Мы уехали, но не исчезли

Иначе чувствовали себя лыковские мужики и бабы. Не хотелось им расходиться. Расселись на брёвнах напротив избы Никиты.

Все испытывали неловкость, будто по их вине уехал Иван Данилыч, хороший человек. Плуг вот починил. Помог бедняцкое поле вспахать. Теперь его плугом другие свои земли пашут и тоже в пары спрягаются. Вот оно, как дело-то пошло. Конечно, одним плугом не управишься, но ведь он бы и ещё мог сковать. Человек городской, мастеровой. Плохо угощали, знать. Надо было бы за его дела бражки сварить. Блинов напечь… Бедность, конечно, у всех. До урожая бы ему потерпеть. Тут с новым хлебом каждый бы угостил… А главное, чувствовали все, что не обошлось тут и без злой воли Трифона.

— Он, лиходей, городских выпроводил! Не впервой ведь это. Было уж так, приезжали люди. Кого задарит — уговорит, обратно отправит, а кого и застращает…

И вспомнили, как хотели открыть в Лыковке школу, чтобы деревенским ребятишкам не ходить осень и зиму за пять вёрст, в село Высокое. Лишь только появилась учительница, Трифон захотел её к себе в дом взять, стал за Фролку сватать. Сбежала ведь девушка… напугалась.

А то был случай, приезжал незнакомый начальник. Кооператив всё какой-то сулил. Поставим-де сепаратор, будем-де масло сообща сливочное бить да сообща в город возить… Надо, мол, объединиться… А потом Тришке этот сепаратор и продал да потихоньку и скрылся…

Всё горе от Тришки… Теперь он молоко у всех по дешёвке скупает, сливки на сепараторе выгоняет да в город втридорога доставляет… Вот он какой, Тришка… Всё зло деревни от кулака… Все беды от него…

И перешёл весь разговор на кулацкие проделки Чашкиных.

— Что же это вы своего дружка-то не уберегли? — поддели бабы ребятишек, вернувшихся от моста. — Вот не топили бы его в омуте, не увёз бы своего пионерчика от вас дядя Ваня…

— Да это не мы, это Гришкино озорство!

— А вы чего зевали?

Смущались ребята.

— С кем теперь в ночное ездить будете? С кем в пионеры играть? Эх, вы…

И чем дальше, тем всё больше сожалений высказывалось по поводу нашего отъезда.

— Мы бы на вашем месте, — говорили мальчишкам старики, — вокруг такого парня охрану выставили!

— Ну ведь его же Маша вытащила…

— Это мало радости — чуть живого вытащила, — надо сделать так, чтобы Гришка его топить не посмел. Ни с какой стороны чтобы не подсунулся…

— Чтобы вы вокруг него стояли, как стена!

Говоря это ребятам, мужики упрекали себя — сами-то они тоже ведь ещё не встали вокруг Ивана стеной, не застояли от происков кулака. Они ещё не знали всех Тришкиных происков, но понимали, что это он выживал Ивана из деревни, и теперь их мучила совесть, что они такое допустили…

Самих-то себя стыдить было неловко, и они попрекали ребят.

— Смотри-ка, городской-то что значит, — говорили они об Иване Гладышеве: — рабочий человек — дружный… Потому что у них там, в городе, на заводах этих, не каждый сам по себе, а все сообща работают. Без того завод-фабрика не пойдёт. Там… как его… это самое — коллектив! Вот что…

Разговоры о нашем отъезде не утихали в Лыковке весь день, до позднего вечера.

Загрузка...