Орден мраморной Горгоны

Оставалось подобрать материал и провести первые испытания. Фармавир мысленно составлял новое заклинание для превращения обычных полоской ткани в волшебные и попутно разрезал ткань ячейки на ровные полоски. Заколдованная иголка сама собой зашивала края ткани, делая ее вид более-менее аккуратным, и вскоре Фармавир получил двадцать метров тонких полосок, способных сгореть за считанные секунды.

– Отлично! – похвалил он сам себя. – Теперь отыскать горючую жидкость, чтобы пропитать ткань, и всё.

Он соединил две полоски длиной около метра и прочитал заклинание. Полоски на секунду засияли приятным светом, и снова погасли.

– Готово! – возвестил Фармавир. – Эх, была – не была!

Он разъединил полоски и нырнул в появившееся отверстие. И как только он оказался внутри, полоски полыхнули огнем и относительно быстро сгорели. Фармавир с интересом посмотрел, как в пламени пропадает выход из ячейки. Теперь, в отличие от прошлого раза, никакого страха не было, остался профессиональный интерес к происходящему. Здесь, в новой ячейке оказалось точно так же темно, как и в обычной, но ее объем, традиционно ограниченный тряпичными стенками, оказался в разы меньше, здесь едва можно было развернуться. Фармавир выхватил ножик и прорезал в ячейке огромную дыру. Выбрался наружу и довольно улыбнулся: в этот раз он оказался в стороне как от своих, так и от чужих ячеек.

– Не заблужусь, – сказал он. – Надо будет почаще сны запоминать на случай новых идей.

Теперь оставалось проверить, не ушел ли Бумкаст по делам, и выбраться из складского мира в нормальный.

– Я назову этот мир подпольем, – сказал Фармавир. Термин, употребляемый Кащеем – подпространство – жители вселенной Златы должны были придумать через семь-восемь сотен лет.

Он залез в свободную ячейку, просунул голову в сумку и прислушался.

Тишина.

Но, отлично зная о том, что управдворцом мог сидеть и в полной тишине, читая книгу или строча длинные послания далеким потомкам о своем видении исторических событий с неизменным уклоном в собственную непогрешимость и значительную греховность прочих управленцев, Фармавир не торопился выбираться из шкафа.

Он вытянул руку и несколько раз постучал по двери. Если управдворцом находится в кабинете, то он непременно отзовется на стук.

– Посмотреть бы на твою физиономию, когда ты поймешь, что стучали не во входную дверь, – пробормотал Фармавир, но управдворцом не реагировал. – Значит, никого. Жаль, такое представление пропало…

Фармавир выбрался из сумки. Полка шкафа под его весом сломалась и рухнула вниз. Лежавшие на нижней полке мелкие безделушки превратились в кучку разноцветных осколков.

– Бумкаст, я тебе завидую: теперь тебе будет, что восстанавливать и склеивать длинными зимними вечерами… А сумку я прихвачу, пожалуй.

Фармавир подхватил сумку и быстрым шагом направился к выходу из кабинета управдворцом, пока на шум не сбежались вельможи со всего этажа. Дверь оказалась закрыта: как и любой нормальный вельможа, управдворцом запирал ее. Он отлично знал, насколько шустрыми бывают любители проникать в чужие кабинеты. Оглянуться не успеешь, как растащат все более-менее ценное и спасибо не скажут, разве что плюнут на дорожку, привычно охаяв обстановку чужого кабинета и якобы безвкусие его владельца.

Ударом ноги приличной силы выбить дверь не составит труда, тогда на шум сбегутся многочисленные зеваки, если уже не столпились у входа, услышав, как что-то грохнуло и разбилось. В этом случае новость о том, что пропавший без вести Фармавир оказался в кабинете управдворцом и разнес в нем по камешкам немало подарков от добрых подданных, разлетится по городу со скоростью молнии. Далее последует охота, поимка, суд и казнь. Немного времени останется на призрачные мечты о сражении с Горгонами в будущей жизни: никто не знает, когда состоится новое рождение Фармавира, останутся ли к тому времени живые Горгоны, и, самое главное, будет ли ему в следующей жизни хоть какое-нибудь дело до змееволосых тварей? Новая жизнь – новые заморочки.

Фармавир прислушался. С той стороны стояла такая же тишина, и он перевел дух. Магическая отмычка – простенькое заклинание, придуманное в свое время, чтобы взломать сломавшийся сейф в лаборатории – в два счета справилась с замком. Фармавир решительно вышел в коридор и увидел, как по коридору идет вельможа с папкой.

Фармавир чертыхнулся.

– До свидания! Спасибо за помощь! – сказал он в кабинет и прошептал заклинание, закрывающее дверь. Не решившись идти вельможе навстречу – вдруг узнает и поднимет панику? – Фармавир неспешно зашагал к лестничному пролету и уже поворачивая, увидел, как вельможа пытается войти в кабинет управдворцом, стуча в закрытую дверь и толкая ее. На лице вельможи читалось непонимание: ведь только что отсюда выходили! Фармавир хихикнул и, ускорив шаг, направился на чердак.

На чердаке располагался склад вещей, которыми уже не пользовались, но выбросить еще не позволяла совесть. Раз в год накануне главного королевского праздника на чердак заходили стражники, забирали часть вещей и раздавали их прохожим. Фармавир давно отметил, что стражники не горят желанием выносить тяжелую мебель и ограничиваются выносом стульев, тумбочек и вещей из прошлогодних коллекций королевских модельеров. Наряды пользовалась огромной популярностью среди крестьян: одетые в нее пугала подавляюще действовали на ранимую психику огородных вредителей. Модельеры об этом знали и выкладывались по полной программе, чтобы новые коллекции уничтожали как можно больше вредителей. Как ни странно, но и столичные модники были в курсе договора между модельерами и крестьянами. Они с удовольствием покупали и какое-то время носили самые кошмарные наряды, тем самым тренируя в себе стойкость к жизненным невзгода. А заодно спонсируя производство новых коллекций и облегчая жизнь крестьянам, которые никогда не смогли бы купить подобные наряды за их настоящую стоимость. Зато каждый раз, съедая овощи и фрукты, они с гордостью могли сказать: изобилие продуктов стало возможным благодаря и их вкладу в общее дело.

Здесь Фармавир еще в бытность лаборантом устроил секретное хранилище химреактивов из лаборатории. Гордостью коллекции оставался растворитель, превращавший любую материю в красный песок. После достопамятных событий, расширивших лабораторию ввысь на один этаж и уничтоживших лестничный пролет, Фармавиру неделю снились кошмарные сны о том, что он вместе с Баррагином и профессором Гризлинсом пытался выбраться из разрушающегося дворца.

Фармавир отлил часть растворителя в небольшую емкость и отнес ее на чердак. Он не знал, пригодится ли ему подобная жидкость хоть когда-нибудь, но считал, что иметь растворитель в запасе гораздо лучше, чем не иметь.

Теперь, когда вход в сумочное подпространство оказался доступным в любое время дня и ночи, Фармавир решил перенести туда накопленные запасы, а заодно прихватить и часть мебели. Несколько диванов, кресел и шкафов как нельзя кстати пригодятся для хранения разной всячины. Создать под это дело большую ячейку, чтобы вместилось как можно больше, и на всякий случай огородить мебелью, чтобы коллеги Фармавира по сованию носа в чужие хранилища не смогли увидеть, что находится в его ячейке.

– Теперь заживем! – воскликнул Фармавир, накидывая полоску на шкаф и протаскивая ее к ножкам. Шкаф полностью оказался в подполье, Фармавир сжег полоску и пошел дальше. С диванами пришлось повозиться из-за их габаритов: вельможи обожали диваны, на которых уместилось бы человек десять разом. Точнее говоря, этих самых десять человек никто и не думал пускать, главное, чтобы простора хватало на такое количество. – Помнится, стражники сильно ругались, перетаскивая этот диван из спальни вельможи на чердак…

Тридцать человек, кряхтя и ненавидя белый свет, тащили символ буржуазной роскоши по широким лестничным пролетам и больше всего на свете хотели уничтожить правящий класс как таковой. Свидетели события, работавшие в кабинетах и не видевшие сам процесс переноски дивана, по фразам стражников решили, что наступила революция, и вскоре каждому вельможе влетит по первое число. Но обошлось. От революции вельмож традиционно спасала их щедрость: участвовавшим в переноске мебели стражникам хорошо заплатили и попутно накормили отменным обедом, основательно улучшив настроение и заставив смотреть на мир сквозь розовые очки.

– А я в одиночку перемещу! – похвастался Фармавир. – И когда вы вспомните про диван, долго будете ломать голову над тем, кто и как сумел его отсюда вынести незаметно для окружающих?

Но самое главное, что хранилось среди вещей – набор актера: грим, парики и прочие штуки для игры самых разных персонажей. Конечно, при наличии подходящих заклинаний никакой грим не нужен, но Фармавир упустил этот момент, и сейчас не было времени на эксперименты. Грим – штука тонкая, особенно колдовской. Стоит неправильно произнести слово, и вместо загорелой физиономии появится нечто фиолетовое в крапинку.

– Рисковать не будем, – сказал Фармавир, надевая на себя соломенного цвета парик и с помощью накладки увеличивая размер носа. Искусственный загар тоже внес свою лепту в общую картину. – Отлично! Не особо красиво, но зато родная мама не узнает.

Он протер старое зеркало попавшимся под руку костюмом. Отражение стало куда четче.

– Все равно не похоже, – сказал Фармавир.

Теперь осталась самая малость: незаметно выйти отсюда и отправиться узнавать подробности недавней катастрофы.

– То есть, ты дал корбулитам себя арестовать только для того, чтобы спрятаться от Снежной Королевы? – удивился Баррагин, выслушав рассказ Кащея о его вторичном появлении в городе. – Ты не маньяк?

– Не только, – ответил Кащей. – Ты не забыл, что я набираю команду?

– Но почему именно здесь? Набрать команду куда проще, оставаясь на воле.

– Есть определенные причины… Здесь контингент любопытнее, – ответил Кащей. – В главной королевской тюрьме для особо важных персон абы кто не сидит.

– И чем этой группе придется заниматься?

– Сражаться с определенными существами и разгадывать тайны. Дело опасное, но увлекательное.

Баррагин задумался.

– Ты, случаем, не пытаешься собрать собственную команду для сражения с Горгоной? – полюбопытствовал он. – А то, знаешь ли, ее давно пытаются победить все, кому не страшно отправиться на остров.

Кащей хитро посмотрел на собеседника.

– Скажи мне, парень, – спросил он, – скольких монстров из числа существующих ты знаешь?

– Горгону знаю, – не особо уверенно ответил Баррагин. – Точнее, их несколько, если древние легенды не обманывают, и если с тех легендарных пор их количество не изменилось.

– И все?

– Одной Горгоны за уши хватает.

– В общем-то, да, – согласился Кащей. – Но список монстров не ограничивается семейством змееволосых Горгон. Еще есть Василиск – это такая змейка, превращающая в камень все живое не хуже Горгоны. Помимо нее, в озере Трикатипум на северо-востоке отсюда обитает дракон, которого не видит ни один из охотников, но зато частенько видят обычные мирные люди. Я подозреваю, что в том озере есть переход в другую реальность и намерен его отыскать.

– Другую реальность? Это как?

– Это как здесь, но иначе.

– Не смешно.

– Да, там очень часто бывало не смешно, – согласился Кащей. – Плюс еще кучка монстров и всякого рода таинственных штук, о которых я расскажу, если ты вступишь в мою группу.

– Заманиваешь?

– Не без этого, – согласился Кащей. – Если ты любопытен, то эти загадки не дадут тебе покоя до конца жизни. Но у тебя на лице читается здоровое такое недоверие… ты думаешь, я сказки рассказываю от скуки?

Баррагин смутился.

– Я не знаю, – честно сказал он. – Все-таки, часть корбулитов возвращалась домой с несметными сокровищами…

– Еще бы, ведь они находили мои тайники, – ухмыльнулся Кащей. – Какие доказательства тебе нужны?

– Веские, само собой!

– Это можно, но доказательства находятся в моем замке далеко на севере, и пока я не выйду отсюда, то ничего конкретного предоставить не смогу.

– Угу, – произнес Баррагин. – А как мы туда попадем?

– Это уже не твоя забота. Твое дело – согласиться или отказаться.

Баррагин задумался.

– Не знаю, честно говоря, – сказал он не особо уверенно.

Кащей кивнул, словно ждал именно этот ответ.

– Ты не думай, что там я насяду на тебя и вырву согласие работать в команде при помощи пыток, – пояснил он. – Не захочешь, заставлять не стану. Мне нужны добровольцы, которым надоела обыденная жизнь, и они готовы с головой окунуться в неведомое для большинства людей.

Баррагин посмеялся.

– Уж чего-чего, но обыденностью моя жизнь и не пахнет, – сказал он. – Постоянные сюрпризы.

– Тем более, – ответил Кащей. – Значит, тебе не привыкать.

– Я подумаю, но ничего не обещаю, – сказал Баррагин.

– Думай, – согласился Кащей. – Времени у тебя много, да и мне торопиться некуда.

Раздался щелкающий звук открываемого замка. Баррагин и Кащей замолчали и повернули головы к выходу из камеры. Дверь отворилась, и на пороге появились хмурые стражники.

– Лаборант Баррагин! – официальным тоном сказал стражник, переводя взгляд с одного заключенного на другого.

– Вы сейчас вызываете или назначаете? – полюбопытствовал Кащей.

– Писарь, – строго сказал стражник, – тебе дали перо и бумагу – так пиши! Иначе как врежу – описаешься ощущения на бумагу переносить.

– Рискни, – предложил Кащей.

– Ты нарываешься? – не поверил стражник.

– Ты сам – сплошной нарыв, – ответил Кащей. – Выдавить бы тебя отсюда, да снаружи не поймут.

– Так, – рассердившийся стражник указал на Баррагина. – Вон отсюда!

И, не дожидаясь, пока лаборант выйдет, силой выдворил его из камеры и захлопнул за собой дверь. Лаборант и оставшиеся снаружи стражники переглянулись.

– Будешь болтать лишнего, тоже получишь, – намекнули стражники. Баррагин осуждающе покачал головой, но ничего не сказал.

С противоположной стороны раздались приглушенные голоса, постепенно перешедшие в крики, затем раздался ужасающей силы удар в дверь. На металлической поверхности появился четкий человеческий силуэт. Замок сломался, и дверь медленно открылась.

– Чтоб я сдох… – изрядно озадаченные стражники увидели вдавленного в дверь коллегу. Кащей, как и раньше, сидел на своем месте со спокойным видом. На сердитые взгляды стражников он сказал:

– Тут вот что-то к двери прилипло… Отскоблите, пожалуйста!

Стражники выставили в его сторону рушки.

– Не вздумай шевельнуться, висельник! – прорычали они.

Вдавленный в дверь стражник шевельнулся и рухнул на пол.

– М-а-м-а… – медленно, но внятно произнес он. Коллеги быстро оттащили его в коридор.

– О, – прокомментировал Кащей, – само отпало. Замечательно! А теперь закройте дверь, сделайте доброе дело!

– Ты нам приказывать будешь?! – взвились стражники.

– Нет, ну, если вы желаете оставить ее открытой, я возмущаться не стану, – ответил Кащей. – Выйду – и поминай, как звали! Вам же хуже будет.

– Вот поганец! – рявкнул стражник и рывком захлопнул дверь. – И не поспоришь с этой тварью!

– Вы крайне любезны! – раздался голос Кащея. – Я не столь силен в эпитетах, поэтому буду называть вас просто земляными червяками в спецкостюмах.

– Чего-чего ты там высказал?

– Глисты в обмотках!

Стражник подумал войти в камеру и показать заключенному Кузькину мать, но вовремя вспомнил, что коллега уже пытался это сделать, однако показанное на Кащея никакого эффекта не произвело. Пришлось презрительно хмыкнуть и уйти прочь, пока заключенный не вошел в раж, упражняясь в создании нелицеприятных словесных эпитетов.

– Недолго тебе над нами издеваться, – проворчал стражник. – Повесят скоро, и тогда уже мы будем смеяться на твоей могилке… Вперед, Баррагин, судья не любит ждать обвиняемых. Опоздаешь на пять минут – добавит десять лет, церемониться не станет.

– А если придем раньше времени, – спросил Баррагин, – то он не сократит срок заключения?

– Сократит, но не так, как ты думаешь.

– А как тогда?

– Сядешь раньше на пять минут – выйдешь раньше на пять минут, – пояснил стражник. – Но, говоря откровенно, я не думаю, что в тюрьме будут придерживаться точного времени. Выйдешь, как повезет. Может быть, секунда в секунду, но точно так же может быть, что просидишь лишний год-полтора, пока о тебе не вспомнят. А то и вовсе придушат втихаря, если тюрьма окажется переполненной, а поток новых заключенных не иссякнет.

– Ты серьезно?

– Не веришь?

– Нет.

– А зря. Сам посуди: когда бандитов много, к чему их коллекционировать? – спросил стражник. – Жизнь нормальных людей важнее.

Туманная перспектива оказаться в числе преступников, попадающих под сокращение, Баррагина обескуражила.

– Если что, я буду напоминать о себе каждый день, – на всякий случай сказал он, все же пребывая в уверенности, что судья выслушает его речь и сделает правильные выводы из случившегося в лаборатории, и в тюремные палаты переедет кто-нибудь другой.

– Станешь шуметь, отправят в дальние камеры, где даже крысы не шастают, – ответил охранник, – там вопи о себе хоть сутки напролет, никто слова поперек не скажет, потому что не услышит. Но это – верный шанс, что о тебе точно забудут и сделают это с большим удовольствием. Так что молчи. Делай, что хочешь, но молчи.

– Да не переживай ты так, – сказал Баррагин. – Я думаю, после суда меня и вовсе отпустят.

– Блаженны верующие, – только и сказал стражник, убивая в Баррагине микроскопические остатки оптимизма и хорошего настроения.

Дальнейший путь к залу суда прошел в полной тишине.

Фармавир надел на голову шляпу и надвинул ее на самый нос. Здесь, на втором этаже дворца было самое оживленное движение. Вельможи ходили туда-сюда, создавая видимость работы на благо короля, и волей-неволей обращали внимание на стоявшего у входа в кабинет Фармавира. Пришлось использовать шляпу в качестве дополнительного средства маскировки.

Фармавир поджидал старого товарища, Мелькора, которому не раз помогал, работая в лаборатории дворца. Молодой вельможа подавал большие надежды в области управления, и согласно планам первого советника мог со временем заменить его после ухода Баратулорна на почетный отдых.

Загруженный проблемами Мелькор прошмыгнул мимо Фармавира, словно того и не существовало. Вставил ключ в замок, один раз повернул и вошел в кабинет. Но едва попытался закрыть дверь за собой, как почувствовал, что его вталкивают в кабинет.

– В чем дело?! – воскликнул он. Неизвестный в шляпе бесцеремонно протолкнул Мелькора и сам захлопнул дверь. – Что вы себе позволяете?!

Фармавир снял шляпу и парик. Перепуганный Мелькор увидел загорелое лицо друга и отпрянул.

– Исчезни, призрак!

– Сейчас как врежу – сам станешь призраком! – отозвался Фармавир.

– Ты зачем пришел именно ко мне?! – запричитал Мелькор. С древних пор считалось, что призраки умерших приходят в гости к живым тогда, когда последним пришло время уходить по ту сторону бытия. Но обычно умершие появлялись во сне, а сейчас призрак начхал на установленные тысячелетиями традиции и явился в кабинет средь бела дня. – Иди к соседу! Он – такая тварюга, что слов не хватает! Забери его, меня не трожь!

– Ты же знаешь, что смерть забирает лучших, – грозным голосом ответил Фармавир. – Вот я и пришел за тобой!

– Что тебе плохого сделал?

– Ничего. Но если будешь подвывать, как сейчас, то сделаешь, – сказал Фармавир.

Мелькор прислушался: и, правда, несильный и неприятный гул, непонятно откуда доносившийся и здорово бьющий по нервам, издавал он сам. Мелькор чертыхнулся и замолк.

– Призраки людей не опасаются, – сказал он. – Значит, ты жив.

– Живее не бывает.

– Но как?! – изумился Мелькор. – Ведь стражники официально объявили тебя погибшим!

– Да? – Фармавир представил, как выглядела картина его исчезновения глазами стражников. Юркнуть в горящую сумку и исчезнуть бесследно – да, после такого говорить о выживании беглеца не имеет смысла. – А почему не пропавшим без вести?

– Потому что стражники тоже не дураки, – ответил Мелькор. – Ты представляешь, какая буча началась бы, узнай высокое начальство о том, что ты просто пропал? Да стражникам в полном составе пришлось бы денно и нощно осматривать каждый метр королевства, чтобы отыскать твои следы. А с погибшими таких проблем нет. Умер, значит, умер… Но погоди… они же привезли твой труп!

– Мой? Серьезно?

– Я сам не видел, но говорят, что да… – Мелькор уставился на Фармавира. – Нежели стражники убили кого-нибудь из своих, чтобы доложить о выполненном задании?!

– Делать им больше нечего! – отмахнулся Фармавир. – Небось, подобрали среди своих похожего на меня телосложением, быстро загримировали копотью от костра, чтобы не мучиться, и отвезли на опознание.

– Но труп бросили в мешок и сожгли!

– А кто сказал, что они бросили именно тот труп, который притворялся стражником?.. – возразил Фармавир. – То есть, наоборот, кто сказал, что они бросили именно стражника, а не обычного умершего из морга? Подменить одного другим не составит особо труда. Опознание наверняка проводили в том же морге, а не в королевском зале для торжественных приемов. Ты мне лучше расскажи, что стало с Баррагином, и когда похоронят Альтареса?

– Баррагин в тюрьме, – ответил Мелькор, – а когда похоронят Альтареса, я не в курсе. Он и сам этого не знает.

– Он жив? – удивился Фармавир. – Не врешь?

– Да прямо как ты! – ответил Мелькор. – Только после операции ему ноги отрезали, потому что их слишком сильно придавило… Но зато его накачали твоими фирменными обезболивающим и лекарствами по самую макушку, да еще впервые применили разработанный тобой протез на основе ковра-самолета – Альтарес чувствует себя вполне сносно, разве что похудел сильно. Как удалось – понятия не имею.

– Это просто: лекарства, восстанавливающие здоровье в считанные часы, используют уйму средств и возможностей самого организма, – пояснил Фармавир. – К вечеру Альтарес будет, как огурчик, но при этом израсходуется огромное количество энергии. Поэтому он и похудел, а вскоре похудеет еще больше. Но это мелочь – полгода приличного обжорства три раза в день – и организма вернет свое с избытком. Станет анорексик Альтарес круглым-круглым, и будет передвигаться по дворцу, катаясь, словно колобок. Слушай, Мелькор, ты не против, если я сяду вон в том кресле? А то так и стоим у входа. Не ровен час, кто-то войдет, да дверь распахнет во всю ширь – сшибет и не заметит.

– Проходи! – засуетился Мелькор. – Есть хочешь?

– Еще больше, чем пить.

– Понял, сейчас сделаю.

– Да я сам сделаю! – Фармавир вытянул руки в сторону стола и произнес заклинание. Четыре бутерброда с мясом появились на тарелке и плавно приземлились на стол. Следом появился бочонок с квасом. – Налегай.

– Я сыт.

– Как знаешь, – Фармавир с удовольствием приступил к поеданию еды, не забывая выспрашивать у Мелькора подробности сегодняшнего взрыва. Мелькор рассказывал, что знал, а знал он не особо много. Рассказал, что через час с небольшим состоится суд на Баррагином, и что будет дальше – одному богу известно, но пока еще неясно, какому именно богу.

– Баррагин – важный человек, его просто так не казнят, – сказал Фармавир. – Тем более что противогоргонские очки находятся у меня, а я их не отдам до тех пор, пока Баррагина не выпустят из тюрьмы.

– Его не выпустят, – мрачно сказал Мелькор. – Я слышал, Бумкаст с утра вызвал палача, у которого под пытками даже немые начинают говорить.

– С утра? – переспросил Фармавир. – Но утром Баррагин только-только создал очки, Бумкаст не мог об этом знать!

– Откуда ты знаешь, что мог и что не мог управдворцом? – Мелькор пожал плечами. – У него, как у того палача, стены имеют уши и докладывают от услышанном. – Подозреваю, что Бумкаст вел за вами тщательное наблюдение, и знал, что опыты подходят к завершению. Вы определи его и доделали свою работу, а он наверняка мечтал, чтобы последний шаг сделал Альтарес. И палач развязал бы Баррагину язык насчет последних действий с очками. Наверное, так. Я не знаю, что творилось на самом деле, могу только строить догадки. А сам понимаешь, какой бред временами лезет в голову, если в голове полно необузданных фантазий, а в реальности – необъяснимых происшествий.

– Блеск. Просто блеск! – сказал Фармавир.

В дверь постучались. Мелькор заметно побледнел и посмотрел на Фармавира.

– Ты готов выпрыгнуть в окно? – спросил он.

– Я похож на инвалида умом?

– Нет.

– Вот тебе и ответ на мой вопрос. Который шкаф у тебя пустует?

– Почти все, но у меня нет шкафа, в котором можно спрятаться человеку твоей комплекции.

– У меня нормальная комплекция.

– Зато у меня шкафы мелкие!

Стук повторился.

– Открывай, – разрешил Фармавир.

– Ты издеваешься? – воскликнул Мелькор. – Увидят тебя – нас вдвоем отправят в тюрьму!

– Не увидят, – уверенно сказал Фармавир, доставая из кармана полоску. – Открывай и не переживай! Только придумай, как объяснишь дым в кабинете, и с тебя хватит.

Мелькор направился к закрытой двери.

В кабинет вошел Бумкаст.

– Мелькор, – сказал он и осекся, глядя куда-то за спину вельможи. Тот похолодел. – У тебя что-то горит.

– Не может быть! – воскликнул Мелькор и резко обернулся. В воздухе запахло сгоревшим хлопком. – Похоже, на улице жгут… кого-то…

– Не кого-то, а что-то, – поправил Бумкаст. – Кого-то жгут в строго определенное время, не ошибешься.

Управдворцом внимательно посмотрел на руки вельможи, пытаясь увидеть в них следы от огнива. Перевел взгляд на подоконник и увидел на нем черную полоску сгоревшей ткани. Ветер сдул остатки, те упали вниз.

Управдворцом выглянул в окно и посмотрел сначала вниз, затем перевел взгляд вверх.

– Кто-то балуется… – сердито сказал он, и Мелькор посочувствовал тому, кого управдворцом сделает крайним. – Как малые дети, ей-богу! Отыщу шутника – он у меня сам с огоньком сгорит на площади!

Он развернулся и быстро вышел из кабинета, оставив Мелькора в полном недоумении относительно того, зачем заходил.

– Фармавир! – осторожно позвал Мелькор. – Фармавир, ты где?

Ответа не было.

– Ты, что, на самом деле в окно прыгнул? – сделал вывод Мелькор. – А говорил, что не инвалид…

Он устало выдохнул и без сил рухнул в кресло.

Перед зданием суда оказалось немало людей. Большая часть стояла в кандалах и ходила по двору в сопровождении личной охраны, готовой в любой момент дать охраняемому по шее или набить морду, если тот начнет буйствовать. Небольшая кучка горожан стояла за забором и ждала, когда ее впустят в зал заседаний, чтобы поучаствовать в роли массовки и посмотреть, как вершится правосудие. В основном толпились недовольные молодежью старики и старушки, сами разочаровавшиеся в жизни и пытающиеся утянуть за собой в бездну негатива остальных. Такие обожали смотреть на обвиняемых и всячески их третировать выкриками с места. Судья терпел их, потому что они вносили в заунывный процесс проведения судебных тяжб немало увлекательных ноток.

Баррагин посмотрел в сторону зрителей и почувствовал волну ненависти и негодования. Зрители заранее были готовы к тому, что обвиняемый заслужил самое суровое наказание, и должен чувствовать ненависть обычных людей с самого начала, а не только по решению суда.

– Какой у них колючий взгляд, – пробормотал он. Стражник скосил на него глаза, но ничего не сказал. Только дотронулся до рукоятки метательного ножа на поясе. – Кажется, я понял, откуда появились Горгоны – они потомки самых злобных и склочных людей.

– Хватит шептать! – не выдержал стражник. – Еще одно невнятное слово, и я врежу тебе по уху!

– Зачем?

– Вдруг ты колдуешь? – сказал стражник. – Я не желаю скопытиться в расцвете лет по твоей вине.

– У нас колдун – это Фармавир.

– Мертвые колдовать не умеют.

– Ваше счастье…

– Заходи по одному! – прокричал охранник у входа в зал заседаний.

– Пошли, – стражник подтолкнул Баррагина.

– Но мы пришли последними, – уперся Баррагин. – Очередь не пропустит.

– Смеешься, что ли? – стражник посмотрел на него, как на сумасшедшего. – Да любой из них будет рад уступить тебе свое место! Чем позже вынесут приговор, тем дольше они будут на что-то надеяться. Иди вперед, не сомневайся!

Баррагин глубоко вздохнул и направился ко входу. Стражник зашагал сбоку. Прочие обвиняемые смотрели на Баррагина со смесью страха и радости. Страха – потому что знали, почему он здесь очутился, а радости – потому что могут еще немного подышать перед смертью.

Баррагин зашел в зал и сел в указанное стражником место. Зрители тоже заняли свои места в зале и перешептывались, рассказывая друг другу версии того, что натворил Баррагин, и как за это ответит. Краем уха он слышал их болтовню и поражался невообразимой фантазии. Версия его дела, приведшего в это мрачное здание, у одной из старушек оказалось настолько захватывающим, что Баррагин против своей воли заслушался и едва не пропустил начало заседания.

– Всем встать, суд идет! – провозгласил секретарь.

Старушка замолчала на самом интересном месте, и Баррагин чертыхнулся: теперь придется самому выдумывать продолжение. С другой стороны, собственная жизнь и так казалась ему весьма увлекательной. Разве что последние события изрядно подпортили радость от преодоления обыденных трудностей.

– А ведь сейчас я мог плыть на остров сражаться с Горгоной, – вздохнул Баррагин. Теперь поздно об этом думать.

Присутствующие встали, высоченная дверь цвета слоновой кости, в дверной проем которой мог запросто пройти шестиметровой высоты гигант, отворилась, и в зал вошел главный королевский судья. Из прохода напротив, с черной, стильной, из мрамора, но низенькой и узкой, словно для лилипутов, двери, вышел адвокат в черном же костюме. Баррагин встречался с ним два раза в камере, и уже знал, что ничего особого ждать от этого представителя защиты не придется. Он скорее проводил время в свое удовольствие, чем работал, но заменить его нормальным адвокатом Баррагин не мог, а остальным было безразлично.

Фармавир, как погибший, присутствовал заочно, в виде портрета с черной рамочкой и пририсованными каким-то недорослем усами. На скамейке обвиняемых Баррагин так и сидел рядом с портретом. Стражник встал за спиной обвиняемого с мечом в руке: особо буйных могли казнить прямо на месте.

В приличном кресле обвинителей сидел Альтарес. Одетый не по погоде в плотную черную куртку до самого пола, неожиданно быстро похудевший и мрачный, он смотрел на Баррагина с нескрываемой злостью и был полон решимости добить врага раз и навсегда.

Рядом с ним сидел управдворцом Бумкаст, и было непонятно, кто из семейства мечтает расквитаться с Баррагином больше. Оба метали глазами молнии ярости и тоже напоминали Баррагину голову Медузы Горгоны, которую изобразил на холсте живущий в подвалах бывший моряк.

Судья, в длинной темно-синей мантии, с треугольной шляпой на голове, прошел в зал и сел в кресло. На шляпе сверкал медальон, выдаваемый судьям перед каждым заседанием. Та часть присутствующих в зале заседаний, которой становилось скучно, обычно занималась подсчетом количества мелких бриллиантов, вставленных в медальон. Денежной ценности он не представлял, хотя желающих прикарманить его не убывало. Стабильно раз в год очередной ловкач пытался под любым предлогом завладеть шляпой, чтобы стащить медальон и продать его коллекционерам, специализирующим на краденых произведениях искусства или всякого рода занимательных безделушках.

Судья усталым взглядом – да когда же вы повзрослеете и перестанете заниматься глупостями, бесконечным потоком приходящие из ниоткуда и уходящие в никуда обвиняемые? – обвел присутствующих и сказал:

– Дело номер три тысячи восемьсот десять. Слушается обвинение Альтареса против бывшего коллеги Баррагина. В чем состоит суть претензий?

Альтарес с трудом встал с места, изрядно при этом побледнев.

– Этот человек, – сказал он, указывая на Баррагина, – присвоил мое изобретение: противогоргонские очки. И попытался вместе с ними сбежать за пределы государства, чтобы продать готовые очки врагам нашего короля Кобула Третьего! Если бы не четкие действия стражников, ему удалось бы совершить свое злодеяние и оставить короля у разбитого корыта. К счастью, его пособник погиб во время бегства и не сумеет испортить нам суд колдовскими действиями.

Баррагин презрительно фыркнул. Альтарес на секунду запнулся.

Судья посмотрел на обвиняемого.

– У вас есть, что сообщить по данному поводу?

Баррагин встал.

– Разумеется.

– Прошу.

– Сначала я хочу заметить, что обвинитель лжет: ни в каком побеге я не участвовал. Первый советник лично вошел в лабораторию и может засвидетельствовать правдивость моих слов.

Присутствующие загомонили, судья несколько раз постучал дубинкой по манекену головы, давая понять, что скоро перейдет от ударов по манекену к избиению гомонящих. Шум прекратился.

– Допустим, – сказал судья. – Но ваш коллега все же сбежал. С чем связано его желание покинуть территорию королевства, если не с планами продать изобретение нашим врагам и тем самым отдать им в собственность Пинайский остров?

Баррагин дождался, пока в зале наступит полная тишина, и сказал:

– Да, Фармавир на самом деле улетел, но исключительно по моему приказу.

– Вот видите! – воскликнул с места Альтарес. – Я же говорил, говорил!

– Отставить выкрики с места! – приказал судья. – Здесь не рынок, перекрикивать конкурентов не нужно. Обвиняемый, объяснитесь!

Баррагин кивнул.

– Я приказал ему собрать все документы и спрятать их в надежном месте на случай, если Альтарес объявит их своими.

– Уважительная причин, – согласился судья. – Я сделал бы то же самое.

– Но они на самом деле мои! – воскликнул Альтарес. – Баррагин только что признался, что сам желает воспользоваться моим открытием и изобретением в своих корыстных целях! И это после того, как на создание изобретения было потрачено пять лет жизни и немереное количество денег из казны! Совести у него нет!

– Ничего и никому я перепродавать не собираюсь, – терпеливо сказал Баррагин. – Альтарес потребовал передать ему авторство изобретения, в противном случае он пообещал испортить мне жизнь и использовать все свои связи при дворце, чтобы засудить меня и вышвырнуть вон из города. Это необходимо для того, чтобы получить причитающуюся награду за победу над Горгоной единолично. Максимум, среди своих. Команда Бадабум может подтвердить, что именно я поделился с ее участниками своими планами по созданию противогоргонского оружия.

Судья взглянул на управдворцом.

– Я ничего не стану подтверждать! – заявил вскочивший Бумкаст. – Эти два выскочки сталкивались с моим сыном в университете, где он по глупости и излишнему человеколюбию поделился с ними своей идеей. Они же основательно запудрили мозги первому и второму советникам ради получения огромных прибылей. Подозреваю, что Фармавир изначально обладал определенными колдовскими навыками, и потому сумел заморочить нам голову. Но с меня пелена спала, когда я увидел пострадавшего сына, а вот первый и второй советник до сих пор пребывают в стойком неведении относительного реального положения дел.

– Почему Вы пришли к такому выводу? – судья потребовал объяснений.

– Судите сами, Ваша Светлость, – сказал Бумкаст. – Вспомните, как была разрушена лаборатория, город превращен в резиновую игрушку, дворец заполнили говорящие невидимые демоны, как, наконец, питьевая вода превратилась в вино, что привело к массовому веселью и дальнейшей общегородской охоте за галлюцинациями! Любое из перечисленных действий гарантировало бы простым людям попадание в тюрьму на многие годы, но что случилось с нашими обвиняемыми? Тюрьма или денежный штраф? Наказание плетьми? Нет, нет, и еще раз нет! С ними ничего не случилось! Как работали, так и продолжали работать! Более того, первый советник выдал Фармавиру сверхсекретную книгу по едва созданной науке магии! Чем, как не далеко идущими планами по подготовке переворота и захвату трона, являлись действия этих заговорщиков?

Судья покачал головой: он помнил о событиях пятилетней давности. После объявления указа короля не прошло и дня, как нашлись два молодых человека, предложивших уникальную систему защиты от Горгоны. Настолько уникальную, что создать ее удалось только сейчас.

– Стало быть, – сказал он, – Баррагин и Фармавир использовали идею Альтареса, выдав ее за свою.

– Именно так! – подтвердили Альтарес и Бумакст.

– Но почему вы молчали столько лет, если знали об этом? – насторожился судья. – Если Вы знали об изобретении сына, почему ничего не говорили о воровстве авторства?

– Видите ли, Ваша Светлость, я сам не был в курсе идей сына. Обычно он не делится подобными штуками, если стопроцентно не уверен в успехе. Он мельком намекнул мне, и я уговорил короля принять его на работу. Альтарес приступил бы к выполнению задуманного, но кто знал, что подлые Баррагин и Фармавир и ему заморочат голову? Морока, да еще колдовская – от нее не каждый быстро избавится. Альтарес потратил на избавление четыре года.

– Бред! – коротко сказал Баррагин.

– Опровергни! – потребовал Бумкаст.

Баррагин повернулся к адвокату.

– Ты почему молчишь? Защищай меня!

– Ты и без меня – само красноречие, – оправдался адвокат. – Я тебе не нужен, твоя квалификация по болтологии превышает мою на порядок.

– В десять раз? – изумился Баррагин. – Да что ты за адвокат такой?

– Долго живущий, – пояснил адвокат. – Но ты отвлекся. Опровергни слова управдворцом! Поверь, я не сомневаюсь в твоей честности и невиновности, и буду держать за тебя кулаки.

– Лодырь, – бросил Баррагин.

– Итак? – спросил судья. – Вы закончили переговоры с адвокатом?

– Да.

– Вы готовы опровергнуть слова уважаемого Бумкаста?

– Да. Но не словами.

– Руками, что ли?! – возмутился Бумкаст. – Только попробуй подойти ко мне на расстояние вытянутой руки – пожалеешь! Сам как врежу, размажу и разрежу!

– Тихо! Каким же образом вы намерены это сделать, обвиняемый? – удивился судья.

– Я предлагаю устроить состязание.

– Какое?

– Мы с Альтаресом отдельно друг от друга создадим новые противогоргонские очки. И тот, кто на самом деле их придумал, тот и создаст замену увезенных Фармавиром.

В зале одобрительно загомонили: предложение Баррагина показалось присутствующим достаточно убедительным. Судья задумался, но его размышления прервал Альтарес.

– Я протестую! – воскликнул он, вскочив с места. – Я ослаб после тяжелого ранения и еще плохо соображаю после срочной операции, между прочим, прошедшей всего лишь два часа назад, а его сообщник Фармавир, являющийся колдуном, может передать украденные очки колдовским способом. Баррагину не придется даже палец о палец ударить, как он предъявит готовые очки! И тогда никто меня не станет слушать. Его злой гений победит мою добропорядочность, и этот грандиозный обман будет сделан на виду у почтенной публики!

– Вообще-то, он погиб, – сурово сказал Баррагин.

– Он мог создать тайник задолго до смерти или научить тебя заклинаниям! – отпарировал Альтарес.

– Мы проведем состязание открыто, чтобы каждый мог видеть, что из чего и как получается, – сказал Баррагин.

– Магия позволит тебе совершить обман с честным лицом! – не унимался Альтарес. – Ты мечтаешь уничтожить меня! Конечно, при помощи магии ты ловко подменишь свои неудавшиеся очки моими, предъявишь их, как собственное доказательство правоты, и тогда меня, истинного их создателя, ставшего инвалидом на всю жизнь по твоей милости, изгонят из страны и обретут на голодную смерть!

В зале поднялся шум.

Судья с такой силой стукнул дубинкой по голове манекена, что сломал его. Зато тишина в зале воцарилась мгновенно и надолго.

– Прошу подробности, – сказал он. – Каким инвалидом?

– Вот таким! – воскликнул Альтарес и снял с себя куртку. В зале пронесся вздох изумления: у Альтареса не было ног, и он парил над полом на небольшом куске ковра-самолета. – Два часа назад мне почти полностью ампутировали ноги, и я вынужден передвигаться при помощи хитрого приспособления, созданного, кстати говоря, тоже лично мною, а так же я по уши накачан сильным обезболивающим, которое не особо помогает в таком страшном случае. Разве это не доказывает, что именно я, презревший физическую боль и страдания, и явившийся в здание суда защитить свое имя – настоящий изобретатель противогоргонских очков?

– Не вижу связи, – сказал Баррагин. – И ковер-самолет изобрел не ты. Не я. И даже не Фармавир, а неизвестные мастера прошлых веков..

– Вот видите, – с укоризной произнес Альтарес. – Человек, из-за которого я стал инвалидом, до сих пор упорствует и унижает меня своими гнусными речами. Он мечтает уничтожить меня хотя бы морально!

– А если бы при взрыве пострадал и я?! – воскликнул Баррагин. – Как бы тогда строил свою защиту?

– Но пострадал-то я! – отпарировал Альтарес. – Тебе легко говорить!

Судья постучал дубинкой.

– Суд объявляет приговор! – громко сказал он. – Учитывая обстоятельства, я выношу решение: Баррагин до появления новых сведений относительно данного дела должен пребывать в тюрьме. Мы устроим состязание, и я лично буду проверять каждый его шаг. Когда Альтарес выздоровеет и создаст свои очки, в чем я ни секунды не сомневаюсь, Баррагина казнят.

Управдворцом бросил на Баррагина секундный взгляд и едва заметно ухмыльнулся. Лаборант понял, что долго ему не жить, связи управдворцом помогут последнему тихо и незаметно избавиться от лаборанта, тем самым отомстив ему за инвалидность сына.

– А если Альтарес не создаст очки? – спросил Баррагин. – Что тогда?

Судья замер с открытым ртом.

– В таком случае, – сказал он после минутного раздумья, – их создашь ты и тем самым докажешь, что не обманывал суд.

Альтарес покраснел от гнева.

– Ваша Светлость! – воскликнул он срывающимся голосом. – Но я не могу сейчас сделать очки! Их создание требует проведения немалого количества химических опытов, и часть веществ весьма и весьма ядовита! При моем основательно пошатнувшемся здоровье такие опыты сведут меня в могилу.

– Что Вы предлагаете в таком случае? – поинтересовался судья.

– Дайте мне время восстановить здоровье, – попросил Альтарес.

– Сколько времени на это нужно?

Альтарес замялся.

– Приблизительно полгода, – сказал он. – После этого я буду готов приступить к созданию очков.

– А почему бы тебе просто не отдавать приказы, как сделать очки?! – спросил Баррагин. – Никто не заставляет тебя дышать ядовитыми испарениями.

Альтарес бросил на врага убийственный взгляд.

– Чтобы еще кто-то из посторонних узнал, как создавать очки?! – сердито сказал он. – Ни в жизнь! Хватит с меня и того, что вы двое похитили мое изобретение. С толпой посторонних секретность сразу пустят коту под хвост.

– Может, хватит присваивать себе мое изобретение? – не выдержал Баррагин. – Именно я его придумал, а ты всего лишь бегал в лабораторию время от времени и пытался запомнить то, чем мы занимались. Так вот, хитроумный ты наш: мы с Фармавиром и ныне покойным профессором Гризлинсом специально проделали при тебе несколько лишних операций, на всякий случай. И как оказалось, не зря. Профессор был прав: ты – гнилой человек, и с удовольствием выбросишь за борт людей, которые ныне тебе неугодны. Так что, можешь создавать свой аналог очков до самой смерти, которая наступит довольно быстро. Казнят тебя, как обманщика, и похоронят в безымянной могиле. В половине могилы!

– Я не желаю выслушивать оскорбления этого презренного человечишки, – произнес Альтарес хмуро. Баррагин увидел, что его удар попал в цель: Альтарес растерялся. Обладая хорошее памятью, он мог воссоздать практически весь процесс создания очков, но теперь должен будет каждый раз проверять, не проделал ли он лишнюю операцию? Фактически, проще заново разработать метод создания очков, чем рыться в многочисленных записях и пытаться отыскать среди них фальшивые данные. Ведь неизвестно, какие именно процессы изначально являлись пусканием пыли в глаза.

– Суд завершен! – объявил секретарь. – Обвиняемый помещается в тюрьму, обвинитель отправляется на лечение. Когда Альтарес поправит здоровье, мы вернемся к этому вопросу.

Альтарес что-то прошептал на ухо отцу, тот кивнул и посмотрел на Баррагина прищуренными глазами. Поднес руку к голове и как бы невзначай провел ладонью по горлу. Баррагин хмыкнул, но все же настроение упало еще ниже: Бумкаст на пару с сыном уже задумали нечто неприятное. Оставалось понять, что именно, и Баррагин, недолго гадая, сообразил: Бумкаст использует свои связи при дворце, чтобы надавить на Баррагина и выяснить, каким образом создавать противогоргонские очки? Чтобы доказать свою честность, Альтарес не остановится не перед чем: ему есть, что терять в случае неудачи. В тюрьме шансов сохранить тайну создания очков крайне мало. Практически нет. Подкупленные стражники при необходимости выбьют необходимые Альтаресу знания, а, зная его подлый характер, не стоит сомневаться: живым Баррагин из тюрьмы уж точно не выйдет. Попадет под списание и упокоится, удушенный подушкой или веревкой, отныне и вовеки веков. А более-менее счастливый Альтарес будет радоваться жизни на бывшем острове Горгон.

– Вот почему тебе не голову придавило? – буркнул Баррагин. Наступил тот редкий случай, когда он оказался готов придушить врага голыми руками, но мешал стражник, стоявший рядом с мечом в руке.

– Повезло тебе, парень, – сказал стражник. – Я думал, завтра пойдешь на эшафот и скажешь последнее прости этому миру. А ты ничего, протянешь еще какое-то время.

– Не просто какое-то, – ответил Баррагин, глядя, как Альтарес, снова надевший куртку, вместе с отцом уходит в противоположную сторону. Отсюда казалось, что Альтарес передвигается мелкими шагами, и только пристально присмотревшись, можно было понять, что он именно летит, – короче только моргнуть.

– С чего ты взял?

– Уверен, что из меня в тюрьме всю душу вытрясут, но выпытают секрет создания противогоргонских очков.

Стражник одобрительно кивнул.

– Хорошо соображаешь, – сказал он. – То-то я думаю, для чего к нам в страну с утра пожаловал лучший палач семи королевств? Похоже, он по твою душу. Советую, парень: колись, не раздумывая, словно только об этом и мечтал всю свою жизнь! Иначе ни одной целой косточки в тебе не останется, я гарантирую.

– Ты умеешь поднять настроение…

Фармавир выбрался из подполья на чердаке дворца. Здесь за прошедшие полчаса ничего не изменилось, и вряд ли могло измениться до следующего королевского праздника, если только стражники не принесут новую порцию дворцового хлама на хранение.

– Значит, Бумкаст имел на счет линз свои планы, – вслух подумал он. Он не знал, как пристально управдворцом наблюдал за происходящим, однако небольшая военная хитрость – назвать линзы очками в присутствии посторонних – до сих пор срабатывала: никто не употреблял секретный термин, зато с фразой «противогоргонские очки» носились, как с писаной торбой. Это означало, что под наблюдением лаборанты находились далеко не всегда, и чаще всего роль наблюдателя отводилась именно Альтаресу. – Понимаю, но не одобряю.

Теперь, когда Фармавир знал то, что хотел, оставалось решить еще одну второстепенную задачу – узнать, кто является владельцем чужих ячеек, и где он живет? – и после этого приступить к решению главной проблемы: освобождению Баррагина и раздаче всем причастным к его аресту праздничных слонов. Каждый получит подарок соответственно своему вкладу в общее дело и не останется обделенным.

Фармавир надел парик и шляпу, вышел из хранилища и торопливым шагом направился в мастерские за инструментами.

Стражники, неспешно бродившие по закрепленным за ними участкам дворца, на проходящих мимо словно и не обращали внимания. Кто-то смотрел в окно, кто-то сидел в креслах, изредка окидывая взглядом коридоры. Когда-то стражникам полагалось каждый раз отдавать честь проходящему вельможе, но от подобного ритуала отказались: пугливые вельможи шарахались от резких движений вооруженных людей. Им постоянно казалось, что сейчас произойдет покушение на их светлость. Король Корбул Первый, выслушав стенания вельмож, приказал стражникам в мирное время при охране дворца ходить со скучающим видом и казаться как можно менее опасными.

Сейчас, после взрыва в лаборатории и побега Фармавира стражники не нарушали приказ короля, но посматривали на проходящих мимо них людей мрачно и сердито. Фармавир тоже не стал рисковать и делать вид, что ему весело. Отобразить на лице тревогу оказалось проще простого, и Фармавир с не менее мрачным видом прошагал мимо стражников, готовый в любой момент выхватить из кармана полоску и нырнуть в подполье.

Обошлось.

В королевских мастерских работа кипела, как и в обычные дни. Лучшие мастера своего дела, собранные со всей территории королевства, творили чудеса без помощи магии, и Фармавир отчаянно им завидовал: он сам при желании и долгом обучении мог бы стать всего лишь бледной копией лучшего мастера. Чтобы добиться настоящих высот, требовалось быть увлеченным делом с раннего детства. Только путем долгих тренировок к середине жизни приобретался достойный уважения уровень мастерства. Фармавир прикинул: чтобы стать профессиональным колдуном, ему придется совершенствоваться до самой смерти. Возможно, лет эдак в шестьдесят или семьдесят, если удастся дожить до почтенного возраста, и получится стать мастером, о котором одни говорят с почтением, а менее удачливые конкуренты – с нескрываемой злобой и завистью.

Фармавир вошел в столярную мастерскую и попросил напильник с ножницами по металлу.

Мастер, одни только бицепцы которого были больше головы Фармавира, посмотрел на худого колдуна жалостливым взглядом, но инструменты дал.

– Не поранься, – сказал он напоследок. – И не забудь вернуть инструмент. Он мне еще пригодится.

– Не боишься, что сломаю? – Фармавир почувствовал себя уязвленным.

– Ты сломаешься быстрее, – признался мастер. – Так что, береги себя, чтобы мне потом не жить до смерти с чувством вины за твои травмы.

– Будь уверен, не поранюсь!

– Все вы так говорите… – с грустью ответил мастер, и перед внутренним взором Фармавира появились колонны покалеченных пользователей инструмента, выстроившиеся в кабинет к лекарям.

Фармавир сунул инструменты в обычную сумку и направился в укромное место, чтобы запрыгнуть в подполье.

Освободить полку от предметов неясного назначения оказалось куда проще и быстрее, чем разрезать ее. Полки оказались намертво приварены к боковым стенкам, и ножницам по металлу поддавались с большой неохотой. Фармавир потратил немало усилий, чтобы разрезать полки надвое, с тоской думая над тем, почему сам не занимался спортом с той же силой, с какой занимался мастер.

– Сейчас подковы гнул бы двумя пальцами, – говорил он, терзая ножницами полку. – Или рвал металл одним движением, как листок бумаги. И Альтарес даже слова не сказал бы супротив меня и Баррагина. С другой стороны, меня при такой силище в жизни не сделали бы лаборантом. Отправили бы в стражники, и я сейчас не ковырялся бы В сумочном подполье, а ходил бы по городским стенам, небрежно подкидывая на плече самую большую пушку и внушая ужас потенциальным врагам. Мне тогда никакие рушки не нужны были бы.

Ножницы прорезали полку. Фармавир облегченно выдохнул и надавил на половинки, придавливая их к нижней полке. Затем аккуратно провел напильником, стачивая заусенцы, сдул металлическую крошку и, мысленно обратившись ко всем известным ему книжным персонажам, забрался в чужую ячейку. Огляделся в поисках выхода и заметил на потолке черный прямоугольник ткани, выделяющийся среди прочей ткани матовым блеском.

Фармавир чертыхнулся и вернулся за складной лестницей.

– Так и знал, что забыл какую-то мелочь! – воскликнул он.

На переноску лестницы ушло минут пять. Но теперь тропинка была проложена, и Фармавир проделал обратный путь гораздо быстрее, даже забыл от радости, что пальцы болят от долгого сжимания не самых острых ножниц. Мастер, скорее всего, и не замечал, что ножницы немного затупились – при его силище он мог резать металл даже тупым ножиком. Или руками его рвать, если идти за инструментом лень.

Фармавир поднялся по лестнице к прямоугольнику и осторожно раздвинул наложенные друг на друга полоски ткани. Один из голосов, доносившихся снаружи, показался ему весьма и весьма знакомым.

– Баратулорн? – вырвалось у Фармавира. – Этого не может быть!

Но факт оставался фактом: обладателем одного голоса точно был первый советник. А вот его собеседник был Фармавиру не знаком.

На несколько секунд разговор прервался.

– Это за дверями болтают, – сказал первый советник.

– Наверное, – не особо уверенно ответил собеседник. Фармавир зажал себе ладонью рот: восклицанием обратил на себя внимание, теперь надо быть крайне осторожным, чтобы не привлечь внимание вторично.

«Любопытно… – подумал он, – теперь я могу не просто перемещаться из любого места в подполье, но и временами быть в курсе секретных дел первых лиц государства… хм-хм… появится возможность, наделаю роскошные полоски-украшения, чтобы стали краше остальных, и стану их продавать на рынке. Их раскупят богатые люди, и тогда я буду знать обо всем, что происходит в мире больших финансов и чрезмерного самомнения. Мощно. А можно не мелочиться и наладить выпуск полосок по всему белому свету».

Он прислушался к беседе первого советника с неизвестным.

Баррагина отвели в камеру. Дверь уже заменили, но на всякий случай приставили к дверям десять стражников в полном вооружении: учитывая неожиданную новость о силе пленника, начальство решило перестраховаться, а попутно сообщило первым лицам государства об инциденте. Первый советник, выслушав новость, поперхнулся чаем и приказал доставить пленника к нему после обеда.

Кащей пил чай с лимоном, словно ничего и не произошло. Баррагин сел напротив и сказал:

– Рассказывай, для чего конкретно тебе нужна команда? Я готов в нее вступить.

– Тебя решили казнить? – уточнил Кащей.

– Еще нет.

– Тогда почему ты так быстро принял решение?

– Меня в любом случае не выпустят отсюда живым. Только убьют не официально и на площади, а тайком и прямо здесь. Альтарес постарается.

– Понятно… – вздохнул Кащей.

Дверь отворилась, вошли стражники, вооруженные до зубов.

– Вы подраться или как? – поинтересовался Кащей. – Каждый раз, когда вы нацепляете на себя столько оружия, случается какая-нибудь гадость.

– Первый советник требует доставить тебя в его кабинет, – объявил управляющий тюрьмой. – Заранее предупреждаю: попытка сбежать или причинить стражникам неприятности будет караться выстрелами из рушек. Не смертельными, но крайне болезненными. Не вздумай показывать свою силу, и проживешь еще немало лет.

– Это из-за одной двери столько паники? – удивился Кашей. – Тут не меня надо винить, а ее создателей. Вы еще бы дверь из фольги сделали…

– Как умеем, так и делаем! – отрезал управляющий тюрьмой. На его памяти, ни один из заключенных при всем желании не сумел бы сделать вмятину на двери стандартной толщины в пять миллиметров. – Вставай, Баратулорн ждать не любит!

Кащей рывком встал, заставив стражников резко отступить и поднять рушки на заключенного.

– Что-то вы сегодня нервные, – заметил Кащей. – Не бойтесь: пока вы не кричите на меня ни за что, ни про что, ни одна дверь не пострадает. Идем, нам ни к чему испытывать терпение первого советника.

И вышел из камеры в окружении стражи. Управляющий тюрьмой достал из кармашка белый платок и провел им по лбу. Строго посмотрел на Баррагина, удрученно покачал головой и направился в свой кабинет. Дверь захлопнулась, щелкнул замок.

В кабинете первого советника работала пожилая уборщица. Неспешно проводила мокрой тряпкой по полу и время от времени передвигала деревянное ведро с водой. На вошедших Кащея со стражниками она посмотрела так, словно намеревалась съездить им по лицам мокрой тряпкой, и большая группа невольно остановилась.

– Мы можем войти? – спросил стражник.

– Не видишь, что я полы мою?

– Да ты их неделю будешь мыть!

– Да я их всю жизнь мою!

– Сейчас сюда придет первый советник! – стражники выдали главный аргумент, надеясь, что уборщица исчезнет, подхватив с собой ведро.

– И что? Он знает, что я в это время мою полы в его кабинете. Хотите, чтобы я ушла – хватайте тряпки и помогите доделать работу! – приказал она.

– Мы – стражники, а не полотеры.

– Тогда – брысь отсюда!

– Сама брысь!

– Я тебе сейчас как брысну по хитрой роже! – уборщица ловко сняла тряпку со швабры и решительно направилась к стражникам. От перехода беседы к «мокротряпковому» избиению их спасло появление первого советника.

– Всем немедленно покинуть кабинет! – приказал он. – Пленника оставьте: я вызывал его не для того, чтобы выгнать!

– И то верно! – воскликнули стражники. – Вот пусть ему за всех нас и достанется!

Толкнув Кащея в сторону разгневанной уборщицы, стражники ретировались с профессиональной быстротой, вырабатываемой долгими месяцами изнурительных тренировок.

– Мальва, успокойтесь! – попросил первый советник, когда уборщица, обогнув Кащея, направилась вслед за стражниками. – Вы же профессионал!

– И, похоже, единственный в этом рассаднике любителей! – рявкнула уборщица.

– Дорогая вы наша, – вежливо сказал первый советник. – Я прошу вас сделать перерыв на обед. В конце концов, король не меньше вашего понимает полезность чистоты, но наша беседа с заключенным не менее важна.

– Вот уйду, и сами будете полы мыть, – сварливо заметила уборщица. – Зарастете пылью по самые уши.

– Угу, – тихонько поддакнул Кащей, вспоминая, во что превратился его замок за тысячи лет отсутствия уборщиц. Если бы не царевна Мария, замок до сих пор представлял собой хранилище пыли тысячелетий. А дальнейшая история самого Кащея в корне отличалась бы от той, которая произошла из-за банального, по сути, вопроса о причинах, по которым отец царевны назвал ее Золотком.

– Ваш уход станет самым трагическим событием для всего королевства, – поддакнул первый советник. – Именно поэтому я должен заботиться о вашем своевременном отдыхе.

– Хорошо, – согласилась уборщица. – Я буду у себя в кабинете. Наговоритесь, позовете.

– Всенепременно!

Уборщица ловко подхватил ведерко с водой и ушла. Первый советник посмотрел ей вслед и закрыл за собой дверь за замок.

– Змейго, – сказал он. – Ты зачем швыряешься стражниками?

– Он первый начал, – ответил Кащей.

– Начал что? – уточнил советник. – Швыряться тобой?

– Скажем так, попытался, – уточнил Кащей. – Но не сумел. А что, во дворце плохо с качественными дверями?

– Нет, но теперь, когда ты покусился на стражника, нам придется отреагировать. Король в затруднении, он не знает, что делать. Согласно принятым им самим правилам, покусившийся на стражника заключенный должен быть казнен.

– Даже если стражник превысил свои полномочия?

– Этот стражник пойдет на плаху следом за тобой из-за нарушения внутреннего распорядка, – пояснил первый советник. – Но скажи, что нам теперь делать? Если король оставит тебя во дворце, словно ничего экстраординарного не произошло, незыблемое уважение к нему пошатнется, и подковерные интриганы сделают все, чтобы лишить короля власти. Иначе говоря, переворот не за горами. И король сейчас сидит у себя и лихорадочно ищет способы исправить ситуацию. Ты задал нам нелегкую задачу, и поэтому королю, да и мне тоже, хотелось бы узнать, есть ли у тебя решение?

– Есть, – кивнул Кащей. – Я достаточно посидел у вас в гостях. За это время Баррагин успешно создал очки и сейчас вербуется мной в нашу команду. Запасы золота в королевстве велики, как никогда. Я считаю, что полностью выполнил свою часть договора. Самое время приступить к работе по избавлению планеты от опасных существ, ее населяющих. Вы с королем за прошедшие годы не изменили свое решение войти в мою команду?

– Разумеется, нет! – ответил Баратулорн. – Хоть сейчас под знамена – и в бой! Но сначала, как и договаривались, уничтожаем Горгон!

– Тогда поступаем следующим образом, – сказал Кащей. – Меня и Баррагина должны казнить на площади. Причем, сделать это немедленно!

– Ты уверен? – заволновался первый советник. – Живыми вы нам важнее, чем мертвыми.

– Остальное я беру на себя. Пиши указ, и пусть король его подписывает. Не стоит терять времени, потому что Альтарес его не теряет, а я не люблю оказываться позади на шаг от противников. И потом, я хочу посмотреть, как он будет выкручиваться из создавшегося положения.

Баратулорн кивнул, открыл дверь и прокричал:

– Отведите пленника в камеру! Пусть управляющий тюрьмой подготовит его и Баррагина к казни!

Альтарес и Бумкаст сидели в рабочем кабинете управдворцом и обсуждали план дальнейших действий. Оба понимали, что выступление Альтареса в суде произвело эффект в основном из-за демонстрации истощенного организма с ампутированными ногами. Души добрых зрителей переполнились сочувствием, что позволило Альтаресу отвести от себя все подозрения и перенести ярость и злость на ни в чем не повинного Баррагина. Но если теперь кто-нибудь из них задумается над произошедшим, то непременно задаст вопросы, на которые у Альтареса не окажется внятного ответа. Требовалось поторопиться. День-два, максимум неделя, если уж никто из участников судебного заседания не станет сразу же анализировать произошедшее. Однако, рано или поздно такие люди появятся, и ситуация может выйти из-под контроля. Альтареса повторно вызовут в здание суда и заставят ответить на неприятные вопросы. К тому времени Баррагин, как главный свидетель, должен навечно замолчать и оставить многие вопросы без ответа.

– Палач уже на месте, – сказал Бумкаст. – Отведем Баррагина в пыточную и устроим ему допрос первой степени.

– А если Баррагин не станет отвечать?

– Сын, – задушевно сказал Бумкаст. – Допрос первой степени способен разговорить даже мертвецов, а не только живых людей. Я врагу не пожелаю разозлись палача до такой степени, что тот решится применить методы подобного допроса. Поэтому считай, что секрет изготовления противогоргонских очков у тебя в кармане. Я в данный момент куда больше волнуюсь по поводу соседа Баррагина в его камере.

– Что с ним не так? – Альтарес хихикнул. – Он настолько жесток, что первым выпытает у бедолаги его знания?

– Не смейся, – Бумкаст оставался совершенно серьезен. – Дворцовая тюрьма мне неподконтрольна, и я не могу повлиять на решения ее управляющего. Но мне донесли, что сосед Баррагина поругался со стражником и с такой силой швырнул его об дверь, что та деформировалась.

– Но это невозможно! – изумился Альтарес.

– Показать дверь? Она на заднем дворе, если кузнецы не успели растащить ее на заготовки, – спросил Бумкаст. – Мне и раньше казалось, что Змейго Рыныч не так прост, как кажется, а сейчас я и подавно в этом убежден. Это он, кстати, уже пять лет пишет увлекательные истории о дальних землях и снабжает королевство драгоценностями, записывая, что и где видел. Корбулиты в девяноста процентах случаев возвращаются из походов с полными телегами золота и алмазов.

– Чем же он не так прост?

– Во-первых, чтобы открыть столько кладов, нужно быть невероятным счастливчиком, но Рыныч сидит в тюрьме. А во-вторых, при такой силе и стремительности, позволяющей наносить подобные удары, Змейго Рыныч должен был сбежать отсюда при первой же возможности, – сказал Бумкаст. – Вопрос: почему он этого не сделал?!

Баррагин удивленно посмотрел на отца.

– Так примени допрос первой степени и на нем, – предложил он. – В чем проблема?

– Не выйдет: при данном раскладе Змейго Рыныч скорее применит допрос первой степени к нам и палачу, и мы снова ничего не узнаем. И хорошо, если вообще останемся в живых.

– Ты хочешь сказать, – медленно проговорил Альтарес, – у нас под боком притаился настоящий монстр, который не сбежал из тюрьмы только потому, что ему от нас что-то нужно?

– Именно так! – воскликнул Бумкаст. – Ведь любого заключенного, поднявшего руку на стражника, должны казнить, невзирая на регалии и прочие обстоятельства. А что сделали со Змейго Рынычем? Ничего! Вокруг его камеры даже защиту не усилили толком! Как бы вообще благодарность не вынесли за то, что поставил обнаглевшего стражника на свое место.

– Еще бы, ведь Змейго Рыныч увеличил золотые запасы королевства в тридцать раз! – воскликнул Альтарес. – Кто же режет курицу, несущую золотые яйца?

– Нет, тут дело в другом… – задумчиво сказал Бумкаст. – Такое ощущение, что Змейго Рыныч сидит здесь не как пленник, а как крайне важный гость, о котором практически никто не должен знать… Пребывание в тюрьме для важных персон – все-равно что почетный отдых: комфорт, условия, почет, разве что стражники иногда забываются… Он словно в прятки играет. Но от кого он скрывается? И что за страшное существо его ищет, если такой силач решил пожить в тюрьме?.. Или… Черт побери!!! – управдворцом вскочил с места. – Только сейчас сообразил! Мозаика наконец-то сложилась в стройную картину!!!

Альтарес смотрел на Бумкаста расширенными от страха глазами.

– Какая еще мозаика? – спросил он. – Мы тут власть к рукам прибираем или картинки собираем?

– Слушай сюда, непочтительный сын! – воскликнул управдворцом, а сам бросился к шкафам и начал лихорадочно копаться в бумагах. – За последние пять лет в королевстве произошло немало странных событий, и я никак не мог понять их логики… но теперь все стало на свои места! Я понял: король давным-давно втайне от всех собирает команду для отправки на остров для убийства Горгон, а Змейго Рыныч ему в этом помогает. Точнее, наоборот! Змейго Рыныч хочет убить Горгон, а король ему помогает за определенную плату. Совпадение интересов: всем известно, король мечтает о новых землях, а Змейго Рыныч, стало быть, мечтает о ликвидации Горгон. Король помогает Рынычу создать противогоргонское оружие и уничтожать Горгон, а в качестве награды получает остров! Все просто до невозможности! А пока якобы пленник для несведущих, Змейго Рыныч находится под постоянной защитой, чтобы ему никто не мог помешать подготовиться к битве с Горгонами!

– Ты уверен? – не поверил Альтарес. – Звучит бредово.

– Суди сам: столько сокровищ, сколько нашлось благодаря Рынычу, стопроцентно не могли закопать наши предки по всей планете! Отсюда следует важный вывод: богатство принадлежит самому Змейго Рынычу и является скрытой от глаз непосвященных оплатой за выполнение королем своей части секретного договора!

– Любители теории заговоров были бы счастливы услышать такое… – произнес Альтарес. – Но если Змейго Рыныч руководит процессом создания противогоргонских очков, то почему никто из лаборантов ни разу его не видел?

– А зачем он сидит в тюрьме? – вопросом на вопрос ответил Бумкаст. – Затем, что он – тайный руководитель, о котором никто не должен знать.

– Для этого не обязательно сидеть в тюрьме. Он мог спокойно притвориться вельможей.

– Верно, – кивнул управдворцом. – Следовательно, ему нельзя притворяться вельможей, потому что грамотные люди могут узнать, кто он.

– Думаешь, он – преступник?

– Который прячется в тюрьме ради того, чтобы его не поймали и не посадили в тюрьму? Нет, это уже слишком… Тут надо брать выше! – Бумкаст выхватил из кипы старинных бумажек написанный карандашом портрет. – Вот оно!

На листке изображался человек в плаще с ухмыляющимся черепом. Еле заметная надпись под рисунком что-то гласила коротко и когда-то ясно, но сейчас Бумкаст не сумел ее прочесть.

– То-то я думал, где же мог видеть эту черепушку?! – воскликнул он. – Смотри, сын, именно этот человек находится в королевской тюрьме!

– Но рисунку, судя по бумаге, не меньше трехсот лет! – заметил Альтарес. – У Рыныча просто похожий плащ. Ни один человек не проживет столько.

– Может быть. Тогда нужно узнать, что означает череп, и тогда мы поймем, к какому тайному ордену или другому сборищу он принадлежит, и почему у них идет война с Горгонами. Ступай в библиотеку, пусть изучат летописи и найдут ответ! Давай быстрее – одна нога здесь, другая там!

– Папа… – угрожающе сказал Альтарес.

– Что? – Бумкаст уставился на сына. – Вот блин со сметаной… Ты понимаешь, что я сказал это фигурально, или начнешь сейчас дуться, словно глупый мальчишка?!

– Да понял, понял, – проворчал Альтарес и подхватил протянутый Бумкастом рисунок.

– Нам осталось только выяснить, кем является Змейго Рыныч на самом деле, и тогда… тогда…

Он запнулся.

– И что тогда? – переспросил Альтарес. Бумкаст устало сел на свое место. – Будем его шантажировать?

– А смысл? Он сообщит от этом королю, и нас повесят без суда и следствия.

– Давай шантажировать короля! – предложил Альтарес. – Пусть расскажет нам, что задумал вместе со Змейго Рынычем, иначе разболтаем о его делах с особо опасным преступником на все королевство!

– Ты больной, что ли?! Он нас объявит сумасшедшими и повесит, пока не разболтали лишнего. Мы не можем идти против ураганного ветра, у нас не те возможности.

– И что же нам теперь делать?

– Для начала надо вытянуть из Баррагина сведения о создании противогоргонских очков.

– Но он сидит в одной камере с Рынычем и может рассказать ему о том, что мы пытаемся узнать секрет очков. Рыныч передаст королю, и нас традиционно повесят.

– Тоже верно.

– Получается, у нас связаны руки?

– Получается, так.

– Но я не хочу, чтобы меня казнили! – воскликнул Альтарес. – Я не для того пять лет портил здоровье в лаборатории, чтобы быть повешенным на потеху публике!

Бумкаст хмуро посмотрел на рисунок.

– Сделаем так, сын, – сказал он. – Сейчас тебе пора к врачу, но перед этим слетай к летописцам и передай этот рисунок. Пусть к моему приходу отыщут данные об этом человеке, плаще или черепушке. Неважно, главное, ухватиться за любую ниточку, чтобы понять, с кем мы имеем дело? Не будем терять время. А то голова кругом идет: не знаю уже, чего ожидать.

Альтарес кивнул и вылетел из кабинета. Несмотря на то, что теперь последняя собака в городе уже знала о том, что он перемещается при помощи небольшого коврика-самолета, Альтарес предпочитал не демонстрировать это без крайней необходимости. Знающие люди, пока еще подавляющее меньшинство, и так смотрели на него, как на экспонат в музее или уродца в цирке, а летай он без плаща, и вовсе приковывал бы к себе нетактичные взгляды общественности. Жить в городе из-за этого стало бы крайне неудобно и неприятно.

Бумкаст подождал десять минут, и едва сдерживая себя, чтобы не перейти на быстрый шаг, пешком отправился в хранилище.

У входа его уже ждал взволнованный летописец лет пятидесяти. Увидев Бумкаста, он встал со скамейки и торопливым шагом направился в сторону управдворцом.

– Это ведь вы хотели узнать о данном человеке?! – на всякий случай спросил летописец, протягивая управдворцом листок с изображением Кащея в плаще.

– Именно я! – кивнул Бумкаст. – Вы обнаружили что-то интересное?

– Не скажете сначала, что сподвигло вас начать поиск информации о нем? – вместо ответа спросил летописец. – Это крайне важно для меня.

Бумкаст озадаченно посмотрел на собеседника.

– У меня подозрение, что этот человек задумал крупную пакость, и пытаюсь его остановить, но не знаю, с кем имею дело.

– Задумал? – ужаснулся летописец. – Так он жив?

– Вы с ним знакомы?

– Заочно, – ответил летописец. – Позвольте представиться, Константин Правич, потомок человека, убитого не без участия этого монстра! Но вы не ответили на мой вопрос…

– Не просто жив, а прямо таки лучится здоровьем! – раздраженно ответил управдворцом. Он не считал себя обязанным отвечать на вопросы простолюдинов, но в этот раз понял, что наткнулся на нечто весьма важное. – Этого человека зовут Змейго Рыныч. Он пять лет сидит в дворцовой тюрьме для особо важных персон и, судя по всему, контролирует процесс создания противогоргонских очков.

– Он здесь?!!! – летописец, казалось, не верил своим ушам. – Пять лет у меня под боком, а я ни сном, ни духом?!! Уничтожение Горгон – это его идея?!!

– Плюс-минус несколько месяцев, за точность я не ручаюсь, – сказал управдворцом. – Про авторство идеи уничтожения Горгон не в курсе. Теперь ваша очередь наконец-то объяснить, в чем дело?! Кто этот человек?!

– Это Кащей Бессмертный собственной персоной!

– Кто???!!! – ахнул Бумкаст. – Тот самый?!

– А вы знаете других?!

– Н-нет… – запинаясь, ответил Бумкаст. Несмотря на невероятность сказанного, он сразу поверил, что заключенный – именно тот самый злодей из прошлого. – Так вот, откуда у него столько знаний насчет запрятанных сокровищ!

Теперь стало ясно, почему Змейго Рыныч не желал жить на свободе: истории о легендарном Кащее многие не забыли со времен детства, и кто-нибудь непременно додумался бы сравнить древние портреты Кащея и лицо Змейго Рыныча. Что началось бы после этого, ни в сказке сказать, ни пером ни описать: насмерть перепуганные люди в одну ночь сбежали бы из столицы и рассеялись по соседним королевствам.

– Немедленно сообщите об этом королю! – потребовал Правич. – Кащею под силу уничтожить город, он не пощадит никого!

Бумкаст бессильно опустил руки.

– Что не так? – испугался Правич.

– Король давно уже пляшет под его дудку… – ответил Бумкаст. – С тех самых пор, как вознамерился уничтожить Горгон и присоединить остров к королевству.

– Значит, мы пропали… – сказал Правич. – Послушайте, мне нужно срочно отправиться на Пинайский остров.

– Хрен редьки не слаще. Горгоны тоже вас убьют.

– Вы не так поняли! Горгоны будут рады узнать, что их враг вышел на белый свет, они помогут с ним справиться. У них давняя вражда, и если сейчас Кащея удастся поймать, то мы поставим точку в многовековом противостоянии раз и навсегда! А вас за неоценимую помощь Горгоны щедро отблагодарят.

– Ушам своим не верю! Вы серьезно?

– Серьезнее не бывает.

– Хм… Каким образом они это сделают?

– Да хоть каким! Хотите – подарят несметные сокровища! Или предложат жить на острове в полной безопасности. Или… как вы говорите, король и Змейго Рыныч вместе пытаются создать противогоргонское оружие… Горгоны могут убить и короля, а вы займете его место! Вы хотите стать королем?!

«Так не бывает, – подумал управдворцом растерянно. – Мечты не сбываются так внезапно…»

– Конечно, хочу! – воскликнул он. Предложение летописца с лихвой перекрыло самые смелые его фантазии. – Но кем править? Тысячами статуй? Ведь Горгоны…

– Отставить панику! – в голове летописца появились стальные нотки. – Все будет проделано с ювелирной точностью, и жители останутся живыми и здоровыми. Единственное, что изменится – проснувшись рано утром, они узнают, что отныне королем являетесь вы, а вашими надежными защитниками стали Горгоны.

– Я готов! Что нужно делать?

– Мне нужен в распоряжение ковер-самолет, чтобы попасть на остров. Можете предоставить?

– Нет. Коврами распоряжается только король. Их так мало, что незаметно взять даже один нет возможности.

– Жаль.

– Но зато я могу передать вам быстрый корабль, если вы пообещаете, что Горгоны не превратят экипаж в скульптуры.

Правич улыбнулся и достал висящий на цепочке небольшой медальон.

– Видите это? – сказал он. – Горгоны не тронут обладателя этой славной штуки. Ни его, ни его корабль.

– Это защитный амулет?

– Нет, это медальон члена Ордена мраморной Горгоны, коим я имею честь быть. Горгоны своих не трогают.

У Бумкаста отвила челюсть: количество сюрпризов неуклонно выходило за грани разумного. Мало того, что в дворцовой тюрьме живет-поживает Кащей Бессмертный, так под боком еще и неизвестный Орден живет и процветает.

– Э-э-э… – неопределенно сказал Бумкаст. – Тайный Орден? Здесь, в краю параноиков?

– Здорово, правда? Вас мы тоже примем, – быстро сказал Правич. – Я понимаю, что вы растеряны. Сам был шокирован, когда узнал подробности из жизни моих предков, и особенно об их союзе с Горгонами. Но оказалось, это сулит немалую выгоду.

– И чем же занимается Орден?

– Разве вы еще не поняли? Мы ищем Кащея, чтобы Горгоны могли отомстить за гибель своих родственников. А еще нас интересует замок Кащея. Согласно древним легендам, в нем не только хранятся сокровища и старинные технологии, но и находится портал для перехода в иные миры.

– Пор-что?

– Переход в другой мир.

– А зачем он? – растерялся Бумкаст.

– Говорят, там лучше, чем здесь.

– Хм… так везде говорят.

– Я тоже так думаю, но спорить с Горгонами не с руки.

– Это понятно, – кивнул Бумкаст. – Что ж, не будем терять время. Идем во дворец, а по дороге вы расскажете то, что знаете обо всей этой истории!

Правич кивнул.

– Идем.

– Вот это фокус! – воскликнул Фармавир.

Теперь он не знал, что и делать: судя по словам неизвестного, тот добровольно отправлялся на казнь, и при этом собрался забрать с собой Баррагина! Первым желанием Фармавира оказался едва сдерживаемый порыв выбраться из подполья и объяснить неизвестному, что с такими делами не шутят. Казнь – это казнь, избежать ее в столице королевства невозможно! Сотни стражников не позволят казнимым сбежать и затеряться в толпе. Да и сама толпа не позволит этого сделать: добропорядочные граждане королевства собирались на главной площади не для того, чтобы смотреть, как главный персонаж казни решает отменить ее и испортить людям все удовольствие.

Но, подумав над словами неизвестного и тем, как с ним разговаривал первый советник, Фармавир решил: не стоит мешаться под ногами у неизвестного. Если первый советник ему более-менее доверяет, то значит, что он в курсе возможностей незнакомца. С другой стороны, переоцени незнакомец свои силы, Фармавир сумеет с легкостью помочь другу: выбраться из подполья и втащить в него Баррагина и самого незнакомца. А далее действовать по стандартной схеме: сжечь плащ-накидку, в которой оказался переход в подполье, и наслаждаться тишиной и спокойствием в тихой – мирной обстановке до появления новых планов.

Фармавир набрал побольше еды и остался сидеть около выхода из подполья в ожидании развития событий.

– Начну издалека, чтобы было понятнее, – сказал Правич.

– Только не начинайте от момента сотворения мира, – попросил Бумкаст. – У меня не так много времени.

Правич хмыкнул.

– В старинных рукописях, – сказал он, – записана легенда о молодильных яблоках[2]. Ее сюжет повествует о том, что несколько веков назад некий царь из некоего царства решил отыскать молодильные яблоки. Его сын Иван нашел эти сказочные фрукты, но заболел неизлечимой болезнью. И тогда помощник царевича Мартин отправился на поиски живой и мертвой воды, чтобы вылечить его. У легенды несколько окончаний, созданных в разное время, поэтому я не знаю точно, чем завершились поиски. Но реальные хроники гласили, что царь, отправивший сыновей на поиски молодильных яблок, прожил после этого шесть лет, и царством стали править два брата-близнеца. Царевич Иван и его помощник Мартин со своей подружкой… как же ее звали?.. да, неважно… так и не вернулись домой. В легенде они встретились с инопланетянами…

– Ну, – перебил его Бумкаст. – Это уже не легенда, а настоящая сказка!

– Не спорю, – ответил Правич. – Инопланетяне – сказочные существа, и до сих пор никто не доказал обратное. На планете нет ни единого следа их присутствия. Но вы не меньше моего знаете, что рассказчики любят приукрасить историю, и докопаться до реальных событий, так сказать, крошечной иголке правды в стоге невероятных фантазий, невероятно сложно. Короче говоря, по легенде, инопланетяне превратили троицу в ледышки, чтобы отвезти к звездам и уже там вылечить. В одних, ранних вариантах финала герои умирают, и счастливое завершение истории снится им перед самой смертью. Жизнь царя это подтверждает. В других вариантах легенды пришельцы спасают героев, и те отправляются путешествовать по галактике. Вот. Но это легенда с элементами сказки. Реальность же, насколько я могу судить по тщательно изученным летописям, рукописям и прочим старинным материалам, такова: основные персонажи легенды, за исключением инопланетян, существовали на самом деле. Как и молодильные яблоки. Они на самом деле испортились и стали превращать людей в живых мертвецов. Царевич Иван, не зная этого, отправился на их поиски. Мой предок, тезка Константин Правич, тоже искал эти яблоки, не подозревая об изменении их свойств. В ходе поисков он попал на Пинайский остров и стал свидетелем битвы Медузы Горгоны и Василиска, которых стравил себе на потеху Кащей Бессмертный. Мой предок погиб, сраженный случайным взглядом василиска, но его родные поклялись отомстить Кащею, точно так же, как это сделали и Горгоны. Горгоны с моими предками объединили усилия, создали Орден мраморной Горгоны в честь погибшей от коварства Кащея сестры. С тех пор Орден ищет Кащея, чтобы извести его раз и навсегда. Последние двести лет о нем вообще ничего не было слышно, и мы подумали, что он наконец-то окочурился, и стали искать его могилу, но как вы сейчас сказали, он жив и готовит новую пакость против Горгон. Он вообще против многих… э-э-э… монстров в вашем понимании воюет долгие столетия, и день, когда его уничтожат, станет великим праздником. Поэтому я и должен отплыть на остров и предупредить Горгон о том, что Кащей вернулся. Мы снова начнем на него охоту.

– Теперь понятно, почему король мечтает уничтожить Горгон, – произнес Бумкаст. – Кащей его науськал! Хотя нет… Ведь Змейго Рыныч появился гораздо позже изданного королем указа.

– Ну, желание королевской династии убить Горгон хорошо известно с давних пор, – улыбнулся Правич. – Однако короли не представляли для Горгон ни малейшей опасности. Это, как бы помягче выразиться, детские игры. Но когда к процессу присоединился Кащей, детские игры закончились, и начались серьезные дела. Насколько я вижу описанную вами картину, то получается следующее: Кащей каким-то образом договорился с королем о борьбе с Горгонами. Скажем, пообещал ему в качестве награды остров – внушительный куш, против которого мало кто устоит. Король соглашается, издает указ, и три молодых парня становятся лаборантами, предложив оригинальную идею. В процессе работы они творят немало вредных дел, и король начинает сомневаться в необходимости уничтожения Горгон, ведь пока гибнет его город. Он сообщает об этом Кащею, и тот приказывает привести себя под видом пленника в столицу, чтобы контролировать процесс создания противогоргонского оружия и уменьшить количество побочных эффектов, а для того, чтобы успокоить короля, под видом спрятанных века назад сокровищ выдает ему собственные золотые запасы.

– Но теперь по вине Альтареса очки пропали, и Горгонам на какое-то время ничего не угрожает.

– Именно. И этим надо воспользоваться. Пока Кащей пытается создать новые очки, Горгоны должны нанести упреждающий удар.

Путь к дворцу пролегал через городскую площадь, но, к изумлению Бумкаста, сейчас через нее было невозможно пройти. Площадь была битком наполнена гомонящими людьми.

– Что случилось? – почувствовав неладно, спросил Правич.

– Заключенных казнить будут, – ответил веселый горожанин.

– А кого, не знаете?

– Да этого, Баррагина и еще какого-то Змейго Рыныча.

– Что? – ахнул Бумкаст. – Но это невозможно!

– Сдается мне, – сказал Правич, – упомянутая Вами драка Кащея и стражника прошла не случайно. Согласно традиции, король должен повесить смутьянов.

– Но это разрушает построенную нами теорию о договоре короля и Кащея!

Правич рассмеялся, коротко и зло.

– О, нет! – воскликнул он. – Тут наверняка задумана какая-то хитрость. Я не верю в то, что Кащея казнят.

– Король не может отменить казнь!

– Зато Кащей может. Он выкрутится, такая уж сволочь! Уж поверьте моему опыту.

– Везут! – прокричали в толпе, и спустя несколько секунд на площадь въехала тюремная карета. Народ радостно зашумел в ожидании скорой казни.

По бокам кареты на лошадях скакали двенадцать вооруженных стражников. Карета остановилась, дверца отрылась, и на улицу по откидным ступенькам спустился закованный в кандалы человек.

– Это на самом деле он? – указал на Кащея Бумкаст.

– Да, – подтвердил Правич. – Это действительно он.

– Чтоб я сдох! – воскликнул пораженный Бумкаст.

– Это всегда успеется. Не торопитесь.

Следом за Кащеем из кареты вышел бледный Баррагин. В отличие от Кащея, он чувствовал себя не в пример хуже. Неожиданный оптимизм и воодушевление соседа по камере радости ему не добавляли, и Баррагин на всякий случай приготовился отдать концы и начать жизнь заново в другом теле, в другом месте и в другое время. Древняя вера, основанная на событиях, оставшихся в туманной дымке прошлого, сохранилась, несмотря ни на что, и гарантировала большинству возвращение на планету в виде другого человека. Однажды Баррагин, будучи в хранилище книг, столкнулся с расширенным вариантом общепринятой религии. Говорилось в нем о множестве пока еще необитаемых миров, ждущих своего часа, и считалось, что соответствующие определенным параметрам – воспитание, знания, интересы – люди после смерти попадают в такие миры и обустраивают их в свое удовольствие. Но, видимо, что-то пошло не так, или кандидатов на освоение новых планет оказалось так мало, что из поздних религиозных текстов упоминание других миров удалили и оставили одну только реинкарнацию.

«Несомненно, – думал Баррагин, – подобные изменения совершаются не просто так, но что именно привело к их появлению, не мог сказать ни один из живущих на планете людей. Но ничего, скоро я сам все узнаю…»

Толпа гомонила, разглядывая первого заключенного: несмотря на помятость костюма и плаща, выглядел заключенный весьма довольным жизнью и оказался единственным, сохранившим ледяное спокойствие. Он вел себя так, словно его вели не на казнь, а намеревались отправить в кругосветное путешествие за счет городской казны, да еще собрали всех жителей города, чтобы пожелать ему удачного путешествия. Однако каждый горожанин знал: путешествовать заключенные будут в виде горстки пепла, поднятого в небо горячим воздухом костра. В центре площади уже сложили гору хвороста, осталось только привязать заключенных к столбам, поднести факел и посмотреть, как разгорается всепожирающее пламя.

Священник пробубнил под нос молитву и молча проводил взглядом первого заключенного. Тот прошел к столбу и пнул ногой вязанку хвороста.

– Маловато будет, – заметил он. – Разве что мой костюм подпалить.

– Ничего, потом еще подбросим, – заявил палач, державший в руке горящий факел. – Для начала мы тебе перышки опалим, а уже потом устроим настоящий пожар.

– Изверги.

– Ты первый начал.

– Я никого не сжигал.

– Еще бы, – согласился палач и передал факел стражнику, – заниматься всепрощающим сожжением врагов при всем честном народе – привилегия правителей, а не смутьянов. Становись к столбу, пока народ не начал кидать в тебя гнилыми овощами и фруктами. Этот, – палач кивнул в сторону Баррагина, – пока подождет. Пусть посмотрит в последний раз на казнь со стороны. Веселее будет.

– Да, пожалуйста, – заключенный прислонился к столбу, палач привязал его, напоследок сильно дернув веревку. К его удивлению, заключенный даже не пикнул – обычно раздавалась ругань или звучали вскрики боли.

Палач развернул поданный стражником лист пергамента и громким голосом – чтобы слышали не только первые ряды горожан, – объявил:

– Дамы и господа! В этот, не побоюсь данного слова, знаменательный день мы провожаем на тот свет одного из самых опасных преступников. Убежден: кому-то из вас есть, что сказать насчет его деяний, но традиции разрешают нам говорить о почти мертвых либо почти хорошо, либо почти никак. Поэтому не стану перечислять злодеяния, совершенные виновником сегодняшнего собрания, а ограничусь кратким обращением первого советника Баратулорна.

Палач повернул голову в сторону заключенного и озвучил обращение:

– Твоя песенка спета!

Заключенный улыбнулся.

– Не помню, в который раз я это говорю, – сказал он, – но я не сочинял никаких песен.

– Это роли не играет, – ответил палач. – Сказано, что спета – значит, спета!.. Итак! За совершенные злодеяния преступник будет сожжен, а пепел его развеян по ветру.

Палач бросил пергамент в кучу хвороста и поднес к ней факел. Сухой хворост моментально загорелся, огонь побежал по веткам, разрастаясь, как тесто на дрожжах. Заключенного окутало дымом. В следующую секунду что-то зашипело, и дым стал гораздо плотнее, а огонь погас. Облако пара унесло ветром к рядам горожан, и изумленная публика увидела, как из костюма заключенного многочисленными струйками вытекает вода.

– Что такое? – воскликнул потрясенный палач.

– Я предупреждал, что хвороста маловато, – подметил заключенный. – У меня противопожарный костюм, знаете ли. А запасов воды хватит, чтобы затопить эту площадь полностью.

Фармавир чуть не подавился пирожком с яблоками: представил, во что превратилось бы подполье, порви он ткань ячейки, в которой хранится подобный объем воды. И самого бы смыло в неизвестное далеко, и предусмотрительному Змейго Рынычу нечем стало бы тушить пожар. Но после прозвучавших слов Фармавиру захотелось сделать себе точно такой же плащ. Это куда удобнее сумки, и Фармавир даже удивился, почему не додумался до способа объединить несколько ячеек в одном месте? Плащ подошел бы для этой цели идеально – на нем поместится немало полосок, и ими удобно пользоваться.

– Поэтому, – продолжал Кащей, – предлагаю не тратить время даром и заменить сжигание повешением.

– По-моему, – сказал Фармавир в пустоту подполья, – он издевается.

Палач скрипнул зубами: заключенный даже собственную казнь исхитрился превратить в представление. Но идея насчет повешения показалась здравой: шея заключенного ничем не отличалась от шей прочих граждан города, и никаких хитрых штучек припрятать в собственном организме он не смог бы при всем желании.

– Уговорил, – согласился палач и, оттолкнув хворост, отвязал заключенного от столба. – Прошу на эшафот, раз уж ты сам вызвался.

Заключенный неторопливо поднялся по ступенькам на эшафот, зевнул и осмотрел виселицу. Подмигнул ошарашенному Баррагину, смотрящему на происходящее с открытым ртом, и сказал, намекая на прочность балок и веревки:

– Основательно сделали.

– А как же иначе? – отозвался довольный палач. – Ради таких людей, как ты, мы готовы пойти на значительные траты. Обслужим по высшему разряду, не переживай.

– Нисколько не сомневался, – кивнул Кащей. – Начинайте казнь, а то стоять надоело. Ноги устают.

– Торопишься начать новую жизнь? – ухмыльнулся палач. – Ничего, потерпишь немного. Скоро земля уйдет из-под твоих ног, и они окажутся свободны. Конечно, из-за этого основная нагрузка ляжет на твою шею, но это ненадолго. До первого хруста. А потом – живи новой жизнью, сколько пожелаешь, но помни: не исправишься, закончишь точно так же.

– Что-нибудь придумаю.

Палач надел на шею заключенного петлю.

– Не натирает? – спросил он участливо.

– Так ты же еще петлю не затянул, – отозвался Кащей.

– А потом поздно спрашивать.

– Уверен?

– Конечно. У меня большой опыт в этих делах. Когда я натяну петлю, ты не станешь отвечать, а высунешь язык, свесишь его набок и навеки откажешься пребывать в этом мире, – палач посмотрел на священника, тот кивнул. – Кстати, исповедаться не хочешь?

– В другой раз, – ответил заключенный. – Сделай одолжение, друг.

– Какое?

– Протри мой медальон, а то он закоптился в дыму.

– Да ради Бога! – палач дыхнул на медальон и протер его тряпочкой. Металлический стилизованный череп подмигнул ему правым глазом. Палач озадаченно хмыкнул.

– Вот так уже лучше, спасибо, – сказал Кащей. – Я готов.

Под грохот десятков барабанов палач дернул за рычаг. Площадка под ногами Кащея разделилась на две створки, и повешенный потерял опору под ногами.

Присутствующие ждали, когда он склонит голову на бок, закатит глаза и безжизненно повиснет в петле, издав последний хрип, но Кащей спокойно раскачивался на веревке и внимательно смотрел в глаза публике.

– Что-то не так? – поинтересовался он, наблюдая за массовым отвисанием челюстей и падениями в обморок слабонервных граждан. – Ах, да, совсем забыл!

Он склонил голову на бок и высунул язык. Упавших в обморок стало значительно больше. Баррагин оказался в числе последних: психика не выдержала происходящего сумасшествия и дала мозгу «отбой», дабы разобраться с проблемой и определить: все ли с мозгом в порядке, и не зашел ли ум за разум от увиденного?

– Так правильнее? – спросил Кащей. Никто не ответил. Кащей вздохнул. – Ну, ладно, не судьба, значит, стать мне правильным висельником. Давайте, снимайте меня отсюда – повисели, и хватит.

– Что значит, хватит? – возмутился растерявшийся палач. – Раз повесили – виси, давай!

– А покачаться можно? – спросил заключенный. – Давненько я на качелях не бывал.

Кащей дернулся в сторону и закачался слева направо.

– Ух, здорово! – воскликнул он радостно. – Качните, меня, качните, не стойте! Что вам, жалко?

– Он еще издевается… – палач с силой дернул заключенного за ноги, но ожидаемого хруста шейных позвонков так и не услышал. – Умирай, давай, хватит паясничать!

– Мне что-то не хочется, – признался Кащей.

– Зато хочется всем остальным, – возразил палач. – Не разбивай людям сердце отказом.

– Не могу.

– Почему?

– Видишь ли, за много лет сидения на моей шее разных прихлебателей, она настолько окрепла, что теперь мне никакие петли не страшны. В общем, у вас тут хорошо, не спорю, но пора и честь знать, – Кащей дернул руками, разводя их в стороны, и металлические оковы разлетелись осколками по эшафоту. Палач отскочил на несколько метров, выхватил из рук стражника полуторный меч и бросился на заключенного, намереваясь довершить казнь.

Кащей поднял руки, обхватил веревку и ловко вскарабкался по ней на балку.

Палач ударил мечом, но не дотянулся, и сердито смотрел на Кащея, стоявшего на балке.

– И что дальше? – поинтересовался он. – Так и будешь там торчать, пока не помрешь от голода и усталости? Спускайся, здесь тебя встретит легкая смерть, обещаю.

Кащей снял с шеи петлю и спросил:

– Господа, никто не желает примерить?

Желающих традиционно не оказалось.

– А ты не желаешь? – обратился Кащей к палачу.

– Мне и так хорошо, – отказался тот. – Спускайся.

– Извини, но мне неохота.

– А я прикажу выстрелить в тебя из рушки, – пригрозил палач. – Спускайся, пока не подстрелили, пташка ты наша.

– А смысл? – вопросил Кащей. – Один хрен – что пуля в небе, что меч на земле.

– Значит, ты выбираешь рушки? – уточнил палач.

– Я выбираю ковер.

Палач растерялся.

– Прости? – переспросил он. – Какой ковер? Это какая-то разновидность смертной казни, до сих пор мне не известная?

– Сейчас увидишь. – Кащей свистнул, и слетевший с крыши здания ковер-самолет подлетел к его ногам. Кащей шагнул с балки на ковер, помахал рукой на прощание и, подлетев к едва очухавшемуся Баррагину, подхватил его и закинул на ковер, который молниеносно взмыл к облакам. Вслед беглецам полетели стрелы стражников, выстрелы из рушек и проклятия палача.

Когда ковер-самолет скрылся в облаках, палач сплюнул и с досадой швырнул меч на эшафот. Металл зазвенел при ударе.

– Ну, и как с такими вредными жителями можно навести в стране хоть какое-то подобие порядка? – вздохнул стражник.

Палач ответил:

– Никак, – и смотал веревку. – Расходитесь, дамы и господа: представление окончено.

Правич вздохнул.

– Ну, что я говорил? Этот гад улетел, но я знаю – он еще вернется, чтобы испортить нам настроение.

– Так что, необходимость в корабле уже отпала? – растерянно спросил Бумкаст. Хрупкие мечты об управлении королевством посыпались осколками.

– Ничего подобного! – ответил Правич. – Король здесь, и он ответит за сотрудничество с Кащеем.

– Но сам Кащей снова скрылся! Ищи-свищи! И будет готовиться к битве с Горгонами в другом месте!

– Это не проблема. Помните, я говорил о сказке про молодильные яблоки? – спросил Правич.

– Да не забыл еще. А что?

– А то, что в одном из ее вариантов я отыскал способ, благодаря которому Кащея не нужно больше искать. Он появится сам, и Горгонам после этого останется его поймать и уничтожить. И тогда они щедро вас отблагодарят. Эх, если бы я только знал, что он жив – давно бы применил этот способ!

Бумкаст помолчал.

– Скажите, Константин, – спросил он, – а попасть в ваш Орден сложно?

Правич положительно кивнул.

– Проще взобраться на облака по лестнице, – сказал он. – Но поскольку вы решили помочь нам справиться с Кащеем, то я похлопочу за вас перед Горгонами. Уверен, они примут вас в ряды Ордена: все же не каждый день к нам просятся настолько высокопоставленные персоны.

– Я вместе с сыном.

– Это еще лучше.

Ковер-самолет взлетел высоко над землей. Кащей смотрел вдаль, и плащ за его спиной трепетал на ветру. Баррагин стоял неподалеку и думал, что было бы неплохо и самому приобрести подобный плащ. Может быть, он не всегда необходим, но выглядит неотразимо. Девушки так и будут к ногам падать. Особенно, если на улице гололед.

«Впрочем, – подумал Баррагин, – чтобы упасть в гололед, не нужен повод в виде плаща. Достаточно носить обувь со скользящей по льду подошвой. И с тем же успехом я и сам могу падать к чужим ногам и больно биться головой о промерзлую землю. В такой ситуации уже не до знакомств».

Он подумал о своей подружке Даринке. Теперь, когда Баррагина официально объявили врагом королевства, ее родители не позволят им больше встречаться. Последнюю проблему еще можно как-то решить, лишь бы встречаться не отказалась сама Даринка. Мало кто согласился бы связать судьбу с преступником, имя которого находится в первом десятке опаснейших людей королевства. Как увлеченный работой лаборант, Баррагин уже не являлся достойной парой, а теперь и подавно.

Оставалось забыть о подружке, но Баррагин хорошо помнил слова учителя по философии: пока не спросишь, ответ не узнаешь. Свои мысли всегда остаются домыслами, какими бы правильными они ни казались бы. Немало людей погорело именно на том, что выдавало свои желания или опасения за чистую монету.

«Хочешь – не хочешь, а надо вернуться и узнать, как она относится ко мне теперь, после взрыва в лаборатории и обвинений Альтареса» – подумал он.

Из плаща Кащея раздалось вежливое покашливание. Кащей застыл и с некоторым недоумением раскрыл плащ. Из одного из кармашков высунулась голова Фармавира.

– Здрасьте! – сказал он вежливо.

– Ну, вот, – сказал Кащей. – Стоит один раз вовремя не постирать плащ, как в нем сразу же заводится какая-то живность.

– Я не живность! – воскликнул Фармавир. – Я – колдун.

– Я в курсе, кто ты, – ответил Кащей.

– Фармавир? – повернувшийся на знакомый голос Баррагин вытаращил глаза. – Ты что там делаешь?

– Мне тоже хочется получить ответ на этот вопрос, – сказал Кащей.

– Можно, я для начала выберусь отсюда? – попросил Фармавир.

– Сделай милость, – разрешил Кащей.

– Ты жив, или… того? – спросил Баррагин осторожно, до сих пор не веря в то, что его друг оказался живым и здоровым.

– Не мертвее тебя, напарник!

– Но как тебе удалось?! – воскликнул Баррагин. – Пару часов назад я сидел в зале суда с твоим портретом, обведенном черной рамочкой, и судья убеждал меня в том, что ты погиб в неравной схватке со стражниками.

– Хочешь, я тебя ущипну, чтобы ты не думал, что это сон? – предложил Фармавир.

– Не надо, – отказался Баррагин. – После увиденного на площади я поверю во все, что угодно. Даже в существование справедливости.

– Ну, это ты уже загнул, парень, – сказал Кащей.

Фармавир выбрался на свободу и уселся на ковре.

– Рассказывай! – потребовал Кащей.

Молодой человек достал из кармана полоску ткани и протянул ее Кащею.

– Лучше покажу, – сказал он. – Это проще и быстрее. Ведь лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

– Ты не поверишь, – сказал Кащей. – Но лучше всего видеть и одновременно слышать. Картина получается идеально полной. Так что, говори, но по возможности кратко.

Фармавир кивнул.

– Видите ли, – сказал он, – я создал заклинание, способное увеличивать объем сумок в разы, при этом сама сумка не становилась тяжелее. Во время побега мне пришлось спрятаться в сумке, но выбраться из нее я уже не смог: подлые стражники ее сожгли. Выход пропал, и мне пришлось искать обходные пути. Так я выбрался из ячейки и увидел, что там полным-полно свободного пространства. И случайно наткнулся на вашу заначку. Решил узнать, кто является ее владельцем, но для этого пришлось немного испортить одну полку. После этого я и попал сюда. Вот, собственно, и все. – И, стараясь быстро поменять тему, спросил: – А куда вы летите?

– Я домой, а вы – в гости, – ответил Кащей. – Там и решим, что с тобой делать, Фармавир.

– Предлагаю принять его в нашу команду, – сказал Баррагин. – Наш человек, проверенный мной с самого детства!

– Даже так? – повеселел Кащей. – Гарантируешь?

– Стопроцентно!

– Стоп! – воскликнул Фармавир. – Не втягивайте меня ни в какие команды, пока не расскажете, что они собой представляют и чем занимаются.

– Мы охотимся на монстров, – объяснил Кащей, – и либо уничтожаем их, что нежелательно, либо ловим и отправляем в такие края, откуда никто и никогда не вернется.

– Даже если сильно постарается? – уточнил Фармавир.

– Даже если, – кивнул Кащей. – Преодолеть треть Вселенной за одну жизнь не под силу ни единому существу во вселенной.

– Угу, – кивнул Фармавир, не зная, шутит ли Кащей или говорит на полном серьезе. Но на всякий случай решил разговор поддержать: любопытно, во что это все выльется? – Но если это так, то как мы их отправим в такую даль?

– При помощи твоих полосок, – объяснил Кащей. – Немного изменим конструкцию и сделаем так, что в сумке окажется выход не в подпространство – подполье, по-твоему – а в мир на краю Вселенной.

– Мне это не под силу.

– Зато под силу мне. Так что, идешь в нашу команду?

Фармавир потер лоб. Обычно с такой скоростью нанимали в стражники или на какую-нибудь трудную и малооплачиваемую работу с красивым названием вроде «начальник веника» или «вельможа сточной канавы номер двадцать шесть».

– А кто еще в ней состоит? – спросил он.

– В нынешнем составе я, первый советник Баратулорн и король Корбул Третий.

Фармавир и Баррагин вытаращили глаза.

– Но как вам удалось взять в команду короля? – удивились они.

– У нас общие интересы относительно Горгон, – пояснил Кащей. – Поэтому король и первый советник сразу согласились войти в мою команду до той поры, пока с змееволосыми гадинами не будет покончено. После этого нынешний состав команды распадется, а я наберу новых добровольцев.

– Но если кто-то из нас решит остаться? – спросил Фармавир. – Не прогоните?

– Хоть до самой смерти работай, слова против не скажу, – ответил Кащей. – Многие так и трудились, пока Смерть не забирала их. Скажу сразу: за участие в моей команде после смерти вы получите щедрую награду, но пока живете, будьте готовы к преодолению немалого количества трудностей. Вы запросто можете пораниться в бою – я скорее удивлюсь, если вы выйдете из передряги без единой раны – или вовсе погибнуть от коварного удара ножом в спину. Всякое бывало и еще не раз будет.

– Значит, мы не первая команда?

– Нет.

– А что стало с прежними?

– Кому-то повезло, и они ушли на заслуженный отдых, – сказал Кащей. – Другим повезло меньше, и на заслуженный отдых ушли члены их семьи. Но я не забыл никого.

– Угу, – сказал Фармавир.

– Угу, – ответил Кащей. – У меня хорошая память.

Фармавир помолчал, обдумывая ситуацию.

– Предложение заманчивое, – сказал он, наконец, – но такой вопрос: у меня есть выбор?

– Выбор есть всегда. Но не всегда правильный.

– Мне нужен испытательный срок, – решился Фармавир. – Присмотрюсь, узнаю, что к чему, а если не потяну, то лучше сам уйду, чем дождусь, пока меня выгонят. Такие условия устроят?

– Разумеется, – ответил Кашей.

Через некоторое время ковер-самолет подлетел к замку.

Баррагин и Фармавир смотрели на величественный замок, открыв от удивления рты. Кащей отметил про себя, что нынче пошла странная мода на выражение изумления подобным образом. Лети они пониже, и рты лаборантов оказались бы в считанные секунды битком набиты комарами и мошками.

– Привет, Снежана, – тихо сказал он. – Как поживаешь?

Вокруг замка, несмотря на лето, лежал снег толстым слоем. Часть уже таяла, из чего Кащей заключил, что Снежная Королева уже несколько недель не пыталась попасть в его замок. То ли силы закончились, то ли терпение лопнуло. Хотя Кащей знал: Снежная Королева и закончившееся терпение были несовместимы. Снежана, как приличный маньяк, могла добиваться своего до той поры, пока не одерживала верх. Если она проигрывала, то убиралась, чтобы восстановить силы и вернуться.

Ковер-самолет приземлился перед входом. Кащей молча осмотрел ворота. На прочной поверхности виднелись сотни следов от топоров, дубинок с шипами и таранов. Снежная Королева основательно подошла к решению вопроса и отсутствие Кащея перепробовала на дверях все, что только можно. Даже расплавить пыталась, судя по характерным следам копоти. Только не учла того, что у ворот отличная система охлаждения, и до того, как они раскалятся и расплавятся, успеет сгореть все остальное.

Кащей снял с пояса неприметную пластинку, и ворота легко, словно пушинки, скользнули в стороны, открывая вход.

– Вперед! – приказал Кащей, и ковер-самолет влетел в замок. Ворота плавно и бесшумно закрылись.

Слепленная из снега птичка шевельнулась, расправила крылья и улетела к Снежной Королеве докладывать об увиденном способе открывания ворот.

Огромный трехмачтовый корабль появился у Пинайского острова ровно в полдень. Величаво приблизился к пологим берегам и едва не встал на мель: единственный и крайне важный пассажир настаивал на максимально возможном приближении к берегу, но использовать для этой цели лодку не захотел. И сейчас осматривал берег с помощью подзорной трубы, словно искал что-то.

– Кошелек он там потерял, что ли? – проворчал матрос, стоявший на безопасном отдалении от пассажира и капитана. – Еще минута, и нам пришлось бы перекопать берег, чтобы освободить корабль.

– Совесть он потерял, – ответил матрос, стоявший рядом. – Видишь, как пристально вглядывается. Она же у него чистая, сверкающая – ни разу не пользованная. Такую из-за горизонта заметишь, не проскочишь мимо.

– И все-таки, – пробормотал первый матрос. – Что они ищут на этом острове?

Стоявший рядом с пассажиром капитан тоже смотрел в трубу. Он единственный с самого начала знал, куда отправится пассажир, и Бумкасту стоило больших денег уговорить капитана отправиться в плавание. Несмотря на заверения управдворцом о том, что с экипажем корабля ничего не случится, ни один из вызванных им капитанов не торопился проверять это на личной шкуре. И только капитан корабля «Удалец», получивший оплату в двадцать раз больше обычного, решил рискнуть головой и отправиться в здешние края. Матросам тоже пообещали заплатить не в пример щедрее обычного, но до последнего момента не говорили о месте путешествия.

В пассажире, человеке лет пятидесяти, одетом в роскошный костюм, с тросточкой на полусогнутой левой руке, угадывался аристократ. Золотую трубу, при помощи которой он рассматривал берег, украшали крупные бриллианты, и только ремень с тремя кортиками на поясе пассажира не позволял особо хитрым матросам украсть трубу под покровом ночи и смыться с корабля. Правич, словно заранее отвечая на невысказанные матросами вопросы, каждый день метал кортики в прикрепленной к мачте мишени метрового диаметра. С тем же успехом Правич мог поставить и мишень диаметров от силы в десять сантиметров: каждый бросок оказывался точным, как в аптеке, и кортики попадали в десятку. Иногда Правич скуки ради приказывал приставить к мишени матроса. Доброволец, чаще всего ставший таковым не по собственному желанию, получал в награду золотой и незабываемые ощущения при виде кортиков, вонзающихся в дерево в считанных миллиметрах от его головы. Мало кто отходил от мишени, не напоминая привидение: матросы, успевая заметить стремительно приближающийся кортик, бледнели, и даже крепкий загар летнего солнца не мог скрыть смертельную белизну кожи. Одно дело – пораниться в бою, когда идет сражение за свою жизнь с пиратами или конкурентами, а сгинуть вот так, от неправильного броска кортика развлекающегося богача – совсем другое. За такие развлечения матросы мечтали однажды увидеть Правича падающим за борт во время шторма, но как назло, весь путь их сопровождала хорошая погода.

Правич уже два с половиной часа безотрывно смотрел в трубу, словно на берегу творилось нечто крайне увлекательное, вроде песен и танцев народов мира, а не безжизненные берега, где шевелились только травинки, да листва кустарников.

– Скорпионов он боится, что ли? – предположил матрос.

– Черепах, – ответил кто-то. – Вдруг догонят и морду набьют.

По кораблю пронесся тихий, но злорадный смех.

– Нам туда! – наконец, указал пассажир.

Капитан посмотрел в указанном направлении. Берег практически ничем не отличался от виденного ранее, но среди кустов и травы стали попадаться пока еще редкие каменные скульптуры людей. Стоявшие как попало, или упавшие и основательно скрытые растительностью, скульптуры виднелись там и тут, и с каждой сотней метров их количество увеличивалось в арифметической прогрессии.

Матросы тихо загомонили, обсуждая увиденное. Скульптуры, как нарочно, изображали людей либо в крайней степени испуга, либо нападающих или пытающихся увернуться. Сотворить подобное человек не мог. И каждый матрос на корабле знал, кто являлся скульптором.

Матросы столпились кучей и после коротких переговоров дружно отправились к капитану и пассажиру.

– Капитан, – обратился к нему матрос. – Мы правильно понимаем, что этот остров принадлежит Медузе Горгоне?

Капитан и Правич переглянулись.

– Да, это так, – ответил капитан.

– Почему ты сразу не сказал, что мы отправляемся на гибель? – глаза матросов ясно давали понять: если что, живым отсюда не уйдет никто, включая Правича.