Отражаясь в людях: почему мы понимаем друг друга

Лицом к себе

это ты или я?

Нам, людям, свойственно на почти инстинктивном уровне взаимно координировать свои движения. Я складываю руки, вы складываете руки, я смотрю на вас, вы смотрите в сторону, вы оборачиваетесь, я смотрю в сторону, я смотрю на вас, вы начинаете новую фразу, вы смотрите на меня, я начинаю новую фразу - менуэт, да и только! При просмотре снятых на видео ситуаций, подобных описанным мной в предыдущих главах, это просто завораживает. Выясняется, кроме того, что чем сильнее люди нравятся друг другу, тем больше, как правило, они подражают один другому, и это тоже имеет смысл. Эта имитация и координация - тот клей, что скрепляет людей. Отсюда я с уверенностью могу сделать вывод, что зеркальные нейроны - неотъемлемая часть механизма, обеспечивающего как можно более легкое вхождение человека в окружающую его социальную обстановку Мы все, так сказать, в одной лодке, и зеркальные нейроны помогают нам извлекать из своего положения максимум возможного. Они нам необходимы как средство распознавать действия других людей, подражать им, понимать их намерения и чувства. Однако эти функции зеркальных нейронов, если вдуматься, задают любопытную загадку нейроспециалистам, изучающим вопрос о том, как мозг кодирует «чувство агента» (agency), то есть ощущение того, что данное действие - именно мое. Если я беру чашку кофе и другой человек делает то же самое, как мой мозг отделяет мое и его действие? Такое разграничение не вызывает вопросов на житейском уровне, но для исследователей очень большая проблема - как именно наш мозг делает это самоочевидным.

Ответ, я считаю, может дать самый первый наш эксперимент, в котором мы измеряли мозговую активность испытуемых, совершавших и имитировавших кистевые движения рукой. Рассказывая о нем в главе 2, я не упомянул о самом неожиданном из полученных результатов: теменной оперкул - область мозга, получающая сенсорную информацию от кистей рук (разжались они или сжались? каким был предмет, к которому притронулись пальцы, - податливым или острым?), - продемонстрировала при имитации более высокую активность, чем при простом выполнении того же движения⁸⁵. Это напоминает зеркально-нейронную активность, не правда ли? При имитации зеркальные нейроны, грубо говоря, суммируют активацию от наблюдения и выполнения. Проблема в том, что, насколько мы знаем, теменной опер- кул не является областью с зеркальными нейронами и не играет зеркальной роли. При простом наблюдении за действием эта область не активировалась. Кистевые движения на протяжении всего эксперимента были, по существу, одни и те же, поэтому информация, которую эти клетки получали от движущихся кистей, тоже была, по существу, одинакова. Откуда в таком случае взялось различие в активации, похожее на то, что наблюдается у зеркальных нейронов? Мы были очень удивлены.

Мы сосредоточили внимание на том, что повышенная активность в теменном оперкуле была локализована в зоне правого полушария мозга, очень важной для формирования внутреннего представления о собственном теле и его конечностях - так называемой схемы тела. (Мы знаем это, потому что пациенты, у которых повреждена эта зона, могут страдать серьезными нарушениями телесного самосознания. Пациенту может казаться, что с его парализованной левой рукой все в порядке или что она вообще не его, а принадлежит его родственнику. Он даже может считать, что у него не две руки, а больше.) Повышенная активность при имитации, возникающая в этой важной для нашего телесного самосознания области мозга, может быть связана с заботой мозга о недопущении какой-либо путаницы между своим и чужим, создаваемой зеркальными нейронами, путаницы, из-за которой мы могли бы утратить «чувство агента». Это - механизм, выработанный мозгом для укрепления ощущения принадлежности нам наших собственных действий.

Вплоть до этого места в книге я старался показать, что важнейшая роль зеркальных нейронов состоит в том, чтобы обеспечить наше понимание чужих намерений и эмоций и облегчить тем самым социальное поведение. Они, кажется, чуть ли не так же «интересуются» другими людьми, как и тем человеком, в мозгу которого находятся. Характер их разрядки может породить впечатление, что зеркальные нейроны не имеют особого отношения к формированию чувства собственного «я». Такая мысль, во всяком случае, могла возникникнуть у вас к настоящему моменту, и не без основания, однако в этой главе я постараюсь это впечатление несколько подправить. Позвольте мне начать с кое-каких теоретических соображений, из которых, возможно, самые интригующие - это выводы ряда авторов (особенно принадлежащих к феноменологической традиции, о которой я еще поговорю в последней главе), что мы не можем и не должны искусственно разделять «я» и «другого». Они, как говорят специалисты, «конституируются совместно». Философ-феноменолог Дэн Захави пишет об этом так: «Они проливают свет друг на друга и могут быть поняты лишь во взаимосвязи»⁸⁶. На первый взгляд, может быть, и странновато, но, если вдуматься, смысл быстро появляется. Действительно, можем ли мы представить себе «я» иначе как в соотношении с другими, которыми «я» не является? Без «я» трудно дать осмысленное определение «другого», а без «другого» толком не поймешь, что такое «я». И разве могут зеркальные нейроны не играть тут роли? Ведь, судя по всему, картина их нейронной разрядки свидетельствует именно об этой неустранимой связи между «я» и другими, об их неизбежной взаимозависимости. Вместе с тем надо помнить, что интенсивность срабатывания зеркальных нейронов при собственных и чужих действиях неодинакова. Как мы не раз видели (фактически - в каждом из когда-либо проводившихся экспериментов с зеркальными нейронами), при своих действиях они разряжаются намного сильнее, чем при чужих. Таким образом, зеркальные нейроны воплощают как взаимозависимость «я» и других (разряжаясь и при собственных, и при наблюдаемых действиях), так и независимость (разряжаясь сильнее при своих действиях), которую мы в то же время ощущаем и в которой нуждаемся.

Моя теория о том, как зеркальные нейроны становятся нейронным «клеем», соединяющим «я» с другими, начинается с идеи о развитии зеркальных нейронов в мозгу младенца. Хотя эмпирических данных на этот счет пока нет, весьма правдоподобный сценарий представить себе нетрудно. Ребенок улыбается - родитель отвечает тем же. Через две минуты ребенок улыбается снова - родитель тоже. Благодаря имитационному поведению родителя мозг ребенка ассоциирует моторный план, необходимый для улыбки, с видом улыбающегося лица. Готово! Зеркальные нейроны, «заточенные» под такое лицо, созданы. Когда ребенок в следующий раз увидит чью-либо улыбку, в его мозгу возникнет нейронная активность, связанная с моторным планом улыбки, и произойдет «симуляция» улыбки. Если эта модель формирования зеркальных нейронов в нашем мозгу справедлива - а это, я считаю, почти наверняка так, - то «я» и другие неразделимо перемешаны в зеркальных нейронах. Действительно, согласно этой модели, зеркальные нейроны в мозгу младенца формируются за счет взаимодействий между «я» и другими. Это ключевой момент, который необходимо иметь в виду для понимания роли зеркальных нейронов в социальном поведении людей. Логично, что, повзрослев, мы используем те же самые мозговые клетки для понимания внутренних состояний других людей. Но логично и то, что мы используем их же для формирования ощущения собственного «я»: ведь эти клетки возникают на той ранней стадии нашей жизни, когда поведение других людей является отражением нашего. С помощью зеркальных нейронов мы в других людях видим себя.

Еще один довод в пользу связи между «я» и другими, имитацией и зеркальными нейронами проистекает из эмпирических данных. Психологи развития изучали спонтанную имитацию у детей, разбитых на пары. В некоторых из этих пар оба ребенка к тому времени уже научились узнавать себя в зеркале; в других парах ни один этого еще не умел. Результаты были показательными. Дети, уже узнававшие себя в зеркале, имитировали друг друга гораздо больше, чем дети, которые еще этого не умели⁸⁷.

Самоузнавание и имитация идут рука об руку, потому что зеркальные нейроны зарождаются у нас, когда «другой» имитирует наше младенческое «я». Зеркальные нейроны - клеточный результат этой ранней моторной скоординированности между «я» и «другим», и они становятся теми нейронными элементами, что кодируют «действующих лиц» этой координации (которыми, разумеется, являются «я» и «другой»). Какое- то количество зеркальных нейронов должно, безусловно, быть у нас от рождения (на это указывают данные Мельцоффа об имитации у новорожденных). Однако мои рассуждения основаны на предположении, что система зеркальных нейронов во многом формируется имитационными взаимодействиями между «я» и другими, особенно на ранних этапах жизни (хотя я полагаю, что имитация человека другими может формировать его зеркальные нейроны и в более позднем возрасте, как мы увидим в следующей главе). Моя теория легко объясняет тот факт, что дети, способные к самоузнаванию, в то же время более склонны к имитации. Ведь обе эти функции осуществляются посредством одних и тех же нейронов - зеркальных, - и, когда они могут выполнять одну (самоузнавание), они могут выполнять и другую (имитацию). Но что ученые понимают под термином «самоузнавание»?

ЗЕРКАЛЬНЫЙ ТЕСТ

Понятие «я» весьма сложное. В сотворении «я» участвуют различные факторы, и обычно экспериментаторам необходимо искусственно упростить явление до уровня, на котором можно работать. В вопросе о самоузнавании мы, однако, располагаем сравнительно простой экспериментальной парадигмой, которая позволяет нам искать и выявлять один определенный (и очень важный!) аспект восприятия самого себя даже у очень маленьких детей и у животных. Я имею в виду так называемый зеркальный тест. (Снова зеркала! Если у вас возникает чувство, что с ними в этой книге перебор, я могу, по совести, вас понять - но поделать тут ничего не в силах. По крайней мере, в настоящий момент. Это важный и чрезвычайно увлекательный тест.) Его придумал в конце 1960-х Гордон Гэллап, профессор психологии в университете штата Нью-Йорк в Олбани. Как и при открытии зеркальных нейронов, не обошлось без счастливой случайности. Будучи аспирантом, Гэллап изучал курс, который требовал выполнения исследовательского проекта. Вот что рассказывает он сам: «Однажды утром я размышлял, что я буду делать, и одновременно брился перед зеркалом. При виде своего лица я вдруг задумался: способны ли представители других видов распознавать свои отражения? И как это проверить?»⁸⁸

Как Гэллап вскоре выяснил, ученые использовали зеркала с этой целью с середины XIX века. В числе первых был Чарльз Дарвин, подвергший такой проверке своих собственных детей (они в итоге прошли ее успешно) и верно предположивший, что эта способность является признаком высокого развития интеллекта. Проверяя эту гипотезу, Дарвин поместил зеркало перед двумя орангутанами в лондонском Зоологическом саду. Он заключил, что оба животных вели себя так, словно видели двух других животных, а не свои отражения. Затем на протяжении примерно ста лет разные ученые использовали зеркала для подобных исследований как животных, так и детей, но их оценки поведения испытуемых перед зеркалом носили, как и у Дарвина, описательный характер и страдали всеми теми недостатками, что неотъемлемо присущи такому методу Главные из этих недостатков, если коротко, - отсутствие объективных стандартов для оценки и неосознанная предубежденность исследователя. Гордон Гэллап взял эту старую, но недореализованную исследовательскую идею и формализовал ее с великолепной простотой.

Первыми его подопытными были шимпанзе, и первоначально он всего-навсего наблюдал за их спонтанным поведением перед зеркалом. И уже в этом отношении работа Гэллапа представляла собой существенный шаг вперед. Во время главного эксперимента животные должны были уже быть знакомыми с зеркалом. Иначе элемент неожиданности исказил бы все результаты. Обезьянам надо было дать возможность освоиться с зеркалами, а экспериментатор должен был получить полное представление об их спонтанном поведении перед зеркалом, как оно развивалось во времени. Эта начальная стадия эксперимента длилась несколько дней. На второй стадии животных усыпили наркозом и на лбу у каждого сделали пятно краской, не имеющей запаха. Цель понятна: животные не должны были видеть пятно непосредственно - только в зеркале. Когда шимпанзе вышли из наркоза, Гэллап не стал спешить с установкой зеркала. Ему надо было вначале изучить поведение обезьян, чтобы понять, ощущают ли они пятно, чувствуют ли какой-либо новый запах. Шимпанзе ничего подобного не проявили: они не притрагивались к пятну и вообще вели себя как обычно. Только теперь Гэллап снова поставил зеркало - и сразу же заметил внезапную перемену в поведении животных. Шимпанзе стали часто трогать пятно, пристально его исследовать и многократно использовать зеркало! Тем самым было неопровержимо доказано: они поняли, что смотрят в зеркало на себя. Благодаря простой идее с пятном на лбу Гэллап разработал эффективный и объективный способ тестирования животных на самоузнавание. В принципе весь тест можно свести к двум цифрам: количество прикосновений животного к своему лбу при наличии пятна и в его отсутствие.

Гэллап, кроме того, провел необходимый контрольный эксперимент. Некоторые шимпанзе, никогда раньше не имевшие дела с зеркалами, были усыплены наркозом, и лбы им пометили такой же краской без запаха. Поскольку эти животные никогда прежде не видели своих лиц, Гэллап предположил, что они не продемонстрируют того отчетливо выраженного поведения, направленного на изучение отметины, что наблюдалось у первой группы шимпанзе. И действительно, вторая группа в целом игнорировала пятно, хоть обезьяны и видели его в зеркале⁸⁹. Почему? Да потому, что оно не казалось им достойным внимания. Они не могли знать, что оно не всегда там было.

Зеркальный тест быстро стал широко используемым и весьма популярным средством когнитивных исследований животных. Обезьяны (кроме человекообразных) этот тест не проходят. Они видят в своем отражении другую обезьяну, пытаются с ней играть, а когда это не получается, заглядывают за зеркало, стараясь понять, что, черт возьми, происходит. Очень жаль, что мы не можем в таких условиях проводить над ними эксперименты на клеточном уровне: их зеркальные нейроны в такие минуты, наверное, с ума сходят! Дарвин, как выясняется, был не прав. Орангутаны, особенно выросшие среди людей, тест успешно проходят⁹⁰. А вот большинство горилл, как ни странно, нет. Те немногие, что с ним справились, росли в насыщенном человеческом окружении.

Тот факт, что ведущую роль в развитии способностей к самоузнаванию у человекообразных обезьян играет социальное окружение, весьма показателен. Изоляция, судя по всему, снижает шансы на формирование этого навыка, богатое социальное окружение - повышает. В чем главное различие между двумя типами среды? Присутствие других - необходимость постоянно вступать во взаимоотношения и взаимодействовать с иными индивидами. Зеркальные нейроны разряжаются при наблюдении за действиями и при подражании им. Словом, когда мы (и человекообразные обезьяны) смотрим на других, мы обнаруживаем их и себя. Вывод о связи между социальным окружением и ощущением собственного «я» напрашивается сам собой.

Если так, можно ожидать, что и другие животные, отличающиеся общительностью и социальностью, проявят признаки самоузнавания, будучи подвергнутыми зеркальному тесту. Дельфинам оно и правда, похоже, свойственно, хотя изучать поведение, направленное на пятно, в том случае, когда животное не имеет конечностей, не так просто. В ходе недавнего исследования было установлено, что дельфины, помеченные краской в разных местах тела, проводят у обширного подводного зеркала больше времени, чем непомеченные. Кроме того, дельфины изгибались и поворачивались так, что это трудно было объяснить иначе, нежели стремлением посмотреть на пятна. Принимая во внимание, что дельфинам свойственно имитационное и эмпатическое поведение, данные, говорящие о самоузнавании у них в той или иной форме, можно интерпретировать как еще один довод в пользу связи между имитацией, эмпатией и ощущением собственного «я»⁹¹.

Развитым социальным и эмпатическим поведением отличаются, как считается, и слоны. Способны ли они к самоузнаванию? Одно довольно давнее исследование дало отрицательный ответ. Однако тестирование слонов с помощью зеркал - нелегкое дело в практическом плане. Необходимо, разумеется, очень большое зеркало! Используя зеркало высотой 2,5 метра, способное выдержать слоновьи удары, ученые недавно все-таки убедились в умении этих животных узнавать себя в зеркале.

Способность к самоузнаванию у приматов, дельфинов и слонов - представителей очень давно разошедшихся эволюционных линий - говорит о конвергентной эволюции, которая, вероятно, объясняется взаимодействием между биологическими факторами и свойствами окружающей среды⁹². Сложность и изощренность социальных взаимодействий, демонстрируемых всеми этими животными, скорее всего, является проявлением как биологической предрасположенности, так и роли опыта в формировании поведения. Действительно, всем этим видам свойственны интенсивные и весьма длительные взаимоотношения между матерью и детенышем. Как я уже говорил в этой главе, взаимная имитация между ребенком и родителем, очень вероятно, играет ключевую роль в сотворении зеркальных нейронов, основанном на накоплении опыта. Интенсивное и долгое взаимодействие матери и детеныша, облегчающее формирование зеркальных нейронов и ощущения собственного «я», может быть одним из факторов, способствующих конвергентной эволюции приматов, дельфинов и слонов.

Разумеется, зеркальный тест широко использовали и используют и для изучения детей. Вместо наркоза исследователи либо дожидаются, пока ребенок уснет, либо отвлекают его, чтобы незаметно нанести на лоб пятно. Результаты этих экспериментов чрезвычайно любопытны. Дети в возрасте около года могут проводить перед зеркалом длительное время, но никогда не справляются с тестом. Как пишут в книге «Лицо в зеркале» Джулиан Кинан, Гордон Гэллап и Дин Фок, годовалый ребенок, подобно нечеловекообразной обезьяне, воспринимает фигуру в зеркале не как свой образ, а скорее как образ другого ребенка, с которым можно поиграть.

К концу второго года жизни дети совершают скачок и начинают устойчиво демонстрировать изучение пятна. И наряду с этим возникают другие виды поведения, ясно свидетельствующие о социальном сознании. Например, дети начинают проявлять первые признаки смущения⁹³. Смущение предполагает по крайней мере некоторые зачаточные представления о социальных нормах, выработанные на основе повседневного взаимодействия с людьми. Ведь смущение ребенок испытывает перед другими людьми.

Как показано выше, весьма вероятно, что зеркальные нейроны играют важную роль в социальных взаимоотношениях с очень раннего возраста, начиная с первых контактов ребенка с родителями. Если я прав, полагая, что социальные взаимодействия формируют способность к развитию ощущения собственного «я», о чем говорят приведенные в этом разделе главы данные о животных и детях, то весьма вероятно также, что зеркальные нейроны участвуют и в самоузнавании. Рассмотрим данные исследований мозга, подтверждающие эту гипотезу.

ДРУГОЕ «Я»

Несколько лет назад Люсина Аддин, аспирантка-психолог Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, сказала мне, что хочет использовать ФМРТ и ТМС, чтобы лучше понять нейронные корреляты самоузнавания. К тому времени она уже провела два эксперимента в лаборатории Эрана Зайделя, который одним из первых взялся за изучение нейронных коррелятов человеческого «я». Со своей женой Далией и их научным руководителем Роджером Сперри он исследовал то, как два полушария мозга распознают лица. Начал он с пациентов, у которых полушария были разъединены, чтобы уменьшить проявления трудноизлечимой эпилепсии.

Нейрохирургом был Джо Боген, он первым применил эту процедуру (рассечение мозолистого тела мозга) к эпилептикам в начале 1960-х. Мозолистое тело - это очень обширное сплетение нервных волокон, соединяющее левое и правое полушария мозга. Рассекая его, Боген эффективно препятствовал «распространению» эпилептической активности из первоначальной зоны в одной половине мозга на другую. Операция улучшала состояние пациентов. Боген рассекал также переднюю и заднюю спайки - два других, гораздо менее крупных скопления волокон, также соединяющих полушария. Практически у этих пациентов теперь было два отдельных мозга, и их стали называть «пациентами с расщепленным мозгом». Эта череда операций известна как «серия Западного побережья», так как Боген осуществил ее в южной Калифорнии. Тогда же Роджер Сперри, который работал в Калифорнийском технологическом институте в Пасадине, начал систематическое изучение психологических функций каждого из разделенных мозговых полушарий этих пациентов. За это исследование Сперри впоследствии получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине.

Эксперимент над пациентами с расщепленным мозгом, который вместе со Сперри провели супруги Зайдель, опирался на тот факт, что в силу анатомического строения зрительной системы мозга любой зрительный раздражитель, возникающий с левой стороны поля зрения, идет в правое полушарие мозга, и наоборот. Экспериментаторы воздействовали на пациентов с обеих сторон зрительными раздражителями, порождающими сигнал в то или другое полушарие. Среди этих раздражителей было лицо самого пациента. Из господствовавших в то время представлений следовало, что узнать свое лицо пациент сможет только левым полушарием, поскольку оно в большей степени отвечает за речевые функции. Этот вывод основывался на предположении, что для узнавания своего лица человек должен вербализовать (по крайней мере, внутренне) весь процесс. Однако Сперри и Зайдели опровергли его, обнаружив, что пациент способен узнать свое лицо каждым из двух полушарий⁹⁴.

Работая в лаборатории Зайделя в Лос-Анджелесе, Люсина Аддин использовала несколько иной подход к тому же вопросу. Это был способ, разработанный нейроспециалистом-когнитологом Джулианом Кинаном из Гарвардского университета. Зрительные раздражители в левой или правой части поля зрения, которыми Люсина воздействовала на пациентов, также были лицами - но особого рода. Это были серии компьютерных гибридов между лицом пациента и лицом другого человека от стопроцентного «я» к стопроцентному «другому» с шагом в 10 процентов. Пациента просили сказать, является ли данный гибрид в большей степени его лицом или в большей степени чужим лицом. Хотя этот подход заметно отличался от первоначального эксперимента Сперри, результаты у Люсины получились очень похожие: человек способен узнавать свое лицо и правым, и левым полушарием⁹⁵.

Теперь она захотела использовать ряд экспериментальных методов в моей лаборатории для дальнейшего исследования взаимодействия между «я» и мозгом. Она задавалась все тем же основным вопросом: какие области мозга играют ключевую роль в самоузнавании? Самым логичным в ее положении было провести опыт сходный с предыдущим, но на этот раз, помещая здоровых добровольцев в ФМРТ-сканер, смотреть, как будут активироваться различные области мозга при взгляде на тот или иной гибрид. Люсина стала со мной сотрудничать главным образом потому, что я состою в штате Центра мозговой картографии в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе и работал с ее научным руководителем Эраном Зайделем. Так или иначе, она не думала о зеркальных нейронах - а вот меня они очень интересовали.

Моя гипотеза о формировании зеркальных нейронов при взаимодействии между «я» и другими (младенец улыбается - родитель улыбается в ответ) и данные психологов развития о самоузнавании и имитации говорили о вероятном участии зеркальных нейронов в самоузнавании. Я не был, однако, специалистом по самоузна- ванию и нуждался в таком помощнике, чтобы взяться за эксперимент. Люсина оказалась идеальным стажером: она знала по теме «“я” и мозг» практически все - как с эволюционной точки зрения, так и в плане развития отдельной особи; она была в курсе всех философских дискуссий по этому вопросу и всех скудных экспериментальных данных, имевшихся на тот момент. Ей оставалось только освоить нейровизуализацию. В этом я мог ей помочь, и я так и сделал, в конце концов став вторым научным руководителем ее диссертации. Я льщу себя надеждой, что к концу аспирантуры Люсина кое-что узнала от меня о нейровизуализации; со своей же стороны могу точно сказать, что благодаря ей я выяснил массу всего о человеческом «я».

Одна из проблем, возникающих при планировании эксперимента с самоузнаванием, состоит в том, что человек, как правило, видит себя минимум несколько раз в день. Собственное лицо нам очень хорошо знакомо, хоть оно и меняется с годами. Поэтому любые отличные от него зрительные образы, используемые в эксперименте, тоже должны быть прекрасно известны испытуемому - иначе мы рискуем получить результаты, имеющие отношение скорее к зрительному знакомству и незнакомству, чем к самоузнаванию. Прежние исследователи в этой области понимали проблему и решали ее, используя, наряду с фотографиями испытуемого, фотографии знаменитых людей: Мэрилин Монро, Альберта Эйнштейна, Билла Клинтона. Эти лица знакомы в западном мире почти каждому взрослому. Однако типичный испытуемый в мозговой лаборатории - студент колледжа или аспирант, от которого эти знаменитости очень далеки, для которого, в отличие от собственного лица, они не имеют особого социального значения. Не только для испытуемых в этих экспериментах, но и для всякого человека его лицо - не только то, что он видит в зеркале. Это еще и лицо, обращенное к людям, с которыми он взаимодействует, говорящее им о его эмоциях. Одна из причин нашего повышенного внимания к своей внешности и к своему лицу в особенности - их высокая, как мы говорим, социальная валентность. Поэтому Люсина внесла в свой эксперимент с нейровизуализацией, связанный с узнаванием испытуемым собственного лица, новый элемент: в качестве лица, отличного от своего, он видел не образ знаменитости, хорошо ему знакомый, но ничего для него не значащий социально, а лицо лучшего друга, хорошо знакомое и социально значимое. Я считаю, что эта идея сыграла ключевую роль в конечном успехе экспериментального проекта Люсины.

Я помню, как в первый раз увидел полученные ею результаты активности мозга испытуемых, которым показывали серию гибридных лиц, постепенно меняющихся от их собственного до лица лучшего друга. Я был поражен. Две области, где четко проявилась более высокая активность при самоузнавании сравнительно с узнаванием лучшего друга, - одна в лобной доле правого полушария и одна в теменной - как раз те, где находятся зеркальные нейроны в правом полушарии. Люсина красиво изобразила всю зеркально-нейронную систему правого полушария (рис. 1, с. 78). Через несколько недель после того, как я увидел эти замечательные результаты, я приехал в Дартмут-колледж как участник летнего курса по когнитивной нейронауке, широко известного под названием Brain Camp («Мозговой лагерь»). Там я встретился с Джакомо Ридзолатти, который был в том году одним из организаторов мероприятия. Однажды, когда мы сидели в вестибюле отеля и работали над статьей о зеркальных нейронах и понимании чужих намерений (см. конец главы 2 этой книги), я показал Джакомо картинки, полученные Люсиной.

- Как вы думаете, что это такое? - спросил я.

- Это, несомненно, система зеркальных нейронов в правом полушарии, - сказал Джакомо. - Но мне редко приходилось видеть такую сильную зеркальнонейронную активность в одном лишь правом полушарии, - добавил он и затем спросил: - Какое задание выполняли испытуемые?

Когда я рассказал ему про эксперимент с самоузнаванием и гибридными лицами, он кивнул. Результаты показались ему осмысленными. Я понял, что не за какими-то там фантазиями гонюсь. Если все это кажется разумным и Джакомо и мне, а притом раньше мы никогда не обсуждали связь самоузнавания и зеркальных нейронов, - это хороший знак. Но почему, спрашивается, области мозга с зеркальными нейронами должны были активироваться при все более отчетливом узнавании собственного лица в серии гибридных изображений? Ведь зеркальные нейроны - клетки, которые разряжаются при выполнении определенного действия, или при наблюдении за ним, или при имитации этого действия. Почему они срабатывали при виде неподвижного лица? Ответ, я думаю, таков: хорошо известно, во-первых, что человеческий мозг реагирует на статические раздражители, подразумевающие движение, так, словно он имеет дело с чем-то динамичным. Например, главная область человеческого мозга, реагирующая на движение (специалисты называют ее МТ - средней височной областью), реагирует также на статичные изображения бегущих или прыгающих животных и даже на образы неживой природы, подразумевающие движение, - например, на картины океанских волн. Человеческая система зеркальных нейронов тоже отзывается на такие изображения - например, на образ руки в процессе хватательного движения⁹⁶. Вернемся теперь к эксперименту Люсины. Она использовала фотографии неподвижных лиц. Но оказывается, что восприятие лица почти всегда подразумевает динамику. Очень трудно смотреть на лицо и не представлять его себе в движении, в изменении, в переходе от выражения к выражению. Поэтому в активации зеркальных нейронов при простом взгляде на изображение лица нет ничего удивительного.

Теперь надо объяснить, почему при взгляде на свое лицо зеркальные нейроны активируются сильнее, чем при виде лица друга. Мы видели, что зеркальные нейроны благодаря механизму «симуляции» проецируют действия другого на воспринимающее «я». Они, по выражению Галлезе, превращают другого человека в твое другое «я». А когда мы глядим на свое собственное лицо, получается, что два «я» смотрят друг на друга. Воспринимаемое «я» - фотография, воспринимающее - тот, кто смотрит на фотографию. Зеркальные нейроны в мозгу воспринимающего «я» интерпретируют воспринимаемое «я» как другого и, как обычно, проецируют этого «другого» (в данном случае представленного теми или иными выражениями лица) на «я». Но сейчас эти выражения лица воспринимаемого «я» уже принадлежат моторному репертуару воспринимающего «я». Поэтому «симулятивный» процесс, осуществляемый зеркальными нейронами, сильно упрощается и порождает более высокую активность зеркально-нейронной системы.

Это объяснение представляется мне очень осмысленным, и, разумеется, мы включили его в статью, где сообщалось о результатах Люсины⁹⁷. Однако я счел необходимым проверить нашу гипотезу более прямым способом. Ведь нельзя забывать, что данные, полученные с помощью ФМРТ-сканера, носили всего лишь относительный характер. Они не доказывали, что имеется причинная связь между активацией этих областей мозга и способностью к самоузнаванию. Мощным инструментом исследования причинных связей такого рода является, как мы видели, транскраниальная магнитная стимуляция. Временно нарушая с помощью ТМС деятельность определенной зоны мозга, мы можем видеть, нужна ли эта зона для выполнения того или иного задания. После окончания эксперимента Люсины с ФМРТ я убедил ее использовать ТМС, чтобы убедиться в действительной необходимости областей, где наблюдалась активация, для самоузнавания. К счастью, Люсина оказалась послушной ученицей (не все студенты и аспиранты таковы).

ВЫКЛЮЧЕНИЕ «Я»

Люсина не потеряла связи с испытуемыми, смотревшими на «гибридные» снимки, и в большинстве своем они согласились участвовать в новом эксперименте с использованием медной катушки. Как мы только что видели, ее первый эксперимент выявил две области в правом полушарии мозга, находящиеся на «зеркально-нейронной территории» и вместе с тем играющие самую активную роль в самоузнавании. На которой из них ей следовало сосредоточиться в новом эксперименте? Чтобы ответить на этот вопрос, она изучила крайне немногочисленные описания в научной литературе случаев, когда неврологические пациенты испытывали трудности с узнаванием собственного лица в зеркале. Мы называем этот дефект «зеркальным симптомом» (mirror sign). Если такой пациент не видит в зеркале себя, то кого или что он видит? Кого-то другого (в некотором смысле)! Одна пациентка описала другую женщину, которая выглядела в точности как она. Другая пациентка сказала, что это девочка, которая выглядит как она. Третий пациент увидел своего двойника, свою копию. Четвертый - человека, который его якобы преследовал. Однако эти пациенты были прекрасно способны распознавать в зеркале других людей и могли использовать зеркало по назначению - например, для наведения красоты. Дефект касался исключительно самоузнавания.

Ни у одного из четырех пациентов характер повреждений мозга не указывал явственно на конкретную область, ответственную за нарушение самоузнавания. Однако во всех случаях правое полушарие пострадало сильнее, особенно зоны, расположенные в теменной доле⁹⁸. Анатомически к зонам, поврежденным у пациентов с «зеркальным симптомом», была очень близка надкраевая извилина мозга. Ее и сочли главной кандидатурой на роль области, отвечающей за лицевое самоузнавание.

Никакие два мозга не идентичны по размеру, очертаниям и внутреннему строению, и активация одной и той же области у разных людей никогда не выглядит совершенно одинаково. Люсина использовала данные ФМРТ для каждого испытуемого и систему безрамочной стерео- таксии с инфракрасной камерой, описанную в главе 3, чтобы точно подвести катушку и стимулировать именно ту часть мозга, какую нужно. По площади область, над которой располагалась катушка, составляла примерно 1 квадратный сантиметр. Люсина решила использовать низкочастотную повторяющуюся стимуляцию, то есть, грубо говоря, раз в секунду посылать в данную зону кратковременные магнитные импульсы в течение длительного времени (как правило, двадцать минут), чтобы вызвать там преходящее снижение нейронной активности приблизительно на полчаса после окончания стимуляции⁹⁹. В данном эксперименте воздействию подвергались нейроны, проявлявшие высокую активность при самоузнавании в эксперименте с гибридными изображениями. Прогноз Люсины был прост: если активация этой зоны существенна для самоузнавания, то у испытуемых сразу после ТМС эта способность должна снизиться. Что и было зафиксировано: способность очень понизилась. Чтобы испытуемые узнавали себя в гибридных фотографиях, процент «я» в них должен был быть выше.

Кроме того, Люсине, конечно, необходимо было в порядке контроля простимулировать еще одну область мозга испытуемых, чтобы исключить возможность влияния неспецифических эффектов магнитной стимуляции. Наблюдавшееся снижение самоузнавания могло быть связано с разнообразными факторами, не имеющими прямого отношения к «выключению» данной области мозга. Для контроля она выбрала соответствующий участок мозга в левом полушарии. Поскольку результаты ее первого эксперимента с нейровизуализацией не показали активности в левой надкраевой извилине при самоузнавании, этот выбор представлялся естественным. Стимуляция этой области не должна была повлиять на способность к самоузнаванию. А если бы это все-таки произошло, подозрение пало бы на какой-то побочный фактор. Но влияния не было обнаружено. Способность испытуемых к самоузнаванию до и после стимуляции левой надкраевой извилины была, по существу, одинаковой, и это подтвердило вывод Люсины, что дефицит самоузнавания при стимуляции правой надкраевой извилины действительно был связан с этим специфическим воздействием на мозг. Хотя об участии данной области мозга в самоузнавании говорило как предыдущее исследование самой Люсины, так и других ученых (в частности, работа Джулиана Кинана), этот ТМС-эксперимент впервые достаточно четко продемонстрировал причинную связь между конкретной зоной человеческого мозга и способностью узнавать самого себя¹⁰⁰. На это, кроме того, указывают и другие неврологические данные. Хорошо известно, что у пациента с повреждением в правом полушарии может развиться неврологическое явление под названием асоматогнозия. Такой пациент не способен распознавать ту или иную часть тела как свою собственную (чаще всего парализованную левую руку или кисть). Он может считать, например, что рука принадлежит его родственнику. Сравнивая места повреждений в правом полушарии у пациентов с асоматогнозией и без, невролог Тодд Файнберг обнаружил, что у всех пациентов с этим нарушением была повреждена надкраевая извилина, тогда как у всех пациентов, не страдавших асома- тогнозией, такого повреждения не наблюдалось¹⁰¹.

Безусловно, ни данные Люсины, полученные с помощью нейровизуализации и магнитной стимуляции, ни результаты каких-либо других неинвазивных экспериментов точно не доказывают, что при узнавании собственного лица активируются исключительно зеркальные нейроны и что дефицит такого узнавания связан с нарушением их деятельности. Эти технологии не обеспечивают настолько высокого разрешения, чтобы можно было проследить за отдельной клеткой. Однако, как мы видели в главе 2, область, которую стимулировала Люсина, имеет отчетливые зеркально-нейронные свойства. Ранее в настоящей главе я привел доводы в пользу того, что формирование зеркальных нейронов в младенческом возрасте происходит за счет взаимодействий между «я» и другими (младенец улыбается - мама улыбается в ответ). Зеркальные нейроны создают глубинную связь между «я» и другими. Можно сказать даже, что «я» и другие смешаны в зеркальных нейронах так же, как в гибридных лицах Люсины. Подтвержденный многими данными «интерес» зеркальных нейронов человека к другим людям должен каким-то образом сопровождаться их интересом к нему самому. Эмпирические результаты Люсины доказывают убедительность такого предположения. Ее данные выявляют биологические корни интерсубъективности. К сожалению, философский и идеологический индивидуализм, преобладающий в западной культуре, сделал нас нечувствительными к фундаментально интерсубъективной природе человеческого мозга. Я полагаю, что данные нейронауки, касающиеся зеркальных нейронов, доказывают эту интерсубъективность. Я поговорю о теоретическом значении этого ключевого свойства нашего мозга в последней главе.

Но насколько абстрактны взаимоотношения между зеркальными нейронами и «я»? Сотрудник моей лаборатории Джонас Каплан провел эксперимент с нейровизуализацией, чтобы проверить, активируются ли области человеческого мозга с зеркальными нейронами при узнавании испытуемыми собственного голоса. У Джонаса солидное философское образование, причем особый интерес он питает к восточной философии. У него много различных талантов и увлечений, включая игру на ситаре (большей частью он исполняет индийскую музыку, но также и выступает в составе рок-группы). Находясь, как и все в нашей лаборатории, под сильным впечатлением от эксперимента Люсины, Джонас решил посмотреть, будут ли области мозга, от которых, как установила Люсина, зависит зрительное узнавание собственного лица, отличать также собственный голос человека от чужого. Если будут, рассуждал Джонас, то можно сделать вывод, что эти области мозга оперируют довольно-таки абстрактными образами «я». В своем исследовании Джонас пошел по стопам Люсины и выбрал для сравнительного теста голос лучшего друга каждого из испытуемых. Но возникло очень серьезное затруднение: нет способа создавать «гибридные» голоса. Столкнувшись с этим фактом, Джонас решил использовать изображения и голоса в «чистом» виде. Испытуемый видел свою фотографию и слышал свой голос, затем видел фотографию лучшего друга и слышал его голос. Хороший план, но Джонасу пришлось решить еще одну проблему: общеизвестно, что голос человека, когда он говорит, слышится ему совершенно иначе, чем при воспроизведении его в записи. Физиологическая причина в том, что при разговоре звук нашего голоса поступает в ухо не только через воздух, но и через телесные ткани - большей частью костные. Но Джонас так преобразовал записанные голоса, что для испытуемых они стали звучать почти так же, как «вживую». Тонкая работа!

Почему Джонасу так важно было проверить, активируются ли зеркально-нейронные области человеческого мозга при узнавании не только своего лица, но и голоса? Вспомним, что зеркальные нейроны обезьян реагируют на звуки: в экспериментах, описанных в главе 1, это были звуки действий, ассоциирующиеся с разламыванием арахиса, с разрыванием бумаги и т.д. В главе 3 я говорил о подобных опытах с нейровизуализацией над людьми, а также о результатах других экспериментов, показывающих, что люди демонстрируют зеркальные явления по отношению к речевым звукам. Отсюда следует, что зеркально-нейронные области мозга многофункциональны и реагируют как на зрительные, так и на звуковые раздражители. Поэтому мы могли ожидать, что специфические зеркально-нейронные зоны, активировавшиеся во время экспериментов Люсины с фотографиями, будут срабатывать и во время подобных опытов Джонаса с голосами. Их «отказ» реагировать в эксперименте Джонаса трудно было бы согласовать с гипотезой о роли зеркальных нейронов в самоузнавании.

К счастью, такого «отказа» не было. У испытуемых от записей собственных голосов активировались те же зоны, что и при виде собственных фотографий. Это показывает, что зеркальными нейронами человека кодируются раздражители разной природы, отображающие его «я», и подтверждает важную роль этих клеток в самоузнавании (и, кроме того, в формировании довольно- таки абстрактного образа собственного «я»).

ДВЕ СТОРОНЫ ОДНОЙ МЕДАЛИ

Эксперименты с животными, как мы уже знаем, показывают, что развитое социальное окружение помогает формированию у них ощущения своего «я». Эксперименты с маленькими детьми говорят о том, что развитие самоузнавания идет у них рука об руку с усложнением социального поведения - от простой имитации до выражения социально ориентированных эмоций, таких как смущение. Наконец, мы только что видели, что области человеческого мозга с зеркальными нейронами активируются и при узнавании испытуемым собственного лица и голоса и что временное нарушение их деятельности посредством ТМС вызывает трудности с самоузнаванием. Все эти результаты, наряду с теоретическими соображениями, высказанными в начале главы, наводят на мысль, что зеркальные нейроны подходят для аналогии с двусторонней медалью, которую я провожу: одна сторона - «я», другая - простите за тавтологию - другие.

Попытка разделить две стороны медали особого смысла не имеет. Вместо медали мы получим бесполезные кусочки металла. К сожалению, в западной культуре доминирует индивидуалистическая, солипсистская схема, которая принимает за истину предположение о полной отдельности «я» от других. Мы настолько погружены в эту идею, что любая мысль о взаимозависимости между «я» и другими кажется нам не только противоречащей нашим интуитивным представлениям, но и малоприемлемой или даже вовсе неприемлемой. Зеркальные нейроны воссоединяют «я» с другими, что идет вразрез с этими доминирующими взглядами. Их нейронная активность напоминает нам о первичной интерсубъективности¹⁰², которая, безусловно, проявляется в ранних интерактивных способностях младенцев, в их взаимодействии с родителями, развивающемся с очень раннего возраста. Не формирует ли она, эта первичная интерсубъективность, наши зеркальные нейроны? Я считаю, что да. Хотя, скорее всего, некоторые зеркальные нейроны функционируют у нас с рождения и способствуют самым ранним взаимоотношениям, я полагаю, что большая часть нашей зеркально-нейронной системы образуется за первые месяцы и годы наших отношений с близкими. Формирование зеркальных нейронов в мозгу младенца с наибольшей вероятностью происходит при взаимной имитации, как мы видели на примере улыбки. Если зеркальные нейроны действительно возникают в мозгу малыша благодаря его взаимодействию с родителями, то эти клетки не только воплощают в себе «я» и других, но и начинают это делать в то время, когда ребенку в большей степени присуще недифференцированное ощущение «нас» (матери и ребенка или отца и ребенка), чем какое-либо ощущение независимого «я», в то время, когда он еще не может пройти зеркальный тест. От этого первичного «мы», однако, ребенок медленно, но верно переходит к более зрелому восприятию других, к восприятию естественному и непосредственному, причем явно обходящемуся без каких бы то ни было сложных умозаключений; он, можно сказать, вычленяет из этого «мы» должное ощущение «я» и других. Как? С помощью особого типа клеток, которые я назвал зеркальными супернейронами. Я поговорю о них в главе 7. Таким образом, на протяжении всей жизни активность зеркальных нейронов продолжает быть нейронным проявлением этого чувства «нас» - ощущения общности между «я» и другими.