Оборотни в погонах

Глава вторая Новый начальник

Возможно, у кого-то коньяк и расширяет сосуды. Но это только у того, кто пьет его по чуть-чуть, маленькими рюмками. Короче, издевается и над собой, и над благородным напитком. Если же им злоупотребить, как это обыкновенно делают нормальные люди, то все сосуды в организме сужаются, причем капитально. С водки такого похмелья не бывает.

Наутро Крюков чувствовал себя отвратительно. Идти на службу и разбираться с Альпенгольдом хотелось меньше всего. Пусть увольняет заочно.

Но многолетняя привычка и верность принципам заставили сыщика подняться, принять душ, выпить большую чашку крепчайшего кофе и спуститься к машине. Он не помнил, как доехал до дома, и был страшно удивлен, не обнаружив на корпусе машины свежих повреждений. При этом вчера он умудрился каким-то образом втиснуть свою «рябуху» между «Жигулями» и «мерседесом» в такую узкую щель, куда не влез бы и «Запорожец». Сейчас он не смог бы не то что выехать, но даже пролезть в салон «рябухи». Но ведь вчера-то он каким-то образом вышел из нее? Как?!!

Пока Крюков обдумывал, что делать в этой ситуации, пришел сосед, хозяин «мерседеса», сел в него и укатил. Теперь и Крюков мог воспользоваться своей машиной. Ему припомнилась весьма кстати старая туркестанская поговорка: «Сиди тихо, жди и не дергайся, и мимо тебя пронесут труп твоего врага».

В салоне машины он нашел относительный порядок. Даже стекло одной из задних дверей, уходя вчера, не забыл приспустить. Он всегда так делал для вентиляции салона. Что ж, как говорится: пьян да умен — два угодья в нем.

Крюков наклонился и осмотрел пол — не стошнило ли его вчера. Следов рвоты он не обнаружил, но нашел нечто интересное. Под водительским сиденьем лежала фотография, на которой были изображены в обнимку Волков и Маша Тодорковская. Эту фотографию Волков недавно выронил из бумажника, когда сидел здесь, в машине. Но Крюков готов был поклясться, что тот подобрал снимок и спрятал в карман. Гул в голове не позволял сосредоточиться. А может, Волков еще раз выронил фотографию?

Как бы то ни было, Крюков забросил фото в бардачок и забыл о нем. Кажется, это был первый день в истории, когда опер не только не опоздал на работу, но и приехал чуть раньше положенного. Он решил, что к Альпенгольду заходить нет смысла, а лучше сразу получить обходняк в отделе кадров. Наверняка приказ об его увольнении уже подписан и завизирован.

Но его намерения в корне пресек дежурный по управлению. Увидев сыщика, он тут же заявил.

— Крюков, тебя начальник просил зайти, как только появишься.

Просил? Альпенгольд в жизни никого ни о чем не просил, только приказывал.

— Какой начальник? — сыщик решил все же прояснить обстановку. — Галкин?

— Нет, начальник управления.

В общем, этого и следовало ожидать. Крюков без энтузиазма направился на второй, генеральский этаж. Приемная была еще пуста, даже секретарши не было. Дверь в кабинет генерала была распахнута настежь.

«Это чтобы ничто не помешало, когда я буду пробкой вылетать отсюда!» — успокоил себя Крюков.

Он постучал костяшками пальцев по дверному косяку и вошел. За генеральским столом, задрав ноги на палисандровую столешницу, сидел Щеглов и задумчиво поглаживал аккуратную, волосок к волоску, бородку. Он не сразу заметил вошедшего. А заметив, самодовольно ухмыльнулся.

— Меня начальник управления вызывал, — пояснил удивленный донельзя Крюков, продефилировав через всю комнату в направлении ботинок Щеглова. — Где он?

Щеглов посерьезнел и принял более приличное положение, опустив ноги на пол.

— Если тебе нужен начальник управления, он перед тобой. Точнее, временно исполняющий его обязанности. Но это только до формального утверждения в должности. А Альпенгольда теперь больше не увидишь.

— Неужели приказал долго жить? — с надеждой в голосе спросил Крюков.

— Долго жить? Ну, нет, — успокоил его Щеглов. — Скорее так: приказал долго пахать. Он уволен в связи с полным служебным несоответствием. Да ты проходи, присаживайся, — сказал он, щеголяя своим либерализмом, и указал на стул, стоявший с боку стола.

«Неужели Бог действительно существует? — подумал Крюков. — Во всяком случае, это еще один аргумент в его пользу!». И он не заставил себя просить дважды. Щеглов продолжал разглагольствовать с видом кудесника.

— Я тут подумал, посоветовался… сам с собой. Хочу Галкина сделать своим заместителем, а тебя двинуть на его место. Засиделся ты в операх, пусть даже и в старших. Пора и поруководить людьми. Тарасова я вместо себя уже на отдел поставил. Что скажешь?

Крюков в течение всей своей сознательной жизни, начиная с детского сада и пионерской организации, делал все возможное и невозможное, чтобы не делать карьеры. Поэтому этот удар судьбы ошеломил его и выбил из колеи. Происходящее он воспринимал, как сквозь туман.

— Надо подумать, — только и сумел произнести он.

Щеглов был явно разочарован и не скрывал этого. Он то думал, что Крюков в порыве благодарности припадет к его стопам и даст клятву верности по гроб жизни. Но капитану легче было себя самого в задницу расцеловать…

Когда Крюков вышел из кабинета начальника, его ожидал еще один сюрприз. За столом секретарши сидела вчерашняя уборщица «два по двадцать». Быстро растет девочка! Что ж, начальству виднее, как распоряжаться кадрами. Пока Крюков добрался до своего кабинета, весть о смене руководства успела облететь все управление снизу доверху. По дороге ему встретился Тэтэ. Его волосы еще носили следы родаминовой краски, остальное он, вроде бы, оттер. Он прошмыгнул мимо сыщика и нырнул в дверь туалета, прижимая локтем красную папку.

В комнате оперсостава горячо обсуждали перемены. Больше всех распинался ветеран отдела старик Альбертыч.

— Да вы ничего не понимаете! — горячился он. — Я Щеглова давно вот с таких лет знаю! С ним работать можно.

Его лучший друг и вечный оппонент Киселев, напротив, пребывал в унынии.

— Щегол по головам ходит. Для него люди — навоз. Ты видел, на чем он ездит? «Мерсы» меняет чаше, чем я носки. А часы за тридцать штук? Баксов, не рублей. По только сидеть за него ты будешь. Вы как хотите, а я уволюсь.

Крюков прошел к своему столу. Следы родамина еще виднелись на его поверхности и на полу. Хорошая ловушка получилась.

— Мужики, — сказал вдруг Киселев. — Папку красную никто не видел? Она вот тут, на столе лежала.

— Красную, говоришь? — переспросил Крюков. — А Тэтэ здесь случайно не крутился?

— Был, — подтвердил Альбертыч. — Вынюхивал что-то.

Крюков развел руками с видом крайнего сочувствия.

— Тогда не ищи свою папку. Я видел, как Тэтэ ее в сортир отнес. Наверное, с туалетной бумагой перепутал. Или перед новым начальником выслуживается.

— Блин, что же теперь делать? — растерялся Киселев.

Крюков в ответ лишь пожал плечами.

— Ничего. Ты же только что собирался увольняться, — он на минуту задумался. — Знаешь, Киса, а не пошел бы ты… к Жене Шабанову. В «Щит и меч». От меня привет передашь. Скажешь, что я тебя прислал. Вместо себя. Давай, туда дуй! Мне еще тут кое-какие вопросы порешать надо.

Вопросы у Крюкова были адресованы к новому начальнику управления Глебу Щеглову. Сыщик шел к нему просить аудиенции, но увидел, как тот выходит из дверей своего кабинета, толкая впереди себя следователя прокуратуры Кибальчича. Всегда спокойный и иронично-снисходительный, сейчас Щеглов гремел и клокотал, как вулкан Попокатепетель.

— Крюков профессионал, а не крючкотвор вроде тебя! — орал он, пихая следователя область поясницы. — Он с преступниками воюет, а не язык чешет! И если он в чем-то ошибся, то я сам его поправлю, понял? Так что отныне прошу не мешать моим сотрудникам выполнять свои обязанности. Со всеми вопросами обращайся ко мне. Я отдаю им приказы, я и отвечаю за них. А то вы там у себя прокуратуре оборзели в конец! С преступностью бороться — это вам не с голыми бабами перед телекамерой позировать!

Бледный Кибальчич оторвался от полковника и молнией пронесся мимо Крюкова. Щеглов остановился, переводя дух. Потом подошел к капитану, деликатно взял его под руку и завел в предбанник своего кабинета. Миткова‑2 тотчас же уставилась на Крюкова своими шемаханскими глазищами.

— Извини, Крюк, твое повышение по службе задерживается. Но, думаю, ненадолго, — виноватым тоном сказал новоиспеченный начальник управления.

— Да я и не особенно стремлюсь, — сконфуженно произнес сыщик. Он никак не ожидал, что его скромная персона может стать яблоком раздора между двумя правоохранительными ведомствами. — Я поговорить хотел.

Щеглов нетерпеливо подергал себя за кончик бородки.

— Знаешь, старик, я сегодня поляну накрываю по случаю моего назначения. Подождешь до вечера? Все вопросы лучше за поллитрой решать. Договорились? Ну вот и о'кей! — он залихватски подмигнул капитану и решительным шагом направился в свой кабинет.

Секретарь-уборщица с неподдельным интересом наблюдала за происходящим. Крюкову ничего не оставалось, как несолоно хлебавши вернуться восвояси.

Не успел Крюков занять место за своим столом, как его мобильник снова исполнил песенку про «мани-мани». Звонил один из старых приятелей, Артем Карабинович. Это был серьезный предприниматель, не чета мелкому проглоту Смоторчуку.

— Привет, Крюк, у меня через час стрелка. Ты не подстрахуешь? Оплата по двойному тарифу.

Крюков напрягся.

— Не понял? Тебя ведь «покровские» крышуют. У них что, патроны кончились?

— Понимаешь, стрелка назначена в центре, в ночном клубе. «Эльдорадо» называется. У моих ребят стволы, сам понимаешь, незаконные. В помещение они их пронести не смогут. Я боюсь, что другая сторона с ментами придет или с частными охранниками.

Крюкову такой расклад определенно не понравился.

— А я против них один буду?

— Потому и тариф двойной. Ты один троих стоишь, — польстил оперу Карабинович.

— Тогда почему тариф двойной, а не тройной?

— Не наглей, ментяра! — многолетнее знакомство давало бизнесмену право на фамильярность. — К тому же мои быки, хоть и без стволов, в случае чего тебя поддержат. Ты нам больше для представительства нужен. Так я жду?

— Ладно, уже еду, — неохотно согласился сыщик.

Крюков подъехал к ночному клубу «Эльдорадо» за десять минут до назначенного времени. Увеселительное заведение, включающее в себя казино, гостиницу, ресторан, дискотеку и еще бог знает какие злачные места, уже издалека привлекало внимание колоссальными размерами. Оно имело вид усеченной ступенчатой пирамиды майя или ацтеков, и соответствующим образом было оформлено.

Еще днем по распоряжению Щеглова Крюкову вернули его табельный «Макаров», что было очень своевременно. Остановив машину, сыщик извлек пистолет из оперативной кобуры, передернул затвор, загнав патрон в патронник, и поставил на предохранитель. При массе недостатков ПМ отличался крайней простотой в применении. Открыть из него огонь было также легко, как из самовзводного револьвера. Сдвигай флажок предохранителя и дави на спусковой крючок.

Завидев приметную «рябуху», к Крюкову метнулся крепкий паренек в спортивном прикиде от «Адидаса». Сыщик не стал в него стрелять, справедливо заподозрив в нем быка из покровской криминальной группировки. Так и оказалось.

— Ты Крюк? — спросил пацан.

— Для тебя, сынок, я гражданин старший оперуполномоченный. И на вы, если не трудно. Где Сава?

— Они с Черкесом тебя… вас в машине ждут. Вон там их «майбах» стоит.

Но Карабинович тоже увидел «рябуху» и теперь в сопровождении криминального авторитета покровской братвы Черкеса и тройки его бойцов уже шел навстречу. Они коротко поздоровались. Черкес, могучего телосложения московский кавказец, с высоты своего гигантского роста смерил сыщика колючим оценивающим взглядом. Авторитет был явно не в восторге от нового знакомства и не скрывал этого.

— Так это и есть тот самый Крюк? — презрительно произнес он.

— Тот самый. Что, разочаровал? — поинтересовался сыщик у верзилы. — Только не думай, что повешусь по этому поводу.

— Мелковат для такого дела, — буркнул авторитет.

— Зато ты большой вырос, — парировал Крюков. — Тебя, наверно, снайперы любят. По такому бегемоту хрен промажешь.

Черкес открыл было рот, чтобы достойно ответить, но Карабинович уже влез между спорщиками, как рефери на ринге.

— Ребята, ребята, приколы потом, сперва дело.

Он встал в позу экскурсовода перед картиной Иванова «Явление Христа народу» и показал раскрытой ладонью в сторону манящего огнями бесоугодного заведения.

— Ну, как тебе казино? — спросил он сыщика.

Тот окинул взглядом весь монументальный комплекс, похожий на большое ацтекское бомбоубежище. Впечатление портили огни неоновых вывесок и мириады мигающих на ребрах пирамиды лампочек. Отличная цель для авиации.

— Ничего, — учтиво похвалил увеселительный комбинат Крюков. — Внушает. И расцветка веселенькая. Надеюсь, и внутри так же чистенько?

— Теперь это все мое, — с гордостью сообщил Карабинович. — Я недавно купил «Эльдорадо».

— И теперь боишься войти внутрь без охраны? — усмехнулся опер.

Хозяин «Эльдорадо» замялся и нервно потер ладони одна об другую.

— Ну, понимаешь, формально я еще не вступил в права владения. Так получилось. Есть кое-какие проблемы. Но это дело времени.

Крюков вспомнил утреннюю речь временно исполняющего Щеглова. Кругом одни временнообязанные, ничего нет надежного и постоянного, не говоря уже о вечном. Хотя, впрочем, взять вот пирамиды — тоже символ вечности. Но не такие, как эта, гроб повапленный, набитый нераскаявшимися грешниками и грязными деньгами! «Пока есть пирамиды, будут и грабители пирамид!» — подумал капитан.

— Ну что, пойдем тему тереть? — сказал он бизнесмену.

— Я буду в машине ждать пацанов, — предупредил Черкес, неодобрительно посмотрев на Крюкова.

Карабинович в сопровождении троих быков и Крюкова направился в ресторан комплекса. В вестибюле к ним сразу же подошли двое охранников заведения и принялись проверять металлоискателем. Крюков заметил, что ситуацию контролируют еще двое охранников с помповыми ружьями.

Стражи были корректны, но суровы.

— Извините, но таковы правила, — объявил старший, совершенно лысый тип с перебитым носом, но в интеллигентских очках с тонкой оправой.

Когда он закончил проверку братков и приблизился к Крюкову, тот сунул ему в нос свое служебное удостоверение. Лысый пришел в некоторое замешательство.

— Но с оружием не положено.

— Расслабься, у меня только табельное, и я обещаю никого не убивать без крайней необходимости, — успокоил его сыщик. — Свою норму по трупам на этой неделе я уже выполнил. Считай, что я на службе.

Лысый поколебался, но не осмелился разоружить офицера спецслужбы.

— Проходите, — скорее попросил, чем предложил он.

Крюков заметил, как лысый махнул рукой кому-то в конце коридора. Не успели Карабинович с сопровождающими его лицами сделать и пары шагов, как из коридора к ним направились двое типов.

Они были облачены в черные кожаные плащи и шляпы — вылитые агенты гестапо или сигуранцы из старого фильма про комиссара Миклована Приблизившись, типы расстегнули плащи и продемонстрировали заткнутые за пояс рукоятки пистолетов.

Гестаповец, тот, что пониже ростом, подошел к Карабиновичу и положил ему руку на плечо.

— Вы пройдете с нами. Остальным советую не рыпаться. Мы уведем этого человека, и никто не пострадает. Ему ничто не угрожает, с ним просто хотят поговорить.

— Обсудить расцветку гроба? — предположил Крюков со светской улыбкой.

Карабинович не разделял его иронического настроя.

— Я этого и боялся, — обреченно промямлил он.

Трое быков его охраны замерли в нерешительности. Крюков снова извлек из кармана красную «мурку» и обратился к гестаповцам…

— Одну минуту. Я опер Крюков, если кто не знает. Откуда у вас стволы, ребята?

Тот, что был повыше, с достоинством представился.

— Мы сотрудники частного охранного предприятия «Щит и меч». Имеем право на ношение огнестрельного оружия!

И, выставив живот, снова продемонстрировал рукоятку пистолета. Крюков ласково усмехнулся. Те, кто его хорошо знал, сказали бы, что это не к добру. Он неторопливо, чтобы гестаповцы не расценили это как начало агрессии, приблизился к ним на расстояние удара.

— Мужики, вы мне горбатого не лепите. Оружие вы имеете право носить при заступлении на дежурство или при выполнении конкретного задания. Что вы сейчас охраняете? Где копия договора, где накладная? А может, вы бандиты?

Он выхватил из подмышки свой «Макаров» и несильно рубанул по переносице ближайшего оппонента, того, что был повыше. Частный гестаповец враз утратил все свое достоинство и схватился за разбитый нос. Крюков левой рукой изъял у него пистолет из-за пояса и движением пальца сдвинул флажок предохранителя. А свои собственный пистолет воткнул в кадык второго кожаного охранника.

— Оба на пол, стреляю!

Дважды повторять не пришлось. Оба похитителя бросились на мраморный пол, как по команде «вспышка ядерного взрыва с тыла». Импозантные черные шляпы свалились с их голов и покатились прямо под ноги прибежавшим охранникам ресторана.

— Спокойно, — охладил их пыл сыщик. — Милиция уже здесь. Эти бандиты собирались ограбить ваше казино. Как же вы их пропустили? Плохо работаете, очень плохо! Обязательно отмечу это в рапорте. Ну, что застыли, как шедевры Церетели? Вызывайте наряд из отделения. Ну? Принять положение на старт… Бегом марш!

Лысый секьюрити стоял, как оплеванный. Потом достал трубку мобильника и принялся звонить в милицию.

Крюков подобрал второй пистолет гестаповцев. Внимательно рассмотрел и снова обратился к лежавшим.

— Эй, пацаны, а стволы-то у вас не табельные! Переточены из газовых. Это ж голимый криминал. Да, по паре лет вам, считай, уже обломилось.

Задержанные, лежа на полу, переглянулись между собой.

— Ладно, проехали, начальник, — миролюбиво произнес тот, что был подлиннее, и хлюпнул разбитым носом. — Сам понимаешь, служба…

Крюков изобразил на лице удивление.

— Не понимаю. Если есть документы на оружие, показывайте, если нет, предъявляем незаконное хранение.

— Мы это, вот… В нижнем кармане…

Крюков нагнулся и вынул из кармана плаща сложенную вчетверо затертую по углам до дыр бумажку. Развернул, начал читать: «Я, Скулов Вадим Сергеевич, м-м-м… года рождения, проживающий…». Это что, заявление о приеме в партию?

— Нет, — сообщил с пола длинный гестаповец Скулов. — Заявление, что я нашел пистолет и нес его сдавать. А по дороге, такое дело… Вас встретил.

Крюков почесал кончик носа и обернулся ко все еще не пришедшему в себя после стресса Карабиновичу.

— Это же надо, нас встретил! — покачал головой сыщик. — Кто бы мог подумать? А у второго тоже есть заявление?

— Есть! — тотчас отозвался с пола второй тип в кожпальто. — Можно я его достану?

— Попробуй, — смилостивился Крюков. — Но если я подумаю, что у тебя там запасной ствол или, скажем, граната, прострелю в трех местах как минимум.

— Что вы, гражданин начальник, какая граната! — испуганно произнес второй. — Вот…

Он осторожно, не глядя, протянул Крюкову такой же замусоленный клочок бумаги.

«Я, Ерохин…» — прочитал Крюков и брезгливо помахал бумажками в воздухе.

— Знаете, как это называется? — грозно сказал сыщик. — Лапша для ушей! Этим бумажкам в обед сто лет будет. В следующий раз, когда на волю выйдете, дату сегодняшнюю хотя бы ставьте. Ведь такое заявление каждый день новое писать надо. А вы обленились в конец.

Он демонстративно порвал заявления и бросил в урну.

Так что поднимайтесь и, как говорится, попрошу проследовать!

К ним уже приближались милиционеры в форме, вооруженные автоматами.

Крюков передал ряженых гестаповцев Окулова и Ерохина патрульным, а сам остался в ресторане.

— Я не поеду, — сказал он старшему милицейской группы. — Оформишь «палку» на себя. У меня и так в этом квартале перевыполнение по задержаниям.

Теперь, когда расстановка сил определилась, и новый хозяин — не без помощи Крюкова — продемонстрировал крутизну, персонал запрыгал перед ним на задних лапках.

Ресторан еще не работал, но для Карабиновича и его команды был накрыт длинный стол в большом зале. Кроме Крюкова и троих быков бизнесмена сюда пожаловали и некоторые представители криминального бомонда столицы, связанные с Карабиновичем. Они как по команде заняли одну сторону стола, напротив них уселись менеджеры казино.

Официальная часть не заняла много времени. Карабинович поздравил себя и присутствующих с началом новой страницы в истории заведения, а затем в самых радужных тонах расписал картины совместного и обоюдовыгодного существования в настоящем и будущем.

Однако за столом бизнесмен, посадивший Крюкова рядом с собой справа, одесную, так сказать, принялся жаловаться оперу на жизнь.

— Представляешь, — тяжело вздыхал он то ли по причине переедания холодных закусок, то ли в связи с навалившимися проблемами. — Купил я все это, потому что на дешевизну польстился. А теперь не представляю, что с таким хозяйством делать…

Крюков чуть ли не впервые за последнюю неделю получил возможность поесть без спешки, не на ходу, а по-человечески, положив локти на стол, отдуваясь и цыкая зубом. Стенания Карабиновича отвлекали его от процесса чревоугодия.

— Продай обратно прежнему хозяину, — вынес он решение в духе царя Соломона.

— Ну, если только в следующей жизни, — ответил бизнесмен. — Вырезали его вместе с семьей. И наследников не оставили. Да ты, наверно, слышал, Тодорковский его фамилия. Такую бойню устроили!..

Крюков насторожился. Возможно, Карабинович сообщит что-то новенькое по этому странному делу, в котором он, Крюков, увязал все больше и больше.

— Слышал краем уха, — внешне безразлично отозвался он. — А ты как думаешь, зачем было бойню устраивать? Искали что-то? Золото, брильянты?

Карабинович посмотрел на сыщика снисходительно.

— Бабки искали. В смысле — финансовые счета. Он же все, что в России имел, распродал, налегке сбежать собирался. А я, дурак, подсуетился и кое-что купил. И теперь на меня наезжают.

Крюков налил в рюмку водки, выпил по-русски, одним махом, но закусил спаржей, как древнеримский патриций на пиру у Лукулла.

— Кто?

— Не знаю. Они действуют через подставных типов вроде тех, кого ты недавно здесь повязал.

— И чего они от тебя хотят?

— Чтобы я отдал им «Эльдорадо».

Крюков догадался, что пройдошистый деляга хочет использовать его для решения своих проблем с перекрои кои рынка развлечений. С другой стороны, дело было чистое, поскольку Карабинович честно заплатил за свою пирамиду, где его, скорее всего, и похоронят. Славное будет название: пирамида Карабиновича… Но только здесь, и пока он жив, можно получить интересующую его, Крюкова, информацию:

Ты разве не говорил, что мечтаешь от него избавиться? — прикинулся он ничего не соображающим простачком.

Карабинович просто закипел от такой бестолковости сыщика.

— Но не задаром же! Ты не представляешь, какое это золотое дно. «Эльдорадо» — не просто название, это золотая жила!

Крюков взял с тарелки веточку укропа, поднес ее к носу и понюхал: она пахла летом, дачным участком и честным трудом на собственном огороде. Впрочем, сам сыщик не был огородным человеком, как и Карабинович, но на другой лад. Он сунул веточку в рот и принялся жевать с задумчивым видом.

— Неужели оно приносит такой большой доход?

Карабинович усмехнулся, наклонился к уху сыщика и заговорщицки зашептал.

— Доход колоссальный, но не это главное. Знаешь, почем нынче стоит отмыть черный нал? От исходной суммы едва треть остается! А через «Эльдорадо» можно отмыть львиную долю всего черного нала, который крутится на просторах нашей любимой родины. И это сейчас, перед выборами!

Пока бизнесмен и Крюков мирно беседовали за рюмкой водки, пьянка перешла в ту фазу, когда ее участники забывают, зачем пришли и продолжают полет в автономном режиме, сосредоточившись исключительно на себе и своих ощущениях. Как в чеховских пьесах, каждый говорил о своем, совершенно не сообразуясь с настроением ближнего своего. Над столом стоял пьяный гул, перемежаемый мелодичным звоном металла и хрусталя.

Крюкову стало скучно: надраться он мог и дома в обществе интересного человека, то есть самого себя! Дело было сделано, Карабинович фактически вступил в права владения, и Крюков решил, что пора сваливать.

Но внезапно его намерения изменились. На противоположном конце зала сыщик заметил ослепительно красивую молодую блондинку, которая определенно направлялась к их столу. Карабинович хлопнул сыщика по плечу и указал на нее.

— А вот и хозяйка здешних мест, мадемуазель Эльвина. Она управляла рестораном, баром и прочим здешним общепитом. Теперь она в моей команде. Кстати, полуофициальная, так сказать, пассия господина Тодорковского, мир его праху.

Крюков внимательно пригляделся к блондинке, отдаленно напоминавшей Мерилин Монро. Похоже, у покойного Тодорковского был отменный вкус. Сыщик с лукавой улыбкой посмотрел на бизнесмена.

— А теперь ты приобрел ее в комплекте с заведением, в нагрузку? И как грузит?

Карабинович замахал руками от возмущения и встал в позу оскорбленной невинности.

— Как ты можешь? Да я!.. Да у меня… моральные принципы!

Крюков рассмеялся и похлопал бизнесмена по щеке.

— Знаю я твой принцип, баловник: «Лучше нет влагалища, чем очко товарища».

Карабинович, который в зависимости от настроения переходил из одной сексуальной фракции в другую, надулся и заявил:

— А это никого не касается. За свои деньги я сам могу выбирать себе задницу по вкусу!

— Если не секрет, господа, чью задницу вы с таким жаром обсуждаете? Надеюсь, не мою? — раздался мелодичный женский голос: оказалось, что обворожительная блондинка уже стоит у них за спиной. — Может быть, предложите даме стул?

Карабинович вскочил, засуетился, но, надо признать, все сделал ловко и оперативно: и даме к ручке приложился, и стул отодвинул, и Крюкова представил как лучшего на Москве специалиста по переговорам.

Блондинка наградила сыщика очаровательной улыбкой.

— Зовите меня просто Эльвиной, — предложила она, по-деловому протягивая ему ладонь для рукопожатия.

Крюков встал, взял руку дамы кончиками пальцев, перевел ее в плоскость поцелуя и сделал вид, что касается губами. Одновременно он втянул ноздрями воздух над ее кожей, но восхитительный запах богатства и порока не произвел на сыщика должного впечатления. Он уже закусил удила, и в данный момент его интересовали совсем другие подробности совсем другого дела.

— Скажите, Эльвина, могу я вам задать несколько вопросов относительно смерти вашего босса? — бестактно спросил Крюков, помогая Эльвире занять место за столом.

Та строго сдвинула брови. Меньше всего ей хотелось сегодня вспоминать ужасные обстоятельства гибели банкира.

— А разве вы занимаетесь этим делом? — вызывающе спросила бизнесвумен, пригубив поданный Карабиновичем бокал шампанского.

— Нет, — честно признался Крюков. — Но если до вас доберется следователь прокуратуры Кибальчич, который официально им занимается, вам же будет хуже. Он изощренный садист, и к тому же еще более изощренный зануда. Причем неизвестно, что страшнее.

— Это шантаж, — рассмеялась Эльвина. — Я просто вынуждена подчиниться. Но сейчас мне некогда. Давайте встретимся, ну, скажем, завтра. Вот моя визитка. — Она протянула сыщику прямоугольный кусочек картона.

Эвелина кивнула на прощание и поторопилась уйти, увидев приближающую к столу веселую криминальную компанию. Это были покровские авторитеты — Бубон, Купер, Федя и Черкес. Первые трое, усаживаясь за стол, довольно нейтрально поздоровались с опером и более благожелательно с Карабиновичем, Крюков знал их, как облупленных, а Федю даже сажал. Но и тот не держал зла на сыщика. Черкес же с ненавистью взглянул на капитана и постарался сесть подальше от него…

Компания гармонично влилась в общество за столом, занявшись тем же, что и все присутствующие. А Крюков задумался над причинами столь неприязненного к нему отношения Черекеса. Насколько он помнил, их пути не пересекались. Правда, Черкес был другом Феди, возможно, это и было причиной его раздражения. Или он знает о Крюкове что-то, чего не знает о себе он сам?

В любом случае, капитан не собирался ждать, пока Черкес допьется до нужной кондиции и примется выяснять отношения. Он поднялся и ушел из ресторана по-английски, как Ленин с елки в Сокольниках. Сыщику предстоял сегодня еще один банкет, а в последнее время он чувствовал, что гораздо сильнее устает от праздников, чем от работы. Вероятно, годы брали свое…

На банкет, устроенный по случаю назначения полковника Щеглова на должность начальника, Крюков немного опоздал. Щеглов не стал снимать зал в ресторане. Он просто распорядился сдвинуть столы в комнате оперов его родного второго отдела. Несмотря на то, что столы были застелены простои газетой, накрыты они были с царским размахом, словно Щеглов собирался выставлять свою кандидатуру на выборах мэра Москвы.

Виновник торжества принимал поздравления. Увидев Крюкова, он замахал вилкой, приглашая скорее занять место за столом. К лицу его словно прилипло выражение доброты и радушия. Вот только глаза жили отдельно от этой маски рубахи- парня. Сейчас, глядя на сыщика, они словно выбирали — в какое место лучше ему выстрелить. Такие глаза, холодные и нелюбопытные, бывают у больших белых акул.

Тэтэ со счастливой улыбкой хлопотал у стола, открывая новые бутылки. Видимо, нашел себе нового хозяина. Здесь было тесно, едва ли не весь наличный состав управления слетелся на дармовщину. Любит, любит халяву русский человек… Это — святое! Крюков протиснулся на свободный стул рядом с ветераном сыска Альбертычем. Перед ним на столе лежал казенный «Полароид»: старик приготовился запечатлевать на пленку церемонию инаугурации. Однако он был совсем не весел, и, как ни странно, чем-то недоволен.

— А почему Кису не вижу? — спросил Крюков. — Где он, неужели успел набраться?

— В народном хозяйстве, — хмуро пробурчал Альбертыч. — Час назад заявление написал, Щеглов подмахнул.

Их разговор был заглушен криками поздравлений, последовавшими за очередным тостом. Через минуту послышался звон вилки о стакан: это Тарасов попытался перехватить инициативу и взять слово.

— А сейчас внимание на маленький сувенир, сработанный руками наших тульских мастеров!

Он извлек откуда-то из-под стола серебристый футляр. Крюков почему-то сразу вспомнил кейс с набором мясницких инструментов. Но в футляре оказались не ножи. Там, наполовину утопленный в черную бархатную поверхность, отливал серебром большой роскошный пистолет. Курок и спусковой крючок его сияли золотом. Щечки рукоятки были выполнены из желтоватой, как пояснил всезнающий Тарасов, мамонтовой кости.

«Пернач», — сразу же определил Крюков. Новая разработка, пришедшая на смену легендарному «Стечкину». Пистолет, стреляющий при необходимости не только одиночными выстрелами, но и очередями.

Щеглов не скрывал почти детского восторга. Он вынул пистолет из футляра и помахал им над головой.

— Спасибо, дорогие друзья! — проговорил он.

Альбертыч щелкал фотоаппаратом, как заведенный. Следующий тост провозгласил толстый и важный начальник Отдела охраны и сопровождения полковник Лабухов. Он пожелал Щеглову так же успешно продолжать свой служебный рост вплоть до министерского кабинета. Присутствующие зааплодировали и дружно поддержали пророчество. В сущности, к Щеглову в управлении относились хорошо. Сотрудники других отделов завидовали его подчиненным. Он любил строить из себя либерального барина. Своих людей, как де Тревиль, командир мушкетеров Луи XIII, в обиду не давал, за ошибки взыскивал строго. Но мог и войти в положение…

Услышав пожелания поскорее стать министром, Щеглов вскочил с места и замахал руками.

— Эй, прекратите! Я вам что, уже надоел? Побыстрее избавиться от меня мечтаете? Нет, ребята, карабкаться выше мне ни к чему. Во всем надо меру знать, я же не карьерист. Закон Глеба Щеглова гласит: каждый человек должен знать пределы своей компетентности. Не жди, когда тебя задвинут. Сумей вовремя остановиться. И в министры я не хочу. Да и не потяну.

Но народ не соглашался и гнул свое.

— Потянете, Глеб Иваныч! Еще как потянете!

Водки было — хоть залейся. Пили часто и помногу. Кто-то включил компьютер, и комната наполнилась звуками музыки. Молодежь задергалась в современных ритмах. Старики понимающе усмехались, но присоединяться к поколению next не торопились.

Крюкова это веселье уже стало утомлять. Когда он в очередной раз повернулся, чтобы сказать Альбертычу, что уходит, того на месте не оказалось. Вместо него рядом с ним сидела мисс Швабра. Она бросила на него один из самых своих обворожительных, отработанных до перфекции взглядов.

— Потанцуем? — предложила экс-уборщица.

Крюков с печальной улыбкой отрицательно покрутил головой.

— Не получится. Последний раз я танцевал на похоронах Андропова, — сказал он довольно нелюбезно. — С тех пор многое изменилось, особенно в области танцев. Вряд ли вы танцуете вальс, барышня.

Барышня обиженно надула губки. Но попыток войти с капитаном контакт не отставила. Проще всего это было сделать традиционным путем — с помощью зеленого змия.

— Тогда, может быть, выпьем? — предложила она.

Когда вопрос ставится вот так, без выкрутасов и со знанием дела, отказать кому бы то ни было просто невозможно. Крюков налил водки ей и себе, они чокнулись и выпили. Секретарь-уборщица проглотила свою порцию, как младенец манную кашку, и даже не поморщилась.

— А как тебя зовут? — спросила она вдруг неожиданно низким голосом, наклонившись к нему так близко, что он почувствовал запах ее пота сквозь парфюм и водочный перегар…

— Крюков, — сообщил Крюков интимным шепотом.

— Нет, по имени. Меня, например, зовут Лариса, — так же шепотом произнесла она.

— А меня нет, — еще интимнее прошептал сыщик и перешел на нормальный голос. — Хочешь еще что-то спросить?

Но Лариса была не так проста, какой хотела казаться.

— Да. На улице темно и страшно. Ты не проводишь меня? После этой кошмарной истории с Тодорковским я боюсь оставаться одна.

«Определенно, барышня знает, чего хочет! — подумал Крюков. — Технология отработана».

Но отказывать даме было не в его правилах.

— Хоть на край света, — с готовностью пионера отозвался он. — А тебе далеко?

— Тут рядом. Это же ваша, как это называется, кооперативная квартира.

— Может, конспиративная?

— Может, и конспиративная, — согласилась смышленая уборщица. — Меня Глеб туда в первый же день отвел. И ключи дал.

— Зачем? — не понял Крюков.

А про себя отмстил: «Для нее начальник уже просто Глеб. Быстро, однако, девочка растет».

— Как зачем? — удивилась секретарша-уборщица. — Если квартира конспиративная, так что же, там и пол подметать не надо? Ну так идем? Я забыла там пыль протереть.

«Интересно, какой дурак будет устраивать конспиративную квартиру рядом с управлением? — спросил он сам себя. — Как говаривала Азиса из сказки, становится все страннее и страннее».

Они оделись и вышли на улицу. Идти пришлось недолго. Свернули за угол в переулок, тут и находился нужный подъезд. Крюкову и в голову не приходило, что конспиративную квартиру можно организовать буквально по соседству с рабочим местом. Конспирации, конечно, никакой, зато на дорогу тратиться не надо.

Хотя, насчет конспирации… Это смотря от кого конспирироваться. Если от преступников, то конечно. А если от правоохранительных органов, то место рядом с управлением министерства внутренних дел — самое подходящее.

Они поднялись на четвертый этаж старого московского дома. В подъезде пахло сыростью и плесенью Лифт, разумеется, не работал. Наконец Лариса подвела Крюкова к невзрачной, ничем не примечательной на вид двери. Только когда она открылась, Крюков оценил ее по достоинству. Настоящая броня. Вместе с сейфовыми замками и отделкой дверка тянула, как минимум, тысяч на пять долларов.

Внутри квартира просто подавляла своей роскошью. У Крюкова, как у всякого добросовестного оперативника, тоже имелась пара конспиративных квартир, где не стыдно было бы и Березовского принять. Но не до такой же степени!

Тут она на него и напала. Такой молодой, бесстыжей и жадной мартышки сыщику давно не приходилось иметь. Собственно, кто кого имеет, определить было трудно. Они рухнули на коврик прямо в прихожей. Крюков пытался возражать, но Лариса ласково прошептала ему в ухо.

— Я тут сегодня пылесосила!

И он сдался. Точнее отдался на волю свирепого тайфуна с простым женским именем Лариса. Совокупление закончилось бурным оргазмом. После этого они помогли друг другу стянуть остатки одежды и перебрались в не менее роскошную, чех прихожая, ванную.

Оказаться в джакузи и не потрахаться — все равно, что побывать в театре и не воспользоваться буфетом. Было неудобно, зато романтично. Правда, всем другим вариантам романтического секса Крюков предпочитал бильярд. Массивный, устойчивый, как рояль. И по сукну не скользишь. Через трение к позам, так сказать. Не то, что вышеупомянутый рояль со скользкой, полированной поверхностью!

Крюков не удивился, обнаружив после бурной помывки на вешалке в ванной махровый халат, а на столике возле широкой голубой кровати бутылки джина и тоника. Это несколько взбодрило его, как и то, что Лариса, наконец, немного выдохлась и сбавила сексуальные обороты. Так что третий эпизод — в банальной постели — даже доставил ему определенное удовольствие.

После этого Лариса начисто отрубилась. Видимо, она относилась к тому редкому типу женщин, у которых после оргазма наступает реакция торможения, выражающаяся в желании спать. Хотя на самом деле это типично мужское поведение.

Сыщик от нечего делать походил по квартире, подивился ее убранству. Он долго размышлял над причинами столь массированной сексуальной атаки со стороны интересующей его особы. С чего бы такая прыть? Влюбилась? Ерунда. Клофелином не воспользовалась. СПИДом или триппером тоже заразить не пыталась. Страсть страстью, а про резиновые изделия не забыла.

Даже то, что Крюков нашел в ее сумочке включенный и поставленный на запись диктофон, тоже еще ни о чем не говорило. Не надеялась же она, что сыщик в процессе эякуляции начнет непроизвольно выбалтывать интересующую ее информацию, как радистка Кэт во время родов. А главное, что ее могло интересовать, и на кого она работала? Пока не ясно.

Крюков внимательно рассмотрел полотна известных художников на стенах, благодаря многочисленности которых конспиративная квартира производила впечатление картинной галереи. Русский авангард начала века, конструктивисты и Малевич. Все в подлинниках…

Одна из дверей квартиры привлекла его внимание. Она была снабжена снаружи мощным засовом. В двери обычный неоптический глазок. Крюков заглянул внутрь. Перед ним была камера. Довольно комфортабельная, с металлической койкой, краном и унитазом, правда, без окна. Свет в комнате-камере зажигался снаружи.

Размышляя об увиденном, он добрался до туалета. И здесь замер в нерешительности. Всякое бывало в его жизни, но оправляться в золотой унитаз сыщику еще не приходилось. Даже как-то неудобно показалось без привычки.

Конечно, унитаз был не золотым, а только позолоченным. Да и проба — не выше 583‑й, что соответствует 14-ти каратам. Он определил на глаз, не на зуб же его пробовать. И все же это поражало воображение. Ай да Щеглов! Вот это амбиции! Есть с золота могут себе позволить лишь немногие, но вот гадить на золото — удел избранных!

Крюков вернулся в комнату, лег на постель рядом со сладко посапывающей экс-уборщицей. Она так и осталась лежать на голубой простыне в чем мать родила, и капитан невольно залюбовался этим молодым, ладно скроенным телом, которое даже жалко было накрывать одеялом. Делать нечего, придется, а то простудится… Крюков, стараясь не разбудить ее, устроился рядом и закрыл глаза. «Пожалуй, пора уходить из большого секса» — подумал он с грустью. — Молодежь наступает на пятки».

Так он и задремал под впечатлением увиденного. Весь остаток ночи ему снилось, что он в армии, и старшина с лицом Щеглова заставляет его драить золотым песком беломраморный сортир в казарме.

Утром Крюков проснулся в той же позе, в которой заснул, но рядом никого не было. И этому обстоятельству он страшно обрадовался. Боялся, что ненасытная секс-машина потребует продолжения соревнований. Но Лариса ушла, оставив на столе записку: «Это было великолепно!!! Будешь уходить, захлопни дверь».

«Да, оригинальная нынче уборщица пошла — широкого профиля. И швея и жнея, и на дуде играет, как Бутман», — подумал сыщик.

Он не без внутреннего напряжения заставил-таки себя воспользоваться золотым унитазом, принял душ, затем оделся и поплелся в управление. Благо идти было недалеко…

В конторе было пустынно, как в праздник. Только гулкое эхо сопровождало сыщика, неторопливо шагавшего по коридору. На всякий случай он заглянул в кабинет полковника Галкина. Тот был на месте и вроде бы даже обрадовался явлению капитана, что само по себе выглядело, как аномалия. Обычно Крюков ассоциировался у него с неприятностями.

— А, Крюков? Заходите. Кофе будете? Есть прекрасная эфиопская «арабика». А могу предложить «марагоджип» из Гватемалы. Что предпочитаете? — Сергей Израилевич любил потчевать сотрудников кофе собственной заварки.

— Предпочитаю Африку, — ответил Крюков и поинтересовался. — А где народ?

К удивлению сыщика, полковник, всегда болевший за дело и буквально живший проблемами управления, с безразличным видом махнул рукой.

— Кто где… Одни «в городе» или «на объекте», другие «на встрече с агентами». Приходят в себя после вчерашнего. Знаете, я боюсь, что популизм нашего нового начальника добром не кончится. Поверьте старому еврею, от либерализма до фашизма один шаг, даже меньше. Помяните мое слово. Мне-то все равно на пенсию… Да, так вам с сахаром? — спросил он, манипулируя с туркой. В качестве источника энергии он использовал спиртовку.

Обычно спирт из нее испарялся раньше времени самым сверхъестественным образом, но сегодня был странный день, не такой, как все…

Только полковник Галкин умел так божественно заваривать кофе. Но Крюков не успел в полной мере им насладиться: «Валькирии» Вагнера, забитые им в мобильник собственной рукой, вернули его к земным проблемам.

Звонила Эльвина. Она просила сыщика приехать к ней не позже, чем через час.

Крюков ехал на встречу, не торопясь. Проливной дождь барабанил по крыше «рябухи», стекал струями по ветровому стеклу, изо всех сил мешая дворникам выполнять свою работу. Погода навевала грустные мысли. Вот так же, как эти дворники, всю свою сознательную жизнь он борется с криминальной грязью, а ее не становится меньше!

В последнее время он почему-то стал паршиво себя чувствовать. Не в смысле здоровья, оно пока было сносным, а в смысле морального состояния. Его стали доставать перманентные неурядицы в королевстве Датском, то бишь царстве Московском. Раньше он не задавался вопросами о смысле жизни и цели своего существования, но теперь все чаше стал об этом подумывать.

Ведь каждый человек после сороковника становится на свой лад философом. Создает свою классификацию вещей и событий, и расстраивается, когда его никто не понимает, потому что у каждого правда своя, для личного пользования только и пригодная.

И в самом деле, зачем он живет? Домов не строит, сыновей-дочерей не растит. деревьев не сажает. Служит, одним словом. Но кому? Государству? Это даже смешно.

Последним человеком, который у нас искренне служил государству, был Хрущев. Да и то, потому что был этаким Иванушкой-дурачком на троне. Не видел разницы между народом и рабоче-крестьянским госаппаратом. Все последующие деятели выше узкопонятых интересов своей партии и ведомств не поднимались.

А сейчас правительство превратилось в стаю примитивных лоббистов. Поделили бизнесменов на отары, и пасут и стригут каждый свою. К ним присоединились те, кто отстаивает узкие интересы отдельных партий, а то и просто стремится набить собственный карман.

Обществу он тоже не служит. Нельзя служить тому, чего нет! Нет у нас гражданского общества, не было и, скорее всего, не будет. Когда-то дружные колонны демонстрантов, которые текли по Красной площади в русле, обозначенном милицейскими цепочками, выкрикивали речевки под управлением дикторов радио и телевидения, а ими в свою очередь управляли невидимые чиновники-кукловоды. Но, по крайней мере, существовало равенство в нищете или иллюзия такого равенства.

А сейчас публика и подавно расслоилась. Одни в царской ложе устроились, другие в партере, третьи с галерки жалуются, что им плохо видно, а четвертым вообще билетов не досталось.

Насчет закона лучше вообще помолчать. Законы в России никогда не выполнялись, если это не было в интересах власть имущих. А может быть, плюнуть на совесть и начать заколачивать деньги, пользуясь служебным пистолетом, милицейским удостоверением и собственной головой? Так, кстати, сегодня многие поступают.

Зачем ему эта непрерывная гонка с препятствиями и перестрелками, в ходе которых он много раз мог отправиться в морг или прямиком на кладбище? А в перспективе маячит только нищенская пенсия: у нас ведь люди — как инструменты, их используют и выбрасывают на помойку.

Или он просто превратился в человекоподобный аналог собаки-ищейки, которой лишь бы след взять? А дальше — рефлексы и привычки работают.

Ну что ему, в самом-то деле, понадобилось в деле Тодорковского? Никого из убитых он не знал, да и знать не хотел. Мстить за Волкова тоже не собирался. Друзьями они не были, просто некоторое время работали вместе. Даже за деньгами Тодорковского он не охотился, потому что в покое их все равно не оставят. А соискателей и без него — хоть отбавляй.

Скорее всего, ему просто нравится играть в такого ма-а-аленького шерифа, Робин Гуда из ментуры! Вот что доставляет ему удовольствие! И там, где другие с помощью оружия и властных полномочий стараются напакостить ближнему и отравить ему и без того безрадостную жизнь, он, Крюков, старается помочь. И при этом, конечно, себя не забывает. Что делать, жить-то надо. Даже д’Артаньян брал взятки борзыми конями, причем от врага французского народа герцога Бэкингема!

Но он, Крюков, все-таки предпочитает зарабатывать деньги за счет своей компетентности, а не использования служебного положения. Такой вот герой нашего времени. И еще ему очень-очень, как ослику из мультфильма, хочется кого-нибудь спасти. Ну, Эльвину, например. В том, что убийцы Тодорковского ее в покое не оставят, старый и битый опер не сомневался.

К назначенному сроку Эльвина вышла из ступенчатой пирамиды «Эльдорадо». Ей не хотелось афишировать свои контакты с сыщиком, и она договорилась с ним, что будет ждать его в машине. Пробежав под дождем до стоянки, Эльвина укрылась в салоне своего «лексуса».

В боковое стекло постучали. Неужели Крюков так быстро подъехал? Запотевшее изнутри и покрытое снаружи струями дождя стекло мешало разглядеть фигуру снаружи.

— Откройте, милиция!

А этот сыщик шутник! Она приоткрыла дверь. Рядом с машиной маячили двое. В своих кожаных плащах и черных шляпах они напоминали киношных гестаповцев.

Один из них протянул красное удостоверение со шитом и мечом на обложке. Представился.

— Мы из группы розыска. Предъявите, пожалуйста. документы на машину.

— А в чем дело?

— Ваша машина числится в угоне.

— Этого не может быть, — возмутилась Эльвина. — Я покупала ее в салоне, у официального дистрибьютора.

Но «группа розыска» стояла на своем.

— Не исключено, что это ошибка компьютера. Такое бывает. Давайте пройдем в нашу машину и разберемся.

— Ну, хорошо, — Эльвина недовольно хмыкнула.

Вишневая «девятка», куда ей предложили пройти, стояла неподалеку. Эльвине ужасно не хотелось выходить под дождь. Она замялась.

— Может быть, вы проверите еще раз по своему компьютеру? А я пока здесь посижу.

Но железные пальцы стиснули ее руку выше локтя и потащили из машины.

— Давай, вылезай, сука! Хорош ломаться! Я тебе покажу, как сопротивляться представителям власти!

Второй «представитель», стоявший за спиной первого, вдруг странно всхлипнул и стал оседать на мокрый асфальт. Через секунду Эльвина почувствовала, как разомкнулись пальцы на ее локте. Грубиян закатил глаза и упал к ее ногам. Вместо него перед испуганной девушкой возник Крюков.

— Я не опоздал? — поинтересовался он.

— Нет, кажется в самый раз. Что они хотели?

— Сейчас узнаем. Посиди пока в машине, — попросил сыщик.

Он волоком оттащил потерявших сознание гестаповцев от «лексуса» и наручником приковал щиколотку одного к запястью другого. Поискав под плащами, он обнаружил пистолеты. Это были переточенные под боевой патрон газовые стволы. Кажется, он только вчера держал их в руках.

Под холодным дождем жертвы сыщика вскоре зашевелились. Он нежно, но сильно похлопал их по щекам.

— Просыпайтесь, орлы! Так какую власть вы представляете?

Один попытался было возмутиться.

— Мы сотрудники частного охранного предприятия, имеем право…

Крюков узнал его и застонал.

— О, нет! Опять вы?

Пошарив в карманах частных охранников, он сразу обнаружил там заявления. «Я, Скулов… нашел пистолет… шел сдавать в милицию», «Я, Ерохин… нашел пистолет…». На сей раз заявления были написаны на новой, чистой бумаге. Было указано сегодняшнее число, месяц и год.

Крюков не смог удержаться от усмешки.

— Вы бы еще у нотариуса заверили.

— А надо?

Крюков презрительно сплюнул в лужу.

— Поздно, граждане бандиты Скулов и Ерохин. Приговор вступил в силу.

Граждане бандиты задергались.

— Какой еще приговор?!

— Приговор моей совести, — охотно пояснил Крюков. — Ваши уголовные рожи за эти два дня меня достали. Исправлять вас поздно, пора убивать. Тем более, что состав вашего преступления налицо. Вот стволы, из которых вы в меня стреляли, а вон свидетельница. которая все это видела. Что не так? Назовите хоть одну причину, почему вас нужно оставить в живых?

— Но это ж беспредел! — искренне возмутился Скулов.

— Голимый беспредел, — поддержал напарника Ерохин.

— В этом мире справедливость всегда была в дефиците, — не стал возражать Крюков. — Отвечаем быстро — чего вы хотели от Карабиновича, от этой бабы, и кто вас выпустил? Считаю до трех и стреляю по ногам. Это для начала. Раз-два-три!

— Погоди, начальник! — загундосил разбитым накануне носом Скулов. — А если скажем?

Крюков поднял руку в пионерском салюте.

— Отпущу на все четыре стороны…

— Пургу гонишь, где гарантии, в натуре!

— Легавым буду! Давай, колись живо.

Бандиты переглянулись и зашептались. Сыщик не стал их торопить. Наконец Скулов решился.

— Вчерашнего мужика и эту бабу нам приказано было доставить на одну хату.

Он назвал адрес. Крюков знал это место. Только сегодня он пользовался там золотым урыльником.

— От кого получали распоряжения?

Ерохин также вступил в разговор.

— По фамилии мы его не знаем, кореш с ним был, Глебом он его называл. Мужик такой веселый, с бородкой. Улыбается все время, а глаза, как у акулы.

Скулов закивал, подтверждая правдивость слов напарника. Крюков подумал, что надо было бы допросить их поодиночке, но второй пары наручников у него не было.

— Ну что, начальник, отпустишь? — без особой, впрочем, надежды спросил Ерохин.

Крюков достал ключ и отстегнул наручник. Впрочем, пистолет он держал наготове. На благодарность спасенных он не рассчитывал.

— Ладно, валите. Думаю, расстаемся ненадолго. Но учтите, в следующий раз так не повезет.

Ерохин встал и помог подняться товарищу.

— Поглядим, начальник, кому в следующий раз повезет. Шутка.

И оба зашлепали по лужам к своей «девятке». Крюков провожал взглядом их машину, пока она не скрылась за пеленой дождя. Потом он подошел к «лексусу» Эльвины и уселся рядом с ней на пассажирском сиденье.

— Зачем ты их отпустил? — спросила она.

— А что с ними делать? Не убивать же, в самом деле. Задерживать нет смысла, их снова освободят. Я даже знаю того, кто это сделает. Но от этого не легче. Зачем ты меня вызвала? Боялась, что тебя убьют? — задавая вопросы, Крюков внимательно вглядывался в лицо бизнесвумен.

— Нет. Я боялась, что меня похитят. Но не думала, что это будет так, внаглую, среди бела дня. Они правда из милиции?

— Нет, но милиции тебе тоже стоит опасаться.

Эльвина закрыла лицо руками. И заплакала. Слезы потекли меж пальцев и по лицу, как маленькие бриллиантики.

— Что же мне теперь делать? И кого я могу не опасаться?

— Меня, — улыбнулся Крюков. — Постараюсь тебе помочь, но ты должна быть со мной предельно откровенной. Договорились? Тогда пошли в мою машину.

Он вышел первым и, засунув руки в карманы, наблюдал, как Эльвина закрывает двери своей эксклюзивной тачки.

Машину Эльвины они оставили на стоянке перед комплексом. Крюков решил, что безопаснее будет отвезти ее домой на «рябухе». Хотя и с меньшим комфортом. Эльвина не возражала. По дороге он несколько раз проверялся, но ни «девятки» Скулова и Ерохина, ни других машин у себя на хвосте не заметил.

Эльвина жила в новом доме-небоскребе элитной постройки. Квартирка у нее оказалась по нынешним меркам небольшой — каких-нибудь сто пятьдесят-двести квадратных метров. Все чистенько, евроремонт, маленький зимний садик. Крюков подошел к огромному, во всю стену, окну. Внизу расстилалась вся Москва. Слева от дома высился недостроенный корпус-близнец. Крюков машинально прикинул, что в хорошую оптику оттуда квартира Эльвины должна выглядеть, как на ладони…

В недостроенном корпусе, этажом выше того, где стоял у окна сыщик, на раскладном стуле удобно устроился человек в спецовке охранника. На рукаве его черного комбинезона желтел шит, пересеченный мечом. В руках у охранника был бинокль, через который он внимательно следил за происходящим в квартире Эльвины.

Время от времени наблюдатель отхлебывал из термоса горячий кофе, щедро сдобренный коньяком и негромко напевал себе под нос: «Ко мне, друзья! Чистильщик я! И молодым и старым нужен мой веселый труд!»