Ночи Калигулы. Восхождение к власти

LX

Энния настойчиво искала встречи с Калигулой. Каждый день она тщательно наряжалась с утра, садилась в носилки и каталась по городу до ночи. Осторожно выглядывая из-за плотных занавесок, Энния искала в шумной толпе знакомую светло-рыжую голову. Не смея появиться незванной в Палатинском дворце, она надеялась на случайную встречу.

Калигула в поисках приключений бродил по бедным улицам, тянущимся в низинах между холмами. Эти места, нездоровые, скверно пахнущие, переполненые нищими и мошкарой, прежде были болотами. Их осушили ещё во времена Республики, засыпали песком и застроили многоэтажными инсулами. Но в памяти жителей сохранились прежние названия: Коровье болото, Козье болото. Только, вместо жаб, эти болота теперь кишели бедняками и болезнями.

В тёмной тунике и широком плаще Калигула тешил себя мыслью, что он неузнаваем. И сильно удивился, когда с ним поравнялись роскошные кедровые носилки, и нежный низкий голос произнёс:

— Приветствую тебя, благородный Гай!

На Калигулу смотрели ярко-голубые, лукаво прищуренные глаза. Он узнал смуглое, грубовато-красивое лицо Эннии с чувственными полными губами.

— Что делаешь ты здесь, в местах, недостойных столь знатной матроны? — непритворно удивился он.

— То же, что и ты, — последовал ответ.

Калигула недоверчиво хмыкнул: он искал доступных женщин.

— Садись в мои носилки, Гай Цезарь, — томно проговорила Энния. — Я довезу тебя до Палатинского дворца.

Гай забрался в носилки, подумав, что нашёл искомое.

Мягко опустились занавески в носилках Эннии, сделанные не из кисеи или прозрачного шелка, а из узорчатой персидской парчи. Уличный шум был почти не слышен. В полумраке Энния казалась намного красивее и соблазнительнее. Калигула придвинулся поближе к женщине, коснулся ногой округлого бедра. Сквозь тонкую ткань двух туник он ощутил жар её тела.

— Почему ты гуляешь одна, без мужа? — дерзко спросил он.

— Мой муж постоянно занят и не уделяет мне должного внимания, — саркастично усмехнулась Энния.

Калигула уловил призыв в её словах. И, ещё отчётливее — в голубых глазах.

— Не может быть! — изображая на лице сочувствие, сказал он. — Насколько мне известно, Макрон — настоящий мужчина! Мощный и выносливый, как фессалийский бык!

Энния промолчала, нахмурившись.

— Почему ты не спрашиваешь, откуда я это знаю? — настаивал Калигула с жестокой пытливостью.

— Потому что Макрон мне уже давно не интересен! — с великолепным презрением ответила Энния.

— А я интересен тебе?

— Да, Гай Цезарь! — Энния томно вздохнула, намеренно двигая полной грудью.

Калигула уже не вспоминал о Макроне. Откинув прочь ненужные соображения, вроде «священных уз дружбы», он полез к податливой Эннии. Матрона пылко отвечала на жаркие поцелуи, позволяла рукам Гая свободно гулять по груди.

— С тех пор, как я увидела тебя впервые — днём и ночью мечтаю о тебе… — восторженно шептала она.

Но, когда Калигула надумал задрать её тунику, Энния крепко сжала ноги.

— Нет, благородный Гай! Я ещё не настолько уверена в твоих чувствах, чтобы позволить тебе!

Калигула недоверчиво усмехнулся. Переждал некоторое время и снова полез под тунику Эннии, стараясь сломить её сопротивление. Хитрая матрона, не переставая смеяться, змеёю вывернулась из его объятий. Выглянула наружу и с притворно-удручённым вздохом заметила:

— Палатинский дворец! Вот мы и прибыли! Жаль, что время пролетело так быстро.

— Идём в мои покои, — содрогаясь от неудовлетворённого желания, шептал Калигула.

— Не могу! Мой долг — заботиться о чести мужа. Но мы обязательно встретимся в другой раз! — Энния призывно облизнула припухшие губы. — Обещаю тебе!

— Я буду ждать тебя завтра в портике Ливии, — повелительным тоном сказал Калигула, целуя шею Эннии.

— Завтра, в четвёртом часу дня, — подтвердила она.

«Этой ночью ты будешь мечтать обо мне! Я уверена. А завтра…» — с надменной улыбкой думала Энния, подъезжая к воротам своего дома.

Калигула подошёл к портику Ливии, когда тень на солнечных часах доползла до четвёртой отметины. Издалека он заметил знакомые носилки с непроницаемыми занавесками. Равнодушно посвистывая, он приблизился к носилкам. И, выждав мгновение, когда никто на него не смотрел, юркнул внутрь.

Энния встретила Гая жаркими объятиями. Воодушевлённый, он попытался возобновить любовную схватку на том месте, где она оборвалась накануне. Но Энния мягко отстранила его со словами:

— Подожди! Сначала поговорим о серьёзных делах, чтобы затем без помех предаться любви!

Калигула отодвинулся, подозрительно глядя на матрону.

— О каких делах? — грубо спросил он.

— Любовь моя к тебе столь велика! — низким грудным голосом проговорила Энния, протянув руку к волосам Калигулы. — Я хочу украсить голову возлюбленного прекраснейшим венком — венцом императора!

Калигула вздрогнул. Он по-прежнему смотрел на Эннию с недоверием, но подозрение исчезло. Голубые глаза Эннии сияли преданностью и влюблённостью.

— Разве ты в силах сделать меня императором? — удручённо спросил он.

— Да! — едва слышно долетело из глубины носилок.

Калигула молчал, опасаясь прервать наступившую тишину. Ему казалось, что сейчас решается его судьба — на небесах и на земле.

— Макрон послушен мне, — шептала Энния, широко раскрыв глаза подобно пророчице-пифии. — Если я велю ему убить Тиберия и провозгласить тебя императором — он сделает это!

— Макрон давно пообещал мне это… — глухо пробормотал Калигула. — Сколько же мне ждать?

Энния нежной ладонью прикрыла его сильную руку. Приблизилась так, что Калигула увидел совсем близко её голубые блестящие глаза. Он даже различил золотистые точечки, усеявшие зрачки, и тонкие красные прожилки на белках.

— Он медлит, боится! — настойчиво шептала Энния, опаляя Калигулу жарким дыханием, подавляя его пышной грудью, окутывая соблазном. — Я подтолкну его! Пусть Макрон сделает грязную работу, оставив твои руки чистыми от крови!

— Соверши это, прекрасная Энния! — ответил Калигула, все более опьяняясь восторгом. — И я отблагодарю тебя! Чего ты хочешь?

Энния облизнула пересохшие от волнения губы:

— Я сделаю тебя императором! Сделай меня своей императрицей! — почти провыла она.

Калигула отстранился и пристально посмотрел на Эннию. Правый уголок губ нервно дёрнулся и пополз вверх, хищно обнажая блестящие желтоватые зубы.

— Чего ты добиваешься: стать моей женой или императрицей? — не стараясь скрыть нарастающую злобу, спросил он.

— Я хочу и того, и другого! — не теряя самообладания, ответила матрона.

Калигула оценил по достоинству откровенный ответ:

— Хорошо! — мрачно улыбнулся он. — Если бы ты ответила: «Только женой» — я не поверил бы тебе!

— А теперь веришь?

— Верю, — кивнул Калигула.

«Энния! Хитрая, упорная, красивая, грубая, настойчивая, соблазнительная… Дикая кошка! — зачарованно думал он. — Может быть, именно такая подруга жизни мне и нужна?»

— Я женюсь на тебе, если ты поможешь мне! — пообещал Калигула, с возрастающей страстью дотрагиваясь до её груди.

Энния победно улыбнулась:

— Теперь я твоя! — хрипло прошептала она. — Вместе мы восторжествуем над Римом!

Тяжело дыша, Энния расстегнула круглые пряжки на плечах. Тонкая туника поползла вниз, обнажая грудь. Калигула потянулся к ней, но наткнулся на табличку, которую Энния молниеносно отыскала среди подушек.

— Пиши! — велела она, призывно маня Калигулу обнажённым телом.

— Что писать? — удивился Гай.

— «Я, Гай Юлий Цезарь Германик, обязуюсь взять в жены Эннию…» — запинаясь от волнения, диктовала она.

Калигула на секунду задумался: а стоит ли? И сразу же решил: «Если она уговорит Макрона убить Тиберия — стоит!» Взяв из дрожащих рук женщины грифель, Калигула небрежно нацарапал на восковой табличке брачное обещание. Энния перечитала его с возрастающей радостью. И бережно припрятала подальше в угол.

— Бери меня! — почти истерично выкрикнула она, лихорадочно сдирая с себя остатки одежд.

До самой ночи восемь рабов таскали по Марсовому полю и садам Агриппы носилки префекта претория. Плотно задёрнутые парчовые занавеси скрывали от любопытных глаз происходящее внутри. Рабы ступали медленно и осторожно, старательно соблюдая равновесие. Но порою носилки все же начинали колыхаться и трястись, как страдающий падучей болезнью. И, после недолгого затишья, колыхались снова и снова.