Охота на невесту

Глава 6

В эти дни дел было невпроворот: стажировка у Корбина свалилась, как снег на голову. Дел незавершённых было вагон и маленькая тележка, а вот времечко поджимало. Прим ещё тогда, давным-давно, свалил на Джурайю заботы о лаборатории, и теперь был в ней скорее гостем, а полновластной хозяйкой этого опасного помещения была она, Джурайя. Требовалось пополнить запас реактивов, чтобы потом не отвлекаться по мелочам. А ещё кобылка, из той четвёрки вороных, угнанных у графа Тенорского, наконец-то подпустила к себе жеребца, и случилось это четыре месяца назад.

Романтическая история, закономерным итогом которой стала долгожданная беременность лошадки, случилась почти год назад. На вязку привезли очередного мученика от осеменения, и уже никто не ждал чуда в виде взаимности от норовистой кобылы, которая и близко не подпускала копытных охальников, кусаясь, лягаясь и скаля страшную морду на всех, кто пытался приблизиться к ней с грязными намёками. Несколько конюхов, как пришлых, так и своих, пострадало, помогая посягнуть на честь этой недотроги. И вот наконец свершилось! Отменный жеребец, привезённый аж из Айнора, мощный, мускулистый, серый в яблоках, с умными глазами-вишнями, был допущен до тела, но возникла другая проблема – животинки образовали стабильную пару и не желали расставаться. Когда люди хозяина коня прибыли за ним, увести его не удалось. Коняга просто выломал задний борт телеги, к которому его так неосмотрительно привязали и так и вернулся в стойло к любимой, таща за собой три доски, скрепленных полосками жести. Конюхи обеих сторон чесали репу, гадая, как же вернуть коня законному владельцу, и не нашли ничего лучшего, чем просить магов усмирить коня. На беду первой под руку попалась Джурайя. Она долго смотрела, как нежно трутся шеями и щеками хвостатые Тристан и Изольда, а потом пообещала, что каждому, кто попытается разлучить парочку, она лично подпалит задницу. Вразумить упёртую девицу не смог даже Корнелиус, вот и пришлось тряхнуть мошной и втридорога купить серого в яблоках принца для вороной принцессы. За развитием романа с трепетом наблюдала вся дворня. Почти полугодичный конфетно-букетный период отношений животных горячо обсуждался во всех комнатах прислуги. Прим лично приезжал для осмотра кобылы на предмет беременности, и вот наконец-то смог сказать – да, она таки зачала!

А наблюдать за беременностью любимцы поручили ярой защитнице права животных на любовь – Джурайе. Хитрая животина прекрасно помнила, кто встал на защиту их отношений, и теперь слушалась только эту добрую девочку, заглядывая ей в глаза и беспрекословно подчиняясь её просьбам подставить бок, приподнять ногу, открыть рот… Джурайя вздохнула и взвалила на свои плечи ещё и заботы о кобыле. А то ей, помимо учёбы, тренировок и лаборатории, забот было мало. И вот теперь ей предстояло найти себе замену. А было это непросто, так как мужчин кобылка не подпускала, а с каждым днём беременности характер её делался всё противнее и противнее.

Корбин появился в конюшне, как чёртик из табакерки, возникнув за спиной Джурайи. Как обычно, окинув её оценивающим взглядом, под которым она привычно поёжилась, он задумчиво перевёл взгляд на стойло парнокопытной парочки.

– Как дела? – нейтрально поинтересовался Корбин.

– Беременность протекает без осложнений, – дежурно ответила Джурайя. – Извини, мне бежать надо. Корнелиус просил зайти до обеда, Прим со своими анализами замучил. Опять что-то проверять хочет. У меня крови столько нет, сколько ему для исследований требуется. Может, вампиров подкармливает? С него станется.

Корбин, обычно острый на язык, не торопился отвечать, и Джурайя восприняла его молчание как конец разговора. Вздохнув, она исчезла в своём карманном телепорте, которым теперь пользовалась надо и не надо.

В поместье Корнелиуса Корбин больше не появлялся. А ведь в тот день ей казалось, что он хочет её о чём-то спросить и не решается. Это было очень странно, особенно принимая в расчёт тот факт, что Корбин и нерешительность – понятия несовместимые. Джурайя вспоминала, как он мужественно хромал на отшибленной ноге, босой, по степи, как, чертыхаясь на двух языках, чинил свою многострадальную конечность, и недоумевала всё больше и больше. То он задницу ей надрать обещает, то босой спасать кидается, а теперь вот вообще пропал… Он сам-то знает, чего хочет?

– Корбин на тебя запал, – уверенно сказала Элька, выслушав Джурайин рассказ. Они сидели в саду возле свежего розового куста, отросшего от чудом сохранившегося черенка ТОГО самого куста, павшего смертью храбрых при испытаниях Белого Пламени. – Точно запал. Я же чувствую! Между вами аж искрит.

– Ну и где он, запавший? – скептически спросила Джурайя, задумчиво поглаживая стебли. Она и не замечала, что под её руками наливались бутоны нежно зеленели молодые листочки… В середине зимы на заиндевевших стеблях. Впрочем стебли сейчас были покрыты капельками влаги и даже на вид были тёплыми и упругими.

– А кому охота, чтобы его ещё раз за доброе дело обругали? – хмыкнула Элька. – Это ты тогда, под впечатлением, промолчала. А кто тебя, малахольную, разберёт? Может, ты очухаешься да и предъявишь ему, что он гад и паразит, и без уважения к твоему папочке надавал бедняге лещей?

– Ну не совсем же я дура! – возмутилась Джурайя, невольно представив себе эту сцену.

– А он об этом знает? – невинно поинтересовалась подруга.

– Наверное, даже не догадывается…- поскучнела Джурайя. – Судя по тому, что было – совсем дура. Вся в отца… А как он папашу ремнём по заду отходил! Любо-дорого смотреть! А то появляется через двадцать с фигом лет и нате, слушайтесь его, потому что он один раз удовольствие от жизни получил.

– Эльфы-то вообще отказались. Так что Древние, выходит, правильнее?

– Лучше бы и эти отказались. Спокойнее было без них.

– Ну, они же как лучше хотят – воспитывать, как родную…

– Не приведи Единый! Одного родного они уже воспитали – ничего хорошего не вышло. Толк из парня выйдет… А бестолочь останется!

– А как там лошадки? – перевела разговор на более безопасную тему дипломатичная Элия.

– Беременность протекает без осложнений, – автоматически ответила Джурайя дежурной фразой.

– Ну а вообще? Как там у них… отношения?

– У людей так не бывает, – задумчиво так ответила, со значением. – Знаешь, как Грей Амину опекает? Тебя Адрис так не обхаживает! Столько внимания, нежности, аж завидно!

– Да не обхаживает меня Адрис… – это что-то новенькое, подумала Джурайя. – Что-то с ним происходит, чувствую что-то, а что – понять не могу. Чужое, страшное… Опять спать стал уходить в свою голубятню. И орёт там во сне. Может, разлюбил, а сказать стесняется?

– Орёт?! – Джурайя аж подпрыгнула. – Он орёт, когда ему Фан снится.

– Знаю. Старая любовь не забывается?

– Успокойся. Мы же ничего не знаем. Пошли спросим – сам всё расскажет. – Джурайя решительно встала, стряхнув снег с одежды.- Ну чего? Боишься что ли? – окликнула она топчущуюся в нерешительности подругу. Элька, скашивая глаза, показывала подруге на что-то. – Что там? Говори сразу, я намёков не понимаю.

– Это нормально? – спросила Элька, придерживая полураспустившийся бутон.

– Блин! Конечно не нормально. Эльфийская кровь, ПрОклятый её задери… И что с ним делать? Давай букет нарежем что ли… Корнелиусу понравится.

Джурайя направила руку на куст и из ладони появился бело-голубой узенький лучик, которым она ловко срезала длинные стебли, увенчанные бутонами. На тонком запястье изящной змейкой лежал серебряный браслет, а на указательном пальце матово отблёскивало кольцо похожего плетения. Это было что-то новенькое. Раньше Элька не замечала у подруги пристрастия к украшениям.

– Красивое колечко. Только не на том пальце, – заметила она. – Да и браслетик подходит. Чей подарок, что я пропустила?

– Это артефакты, – ответила Джурайя, игнорируя игривый тон подруги. – Корнелиусу надоело, что я ему сад истребляю, и они с Примом вот это придумали. Браслет стабилизирует импульс, кольцо задаёт направление. Теперь Белым Пламенем можно пользоваться с ювелирной точностью, не задумываясь. Один раз параметры задам и забываю. Вспоминаю, только если режим поменять нужно.

– Здорово… – поскучнев, произнесла Элька. – А я думала подарок неизвестного поклонника…

– Ну их, поклонников. Пошли на задний двор, там Адрис с Алькой опять какую-то машину испытывают. Заодно и поговорим.

Девушка танцует под луной. Лицо без выражения кажется застывшей маской. Мягкие движения тонких рук напоминают танец змей перед броском. Вот она поворачивает голову – и видит его, стеклянные глаза мерцают мёртвым блеском, глянцевая кожа кажется фарфоровой. Она приближается.

– Ты пришёл? Я так долго тебя ждала! – слышится шипящий голос. Звон. Странный, тонкий, вибрирующий звон заполняет всё вокруг. Её лицо надвигается. По гладкой коже идут трещины, его охватывает животный ужас – он не хочет, не может видеть, ЧТО скрывалось под красивой, мёртвой маской… Ноги становятся ватными, движения – замедленными… Он силится убежать, но не может даже пошевелиться… Маска взрывается тысячей осколков, а под ней – ужасная, старая образина! Морщинистое, одутловатое лицо покрыто трупными пятнами, оно хохочет, надвигается, безумные водянистые глаза вспыхивают жёлтым пламенем… А-А-А-А-А!!!

Проклятые сны… Сколько можно меня мучать?! Я скоро не выдержу и пойду убивать мерзкую тварь… Адрис передёрнулся, вспоминая ночной кошмар.

– Адрис! Врубай, готово! – крикнул Алька. – Ты чё, уснул?

Адрис легко впрыгнул на платформу странной конструкции и опустил рубильник. Конструкция пришла в движение, рычаги зашевелились, провернулись огромные шестерни, зверь-машина проползла несколько метров, нещадно коптя чёрным дымом, пару раз чихнула и с грохотом остановилась. От резкой остановки Адрис потерял равновесие и кубарем слетел на землю. Альберт, размазывая сажу под носом, разочарованно хмыкнул.

– Надо ходовую часть доработать, – прокомментировал он.

– И ремни для возницы, – добавил Адрис, кряхтя и стряхивая грязь с одежды. – А то все кости переломаю, пока ты свою самоходную машину до ума доведёшь. Привет! Давно не виделись! – это он уже Эльке, обмершей при виде падения любимого.

– Ага. С самого утра. – Элия с трудом приходила в себя. – Мы вот тут с Жулькой мимо шли, решили посмотреть, чем вы занимаетесь.

– И где она?

– Кто?

– Конь в пальто! Подруга твоя, кто ещё!

Элька повернулась назад и… никого не увидела. Зато почувствовала явный запах магии. Корнелиус поднял панику, едва услышав, что Джурайя внезапно пропала. Не тратя времени на бесполезную беготню, он начал с поиска. По всему выходило, что она сейчас в эльфийских землях. Прим подхватил след телепорта, учуянного Элькой и подтвердил подозрения отца – их Тридцать Три Несчастья опять вляпалась в неприятности. И по всему выходило, что без Корбина опять не обойтись…

Лес… Лес и его Эльфы. Только так, а не наоборот. Это я поняла сразу, как только меня очень грамотно втащили в телепорт, и я в одно мгновение оказалась на опушке Леса. Детская обида на эльфов трансформировалась в устойчивую неприязнь, потому что Лес страдал… Я чувствовала его, жила им, понимала его. Лес создал эльфов, наделил их разумом, дал знания, магию, силу… А они – они стали идеальными потребителями. Они воспринимали Лес как само собой разумеющееся. Они брали – и ничего не давали взамен. Их леса были священными, неприкосновенными. Они убивали всякого, посягнувшего на их границы… И оставляли смердящие трупы гнить на корнях этих мудрых, древних существ. То, что Лес разумен, я поняла сразу, едва войдя в него. Он говорил со мной, и в его шёпоте было столько боли… Его дети, эльфы, вырождались только благодаря своей глупости и высокомерности. Они объявили себя высшими, мудрейшими и справедливейшими. Их души были полны снобизма. На другие чувства места не осталось. Им достало наглости презирать Лес за его молчание и всепрощение. Оракулы эльфов всё чаще лгали или говорили полунамёками, потому что Лес отказывался говорить со своими наглыми, зажравшимися отпрысками. Семейные ценности были утрачены ими много столетий назад, когда эльфы решили, что они слишком умны и самостоятельны, чтобы ограничивать себя в удовольствиях. И вот теперь, когда под своды ветвей ступила отвергнутая дочь эльфийского народа, Лес обращался к ней, как к последней надежде… Юной, ещё не очерствевшей душой, способной хотя бы понять его…

– Какие же вы твари, – первые слова, сорвавшиеся с губ пленницы поразили эльфов до глубины души. – Ему плохо, а вы тут в войнушки играете! Да кому бы хуже стало, если бы сюда иногда люди заходили! И вас, кретинов, от вырождения бы спасли, и у Леса новые адепты бы появились! В нё мудрости столько, сколько ваши узколобые головёнки вместить не в силах! Всем только лучше бы было, если бы вы свои земли открыли.

Джурайя отвернулась от высокородных родичей и уселась в сплетение узловатых корней древнего исполина. Меньше всего ей сейчас хотелось слушать высокопарный вздор, которым приготовился пичкать её новоявленный родич…

– Дочь наша! – распростёр объятия Верховный Эльф, как бы не заметив её гневной отповеди. Он обошёл дерево, за которым укрылась от их глаз Джурайя, и теперь стоял, возвышаясь над ней в своём нелепом балахоне и серебряном обруче на уплетённых по-бабьи волосах. Джурайя плюнула ему под ноги и уставилась в землю. Верховный переступил ногами, но решил продолжить. – Злая судьба разлучила нас на многие годы, твоё сердце ожесточилось в землях людей, этих варваров без чести и благородства. Но мы, твои прямые родственники, всё же разыскали тебя и вернули в лоно родного Леса! Так открой же своё сердце и возрадуйся, о дочь наша, долгожданному единению!

– Ты идиот? – устало спросила Джурайя, пристально глядя Верховному в переносицу снизу вверх. – Четыре с половиной года назад, когда к вам древние моего папашку притащили на опознание, вы на говно изошли, слюной брызгали – не бывать тому у меня в дому! Да чтоб моя высокородная дочь – и с этим монстром! Да никогда! Да ни за что! А теперь что-то понадобилось, или чувства родственные взыграли? Совесть ночами мучает, что приказали младенца в чистом поле оставить?

– Мне грустно слушать твои гневные речи, дочь наша! – в притворной скорби закатив глаза, запел Верховный. – Гнев ослепляет тебя. Для твоего же блага оставлена ты была в землях людей. Лес наш не принимает крови и магии древних…

– Не тренди, высокородный! – взвилась Джурайя. Она еле сдерживала себя, чтобы не отделить дедушкину голову от дедушкиной шеи. – Я – в Лесу, и Он говорит со мной. А когда ТЫ последний раз с ним говорил? Когда ты ВНИМАЛ ему, понимал его потребности, чувствовал его боль?! Это было вообще хоть раз в твоей гавённой жизни?!!!

Листья дерева над ней затрепетали, и девушка, вслушиваясь во что-то, слышимое только ей, выдохнула и отвернулась от Верховного.

– Не убью, не бойся, – ответила она невидимому собеседнику. – Я бы на твоём месте лишила их магии. На пару месячишков. В виде наказания. А особо зарвавшихся – и разума. Жестоко? А по-моему нормально. Всё-всё. Я уже успокоилась. Моего огня здесь точно не будет. Вдруг кого-то из ваших раню.

– Дочь наша, ты нужна нам! – предпринял вторую попытку навязчивый дедок. – Мы слабеем, и уже не можем, как прежде, вселять трепет в сердца людей! Скоро они хлынут в наш лес, будут жечь костры, рубить деревья… Ты можешь им противостоять – ради Леса!

– Лес говорит, что человек, входя под его своды, оставляет дурные помыслы и выходит просветлённым. Лесу нужны люди. А люди нужны Лесу. Они открыты душой, а вы, поганцы, только о выгоде думаете, да высокородность свою лелеете. А без Леса вы – никто. Обезьянки дрессированные.

– В тебе, неблагодарное дитя, есть и наша кровь! Оскорбляя нас – ты оскорбляешь и себя! – впал в благородное негодование Верховный.

– Ничего, перетерплю как-нибудь. И не такое терпела. – Джурайя легко вспрыгнула на нижнюю ветвь могучего дерева, и устроилась поудобнее, прижавшись спиной к шершавой и по-живому тёплой коре дерева. Она уже любила этот Лес, и каждое дерево в нём. Лес представлял собой единый организм, сохраняя индивидуальность каждого деревца, каждого побега… И тут пришла боль. Жуткая, смертная тоска навалилась на сердце. Девушка свалилась на землю и закрутилась в поисках источника угрозы. Эльфы наблюдали за ней, как за забавной зверушкой.

– Вы что, не чувствуете?! – заорала Джурайя. – Кто-то убивает Лес! Там, – она ткнула пальцем в ту сторону, откуда пришла, – умирают деревья. Быстрее, пока не поздно!

Верховный эльф преградил ей дорогу.

– Люди, которых так ждал Лес, пришли по его душу, – насмешливо произнёс он. – Наивный, мудрый идиот! Это будет ему небольшим кровопусканием, прививкой от прекраснодушия…

Джурайя в бессилии опустила руки, боясь причинить боль Лесу тёмной магией Древних. В это время на поляну ввалился запыхавшийся эльф-лучник и выпалил скороговоркой, что ТАМ (он указал туда, куда рвалась Джурайя) страшный человек уничтожает Лес, и если не отдать ему его женщину, которую у него похитили, то он и его волчата не оставят ни единого ствола стоять вертикально.

– Почему вы не убили этих лесорубов? – гневно спросил Верховный.

– Он высший маг, с ним полно учеников и солдат, и это он уже убил почти всю стражу, что была выставлена на окраине Леса… – промямлил лучник, в глазах его плескался ужас.

Страшно стало и Джурайе. Потому что она ЗНАЛА, что за человек пришёл по дрова…