Калигула проснулся среди ночи от невыносимой головной боли. Казалось, невидимые ножи кромсают мозг на куски. Гай сжал ладонями виски и застонал.
Лоллия Павлина, лежащая рядом, не проснулась. Калигула с ненавистью посмотрел на неё: смеет спать спокойно, когда рядом страдает римский принцепс и муж, осчастлививший её, худородную.
Боль не утихала. Ныли виски, резало в затылке. Резким движением ноги Калигула ударил Лоллию.
— Просыпайся! — крикнул он.
Красавица лениво открыла глаза и с сонным бормотанием повернулась к мужу.
— Мне больно — проговорил Калигула. — Помоги мне.
Лоллия приподнялась на постели. При свете двух небольших ламп она рассмотрела сгорбившуюся фигуру Калигулы. Он сидел на краю ложа, схватившись за голову и резко покачиваясь взад и вперёд.
— Что я могу сделать? Искусство врачевания неизвестно мне, — растерянно проговорила она, придавая голосу вкрадчивую мягкость. — Велю рабам привести лекаря?
Гай резко обернулся к ней.
— Позови Друзиллу, дура! — процедил он сквозь зубы, не скрывая презрения.
Лоллия оскорблённо вздрогнула. Вспомнила бывшего мужа — мягкого и покорного ей, но к сожалению — не императора. Заметив нерешительность супруги, Калигула нахмурился и сжал кулаки. Лоллия поспешно сползла с постели. Она уже знала, что эти худые жилистые руки могут оставить на теле внушительные синяки.
Просеменив к выходу, Лоллия подозвала раба-спальника.
— Император желает видеть сестру, — сказала она.
Калигула сердито крикнул из глубины опочивальни:
— Ты сама иди за Друзиллой!
Лоллия послушалась, тщательно скрывая неудовольствие. Покидая опочивальню, она набросила на голову широкое покрывало. Золотой песок, которым доверенная рабыня ежедневно подкрашивала её волосы, осыпался во время сна.
Узнав о болезни брата, Друзилла поспешила к нему. Лоллия едва поспевала за ней. Покрывало часто слетало с головы, обнажая на мгновение волосы, бывшие на самом деле более тёмными и менее блестящими. Слава богам, что переходы дворца ночами пустовали.
Друзилла вбежала в опочивальню. С болью в сердце увидела на ложе Калигулу, скорчившегося от боли, сжимающего ладонями виски. Она бросилась на постель, обняла его, прижала к груди рыжую голову.
— Мне больно, — по-детски пожаловался Калигула.
Друзилла ласково прижалась губами к первым морщинкам, появившимся на лбу брата.
— Я с тобой, — успокоила его. — Боль сейчас утихнет.
Калигула послушно прикрыл глаза. Боль проходила, повинуясь ласковым, невесомым прикосновениям Друзиллы. Лоллия наблюдала за ними, стоя у выхода.
— Пошла прочь! — крикнул ей Гай и, прогоняя, швырнул подушку.
Лоллия возмущённо приоткрыла рот, желая напомнить, что императрица — она, а не Друзилла. Раб-спальник помешал ей, настойчиво потянув за край покрывала.
— Домина, я отведу тебя в соседнюю опочивальню, — он просительно заглянул в глаза Лоллии.
Она смирилась. Провела остаток ночи в кубикуле, где прежде спал Тиберий Гемелл. Ворочаясь без сна на новом месте, Лоллия Павлина решила отомстить Друзилле.
Калигула, успокаиваясь, крепче прижимался к сестре.
— Ты творишь со мной чудо, — шептал он. — Прогоняешь боль и ночные страхи.
Друзилла устроилась под одеялом. Постель ещё хранила слабый запах благовоний Лоллии. Глаза Друзиллы, обострённые ревностью, рассмотрели на подушке золотые пятна.
— Смотри, следы наносной красоты твоей жены! — мстительно посмеиваясь, Друзилла указала на них Калигуле.
Гай порывисто обнял её:
— Мне сильно недоставало тебя, — признался он. — Забудь о Лоллии. Её нет и никогда не было. Этой ночью существуем только ты и я.