Невоспитанный трамвай

СИДОР СИДОРЫЧ И ЕГО СОВЕСТЬ

Однажды к Лосеву, начальнику ремстройконторы, записалась на прием гр-ка Совесть. Ничего особенного — старушка, как все, вела себя скромно, чихала в вышитый платочек.

— Будь здорова, баушка! — прониклась симпатией с первых же минут секретарша Сидора Сидорыча. — Ты чья будешь, откуда?

— Спасибо, деточка! — прошамкала старушка. — Местная я, Сидору Сидорычу родная…

— Неужели? — подхватила радостно Ниночка. — Родная мамаша?

— Не мать, совесть я его!

Ниночка сделала круглые глаза.

— Ждите, гражданка. Когда надо, вас позовут!

— Долго ждать-то?

Ниночка капризно повела плечиком:

— Не знаю. Все ждут.

Совесть сидела час, второй, третий, потом заговорила.

— Давай, давай, бабуся! — поддержали в очереди. — Наводи порядок.

Видимо, они плохо знали Сидора Сидорыча. Принял он Совесть только на третий день.

— Наконец-то! Бабуся, где ты пропадала?

Сидор Сидорыч усадил ее в кресло, дал воды. Очередь заглядывала в кабинет, одобрительно шумела:

— Хорошо, когда человек совесть имеет!

— Нашлась-таки!

— Заговорила!

— В добрый час!

Лосев в глаза старушке заглядывает, сигаретой угощает.

— Я же совесть твоя! А ты мне сигаретку.

— Да, да, — Сидор Сидорыч погасил сигаретку. — Надолго к нам, то есть ко мне?

— Не волнуйся, долго не наживу! Проститься приехала.

— И на том спасибо, — взбодрился Лосев. — Очень рад! Проститься.

Сидор Сидорыч поднес платок к глазам и сделал положенную паузу.

— Все там будем… Не переживайте.

— Тебя переживешь?! Эвон загривок-то… А ведь одногодки мы! Вместе на свет родились, вместе должны бы и умереть!

Сидор Сидорыч испуганно задрожал.

— Нет уж! Сначала ты, а я потом.

— Нельзя. Не может человек на свете жить без совести!

Сидор Сидорыч руками замахал.

— Может, бабушка, да еще как! Мой зам Лоскутов давно сменил свою совесть на персидский ковер.

— Продешевил твой Лоскутов! — Старушка вздохнула: — А сам-то ты, хорош гусь! Что со мной вытворил?

Сидор Сидорыч смутился.

— Я тебя потерял. Со всяким может стать. Закрутишься, на вокзале, в сутолоке…

— Чемодан-то не потерял, а меня…

— По молодости, бабуленька. Не в тот поезд вскочил. Но я ведь нашел тебя, отыскал!

— Не ты меня, а я тебя, через адресный стол.

— Да, да, спасибо. Строгая ты у меня, чистая, ничего не прощала, одергивала.

— Чего ж опять сбежал?

— Не я, бабуленька, ты сама запропастилась. Помню, в Сочи, на пляже. Лежу, здоровье поправляю. Выходит, на мою беду, из воды русалка…

— Жена твоя?

Сидор Сидорыч потупился.

— Нет. Вот тут ты меня с ней и оставила, наедине с русалкой!

— Бессовестный! Сам меня прогнал, слова не дал сказать!

Сидор Сидорыч вскочил.

— Хватит! Кто старое помянет, тому… Теперь я без тебя ни шагу. Надо ведь и совесть иметь!

Очередь потекла рекой. Люди входили к Сидору Сидорычу озабоченные, выходили успокоенные, с легкой душой. Все делал Сидор Сидорыч, забыв про долгий ящик. На совесть работал, и совесть его от того силой наливалась, хорошела, молодела на глазах.

После работы вышли на улицу под ручку, довольные друг другом.

— Тебя не узнать! — дивился Сидор Сидорыч. — Сбросила годков пятнадцать. Чудеса! Надо отметить твое воскрешение.

Сидор Сидорыч огляделся и завернул в ближайший гастроном. Что-то доверительно шепнул продавщице. Та выложила из-под прилавка свертки. Совесть торчала где-то в конце очереди.

— Совесть потерял, гражданин! — зашумели покупатели.

Сидор Сидорыч поднял воротник пальто и выскользнул из магазина.

На улице ему стало жаль свою совесть. Захотелось вернуться, извиниться. Обиделась, поди, не захочет и разговаривать.

Сидор Сидорыч потоптался в нерешительности и махнул рукой на совесть.

Домой вернулся поздно. Качался маятником, мычал и тыкал ключиком куда-то в пространство. Дверь открыла разгневанная супруга. Из-за ее плеча потерянно выглядывала чуть живая совесть. Сидора Сидорыча от стыда бросило в жар, он подавился воздухом и прочее.

— Я больше не бу-бу, — лепетал, — не гоните меня!

— Я тебе покажу «не бубу»! На кого похож?! Окончательно совесть потерял! — негодовала супруга. Соседи выглядывали из дверей, качали неодобрительно головами.

Сидор Сидорыч пал на колени.

— Не потерял, вот она, моя совесть! Защитница. Теперь ни на шаг. Клянусь! По гроб…

И совесть, кажется, поверила ему. В последний раз.