Глава 2. О силе изобразительного искусства

Номер в гостинице, отведенный нам с Линой, выдержан в небесно-голубых и молочно-белых тонах. Мягкие полупрозрачные занавески, словно хлопья облаков, воздушными кружевами спускаются вдоль широкого окна, занимающего почти всю стену напротив входной двери. Нежно-голубые стены визуально увеличивают небольшую комнатку, которая, купаясь в солнечных лучах, кажется удивительно просторной.

Кровать, стоящая напротив окна, явно рассчитана на двух, а может, и на трех персон, но делиться мягкой постелью с подругой мне не приходится — в нашем номере две спальни. Мягкий ковер под ногами, светлая мебель, включающая в себя платяной шкаф, пару кресел и даже стол, большое зеркало на оставшейся свободной стене, — все это прекрасно гармонирует друг с другом и укладывается в уютную обстановку. Да, Альрайен умеет выбрать хорошую гостиницу.

— Знаешь, Алис, — говорит Лина, выходя из ванной и вытирая по пути только что вымытые волосы, — я беспокоюсь за Террана.

— И что же тебя беспокоит? — лениво интересуюсь. Ванную мне удалось посетить первой благодаря тому, что со скоростью ветра бросилась туда, как только мы вошли в наш номер, а теперь, одетая в чистую одежду, я блаженно лежу на своей кровати и смотрю в потолок.

— Беспокоит его отношение к тьме. Я думала, после рассказа Дербиана оно изменилось, но, судя по всему, Терран по-прежнему не собирается от нее отказываться. Чудо, что он до сих пор едет с нами, — со вздохом говорит подруга и усаживается на кровать рядом со мной.

— Это как раз не чудо. — Я переворачиваюсь на бок и подкладываю под голову согнутую в локте руку. — Он не хочет вновь остаться в одиночестве. А мы, пусть и не разделяем его точку зрения, все же с ним очень похожи.

— Но я не понимаю, как Терран до сих пор считает, будто мы можем использовать тьму! Она же все уничтожит… нас в первую очередь, а потом и все остальное.

— Возможно, Террана не беспокоит, что может произойти, — предполагаю я. — А может, он до конца не верит, что все настолько плохо, ведь он совершенно не замечает воздействия тьмы на него самого. Наверное, уже поздно…

— Поздно?! — возмущенно перебивает Лина. — Нет, не поздно! И я собираюсь с ним поговорить. Понимаешь, я хочу ему помочь.

— Попробуй. Хуже не будет, — улыбаюсь я. Если у кого-то и есть шанс переубедить Террана или хотя бы посеять в его душе сомнения, так это у Лины.

— Попробую, — кивает подруга. — Почему ты так улыбаешься?

— Мне нравится твое упорство и желание помочь. Позови Террана на прогулку по городу. Сможете взглянуть на местные достопримечательности, заодно поговорите наедине. Думаю, если нас не будет рядом, он внимательней отнесется к твоим словам.

— Точно! — Оживляясь, Лина вскакивает с кровати и бросается к зеркалу, перед которым принимается расчесывать уже успевшие слегка подсохнуть волосы. — А как же Стас? Они ведь в одной комнате.

— Стаса, так и быть, возьму на себя.

Однако в номере, где поселились парни, мы находим одного только Террана. Взглядом провожаю друзей до лестницы и возвращаюсь в свою комнату — гулять совершенно не хочется, а вот побыть в одиночестве — очень. Стоит мне вновь улечься на кровать, как раздается стук в дверь. Наверное, это Стас нас всех потерял.

Лениво поднимаюсь, подхожу к двери, открываю… На пороге обнаруживается Альрайен. Стоит, улыбается. В опущенной, слегка отведенной назад руке он держит сверток неопределенной формы.

Возникает желание захлопнуть дверь прямо перед носом аллира, но, наверное, с моей стороны это будет малодушно. Как можно более спокойно спрашиваю:

— Что тебе надо?

— Не желаешь проявить гостеприимство и предложить мне войти? — продолжая невозмутимо улыбаться, интересуется Альрайен.

— Не желаю, но мое мнение никогда тебя не волновало. Заходи.

Отстраняюсь, пропуская аллира в комнату. Закрываю за ним дверь.

И для чего только явился? Чтобы опять проверить мои нервы на прочность? Такими темпами, к сожалению, нервов надолго не хватит.

Со скрещенными на груди руками настороженно наблюдаю за Альрайеном, ожидая от него очередного подвоха. Он тем временем проходит внутрь, с интересом осматривается и вновь поворачивается ко мне.

— Я кое-что принес для тебя.

Хочется съязвить, но усилием воли удается сдержаться. Продолжаю молчаливо взирать на Альрайена. Мой холодный взгляд ничуть не смущает аллира. С завидной невозмутимостью и все той же легкой полуулыбкой на губах он протягивает сверток.

— Мне ничего от тебя не нужно. — Стараюсь изобразить равнодушие, что весьма непросто при вдруг разыгравшемся любопытстве.

— Тебе что-нибудь мешает просто взглянуть?

Немного мешкаю. Пожимаю плечами и все-таки беру сверток. Развязываю мешок из грубоватой ткани, нахожу несколько листов белой бумаги, пару простых карандашей и даже небольшой набор масляных красок с кистями. Внутри что-то подрагивает.

Я поднимаю ошарашенный взгляд на Альрайена — тот внимательно наблюдает за мной.

Ну почему я сказала, что мне от него ничего не нужно?! А теперь проклятая гордость не позволит принять подарок! Но боже, как хочется это сделать. Прижать драгоценный сверток к самому сердцу и никогда его не отпускать. Сделать черно-белый набросок, подержать в руках маленькие разноцветные баночки, испробовать новые кисти, наполнить рисунок живыми красками… Но я сказала, что ничего не возьму! Черт, что же теперь делать? Почему я такая дура? Лишиться столь прекрасного дара из-за глупой гордости. Невыносимо!

— Я хочу, чтобы ты что-нибудь для меня нарисовала, — мягко говорит Альрайен.

Я внимательно смотрю аллиру в глаза, пытаясь понять, о чем он думает. Однако по взгляду невозможно разгадать ни единой эмоции. Отражаются ли все терзания на моем лице? Знает ли Альрайен, что я чувствую?

Произнес ли он эту фразу специально, чтобы я смогла позволить себе принять подарок? Ведь теперь мне ничего не мешает согласиться и просто что-нибудь нарисовать для него, а потом невзначай оставить краски у себя, не наступая на горло собственной гордости. Но если Альрайен устроил все это специально, то для чего? Почему он сделал мне подарок, а потом помог его принять?

И сейчас он не торопит меня, спокойно ожидая ответа.

— Есть определенные пожелания? — наконец спрашиваю я.

— Полностью полагаюсь на твой вкус.

— Что ж, хорошо…

Выгружаю на стол содержимое мешка. По обыкновению предпочитаю начать с карандашного наброска. Если он удастся, то краски добавить не составит особого труда.

Большую часть моей коллекции составляют портретные изображения Тэана, однако есть и пейзажи, которые я вижу во снах. Намного реже я рисую действительность реального мира.

На этот раз не хочу отходить далеко от привычного стиля и останавливаю выбор на портрете. Только рисовать собираюсь Альрайена. В то же время это своеобразный способ поблагодарить его — слишком сложно, невозможно произнести простое «спасибо».

Пока разбираюсь с красками и кистями, Альрайен устраивается в кресле. Кладет подбородок поверх кисти согнутой в локте руки, задумчиво наблюдая за моими действиями. Мелькает мысль, что это занятие доставляет ему некоторое удовольствие, но я быстро отбрасываю предположение — слишком бредовое.

— Тебе придется позировать, — сообщаю, посматривая на алллира.

Альрайен приподнимает бровь, но это единственное проявление его удивления.

— С удовольствием.

— Отлично. — Я устраиваюсь за столиком боком, так, чтобы удобно рисовать и в то же время смотреть на Альрайена.

На несколько часов реальность растворяется в дымке, переставая для меня существовать, как бывает каждый раз, когда я с головой погружаюсь в творчество.

С приближением работы к концу вновь возвращаются мысли, медленным потоком вливаясь в сознание.

Упирающийся в скулу кулак придает Альрайену задумчивый, слегка отстраненный вид. Синие глаза смотрят вдаль, но в то же время создается странное впечатление, будто взгляд аллира пронизывает насквозь.

Кажется, Альрайен сейчас витает где-то в другом месте, но не один, а вместе со мной. Этот взгляд, идеальные черты словно фарфорового лица, тонкие изящные пальцы, виднеющиеся из-под длинного синего рукава и привлекающие внимание, — все это в процессе рисования запоминается мне в мельчайших деталях. Теперь, даже закрывая глаза, с легкостью могу воскресить образ аллира в своей памяти и воспроизвести рисунок заново, больше не глядя на Альрайена.

Холодная красота, внимательно изученная за время рисования, притягивает к себе. Как когда-то в замке Альрайена на вершине самой высокой башни среди белых облаков, хочется прикоснуться к аллиру и озарить эту величественную красоту своим теплом. И на этот раз никто не держит меня взаперти, никто не заставляет, не принуждает…

Что-то тянет меня к аллиру, заглушая боль в груди, от которой так трудно дышать. Может, он способен помочь избавиться от совершенно бесполезных, обреченных чувств? Что если впустить его в свое сердце, что если дать ему шанс? Не задумываясь, чего он добивается — разве это имеет значение, когда душа рвется на части от одной только мысли о Тэане?

Отвлечься, приглушить боль, спрятать ее за другими чувствами. Ведь какая мне разница, чего добивается Альрайен? Удовлетворить с моей помощью мужское самолюбие? Пусть. Поиграть с обыкновенной смертной девушкой, которая ничего для него не значит? Пусть. Никакая боль, которую может причинить мне Альрайен, не сравнится с той, что терзает мою душу сейчас. Так пусть новые эмоции, не такие яркие, не такие болезненные, заглушат все, что я испытываю к Тэану. Может ли Альрайен помочь и пробудить во мне хоть какие-нибудь чувства?

— Я закончила, можешь взглянуть.

Поднимаюсь из-за стола, беру в руку рисунок и переношу на кровать, предлагая Альрайену расположиться рядом. Аллир встает. Потягивается, разминая затекшее тело. После чего, не скрывая интереса, садится сбоку от меня, чтобы взглянуть на результат творчества.

Я же смотрю на Альрайена, внимательно всматриваясь в его лицо и пытаясь прочитать эмоции. Почему-то очень хочется, чтобы ему понравилось.

Изучающий взгляд медленно скользит по рисунку, огибая, кажется, каждую линию, каждый штрих. Идеальная серебристая прядь падает на лицо аллира. Ловлю себя на мысли, что никогда не дотрагивалась до его волос. Интересно, какие они? Белое серебро, сверкающее сотнями снежинок.

— Не знал, что ты так видишь меня, — с улыбкой произносит Альрайен. А я вдруг замечаю, что ждала вердикта не дыша.

— Как? — растерянно спрашиваю.

— Ты будто читала мои мысли. Рисунок очень верно отображает меня, — странным завораживающим голосом поясняет Альрайен. — Ты увидела и нарисовала то, чего я сам не замечал до этого момента.

— И что же это? — спрашиваю, уже догадываясь, каким будет ответ.

— В своих мыслях… — Альрайен наклоняется ко мне, оказываясь совсем близко, — я с тобой, — выдыхает он, слегка касаясь моих губ своими. Мягко, ненавязчиво, предоставляя выбор.

И я отвечаю на поцелуй. Протягиваю руку, касаясь пальцами серебристых волос. Оказывается, они гладкие и слегка прохладные, почти как у Тэана. Если закрыть глаза и представить себе… Нет! Я же хочу забыть Тэана, а не представлять его на месте Альрайена! И волосы у аллира все-таки другие. Те черные волны будто сотканы из самой тьмы, шелковистой, воздушной и почти нематериальной.

Собираясь с силами, я выталкиваю из головы мысли о Тэане и подаюсь навстречу новым эмоциям. Горячие прикосновения Альрайена, так не вяжущиеся с его холодным обликом, помогают отвлечься от рвущейся на части души. И воздуха теперь не хватает не только из-за удушающей боли, но и благодаря поцелую.

Забыть, растворяясь в синих, словно бездонное море, глазах. Синий… красивый цвет. Синий и серебряный — живые цвета, заключающие в себе отражение света и небесную высь. Никакой тьмы, никакого янтаря, полыхающего хищным, опасным огнем.

Щелчок в замочной скважине возвращает в реальность. Резко отстраняюсь от Альрайена. Он нехотя выпускает меня из объятий. Как раз вовремя!

В комнату входит Лина. Хочет что-то сказать, но, замечая Альрайена, лишь приветственно ему кивает. Чувствуя неловкость, словно меня застукали за каким-то предосудительным занятием, я перевожу смущенный взгляд на аллира. Тот усмехается, но все-таки подчиняется немой просьбе. Поднимается на ноги и направляется к выходу, бросая через плечо:

— До завтра.

— Ну что, поговорили с Терраном? — спешу поинтересоваться, пока подруга не начинает расспрашивать, для чего приходил Альрайен.

— Поговорили, да все без толку, — устало откликается Лина. — По-моему, он просто-напросто не понимает или не хочет понять. Он никак не хочет признавать, что тьма может полностью им завладеть, для него такой возможности не существует, а следовательно, не существует и проблемы.

— Он слишком долго использует тьму и уже не различает, где он сам, а где тьма.

— Да, ты права. Но я все-таки хочу ему помочь… Может, с ним нужно больше беседовать, чаще напоминать ему, какими должны быть люди? — Немного помолчав, подруга вздыхает и направляется к двери, ведущей в соседнюю комнату: — Ладно, пойду я спать.

Остаюсь одна. Еще некоторое время смотрю на сделанное своими руками изображение Альрайена, пока все вокруг не погружается в кромешную темноту. Пора ложиться спать, но мысль о снах, в которых постоянно ощущается присутствие Тэана, заставляет содрогнуться.

Вспоминаю, что сегодня не ужинала. Это поможет отложить возвращение в царство сновидений.

На первом этаже устраиваюсь за свободным столиком с бокалом яблочного сока и булочкой с сахаром. Уже собираюсь насладиться лакомством, как вдруг чувствую приближение тьмы. Дверь, ведущая на улицу, отворяется. В гостиницу входит Стас.

— И где ты весь вечер гулял? — интересуюсь, когда он присаживается рядом.

— По городу бродил, — Стас пожимает плечами. — А я что-то пропустил?

— Нет, ничего, — в свою очередь, пожимая плечами, с удовольствием откусываю кусочек булочки.

Делая вид, что занята едой, незаметно разглядываю друга. Куда-то пропала его прежняя веселость, больше нет беззаботности, с которой раньше он шел по жизни. Наверное, всех нас изменили последние события, наделив излишней ответственностью, слишком тяжелой для обыкновенных ребят, которыми мы остаемся, невзирая на разрушительную силу тьмы. Кто знает, сможем ли мы стать прежними, когда все это закончится? И закончится ли?

Так, определенно я думаю не о том. С чего вдруг тянет на эти странные философские мысли? Вот уже и Стас улыбается, как раньше, весело:

— А ты почему не спишь?

— Булочку ем. Хочешь?

— С чего это ты вдруг такая добрая? — с шутливой подозрительностью спрашивает Стас.

— Да ты так жалобно выглядишь, что смотреть невозможно! — говорю я и почти насильно запихиваю в рот друга остаток булочки, после чего спешу вернуться к себе в комнату.

Уже поднимаясь по лестнице, оглядываюсь и среди посетителей вижу чье-то смутно-знакомое лицо. Но стоит моргнуть, как светловолосая шевелюра теряется среди поднимающейся из-за стола веселой компании парней.

Списывая все на параноидальные галлюцинации, я пожимаю плечами. Больше не оглядываясь, возвращаюсь к себе.

Еще на восточной окраине города, с которой мы выехали, впервые увидели поразительное зрелище, а теперь, когда каменные дома и стены позади, оно завладевает нашим вниманием.

На противоположном краю просторной долины, у самой линии горизонта, виднеется лес. А над ним расцветают целые пучки молний. И ничего удивительного для земель Повелителей Молний в этом нет, если не считать странное направление самих молний. Они начинаются где-то внизу, среди деревьев, и пучками расходятся в разные стороны, словно фейерверки.

— Что это? — спрашивает Лина, тем самым озвучивая общий вопрос.

— Лес молний, — довольно небрежным тоном поясняет Альрайен. Надо признать, иметь аллира в качестве спутника в путешествии по Аль’ерхану довольно удобно. — Можно сказать, местная достопримечательность.

— Значит, вместо деревьев там молнии?! — с изумлением восклицает подруга.

— Именно.

— Но это же… невозможно.

— Ты забываешь, что находишься на земле аллиров, — с улыбкой замечает Альрайен.

Пока он не заводит любимую тему «для аллиров нет ничего невозможного», спешу его отвлечь:

— Ты сказал, что это местная достопримечательность. Получается, лес молний создавался специально. Для чего?

— Да, он действительно создавался специально, — подтверждает Альрайен. — Это произошло сразу после краха эпохи смешанных браков. Как я уже рассказывал тебе, Алиса, когда-то аллиры связывали свои жизни с людьми. Позже, поняв, что люди недостойны и готовы изображать чувства ради обретения власти и бессмертия, аллиры предприняли необходимые меры, чтобы указать людям их место. Создатель леса, Гелиан, в то время был главой клана Повелителей Молний. Он очень любил свою жену-человека и ни за что бы не убил ее, однако она сбежала, как только начались массовые расправы над людьми, с которыми аллиры связали свои жизни. Этот побег Гелиан счел доказательством того, что жена обманывала его и за любовь выдавала неуемную жажду аллирской силы. Поэтому приложил все усилия, чтобы отыскать ее. Спустя несколько месяцев Гелиану удалось найти сбежавшую женщину и убить. Он не предоставил ей возможность все объяснить.

— Тогда это уже не любовь, — замечаю я. — Если бы он по-настоящему любил жену, то дал бы ей объяснить, почему она так поступила. В конце концов, она могла просто испугаться…

— Алиса, — перебивает Альрайен. — Мы сейчас не пытаемся определить, что Гелиан испытывал к своей жене. Я всего лишь рассказываю историю появления леса молний.

— Продолжай-продолжай.

— Гелиан тяжело переживал смерть жены…

Сам виноват, нечего было убивать, и переживаний было бы меньше. Я фыркаю, однако на этот раз молчу.

— Ему захотелось доказать людям, что они всего лишь люди, низшие существа по сравнению с аллирами. Тогда он и создал лес молний, призванный служить доказательством могущества и величия аллиров, бессмертным напоминанием о безграничных силах, с которыми ничто не сравнится.

Кажется, мы пришли к тому, с чего начали. Вернее, к тому, от чего я пыталась увести тему разговора. Опять это могущество аллиров, на фоне которого люди — лишь мелкие букашки, которые должны бояться и трепетать!

— Так ли уж ничего не сравнится, — насмешливо хмыкает Терран. — Мы и не такие фейерверки устроить можем! Ну или во тьму все погрузить, тогда аллиры забудут о своем могуществе и забьются, как крысы, в свои норки.

Альрайен собирается уже что-то ответить, но его опережает Стас:

— Боюсь, тебе уже не до аллиров будет. Да и ты вряд ли сможешь существовать в том, во что превратишь Вселенную.

— О нет, я смогу существовать! Я чувствую, что мы с тьмой — единое целое, и лично мне, как, впрочем, и вам, она не причинит никакого вреда. Она подарит нам все, что мы пожелаем. Захотим уничтожить миры — пожалуйста! Захотим ими управлять — и это возможно!

— Терран, да что ты такое говоришь?! — ужасается Лина. — Это не ты, это тьма руководит твоими словами!

Я со вздохом поторапливаю виллета, чтобы уехать чуть вперед. Разгорающийся спор теперь может продлиться до самого вечера, а день только начинается! И ведь если б в этом был какой-то смысл. Но каждый слушает только себя.

Терран уже не помнит, каким он был до того, как поддался тьме, до того, как она начала изменять его сущность, извращая, выворачивая наизнанку человеческие ценности. Бесполезно что-либо ему объяснять. Остается лишь надеяться, что мы успеем добраться до Первозданного Света и избавиться от тьмы, прежде чем Терран окончательно потеряет над собой контроль или просто решит, что хватит подыгрывать нам, и со скуки устроит встряску целому миру.

— До чего же вы нудные! — доносится из-за спины голос Террана. — Тьма не может нами завладеть, потому что она всего лишь инструмент для достижения наших целей. Берите пример с аллиров. Они считают себя могущественными, они пользуются своим могуществом, раз за разом показывая остальным, на что они способны. А мы сильнее аллиров! Так давайте всем покажем это! Хватит переживать о мирах, о какой-то абстрактной Вселенной, когда есть мы и есть вполне конкретные наши желания!

Постепенно его голос отдаляется. Наконец уже невозможно разобрать слова — теперь до меня доносятся только крики и возмущенные возгласы. Нет, в такой компании мы скорее друг друга поубиваем, чем куда-нибудь приедем!

— А тебя эти споры, я смотрю, совершенно не интересуют, — насмешливо замечает Альрайен, нагоняя меня.

— Да каждый раз одно и то же. Терран нас не понимает и не поймет.

— Не опасаешься, что он выйдет из-под контроля?

— А ты никак испугался? — поддеваю с усмешкой.

— Когда слишком долго живешь, как-то незаметно перестаешь бояться смерти.

— Так это хуже смерти. Или ты хочешь оспорить слова Дербиана?

— Нет, он все верно сказал. Но бессмертие тела помогает забыть о бессмертии души.

— Альрайен…

— Да?

— Если ты знал, чем все может обернуться, то почему не убил меня сразу, как только узнал о Первозданной Тьме?

— Другие аллиры тоже долго думали, прежде чем пришли к решению, что вас необходимо убить. На данный момент вы себя контролируете, а значит, некоторое время нам опасаться нечего. За это время можно многое успеть.

— Например, вдоволь наиграться, — мрачно предполагаю.

— Например, — соглашается Альрайен.

Наверное, мне стоит устроить истерику с выяснением отношений. Но какие могут быть отношения, если я всего лишь человек, к которым аллиры относятся столь пренебрежительно? Странно, эта мысль удивительным образом успокаивает, не вызывая ни капли раздражения. Почему-то хочу улыбаться.

— Знаешь, сейчас, когда они там ругаются, ты самый адекватный из нашей компании, — весело заявляю и перевожу тему: — А мы побываем в лесу молний или мимо проедем?

Некоторое время Альрайен удивленно смотрит на меня. Но растерянность быстро проходит, сменяясь привычной насмешливой улыбкой:

— Желаешь во всей полноте испытать наглядную демонстрацию аллирского могущества?

— Необходимо знать возможности противника, чтобы убедиться в собственном превосходстве, — «признаюсь» со зловещей улыбкой. — Так как?

— Побываем. Неспроста этот лес расположен на главной дороге — Гелиан постарался, чтобы его посетило как можно больше людей.


Загрузка...