Оранжевая принцесса. Загадка Юлии Тимошенко

Глава семнадцатая Железный ангел Майдана

Послевоенную сталинскую архитектуру в Киеве отличает удивительная жизнерадостность, в целом не очень свойственная той помпезно-монументальной эпохе. Особенно если сравнивать столицу Украины со столицей СССР. Высотки Садового кольца в Москве — это ряд «готических соборов», напоминающих ядерные ракеты, оберегающие рубежи родины. Здания улицы Горького выстроились, как две шеренги почетного караула на подступах к Мавзолею. Крещатик тоже демонстрирует имперское величие. Однако главная улица Киева со всеми ее лепными завитушками, гроздьями винограда, россыпями яблок, узорами из цветной плитки, охапками колосьев и прочими излишествами запечатленной в штукатурке флоры — это почти языческий гимн плодородию, буйство природных стихий.

Во время войны центр Киева был разрушен бомбежками и пожарами. Когда архитекторы во главе с Анатолием Добровольским отстраивали на сорока гектарах руин новый Крещатик, они импровизировали на темы украинского барокко. Это был самый самобытный и самый веселый архитектурный стиль в истории страны. Изголодавшийся и наполовину уничтоженный Киев радовался миру, мечтал о плодородии и гордился своей историей. Но поскольку украинские мотивы были строго-настрого запрещены как проявление «буржуазного национализма», Добровольскому приходилось украинское барокко выдавать за «испанский стиль».

А начинался новый Крещатик даже не с домов, а с цветов и деревьев. Весной 1945 года, едва были разобраны завалы, а планы нового строительства еще окончательно не утверждены, на тротуарах разбили клумбы и газоны, а вдоль всего Крещатика с интервалом в три метра высадили 750 лип, каштанов и рябин. Так центральная улица Киева превратилась в «парижский бульвар». С тех пор она больше приспособлена для фланирующей публики, чем для машин.

Ноу-хау московского мэра пригодилось и в Киеве. Тем более что приближалось десятилетие независимости Украины, и монументальный зуд городского начальства становился все нестерпимей. В 2001 году подземный город решили построить и под Майданом, а саму площадь — не хуже, чем в брежневские годы, — украсить героическими скульптурами. Предполагалось возвести памятники двенадцати отцам независимости — от князей Киевской Руси и казачьих гетманов до Семена Петлюры и президента Михаила Грушевского. В конце концов на них не хватило то ли денег, то ли не удалось достигнуть политической ясности, кто на самом деле герой, а кто — не очень. Но и без отцов независимости к 2003 году скульптур понаставили порядком. Правда, все больше отвлеченно-символических, вроде казака Мамая.

Ну, а главным монументом Майдана стал очередной ангел.

Бронзовая дама с широко распахнутыми крыльями была вознесена на шестидесятиметровую мраморную колонну, установленную на постаменте в виде храма в стиле украинского барокко. Одежды крылатой дамы разукрасили национальными узорами всех регионов Украины, разглядеть которые, впрочем, можно было только в хороший бинокль. Проблема возникла с головой. Авторы не рассчитали масштабов собственного сооружения, и голова ангела казалась снизу патологически мелкой. Чтобы как-то сгладить неприятный эффект, лицо в последний момент покрасили в золотой цвет. Получилось что-то вроде маски, то ли венецианской, то ли позаимствованной из японского театра но.

Впрочем, посмеиваясь над архитектурно-скульптурными нелепостями нового Майдана, горюя об исчезнувших фонтанах и сочиняя злые шутки по поводу Кучмы, киевского мэра Омельченко и фаллических подтекстов торчащей посреди площади колонны, киевляне не разлюбили своей Майдан. По воскресеньям здесь так же играла музыка, толпы гуляющей публики пили пиво, дети ели мороженое, киевские красавицы соревновались друг с другом в высоте каблуков и откровенности мини-юбок, а по вечерам устраивались бесплатные концерты лучших рок-групп и фейерверки, озарявшие площадь разными фантастическими цветами. Включая оранжевый.

Утром 21 ноября 2004 года Крещатик, как обычно по воскресеньям, был закрыт для машин. Впрочем, из-за холода прохожих тоже почти не было. Когда еще только открывались избирательные участки для второго тура президентских выборов, на Майдане появилось несколько человек из штаба Ющенко — депутаты Верховной Рады Тарас Стецькив, Владимир Филенко, Роман Бессмертный. Это были будущие «полевые командиры» революции.

На продуваемой ветром площади они стали собирать опоры сцены. К ним подошли милиционеры. Поинтересовались, что они делают. Спросили про официальное разрешение. Никакого разрешения у революционеров, естественно, не было. Милиция составила протокол и выписала административный штраф в 50 гривен. Депутаты штраф послушно заплатили и продолжали под любопытствующими взглядами милиционеров строить центральную сцену революции. Потом на площадь потянулся проголосовавший народ.

К пяти часам вокруг колонны с ангелом уже стояли первые палатки, разбитые молодежной организацией «Пора». Штаб Ющенко заявил, что на Майдане будет вестись параллельный подсчет голосов, а всего палаток будет 27 — по числу регионов Украины. К вечеру возле трибуны разместили огромный экран, на который выводили данные экзит-полов и транслировали передачи оппозиционного «5-го канала». Начался митинг. К ночи на Майдане собралось уже 50 тысяч человек.

За десять дней до второго тура выборов организаторы акций протеста гадали о том, сколько сумеют собрать людей. По оптимистическим прогнозам получалось что-то около 15 тысяч человек. Неделю спустя говорили уже о 25 тысячах. В тот день на заседании штаба Ющенко было принято окончательное решение добиваться победы на улице. Депутат Тарас Стецькив вспоминает, что главный аргумент у скептиков был один: «Люди не выйдут». На что сам он возражал: «Как вы думаете, куда поедут 25 тысяч наблюдателей, которые из западной Украины массово ринулись на восток?» Правда, признается Стецькив, когда самые решительные сторонники революции нарисовали картину грядущих протестов — «палаточные городки, дымят полевые кухни, все двигается, мелькают деревянные щиты, наступает ОМОН» — в глазах некоторых штабистов появился страх.

21 ноября наступило время самых решительных и бескомпромиссных в коалиции оппозиционеров.

Пробил час Юлии Тимошенко.

В необходимости революции она убеждала всех и каждого последние четыре года. А накануне выборов сердце ее сжималось от тревоги, что никакой революции опять не получится. Рассказывают, что перед вторым туром она обзванивала друзей с одним и тем же вопросом: выйдут ли люди? При этом на публике демонстрировала лучезарный оптимизм. Другие члены штаба Ющенко на пресс-конференциях тревожно говорили о грядущих фальсификациях. Тимошенко сияла. И говорила только о грядущей победе.

Ночью 21-го стало известно, что последними в Центризбирком поступили данные о голосовании на востоке страны. Означать это могло только одно. Власти весь день дожидались результатов с мятежного запада, чтобы узнать, сколько дополнительных голосов за Януковича необходимо вбросить на подконтрольном востоке. В ту ночь желавшего разобраться в происходящем Ющенко не допустили к председателю ЦИК. Это был дурной знак. До самой последней минуты он все еще надеялся на честную игру. Революция претила Ющенко. Пережив шок после отравления, он снова стал самим собой — рассудительным и сдержанным противником любых насильственных действий. Слово «революция» вызывало у него почти отвращение.

Рассказывают, что перед выборами помощники часами репетировали с Виктором Андреевичем одну-единственную фразу, которую он все никак не мог из себя выдавить: «Власть преступна!» Но в ту ночь даже Ющенко стало окончательно ясно: если не рискнуть, то победу у него украдут точно так же, как после парламентских выборов в 2002 году. Тогда он и появился в эфире «5-го канала», призвав своих сторонников в 9 утра выйти на Майдан.

Однако утром 22-го на Майдане было не так многолюдно, как накануне. Начиналась рабочая неделя. Страна замерла в напряженном ожидании.

Сигнал дал Центризбирком, после полудня фактически объявивший о победе Януковича. А еще раньше кандидата от власти во второй раз «условно-досрочно» поздравил Путин, к которому присоединились президент Белоруссии Лукашенко и узник Гаагского трибунала Слободан Милошевич… Через полчаса после новости, пришедшей из ЦИКа, на трибуну Майдана поднялась Юлия Тимошенко.

Она призвала к всеукраинской забастовке: «Сейчас не время работать! Время защищать Украину!» У нее был ясный план действий: «Если банда не остановится, мы будем перекрывать дороги, железные дороги, аэропорты». Обращаясь к каждому, кто, затаив дыхание, слушал ее, она просила привести на Майдан по 10 человек, «чтобы до 16 часов нас были миллионы». Уже в первый день революции она сформулировала то, чем суждено было стать Майдану в новейшей истории Украины: «Я не верю, что за 13 лет не родилась украинская нация, как уверяет нас Кучма. Мы есть! И победа будет за нами!»

К 16 часам на Майдане стояло уже 100 тысяч человек. К вечеру их число перевалило за 200 тысяч.

Готовясь к демонстрациям, команда Ющенко не сразу выбрала Майдан Незалежности центральной площадкой народных протестов; обсуждались и другие варианты. Остановившись на Майдане, лидеры оппозиции понимали, что это сердце столицы. Самая большая и самая знаменитая площадь страны, вмещающая вместе с Крещатиком до полумиллиона человек.

Выбор места оказался решающим для успеха революции.

Миф Майдана, соединивший монументальный пафос с народным гулянием, кроме масштабов протеста предопределил и сам его характер.

Революционная площадь стала местом грандиозного, не виданного прежде в Киеве всенародного гуляния. Со сценой, на которой выступали лучшие рок-группы страны, с развевающимися знаменами, нарисованными от руки плакатами и карикатурами, зажигательными речами, вылепленными из снега названиями десятков городов, откуда приехали демонстранты, с кострами, лазерными эффектами в ночном небе, как на шикарной дискотеке, с бесплатной едой, танцующей молодежью, наряженной в фантастические оранжевые костюмы, со стремительными романами и даже со свадьбами.

Парижане, разрушив Бастилию, написали на площади: «Здесь танцуют». Украинцы пели и танцевали на главной площади страны, чтобы снести свою Бастилию в лице Кучмы, Януковича и всех прочих, символизировавших старую, осточертевшую власть. А для Юлии Тимошенко, заключенной в тюрьму при этой власти, Бастилия и вовсе не являлась отвлеченным символом. Разве что называлась по-другому — Лукьяновской тюрьмой.

На четвертый день демонстраций 25-летняя киевлянка рассказывала журналистам: «У меня трехлетняя дочь. Когда она смотрит все происходящее на Майдане по телевизору, то каждый раз кричит: «Мама! Смотри, там праздник!» Так вот здесь действительно праздник: праздник обретения нами самих себя. Победим ли мы? Не знаю, я не пророк. Но что считать победой? Победу Виктора Ющенко?.. Победа уже то, что люди не побоялись выйти на улицу. Тот дух сплочения и веры, который витает здесь, и есть победа».

Майдан стал и местом семейного праздника Юлии Тимошенко.

27 ноября принцессе исполнилось 44 года. Это была первая суббота «оранжевой революции» и особенный день в ее истории. Сперва подарок Тимошенко преподнесла Верховная рада, приняв свое историческое постановление о признании фальсификаций во втором туре выборов. Это означало важный шаг к легитимизации победы Ющенко.

Ну, а второй подарок Тимошенко сделал Майдан. По словам Владимира Филенко, именно 27 ноября стал днем самых массовых демонстраций: в центре столицы стояло до полутора миллиона человек. «В ту субботу, — вспоминает Филенко, — когда вывалил весь Киев и был пик приезда из регионов, мы ходили по центру города и видели, что в окрестностях Крещатика и главных административных сооружений находится просто огромная масса людей. Все прилегающие улицы, площади, парки были забиты людьми. Люди были везде. Их количество просто потрясало».

Стремясь к объективности, следует сказать, что большинство украинцев, конечно же, сидело по домам — особенно в провинции. Они выжидали, были равнодушны или «болели» за Януковича. Вообще сторонников Ющенко в Украине оказалось в конце концов ненамного больше, чем его оппонентов. Просто эти люди, в отличие от голосовавших за премьер-министра, были готовы драться за свой выбор. Поэтому они и победили, как это всегда случается в революционную эпоху.

Вечером ведущий митинга Александр Зинченко предложил народу поздравить Тимошенко с днем рождения и вручил ей букет оранжевых роз. Площадь взорвалась. Люди скандировали «Поздравляем!» и «Юля!». Рядом с ней на сцене стояла вернувшаяся из Лондона дочь Женя. У Юлии Владимировны никогда не было и вряд ли когда-нибудь еще будет такое — день рождения с полутора миллионами гостей…

Но воздух Майдана был наполнен не только радостью, решимостью и надеждой. Людям было страшно — за родных, за детей, за самих себя. Особенно в первые дни, когда исход противостояния был еще никому не ясен.

Историю Майдана убедительнее всего рассказывают рядовые участники протестов. Вот один из таких рассказов — тридцатилетней Татьяны Сороки, опубликованный интернет-газетой «Украинская правда». Она вспоминает о первом дне революции.

«Четыре часа ночи. Я только что вернулась из штаба Виктора Ющенко после того, как его команда объявила, что выборы сфальсифицированы и призвала всех выходить на Майдан завтра в девять часов утра. Мы с мужем сидим на кухне, я пересказываю ему последние новости, звоним друзьям, которые тоже не спят, пересматривая несколько каналов в поисках объективных новостей, и договариваемся завтра идти вместе на главную площадь страны.

Волнуемся, спорим, ругаем Кучму, свою нелепую жизнь и несчастную страну. И принимаем решение — одно на двоих и маленького двухлетнего сына, который сладко спит в кроватке. Мы договариваемся, что если вдруг в нашей стране победит Янукович, то подадим документы на эмиграцию и поедем отсюда хоть в Аргентину.

…Вечер следующего дня. Мы идем по Крещатику, не похожему на себя: кругом стоят палатки. Принесли все, что могли: лекарства, хлеб, чай, кофе, еще что-то, что подоставали из холодильника… Бедно одетые бабушки разливают из термосов чай, раздают суп и кашу. Несколько мужчин, возвращаясь с работы, раздают ребятам сигареты и деньги… Мы мерзнем, бегаем от администрации президента к Майдану, от Майдана к Верховной Раде, греемся в переходах чаем, переписываем списки необходимых вещей, перезваниваемся со знакомыми: «Где вы? У вас все спокойно? Держитесь!»

Людей невероятно много, и это вызывает какой-то удивительный подъем, многие прохожие улыбаются в ответ. И вдруг ощущаешь, что ты просто счастлив быть именно ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС. Это удивительное чувство единения всего народа, поддержки и доброжелательности было не у меня одной…

Вдруг звучит объявление, что со стороны вокзала в направлении Крещатика идут танки. «Они» решили применить ТАНКИ против людей!.. Я звоню домой, где с маленьким сыном сидит нянька: как вы там, дайте ему трубку, и горячо начинаю ему почти кричать что-то очень для меня важное и — вдруг? — последнее… У нашей няни есть все телефоны, куда надо будет звонить, если мы не вернемся. Она умоляет нас быть осторожными и убегать оттуда, где будет бойня. Мы понимаем, что она ужасно за нас волнуется, волнуются наши родители и знакомые.

Но одновременно они так за нас горды!..

Предприятие моего мужа бастует, все идут на Майдан. Он с утра тоже будет там. «Андрей, а если начнется война, ты пойдешь драться?» — спрашиваю, а у самой перехватывает дух. «Пойду. Когда вырастет наш малыш, он спросит меня: а где ты был в те дни, когда надо было защищать свой выбор? Что я ему скажу, если останусь дома?»

На другой день Татьяна сидит с малышом, Андрей уходит на Майдан. «Каждые десять минут звоню мужу, который где-то на холодных улицах города. Там ждут донецких шахтеров, которых, как нам известно, везли как скот в непокорный Киев. Все понимают, что возможно кровопролитие. Последний звонок мой муж делает где-то возле Европейской площади, говорит, что туда все пошли встречать шахтеров. Вдруг звонит по телефону подруга. Она почти в истерике: «Вы где?! Быстро ищи мужа!!! Пусть убегает с Майдана куда-нибудь в метро и едет оттуда!!! Там полно донецких! Они все с палками, в черных куртках… идут к «Украинскому дому»! Там сейчас будет война! Не ходите в центр!». Те минуты, пока я дрожащими пальцами трижды набирала номер мужа, так как не могла попасть на нужные цифры, не забуду никогда. Слава Богу, живой, да, стоит, смотрит на тех, кого привез Янукович. «Нормальные, в основном, люди… Да, много пьяных, но кто бы не напился в их ситуации?! Несколько отморозков, но что они могут сделать против 500 тысяч народа?» Слышно, как «наши» скандируют «Слава Донецку!», «Слава шахтерам!», «Мы вас любим!» и что-то подобное. Им дают поесть, обогреться, делятся теплыми вещами. Они наши, свои, мы не чувствуем к ним ненависти, они — это мы».

… С первого дня «оранжевой революции» у Тимошенко было две концепции, две философии, две стратегии и два лидера.

Тимошенко стала, по определению корреспондента немецкого журнала «Фокус», «железным ангелом Майдана». Другие журналисты называли ее «душой оранжевой революции», ее «музой». Из «газовой» она превратилась в «оранжевую принцессу». Никто, разумеется, не забыл написать про косу, то сравнивая ее с нимбом святой, то возводя ее генеалогию к крестьянскому украинскому стилю.

«Юлия Тимошенко была везде, — вспоминал корреспондент «Коммерсанта» Андрей Колесников. — То ли она на фоне «оранжевой революции», то ли революция — на ее фоне. Это были: оранжевый свитер с черной надписью «revolution» от плеча до запястья (мгновенно вошел в моду), оранжевые шарфики и платочки, платье с вызывающим оранжевым орнаментом… Вот бы кто-нибудь догадался замерить уровень адреналина в ее крови в те дни! У нее кровь тогда была оранжевого цвета».

Впрочем, Тимошенко вызывала не только восхищение журналистов и восторг день за днем влюблявшегося Майдана. Ее называли радикалкой, не способной на компромиссы. Экстремисткой, готовой рисковать и собой, и другими. При этом подобных эпитетов Тимошенко удостаивалась как от врагов из стана Кучмы, так и от многих соратников Ющенко.

Сама она мечтала о революции по грузинскому сценарию. «Грузинская революция продолжалась три недели. Думаю, украинская будет длиться не больше», — обещала она Майдану в один из первых дней. Сценарий подразумевался простой: сперва скинуть Кучму — Януковича, а уж потом затевать переговоры о послереволюционном устройстве страны. Но говорить с уже поверженной властью. Диктовать Кучме условия безоговорочной капитуляции. А не выторговывать у него победу за круглым столом.

Виктор Ющенко с его склонностью к компромиссам был другим полюсом «оранжевой революции». Раздираемый сомнениями. Усталый. Боящийся чужой крови больше собственного поражения. Так до конца и не оправившийся после болезни. Обожаемый Майданом и не умеющий говорить с ним так, как это умела Тимошенко. Ни разу в те дни не появившийся в палаточном городке у студентов, рисковавших ради его победы собственной жизнью. Но умный и дальновидный. Вроде бы шаг за шагом сдававший свои позиции на переговорах, в которые втянул его Кучма, однако точно знавший, что все эти мелкие поражения приведут его к победе. Бескровной и полноценной победе, которую признает весь мир.

Впрочем, говорить, что Тимошенко была только безоглядной экстремисткой, способной на все, а Ющенко — исключительно миротворцем, — тоже несправедливо. В обоих было понамешано и радикализма, и ответственности перед людьми, которых они вывели на улицу. Только вот пропорции существенно различались.

Что бы ни утверждали враги, рисковать жизнью людей, собравшихся на Майдане, среди которых была и ее дочь, Тимошенко не собиралась. Хотя неоднократно была на волосок от этого. С самого начала. Уже на второй день революции, во вторник 23 ноября.

В тот день Ющенко решился на самый революционный шаг за все 19 дней революции. В зале Верховной рады, в отсутствие большинства депутатов и вопреки Конституции страны, он поднялся на парламентскую трибуну и, положив руку на древнюю Библию, принял президентскую присягу. Властям на эту присягу было наплевать. Ющенко нуждался в поддержке, и в тот же день Тимошенко повела людей с Майдана на штурм здания кучмовской администрации. Демонстранты должны были расчистить дорогу «народному президенту» к его «новому рабочему месту». А в сущности, просто продемонстрировать силу. Доказать, что Майдан умеет не только петь и плясать, но еще и сражаться.

К вечеру здание на Банковой улице было окружено 150 тысячами демонстрантов. Перед входом стояли грузовики с песком и выстроилось несколько цепей спецподразделений милиции. Их первые ряды были прикрыты железными щитами. Дальше стояли автоматчики. Демонстранты забрались на грузовики и запрудили все пространство вокруг здания. Они скандировали «Милиция с народом!» и «Ющенко!». Тимошенко призывала охранников расступиться, обещая, что люди не будут ничего громить. Милиция не двигалась с места.

Потом появился Виктор Андреевич с букетом, подаренным ему после присяги.

По живому коридору Ющенко и Тимошенко прошли к первым рядам оцепления. Милиция не расступалась. Какие-то девушки выхватили из рук Ющенко цветы и принялись водружать их на милицейские щиты. Зависла долгая пауза, никто не знал, что же теперь делать.

А потом случилось чудо.

В одиночку — без демонстрантов и без «народного президента», за победу которого она сражалась, Юлии Тимошенко удалось пройти через оцепление к зданию. Точнее, пролететь. «Оранжевые» просто подняли ее на руки и посадили на щиты милиции. На этих щитах она и преодолела ограждения, а потом скрылась за спинами вооруженных людей. Там она вступила в переговоры с командирами спецподразделений.

Где был в то время Ющенко? Демонстранты и журналисты не заметили, в какой момент он ушел, и не поняли, куда. А главное: почему он вообще скрылся, оставив Тимошенко общаться с сотнями вооруженных спецназовцев? Как рассказывали позже его помощники, Ющенко направился в Раду. Зачем? На заседание какого-то комитета. Тимошенко никогда не включала этот эпизод в свой список предательств Ющенко. Хотя имела на это полное право.

Впрочем, и Ющенко мог бы поспорить с ней о правилах поведения. Она вела себя слишком безоглядно. В тот вечер (в последующие дни было ещё несколько подобных моментов) достаточно было лишь одного неверного слова, одного выстрела, сделанного милиционером, у которого сдали нервы, одного камня, брошенного демонстрантом, чтобы ситуация, напряженная до предела, взорвалась. Чтобы пролилась первая кровь. Чтобы веселый карнавальный оранжевый Майдан закончился кровавой бойней.

Можно привести в защиту Ющенко и другие доводы. В отличие от леди Ю, он баллотировался в президенты, был главным врагом для старой власти и, следовательно, основной мишенью для пули снайпера, бомбы под колесами автомобиля или гранаты, брошенной из толпы. Именно он подвергался ежесекундному риску, и это понимали все. В том числе и Юлия Тимошенко, которая готова была тогда жизнь отдать за своего президента.

Вскоре, целая и невредимая, она вышла из-за щитов милиции. Власти не решились ее арестовать, понимая, что в этом случае демонстранты разнесут все здание и их не остановят ни щиты, ни пули спецназа. Но и Тимошенко в ту ночь так и не отдала приказа штурмовать администрацию, хотя прекрасно знала: хватило бы одного ее слова. Захват администрации президента не имел смысла без Ющенко, дорогу которому должны были проложить революционеры. Но была и другая причина, еще более важная.

Об этом Тимошенко на следующий день рассказала Майдану: «Мы увидели, что там находится не только украинский спецназ, но и контингент другой страны». Уточнив, что это были бойцы российских спецподразделений, она продолжила: «Офицеры предупредили, что наши ребята не будут стрелять, но иностранному контингенту приказ был отдан раньше: если больше 50 человек заходят на Банковую — открывать стрельбу». Тимошенко ни на секунду не дала Майдану заподозрить, что вчерашняя операция закончилась поражением. Как всегда, она была полна решимости и веры, заражая ими тысячи своих сторонников: «Никакого президента Януковича, никакого пессимизма, расправить крылья — и к победе!» — кричала она Майдану. И Майдан стотысячным хором скандировал в ответ один из самых коротких лозунгов революции: «Юля! Юля! Юля!»

…Про российский спецназ за спинами украинского она больше не говорила. Однако полгода спустя знаменитый американский бизнесмен и филантроп Джордж Сорос, завершая свой визит в Украину, выступит с предельно резким заявлением, которое наделает много шума. Летом 2005-го, когда на устах у всех было жестокое подавление бунта в Андижане, учиненное узбекским президентом Каримовым, Сорос обвинит российского президента в причастности к массовым убийствам. Мол, именно Путин сразу просчитал все последствия Андижана: разрыв Каримова с Западом и почти вассальную зависимость Ташкента от Москвы. И тот же сценарий, заявит он, хозяин Кремля в эпоху Майдана рекомендовал Кучме.

Дословно Сорос скажет следующее. «Мы знаем, что был прецедент, когда Путин посоветовал президенту Кучме открыть огонь по людям во время оранжевой революции. К великому счастью, Кучма этот совет не принял». В отличие от Ислама Каримова, который «воспользовался советом, и в результате мы имеем крупнейшую резню в новейшей истории».

Можно ли доверять Соросу? Известно, что у американского миллиардера личные счеты с Кремлем и с разнообразными его деятелями, бывшими и настоящими — от Березовского до Путина. Известно также, что в результате дефолта он потерял в России около 2 миллиардов долларов, а нынешний президент фактически выгнал его из страны. С тех пор Сорос призывает западных лидеров исключить РФ из «восьмерки», а саму ядерную державу предлагает «списать со счетов».

С другой стороны, все, что мы знаем о Путине, включая «Норд-Ост» и Беслан, склоняет к мысли, что этот человек вряд ли является убежденным противником насилия. Он, прямо скажем, не похож на Махатму Ганди. К тому же стиль его поведения в предвыборной Украине укладывается в данную логическую схему — он желал поражения Ющенко любой ценой. А тот факт, что Сорос в Киеве, перед тем как сделать свои громкие заявления, встречался с Ющенко и опровержений из пресс-службы Виктора Андреевича не последовало, заставляет предположить, что финансист не сказал ничего нового для украинских властей.

…Осада администрации подсказала Тимошенко и ее сторонникам самый эффективный способ давления на власть. Через день после полета на щитах спецназовцев она объявила на Майдане о блокаде всех центральных органов власти страны: «Сегодня мы начинаем организованное, не агрессивное, но достаточно сильное блокирование кабинета министров, Верховной рады и усилим блокирование администрации президента. С сегодняшнего вечера мы всех представителей государственных органов с любовью выпустим домой, но утром никто из них на работу не вернется, так как мы им не оставим ни одного хода». Сообщив эту новость, она весело улыбнулась: «У них будет такая немножечко принудительная забастовка».

Под окнами главных административных зданий страны, а позже и под окнами загородного дома Кучмы раздался металлический грохот. День и ночь люди барабанили железными палками о железные бочки. С тех пор и до последнего дня революции этот невыносимый гром разносился по всему центру Киева. Кстати, проржавевшие и закопченные металлические бочки были подарком от Януковича: их привезли, чтобы обогревать его сторонников, приехавших в Киев из Донецка. Потом кто-то из донетчан присоединился к демонстрантам на Майдане, большинство же вернулось домой. А бочки остались, превратившись в самое грозное и уж, во всяком случае, самое громкое оружие революционеров.

Кучма полагал, что может переиграть, подкупить или запугать любого в украинской политике. Но перед миллионом человек на улицах Киева он был бессилен. Ему было страшно в те дни. Дорогу на его рабочее место блокировали оранжевые толпы. Грохот железных бочек под окнами его загородного дома сводил с ума. Леонид Данилович вспоминал о судьбе Чаушеску. Когда однажды ему показалось, что окружившие дом люди хотят перелезть через забор, нервы сдали — и его дочь в истерике звонила американскому послу, чтобы тот через Ющенко немедленно их остановил.

Впрочем, Кучма оставался Кучмой даже в те, самые тревожные в его жизни дни. Проигрывать он не собирался. Никому: ни Ющенко, ни Януковичу. И если бы не было грубого, жесткого давления «радикалов» во главе с Тимошенко, плюющих на любой парламентаризм и легитимность, то вряд ли бы он сдался. Наверняка нашел бы способ вернуться во власть.

Морщась от грохота под окнами, Кучма занимался тем же, чем и все предыдущие десять лет президентского правления. Он раскладывал политические пасьянсы. Если применить силу, как, вероятно, советовал ему московский друг, то рано или поздно можно оказаться на скамье подсудимых в Гааге. Если самоустраниться, то силу может применить Янукович, а свалят потом на него. Выходило, что выгоднее всего для Кучмы в эти часы стать миротворцем.

Самым удачным его ходом было, безусловно, решение пригласить посредников из Европы, сочувствовавших оппозиции. Усадив Ющенко за стол переговоров, он отрезал его от Майдана и от Тимошенко. Пригласив в качестве посредников президентов Польши и Литвы Квасьневского и Адамкуса, а также представителя ЕС Хавьера Солану, он не оставлял оппозиции выбора. Кучма прекрасно понимал, что ни с кем другим Ющенко на переговоры не пойдёт.

Спикер российского парламента Грызлов, присоединившийся к переговорам чуть позже, был приглашен скорее для соблюдения приличия, чем по необходимости. Особой роли он сыграть не мог — уж больно одиозной была позиция Путина с самого начала выборов, а сам по себе слепо преданный шефу российский спикер был незначительной фигурой даже в России. На переговорах Грызлов пытался отстаивать интересы Януковича. Но Кучме Янукович был уже не интересен.

Целью затеянных им переговоров было отнюдь не спасение Януковича. Всей киевской властной верхушке брутальный донетчанин был чужд изначально, да и в нем самом в дни Майдана что-то надломилось. Он ведь тоже не ожидал, что в «честь» его победы миллионы соотечественников будут протестовать по всей стране.

Уходящему президенту нужны были, в первую очередь, гарантии личной безопасности. Кроме того, переговоры дарили ему шанс выиграть время и перегруппировать силы. Кучма прекрасно знал: главной целью симпатизирующих Ющенко европейцев станет поиск мирного выхода из кризиса. Переговоры блокировали «экстремистов». Они отодвигали кошмарную перспективу оказаться один на один с толпой, ведомой Тимошенко. Это давало возможность поторговаться. В команду переговорщиков со стороны Ющенко Тимошенко включена не была.

Оранжевая революция усилиями Кучмы и Ющенко стремительно превращалась в то, чем была с самого начала. Она становилась революцией номенклатурной, в которой новое поколение, выросшее во власти, сбрасывало старых вождей.

Сегодня, оглядываясь назад, следует признать очевидное: талейранские хитрости Кучмы в дни революции стали благом для Украины. И не так уж важно, боялся ли Леонид Данилович лобового столкновения с Майданом или неповиновения со стороны своей армии, страшился ли грядущего суда — если не Гаагского, то суда Истории. Разложив наконец некий окончательный пасьянс, он понял главное: пролив кровь украинцев, долго править даже при поддержке Кремля он не сможет. А другого способа сохранить власть уже не оставалось. И тогда, приватно пообщавшись с западными переговорщиками, он как бы дал себя уговорить: пусть будет «переигровка» второго тура. А это означало: пусть победит Ющенко.

Никто из больших политиков, съехавшихся в Киев в декабре 2005-го урегулировать конфликт, против этого не возражал. Европейская номенклатура, озабоченная событиями в Украине, видела в этом простой и надежный выход из создавшегося положения: переголосование второго тура, уход людей с Майдана, победа Ющенко… Все так и произошло, только немного в другой последовательности. Номенклатурный характер оранжевой революции закрепили труженики европейской номенклатуры.

1 декабря Ющенко подписал протокол второго раунда переговоров, по которому обе стороны — и власть, и оппозиция — гарантировали отказ от насильственных действий. Кроме того, Ющенко пообещал разблокировать здания администрации президента, кабинета министров и Верховной рады. Кучма обещал в ответ создать группу экспертов для доработки избирательного законодательства. Ющенко трактовал этот пункт как согласие переголосовать второй тур выборов. И власть, и оппозиция провозглашали готовность принять решение Верховного суда, разбиравшего в эти дни иск Ющенко.

Майдан еще не разобрался в происходящем и был в растерянности. Что значит разблокировать госучреждения? Может быть, пора разъезжаться по домам? Никто не произнес слово «предательство» вслух. Однако призрак предательства не становился от этого менее пугающим. Майдан боготворил Ющенко, но его речь в ночь после переговоров, попытка представить их результаты как победу революции, не убеждала людей.

Куда ближе им была позиция Тимошенко.

Она тут же выступила с резким заявлением. «На подписание протокола забыли пригласить Майдан, — сказала она журналистам. — Если Виктор Андреевич попробует остановить Майдан, у него ничего не выйдет. Майдан никуда не уйдет». А на вопрос, устроит ли ее решение Верховного суда, если тот признает победу Януковича, отрезала: «Неважно, устроит это политиков или нет. Важно, устроит ли это народ».

Тарас Стецькив про переговорные маневры вспоминает с грустью: «Наша революция развивалась довольно своеобразно: один день мы делали революцию, другой день вели переговоры… Лично для меня определяющим был момент, когда я поссорился с Ющенко. Я наговорил ему таких вещей, которых ему, наверное, еще никто никогда не говорил… Я попросил Виктора Андреевича посмотреть мне в глаза, он долго не поднимал их. А когда поднял, я понял: Ющенко в душе не революционер… И потому мы понимали: нам нужен компромисс на максимально выгодных для нас условиях».

Оранжевая революция начиналась на холодном, продуваемом ветрами Майдане. А закончилась она в жарко натопленных залах, закрытых для простых демонстрантов, рисковавших в те дни своими жизнями. В Мариинском дворце, где шли переговоры при участии европейских лидеров. В Верховном суде, где после многодневных слушаний было принято решение о системных нарушениях во время второго тура президентских выборов.

Майдан не расходился до 26 декабря, когда состоялось переголосование. Виктор Ющенко выиграл, набрав 51,99 %. Почетное второе место завоевал Виктор Янукович — 44,20 %… В тот день Юлия Тимошенко рассмешила весь мир: как настоящий политик она озаботилась даже временем произнесения своей исторической фразы. «Уже полседьмого, — сообщила Юлия Владимировна, мельком взглянув на часы, — а Владимир Путин еще не поздравлял Януковича. Значит, у Ющенко все в порядке».

Майдан не расходился и после выборов.

Люди ждали решения Верховного суда, куда обратился Янукович, оспаривая результаты переголосования. Он снова проиграл, и 23 января состоялась инаугурация президента Ющенко. Сперва официальная, в Верховной раде, а потом и всенародная — на Майдане.

Преисполненные гордости и благодарности, люди на Майдане выкликали имя своего нового президента. Однако эта толпа, ставшая народом, была далека от создания культа личности Ющенко. Люди понимали, кому и в какой огромной мере украинский президент должен быть признателен за то, что он все-таки победил. Рядом с ним, держась за руку, стояла хрупкая женщина с таким бесконечно счастливым лицом, что казалось, будто ее только что выбрали самым главным человеком на планете. Вглядываясь в нее, люди то и дело принимались скандировать имя «Юля». Майдан знал, что в коридорах власти уже разворачивается жестокая схватка за пост премьер-министра в новом правительстве. Майдан желал Тимошенко удачи.

В отличие от большинства соратников новоизбранного президента.