Опасный метод лечения шизофрении

Вклад в познание детской души

(1912) 1. Анализ девочки

Мои родители, особенно мать, гордились «чистотой» и «наивностью» их дочери; также и мои подруги не хотели «загрязнять» меня просветительскими вопросами. В гимназии из соображений хорошего воспитания не рассматривались вопросы оплодотворения у животных. В конце концов, я нравилась сама себе со своей «невинностью» и боялась оскверниться посредством познания. Произошло так, что лишь поступив в университет, на занятиях по зоологии я узнала кое-что о сексуальных отношениях.

Во время семестра в клинике я испытала известный всем начинающим страх перед болезнями, но мне бросилось в глаза, что мой страх обладает чем-то специфическим: я боялась лишь нескольких инфекционных болезней, которые я персонифицировала. Например, в моем представлении чума была темной фигурой с красными, горящими глазами и т. п. Я знала, что этот вид страха исходит из моего детства. До 6–7 мне не был страшен «ни один черт». Благодаря храбрости меня всегда ставили в пример моему брату, и я пользовалась этим, когда насмехалась над ним, выскакивала из темного укрытия или рассказывала ему страшные истории. У меня была богатая фантазия: я была богиней и правила мощной империей; я обладала силой, которую я называла «силой полета», так как я образовала это слово от французского глагола «parter» = летать. Данный несуществующий глагол – это, вероятно, продукт от глаголов «partir» = уходить прочь и «porter»=носить. Таким образом и получилась уносящая меня прочь сила. При помощи этой силы я могла узнать все и достичь всего, что хотела. И если я лишь косвенно думала о реальности моей фантазии, то все равно это выглядело слишком привлекательно, чтобы не думать об этом: «Авраам»²⁰⁶ все-таки явился на небеса живым, почему такое чудо не могло произойти со мной? Я обладала никому не известной силой и определенно была избрана богом. Родители ничего не знали об этой части моей душевной жизни, хотя я была убеждена, что ничего не скрывала от них; я не считала это чем-то особенно важным и опасалась, что взрослые будут смеяться надо мной. Во мне всегда жил критик, которому была известна разница между реальностью и фантазией. К этому времени я не нуждалась в том, чтобы слушать сказки других людей: я и сама могла сочинять их с большим удовольствием, но я хотела знать правду. То, что я пугала моего брата, не ускользнуло от внимания моих родителей, и однажды отец сказал мне: «Подожди, судьба накажет тебя: однажды ты тоже испытаешь страх, и тогда ты узнаешь, каково было твоему брату». Не думаю, что я восприняла эту угрозу всерьез, но ее последствия все же очевидны; в один прекрасный день я очень сильно испугалась, когда на комоде в соседней комнате увидела двух черных кошек. Это, вероятно, была иллюзия, но настолько явная, что я до сих пор ясно вижу этих животных, они совершенно спокойно сидели рядом друг с другом. «Это смерть» или «чума», – думала я. С этого момента сразу же начался период страха: если я оставалась одна в темноте, то видела много страшных животных, чувствовала, что неизвестная сила пытается вырвать меня у родителей, и они должны были крепко держать меня за обе руки. С большим страхом и интересом я слушала описания различных болезней, которые ночью обнаруживала у себя, и они в образах людей хотели «напасть» на меня или «унести». Для людей, не являющихся психоаналитиками, все стало бы ясно: отец запугал ребенка, его угроза оказала внушение, и ребенок начал испытывать страх. У психоаналитика же вопросы появляются лишь сейчас: прежде всего – почему страх управляется непосредственно через видение кошек? Что это за «фантазии», которыми были заняты мысли ребенка? Разве они не связаны с сексуальностью, которая полностью отсутствует в этом описании? На последний вопрос я с решимостью должна ответить утвердительно. Насколько я себя помню до 3–4 лет, и это могут подтвердить мои родители, меня мучили различные вопросы: откуда появляются люди (дети)? Где начало всех начал и конец всех концов? Особенно невыносимой была мысль о бесконечности. Также меня интересовал тот факт, почему все люди разные, особенно мое любопытство было приковано к американцам, потому что они должны были ходить под нами, так как земля круглая, головами вниз и ногами вверх. В течение длительного времени я неустанно копала яму в земле и каждый раз спрашивала мать, как долго мне еще нужно копать, чтобы прорыть яму насквозь и вытащить за ноги какого-нибудь американца. В случае анализа взрослого человека на основе большого опыта отдельных личностей и народной психологии мы бы сразу истолковали этот случай как бессознательную фантазию о рождении, но в случае с «невинным ребенком» мы не отважимся на это; поэтому только ради полноты картины я упоминаю здесь другую любимую мной игру – изготовление воздушных шаров и других летающих игрушек из бумаги. В 5 лет я уже знала, что в чреве матери есть ребенок, которого она потом «родит». Я представляла себе это так, что ребенка вынимают из нее каким-либо образом, например, что ее разрезают или, как мне кто-то сказал, что пуп, запирающий живот, безболезненно разматывается, и потом вынимается малыш. Но вопрос, откуда берутся дети, по-прежнему оставался для меня terra incognita, и я продолжала спрашивать, я также интересовалась, кто создал отца, мать, предков матери, и, наконец, кто создал господа бога. Пожалуй, это значило, что господь бог всегда был здесь. К тому же я знала, что человек был создан из земли, в то время как господь бог вдохнул в него свое дыхание. Это рассказала мне мать, когда она терла друг о друга руки, то при этом образовывалась земля. Каким образом я объединила теории о рождении и о происхождении земли? Появился ли, пожалуй, первый человек из земли? Потому что иначе, как я помню, думала, что господь бог без совершения какого-либо действия, лишь благодаря желанию создает ребенка в чреве матери. Моим страстным желанием было желание создать живого человека как господь бог. Поэтому в моих фантазиях я представляю себя всезнающей и всемогущей богиней. Я пыталась создать людей из земли, глины, из всех имеющихся материалов, но мне не удалось их оживить. Я занималась черчением великолепных дворцов, выдумкой мира животных и растений для моей империи. Однажды дядя, химик по профессии, показал нам эксперимент, который восхитил меня: он опустил в раствор соли свинца цинковый стержень, из которого образовалась структура с многочисленными разветвлениями как настоящее дерево. На меня нашло прозрение: химия – это сила, творящая чудеса! И я стала «алхимиком». Думаю, что еще до этого эксперимента, но, возможно, лишь после него к великому негодованию моих родителей я приобрела дурную привычку: остатки пищи и питья я вываливала на стол, все тщательно смешивала, в результате чего образовывалось много грязи, потому что я хотела посмотреть, что из этого выйдет. Я радовалась, когда один цвет превращался в другой, или когда образовывалась совсем другая форма или консистенция. Таким образом, из-за чувства радости или страха, которые охватывали меня, я не могу забыть смесь, как частичку вещества, превращающуюся под действием неизвестной силы какой-то жидкости в бумагу. Это предел фантазии? У меня было много «таинственных» жидкостей в бутылочках, «волшебных камней» и всего такого, от чего я ожидала великого «сотворения». Я постоянно мучила родителей вопросами, каким образом «сотворены» все предметы, и если я не могла «сотворить» человека, то я с усердием создавала оливки, мыло, все, что я только могла создать. Однажды я спросила одну мамашу, смогу ли я иметь детей, как мама. «Нет, – ответила она, – ты еще слишком маленькая, чтобы родить ребенка; сейчас ты можешь родить лишь котенка». Эти в шутку сказанные слова оказали воздействие: я ждала появления кошечки и переживала, что она окажется не настолько способным существом, как человек, если я не буду воспитывать ее с необходимой тщательностью. Я хотела добиться этого. Теперь мы имеем дело с сексуальной этиологией страха: кошечка, которая вызвала у меня состояние страха, была долгожданным ребенком. Собственно говоря, я видела двух кошек; возможно, я также думала (конечно же, бессознательно) о брате, моем верном товарище по играм, который, являясь младшим братом, должен был выполнять все, что я хотела. Непосредственной мыслью во время «видений» была такая: «это смерть» или «чума». В соответствии с этим, ребенок понимался мной как опасная, даже смертельная болезнь. Я часто нахожу у женщин представление о беременности и рождении в форме опасной болезни (инфекционное заболевание, чума, особенно бубонная чума), злокачественная опухоль, слабость, что кажется мне обычным явлением: сознательно или бессознательно женщина представляет себе новое существо как существо, растущее за счет предка. Интересно то, что порою мы с удовольствием реагируем на эти деструктивные представления, иногда со страхом, как минимум – с отвращением. Этот страх перед инфекционными заболеваниями остался у меня от упомянутого выше страха от ожидания ребенка, но не только от этого: я также боялась похитителя, соответственно, соблазнителя. В детстве, насколько охватывает мое сознание, я не имела «понятия» о сексуальном значении отца; как многие девочки моего возраста я, вероятно, верила, что отец существует для того, чтобы зарабатывать деньги, но, несмотря на это, я искала похитителя, т. е. мужчину. Однажды мы с братом вскарабкались на комод и молились с поднятыми к небу руками: «О, господи, возьми нас к себе» (как «Авраама»). Испугавшись, мать спустила нас вниз. Кроме опасений, что мы можем упасть, она также испугалась мысли о том, что она лишится своих детей (смерти детей). Во время припадка страха неизвестная сила хотела вырвать меня у моих родителей. Часто я думала о том, что могла бы улететь прочь против своей воли. Животные и болезни, которые я видела в образах живых существ, хотели «причинить мне страдания», забрать меня в зловещую, темную смерть. Этот инфантильный страх перед похищением, соответственно, соблазнением, превосходно представлен в стихотворении Гете «Лесной царь»: «Я люблю тебя, меня влечет твой прекрасный образ, но если ты будешь сопротивляться, то я применю силу», – шепчет мальчику его соблазнитель и одновременно выдает нам фантазии поэта о «любви к мальчикам». Сам Гете однажды должен был пережить это «желание страха», когда отец вместо своего возлюбленного выбрал его, а иначе он не смог бы так хорошо прочувствовать страх мальчика. Моим «Лесным королем» был господь бог. Следует добавить, что под «богом» я имею в виду молодого дядю. Когда он был гимназистом 13–14 лет, ему нравилось красоваться перед нами. Иногда он выдавал себя за бога, приводил нас в темную комнату, рассказывал страшные истории и играл на виолончели. Я смеялась над ним, а брат, несмотря на мои подбадривания, все равно боялся. Тогда мне было 3–4 года^207,208. В 2–3 года я сознательно забыла «божественные истории» и дядю. Но бессознательное интенсивно занималось им. В этом я вижу причину того, что однажды я видела сновидение об огромном боге, который был одет так же фантастически, как тогда мой дядя. Кроме того, я стала богиней и пугала моего брата, как однажды это делал наш дядя (известная идентификация с возлюбленным), и, наконец, я нафантазировала себе «всезнающего Моперли» (в качестве слуги?). В русском языке Моперль также называется «моськой». Впервые во время анализа мне бросилось в глаза то, что мы как-то называли дядю «моськой». Это его злило, и он давал нам конфеты, чтобы мы не называли его «дядя Мося». Фантазия быть унесенной богом (бессознательно дядей) всегда казалась мне забавной, потому что, очевидно, уже в раннем детстве у меня бессознательно появилась потребность в замене родительской любви. Только отцовская угроза превратила радость в страх.

Этот случай очень хорошо демонстрирует развитие научного интереса из-за сексуального любопытства. Прежде всего каждый индивидуум интересуется своей собственной личностью и лишь потом – объектами, которые соприкасаются с ним. Могло ли появление нового члена семьи послужить для ребенка причиной вопроса о небытии и возникновении человека. Откуда и как? Каким образом нас «создали» – братика, меня, папу, маму, бога? Где начало и конец? От области недоступного вопросы движутся к области доступного, что можно «создать» самостоятельно: каким образом создают всевозможные предметы, такие как оливки, мыло и т. п.? Ребенок сильно удивляется тому, что оливки «растут», внимательно наблюдает за развитием из семян молодых растений, а также с большим интересом следит за развитием молодых животных. Особенное впечатление производит произошедшее с опущенным в раствор соли свинца цинковым стержнем, который превращается в «настоящее» дерево. Итак, «жизнь» можно создать искусственным путем! С этого момента начинается страстное воодушевление химией, а именно, как у народа в целом, сначала в более примитивной форме алхимии: все же должна была существовать сверхъестественная сила, которая дала возможность произойти, случиться великому чуду на моих глазах. В университете я страстно увлекалась лекциями по органической химии; при этом каждый раз происходило так, как будто я знала все это уже давным-давно. Если обратиться к сознанию, то мы узнаем, что это не случайно: в нашей гимназии для девочек весь учебный материал по химии едва ли охватывал пару страниц в маленькой книжечке. Это были все мои знания по этому предмету, потому что обучение в гимназии предназначалось скорее для того, чтобы притупить все интересы, чем развить их. Странное ошибочное воспоминание объяснило мне, что в бессознательном мы наследуем мудрость наших предков; проявляется ли она в форме представлений, силуэтов, которыми «должна быть пропитана кровь», чтобы вступить в сознание живой, или в форме соответствующих напряжений энергии, которые позволяют нам отыскать аналогичные переживания – это уже второстепенная задача; важным же является, то, что мы переживаем или узнаем лишь аналогии²⁰⁹, которые мы действительно воспринимаем как таковые.