Николай II

ГЛАВА 26 УЗНИКИ ДЕМОКРАТОВ

С 9 марта по 13 августа 1917 г. Николай П и его семья находились под домашним арестом в Александровском дворце Царского Села.

Арестованные не могли покидать Царскосельского парка, но внутри его пользовались полной свободой. Весь апрель Николай один, а иногда с дочерьми и Алексеем убирал снег и колол лед. Первоначально такое занятие бывшего царя вызывало любопытство обывателей Царского Села, собиравшихся толпой у дворцовой ограды. Но, поскольку такие мероприятия производились каждый день, зевакам стало скучно, и постепенно толпа глазеющих рассосалась.

Николай с семьей часто бывал в дворцовой церкви. Правда, царский духовник отец Александр (Васильев) исчез, но власти назначили нового священника — настоятеля Федоровского собора протоиерея отца Афанасия (Беляева). Службы шли как обычно. Произошло лишь несколько заминок во время произнесения здравицы — вместо «Благочестивого Самодержца Государя Императора» следовало теперь поминать Державу Российскую и Временное правительство. К этому отец Афанасий долго не мог привыкнуть, а может, просто хотел доставить удовольствие своим высочайшим прихожанам.

В библиотеке Александровского дворца имелось свыше 18 тысяч книг, поэтому царская семья очень много читала. Николай читал абсолютно бессистемно. Среди прочитанных им книг были и многотомная «История Византии», и «Задачи русской армии» генерала И. А. Куропаткина, книги Мережковского, Дюма, Тургенева, Альфонса Доде, Мельникова-Печерского и т. д.

Николай впервые полностью прочитал «Войну и мир» Толстого, царские дочери впервые услышали, что был на Руси поэт Некрасов.

Особых эмоций книги у Николая не вызывали. Он в редких случаях дает краткую похвалу, а чаще всего просто перечисляет в дневнике прочитанные книги. Иногда даже путает героев с авторами. Так, 29 апреля 1917 г. появляется в дневнике запись: «Начал вслух книгу Ш. Холмса «Собака Баскервилей».

О событиях вне Александровского парка царь предпочитает не писать. Запись в дневнике от 9 июня 1917 г.: «Тяжело быть без известий от дорогой Мама, а в остальном мне безразлично».

Сейчас трудно дать однозначное объяснение такому отношению бывшего царя к событиям весны — лета 1917 г. То ли он опасался перлюстрации дневника охраной, то ли встал в позу — «посмотрим, что у них получится». Тем более что за пределами дворца у него не было друзей или сторонников, а были лишь более или менее непримиримые его противники. Все же иногда в дневнике прорываются и злорадные нотки. Как, например, 18 апреля царь пишет: «За границей сегодня 1-е мая, поэтому наши болваны решили отпраздновать этот день шествиями по улицам с хорами музыки и красными флагами».

В мае Николай начинает вскапывать огород в парке. С 11 мая у царя и детей начинаются постоянные прогулки на велосипедах, а с 13 мая — катания на пруду на байдарках и шлюпках. Бывали и оригинальные занятия: «Лазил с детьми на крышу оранжерей».

Николай и дочери по-прежнему много фотографировали. 7 июля Николай вновь занялся любимым делом: «Вечером клеил фотографии из жизни «под арестом» в свой альбом». Часто Николай целые вечера просматривал старые альбомы со своими фотографиями. Иногда всей семьей смотрели «кинематограф». В основном преобладали документальные фильмы о царской семье.

Царская семья вела довольно оживленную переписку с рядом сановников в Петрограде. Ближе к лету началась переписка с родственниками, уехавшими в Крым, в том числе с сестрой Николая Ольгой.

Жизнь в Александровском дворце можно сравнить с бытом отдыхающих в привилегированном партийном санатории времен Хрущева или Брежнева. Другой вопрос, что людям, привыкшим повелевать, такая жизнь казалась строгим тюремным режимом.

С 21 марта по 31 июля 1917 г. А. Ф. Керенский в качестве министра юстиции, а затем премьер-министра посещал царскую семью в Александровском дворце.

Для Керенского и стоявших за его спиной масонов Николай и его семья были козырными картами в крупной политической игре. Пустив в ход версию о попытке военных реставрировать монархию, можно было расправиться с любой группой генералов. И, наоборот, в борьбе с большевиками можно было как-то договариваться с умеренными монархистами.