Парфянское царство

Глава V События в Сирии

Итак, Красс и Публий были мертвы, а орлы их легионов стали украшением парфянских храмов^{266}. Впрочем, римлянам и прежде случалось терпеть поражения, но Рим оставался незыблем. Поэтому, возможно, трагический урок, преподанный парфянами, не произвел должного впечатления на общественное сознание, хотя в армии, вероятно, понимали всю опасность ситуации.

В 51 году до н. э. наместником Киликии был назначен Марк Туллий Цицерон. Одной из его задач было пристально следить за происходящим в Каппадокии^{267}, поскольку ее новый царь Ариобарзан III, хотя его назначение и было недавно одобрено римским Сенатом, не внушал римлянам особого доверия. Из Брундизия, прежде чем отправиться к месту службы, Цицерон написал наместнику Киликии Аппию Клавдию Пульхру, которого ехал менять, что Сенат предложил набрать солдат в Италии для Цицерона и Бибула, нового наместника Сирии, но консул Сульпиций Руф выступил против. Поэтому, зная о донесении Пульхра Сенату, в котором тот писал, что распустил большую часть своих солдат (впрочем, легат Пульхра Квинт Фабий Вергилиан в разговоре с Цицероном это опроверг), Цицерон просил его не сокращать войско^{268}.

Чуть позже, 14 июня 51 года до н. э., в письме из Акциума другу Аттику он выразил надежду, что парфяне будут себя вести смирно и не доставят ему хлопот^{269}. В пути Цицерон не получал о парфянах никаких сообщений^{270}, и лишь в Траллах пришло успокоительное известие, что на границе с Парфией затишье^{271}. Спустя четыре дня, 31 июля, новый наместник, наконец достиг Лаодикеи, первого города на подотчетной ему территории. Не успел, однако, он приступить к своим обязанностям, как парфяне дали о себе знать^{272}: 9 августа Цицерону доложили об их нападении на римских всадников^{273}.

Войска провинции он нашел в крайне плохом состоянии: два легиона, пребывающие в военном лагере в Иконии, не имели начальников и находились в состоянии, близком к мятежу^{274}. Цицерон взялся приводить их в порядок, и тут, 30 августа^{275}, получил от царя Коммагены Антиоха I сообщение о том, что парфяне вступили на территорию Сирии. Предводительствовал ими Пакор, сын и соправитель царя Парфии Орода. Поскольку Пакор был молод и не искушен в военном деле, к нему был приставлен пользовавшийся доверием Орода опытный военачальник Осак, прежде не раз проявивший себя в сражениях^{276}. Основой войска Пакора и Осака была парфянская кавалерия; ей сопутствовали многочисленные союзники, среди которых, судя по всему, были арабы^{277}. Антиох I также сообщил, что армянский царь (и шурин Пакора) Артавазд готовится напасть на Каппадокию^{278}. Все это было весьма серьезно, но Цицерон, не очень-то доверявший Антиоху, решил ничего не предпринимать и дождаться известий из иных источников^{279}.

Сведения Антиоха оказались верны. Предполагалось, что Пакор и Осак вторгнутся из Сирии в Киликию через Каппадокию, и Цицерон решил расположить свои силы — 12 тысяч пехотинцев и 1200 всадников — так, чтобы можно было преградить парфянам путь независимо от того, какую дорогу они выберут. Во время марша легионов Цицерона в Киликию, 19 сентября^{280}, киликийский царь Таркондимот^{281}, главный римский союзник за горами Тавра, сообщил, что парфяне переправились через Евфрат.

В это время — как по заказу, и, конечно же, не случайно — в Сирии вспыхнуло антиримское восстание, в чем была видна рука парфян. Цицерон отправился в лагерь, расположенный около Кибистры (Эрегли) у подножия Тавра. Отсюда он обратился к Сенату с просьбой прислать солдат как можно быстрее, так как войск у него едва хватало для поддержания порядка, а набрать их в провинции не представлялось возможным^{282} — местное население, доведенное до крайности алчностью предыдущих римских наместников, не горело желанием воевать против парфян и, пожалуй, даже отдавало им предпочтение^{283}. При этом в присылку солдат из Рима Цицерон не очень-то верил — большинство легионов находились в Испании и Галлии, одни при Помпее, другие при Цезаре, которые ни в коем случае не желали делиться войсками. На союзников Рима надежда тоже была небольшая: из них только арабский вождь Ямвлих, царь Киликии Таркондимот и царь Галатии Дейотар сохраняли преданность Риму, но действенную помощь был в состоянии оказать один Дейотар^{284}.

Простояв у Кибистры пять дней, поскольку отсюда можно было контролировать проход в Таврских горах Киликийские Ворота и, с одной стороны, при необходимости блокировать вторжение парфян, а с другой — всячески демонстрировать Артавазду, что римляне пристально следят за его действиями^{285}, к 20 сентября Цицерон получил сообщение от Дейотара, что парфяне прошли через Коммагену и находятся в Киррестике. Примерно в это же время он узнал, что Кассий со своими войсками заперт парфянами в Антиохии^{286}. Положение римлян было не из неприятных. Его могли поправить войска наместника Сирии Марка Кальпурния Бибула, о местонахождение которого, однако, никто не знал; известно было только, что он выехал из Рима.

Вскоре парфянские разъезды были замечены в Киликии, и хотя значительная их часть была уничтожена римской конницей и преторианской когортой, расположенной в Епифании^{287}, Цицерон счел необходимым совершить переход в Киликию через Киликийские Ворота и 5 октября явился в Таре^{288}.

Как сейчас представляется, ни римские военачальники тогда, ни римские и греческие историки позже не смогли понять, что именно задумали и сделали парфяне. Тактика же их была предельно проста — по сути, они совершили кавалерийский рейд по тылам противника, причем было их сравнительно немного, а передвигались они, не отягощенные обозом, стремительно. И целью парфян было не завоевание территории, что было невозможно, учитывая их численность и минимум снаряжения, а грабеж и уничтожение того, что нельзя унести с собой. Поэтому они напали не на Каппадокию, которую в принципе могли захватить, а прошлись по богатой области вокруг Антиохии. Здесь имелась возможность без особых проблем переправиться через Евфрат и, не вступая в столкновения с гарнизонами в городах, вдоволь пограбить как зажиточные виллы в сельской местности, так и антиохийские пригороды. Кассий при приближении парфян укрылся в укрепленной части города, где и оставался до их ухода, который свершился, скорее всего, лишь потому, что им уже нечего было грабить, а вовсе не из-за действий римлян, с чем, кстати, согласился и сам Цицерон^{289}.

От Антиохии парфяне двинулись к Антигонее (точное местоположение этого города не установлено)^{290}, вблизи которой без особого успеха пытались рубить деревья, мешавшие коннице. Кассий тем временем, пойдя за ними следом, стал пощипывать их фланги, что, кроме численного урона, заставляло быть в постоянном напряжении. Затем Кассий устроил парфянам засаду, причем с применением их любимой тактики: небольшой римской отряд, показавшийся парфянам легкой добычей, заманил их, притворно отступая, в окружение. Парфяне вынуждены были вступить в бой в крайне невыгодных для себя условиях. Потери их оказались очень велики. В этом сражении получил смертельное ранение Осак; через несколько дней он умер^{291}. Кассий сообщил об этой победе Сенату в донесении, датированном 7 октября 51 года до н. э.^{292}

Цицерон, находившийся недалеко от Мопсуестии в Киликии, судя по всему, узнал об успехе Кассия на следующий день. С одной стороны, он, надо думать, почувствовал себя спокойнее, а с другой — испытал ревность к Кассию, своему конкуренту в погоне за военной славой. В помеченном 8 октября ответном письме Аппию Клавдию Пульхру, который спрашивал о парфянах, он написал, что они вряд ли имеются где-то поблизости, если, конечно, не принимать за парфян арабов, одетых точно так же, как они^{293}. Вероятно, ему очень хотелось принизить значение победы Кассия. Можно также предположить, что именно для того, чтобы сравняться с Кассием, а то и превзойти его, 13 октября Цицерон напал на город Пинденисс в непокоренной части Киликии и взял его, как он сам пишет, «с большими усилиями»^{294}.

Что касается потерявших Осака парфян, то Пакор увел их зимовать в Киррестику^{295}. Цицерон в это время отправился в Лаодикею, оставив в Киликии часть войска под началом своего брата Квинта. Ясно было, что следующем году римлянам придется непросто^{296}. Некоторое время в Риме решали, кто выступит против парфян: Цезарь со своей армией или же командование будет поручено Помпею^{297}. Наконец сделали выбор в пользу Помпея, и Цезарь передал ему для предполагаемой экспедиции I и XV легионы^{298}. Тем временем, в феврале 50 года до н. э., Дейотар написал Цицерону, что готов присоединиться к нему со своими 30 когортами, численностью 400 человек каждая, и 2 тысячами всадников. Это была серьезная сила, на которую можно было опереться до появления Помпея. В мае Цицерон вернулся в Киликию. Война с парфянами надвигалась, и ожидалось, что во главе парфянского войска выступит сам Ород. В Тарсе 5 июня Цицерону доложили о страшных «грабежах» в Киликии и волнениях в Сирии. Положение усугублялось тем, что наместник Сирии (и еще один конкурент Цицерона в борьбе за лавры на Востоке) Бибул не высовывал носа из Антиохии^{299}.

Главным оружием Бибула, который в меньшей степени был воином, нежели дипломатом, были политические интриги. С целью предотвратить вторжение парфян наместник Сирии вступил в переговоры с сатрапом Орнодапатой, у которого были свои счеты с Ородом, и склонил его к тому, чтобы сместить царя с трона и посадить на него Пакора, причем последний, судя по всему, согласился войти в заговор. Ирония ситуации состояла в том, что против Орода предполагалось использовать войска, предназначенные для войны против римлян^{300}. Таким образом, Бибул убивал сразу двух зайцев: отводил опасность от римской территории и ввергал парфян в междоусобную смуту. Но осуществить этот план не удалось, так как Ород, очевидно, узнал о нем и отозвал Пакора^{301}. Обошелся он с мятежным сыном достаточно мягко, не в традициях своего времени: Пакору была сохранена жизнь, а позже Ород вернул ему командование войсками. В дальнейшем Пакор показал себя весьма способным полководцем.

Как бы то ни было, вторжение парфян летом 50 года до н. э., которого так опасался Цицерон, было предотвращено. Положение на границе настолько успокоилось, что к середине июля он отозвал гарнизоны, расквартированные в Апамее и других местах^{302}, а сам решил отбыть в Рим, тем более что срок его наместничества истек.

В следующем десятилетии Парфия практически не угрожала римским интересам. Отчасти это было связано, вероятно, с тем, что парфяне устремили свой взор на восток.

В 49 году до н. э. в Риме началась гражданская война, что, разумеется, значительно облегчило жизнь Ороду. Помпей даже вел с Ородом переговоры о военном союзе, направив к нему с дипломатической миссией своего родственника Луцилия Гирра^{303} и, возможно, еще кого-то. Ород на это согласился, но при условии, что ему достанется Сирия. Помпей на это не согласился. Возможно, он посчитал, что цена слишком высока, к тому же у него появилась причина для недовольства парфянами, поскольку Гирра они заключили в тюрьму^{304}. Но вполне вероятно, что союз Помпея с Ородом был невозможен в принципе, поскольку он состоял в родстве с Крассом и Публием — через свою жену Корнелию, которая прежде была женой Публия. С другой стороны, после поражения, которое нанес ему Цезарь при Фарсале (48 год до н. э.), Помпей в отчаянье хотел отдаться на милость парфянского царя, надеясь, что тот даст ему войско для продолжения борьбы с Цезарем. Но друзья убедили его отказаться от этого намерения — во-первых, чтобы пощадить чувства Корнелии, и во-вторых, они полагали, что Египет, где правил Птолемей XIII, обязанный своим троном Помпею и его стороннику Авлу Габинию, более подходит для убежища^{305}. Как мы знаем, ничего хорошего из этого не вышло: Помпей был предательски убит египтянами, и его голову поднесли Цезарю^{306}.

Квинт Корнифиций, назначенный в 46 году до н. э. наместником Киликии, писал Цицерону, что опасается нападения парфян^{307}, но эти опасения не оправдались. В 45 году до н. э. уже новый наместник Гай Антистий Вет осадил в Апамее взбунтовавшегося приверженца Помпея Квинта Цецилия Басса, которого поддержало несколько легионов. Басс позвал на помощь парфян, и явившийся на его зов Пакор заставил Вета отступить с большими потерями^{308}. Впрочем, оставаться в Апамее надолго парфяне не пожелали; не дожидаясь наступления зимы, основные их силы ушли на свою территорию^{309}.

Цезарь, закрепившись у власти, твердо решил покончить с парфянской проблемой и приступил к подготовке большой кампании, которую собирался возглавить сам. Удар по Парфии предполагалось нанести через территорию Малой Армении^{310}. Масштабы подготовки приобрели невиданный прежде характер. Были набраны и снаряжены шестнадцать легионов и 9 тысяч всадников^{311}, причем шесть легионов вместе с приданными им легковооруженными солдатами и кавалерией под командованием Марка Ацилия Канина^{312} были заранее отправлены зимовать поближе к будущему театру военных действий — в Аполлонию^{313} и еще один легион — в Сирию^{314}. Внучатый племянник Цезаря будущий основатель Римский империи Октавиан, которого диктатор хотел назначить начальником конницы, был послан в Аполлонию будто бы изучать философию, а на деле — готовиться к походу^{315}. В Малую Азию переправили золото, которым собирались оплачивать расходы действующей армии^{316}, в фессалийской Деметрии заготовили много оружия^{317}. И, разумеется, было продумано, как управлять Римским государством, пока диктатор будет воевать^{318}.

Основательные приготовления красноречиво свидетельствуют о том, сколь серьезным противником считали римляне парфян^{319}. Но в марте 44 г. до н. э. Цезарь был убит, и поход не состоялся.

Весной 43 года до н. э. Гай Кассий Лонгин, получивший от Сената проконсульский империй над всеми восточными провинциями, все-таки сумел одолеть Цецилия Басса; при этом остававшиеся при Бассе парфянские конные лучники влились в его армию. Возможно, в 42 году до н. э. они участвовали в решающей битве римской гражданской войны, когда возле македонского города Филиппы сошлись войска, с одной стороны, республиканцев Марка Юния Брута и Гая Кассия Лонгина, а с другой — цезарианцев во главе с Марком Антонием и Октавианом^{320}.

После победы при Филиппах Антоний, считавший себя наследником планов Цезаря, вынашивал идею войны с парфянами^{321}. В конце лета 41 года до н. э. он находился в Тарсе, откуда отправился в Сирию, где назначил наместником Луция Децидия Саксу^{322}. Тот отправил римскую кавалерию на богатую Пальмиру, но ее жители, заранее узнавшие об нападении, успели бежать на парфянскую территорию и вскоре вернулись обратно, но уже вслед за парфянским войском^{323}. Тут надо иметь в виду, что римское влияние в Сирии после поражения Красса в полной мере так и не восстановилось, и во многих сирийских городах правили тираны, которые были так или иначе связаны с Парфией. Попытки сместить их, как правило, приводили к тому, что они начинали искать защиты в Парфии, и это провоцировало вторжения парфян.

В следующем году, когда Антоний находился в Египте, парфяне вновь перешли Евфрат и вторглись в Сирию большими силами. Во главе парфянского войска были Пакор и Квинт Лабиен^{324} — посол, которого накануне сражения при Филиппах Брут и Кассий отправили в Парфию просить о помощи^{325}. Узнав о репрессиях, которыми победители подвергли побежденных, Лабиен остался в Парфии. Собственно, именно он и уговорил Орода напасть на римские провинции в Сирии, пока Антоний предпочитает объятия Клеопатры государственным дел.

Нападение Пакора и Лабиена на Апамею закончилось неудачей, но затем им сопутствовал успех. Дело в том, что многие близлежащие гарнизоны укомплектованы старыми солдатами Брута и Кассия, и они охотно переходили на сторону Лабиена. Это предопределило дальнейшую судьбу Саксы. В решающем сражении он был легко разбит парфянской кавалерией, превосходящей верных ему солдат не только числом, но и боевыми качествами; при этом его люди продолжали перебегать к Лабиену. Отчасти этому способствовали обращенные к ним послания, которые направлялись в римский лагерь привязанные к стрелам. Саксе не оставалось ничего, как, воспользовавшись ночной темнотой, бежать в Антиохию и без боя отдать противнику Апамею.

Монета с изображением Квинта Лабиена

На этом, однако, Лабиен и Пакор не успокоились и, разделив войско, пошли — первый на север в погоню за Саксой, а второй — на юг, в направлении Палестины. Лабиен выдавил Саксу из Антиохии и настиг его в Киликии. Оказавшись в безвыходном положении, Сакса сдался и был казнен. Лабиен же продолжил поход по Малой Азии и захватил почти все малоазийские города, почти не встретив сопротивления. Исключение составили Мидаса, Алабанда и Стратоникея в Карни, причем знаменитый оратор и правитель Миласы Гибрей попал в число личных врагов Лабиена, поскольку, когда узнал, что тот выпустил монеты с надписью LABIENVS PARTHICVS IMP (ERATOR) («Лабиен парфянский император»)^{326}, сказал: «А я провозглашаю себя карийским императором». Поэтому после захвата Миласа подверглась страшному разорению, и особенно досталось дому Гибрея, который, впрочем, успел сбежать на Родос^{327}. Алабанда также вынуждена была открыть ворота. А вот Стратоникея выдержала долгую осаду, но так и не сдалась^{328}. Позже Октавиан Август особо отметил Стра-тоникею за ее отпор парфянам^{329}. Но это был частный случай.

В остальном дела Лабиена шли весьма успешно. По сути, он сделался властителем большей части Малой Азии, дойдя, возможно, до Лидии и Ионии, и даже стал собирать налоги с захваченной территории. Здешний наместник Луций Мунаций Планк бежал на острова^{330}.

В это время Пакор, продвигавшийся по побережью, и один из его полководцев Барзафарн, шедший восточнее, через территорию, где стояли римские гарнизоны, встретились на юге. Некоторые города — например, Сидон и Птолемаида — встречали их с почестями. Таким образом, ими была захвачена вся Сирия, за исключением Тира, взять который Пакор без поддержки с моря не сумел^{331}.

Не менее важные события происходили в Иудее, где закончилось владычество священнического рода хасмонеев. Иудейский царь и первосвященник Гиркан II правил только номинально. Реальная же власть находилась в руках Фазаеля и Ирода (будущего Ирода I Великого), сыновей Антипатра Идумейского, который проложил им дорогу к трону, когда во время борьбы Помпея с Цезарем оказался на стороне победителя и поставил царя под свой полный контроль. С этим никак не хотел согласиться племянник Гиркана Антигон, но все его попытки захватить власть — формальную у дяди и настоящую у сыновей Антипатра — терпели неудачу. В наступающих парфянах Антигон увидел свой шанс и предложил им за помощь 1000 талантов и 500 иудейских женщин. Поскольку он и раньше демонстрировал лояльность парфянам, Пакор решил помочь ему и направил в Иудею отряд всадников под командованием своего тезки виночерпия Пакора. Появление парфян привело к тому, что иудеи в массовом порядке стали переходить на службу к Антигону. В конце концов объединенное войско Антигона и парфян разбило неприятеля и пошло на Иерусалим.

Бывший в это время в городе автор апокрифической Книги Еноха выражал надежду на то, что Иерусалим станет препятствием для коней парфян и завоеватели начнут воевать между собой^{332}. Но надежде этой не суждено было сбыться. Виночерпий Пакор вошел в город с 500 всадниками, причем не как завоеватель, а как посредник между двумя группами иудеев. Состоялись переговоры, в результате которых Гиркан и Фазаель отправились договариваться дальше к парфянскому военачальнику Барзафарну. Пока ничего не вызывало подозрений противников Антигона: чтобы их исключить, виночерпий оставил при Ироде в Иерусалиме 200 всадников и 10 «благородных» — представителей знати, служивших в армии в качестве катафрактов, отправив остальную кавалерию сопровождать Гиркана и Фазаеля. Барзафарн уважительно принял их и вместе с ними направился навстречу царевичу Пакору, но, когда они достигли Экдиппы на побережье, парфяне объявили Гиркана и Фазаеля пленниками.

Тем временем виночерпий Пакор решал сложную задачу пленения Ирода. Он пытался выманить его за пределы городских стен, но до Ирода уже дошло известие о том, что произошло с братом, и он не поддавался на обман. В конце концов он с большей частью своей семьи бежал ночью из города, отбился от погони и достиг крепости Масады у юго-западного побережья Мертвого моря. Парфяне же удовлетворились тем, что разграбили Иерусалим и его окрестности.

В результате всех этих событий Антигон стал царем в Иерусалиме, ненадолго восстановив фактическое правление Хасмонейской династии. Разумеется, что при этом он целиком и полностью зависел от парфян. Фазаель покончил с собой, а Гиркан был увезен в Парфию^{333}. Антигон сам нанес Гиркану увечье — откусил ему уши, чтобы он, согласно иудейскому закону, не мог более претендовать на место первосвященника^{334}.

Таким образом, практически все азиатские владения Рима перешли к Парфии или, во всяком случае, испытывали исходящую от нее угрозу. Парфянское влияние хорошо иллюстрируется поспешностью, с которой царь набатейских арабов Малику I подчинился требованию парфян изгнать Ирода со своей территории^{335}. Марк Антоний знал об этом, но ничего не предпринял^{336}, поскольку гражданская война в Италии продолжалась и ему было явно не до Набатеи. Впоследствии, когда Ирод стал иудейским царем, это стоило Малику больших денег, так как именно Ироду Клеопатра поручила взимать с набатейского царя дань, назначенную Антонием^{337}.

Но уже в 39 году до н. э. Марк Антоний достаточно укрепился в Риме, чтобы думать о новой кампании против парфян^{338}. С наступлением весны он отправил в Малую Азию Публия Вентидия Басса^{339}, который весьма неожиданно оказался перед Лабиеном. В силу ряда обстоятельств, в том числе, вероятно, и по причине уверенности, что римляне ничего ему смогут противопоставить, Лабиен имел под началом лишь небольшой отряд, набранный из местных жителей, — войско, с которым он совсем недавно осаждал малоазийские города, было рассредоточено, а его парфянские союзники ушли на свою территорию. Положение его оказалось таково, что он даже не смог вступить в битву и был вынужден бежать в Сирию.

Вентидий Басс пошел за ним. Причем и он, и Лабиен ожидали подкреплений, и эти подкрепления явились, по совпадению, в один и тот же день: к Бассу — тяжеловооруженные воины, к Лабиену — парфянская конница, которая сразу самоуверенно пошла в атаку, не согласовав свои действия с Лабиеном. Но коль скоро лагерь Вентидия находился на возвышенности, успеха парфянам достичь не удалось: римляне встретили их крутых склонах, где преимущества конницы оказались сведены на нет. Парфяне отступили, но римляне не дали им опомниться и внезапно атаковали. Удар легионов Вентидия Басса был столь силен, что парфяне побежали, а затем и вовсе ушли в Киликию, не сделав даже попытки соединиться с Лабиеном, которому в этой ситуации не оставалось ничего, как спасаться бегством. Однако перебежчики донесли о его планах Вентидию Бассу; на пути отряда Лабиена была устроена засада, и он был почти целиком разгромлен. Лабиену удалось уйти, но вскоре его все-таки пленили и казнили. Так закончилась жизнь «парфянского императора»^{340}.

Вентидий на этом не остановился и очистил от парфян Киликию. Кроме того, он отправил Помпедия Силона во главе отряда всадников охранять Аманские Ворота на пути в Сирию^{341}. Но Помпедий не сумел выполнить поставленную задачу и был разбит парфянским военачальником Фарнапатом^{342}. Когда дело уже шло к полному уничтожению его отряда, прибыл с подкреплением Вентидий и кардинально изменил ход сражения. Почти все парфяне и их начальник Фарнапат погибли^{343}.

Все это, надо полагать, способствовало тому, что в конце 39 года до н. э. Пакор ушел из Сирии. Военные действия тем не менее продолжались во многих местах. Особенно упорное сопротивление римлянам оказывал остров Арадос. Вентидий дошел до Иерусалима и некоторое время стоял неподалеку от него лагерем, но осадить город не решился. Затем он пошел на север, где другие города, находившиеся в руках парфян, представились ему более легкой добычей, а у Иерусалима оставил отряд под командованием Силона^{344}. Зимовать Вентидий ушел в Каппадокию^{345}.

Ранней весной 38 года до н. э., когда Вентидий еще не был готов покинуть зимние квартиры, Пакор вернулся в Сирию^{346}. Ситуация в очередной раз перевернулась: над римлянами нависла угроза восстания местных народов, которые со всей очевидностью предпочитали иметь дело с парфянской администрацией, а не с римскими наместниками, которые драли с них три шкуры^{347}. Оказавшись в столь опасном положении, Вентидий решил действовать хитростью. Выяснив, что один из союзных римлянам местных правителей — Фарней^{348} из Киррестики — предательски сговорился с парфянами, Вентидий вместо того, чтобы его наказать, стал обращаться с ним так, будто полностью ему доверяет. Он принялся прикидывать при Фарнее различные варианты развития событий и говорил, что опасается такого варианта, какого на самом деле хотел больше всего. Фарней обо всем этом сообщал Пакору, и тот под влиянием этих сведений начал корректировать свои планы. Римляне, как он уверился, уповали на то, что парфяне пойдут через Зевгму по самому короткому пути, ибо тогда они смогут, расположившись на холмах, избежать обстрела парфянских лучников; если же он переправится через Евфрат ниже Зевгмы, то Вентидия ничего не спасет. Поэтому Пакор повел войска по длинному пути через Киррестику^{349}, причем сорок дней у него отняло строительство моста через широкий в этом месте Евфрат.

Это дало возможность Вентидию лучше подготовиться к сражению и быть на месте будущей битвы за три дня^{350} до подхода парфян. Он разбил лагерь на возвышенности около Гиндара, немного западнее реки Хафрин, и не стал мешать переправе парфян через Евфрат. Из этого они сделали вывод, что у него слишком мало сил, и едва ли не с ходу парфянская кавалерия атаковала римский лагерь. Но встречным ударом она была отброшена к холмам, а затем большей частью уничтожена римскими тяжеловооруженными воинами и пращниками. Решающим фактором стала смерть Пакора, после чего в парфянском войске началась паника, приведшая к беспорядочному бегству^{351}.

Свою версию событий дает Юстин, который утверждает, что в атаку пошли легионы Вентидия, нанесли парфянам поражение и стали их преследовать. Но тут Пакор увидел, что римский лагерь остался без защиты и напал на него с отрядом, который был при нем. Но Пакор не учел, что у римлян имеются резервы; они вступили в дело и уничтожили отряд Пакора^{352}. Как бы то ни было, часть парфян погибла при обратной переправе через Евфрат, другие бежали к царю Коммагены Антиоху, тестю Орода^{353}, который открыто встал на сторону парфян. Голову Пакора римляне провезли по всем мятежным городам Сирии, что, как утверждается, сильнейшим образом воздействовало на сторонников парфян и способствовало приведению их к покорности^{354}.

Римляне, судя по всему, очень высоко ценили Пакора. Иначе трудно объяснить, почему они посчитали, что его убийством смыли позор поражения при Каррах^{355}. Во всяком случае, они были уверены, что его смерть — это тяжелый удар по Парфии. Вероятно, так оно и было. Пакор был талантливым полководцем и энергичным правителем. Именно его усилиями, как утверждает Аммиан Марцеллин, Ктесифон стал лучшим образцом для «персидских» (то есть парфянских) городов, в него начался приток населения, а сам город был обнесен стенами и обрел греческое название^{356}.

Можно сказать, что с гибелью Пакора парфяне упустили последний шанс добиться успеха в борьбе с Римом. Не встречая после этого препятствий, Вентидий подчинил всю Сирию и стал последовательно наказывать сторонников парфян. Не все, впрочем, в этом прошло гладко, и не по вине Вентидия. Царь Антиох был осажден в своей столице Самосате и, чтобы как-то выпутаться из этого положения, предложил римлянам выкуп в тысячу талантов. Но Марк Антоний, который к этому времени достиг театра военных действий и очень хотел урвать хотя бы немного славы, это предложение отверг. Он отставил Вентидия от командования и лично продолжил руководить осадой, надеясь взять Самосату, когда из Иудеи подойдет Ирод с пехотой и конницей. Но на пути Ирода оказались парфяне, он задержался и прибыл на место, когда Антоний уже решил осаду снять, причем вместо обещанной Вентидию тысячи талантов он был рад получить от неуступчивого Антиоха хотя бы триста^{357}.

Что касается Вентидия, то он вернулся в Рим и в ноябре 38 года до н. э. отпраздновал триумф^{358}. Марку Антонию также был пожалован триумф, но так как он отсутствовал в Риме, празднование не состоялось.

В 37 году до н. э. Ирод, опираясь на помощь римлян, взял Иерусалим и стал царем иудеев. Антигон был пленен, доставлен в Антиохию и казнен здесь по приказу Антония. Вскоре после своего вступления на трон в 37 году до н. э. Ирод отправил к парфянам просьбу освободить бывшего первосвященника Гиркана, и парфянский царь Фраат IV, для которого Гиркан не представлял ни ценности, ни опасности, отпустил его в Иудею. Гиркан вернулся в Иерусалим, где прожил в почете до 30 года до н. э., когда дочь Александра, недовольная правлением Ирода, втянула его в направленные против царя тайные переговоры с набатейцами. Но Ирод заговор раскрыл, и Гиркан был казнен^{359}.

Гибель Пакора, которому Ород намеревался передать царство, очень сильно повлияла на уже немолодого царя и, возможно, ослабила его ум. У него было тридцать сыновей, но тем сложнее оказалось выбрать нового преемника. Ород предпочел Фраата, старшего из тех^{360}, кто имел право на трон Аршакидов. Как выяснилось впоследствии, он сделал крайне неудачный выбор.