XXXI

Вернувшись домой, Агриппина прошла в кубикулу сына. Предсказание тревожило её. Но, скептически улыбаясь, она гнала прочь неясные страхи.

Войдя, она увидела тёмную бесформенную фигуру, склонившуюся над колыбелью и заслонившую собою пламя светильника. Посещение звездочёта мигом вылетело из головы Агриппины. Она поспешно метнулась к колыбели, вырвать сына из чужих, враждебных, тёмных рук. Заколотила слабыми кулаками по мясистой сгорбленной спине.

Агенобарб обернулся и грубо оттолкнул от себя Агриппину.

— Что с тобой, мегера? — удивлённо хмыкнул он. — Или мне, отцу, не позволено посетить ребёнка?

Падая, Агриппина наткнулась на стену. Сделав усилие, она выравнялась и отбросила со лба выбившуюся из причёски прядь. Дыхание женщины было частым и тяжёлым. Агенобарб вытащил из колыбели плачущего Луция. Прижал к груди и, стараясь успокоить, игриво пошевелил толстыми пальцами перед красным сморщенным личиком. Мальчик хныкал, открывая беззубый влажный рот.

— Оставь ребёнка, — устало попросила Агриппина. — Ты пугаешь его.

— Я — его отец! Он не должен бояться, — возмутился Агенобарб.

Агриппина посмотрела на мужа, не скрывая злой иронии:

— Луций чувствует в тебе детоубийцу!

— Я детоубийца?! — заревел Агенобарб.

Агриппина не двинулась с места. Знала, что он не сумеет добраться до неё. Агенобарб грубо сунул мальчика в колыбель. Из угла поспешно выскользнула кормилица Эклога, вытащила Луция и унесла его подальше от ругающихся родителей.

— Ты детоубийца, — спокойно подтвердила Агриппина. — Помнишь: прошёл месяц после нашей свадьбы. Ты катал меня на колеснице по Виа Аппия. Мальчик лет десяти перебегал дорогу, догоняя удравшую собаку. Он находился далеко от нас, но ты нарочно нахлестнул коней. Лошади затоптали ребёнка, наша колесница едва не перевернулась. А ты поспешно бросил горюющей матери несколько монет и снова хлестнул коней.

— Мальчишка был всего лишь плебеем, — растерянно оправдывался Агенобарб.

— В тот день моя любовь к тебе пошла на убыль.

— Зато в ту ночь ты стонала от страсти на ложе любви, — хмуро отозвался Гней Домиций.

— Ты стал похож на отвратительное, вонючее чудовище! — искренне высказавшись, Агриппина почувствовала облегчение.

Протянув ладони к хрупкой шее жены, Агенобарб угрожающе надвигался на неё. Он бессильно волочил ноги, будучи не в состоянии оторвать их от пола. Он задыхался, натужно краснея от ярости. Агриппина смотрела на него с презрительной насмешкой.

Агенобарбу оставалось сделать два шага. Но силы покинули его. Агриппина была близка и далека одновременно. Гней Домиций Агенобарб любил и ненавидел её. Ненавидел за строптивость, непокорство и дикий нрав. Любил за особый прищур серо-зелёных глаз, в которых терялся, как в тумане на лесном болоте. Тянулся к ней, не зная, что сделает в следующий миг: нежно обнимет или прибьёт…

Почти дотянувшись до Агриппины, он пошатнулся. Страшно выпучив глаза, Агенобарб издал ртом булькающий звук. И, схватившись за сердце, с грохотом повалился на пол. Больно ударился затылком и неподвижно замер.

Агриппина поспешно присела около мужа. Подложила ему под голову маленькую детскую подушку. Спросила участливо:

— Тебе больно?

Он замычал, жутко вращая зрачками. Присмотревшись, Агриппина уловила в его взгляде необъяснимое выражение — близость смерти. «Сейчас или никогда! — решила она. — Прежде, чем умереть, Агенобарб узнает мою месть!»

— Я изменяла тебе! — радостно выдохнула Агриппина в лицо Агенобарбу.

Он нервно дёрнулся. Застонал от бессильной злости. Толстые пальцы судорожно шевелились, но уже не складывались в кулаки.

— С… кем?.. — едва слышно прошептал он.

Агриппина ликовала, забыв о сострадании:

— С твоим лучшим другом и родственником, Гаем Пассиеном Криспом! — как можно внятнее выговорила она имя, милое ей и неожиданное для мужа.

Ненависть исказила лицо Агенобарба. Он забился в судороге. «Это — агония!» — безошибочно поняла Агриппина. Жадно всматриваясь в лицо умирающего мужа, она походила на злобную гарпию.

Отмеряя время, падали капли в клепсидре. Агриппина дождалась, когда голова Агенобарба упала на пол. Между неровными желтоватыми зубами высунулся кончик языка. Матрона припала к его груди, прислушиваясь к биению сердца. Тишина, ни звука, ни хрипа…

Она поднялась и вышла из кубикулы. Подкашивались ноги, дрожали колени. Нервные, лихорадочные слезы стекали по воспалившейся коже щёк. В мозгу билась настойчивая мысль: «Я свободна, свободна!»

Медленно добредя до атриума, она крикнула неистово и страшно:

— Агенобарб умер!

На крик госпожи сбежались рабы и домочадцы. Агриппина ничком упала на широкую скамью и зарыдала. Мокрое от слез лицо она прятала в складках покрывала. Никто не увидел безумной усмешки, искривившей губы вдовы Агенобарба.

Загрузка...