Оборотни в погонах

Глава первая Судьба олигарха

Когда-то, в незапамятные времена, Чугунолитейный завод имени товарища Воровского построил в заботе о благе своих рабочих несколько пятиэтажных жилых корпусов барачного типа. Несколько поколений строителей социализма влачили в этих стенах жалкое существование в надежде оттянуться в счастливом коммунистическом будущем. Увы! С падением берлинской стены, и соответственно, распадом Советского Союза необходимость в продукции завода отпала. Производство чугуна и стали пришлось свернуть, а обманутые пролетарии, может, и разошлись бы кто куда, если бы не одно очень важное достижение социализма — институт прописки.

Во всяком случае, трубы завода давно уже не дымили, а использовались в качестве мачт сотовой связи, тогда как в перестроенных цехах торговали дубленками и холодильниками могильщики социализма. Зато эта ухватистая и нахрапистая новая русская — в широком смысле — буржуазия привлекла бывших металлургов к ремонту и обслуживанию рынка, создав, таким образом, новые рабочие места.

Но рабочий поселок оставался в своем первозданном виде. Кирпич домов за давностью лет из красного превратился в угольно-черный. Изрытый траншеями двор напоминал о героических днях обороны Москвы. И народ здесь жил простой и неприхотливый, словно сошедший со страниц романа «Мать», самой нужной и своевременной, по словам Ленина, книги начала прошлого века. С тех пор многое изменилось.

В одной из квартир рабочей слободки скрывался с домочадцами до недавнего времени всемогущий банкир, без пяти минут олигарх Тодорковский Как раз этих пяти минут Тодорковскому и не хватило — ему пришлось перейти на нелегальное положение.

Тучный банкир мерил тяжелыми шагами скрипучий деревянный пол обшарпанной кухни. Из квартиры сверху до него доносился нерегулярный бой стеклянной посуды. Время от времени, вероятно для разнообразия, там бросай и на пол что-то тяжелое, отчего лампочка под потолком кухни вздрагивала и раскачивалась.

Из квартиры снизу уже третий день кряду доносились разудалые песни под караоке. Там безудержное веселье было в разгаре и, похоже, до завершения концерта было еще далеко.

Сильно оплывшая немолодая женщина, как говорится, со следами былой красоты на лице, сидела за кухонным столом и не без раздражения наблюдала за колебательными движениями бывшего олигарха. Наконец ей это надоело и она решила прервать гнетущее молчание.

— Сема, перестань, наконец, мотаться взад-назад и скажи мне, что мы делаем в этой трущобе? В этом забытом всеми Воровском переулке?

— Не Воровском переулке, а в переулке Воровского, — поправил даму муж. — Здесь, между прочим, сто лет назад, товарищ Воровский скрывался от царских ищеек и жандармов. Собственно, мы здесь делаем то же, что и он. Скрываемся от ищеек и жандармов.

— Сема, ты имел в виду милицию? — всплеснула пухлыми руками супруга несостоявшегося олигарха.

Тодорковский больно споткнулся о табуретку и в ярости пнул ее ногой. Стало еще больнее.

— Всех я имел!.. В этом самом виду.

Он поднял опрокинутый табурет, уселся на него и принялся разъяснять.

— Ты что, идиотка, еще не поняла? Прячемся мы здесь! От кого? Да от всех! Все, суки, меня продали! Все-все!

Он в ярости снова вскочил и заметался по кухне. Супруга достала из шкафчика ребристую бутылку «Камю» и граненый стакан.

— Выпей и успокойся. — Она плеснула в емкость солидную порцию ароматной жидкости. — Ты же разбудишь маму и тетю Соню. И Леве с Машей надо выспаться перед дорогой.

Тодорковский одним глотком осушил стакан.

— Вот, закуси, — жена протянула ему кружок лимона, но он этого даже не заметил.

— Ничего, — лихорадочно бормотал он. — Ничего, нам бы только ночь продержаться. А завтра — на такси и в Шереметьево. И только они нас видели! А вот уж потом сочтемся. За все сочтемся! Нет, я этого так не оставлю! Они у меня еще попляшут!

Дебелая мадам Тодорковская все же решила прояснить вопрос до конца.

— Но ты ведь обращался в милицию. Неужели ты и им не доверяешь? У тебя же все было схвачено.

Тодорковский обреченно махнул рукой.

— Вот именно, было. Ты же слышала: «Моя милиция меня бережет»? Так вот, пока я платил им, они меня берегли. А теперь я просто не знаю, на кого можно рассчитывать. В нашем положении остается надеяться только на себя.

Супруга хотела что-то возразить, но тут в дверь позвонили. Через несколько секунд звонок повторился. Звонили уверенно и настойчиво. Так звонят малолетние хулиганы пли сотрудники правоохранительных органов.

Тодорковские на цыпочках вышли в переднюю и в нерешительности замерли перед входной дверью.

— Посмотри в глазок, — прошипела супруга.

— Сам знаю, — огрызнулся экс-банкир и прильнул к дверному окуляру. — Это милиция!

Жена Тодорковского снова всплеснула руками и так и села бы, если бы было на что.

— Сколько их там?

Тодорковский снова приник к дверному глазку.

— Кажется один. Открыть?

— Ни в косм случае!

Но служитель правопорядка не уходил. Более того, вскоре с лестничной клетки донесся его требовательный бас. При этом милиционер аккомпанировал себе по двери кулаком.

— Тодорковский, откройте, я знаю, что вы здесь! Это очень важно. Вы в опасности. Вы не сможете завтра добраться до аэропорта, вас будут ждать. Вам необходимо срочно уехать отсюда.

Тодорковские снова замерли в нерешительности.

— Может быть, разбудить Леву? — с сомнением в голосе спросила жена.

Но банкир решился. Он отодвинул цепочку и щелкнул замком. Дверь открылась. На пороге вырос человек в милицейской форме.

— Граждане Тодорковские? — с дежурной улыбкой поинтересовался он. — Очень приятно. Братва, заваливай!

И тут же из мрака лестничной площадки появились еще двое рослых типов. Один, в элегантном кожаном пальто, держал в руках серебристый кейс. В одну секунду все трое вломились в квартиру и плотно закрыли за собой входную дверь. Человек в милицейской форме ударом сапога в живот заставил толстого банкира сложиться пополам. А ведь тот уже забыл, когда последний раз имел возможность сам завязать себе шнурки. Бандит с кейсом наклонился к упавшему.

— Ну что, старый ишак, добегался? А ведь тебя по-хорошему предупреждали! Слон, Гнида, пошарьте по углам. И мартышку его пристройте.

Банкира и его жену тут же пристегнули наручниками к батарее парового отопления. Человек в кожаном пальто аккуратно положил свой серебристый кейс на стол и раскрыл. Кейс на самом деле оказался футляром для кухонных ножей с лезвиями разной формы и размеров — с пилками и без, был секач для разрубания костей, а также прочие полезные приспособления для разделки плоти. Бритвенно-острые клинки кухонных орудий были отлиты вместе с рукоятками из великолепной стали.

Человек в кожаном пальто с любовью оглядел свою коллекцию. Потом перевел взгляд на онемевших, сжавшихся от ужаса возле батареи супругов Тодорковских, и доверительно сообщил им, указав на чемоданчик.

— Верите, нет? Полтысячи баксов за этот набор отвалил. И не жалею. Культура — она во всем нужна. Даже в таком деле. — Он снова, как загипнотизированный, уставился на блестящие орудия пытки.

Откуда-то из глубины квартиры послышался на редкость тонкий писклявый голос Слона.

— Колян, здесь еще бабы!

Гнида, облаченный в милицейскую форму, втолкнул в комнату растерянного долговязого мужчину.

— Гляди, лох какой-то!

— Волоките их всех сюда, — Колян оторвался от созерцания своих драгоценных инструментов и принялся стягивать кожаное пальто. — Потрошильня у нас здесь будет.

Одна из женщин попыталась закричать, но ее слабый голос утонул в раскатах громового рева из нижней квартиры. Перекрывая нестройный хор собутыльников, какой-то мужик гудел громче иерихонской трубы:

— Я дядя или хто? Требую песню про дядю! Про дядю давай!

Колян оглядел пленников.

— Итак, приступим, — недобро усмехнулся он. — Сейчас мы установим, кто в семействе Тодорковский самый умный. Кто правильно назовет место, где спрятаны бабки, будет жить, а остальные умрут быстро и практически безболезненно. В противном случае будем делать из вас строганину.

И Колян извлек из футляра-кейса самый маленький ножичек своей коллекции.

Крюков издалека увидел сияющую в ночи неоновую вывеску магазина «Ауди-видео». Но свою «рябуху» по привычке остановил не прямо перед входом, а в ближайшем переулке. Перед тем, как выйти из машины, сыщик автоматически отметил серенькие неприметные «Жигули», припаркованные на другой стороне улицы напротив входа в магазин. С «Жигулями» гармонировал стоявший рядом микроавтобус «Газель». Что там, радиопрослушка или группа силовой поддержки? А, самое главное, по чью душу они сюда пожаловали среди ночи? Смоторчук им нужен или кто-то еще?

Бизнесмен ждал его с нетерпением.

— Ты бы вывеску переписал, что ли, — проворчал Крюков. — «Ауди» — это марка автомобиля.

— Ясный пень, у меня у самого шестая «аудио», — охотно согласился бизнесмен, но, поняв по реакции Крюкова, что он не прав, поинтересовался: — Слышь, я не врублюсь, чего не так?

— Все с точностью до наоборот, — усмехнулся Крюков, но вдаваться в объяснения не стал. — Ладно, не тормози, проехали. Зачем звал?

Смоторчук провел сыщика в свой кабинет. Тут уже был организован на скорую руку фуршетик — стулья из помещения почему-то были убраны. Украшением стола служила большая бутылка «Джонни Уокера» с синей этикеткой. Хозяин щедрой рукой наполнил граненые стаканы конструкции скульптора Мухиной и жестом пригласил гостя присоединиться к нему. Капитан, однако, только пригубил этот чуждый русскому человеку напиток. Остаканившись, бизнесмен счел, что прелюдия закончена и перешел к делу.

— Слышь, Крюк, это же полный беспредел, в натуре. ОБЭП на меня наехал, в натуре, как асфальтовый каток. Прямо оборотни какие-то. Волки в ментовской шкуре… В смысле — в милицейской форме… Налетели, запрессовали конкретно, гадом буду!

Крюков слушал его пламенную речь с пониманием и слегка покачивал головой. Вроде бы сочувствовал. Когда тот начал повторяться, сыщик остановил его словоизлияния.

— Ладно, я тебя понял. Ты мой агент, и я создаю тебе спокойную обстановку для нормальной работы. На стрелки с братвой разбираться я с тобой ездил. Отморозков, которые тебя на бабки развести хотели, повязал. От налоговой отмазал. Но я ведь тебя с самого начала предупреждал — наркоту, оружие, взрывчатку и прочий криминал я не покрываю.

Смоторчук вскочил с выражением смертельной обиды на честном лице.

— Какая наркота, какое оружие, в натуре! Я видаками торгую, телевизорами, плеерами…

Но Крюков перебил его.

— Читай по губам, если плохо слышишь: «И прочий криминал». Ты, брат, меня за полного лоха держишь? За что, интересно? Я тебе, вроде, ничего плохого не делал. Вчера тебя накрыл ОБЭП с партиен краденого товара. И ты теперь требуешь от меня помощи? Какой?

Смоторчук развел короткие, но цепкие руки, и ехидно улыбнулся, сверкнув золотыми коронками.

— Так ведь не задаром же! Я, блин буду, забашляю, кого скажешь…

— У тебя бабок не хватит, — отрезал Крюков.

Лицо бизнесмена приобрело выражение оскорбленной невинности.

— Ну почему? Я расценки узнавал…

Крюков отрицательно покачал головой.

— За твой косяк тебе светит приличный срок. Ты, в сущности, предлагаешь мне пойти твоим подельником. И сколько собираешься за это отмусолить?

Смоторчук вдруг изменился лицом, поджал губы и засверкал заплывшими глазками.

— Значит не хочешь помочь? Думаешь, ты самый крутой? Думаешь, у тебя одного все схвачено? Смотри не пожалей!

Крюков очень удивился такой перемене. Неужто мальчик вырос из коротких штанишек?

— Что я слышу, брат? Неужели ты меня путаешь? И это после того, как я вытащил тебя буквально за уши из той истории с налогами?

Бизнесмен спохватился и заюлил.

— Что ты? Да кто я такой? Ты, братан, меня неправильно понял. Нет — так нет. Какие проблемы, в натуре? А в тот раз ты меня конкретно выручил, нет базара! Я помню, как налоговики зенки выпучили, когда в магазин вошли и ценники увидели. Видак — пятьдесят баксов, телевизор — «Филипс», диагональ двадцать девять дюймов, стогерцовый, — триста баксов! И все с отчетом сходится — копейка в копейку. Ладно, давай, как говорится, останемся друзьями. Вот твои бабки, — он наклонился вперед и протянул сыщику пачку долларов.

Крюков посмотрел на деньги, которые бизнесмен положил перед ним на стол, но трогать их не стал. Он медленно выпил свое виски и зажевал маслиной. Потом посмотрел собеседнику.

— Знаешь, как пишут в детективах? Я тебе сейчас расскажу как было дело, а ты меня поправишь, если я в чем-то ошибаюсь, — медленно и с расстановкой проговорил сыщик.

Он резко, без замаха толкнул Смоторчука так, что тот буквально отлетел к стене и съехал по ней на пол. Крюков же продолжал.

— Неделю назад на трассе под Калугой забили фуру с аппаратурой. Водилу с экспедитором замочили, машину с товаром увели в неизвестном направлении. Товар этот — видаки, телевизоры и прочее — вот он, у тебя на полках. А когда обэповцы тебя за одно место взяли, ты тут же согласился им меня сдать. Как продажного оборотня. Обменять голову на голову, свою на мою. Ну что, поправить хочешь или все так и было?

Смоторчук полулежал у стены, как расплывшаяся квашня. Он словно чего-то ждал. Крюков перешел в атаку. Говорил он подчеркнуто громко, чтобы те, кто прослушивал их беседу, не упустили какой-нибудь важной мелочи.

— Я сейчас вызываю ребят из нашего СОБРа, а тем временем перепишу номера этих банкнот. И пойду я с ними в прокуратуру. Потому что это — чистой воды провокация твоих новых друзей, которые, помимо этого, занимаются укрывательством преступления. И тогда мы посмотрим, кто из нас оборотень в погонах!

Двигатель «Жигулей» за окном взревел на высоких оборотах, завизжали по шины и все стихло… Спустя несколько секунд то же самое проделала «Газель». Смоторчук сидел у стенки не жив, не мертв. Новые друзья свалили и бросили его на съедение старому приятелю.

Крюков ласково улыбнулся, не спеша достал брелок с ультрафиолетовой лампочкой и наугад посветил на одну из предложенных бизнесменом стодолларовых купюр. В ультрафиолетовых лучах поперек портрета Франклина отчетливо проступили крупные буквы: «Взятка».

— Вы, блин, как дети, — усмехнулся сыщик, — все в шпиёнов играете!

Он вынул из кармана прозрачный пластиковый пакет, и ловко, как продавщицы в булочной на батоны, надел его на пачку баксов. Пакет со всем содержимым перекочевал в карман его куртки. Потом капитан подошел к бледному от страха Смоторчуку и ласково потрепал по щеке.

— Ну ладно, так и быть, останемся друзьями. Но впредь не балуйся и кушай манную кашку. Обещаешь? Не слышу ответа!

— Обе-обе-обеща-а-аю, — еле слышно промямлил Смоторчук.

Крюков еще раз, немного сильнее, чем требовалось, похлопал обделавшегося приятеля-предателя по щеке и вышел из кабинета.

В доме рабочей слободки, что в переулке Воровского, веселье продолжалось, несмотря на глубокую ночь. Под аккомпанемент караоке нестройный хор полуночников пел песню про дядю.

В это время к подъезду неслышно подкатила и остановилась серебристая «десятка». Из нее выскочил подвижный худощавый мужчина лет тридцати. Он задрал голову и посмотрел на окна и балконы подъезда. В оранжеватом свете уличного фонаря стал хорошо заметен шрам, пересекавший его левую бровь. Ярко светились окна и распахнутая дверь балкона на третьем этаже, где пели и плясали. Но внимание приехавшего привлекли едва заметные блики на затемненном окне четвертого.

Не успел незнакомец как следует разглядеть заинтересовавшее его окно, как его стекло со звоном разбилось. С пронзительным криком из окна вылетела небольшая темная фигура… Полет закончился очень быстро. С отвратительным стуком тело ударилось об асфальт и застыло в нелепой позе, будто кукла на шарнирах.

Человек с рассеченной бровью, казалось, окаменел. Некоторое время он стоял, стиснув зубы… Но длилось это оцепенение недолго, несколько секунд. Он подошел к тому, что еще недавно было молодой женщиной и буквально впился взглядом в лицо погибшей. Одежда на ней была изорвана в клочья, а тело покрыто кровью. Он успел заметить, что на руке у нее не хватало нескольких пальцев.

Наверху послышался шум. Пьяное пение оборвалось, раздались перепуганные голоса. Человек с рассеченной бровью выругался, быстро сел в машину и уехал прежде, чем его успели толком разглядеть.

Ковш Большой Медведицы опрокинулся, значит, ночь перевалила за середину. Старший опер Крюков в накинутой на голос тело простыне вышел на балкон своей квартиры и невольно залюбовался. Бездонное темное небо было усыпано голубоватыми алмазами разной величины… Алмазы вразнобой помигивали, подрагивали, и казалось, что они еле-еле держатся на небесной сфере, еще немного, и сверху посыплется бриллиантовый дождь. К сожалению, ничего подобного не произошло.

С севера подул холодный пронизывающий ветер. Норд-ост. Крюков поежился. В такую пору хорошо иметь крышу над головой. И вообще — хорошо иметь крышу…

«А вот каково сейчас бездомным старикам-неграм в далекой Америке!» — подумал Крюков.

Рефлекс такой — прививка советского гуманизма — остался у него с пионерского детства… Подумал и расстроился. Живут же люди, не то, что мы!

Он вернулся в комнату, с удовольствием потянулся, похрустел суставами и зевнул. День прошел не зря. Немного работы по профилю, легкий ужин. Что еще нужно человеку, уверенной поступью приближающемуся к неизбежной пенсии?

От приятных мыслей его оторвал вызов мобильника. Звучал он весьма своеобразно, так как для служебных надобностей сыщик подыскал звук особого рода. Старый приятель-ветеринар по его просьбе специально записал на диктофон припердывание знатного хряка-медалиста по кличке Депутат.

Результат превзошел все ожидания. При каждой попытке вызова со стороны руководства телефон издавал трубный глас, вернее, глас прямой кишки свиного рекордиста, отдаленно напоминающий рев раненого слона. Каждому, кто его слышал, казалось, что феноменальная скотина размером с динозавра облегчается прямо в его присутствии. Порой даже опытные оперативники, привыкшие к свисту пуль, заслышав канонаду из Крюковского мобильника, вздрагивали и бледнели…

— Чаво надоть? — бросил в трубку Крюков на всякий случай не своим голосом.

Не помогло. Вот в чем основной недостаток мобильников: ни спрятаться от них, ни скрыться, как от осени. Да и от зимы тоже.

— Крюков? У нас ЧП, — встревоженным, даже слегка испуганным голосом сообщил ему начальник отдела полковник милиции Сергей Израилевич Галкин по прозвищу «полковник Галкинд».

Крюков не удивился. Пугаться и тревожиться было обычным занятием шефа. Если вдруг у него не было конкретной причины пугаться и тревожиться, то его пугала и тревожила сама неопределенность такой ситуации. Сейчас такая причина была.

— Банкира Тодорковского убили, — сказал шеф. — Его и всю семью. Зарезали самым зверским образом. Как скотину на бойне.

Крюков по-христиански посочувствовал банкиру и особенно его семье, но не удивился. Эка невидаль! Мало ли новых русских нынче режут, пилят, взрывают, мочат в сортирах, топят в басманных судах и прочих общественных местах?

— А разве мы теперь и раскрытием убийств занимаемся? — поинтересовался он с наивным сомнением в голосе.

Полковник Галкинд замялся. По правде говоря, ангажировать Крюкова для расследования этого убийства ему посоветовали ответственные товарищи из руководства, но капитану об этом знать было не обязательно.

— Нет, но Тодорковский официально обратился к нам за помощью ровно неделю назад, — пояснил Галкин. — Он жаловался, что на него наехала какая-то очень серьезная криминальная группировка.

— Если группировка действительно серьезная, надо было не ерундой заниматься, а платить или бежать, — здраво рассудил Крюков.

Начальник охотно согласился.

— Он и собирался бежать. Продал все, перевел деньги за бугор и вместе с семьей скрывался на съемной квартире. Даже мы не знали, где именно. У него билеты в Лондон были на завтра. Слава богу, им второй отдел занимался, Щеглова, а не наш. Меня бы за такой форшмак Альпенгольд в один момент на пенсию отправил. А о Щеглова он зубы обломает. Тот сам кого хочешь схарчит, — закончил полковник не без смешанного с завистью уважения к молодому и удачливому коллеге.

Генерала Мышова, начальника управления, в коем Крюков имел счастье служить государству, прозвали Альпенгольдом за то, что он дважды умудрился съездить в Швейцарию в поисках «золота компартии» и вкладов Пал Палыча Бородина, но не обнаружил там ничего, кроме шоколада. Как в старой песне времен НЭПа:

Девочка Надя, чего тебе надо? Ничего не надо, кроме шоколада!

Капитану не нужно было объяснять, что за зверь Альпенгольд: генерал, по его же собственным словам, «испытывал чувство глубокой озадаченности судьбой Крюкова» и донимал его при каждой встрече дурацкими вопросами типа «почему у вас ноги в кроссовках, а не по форме?»

Крюков пожал плечами и прошелся несколько раз по комнате. Что-то тут не срасталось с этим Тодорковским.

— Для серьезной структуры выпасти беглого банкира было несложно. Так что удивляться тут нечему. А что, собственно, от меня требуется?

Сергей Израилевич в смущении замялся.

— Ну, сами там посмотрите, по обстановке. Может быть, ребятам Щеглова помощь нужна…

Капитан усмехнулся, просчитать интенции шефа было несложно. И он с осуждением в голосе сказал:

— Не темните, Сергей Ильич, — именно так привыкли обращаться к полковнику его сотрудники, поскольку русский человек по природной лености во всем стремится к экономии сил и средств, — хотите сказать, что у нас завелся стукач? Работающий на эту серьезную криминальную группировку?

В разговоре возникла напряженная пауза.

— Не знаю, не знаю. Хотел бы ошибиться, — пробормотал наконец полковник Галкин.

Крюков посмотрел на часы: третий час. Все равно ночь пропала, настроение испорчено.

— Ладно. Куда ехать?

— Дом номер один в переулке Воровского.

— Тогда я уже поехал. Если что-то нарою, сразу доложу.

— Не надо сразу! Утром! Слышите, Крюков? Утром доложите! — испугался полковник Галкин. — Встретимся в управлении.

Если Крюков чего-то и боялся в жизни, то это быстрой езды по пустым ночным улицам: это все равно, что лететь в звездолете без тормозов в открытом космосе, постоянно ожидая столкновения с метеоритом. Но медленно Крюков ездить не умел. Некогда было учиться! Благополучно добравшись до заданного места, он с нескрываемым облегчением перевел дух.

Нужный подъезд он определил издалека. Возле него стояли машины милиции и «Скорой помощи». Несмотря на ночное время, вокруг толпились любопытные соседи. Крюков приткнул «рябуху» рядом с серебристой «десяткой», недавно купленной опером из второго отдела Волковым.

Крюков вошел в подъезд и поднялся по лестнице. Здесь уже вовсю трудились сыщики из убойного, патрульные из местного отделения и коллеги Крюкова из отдела полковника Щеглова.

Слышались оживленные разговоры, временами негромкий смех. Обычная производственная обстановка, разве народу чуть больше, чем обычно. Сверху долетел обрывок песни:

На лестничной площадке царило необычайное оживление. Оказалось, именно здесь был организован импровизированный штаб по расследованию убийства. Лестницу перекрывал сурового вида прапорщик милиции с автоматом. Поднимаясь снизу, Крюков кивнул ему и спросил:

— А почему все здесь, а не в квартире?

— Войдешь внутрь, поймешь, — мрачно ухмыльнулся постовой.

Крюков сделал шаг вперед и присоединился к участникам действа. За столом, вынесенным прямо на лестничную клетку, сидел похожий на Дэвида Копперфилда следователь прокуратуры Кибальчич, недавно переведенный в столицу из провинции. Был он старым знакомцем Крюкова: когда-то в городе Приокске, где Крюков приватно расследовал убийство друга, он пытался повесить на капитана пару завалящих трупов.

Сейчас следак беседовал с сидевшим визави на табуретке милицейским сержантом. Тот почему-то был в форменной рубашке с погонами, в длинных семейных трусах и шлепанцах на босу ногу.

Крюков не сразу понял, что сержант — сосед убитых с нижнего этажа. В данном случае он выступал в качестве свидетеля, поскольку первым обнаружил их тела. Несмотря на то, что сержант сидел на табуретке, верхней половиной тела он пытался изобразить нечто вроде стойки «смирно» и бубнил при этом голосом автоответчика.

— В вышеуказанное время мной был обнаружен труп… в смысле — тело молодой женщины…

— Как ты его обнаружил?

— Тело трупа проследовало мимо меня вниз ногами вверх в вертикальном направлении…

Следователь рассердился.

— Вниз ногами или ногами вверх? А может, сверху вниз? Ты по-русски объяснить можешь?

Сержант расслабился, взгляд его стал осмысленным. Он принялся оживленно рассказывать.

— Да блин без базара, ясный пень. Ну, это, я, гребаный в зуб, на третьем этаже живу. Племяшка моя, бля, год ей стукнул. Мы это дело, значит, справляли…

— Вот это племяшка! Всего год, а уже бля? — удивился следователь Кибальчич. — Ладно, продолжай.

Сержант по простоте душевной не понял иронии и без обиды продолжат.

— Да, значит, третий день гуляли. Ну и вышли мы, значит, на балкон воздухом, это самое, покурить. Жена моя, бля, сеструха, бля, и я, еханный бабай. А тут с четвертого, прямо из окна, баба гребанулась. Ну, мы реально офигели! Думали, блин, конкретно метеорит упал, е-мое…

Следователь Кибальчич страдальчески поморщился.

— А без мата можно? Я же все-таки документ пишу.

— Без мата? Сейчас попробую, — сержант вдруг снова напрягся, взгляд его остекленел, он снова попытался сесть по стоике смирно. — Значит так… Бело трупа проследовало мимо меня ногами вверх в вертикальном направлении…

Крюков не стал дослушивать откровения сержанта и направился в квартиру, где были обнаружены тела. В дверях его чуть не сбил с ног Володя Тарасов, бывший однокашник по «вышке» — Высшей школе милиции, а теперь заместитель начальника второго отдела. Тарасов не вышел из квартиры, а прямо-таки вылетел из нее пулей. Лицо его имело землистый оттенок.

— Что там интересного? — поинтересовался у него Крюков.

— Лучше не ходи, тебе это не понравится, — с трудом выговорил Тарасов, едва сдерживая позывы рвоты.

Следом за Тарасовым несколько вальяжно выступал его шеф, начальник отдела полковник Щеглов, моложавый, подтянутый и, как всегда, элегантный. Аккуратная бородка-эспаньолка придавала ему интеллигентный вид, но возможно, это было обманчивое впечатление. В отличие от своего заместителя, он держался молодцом. Увидев сыщика, он широко улыбнулся, демонстрируя полный комплект здоровых, как у молодого волка, зубов.

— Крюков? А ты-то что здесь забыл? Галкинд, небось, шпионить прислал? Тут уже один разведчик болтается, по кличке Тэтэ.

Майора Нечаева Тимура Тимуровича звали за глаза Тэтэ, что означало для посвященных Тупой Тормоз. Был он самым бестолковым сотрудником правоохранительных органов города Москвы и Московской области. На международном конкурсе дебилов он бы гарантированно занял второе место. В управлении он держался благодаря личной преданности генералу Альпенгольду. Все сослуживцы знали его как записного стукача.

Щеглов задержался и похлопал Крюкова по плечу.

— Бросай ты своего Галкинда, переходи ко мне в отдел, пока Альпенгольд вас обоих не придушил. Я, в отличие от твоего шефа, своих подчиненных в обиду не даю. Ты не спеши, подумай. А пока, если не успел позавтракать, можешь зайти, полюбоваться. Волков, покажи товарищу пейзаж после битвы!

В темном коридоре замаячила фигура опера Волкова. Обычно веселый и жизнерадостный, сейчас он показался Крюкову каким-то задумчивым, даже подавленным.

Зная о трепетном отношении Волкова к его новой машине, Крюков не удержался, чтобы не приколоться.

— Это не твоя серебристая «десятка» у подъезда стоит? Я ей крыло чуть-чуть поцарапал, когда свою «рябуху» ставил.

Но Волков на это никак не среагировал. Только рассеянно почесал шрам, пересекавший его бровь. Это было очень странно. Не могло же его так сильно поразить убийство незнакомого банкира? Пусть даже такое садистское?

Но находиться в квартире, где распотрошили семью финансиста, было и в самом деле не вы носимо. Из комнаты, где произошло убийство, гнусно и страшно воняло паленым мясом и кровью. И это несмотря на разбитое окно и при том, что сами тела невинно убиенных были уже унесены.

Волков повел Крюкова с экскурсией, как дантевский Вергилий по кругам ада.

— Вот здесь их и прикончили, — показывал он. — Самого Тодорковского, его жену, тещу, ее сестру и сына. Искромсали — смотреть невозможно. А дочь Тодорковского. Маша, из окна выбросилась. Но и ей тоже досталось.

Пол и стены комнаты были не забрызганы, а буквально залиты красным, будто какой-то маляр-садист выкрасил их кровью. Крюкова передернуло.

— Что за зверье тут поработало? — спросил Крюков, удивленно глядя в глаза коллеге.

Волков довольно неуверенным и, как ему показалось, убитым тоном ответил:

— Не знаю Тодорковский к нам в управление обращался за охраной. Он жаловался, что какие-то крутые бандюки на него наехали.

— Тогда как они до него добрались? Утечка?

— Запросто может быть. У нас же не контора, а проходной двор. Только Тодорковский и нам не особо доверял. Из своего дома скрылся, отсиживался тут, как Ленин в подполье. Этого адреса мы не знали.

И снова Крюков почему-то ему не поверил.

— А ты-то что убиваешься? На тебе буквально морды лица нет.

Волков совсем стушевался. Ответил не сразу, промямлил.

— Ну как же? Сам понимаешь, мы виноваты. Человек к нам обратился за помощью, а мы не доглядели. И я в том числе, персонально. Да, определенно где-то у нас утечка.

Они вышли из квартиры. Ни стола, ни сержанта с автоматом на лестничной клетке уже не было. Кибальчич спускался по лестнице, снизу кто-то крикнул, что подъехало начальство из прокуратуры и убойного отдела. Важные персоны уже поднимались наверх, но их опередила группа быстрого реагирования в лице журналюги Бориса Ломакина и оператора Гоши. Их напарница почему-то отсутствовала.

Гоша был в камуфляжке, на плече он нес большую видеокамеру, издали напоминавшую гранатомет. Бесцеремонно оттеснив сыщиков к стенке, они заняли боевую позицию на середине лестничной клетки, и как только высокие чины появились в поле зрения, Ломакин бросился к ним с вопросами, сжимая в руке похожий на нечто противотанковое микрофон…

Крюкову стало скучно, он потянул Волкова за рукав.

— Пошли отсюда, сейчас здесь образцовый бардак начнется. Ты в отдел?

— Вообще-то да, только у меня аккумулятор вырубился. Ты не подбросишь меня?

Пропустив начальников, которые даже взглядом не удостоили оперов, Крюков кивнул приятелю и жестом предложил ему спускаться вниз первым…

Стало совсем светло, улицы уже начали заполняться машинами. Еще полчаса, и магистрали города будут плотно забиты транспортными потоками. Но Крюков не очень торопился добраться до родного управления. Его все больше интересовала загадка убийства банкира и его семейства, а также непонятные оговорки Волкова. Он-то здесь причем? Сыщик решил разговорить его и спросил как бы невзначай:

— А что, собственно, бандитам от этого Тодорковского понадобилось? Бабок? Так это за десятку, по мелочевке режут. Насколько я понимаю, большие бабки совсем по другому выкручивают. Без крови и трупов. Акции-шмакции, суды и все такое. Зачем же людей крошить?

Волков, думая о чем-то своем, он не сразу ухватил. о чем его спрашивают.

— Там, видишь ли, так все вышло… — машинально сказал он. — Когда на Тодорковского наехали, он по-тихому все свое имущество распродал, типа заполнены, а деньги перевел на счета в швейцарские банки.

— И много денег?

Несмотря на то, что Волков определенно думал о чем-то другом, говорил он уверенно.

— Если не брать всякие там заводы или акции, а чистую сумму на банковском счете, то таких денег ни у кого из наших нет. Думаю, он всей стране мог не один год зарплату и пенсии платить.

Неожиданно Крюков резко свернул вправо и погнал машину к заправке. Волков оторвался от своих невеселых размышлений.

— Что, бензин кончается? — спросил он.

— У меня его всегда в обрез. На мою «рябуху» не напасешься, сколько ни заливай, — отозвался Крюков. — Но только сейчас не в этом дело. Вон, видишь белую «тойоту»? По ориентировке не она проходит? И номер похожий.

За последний месяц возле супермаркетов было похищено несколько женщин. Их машины, как правило, дорогие иномарки, оставались на стоянке. Через какое-то время мужьям или родственникам пропавших звонили неизвестные, говорившие с кавказским акцентом, и требовали выкуп размером в десятки, а иногда и сотни тысяч долларов.

Но даже в случае уплаты выкупа похищенных женщин никто больше не видел. Только одна из них была найдена в подмосковном лесу с перерезанным горлом. В показаниях редких свидетелей проходила белая японская иномарка, предположительно «тойота-королла». Две цифры номера были известны милиции.

Вообще-то Крюков действительно собирался только заправиться и про белую «тойоту» ляпнул просто так, не подумав. И тут же пожалел. Волков вмиг ожил и вгляделся в маячивший впереди багажник.

— А ведь это сто пудов они! — закричал он возбужденно, — смотри, у них снизу капает что-то.

— Капли бурого цвета, похожие на кровь, — отозвался Крюков в стиле протокола.

— Да гадом буду, у них труп в багажнике! — не отставал Волков. — Вешаем хомут, если что, шмаляем без базара. Пошли!

— А если это мясо? — после бессонной ночи Крюков определенно не стремился к активным действиям. — Предположим, что это мирные крестьяне. Забили кабанчика, везут продавать. И весь криминал только в том, что они не пройдут санитарный контроль и не заплатят налогов.

Волков усмехнулся и зло процедил.

— Ну да. Кошерная свинина. Везут и по дороге кровь спускают. Крестьяне, говоришь? Ты на их рожи посмотри. Это же типичные мажоры. Они тяжелее стакана в жизни ничего не поднимали.

Только сейчас Крюков заметил, как побледнел его напарник. На его лбу выступили капли пота. Волков полез в карман за платком и вместе с ним вытянул бумажник. Тот раскрылся и из него прямо под ноги Крюкову выпала фотография. На снимке Волков обнимался с очень симпатичной молодой девушкой. Крюков наклонился, поднял фотографию и протянул коллеге.

— Ты что, жениться собрался? — спросил он.

Волков зло стиснул зубы и поиграл желваками. Таким мрачным капитан его никогда не видел.

— Уже нет, — проговорил Волков. — Убили ее. Вот такие же уроды, как эти, — он кивнул на застывшую впереди «японку».

Тем временем к «тойоте» подбежал паренек в яркой спецовке, открыл горловину бака и вставил в нее штуцер для заправки бензином. В машине сидело трое парней. Молодые, стриженные под ноль, в черных кожаных куртках. Крутые не в меру, определенно «Бригады» насмотрелись. Водитель отсчитал несколько купюр и протянул заправщику. Тот включил колонку, бензин полился в бак.

Крюков не успел заметить, как Волков выскользнул из «рябухи», и запоздало среагировал только на хлопнувшую дверь. Делать было нечего, и он последовал за товарищем.

Действовал Крюков по науке, как учили. Извлек пистолет, подошел к дверце водителя и направил оружие на него и двоих пассажиров.

— Руки на торпеду, не двигаться, уголовный розыск! Если у вас есть права, то можете сами себе их зачитать.

Тем временем Волков повел себя более оригинально. Он оттолкнул заправщика, выдернул бензиновый штуцер из горловины бака, просунул его в открытое окно «тойоты» и принялся заливать салон струей из шланга, как пожарник, только с противоположной целью… Сидевшие в машине амбалы мгновенно промокли, точнее, пробензинились до нитки. На счастье присутствующих, никто из них в этот момент не курил. Волков не произнес ни слова, но его мрачный вид и решительные движения говорили сами за себя. Ангел Смерти да и только! Экипаж «тойоты» был просто парализован его действиями.

— Что, пацаны, трупы в багажнике перевозим? — поинтересовался Крюков. — А лицензия у вас имеется? Нет? Очень хорошо, тогда сейчас и кремацию устроим. Хотите, мы вас, как викингов, вместе с вашим боевым кораблем спалим? Если нет, быстро колитесь, чей труп в багажнике везете? Даю пять секунд, время пошло.

Крутые пацаны в салоне машины задыхались от паров бензина, их слепил все еще хлеставший им в лица ядовитый поток.

— Ты что, головой долбанулся, козел?! — закричал один из них, тот что сидел за рулем.

Волков с искаженным гримасой ненависти лицом направил ему в открытый рот струю бензина. Тот закашлялся, заперхал, выплевывая отвратительную жидкость.

— Значит не поняли? Тогда кричите хором: «Раз-два-три, елочка, гори!», — сказал Крюков тоном воспитательницы детского сада и достал из кармана зажигалку.

Но крутые отморозки его шутки не поняли и прямо-таки забились в истерике.

— Зверь, фашист, ты че задумал?! Ну девка там, девка!

Волков отключил подачу горючего, отвел штуцер в сторону и открыл заднюю дверь машины. Оттуда выпало одно скрюченное тело, следом второе. Крутые мэны никак не могли откашляться и отплеваться. Крюков открыл дверь со стороны водителя, осторожно, двумя пальцами, вытащил его за воротник и пинком отправил в сторону багажника.

— Открывай!

Водитель попытался было вытащить из-под сиденья бейсбольную биту, но Крюков ударом ноги переломил ее в рукоятке, вторым ударом заставил владельца иномарки врезаться головой в ее заднее колесо.

— Я сказал, открывай! — сказал он, поигрывая зажигалкой. — А то дам прикурить!

Водитель не сразу попал ключом в замочную скважину багажника. Наконец ему это удалось, и он повернул его. Крышка поднялась, и в нос, перебивая вонь бензина, ударил тяжелый трупный запах.

В багажнике, залитом почерневшей кровью, лежало тело женщины, наспех завернутое в пленку. Кровь протекла сквозь складки пленки, скопилась в углублениях дна багажника и понемногу капала на асфальт.

— Кто она? — Волков в ярости пнул одного из своих подопечных под ребра с такой силой, что внутри что-то хрустнуло.

Молодой отморозок взвыл не своим голосом.

— Откуда я знаю? — заверещал он на высокой ноте. — Сучка какая-то богатая!

— Сучка?!

И Волков принялся избивать ногами обоих подонков, забыв, что они насквозь пропитались бензином. Сначала они слабо вскрикивали, потом перешли на стоны и хрипы. Больше всех повезло водителю. Крюков для порядка тоже пнул его пару раз, но скорее просто за компанию. Тем временем к месту избиения стали подтягиваться зрители, в основном водители и пассажиры стоявших на заправке машин. Все они принялись шумно возмущаться актом насилия, совершаемым Волковым.

— Бандиты, что творят! Безобразие какое-то! Надо милицию вызвать! — послышалось с разных сторон.

Крюков извлек удостоверение и помахал им в воздухе.

— Спокойно, граждане. Налоговая милиция. Эти негодяи уклонялись от уплаты налогов. Стариков и инвалидов, гады, без пенсии оставить хотели. А Думу без бюджета. И лак будет с каждым, товарищи, не беспокойтесь. Перепишите ваши данные. Нам понадобятся свидетели.

Народ мигом рассредоточился по своим машинам, обсуждая на ходу.

— Так налоговую же упразднили!

— Это полицию, а вместо нее теперь налоговая милиция. Газеты надо читать, лапоть деревенский!

— Кто лапоть? Сам ты дубина стоеросовая!

Наконец Волков совершенно выбился из сил и присел в сторонке передохнуть. Крюков заставил почти небитого водителя вручную откатывать «тойоту» к бордюру. Его покалеченные соратники ползком перебрались туда же. Крюков заправил свою прожорливую «рябуху» и вызвал машину патрульно-постовой службы. Те подъехали мгновенно. поскольку сыщик по телефону пообещал вписать их в протокол задержания. Впрочем, когда патрульные увидели, в каком виде предстоит им принять задержанных, они призадумались.

Волков понемногу успокоился и пришел в себя.

— Ты как? — спросил его Крюков, внимательно разглядывая его лицо. Судя по всему, в этом деле у Волкова был свой интерес. Во всяком случае, не только служебный. Иначе откуда этот нездоровый энтузиазм?

— Нормально. Я с тобой не поеду. От моих ботинок бензином так несет, что ты свою «рябуху» потом год проветривать будешь, — сказал Волков, пряча глаза.

Крюков с пониманием кивнул и сочувственно похлопал товарища по плечу.

— Что это у тебя резьбу сорвало? Ты же их чуть наглухо не забил.

— Надо было забить, — зло выдохнул Волков. — Как же я их всех ненавижу! Зубами бы грыз!.. — Его все еще трясло.

Крюков одобрительно кивнул, хотя и не разделял настроения приятеля. Слишком неаппетитно выглядели эти подонки, тем более под бензиновым соусом. Но он понимал, что Волкову лучше всего сейчас было побыть одному. Он снова похлопал его по плечу: держись мол, друг, сел в свою машину, запустил двигатель и пристроился в хвост отъезжавшему патрульному «уазику». Так они в тандеме и добрались до районного отдела милиции…

Дежурный скептически оглядел доставленную тройку. Двое определенно находились в переходном состоянии с этого света на тот.

— Кто это их так отделал? — спросил он.

— Это они сами себя, — заверил его Крюков, а патрульные, как дрессированные кони, синхронно мотнули головами в знак согласия. — Подрались пацаны маленько, мы их еле растащили. Известно, дело молодое.

Дежурный, однако, продолжал придираться.

— А почему от них бензином воняет?

— Ну что тебе сказать? — Крюков на секунду задумался. — Давай представим себе, что один из них ударил другою канистрой с бензином. От удара она открылась, и бензин вылился на обоих. Нет, даже на всех троих.

Дежурный с сомнением посмотрел на сыщика.

— И ты это видел?

— Бензин-то? Как тебя сейчас, — не моргнув глазом, заявил Крюков. — Да вот и ребята подтвердят.

Он величественным жестом повел рукой в сторону патрульных, и те снова дружно закивали.

— Точно. Так все и было.

Тут со второго этажа спустились опера из местной уголовки. Лица у них были недовольные. Свои приездом Крюков не дал им завершить партию в домино.

— Мужики, полдела за вас уже сделано, — утешил коллег с «земли» Крюков. — Этих двоих можно не бить, достаточно слегка потыкать пальцем, и они все подпишут. Ну а с третьим красавцем сейчас вместе поработаем. Принимайте.

Брезгливо морща носы, оперативники подхватили доставленных отморозков и поволокли наверх по разным кабинетам. Крюков направился в кабинет к начальнику, куда отвели водителя «тойоты». Судя по всему, он и был главарем банды.

Отморозок развалился на стуле. Он явно был напуган, но старался держаться развязно.

— Дай закурить, начальник, — нагло потребовал он, забыв о том, что представляет собой пожароопасный объект. — И вызывай моего адвоката. Я без него слова не скажу.

Крюков обменялся взглядом с начальником розыска, усмехнулся и подсек ногой ножку стула, на котором раскачивался задержанный. Тот с грохотом обрушился на пол. Как только он поднялся, Крюков без замаха, резко врезал ему с правой руки в солнечное сплетение. Юный гангстер перегнулся пополам и замер с разинутым ртом. Когда дыхание восстановилось, он зашелся в приступе кашля.

Крюков, не жалея сил, постучал его по спине кулаком.

— Ну вот, считай покурил. Пивком не угостить?

Отморозок с испугом дернулся в сторону.

— Это по почкам, что ли? Не, не надо. Не имеешь права бить, начальник! Адвоката давай!

Крюков положил руку на плечо молодому человеку и заглянул ему в глаза с добрым ленинским прищуром.

— Чего ты испугался? В милиции не бьют, дружок. Ты просто наслушался пропаганды. Будет тебе рыбка, будет и адвокат. Только ждать его придется, сам понимаешь, не в пятизвездочном люксе. Отправишься ты в камеру, где тебя уже ждет пара карманников. Они арестанты правильные, живут по понятиям. Вас, уродов отмороженных, на дух не переносят. Так что не удивлюсь, если к приезду адвоката они порвут тебе жопу на фашистский флаг. Или на британский, если тебе больше нравится демократия. Уведите! — он махнул рукой милиционерам.

Под насмешливыми взглядами оперативников наглый мажор вдруг изменился в лице и торопливо забормотал.

— Не надо в камеру, начальник! Спрашивай, че хотел. Только без протокола. Подпишу, когда адвокат приедет.

Крюков переглянулся с начальником розыска. Лед тронулся, для начала и это сойдет. Потом не спеша прошелся перед задержанным, сел на стол напротив него и спросил.

— Так за что же вы, козлы, женщину убили?

— А ты че, сам не въезжаешь За бабки, ясный пень!

Задержанный был так подавлен обещанием порвать ему задницу, что даже на козла не среагировал. Это тоже был хороший знак. Значит, он поплыл, оставалось только дожать.

— А горло зачем перерезали? — продолжал допрос Крюков.

Юный бандит не сумел сдержать улыбки.

— Это мы для жути под чеченцев работали. И с мужем ее по телефону говорили с кавказским акцентом. Чтобы, значит, не раздумывал, а заплатил по быстрому.

— И он заплатил?

— Нам все платят, — самодовольно ухмыльнулся убийца.

— И все-таки вы ее убили?

— Че мы, лохи? Кто же на свою жопу будет живых свидетелей оставлять?

Крюков сжал зубы. Вот так все просто и логично у этих ребят. Как говорится, ничего личного. Бизнес такой.

— А может вам просто нравится убивать людей? — спросил он.

Отморозок обиделся, замотал отрицательно бритой головой:

— Че ты гонишь, начальник? Мы не маньяки, Не Щекатилы какие-нибудь!

Крюков еще раз переглянулся с начальником розыска.

— А то говорят — маньяков надо расстреливать, — с горечью проговорил сыщик. — Маньяков усыплять надо. Уколом, как собак на живодерне. Быстро и безболезненно. А вот таких идейных борцов за денежные знаки следует живьем сжигать на площади, как при Алексее Михайловиче. Чтоб другим неповадно было. Таким, как они, за двугривенный человека убить — нефига делать. Пять старух грохнул — рубль в кармане. — Крюков поднялся. — Ладно, дальше колите без меня.

Он простился с операми, расписался в рапорте и пошел на выход. На улице он увидел только что подъехавшие черные машины. Из передней вылезал с озабоченным видом следователь прокуратуры Кибальчич. Крюков удивился.

— Ты, что, стахановец, сегодня один на всю Москву? Следак-многостаночник? — бросил, он проходя мимо.

Тот недовольно буркнул в ответ что-то вроде: «Тебя с твоими приколами дурацкими только и не доставало». Следом появился начальник отдела убийств, друг и однокашник Крюкова по учебе в «вышке» генерал Женька Шабанов. При взгляде на него, Крюков каждый раз испытывал укоры совести.

«Если бы ты хорошо учился, слушался старших и не опаздывал систематически на работу, тоже сейчас был бы генералом», — твердил ему внутренний голос.

Но капитан голоса этого не слушал, Шабанову не завидовал, поэтому они и оставались друзьями. Генерал вид имел усталый: тоже, видать, не выспался. Они давно не виделись и остановились поболтать, как Гек Фин и Том Сойер. Кибальчич тем временем скрылся в недрах ментуры.

— Говорят, мокрушников взял? — спросил Женька. — Кусок хлеба изо рта вырываешь?

— Иди, разбирайся с ними. Это по трупу от супермаркета, — отмахнулся Крюков. — Там жертв — на небольшое кладбище хватит. Как самочувствие?

— Я себя чувствую так, как ты выглядишь. Хреново, одним словом, — пожаловался Шабанов. — Про Чистильщика слыхал? Совсем сверху задолбали этим Чистильщиком. Как будто до него у нас киллеров не было? Или будто он последний. Каждый божий день на ковер вызывают и стружку снимают.

Крюков кивнул. Он не раз слышал эту кличку. Откровенно говоря, он считал Чистильщика очередным пугалом, раскрученным на пустом месте охочими до сенсаций журналистами. Любое совершенное в стране или ближнем зарубежье убийство тут же приписывалось ему, как десять лет назад пресловутому Солонику. Ничтоже сумняшеся, он высказал это мнение Шабанову. Тот помрачнел.

— Я подозреваю, что вся эта возня с Чистильщиком — только повод, чтобы снять меня с должности. Кто-то на мое место рвется, век воли не видать!

Он заторопился, и Крюков не стал его задерживать. Он неспеша прошел к своей машине, сел в нее и поехал в управление, куда не мог попасть с самого утра.

В свой отдел Крюков приехал поздно. Все уже ушли, доложить Галкину о результатах ночной вылазки не удалось. Собственно, и докладывать было нечего.

Крюков прошелся по кабинету, заглянул к начальнику и прихватил его любимую кофеварку. Кофе он купил по дороге. Йеменский «мокко» оказался черным, как икра в желудке негра, жирным, как перхоть извращенца, и горьким, как слеза русского патриота. Правда, Крюков забыл положить сахар, но даже не заметил этого. Он пил обжигающий напиток маленькими глотками и рассуждал.

Выходило так, что в их управлении и в самом деле действует «засланный казачок». Но кто это может быть? Человек из руководства, из оперов или из неаттестованного обслуживающего персонала?

Кстати, в старых фильмах про войну наши партизанки и разведчицы любили устраиваться в немецко-фашистские штабы уборщицами. Там они похищали всякие секретные документы типа плана «Барбаросса».

Словно в киносериале, очень к месту, дверь распахнулась и в кабинет вошла молодая женщина со шваброй и ведром. Увидев Крюкова, она на миг растерялась.

— Ой, а я думала, что все ушли…

Он вскочил с места и галантно шаркнул ногой, как Арамис.

— Прошу вас, я уже заканчиваю и сейчас ухожу.

Крюков пригляделся к уборщице. Раньше он ее никогда в управлении не встречал. Молодая. Красивая. Юная. С такой внешностью впору в конкурсах красоты призы брать, а не тряпкой орудовать. Улучшенный вариант Митковой, прямо шемаханская царица! Крюкову она показалась очень подозрительной.

Решение созрело само собой. Нужно положить в ящик своего рабочего стола элементарную роламиновую ловушку для любопытных. Уборщица, она же разведчица, она же шпионка лезет в ящик — хлоп! И получает прямо в симпатичную мордашку порцию несмываемой порошковой краски. Эксклюзивный макияж! Как говорится, факт преступления на лице. Единственный недостаток плана заключался в том, что он требовал некоторой подготовки и не мог быть осуществлен немедленно.

Многозначительно улыбаясь, Крюков раскланялся с загадочной красоткой и направился в экспертно-технический отдел.

Там еще горел свет. Крюков просунул голову в дверь лаборатории. Эксперт-криминалист на все руки Олег Селимов раскладывал на столе пасьянс из свежеотпечатанных фотографий.

— Селима звал он прежде другом. Селим пришельца не узнал? — спросил сыщик.

Этой цитатой из Лермонтова он приветствовал приятеля все десять лет, что они были знакомы.

— Пузырь, — буркнул тот вместо приветствия, не отрываясь от своего занятия.

— За что?

Селимов поднял глаза на вошедшего.

— Интуиция криминалиста и навык мышления подсказывают, что ты пришел вовсе не за тем, чтобы я занялся твоим опознанием. Привело тебя дело шкурное, с работой ты подождал бы до завтра. Значит, с тебя пузырь. Дедукция, брат, это посильнее будет «Фаустпатрона» Гете. Или даже «Собаки Баскервилей» сэра Артура Дойла, больше известного как Конан!

Крюков вкратце поделился с экспертом своими опасениями и попросил зарядить его стол родаминовой ловушкой. Тому идея понравилась.

— Забавно. Нет проблем, завтра оборудую тебе капкан на волка.

— Скорее на лису, — поправил Крюков. — А что это ты сегодня припозднился? Порнушку печатаешь?

— Лучше, — криво усмехнулся Селимов. — Посмертные портреты невинно убиенного Ходорковского с домочадцами. Утром должны лежать на столе у начальства.

— Кто, трупы? — рассеяно спросил Крюков, автоматически перебирая изображения изуродованных тел.

И замер. Перед ним был снимок дочери банкира. Подпись подтверждала, что на нем запечатлена Мария Ходорковская. К сожалению, в виде трупа. Это была та самая девушка, которую Крюков видел на фото, выпавшем из бумажника Волкова. Там они были сфотографированы вместе. Счастливые и обнимающиеся.

Оба-на! Информация к размышлению. Кивнув приятелю на прощанье, Крюков чуть ли не бегом отправился на третий этаж, где располагался второй отдел.

— Волков не приезжал? — спросил он дежурного.

— Был. Недавно уехал, — отозвался тот. — Торопился, как голый в баню. Случилось чего?

— Случилось. Утюг дома не выключил, — Крюков уже набирал номер мобильника Волкова.

После длинных гудков механический женский голос сообщил ему, что абонент находится вне досягаемости либо отключен. Крюков в сердцах выругался и пошел на выход. Оставалось одно — поехать домой и выспаться.

Опер Волков гнал свою серебристую новенькую «десятку» по ночным московским улицам. Камни и выбоины он пускал под колесо, не жалея подвески. Уж очень он очень торопился.

Наконец Волков остановил машину возле нового дома элитной постройки. Он откинулся на сиденье, закрыл глаза и некоторое время оставался неподвижным. Затем он извлек из-под куртки вытертый добела старый «наган» с резьбой на конце ствола и навинтил на него глушитель.

Сунув револьвер за пояс на спине, он вылез из машины, застегнул куртку и направился к ярко освещенному подъезду. Кодовый замок на двери подъезда был вырван, окно в будке консьержки не горело. Волков вошел в лифт и нажал кнопку девятого этажа…

В квартире на девятом этаже стоял невыносимый смрад: гарь паленой плоти, резкий запах свежей крови и вонь испражнений. Так же воняло накануне в квартире, где прятались злополучные Тодорковские.

По квартире деловито расхаживали все те же трое убийц-садистов. Колян собирал тщательно вымытые ножи и складывал их, каждый на свое место, в серебристый кейс. Слон сматывал провод электрического паяльника. Гнида у зеркала в коридоре оттирал забрызганный кровью рукав милицейского кителя.

Звонок в дверь прозвучал громом среди ясного неба. Все трое замерли. Колян выхватил из-под плаща короткоствольный «Клин».

— Кто там? Слон, цинкани в пику! — тихо сказал он напарнику.

Гигант, сжимая в ладони несоразмерно крошечную рукоятку Макрова, прокрался на цыпочках к двери и осторожно посмотрел в глазок. Потом вздохнул с облегчением и пискнул.

— Свои. Волчара приканал.

Он открыл дверь. Волков вошел и не смог удержаться от брезгливой гримасы.

— Ну и вонища у вас!

Колян злобно ощерился.

— Работа такая. Мы запачкаться не боимся, не то что некоторые. А вот каким ветром тебя, мусорок, сюда принесло? Ты же грязи не любишь. Слабо тебе на кровь поглядеть?

Убийцы вернулись к занятиям, прерванным появлением Волкова. Вслед за Коляном он прошел в комнату. Там на полу лежали тела мужчины, женщины и ребенка. Руки, ноги и рты их были замотаны скотчем. У женщины скотч на губах был разрезан. Смотреть на изуродованные тела было невозможно без содрогания. Волков хотел было выйти, когда заметил, что веко у женщины дрогнуло.

— А ребенка-то зачем? — глухо спросил он.

Колян сплюнул на пол и показал рукой на трупы рукой.

— Ты что, не въехал? Эта баба — секретарша Тодорковского. Он ей крепко доверял. Не могла она не знать про его бабки. А какое лучшее средство развязать бабе язык? Ребенок. Это и козе понятно.

— И как? Развязал? — Волков с трудом скрывал симптомы ненависти.

Колян расплылся в торжествующей улыбке.

— А это, мусор, не твое дело. Ты, ваше, чего приперся? Щегол с тобой бабки подогнал?

Волков неторопливо расстегнул куртку.

— Нет, бабки я не принес. Только калькулятор.

— Чего? Какой-такой калькулятор? Ты че гонишь, мусор!..

Волков в ответ лишь улыбнулся и скользнул по нему холодным взглядом.

— Механический калькулятор. Машинка такая для окончательного расчета. Не видал? Погляди!

Он одним движением извлек из-за спины наган с глушителем. Раздался едва слышный хлопок, и Колян завалился лицом в свой раскрытый кейс с ножами. Волков легким бесшумным шагом, словно передвигаясь по татами, переместился в коридор.

Гнида был целиком поглощен отмыванием пятен крови на милицейском кителе. Пуля попала ему в затылок, прошла навылет, и последнее, что он увидел в своей непутевой жизни, было круглое отверстие на лбу его собственного отражения в зеркале. От толчка Гнида ткнулся в него толовой, оно с громким стуком рухнуло на пол, а секундой спустя на его осколки приземлился сам отморозок, теперь уже бывший.

На звук разбитого стекла из кухни вышел Слон, который обследовал холодильник на предмет чего-нибудь пожрать.

— Что за звон? — недовольно пропитал он.

— Гнида зеркало разбил, — сообщил Волков. — Плохая примета, к покойнику.

И выстрелил Слону в сердце. Хлопок, как и предыдущие, был еле слышен, но грохот падения огромного тела, казалось, сопровождался тектоническим сдвигом. Следовало поторопиться: соседи могли проявить интерес к событиям за стеной.

Волков вернулся в комнату и наклонился к женщине. Она определенно была жива. Ее муж, похоже, также подавал признаки жизни. Волков не без содрогания оглядел обоих. Размолотые в кашу конечности, обугленные туловища и головы. Нет, с такими травмами не живут.

Волков приставил глушитель к голове мужчины и нажал спусковой крючок. Затем проделал то же самое с женщиной и, на всякий случай, с ребенком. Потом вышел в коридор. Гнида лежал с аккуратным отверстием в затылке, Колян тоже не дышал, но внутри гигантской туши Слона что-то клокотало и хрипело. Пришлось добить и его. Эта пуля была последней.

Опер тщательно оглядел комнату, наскоро обыскал карманы бандитов. Их деньги и документы могли бы ему теперь занадобиться…

Когда за его спиной захлопнулась входная дверь, Колян, не подававший признаков жизни, застонал и перевернулся на спину. Все это время он с трудом сдерживался, чтобы не застонать, так как был уверен, что Волков его добьет.

Колян, всхлипывая от боли и жалости к самому себе, с трудом дотянулся до оставленного в кейсе мобильника. Все, что он смог сделать, это нажать нужную кнопку. Умная трубка сама набрала номер, забитый в ее память. Послышались длинные гудки.

В кабинете начальника второго отдела управления спецслужбы сидели двое. Полковник Щеглов развалился в кресле, по-шерифски забросив ноги на покрытую пластиком поверхность солидного письменного стола. Он что-то говорил с озабоченным видом, а его заместитель подполковник Тарасов ловил каждое слово своего командира.

Беседу прервало верещание мобильника Тарасова. Он взял трубку. По мере того, как он слушал, лицо его все больше мрачнело. Он принял сообщение и, не говоря ни слова звонившему, отключился.

— Глеб, у нас проблема, — в волнении начал он. — Волков то ли ссучился, то ли крыша у него поехала. Гниду и Слона завалил наглухо, Колян доходит. Просит прислать лепилу. В смысле — доктора.

Щеки и лоб Тарасова покрылись потом, он покраснел, руки у него затряслись.

— А номера счетов он достал? — спросил Щеглов раздраженно.

Тарасов пожал плечами.

— Про счета он ничего не сказал. Отключился.

Шарапов вскочил и в ярости ударил кулаком по столешнице.

— Отключился?! Лепилу ему, уроду? Немедленно пошли кого-нибудь добить этого козла. Ну надо же, урло проклятое! Ничего по-человечески сделать не могут. Так, чтобы потом за ними не переделывать. Я их, отморозков, и сам собирался списать в ближайшее время. Давно заслужили. А у Волкова, значит, крышу сорвало? Надо думать, из-за этой сучки, дочери Тодорковского. Машкой ее, кажется, звали?

Полковник принялся курсировать из угла в угол, бормоча ругательства. Наконец, взяв себя в руки, он произнес уже спокойнее.

— Плохо мы с тобой работаем, Володя. Грубо. Через Волкова в качестве жениха мы бы гораздо вернее до бабок Тодорковского добрались, чем через Коляна с его мясниками. Вместо этого двойной облом. А ведь ты, Володя, мне за Волкова головой ручался.

И полковник Щеглов со всего размаха врезал заместителю кулаком в лоб чуть выше переносицы. Тот отлетел в угол кабинета, сбив задом пару стульев. Щеглов подошел к нему, Тарасов инстинктивно закрылся, ожидая нового удара. Но его не последовало.

— Ладно, не симулируй, поднимайся, — Щеглов протянул заместителю руку. — Лобная кость — самая крепкая в организме. От нее иногда револьверная пуля рикошетит. Не ты один виноват, тут и мой недочет. Тоньше надо с людьми работать. Вот тебе и Волков! На вид мразь, а крепким парнем оказался. Один троих быков завалил. Знаешь, Володя, что сказал хан Батый, глядя на тело поверженного партизана Евпатия Коловрата? Он сказал: «О, если бы у меня была хоть тысяча таких воинов, я завоевал бы весь мир!» Мне бы десяток таких как Волков, я бы… Да, и все из-за какой-то ссыкухи — дочки этого Тодорковского! А ты лажанулся! Ведь это все можно было просчитать?

Тарасову совсем не хотелось получить еще одну начальственную плюху, и он отодвинулся подальше.

— Ты. Глеб, не заводись. Давай лучше думать, что дальше делать будем?

Щеглов вздохнул и потеребил кончик острой бородки.

— А что делать? Если перхоть не лечится, то надо удалять голову. Запускай программу «Чистильщик». По двойной схеме, с подстраховкой. Второго косяка нам не простят. Так что проконтролируй лично. И еще подумай, кого теперь на место Волкова возьмем. Может этого кореша твоего, Крюкова?

Тарасов потер ушибленный лоб.

— Крюкова взять можно, но он парень непростой, с придурью. От бабок, конечно, вряд ли откажется. Но как бы не забастовал.

Щеглов достал из ящика стола длинную сигару, специальной гильотинкой срезал у нее жопку и закурил.

— Да нет проблем, — произнес он, пустив дым в потолок. — Если дернется, запрессуем. Никуда твой Крюков не денется. А с Волковым разбирайся немедленно.

— Будет сделано, — Тарасов приложил ко лбу маленький металлический поднос и принялся нажимать кнопки мобильника.

Волков поставил машину возле своего подъезда. Что ему делать дальше? Об этом старался не думать. Скоро Щеглов узнает об убийстве Коляна и его быков. Шеф не дурак, и интуиция у него — дай бог каждому. Даже если сразу на него, Волкова, не подумает, все равно будет иметь его в виду в качестве подозреваемого. Значит, придется уходить, ложиться на дно и воевать. Одному с Щегловым не справиться, нужны союзники, друзья. И первый среди них — Крюков. В нем Волков ни секунды не сомневался.

Он запер машину и быстрым шагом направился к своему подъезду. Первая дверь запиралась на простой кодовый замок, вторая была снабжена домофоном.

Открыв первую дверь, опер понял, что тут его уже ждут. Свет в предбаннике и в подъезде не горел — кто-то разбил лампочки, вторая дверь была распахнута, а домофон вырван с корнем. В будке консьержа, вопреки обыкновению, тоже никого не было.

Откровенно говоря, он не ждал такой быстрой реакции. Как же они успели его вычислить? Ответ всплыл сразу — кого-то он не добил из тех уродов.

Револьвера у Волкова уже не было, — выбросил по дороге. К тому же и патроны в нем кончились. Табельный пистолет оставил в служебном сейфе, когда пошел на дело. Он был безоружен, если не считать выкидного ножа — сувенира из киоска. Правда, лезвие его было заточено, как бритва.

Бежать назад не было смысла — наверняка где-то там притаился один из киллеров. Волков достал нож и приготовился к неожиданностям. Ждать долго не пришлось. Прямо перед ним из темноты материализовался дылда в черной шапочке с пистолетом в руке. Так близко, что Волков почувствовал запах перегара. Вероятно, убийца собирался стрелять от бедра, практически в упор, но почему-то замешкался.

Волков отступил назад, носком ботинка выбил оружие из руки нападавшего, щелкнул кнопкой, выпустив на волю клинок ножа, и махнул им, целясь в горло. Пистолет с громким стуком упал на пол. Одновременно Волков почувствовал, что задел врага. Он провел второй удар ногой, теперь уже в висок, и опять попал. Бедолага оказался на полу, грязно выругался и зарычал от боли.

Волков резко повернулся и бросился назад. Если бы убийца был один, вероятно, оперу удалось бы уйти, но перед ним возник двойник поверженного убийцы. Раздался ослабленный глушителем выстрел, потом еще и еще.

Волков упал. Нож выпад у него из руки и отлетел в сторону. Он был еще жив. Убийца злобно пнул его ногой и аккуратно выстрелил в голову.

— Ты как? — бросил он в темный угол.

— Жив, — отозвался его напарник. — Немного поцарапал, сука. Чуть глаз не вырезал.

— Посвети, я его обшмонаю.

При свете карманного фонаря киллеры обшарили карманы убитого. Уходя, один из них достал трубку мобильника и набрал номер заказчика.

— Задание выполнено. Клиент пустой, — доложил он.

— Понял, отбой. Ждите новых распоряжений, — прозвучал в трубке недовольный голос.

Киллеры, оглядываясь, вышли из подъезда. Уже начало смеркаться.

— «Ждите распоряжений»! Только и знают, что распоряжаться! — недовольно ворчал первый.

Второй зажимал рану на щеке носовым платком, который быстро темнел от крови. Убийцы быстрым шагом направились к оставленной в соседнем дворе машине. Минуя разделяющий дворы скверик, они заметили сидевшего на скамеечке старичка с палочкой.

— Что еще за старый хрен тут загорает? Может, завалим деда? — предложил один.

— Не стоит пачкаться. Место открытое. Да и не видел он ни хрена, — отозвался другой.

Проходя мимо старичка, первый, тем не менее, не удержался от замечания.

— Что, мудак старый, вылупился? Домой вали, там, поди, твою бабку сосед трахает.

Старичок с укоризной покачал головой вслед нахалу и пробормотал вслед.

— Эх, молодежь-молодежь…

Он с рассеянным видом наблюдал, как двое грубиянов уселись в старенькую «БМВ». Когда они запустили двигатель и зажгли фары, старичок не спеша достал из кармана коробочку, похожую на пачку сигарет, но не закурил, а нажал еле заметную кнопку на крышке.

Из-под днища БМВ полыхнуло пламя, машину подбросило взрывом, разломившим ее в воздухе пополам. В соседних домах из окон вылетели стекла, раздались и испуганные крики людей.

Но старичка на скамейке уже не было. Он не спеша вышел на улицу, сел в припаркованный прямо под фонарем серый невзрачный «Москвич».

Перед тем как тронуться, старичок так же, как и киллеры, позвонил по мобильнику.

— Говорит Чистильщик. Все чисто, — сообщил он бесцветным, без интонаций, голосом.

— Понял, ждите новых распоряжений. Отбой. — Услышал он в ответ.

Старичок убрал трубку, отклеил бороду и усы, повернул ключ в замке зажигания и под аккомпанемент мотора замурлыкал вполголоса песню из старого восточного кинофильма: «Ко мне, друзья! Чистильщик я! И молодым и старым нужен мой веселый труд!».

На следующее утро весь личный состав получил приказ собраться в управлении. Причин никто не знал. Все толкались в курилках и коридорах, слонялись из кабинета в кабинет. Наконец Альпенгольд собрал всех в актовом зале и в свойственном только ему корявом стиле объявил:

— У нас ЧП. Этой ночью насильственным путем ушел из жизни наш сотрудник оперуполномоченный Волков. Он уже висит в вестибюле. Подойдете и ознакомитесь. Командирам подразделении приказываю подготовить предложения по усилению бдительности сотрудников. У меня все. Все по рабочим местам, кроме капитана Крюкова. А вас, Крюков, попрошу остаться.

Пока коллеги Крюкова расползались по рабочим места, ругая почем зря генерала-хронофага, отъевшего такой огромный кусок их рабочего времени, Альпенгольд распекал капитана за «неуставные кеды», именно так он назвал его дорогущие шикарные кроссовки.

Затем в сопровождении, точнее, под конвоем генерала Крюков проследовал к его кабинету. Секретарша Альпенгольда отсутствовала. Возле ее стола Крюков увидел майора Нечаева-Тэтэ, который кадрил новую уборщицу. Веник и тряпка в руках этой красотки выглядели также гармонично, как у королевы Елизаветы на светском рауте. Увидев Альпенгольда, Нечаев вытянулся, как салага перед старшиной, а когда генерал прошел вперед, ухватил Крюкова за локоть и подмигнул ему, словно приятелю.

— Слышь, Крюк, девочка тобой интересуется, — сообщил он шепотом заговорщика.

Уборщица скромно потупила большие, как у шемаханской царицы, глаза.

«Конечно, только не в том смысле, в каком ты думаешь» — подумал Крюков и многозначительно улыбнулся.

И напрасно. Генерал обернулся — он явно не был расположен к благодушию.

— О чем вы все время ухмыляетесь, Крюков? — вопросил он, стоя одной ногой в кабинете, а другой в приемной. — Товарищ ваш, Волков, доухмылялся. Я вам сейчас скажу такое, что вам тоже жить расхочется. Что вы вчера натворили с покойником на бензозаправке?

Крюков вытянулся и щелкнул каблуками кроссовок. Вернее, попытался щелкнуть.

— Производили задержание, вась-сиясь-тво!

— Прекратите паясничать! И не стройте тут из меня буридановую козу! — вскипел генерал.

— Буриданова осла, — поправил Крюков сдержанно. — Если речь идет о Буридане, то осла. А если коза, то Сидорова. А если ослица, то Валаамова.

Генерал смерил сыщика взглядом, полным ненависти.

— Осла, ослицу, да хоть козла! Я ведь знаю, в чем овца зарыта. Вы, Крюков, считаете, что только у вас имеются серые клеточки головного ума, а все остальные, особенно ваши начальники, варламовы козлы.

Крюков промолчал, хотя в душе не мог не согласится. Это был первый случай, когда он безоговорочно признал правоту генерала. Тот тем временем продолжал.

— Вы, Крюков, ждете не дождетесь, когда я голый и босый буду вам честь отдавать. Ждете? Не дождетесь!

Крюков с огромным трудом сдержал приступ смеха. Он представил себе голого и босого толстяка-Альпенгольда в генеральской фуражке, проходящего четким строевым шагом и отдающего ему честь.

— Не дождетесь! — брызгал слюной генерал. — Выплюньте эту идею из вашей головы. Это вы мне, голый и босый, будете честь отдавать!

— Никак нет, товарищ генерал, — вставил Крюков. — Голым честь отдавать у нас по уставу не положено. Мы не в Америке, это там к пустой голове руку прикладывают.

Генерал посмотрел на Крюкова, словно только что раскусил его, а до этого считал родным и близким по духу человеком. А тут бац — такое разочарование!

— Вы, Крюков, не с того конца жизнь начинаете. Но мы это вам поправим. Хочу вас поздравить. Ваш дружок, заместитель начальника главка генерал Шабанов сегодня снят с должности и уволен по неслужебному соответствию за развал работы. С одним единственным киллером, с Дворником каким-то, не смог справиться. Позор. Так что покрывать вас, Крюков, больше некому. И после первого же замечания я вас выгоню в четыре руки.

Альпенгольд, вероятно, представил себе эту картину, так как его настроение вдруг изменилось к лучшему. Он даже перестал кипеть и ругаться. Тон его стал сдержанным и даже сочувственным.

— Вы, Крюков, хороший профессионал, компетентный офицер. Вы изобретательны и упорны там, где вам это надо. И с серыми шариками вас все в порядке. Не окончательный дурак. Но о субординации дисциплины не имеете зеленого понятия. Так что я ни под каким видом не хочу видеть такого сотрудника в составе вверенного мне управления. Короче, или уйдете вы или одно из двух. Можете ступать вон! — в подтверждение серьезности своих намерений он грозно нахмурил брежневские брови.

«Обнадежил, что и говорить! — подумал Крюков и вылетел из кабинета окрыленным. На один бок.

В приемной прогуливался Тэтэ. Видимо, ждал, пока Крюков уйдет, чтобы выложить генералу очередную порцию доносов. Сыщик решил не упускать случая и использовать нечаевскую осведомленность. Он дружески хлопнул стукача по плечу и наградил его обаятельной улыбкой.

— Говоришь, мисс Швабра мной интересуется? Кстати, откуда она взялась? С такими данными ей бы не полы драить, а на Тверской клиентов окучивать.

Нечаев не смог удержаться, чтобы не продемонстрировать свою осведомленность.

— Так она же у нас срок отбывает. «Два по двадцать».

Кажется, ситуация начала понемногу проясняться. Красавица-уборщица за какие-то прегрешения получила два года условно с обязательным привлечением к труду и отстежкой по двадцать процентов от зарплаты в доход государству. По идее, ее должны были направить в больницу или на завод. Но вместо этого она оказалась здесь, в секретном управлении. Что это — простое совпадение?

Крюков задумался и не сразу понял, что Тэтэ продолжает ему что-то говорить. Он прислушался.

— Поэтому следователь Кибальчич и выпустил твоих отморозков, — закончил Нечаев.

— Постой, я не въезжаю. Как так выпустил? — возмутился сыщик.

Тэтэ терпеливо, как для тугодумов, повторил.

— Я же говорю. Задержали вы их незаконно, с применением недопустимых методов. Способом, опасным для жизни и здоровья третьих лиц. От показаний своих они отказались, побои зафиксировали. Волкову, можно сказать, повезло, а то бы под суд пошел. Ты тоже готовься в прокуратуре показания давать. Посадить, может, и не посадят, но уволят — сто пудов. Ну, бывай! — Стукач остался доволен обескураженным видом Крюкова и без стука прошел в кабинет генерала.

Крюков поплелся к себе. Открыв дверь в кабинет оперсостава, он увидел, что ослепительная уборщица снова крутится возле его стола. Заметив Крюкова, она как ни в чем не бывало начала порхать между столами с веником в руке. «Эту порочную практику пора прекратить» — подумал сыщик.

Подождав, пока красотка с веником отвернется, он извлек из щели между шкафом и сейфом большой бумажный пакет и решительным шагом направился к экспертам.

Селимов был, как всегда, страшно занят. Он даже не вышел навстречу Крюкову и общался с ним из-за закрытой двери фотолаборатории.

«Ловушку я поставил, — крикнул он, — теперь первый, кто залезет в ящик твоего стола, об этом пожалеет. Я скоро буду, подожди!».

Через пару минут он и в самом деле появился перед Крюковым собственной персоной.

— Гони пузырь.

— Молодец! — Крюков протянул эксперту пакет с обещанным гонораром в виде бутылки «Джонни Уокера» с черной этикеткой.

Селимов скорчил брезгливую гримасу. Крюков возмутился.

— А ты бы что хотел за свою самодельную конструкцию? Синюю!

— Ну, хотя бы золотую.

— Перебьешься. Кстати, за ловушку спасибо, но в следующий раз когда поставишь, предупреждай. А если бы я сам туда залез?

Селимов уже открыл бутылку, понюхал, налил в мензурку, посмотрел содержимое на свет и попробовал на язык. Почмокал.

— Ладно, сойдет. А насчет предупредить… Ты же всегда, как минимум, на полчаса опаздываешь. А у меня ни минуты свободной нет.

Крюков окинул взглядом рабочее место эксперта-криминалиста. В центре стола стоял раскрытый серебристого цвета кейс-футляр с восхитительным набором кухонных ножей и прочих поварских аксессуаров. Рядом с кейсом лежал обычный пластиковый пакет, из которого торчали один ствол и две рукоятки пистолетов. Кажется, это были новенькие тэтэшники.

— Откуда дровишки?

Селимов неохотно оторвался от экспертизы виски.

— Эти? Стволы из мусорника возле того дома, где убили Тодорковских. А кейс с ножами из квартиры Тодорковского секретарши. Ее с мужем и ребенком тоже зверски зарезали сегодня ночью. А потом кто-то замочил троих потрошителей и добил их жертвы выстрелами в голову из «нагана». Возможно, это был четвертый член банды. Кстати, потрошители оказались бывшими сотрудниками одного частного охранного предприятия. Название у него такое банальное… «Щит и меч», кажется. Выводы — не мое дело, но думаю, что и Тодорковского с семейством убили они же. Там их спугнули, вот они стволы и сбросили.

Крюков с сомнением покачал головой.

— А ножи оставили?

— Ножи в данном случае к делу не подошьешь, — возразил Селимов. — Ими не кололи, а резали, так что это не доказательство. Я их себе заберу. Такой комплект долларов на пятьсот потянет.

— А стволы? — поинтересовался Крюков.

— Что стволы? Нет, стволы тоже не доказательство. Там если и есть отпечатки, то только того, кто их нашел. Слушай, кто у нас работает? Их Нечаев в мусорном баке обнаружил. Забрал и принес. Ни протокола, ни свидетелей. Даже рапорта не оставил. Из отпечатков пальцев — только его собственные.

— Так давай его и посадим, — предложил Крюков. — Отсидит, выйдет на свободу другим человеком. Умным и наученным горьким опытом.

Он почувствовал, что стоит на пороге разгадки. Связь Воронова с Машей Тодорковской, его подозрительная осведомленность о действиях преступников и загадочная смерть сначала убийц, а потом и самого Волкова — все это выстраивалось в незаконченную, но закономерную причинно-следственную цепочку. Но тогда получается, что уборщица действительно ни при чем?

— Хочешь, я тебе твои стволы по всем правилам оформлю? — предложил сыщик. — У меня под них даже преступники имеются. Давай-ка их сюда.

Он решительно сгреб пистолеты в пакет и собрался уходить.

— Ты что, Крюк? Куда? Кончай прикалываться! Меня же посадят! — завопил Селимов.

Крюков остановился на полпути к выходу и обернулся.

— Не бзди, дружище, я тебя не выдам. А если и выдам, то не сразу. Успеешь скрыться. С такими ножичками, как у тебя, нигде не пропадешь. — И он исчез за дверью.

После недвусмысленного заявления Альпенгольда сыщику оставалось два пути. Либо трястись и ждать, пока генерал придерется к какой-нибудь мелочи и вышвырнет его за порог, либо самому устроить себе пышные похороны с громом орудийного салюта и звуками фанфар. Он выбрал второе.

Сейчас Крюков собирался как следует погонять своих осведомителей в поисках ушедших от возмездия отморозков. И уже к обеду у него была полная информация об их местонахождении.

В просторном зале закусочной стоял такой табачный дым, что повешенная на видном месте табличка «Не курить!» совершенно терялась в его клубах. Народу хватало, но угол заведения был совершенно свободен. Там за столиком гуляла тройка молодых парней. Они уже успели сбить очки какому-то бывшему интеллигенту и надавать затрещин паре безобидных алкоголиков. Поэтому вокруг них образовалась некая полоса отчуждения.

Под столом катались две пустых водочных бутылки. Старший из парней разлил по пластмассовым стаканчикам остатки третьей.

— А знаете, почему они нам ни хрена не сделали? — громко, на весь зал проорал он. — Потому что мы — бригада!

— Йес! — подхватили двое его приятелей, сияя побитыми рожами.

Они выпили и, не закусывая, закурили. Предводитель мечтательно закатил глаза к почерневшему от копоти потолку заведения.

— Теперь с этим отмороженным мусором разобраться бы! Мы такое не прощаем!

— Не прощаем! — поддержал его один из соратников.

Другой, с шишковатым бритым черепом, от души рыгнул и произнес.

— А ты че, не в курсах? С ним же уже разобрались. Нашлись добрые люди, зажмурили козла. Это того, который бензином поливал, а потом меня и Владика копылам и отоварил.

— А второй? — набычился главарь. — Он меня в ментовке прессовал, сука!

— Этот еще живой. Пока. Его тоже отловим, нет проблем, — поддержал друзей Владик.

— Мы его привезем на заправку, — принялся фантазировать предводитель, — я ему сам лично штуцер в очко засажу и литров десять бензина заправлю. Разорюсь на «девяносто восьмой», чтобы быстрее убегал, когда нас увидит!

— Эх, нам бы хоть пару стволов, — размечтался Владик. — Ты че там секешь?

Шишкоголовый снова рыгнул и указал пальцем на соседний столик.

— Да вон за тем столом конкретный уркаган торчал. Синий, весь в наколках. Ушел ссать и не вернулся. Даже пиво не допил.

Главарь заржал.

— Так иди, допей, какой базар?

— Гы-гы-гы! — поддержал босса Владик.

Но шишкоголовый замахал руками.

— Он пакет оставил. Вам из-за стола не видно. Может там бабки?

— А может в нем бомба? — осклабился предводитель. — Владик, сгоняй мушкой, проверь.

Владик стрелой метнулся к соседнему столу и вернулся с тяжеленным пакетом.

— Блин! Тут водяра! Два пузыря!

— Давай сюда, — распорядился старший.

Владик замешкался.

— А если урка вернется?

Но тут шишкоголовый поддержал командира.

— А мы при чем? Водка что, подписанная? А будет залупаться, по рогам получит. Разливай!

Владик разлил по полной. Остаканились. Шишкоголовый вошел во вкус.

— О-па! Хорошо пошла! А закуси он там в пакете не оставил?

Владик спохватился и поспешно снова полез в пакет.

— Тут еще сверток какой-то тяжелый. Ящик с гвоздями, что ли?

Старший всерьез заинтересовался.

— Откуда у урки ящик с гвоздями? Может там песок… золотой?

Владик запустил руку в глубину пакета.

— Гадом буду, ствол! И еще один! Три!

— Дай сюда! — главарь вырвал пакет у подчиненного Положил его на стол и заглянул внутрь.

— В натуре три ствола… Ну, пацаны, теперь мы реальная бригада! Если синий за вещичками вернется, будем мочить его без базаров Вооружайся!

Стараясь действовать незаметно, он раздал под столом пистолеты своим корешам.

Владик пугливо огляделся — не видит ли кто их занятия, и только тут заметил, что закусочная опустела. Кроме них троих в помещении находился только один человек. И человек этот Владику почему-то очень не понравился. Вглядевшись, Владик понял, почему.

— Эй, — крикнул он, привлекая внимание друзей. — Секи, братва, это же тот мусорюга, который нам на заправке хомут вешал! Дракон тухлый!

Крюков, а это был он, громко скомандовал.

— Уголовный розыск! Оружие и бабки на стол! А ну, все на пол! Всем лежать и бояться!

Отморозки замерли на секунду, потом разом вскинули стволы и направили их на опера.

— Получи, сука! Мочи легавого!

Три двойных выстрела из простого, как правда, табельного «Макарова» слились в одну очередь. Три бездыханных тела, секунду назад полных жадности, злобы и ненависти, завалились под стол. Один из них успел нажать на спусковой крючок — пуля оцарапала оперу руку чуть выше локтя Его любимая кожаная куртка была был ранена, так сказать, навылет!

Крюков метнулся к убитым и, не теряя времени, произвел из зажатых в их коченеющих пальцах пистолетов несколько выстрелов в стену, возле которой только что стоял. После этого он крикнул хозяину закусочной.

— Ашот, заходи!

Тот, перепуганный, просунул голову в дверь, вошел и, увидев дырки в стене всплеснул руками.

— Вах! Какие убытки!

Крюков прошелся по карманам убитых бандитов, вынул у старшего толстую пачку долларов и протянул хозяину заведения.

— Держи, это на ремонт. Не забыл, что говорить надо?

Тот поспешно спрятал деньги и закивал.

— Эй, зачем обижаешь. Будь спокоен, не первый раз…

Сыщик невесело усмехнулся, достал мобильник и по привычке набрал номер начальника убойного отдела.

Секретарша Шабанова ответила, что генерал здесь больше не работает. Она хорошо знала Крюкова и на прощанье по секрету сообщила ему.

— Евгений Геннадиевич теперь начальник частного охранного предприятия «Щит и меч». — И дала ему номер телефона.

От прокуратуры на место перестрелки снова приехал следователь Кибальчич, а следом появились и оперативники убойного отдела. Крюкову стало казаться, что кроме Кибальчича в Москве следаков вообще больше не осталось. Оперативники знали Крюкова, и допрос не занял много времени. Положение тел убитых, простреленные стена закусочной и куртка сыщика целиком соответствовали его версии событий.

Правда, свидетелей оказалось негусто — один Ашот. Он объяснил, что в этот момент сам стоял за стойкой. Посетители же разбежались по понятным причинам, как только началась стрельба Его показания совпали с показаниями Крюкова.

Типа — сыщик вошел, увидел хулиганов. Они нецензурно выражались и распивали крепкие спиртные напитки. В ответ на замечание выхватили огнестрельное оружие и устроили бесплатный тир. Капитан Крюков вынужден был открыть огонь на поражение. Это и поразило всех троих.

С улицы стрельба была хорошо слышна, но отличить звук выстрелов ТТ от «Макарова» смог бы только опытный специалист. Так что с этой стороны у Крюкова также все было в порядке.

Табельный пистолет, из которого были убиты отморозки, Крюков сдал на экспертизу. На прощанье он, не удержавшись, бросил Кибальчичу:

— Как же ты их на свободу-то выпустил, юный следопыт?

Но тот только поморгал в ответ с дурацким видом. Да, вот уж действительно, стыд глаза не ест.

С начала Крюков отправился в отдел. О происшедшем следовало доложить прямому и непосредственному начальнику — полковнику Галкину. Конечно, старик снова примется пить кофе пополам с валерьянкой, но тут уж ничего не поделаешь. Переться добровольно на расправу к Альпенгольду Крюков не собирался. Только по приговору суда или под воздействием неодолимой силы.

Время было обеденное, коридоры управления были пусты, двери кабинетов распахнуты. В помещениях царили тишина и полумрак — Альпенгольд распорядился экономить электроэнергию. Только где-то вдали позвякивало ведро, когда его задевала шваброй уборщица. Неожиданно тишину прорезал дикий вопль на высокой ноте.

— Есть! Попалась! — обрадованно вскричал Крюков.

Но не тут-то было. Едва не сбив капитана с ног, мимо него прогалопировал Нечаев Тимур Тимурович. Лицо, плечи и прочие детали корпуса майора, кои принято увековечивать в виде бронзовых бюстов, были у него щедро посыпаны родам и новым порошком. Капкан сработал.

«Альпенгольд мне такого надругательства над любимым холуем не простит, — подумал Крюков. — Будет лучше, прямо сейчас начать подыскивать себе новое место работы. Как там называется частная лавочка Женьки Шабанова? «Щит и меч»? Очень хорошо, тем более, что у них там, кажется, три вакансии образовались».

Сыщик, стараясь не привлекать внимания, вышел из управления и поехал искать новую контору своего друга.

Опальный генерал Шабанов, коротавший рабочее время в довольно обшарпанном кабинете на пару с пузатой бутылкой зеленого стекла, встретил Крюкова как родного, даже лучше. Судя по всему, у Шабанова возникли трудности с привыканием к своему новому статусу, которые он и преодолевал с помощью французской микстуры из провинции Коньяк… Крюков в двух словах изложил суть дела.

— На работу? Ко мне? — обрадовался Шабанов. — Хоть сейчас! По капле сакэ, Крюкояма-сан?!..

На самом деле Крюков с Шабановым пили коньяк «Курвуазье» — неплохой, но за это название стыдно брать такие деньги. Пили долго, со средней крейсерской скоростью литр в час. И даже не заметили, как их непринужденное дружеское общение перевалило за третий литро час. Или часо-литр?

В общем-то, Крюков сам собирался поплакать Женьке в жилетку; пороптать на свою злую судьбину, но вышло наоборот. Тот не не дал ему и рта открыть, сетуя на интриги завистников и несправедливое устройство общества. Исчерпав собственные аргументы, Шабанов обратился к классике.

— Да, Крюк. Нет правды… где? Ах, да, в ногах… Но нет ее и выше! Выкинули, как паршивую собаку! И даже не за штат, не в резерв. На улицу! Знаешь, что это за помойка такая «Щит и меч»? Богадельня для таких, как я. Для тех, кто вполне еще может работать, но для новой элиты рылом не вышел. И за что выперли? Формально — за Чистильщика! Я, видите ли, не могу обезвредить преступника, действия которого вызывают сильный общественный резонанс накануне выборов. А я ведь его почти что вычислил. Брать собирался, а тут бац! И в народное хозяйство! И вот я здесь.

Тут в пьяную голову Крюкова пришла удивительно здравая мысль.

— А может, тебя потому и вышибли, что ты к Чистильщику близко подобрался?

Шабанов вдруг посмотрел на друга совершенно, казалось бы, трезвым взглядом. Хотя это было практически исключено!

— Ты знаешь, я и сам так думал, только признаваться себе не хотел. Только уж больно страшно получается. Что же, выходит, кто-то у нас на самом верху Чистильщика прикрывает? Но зачем? Гангстерские войны давно закончились, рынок поделен. Или опять передел собственности, как это у нас принято?

Крюков задумался. Мысли его с трудом находили дорогу в извилинах мозга, в ушах стоял шум, и комната качалась, как при шторме, но то, что он выдал вслух, на трезвую голову ему не приходило.

— Рынок-то поделен, но не всем нравится — как! — Заявил он тоном политэксперта. — Кому-то очень хочется его перекроить. Ты прав, это все та же гангстерская война, только тихая, партизанская. И Чистильщик в ней — главная ударная сила. А хозяин или заказчик, как хочешь называй, сидит в нашем министерстве. Так что ты вовремя свалил в эту тихую заводь.

Шабанов взял пустую тару и приложил ее горячему лбу. Легче от этого не стало, и он понял, что надо выпить. Он встал, опираясь на стол руками, пошатываясь, подошел к сейфу, достал очередную бутылку и налил себе и приятелю еще по одной.

— Как сказать, — невесело признался он. — Я пока толком не врубился, но, по-моему, тут тоже не все в порядке. Пятерых сотрудников в одну ночь завалили, как раз накануне моего прихода. Трое, говорят, те самые, что Тодорковского и его семью потрошили. Двоих других в машине взорвали. И знаешь где? По соседству с домом твоего друга Волкова. Как раз там, где его убили. И в ту самую ночь. Все пятеро из так называемого «Отдела безопасности». Меня, хоть я и директор фирмы, к этому отделу на пушечный выстрел не подпустили.

Крюков был разочарован: он-то рассчитывал поживиться информацией за счет Шабанова!

— А я думал, ты тут главный, — пошутил он, — на хлебное место меня поставишь.

Но Шабанов, пропустив его слова мимо ушей, продолжал бубнить свое:

— По идее здесь только наши отставники должны работать, ну и бывшие армейские офицеры. А в этом «Отделе безопасности» — ты бы их морды видел — одно урло. Чуть ли не рецидивисты. И, хоть я тут без году неделя, но у меня уже создалось впечатление, что вся остальная контора существует только для прикрытия этого отдела.

Они замолчали, потом добавили по чуть-чуть, а потом еще добавили. На этом запасы алкоголя закончилась, и вконец измученный коньяком Крюков засобирался.

— Мне п-п-пора. У меня за-за-завтра будет т-т-трудный день.

Шабанов, взяв приятеля под руку, пошел провожать его к машине. Мысль его продолжала развиваться, а может, и свиваться, в том же направлении.

— Слышь. Крюк, а может, они меня сюда поставили не для того, чтобы я тут за всеми надзирал, а, наоборот, чтобы у них на глазах был? — спросил он, когда они спускались на первый этаж.

Двое дежуривших на проходной мордоворотов оторвались от кроссворда, который они решали в силу ограниченности умов в тандеме, и с интересом уставились на друзей.

— Кто «они»? — громко поинтересовался Крюков. — А, эти… Оборотни в погонах?

— Тс-с-с! — зашипел на него Шабанов. — Ни слова!

Они вышли во двор охранного предприятия. Было поздно, и ворота уже были закрыты на ночь. Шабанов крикнул дежурному, чтобы тот их открыл. Вскоре появился, позвякивая ключами, дворник, который, как оказалось, только что закончит свою смену. Это был молодой парень в камуфляжке.

— А у вас и дворник имеется? — удивился Крюков. — Ты знаешь, Жека, наш Альпенгольд Чистильщика дворником называет. Ха-ха! — Крюков дружески потрепал дворника по щеке. — Слушай, друг, а ты случайно не киллер, а? Не Чистильщик?

— Киллер, киллер, — отозвался тот с доброжелательной улыбкой.

С юмором парень попался, не обиделся. Он поддержал Крюкова левой рукой и помог ему дотопать до машины.

— Может, тебя подбросить? — забеспокоился Шабанов. — Куда ты такой пьяный поедешь? Или оставайся у меня… Место найдется…

Крюков взгромоздился на водительское сиденье и протяжно зевнул.

— А я… Я поеду-поеду, потом немножко посплю. Мгновений семнадцать… Потом еще немножко поеду, потом еще немножко посплю.

Шабанов с неодобрением покачал головой. Так недолго и в ящик сыграть. Он вспомнил, что когда-то на задворках Склифа видел на стене корявую надпись, выведенную красной краской: «Морг за углом». Очень символично! Это надо писать на каждом перекрестке, чтобы помнили.

С другой стороны, как ни крути, в любом случае все дороги ведут именно туда, в морг или, минуя его, прямо на кладбище, а вовсе не в Рим к тамошнему Папе, как все еще думают некоторые католики. Поэтому Шабанов прибег к другому аргументу.

— А если тебя заметут по дороге? Стукнут твоему Альпенгольду, будут у тебя неприятности.

Крюков запустил двигатель и беззаботно улыбнулся.

— А меня и так завтра уволят. Так что мне пофигу. Знаешь, я где-то читал, что когда принц Гамлет узнал, что смертельно ранен отравленной рапирой, и понял, что терять ему больше нечего, — он пересмотрел свое отношение к жизни.

— Какой смысл, если он уже отравлен? — поинтересовался Шабанов. — Или он еще долю жил?

— Недолго. Зато весело. Дядю как свинью заколол, дружка своего Лаэрта, козла… тоже. Оттянулся, в общем. Ну, пока.

Крюков захлопнул дверь и дал газ. «Рябуха» взревела, как болид «Формулы‑1», стрелой вылетела со двора и скрылась из глаз за поворотом улицы.