего стола уже пробовала бледно-розовый ломоть ветчины.

— Вишневая древесина, можжевельник, — одобрительно кивнула она, но едва польщенный кулинар расплывался в улыбке, леди Кэтрин отметила недостаток душистого перца и лишнее количество соли в его продукте.

Генерал, попав в такое великолепие, мучительно разрывался между двумя стратегическими задачами: быть рядом со своей молодой супругой и успеть насладиться аппетитно благоухающими закусками. В конце концов желудок одержал победу над сердцем и он, оставив новобрачную с пастором, присоединился к мистеру Херсту, который, в противоположность новоиспеченному супругу, не мучаясь сомнениями, тотчас же покинул жену и кинулся к прилавкам, предвкушая поистине неземное наслаждение.

— Ах, мистер Беннет, не знаю, смогу ли я попробовать хоть кусочек, — говорила миссис Беннет, уплетая кусок отличной буженины. — У меня так расшатались нервы, что который день я толком не могу есть…

Мистер Беннет понимающе кивал, запивая острую колбасу элем «Ослиное пойло».

Джейн с мистером Бингли пристроились возле корейки, издающий божественный аромат, обмениваясь нежными взглядами.

Миссис Херст советовала мясникам коптить окорока под созвездием Дракона при вхождении туда Марса, что существенно улучшает вкусовые качества мяса, одновременно отмечая, что мистер Херст выпил уже третью рюмку бренди «Веселый осел».

Джорджиана поглядывая на капитана Шелли, представляла, как в разгар праздника на площадь врывается всадник в черном плаще, на ходу подхватывает ее, бросает на своего коня и уносится прочь, а мужественный Шелли, оседлав…

«Боже, у него же нет здесь коня, кого он будет седлать?! — мысленно воскликнула она. — Ах, да, он может выпрячь белого, ох, нет — рыжего коня из экипажа тетушки и броситься в погоню… Рыжий конь, конечно, не так романтично, но…» Джорджиана будто воочию увидела, как ее жених настигает похитителя, в отчаянной схватке побеждает его, пересаживает ее — бледную, но потерявшую духа, — на своего белого… то есть, рыжего коня и, наклонившись к ней, говорит…

— Мисс Дарси, не хотите ли попробовать вот этот окорок, он такой румяный, — услышала она голос Шелли, обращенный к ней.

— Ах, до окороков ли, — вздохнула она, и наколола деревянной палочкой розовый полупрозрачный ломтик. — В романе «Леди Гарган-Тьюи и рыцарь Панта- Гриье» все время что-то ели, и ни к чему хорошему это не привело…

— «Edite, bibite, post mortem nulla voluptas!» Ешьте, пейте, после смерти нет никакого наслаждения! — изрек Тинкертон, протягивая Мэри здоровенный кусок бекона.

— Мистер Тинкертон, но разве не воздержание и умеренность — именно то, чему мы должны следовать на нашем пути? — прошептала она, с сомнением разглядывая весьма соблазнительное на вид яство.

— Вы правы, мисс Мэри, совершенно правы, но… — сыщик ласково улыбнулся, глядя на порозовевшую от смущения девушку, — …но, раз уж нам дается пища, то не принимать ее — значит не благодарить дающих. Роптать на них, а не радоваться их щедрости — значит быть неблагодарным…

— Ах, мистер Тинкертон… — Мэри откусила своими белыми зубками нежнейший кусочек бекона, — …да, да, нельзя быть неблагодарными… к дающим…


Элизабет, Шарлотта и Китти лакомились копчеными ребрышками. У всех троих дам настроение было не самое праздничное. Миссис Коллинз наблюдала, как ее почтенный супруг крутится возле леди Кэтрин и подобострастно заглядывает той в глаза, обещая себе, что и эту ночь мистер Коллинз проведет на диване в своем кабинете — с некоторых пор она стала считать этот метод воздействия на мужа весьма плодотворным.

Элизабет с некоторых пор вообще мало что радовало, если она не видела некоего молчаливого джентльмена… «Приехал и сразу умчался в свой Лондон», — мрачно думала она, почти не чувствуя вкуса ребрышек, однако замечая, что они вполне и вполне… м-м-м… восхитительно-съедобны.

Китти в задумчивости грызла пятую или шестую косточку, не понимая, куда подевался лейтенант Йорик. Накануне он заскочил в Хансфорд, пообещал вскоре вернуться, вскочил на коня и был таков, оставив юную леди в полнейшем смятении.


МакФлай и его лохматая подруга в небывалом восторге от дурманящих запахов и обилия лакомств крутились под столами, подбирая брошенные кости с остатками мяса и аппетитные шкурки окороков и колбас. Впрочем, вскоре этого показалось им мало. Они стянули у одного незадачливого мясника копченую баранью ногу, после чего с небольшим скандалом были выдворены с праздника и заперты в привратницкой Розингса.


Розингс, Розингс, 29 апреля, четверг, 13:10 пополудни


В Розингсе судья Фэйр, измученный головной болью и головокружением, пытался заснуть, но ему все время мешали это сделать. От дома отъезжали экипажи, и он слышал, как генерал Бридл громко обсуждал с Тинкертоном и Херстом предстоящую им дегустацию окороков, отчего сэру Юстасу стало вдвойне обидно.

«Все на празднике, — думал он, ворочаясь в постели и постанывая от боли — казалось, у него разбит не только лоб, но и все тело. — Все едят ветчины, колбасы, беконы, ребрышки, и запивают элем «Ослиное пойло», которого я из-за занятости следственными работами так и не попробовал…»

Он представил, как генерал вместе с лондонской ищейкой опустошают бочку эля и съедают розовый, лоснящийся, со слезой окорок — и застонал так громко, что в спальню прибежал лакей, испугавшись, что судья уже умирает.

Сэр Юстас заверил слугу, что с ним все в порядке, и, стиснув зубы, чтобы не застонать вслух, стал думать о мисс Бинги — этой богине, которая, верно, сейчас лакомится темным, тающем во рту беконом, или откусывает кусочек нежнейшей буженины… Но тут прекрасное видение прервал многоголосый лай, раздавшийся на улице.

Судья закряхтел, с трудом поднялся и заковылял к окну, откуда увидел, как по подъездной дороге к дому несколько дюжих лакеев тащат за собой двух собак — этого несносного рыжего пса леди Кэтрин, и второго — неопределенно-палевого цвета и ужасно лохматого.

«Покоя нет», — сэр Юстас опять улегся на кровать и засунул свою гудевшую голову под подушку. Увы, она лишь заглушила лай и визг недовольных насилием собак, крики лакеев, видимо, укушенных, но не дала той блаженной тишины, о которой раненый мог только мечтать.

Наконец собаки замолчали, но едва судья задремал, как с улицы вновь раздался шум — на этот раз экипажа.

«Возвращаются с праздника», — с горечью понял сэр Юстас. Он не хотел видеть сытые и довольные лица обитателей Розингса, насладившихся яствами, но желание полюбоваться на мисс Бингли подняло его с постели и повлекло к окну. Но вместо богини он увидел выходящего из дорожного экипажа мистера Дарси.

«Что это его носит туда сюда? — с раздражением вопросил судья. — Определенно, за этими переездами что-то кроется, но почему-то никто, никто — кроме меня — не хочет обратить на это внимание. Ох, как же болит голова! И ведь именно после отъезда Дарси эта чертова люстра свалилась с потолка. Он мог подрезать шнуры, на которых крепится люстра и… Но каким образом он мог это сделать? Как каким? — ответил он сам себе, — ночью пробрался в библиотеку и…»

Но тут его мысли приняли совсем иное направление: по аллее к дому двигалась его богиня в черно-желтом платье с ярким зонтиком в руке. Кэролайн! Всю ночь судья мучительно думал о ней, с содроганием вспоминая свое ужасное предложение, сделанное в полубреду.

«Но она так разволновалась из-за меня, возможно, еще не все потеряно?!» Он со стоном опустился на кровать, но тут же вскочил насколько быстро, насколько ему позволяла вновь закружившаяся голова. «Дарси! Я должен сегодня же сделать ей предложение и увезти этот… этот хрупкий цветок подальше от чертового Дарси, по которому плачет тюрьма».

Сэр Фэйр дернул за шнур звонка и вскоре с помощью лакея и с неимоверными страданиями облачился в свой лучший бледно-зеленый сюртук, завязал шейный платок изящным узлом и отправился вниз, а гостиную.

— Мисс Бингли… она поднялась к себе? — спросил он у дворецкого, поправлявшего статуэтки на камине.

— Нет, сэр, мисс Бингли побеседовала с мистером Дарси, а потом пошла в галерею, — ответил Дуглас.

«Дарси, опять Дарси!» — раздраженно подумал судья.

— Собаки не дали мне отдохнуть! — набросился он на дворецкого — ему показалось, что едва им было упомянуто имя мисс Бингли, Дуглас ухмыльнулся самым непочтительным образом.

— Собаки уже наказаны, — невозмутимо ответствовал дворецкий.

— Интересно, как их накажут за то, что своим лаем не дали покоя раненому… при исполнении… — важно уточнил судья, касаясь повязки на своем лбу.

— Собаки оставлены без обеда, — пояснил Дуглас. — За то, что утащили со стола мясника из Сассекса баранью ногу, приготовленную особым способом …

— Но за то, что они мешали мне — должны остаться и без ужина! — воскликнул сэр Юстас.

— Если позволите, — дворецкий направился к дверям, — не думаю, что ее сиятельство будет столь жестока по отношению к своей собаке… Обед — обедом, — должен заметить, что бараньей ноги другим хватило бы на неделю, — но без ужина — это чересчур…

Он скрылся, а судья, пыхтя от негодования на всех собак, дворецких и самодовольных леди, способных проигнорировать жалобы пострадавшего на службе Британской империи, поспешил в галерею, где к своей радости обнаружил мисс Бингли.


Кэролайн находилась в несвойственном ей состоянии рассеянной задумчивости. Когда все уехали в Типсидонки, она отправилась прогуляться по парку, надеясь, что свежий воздух поможет ей понять странное поведение судьи накануне, как и его слова о барабанах и цветах, которые, надо признать, совершенно сбили ее с толку. Она плохо спала ночью, терзаясь мыслями, что потеряла потенциального жениха. «Не могу же я выйти замуж за сумасшедшего? — думала она с тоской. — У сэра Юстаса же явно что-то не в порядке с головой после этого ужасного происшествия. А ведь это могла бы быть такая удачная для меня партия…»

Возвращаясь с прогулки, она чуть не столкнулась с только что приехавшим Дарси, который весьма холодно поздоровался с ней и сразу же поднялся к себе. Совершенно расстроенная Кэролайн, сама не зная как, забрела в портретную галерею и начала рассматривать картины, чего раньше с ней никогда не случалось.

— Мисс Бингли! — в галерее неожиданно появился сэр Юстас.

Он бросился было к своей богине, но от резкого движения голова его закружилась, и ему пришлось остановиться, чтобы восстановить равновесие, прежде чем двинуться дальше.

Кэролайн обернулась и замерла, не зная, что ей делать.

— Сэр Юстас, вам нужно лежать… Вы не совсем здоровы… — сказала она и отступила на несколько шагов от приближающегося к ней судьи.

— Мисс Кэролайн, — начал он, мучительно подбирая подходящие слова, — вы для меня источник, к которому стремится моя израненная душа…

— Источник? Какой источник? — Кэролайн нервно оглянулась.

— К которому стремится душа… — уточнил судья, несколько смешавшись.

— Простите, сэр, но… но не понимаю… — мисс Бингли попыталась обойти судью и подобраться поближе к выходу из галереи.

— Я… я хочу сказать, что вы… ваш голос, нежный, звучит в моих ушах, привыкших к барабанному бою… — он намертво встал на ее пути.

— Сэр Юстас, вы опять про барабанный бой, да что же это такое?! — в отчаянии вскричала Кэролайн.

— Почему опять? Как опять? — забормотал судья, — я не говорил вам про барабанный бой!

От напряжения его голова опять закружилась, он, теряя равновесие, покачнулся и чтобы не упасть схватился за совершенно растерявшуюся леди.

— Судья Фэйр! Как вы смеете?! Отпустите меня! — стараясь вырваться из его рук, завопила она.

— Будьте моей женой, — пробормотал он, то ли обнимая ее, то ли пытаясь с ее помощью удержаться на ногах.

Кэролайн от этих слов и от такого обращения с собой несколько секунд беззвучно хватала ртом воздух, уже не пытаясь освободиться от его цепких рук.

— Вы делаете мне предложение? — наконец ей удалось вернуть себе дар речи.

— Да, мой… моя фиалка, — простонал судья куда-то ей в ухо.

Мысли лихорадочно побежали у нее в голове. «Такая выгодная партия… А что у него с головой? Сказать «да»? Отказать?»

И тут судья, одурманенный головокружением и близостью своей богини, впился губами в ее губы.

— Как вы… осмелились?.. — простонала Кэролайн, когда сэр Юстас вернул ей возможность говорить. Все еще находясь в его объятиях, она, секунду подумав, осторожно положила голову ему на грудь, стараясь не смотреть на заплывший багровый глаз и съехавшую повязку на лбу.

— Ответьте старому солда… судье и джентльмену, — воскликнул сэр Юстас, прижимая к своей груди прильнувшую к нему мисс Бингли? — Вы согласны выйти за меня замуж?

Слова «судья и джентльмен» вкупе с объятием и поцелуем повлияли на мисс Бингли таким странным образом, что она, почти неожиданно для себя, сказала:

— Да.

— Вы согласны, о, источник мой, — судья больше не в силах держаться на ногах, рухнул перед ней на колени.

— Только не называйте меня «источником»! И ни слова больше о барабанном бое! — Кэролайн расправила складки платья и, оставив коленопреклоненного сэра Юстаса, гордо удалилась. На лице ее сияла победная улыбка.

Загрузка...