Обворожительно жестокий

∙ ГЛАВА 24 ∙ Тру

Я даже не знаю, что сказать. У меня перехватило дыхание, но, пожалуй, моя потеря дара речи к лучшему. Я смотрю в глаза Лиама с неприятным предчувствием, что происходящее между нами скоро выйдет из-под контроля.

Хотя, уже давно вышло.

В глубинах его темных глаз отображается такая же жажда, что мучает и меня. Та же мощная, жгучая потребность.

Если все настолько прекрасно сейчас — так обжигающе, так приятно, так необузданно — то дальше будет только лучше. К чему легко пристраститься.

Что в итоге приведет к болезненному разрыву.

Впервые с момента нашего знакомства страх вонзается длинными ледяными пальцами в мое сердце.

— Пообещай мне кое-что, — настойчиво шепчу я.

— Все, что угодно, — мгновенно отвечает он. — Только скажи.

Я сглатываю, набираясь храбрости, и очень тихо произношу:

— Не позволяй мне влюбиться в тебя.

Его губы приоткрываются. Пока он молча на меня смотрит, мое сердце бешено колотится. Оно успокаивается лишь, когда Лиам переворачивает меня на спину и налегает на меня своим весом, закинув свою тяжелую ногу.

Приподнявшись на локте, Лиам обхватывает мою челюсть большой ладонью и смотрит на меня блестящими глазами.

— А ты могла бы? — шепчет он.

Боже. Он сам хочет. Он хочет, чтобы я в него влюбилась. Он хочет, чтобы я отдалась ему всецело и подарила свое хрупкое сердце.

Я подумываю о том, что стоит солгать ему. Или отшутиться. Думаю, как бы натянуть сотни защитных сетей, которые в дальнейшем смягчат мое падение, но в одно мгновение отвергаю эти идеи.

Единственное, что меня спасет — это правда.

— Я уже на полпути туда, — дрожащим голосом говорю я.

Он выглядит так, словно я только что вонзила в его живот нож.

Лиам закрывает глаза и медленно выдыхает; его темные брови сходятся на переносице. Затем он нежно, долго меня целует.

Я не понимаю, как такой мужчина — сильный и жестокий — может быть таким невероятно ласковым. В подобные моменты я вижу и другую сторону его характера, глубокую и эмоциональную, которая всплывает на поверхности, прорываясь сквозь его железное самообладание. Как бы сильно он не хотел держаться от меня подальше, все же продолжает возвращаться. Неумолимый, как лунный прилив.

И я каждый раз приветствую его возвращение на мою орбиту.

Притяжение между нами ощущается именно так: непреодолимо, как гравитационная сила. Мы — две движущиеся планеты, связанные чем-то невероятным. Чем-то фундаментальным и неоспоримым.

Чем-то, что разрушит нас обоих.

Но теперь уже поздно идти на попятную. Я в волчьем логове под его чарами. Скоро у меня будет достаточно времени, чтобы понять, как я сюда попала.

И как мне собрать себя воедино после того, как он меня покинет.

* * *

Несколько часов спустя я просыпаюсь в одиночестве.

Это сбивает с толку. В основном потому, что мне это не нравится.

Я встаю, пользуюсь туалетом и натягиваю штаны для йоги и футболку. Затем выхожу из спальни и брожу по темной квартире в поисках Лиама.

Из-под двери его кабинета пробивается полоска света. Я направляюсь туда, размышляя, не лучше ли мне вернуться в постель и поспать, но тут же передумываю, услышав голос Лиама из кабинета.

Дверь оказывается приоткрытой, поэтому его голос звучит хоть и приглушенно, но все же различимо.

— Меня не волнуют последствия. Я хочу выйти.

Похоже, он взволнован.

— Полная херня! Да ты сам это прекрасно знаешь. Никто не платил за все более высокую цену, чем я.

Сгорая от любопытства, я на цыпочках приближаюсь к двери его кабинета.

— Я в курсе, что цель близка, — громче говорит он. — Ты думаешь, я не знаю, что поставлено на карту? — После паузы он рычит: — Восемнадцати лет более чем достаточно. Чудо, что я продержался так долго!

Я вспоминаю первую страницу найденной в библиотеке книги, подписанную восемнадцатью годами ранее. Моей любви от Джулии.

Восемнадцати лет достаточно для чего?

С колотящимся сердцем я подползаю все ближе и ближе. Лиам молчит, прислушиваясь к собеседнику на другом конце провода.

И вдруг кричит:

— Потому что это не вернет их обратно!

Я вспоминаю наш разговор о нем, стоящем на вершине горы костей, и меня бьет озноб.

— Подожди минутку.

Слышны шлепки по полу, но прежде чем я успеваю развернуться и убежать, Лиам резко распахивает дверь и мы оказываемся лицом к лицу. Он босиком и в одних боксерах.

Я сглатываю, мой пульс учащается.

— Прости. Эм. Я искала тебя. Но, пожалуй, вернусь в постель.

Расстроившись, что меня поймали, я поворачиваюсь, чтобы убежать, но Лиам хватает меня за руку и тянет внутрь. Быстро что-то сказав по-гэльски в трубку, он завершает звонок.

Затем заключает меня в медвежьи объятия. Мы стоим так несколько долгих мгновений, пока его дыхание не становится размеренным и его не перестает трясти.

Моя щека покоится в месте, где стучит его сердце.

— Ты в порядке? — шепчу я.

— Сейчас буду. — У него хриплый голос. Он выдыхает и утыкается носом в мою шею. — Почему ты не спишь?

— Потому что ты ушел. — Он замирает, потом отстраняется. Его глаза изучают мое лицо. Я стараюсь говорить непринужденно: — Ты здесь не единственный, кто чутко спит.

— Пошли.

Он выпускает меня из объятий, берет за руку и ведет обратно по коридору в спальню. Положив мобильный на тумбочку рядом с кроватью, поворачивается ко мне и мягко толкает меня на матрас.

Через несколько мгновений мы снова ложимся спать. Но оба перебили сон.

После того, как автоматически гаснет свет и снова становится темно, я говорю:

— Ты не стал брать меня на руки.

— Ты же сказала, что тебе это не нравится.

Я обдумываю это.

— Нет, я говорила, что могу идти сама.

— Значит, тебе нравится, когда я тебя ношу.

— Не будь таким самодовольным. Тебе не идет.

Он медленно выдыхает, и я чувствую, как часть напряжения покидает его тело. Правда, своим любопытством я рискую снова заставить его нервничать.

— С кем ты разговаривал?

Наступает долгая, напряженная пауза.

— Братом. — Еще одна пауза. — Состояние кое-каких дел вызывает... некоторые проблемы.

Лиам предупреждал, что чем меньше я знаю, тем крепче сплю, но я не могу удержаться и еще немного к нему пристаю.

— Вся твоя семья замешана в этом бизнесе?

— Нет. Нас осталось только двое.

Осталось?

— Остальные вышли?

— Только двое осталось в живых.

Я замираю.

— И родители умерли?

Он тяжело вздыхает.

— Да.

Как-то Лиам упомянул, что был одним из восьми детей. Вместе с родителями их было десять. Осталось только двое? Как такое возможно?

— Соболезную, Лиам. — Я колеблюсь. — Несчастный случай?

— Огонь, — его голос звучит очень тихо.

Я вспоминаю шрамы на его спине, и меня тошнит.

— Боже.

— Давай спать.

Он не хочет говорить об этом. Я все понимаю, но если он думает, что я смогу сейчас уснуть, то он явно сумасшедший.

Еще долгое время после того, как он засыпает, я лежу без сна, погрузившись в свои мысли и слушая его дыхание в темноте.

С утра Лиам витает в облаках. Я не пристаю к нему с вопросами, хорошо ли он спал, потому что и так понятно, что нет. Он ворочался с боку на бок, пока я размышляла.

И рассуждала.

Думала о Джулии и том, что произошло восемнадцать лет назад.

«Это не вернет их обратно», — кричал он в трубку. Я не могу перестать вспоминать его слова и то, что унесло жизнь членов его семьи. У этого мужчины так много тайн, что все их просто невозможно постичь.

Перед его уходом мы занимаемся сексом в душе, а потом делаем это снова, как только он возвращается вечером. Он даже не раздевается. Просто входит в библиотеку, страстно меня целует и наклоняет на столе поверх раскрытых книг. Задирает мою юбку, стягивает трусики и входит в меня сзади, одной рукой придерживая за бедро, а другой обхватывая мою шею, чтобы я оставалась внизу.

Так по-животному.

И мне это нравится.

После секса он кормит меня бифштексом и картофельным пюре. Я сижу на краю островка в кухне, он стоит между моих ног и жадно наблюдает, как мои губы смыкаются вокруг зубцов вилки всякий раз, когда он подносит ее к моим губам.

Лиам раздет до пояса, что выглядит чертовски сексуально. Все эти мышцы и татуировки — услада для моих глаз

На мне одна из его белых рубашек и больше ничего. Время от времени он ласкает мою грудь или бедра и наклоняется, чтобы поцеловать мою шею и вдохнуть мой запах. Похоже, все идет к сексу на кухонном островке, но нас прерывает звук моего мобильного телефона, подключенному к зарядному устройству на стойке напротив нас.

Лиам подходит к сотовому и смотрит на экран. Не говоря ни слова, он отключает его от сети и протягивает мне.

На экране светится надпись: «Первый фанат Долли».

Матерь Божья. Это моя мама.

Когда я поднимаю взгляд на Лиама, он ухмыляется.

Он выдвигает один из табуретов из-под стойки, усаживается на него, упираясь локтями в столешницу и подпирает руками подбородок, как бы намекая, что жаждет послушать наш разговор.

Я спорю с собой в течение миллисекунды, будучи не уверенной в разумности этой идеи, но потом понимаю, что мама начнет названивать всем знакомым, если не сможет связаться со мной. Проще ответить.

Я подношу телефон к уху и сжимаю переносицу, собираясь с духом.

— Привет, мам.

— Здравствуй, милая! Как я рада слышать твой голос! Как ты?

Услышав ее техасский говор, я чувствую неожиданное утешение.

— Прямо сейчас? Чувствую себя виноватой, что не звоню тебе чаще.

Она усмехается.

— Не говори ерунды, Труви. В большом городе очень напряженная жизнь. А у нас здесь, на ферме, ничего не меняется. О, только твой папа сжег сарай дотла.

Я удивленно моргаю, хотя меня не должно удивлять, что отец что-то поджег.

— Его сарай с чучелами?

— Именно. Какая же стояла вонь! Выяснилось, что горящий мех довольно неприятно пахнет.

— Могу себе представить, — морщась, бормочу я.

— Эти бедные маленькие чучела дымили так высоко в небо, что сам окружной санитарный инспектор пришел посмотреть, откуда взялось черное ядовитое облако. — Она прищелкивает языком. — Твой бедный папочка был вне себя от горя. Сама знаешь, ему потребовалось двадцать лет, чтобы выследить и напичкать тряпьем всех этих шалунов. Теперь ему придется начинать все с нуля.

Я не могу удержаться от смеха, представляя, как мой отец оплакивает дымящуюся груду обугленных чучел животных — свою драгоценную коллекцию. Каждое чучело стояло на деревянной подставке, к которой прилагалась маленькая золотая табличка с именем животного (да, папа давал им клички) и датой, когда они были «увековечены».

Настоящее чудо, что я выросла почти нормальной.

— Как это произошло?

Голос моей матери становится сухим.

— Он купил себе новое барбекю, понимаешь? Огромную, блестящую бандуру, пламя из которого вылетает дальше Гранд Каньона. Так вот, отцу пришлось поставить эту чертову штуку около сарая, потому как он очень уж хотел, чтобы два его самых больших увлечения стояли рядом.

Я так сильно улыбаюсь, что у меня болят щеки.

— Папа спалил сарай с чучелами барбекю?

— М-м-м-х-м-м, пожалуй, так и было. Испортил и славные бифштексы на кости, что я купила у мясника в то самое утро. С прошлой недели он спит на диване.

Я смеюсь до слез. Лиам смотрит на меня так, словно это самый увлекательный разговор, который он когда-либо подслушивал.

— Рада, что хоть кто-то считает это забавным, — ворчит мама.

Я делаю несколько прерывистых вдохов, вытирая глаза.

— Прости, но это в самом деле смешно.

— Как и история моей жизни, — хмыкает она. — Вышла замуж за человека, которому нельзя доверить поменять лампочку, иначе каким-то образом погаснет свет в четырех округах.

— Но именно за это мы его и любим.

Ее голос становится теплым.

— Разумеется. Ему повезло, что он обладает этими милыми ямочками и южным очарованием. Кстати о любви, ты встречаешься с кем-то особенным, милая?

Мой разум затуманивается от паники. Я заставляю себя не смотреть на Лиама, таращась вместо этого в потолок.

— Эм...

Мама смеется.

— Ого, звучит серьезно.

— Все, гм... непонятно.

— А как его зовут?

Я прочищаю горло.

— Лиам.

Мужчина, о котором идет речь, оживляется при упоминании своего имени, а моя мать издает мурлыкающий звук.

— Р-р-р. Звучит сексуально.

— Я затыкаю уши.

— Как складываются его отношения с Господом?

Я тяжело вздыхаю.

— Ради всего святого, мам...

— Нельзя доверять человеку, в чьем сердце не живет Иисус.

Я начинаю жалеть, что приняла звонок.

— Если хочешь знать, то я бы сказала, что его отношения с Господом весьма холодны.

Я все еще смотрю в потолок, но боковым зрением вижу, как Лиам изогнул темную бровь.

— О, дорогая. Над этим следует поработать. У него хорошая работа?

Я колеблюсь.

— Он очень богат.

— Я не об этом спрашивала, — что-то заподозрила она.

На какую-то долю секунды я думаю, что ей ответить, при этом не солгав, потому что маму обманывать нельзя. Однако можно приукрасить истину. Что невозможно сделать в присутствии Лиама. Поэтому я спрыгиваю с кухонного островка и бреду прочь.

— Он генеральный директор международной корпорации, — понизив голос, докладываю я.

Она заинтересовано цокает.

— Она на плаву? Обещает процветать?

— Я бы сказала, что набирает обороты.

За это я попаду в ад.

— А твоему отцу он понравится?

Мне самой интересно.

— Ну, у него тоже есть оружие. И он определенно «семейный» человек. И тоже заботиться обо мне.

Маму это явно радует.

— Замечательно! И когда же ты и этот твой Лиам подарите мне внуков, милая?

— Воу. Мы дошли до разговора о детях всего за три минуты. Идем на рекорд.

Она игнорирует меня.

— Конечно, сначала тебе нужно выйти замуж.

— Спасибо за этот замечательный жизненный совет.

Она на мгновение замолкает. Когда она снова говорит, ее голос меняется:

— Жизнь коротка, Труви. Короче, чем тебе кажется. Нельзя надолго откладывать важные вещи, иначе для них может оказаться слишком поздно.

О нет. Только не это.

Я останавливаюсь у двери в дамскую комнату и прислоняюсь к стене, закрыв глаза.

— Я знаю, мама.

— Его день рождения на следующей неделе, сама знаешь. Ему исполнилось бы двадцать семь.

На мгновение мы замолкаем, разделяя тишину и болезненные воспоминания.

— Я сдаю экзамены в конце июля, — тихо сообщаю я. — Если все пройдет как надо, на следующий день подам заявление в государственную прокуратуру. То, что случилось с Майклом, никогда не произойдет ни с одним из моих клиентов, мам. Клянусь.

Она тяжело вздыхает.

— Я так горжусь тобой, — всхлипнув, говорит она.

— Спасибо.

На заднем плане раздается грохот и крик, после чего мама раздраженно стонет.

— Иди, — отпускаю ее. — Передавай папе, что я люблю его.

— Так и сделаю, милая. И мы тоже тебя любим.

— Я знаю. Берегите себя.

Мы прощаемся и заканчиваем разговор. Когда я оборачиваюсь, Лиам стоит в шести дюймах позади меня. Я подпрыгиваю и ахаю от неожиданности.

Не теряя ни секунды, он выпаливает:

— Кто такой Майкл?

Я прижимаю ладонь к своему грохочущему сердцу и делаю глубокий вдох.

— Ты меня напугал!

— Майкл, — подталкивает он.

Я уже могу сказать, что он будет напоминать собаку перед костью, пока я не скажу ему то, что он хочет знать. Поэтому я отхожу от него и рассказываю ему. Неохотно.

— Майкл — мой брат.

Он изучает мое лицо.

— Твой покойный брат, — тихо добавляет он.

Я киваю, глядя в сторону, совершенно не удивившись, что он догадался.

Лиам нежно берет меня за подбородок и поворачивает мою голову к себе, чтобы я не могла избежать его взгляда.

— Что случилось?

Такое чувство, словно невидимая рука схватила мое сердце и сжимает его. Это последнее, что я хочу обсуждать. И по опыту знаю, что мое нежелание ему должно быть понятно.

Глядя в его горящие глаза, я шепчу:

— Прости, но я не люблю говорить об этом.

Лиам смотрит на меня в яростном молчании, стиснув зубы.

— Это из-за него ты пошла в юриспруденцию?

Я сглатываю, чувствуя, как на глаза наворачиваются жгучие слезы.

— Когда уже слишком поздно мстить, правосудие должно действовать в другом направлении.

Что-то меняется. Выражение его лица переключается от яростного к понимающему. Будто видит меня полностью, возможно, впервые.

Словно пораженный электрическим током, он шепчет:

— Верно.

Мы смотрим друг на друга, и что-то огромное и пугающее расцветает между нами. Я чувствую в воздухе эту странную связь, невысказанное знание. Схожесть. Общий опыт, что превратил нас в одинаковые темные оболочки, исказив идентичными способами.

Этот опыт — смерть.

Как бы мы ни отличались друг от друга с виду, мой волк и я похожи.

Он притягивает меня к себе и целует так, словно умирает с голоду.

С этого дня он не отходит от меня ни на шаг.