Обворожительно жестокий

∙ ГЛАВА 25 ∙ Тру

Без утомительной рутины, которая придает всему форму и смысл, время замедляется. А может быть, вообще исчезает. Как бы то ни было, будучи не привязанной к работе и учебе, мои дни плавно перетекают один в другой. Восход и заход солнца становятся единственными маркерами проходящих дней, но даже они похожи.

Лиам и я существуем в добровольной изоляции, отрезанные от внешнего мира.

Отрезанные, но ничего не упустившие.

Мы едим вместе. Мы спим вместе. Мы разговариваем часами напролет. Мы смотрим старые фильмы и избегаем новостей, закутавшись в кокон нашего пузыря. Он не отвечает на свои звонки, а я — на свои. Ничто не мешает нам полностью погрузиться друг в друга. Мы словно попали на другую планету.

Словно изобрели совершенно новый образ жизни.

Под запретом только две темы: прошлое и будущее. Что имеет смысл в свете правил нашей капсулы времени. Прошлого и будущего для нас не существует. Только здесь и сейчас, потому как это все, что у нас может быть.

Единственная проблема заключается в том, что каждое утро, стоит мне проснуться и увидеть его сонное, улыбающееся лицо, мое сердце стучит чуть сильнее.

Я умоляла Лиама пообещать, что он не позволит мне влюбиться в него, но как такое в принципе можно обещать? Любовь не внимает к доводам рассудка. Как и время, любовь подчиняется собственным законам физики и правилам, которые мы бессильны контролировать.

Иногда я запираюсь в ванной и сурово разговариваю с собой в зеркале, но даже мое отражение понимает, что это безнадежно.

Сердцу не прикажешь.

И самое его заветное желание, чтобы мы с Лиамом вечно жили застывшие во времени.

— Быстрее? — хрипло шепчет Лиам у моего уха. Его пальцы у меня между ног. Сама я лежу на боку голая в постели, а он медленно трахает меня сзади, одновременно поглаживая мой клитор.

— Так хорошо. Именно так. Ах...

Я дергаюсь, стоит ему стиснуть мой пульсирующий клитор, а затем дернуть его. Длинный твердый член невыносимо медленно скользит в меня и выскальзывает.

А за окном оранжевый шар солнца поднимается над далеким горизонтом.

Это, безусловно, лучший когда-либо изобретенный способ проснуться.

Лиам целует меня в шею, так сильно всасывая мою плоть, что там точно останется отметина. Еще одна к моей коллекции любовных укусов.

Лиам увеличивает темп движения своих бедер, одновременно впиваясь в меня зубами с рычанием удовлетворения.

Каждая его часть огромна. Его член, его грудь, его ладони с грубыми пальцами. Его присутствие, тепло и то, как он захватывает меня своей чистой мужественностью. Я никогда раньше не спала с таким мощным мужчиной и нахожу разницу между нашими размерами приятной в неожиданном, первобытном смысле.

Он намного больше меня, намного сильнее физически, и все же я чувствую себя с ним могущественнее, чем с кем-либо другим.

Возможно это потому, что красивый грубый волк превращается в кисель, если я посмотрю на него определенным образом. Стоит мне опустить голову и прикусить губу, он теряет над собой контроль.

Без предупреждения Лиам перекатывает меня на живот. Встает на колени, не выходя из меня, и подтягивает мои бедра вверх так, что я тоже оказываюсь на коленях. Мои груди прижаты к матрасу, задница поднята в воздух, а щека трется о смятые простыни.

Лиам сжимает мои бедра и делает несколько толчков, хрипя от удовольствия. Я закрываю глаза и стону.

— Обожаю, когда ты стоишь так, детка, — сипло говорит он. — Отсюда отличный вид на тебя и твою великолепную задницу.

Он хватает меня за ягодицу, ласкает и щиплет, а потом резко и больно шлепает.

Я вздрагиваю и охаю, отчего его член оказывается еще глубже во мне, так глубоко, что его яйца ударяются о мои влажные складки, вырывая из меня новые стоны.

— Тебе нравится?

— Я люблю это.

— Моя милая, грязная девочка, — шепчет он благоговейно.

Я встречаю его толчки, наслаждаясь взрывной волной, которую он посылает через мое тело. Мои соски затвердели и болят. Я настолько мокрая, что чувствую, как влага стекает по внутренней стороне моих бедер.

Лиам вытягивает руку и снова начинает играть с моим клитором. Мой стон искажается.

— Блядь. Черт, Тру. Как же хорошо…

Он переходит с английского на гэльский, и его слова звучат так грязно, что кровь приливает к моим щекам, и они пульсируют, как и все остальное.

Затем Лиам прижимается ко мне, опираясь одной рукой о матрас, а другой обнимает меня за талию. Его толчки становятся глубже и быстрее. Тяжело дыша, он вонзается в меня сзади. Я хватаюсь за простыни, пытаясь удержать равновесие.

Но как только я приближаюсь к кульминации, Лиам замедляется.

Когда я протестующе хнычу, он садится на пятки, увлекая меня за собой. Я оказываюсь на его бедрах. Тогда он обвивает обеими руками мою талию, прижимает мою спину к своей груди и шепчет мне на ухо:

— Хочешь кончить?

— Да.

Он приподнимает бедра, полностью погружаясь внутрь меня. Я тяжело дышу и всхлипываю, когда его большая ладонь сжимает мою грудь.

— Дай мне свой рот.

Я поворачиваю и опускаю на его плечо свою голову. Лиам глубоко меня целует, исследуя мой рот своим горячим языком. Мой волк растирает пальцами влагу у меня между ног, лениво поглаживая клитор, прежде чем прикоснуться к месту нашего соединения. Нежными, ищущими пальцами он исследует мою плоть, охватывающую его толстый, твердый член.

Находясь в бреду, я стону ему в рот. Я так близка к оргазму, что все мое тело дрожит в ожидании разрядки.

И вдруг Лиам шлепает меня по промежности. Не больно, но меня все равно пронзает такая сильная волна удовольствия, что я вскрикиваю и выгибаюсь дугой, подобно кошке.

Он шлепает меня второй раз, потом в третий.

И я с криком кончаю.

Пока я бьюсь в конвульсиях, он крепко держит меня одной рукой, обхватывая мою грудную клетку как стальной бандаж, и шепчет мне на ухо слова одобрения.

Когда оргазм отступает, я остаюсь вялой и потной, почти плача от облегчения. Лиам снова целует меня, на этот раз нежно, потом отстраняется и толкает меня на спину.

Встает между моих раздвинутых ног, опускается ниже, прижимаясь своей грудной клеткой к моей груди, и смотрит мне в глаза, когда входит в меня.

— Любишь мой член, детка?

Я киваю, слишком переполненная эмоциями и чувствами, чтобы говорить.

— Я знаю, что любишь, — мягким голосом говорит он, целуя меня в шею, а затем прижавшись к моему горлу, шепчет: — Его и все остальное. Я весь... я...

Он прерывается со стоном, толкнувшись сильнее.

Я крепко зажмуриваюсь, пытаясь себя убедить, что он хотел сказать «я твой», потому как отчаянно этого желала.

С таким же успехом я могла бы верить в Санта-Клауса или зубную фею. Лиам не мой, я не его, а наша странная сказка скоро закончится без всякого «долго и счастливо».

Насущный вопрос дня — насколько тяжело пройдет расставание.

И насколько сильно оно меня подкосит.

* * *

Через час мы по-прежнему валяемся в постели лицом к лицу. Его руки обнимают меня, наши тела плотно прижаты друг к другу, а мои пальчики ног покоятся на его больших ступнях.

— Чисто из любопытства, какой у тебя размер обуви?

Он вскидывает бровь.

— Если ты спрашиваешь в надежде, что я примерю твои туфли на каблуках и продефилирую перед тобой голышом, то мой ответ — нет.

Я слабо смеюсь, представляя эту картину.

— Ты такой странный.

— Не страннее тебя.

Мы улыбаемся друг другу. Он трется кончиком своего носа о мой. Сладость этого простого жеста вызывает у меня приступ отчаяния, и я закрываю глаза.

Прочистив горло, я говорю:

— Думаю, у тебя шестнадцатый размер.

— Не угадала. — Я открываю глаза и смотрю на него. Его улыбка становится самодовольной. — Больше. Затем он мгновение изучает мое лицо, его улыбка исчезает, а взгляд становится напряженным. — Что не так?

Черт бы побрал его и эти зоркие волчьи глаза.

— Просто... ничего.

Он берет мое лицо в ладони и хмурится.

— Скажи, — требует он.

— Не могу.

— Почему?

Я сглатываю, пялясь в его подбородок, чтобы скрыть свои глаза.

— Не хочу портить момент.

— Уже поздно. Я уже думаю о самом худшем.

— Мне не следовало ничего говорить.

— Расскажи. Что. Тебя. Мучает, — резко говорит он.

Блин. Вот кто тянул меня за язык?

— Ладно, — удрученно сдаюсь. — Эм... Сколько осталось дней?

Все его тело напрягается. Кажется, что он даже не дышит. Хриплым голосом Лиам отвечает:

— А что? Хочешь уйти пораньше?

Я крепко зажмуриваюсь и качаю головой, собираясь с духом, чтобы сказать ему правду.

— Я вообще не хочу уезжать.

Он совершенно неподвижен в течение долгого, ужасного мгновения. Вокруг тихо и безмолвно, слышно лишь его неглубокое и быстрое дыхание.

— Прости, — извиняюсь я. — Я не хотела тебя сердить.

Он тяжело вздыхает, прижимая меня ближе к себе.

— Сердить? Господи, Тру.

Похоже, что он не сердится, но не понятно, какие именно его одолевают чувства. Но что бы это за эмоция ни была, его дыхание утяжеляется, сердце отбивает дробь, а руки сжимают меня подобно тискам.

После нескольких минут молчания он, кажется, берет себя в руки. Ну, по крайней мере, его голос звучит нормально, когда он говорит:

— Три дня.

Мое сердце разбивается. Бабочки в животе тонут в кислоте, которая подступает к горлу. Кажется, меня сейчас вырвет.

Три дня. Боже, я здесь уже несколько недель. Времени совсем не осталось.

Когда я, сжавшись, лежу и слишком долго молчу, Лиам рычит:

— Черт возьми, Тру, поговори со мной, пока я не потерял гребанный рассудок.

— Я хочу продолжать встречаться, — набрав в легкие воздуха, выпаливаю я.

Он тихо скулит, словно от боли, и отпускает меня, перекатывается на спину и смотрит в потолок.

Меня накрывает обжигающе горячей волной паники. Я приподнимаюсь на локте и смотрю на него широко распахнутыми глазами.

— Знаю, ты думаешь, что из-за твоей работы мне небезопасно с тобой находиться, но мы могли бы встречаться тайно. Я вернусь в свою квартиру и на работу, но время от времени мы... скажем, только по выходным или как-то так...

— Нет.

Он сказал это совершенно спокойно и решительно, вонзая нож в мое сердце.

Пылая от стыда, я падаю на спину и закрываю лицо руками, ругая себя за столь идиотский поступок. Жалкая, прилипчивая, влюбленная дура.

Только посмотрите на эту попрошайку. Мама пришла бы в ужас. Я сама в ужасе.

Ненавижу себя за эту слабость.

Я резко выпрямляюсь и свешиваю ноги с кровати, намереваясь сбежать в ванную, чтобы прийти в себя, но прежде чем я успеваю подняться, Лиам меня хватает.

Он притягивает меня обратно к своей груди так, что я оказываюсь сидящей между его раздвинутых ног, скованная его руками.

— Если бы существовал какой-то способ, я бы им воспользовался, — говорит он болезненным голосом. — У меня нет выхода, понимаешь? То, что мы сейчас делаем... ты даже не представляешь, чем мне это обойдется... какую кашу пришлось заварить...

— Чем это тебе обойдется? — перебиваю его. Жар ползет вверх по моей шее. Пульс учащен. — А как насчет того, во что это обойдется мне?

— У тебя вся жизнь впереди, — на повышенных тонах отвечает он. — Ты заканчиваешь юридический факультет, скоро сдашь экзамены и станешь адвокатом. Ты будешь жить своей мечтой...

На этот раз его обрывает мой резкий дикий смех.

— Хватит уже этих вдохновляющих речей! Эта мечта больше напоминает кошмар. Я не стремилась к этому, меня на это толкнул ужас, который произошел в моей семье. Самое худшее, что когда-либо со мной случалось. Мой брат был моим лучшим другом и лучшим человеком, которого я когда-либо знала, но его, мать твою, убили...

Я резко замолкаю, задыхаясь от рыданий.

Лиам молча обнимает меня.

Мое чувство стыда усиливается, потому что я не единственный человек в этой комнате, переживший потерю. В этой ужасной категории Лиам одерживает верх. Я потеряла брата, а он родителей и шестерых братьев и сестер.

Меня трясет. Я закрываю глаза и шепчу:

— Я слишком эмоциональна. Знаю, что у самого... что твоя семья... — Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Давай просто забудем наш разговор.

— Твоего брата убили? — незнакомым голосом спрашивает он. Низким и лишенным каких-либо эмоций, разве что слабым отголоском тьмы. Опасности.

— Да, — обескураженно отвечаю я.

Лиам ждет, дрожа от напряжения. Он хочет подробностей, но я не хочу в них вдаваться, поэтому просто обрисовываю итог.

— Помнишь фразу, которую ты сказал мне в ресторане, о том, что свобода для волков означает смерть овцам? — Я глубоко вдыхаю, внезапно от всего устав. — Майкл был одной из тех несчастных овец.

— И ты решила посвятить свою жизнь тому, чтобы отомстить за него, — медленно произносит Лиам.

Его голос становится все более и более странным. Яростным и пылким, словно он нашел что-то драгоценное. Словно наткнулся на пиратский сундук, переполненный сокровищами и золотом.

Я отворачиваюсь, но чувствую на своем лице его обжигающий взгляд.

— Что, по-твоему, я имела в виду, когда сказала, что если уже поздно мстить, правосудие должно двигаться в другом направлении?

— Ты сказала своей матери, что не допустишь, чтобы то, что случилось с братом, случилось с кем-то из твоих клиентов. Я решил, что у него были проблемы с наркотиками или психическое расстройство, что он умер из-за самоубийства или передозировки. Что он был адвокатом, поэтому ты решила пойти по его стопам.

— Он не был адвокатом. Он даже не закончил колледж. Он был эдаким рубаха-парнем без денег и проблем с наркотиками, но встал на пути очень влиятельного человека.

Лиам снова замолкает и замирает, что-то напряженно обдумывая. Я уже решаю, что разговор окончен, но он бормочет:

— Это похоже на судьбу.

Я в замешательстве хмурю брови.

— Я не понимаю, о чем ты.

Он подталкивает меня с края кровати, заставляя встать, потом поднимается сам. Поворачивает меня лицом к себе без возможности увильнуть от его взгляда.

Впервые я вижу настолько черные глаза. Убийственно черный. Черный, как бездонная пропасть в самом темном углу ада.

— Мы сейчас оденемся и что-нибудь съедим. Тогда ты мне точно расскажешь, что случилось с твоим братом без всяких упущений. — Он выдерживает паузу и, сверкнув глазами, добавляет: — Включая имя этого могущественного человека.