Парфянское царство

Глава IV Катастрофа при Каррах

Фраат III Теос, заняв трон^{201} вслед за своим отцом Синатруком, неминуемо должен был оказаться эпицентре международной политики. Это было время, когда удача отвернулась от Митридата VI Понтийского, а союзник понтийцев армянский царь Тигран II лишился большей части своей территории, но оба еще были достаточно сильны.

В 69 году до н. э. римский полководец Лукулл вторгся в Армению и подошел к ее столице Тигранакерту. Незадолго перед этим Митридат и Тигран предложили Фраату союз против римлян, обещая за это «семьдесят долин» (опять!), Адиабену и Северную Месопотамию^{202}. Идея Митридата состояла в том, чтобы парфяне начали, отвлекая римлян, войну в Месопотамии, тогда как он и Тигран отрежут армию Лукулла от путей снабжения^{204}.

Вскоре после этого, однако, Лукулл наголову разбил войско армянского царя в битве при Тигранакерте. Узнав — то ли до битвы, то ли сразу после нее — о переговорах Митридата и Тиграна, с одной стороны, и Фраата, с другой, римский полководец послал своих переговорщиков к парфянскому царю, поручив им пригрозить ему всеми карами, если он вздумает присоединиться к Митридату и Тиграну, и посулить награду, если он проявит лояльность. Фраат ответил Лукуллу так, что тот решил, будто парфянский царь готов выступить на его стороне. Но при этом Митридат и Тигран получили от хитрого Фраата примерно такой же ответ.

Впрочем, Лукулл тоже вел двойную игру: решив, что Митридат и Тигран слишком ослаблены и уже не представляют большой опасности, он решил атаковать Парфию^{204}. Ему показалось соблазнительным в одном походе устранить сразу трех сильных противников римлян. Послание парфянского царя застало Лукулла в Гордиене, и он отправил к Фраату для продолжения переговоров легата Секстилия^{205}. Фраат не поверил легату, справедливо подозревая, что он прибыл не столько ради переговоров, сколько на разведку; в результате парфянский царь продолжил свое дипломатическое лавирование. Лукулл же тем временем приказал одному из своих командиров Сорнатию^{206} перевести армию из Понта в Гордиену, откуда собирался выступить против Парфии. Но тут неожиданно отказались воевать понтийские солдаты, потребовавшие отдыха от ратных трудов, а затем, когда весть об этом достигла легионов Лукулла, взбунтовались и они. Таким образом, Лукуллу пришлось отказаться от экспедиции в Парфию^{207}.

После того, как в 66 году до н. э. Лукулла, по Манилиеву закону[11], заменил Помпей, он поспешил подписать соглашение с Фраатом, дабы обеспечить невмешательство Парфии в войну на стороне противников Рима. Когда весть об этом дошла до Митридата, он, весьма обеспокоенный, начал с римлянами переговоры о перемирии. Впрочем, нейтралитет парфян продлился недолго. К Фраату явился зять Тигран Младший, бежавший после неудачного восстания против отца Тиграна II, и стал убеждать его вторгнуться в ту часть Армении, которая принадлежала старшему Тиграну^{208}. Фраат в конце концов уступил, хотя и не без некоторых колебаний, опасаясь, что Помпей сочтет это нарушением заключенного с ним договора.

Монета с изображением Фраата III

Парфянский царь двинул войска к Артаксате (Арташату), но действовал не очень решительно. Поняв, что осада города затягивается на неопределенный срок, он оставил молодому Тиграну отряд парфян, а сам вернулся на родину. Тем временем Тигран II выступил в поход против мятежного сына и разбил его. Тигран Младший заметался: он хотел было просить убежища у Митридата Понтийского, но положение Митридата было таково, что ему самому вот-вот могло потребоваться убежище. Тогда — не исключено, что по совету Фраата, — он сдался Помпею, который направлялся к Артаксате.

Это в какой-то мере заставило отказаться от дальнейшего сопротивления Тиграна Старшего. В 66 году до н. э. он подписал договор с Помпеем, по которому лишился части земель и выплатил 6 тысяч талантов контрибуции, но сохранил за собой титул царя царей и был провозглашен «другом и союзником римского народа», что обеспечивало ему защиту Рима от посягательств парфян. При этом Софена и Гордиена были отданы Тиграну Младшему^{209}, который, однако, не выказал готовности полностью подчиниться римлянам, в результате чего вскоре оказался за решеткой, а Софена и Гордиена^{210}перешли к восстановленному римлянами на престоле царю Каппадокии Ариобарзану I.

В 65 году до н. э. Помпей отправился в поход против иберов и албанов, оставив в Армении своего приближенного Луция Афрания. Когда ему пришлось повернуть назад, он находился в трех днях пути от берегов Каспийского моря и даже нацеливался на Индию^{211}. Его легат Авл Габиний^{212}тем временем переправился через Евфрат и дошел до Тигра^{213}, а Фраат занял Гордиену^{214}. Помпей возвращался через Малую Армению, и здесь к нему стали являться посольства с различными просьбами^{215}. Было среди них и посольство от Фраата, который, во-первых, просил, чтобы римляне отдали ему зятя Тиграна Младшего, и, во-вторых, встревоженный вторжением Габиния, хотел, чтобы Помпей признал границу между Римом и Парфией по Евфрату.

Помпей Тиграна отдавать отказался и потребовал, в свою очередь, вернуть Гордиену, а о границе высокопарно выразился, что ее роль между римлянами и парфянами выполняет справедливость^{216}. Насчет Гордиены Помпей кратко написал Фраату, обращаясь к нему просто «царь», а не «царь царей» (этот титул он приберег для Тиграна), и, не дожидаясь ответа, отправил Афрания захватить спорную территорию. Неизвестно, какие усилия пришлось для этого приложить Афранию, но, как бы там ни было, Гордиена перешла к Тиграну Армянскому^{217}. Затем, вопреки договору с парфянами, Афраний отправился в Сирию через Месопотамию, встретил на этом пути множество трудностей и потерял почти всю свою армию.

В 64 году до н. э., когда Помпей находился в Сирии, к нему одновременно прибыли послы от Фраата и Тиграна. Разрешить их территориальный спор Помпей, выступивший в качестве третейского судьи, поручил трем специальным уполномоченным^{218}. В результате Фраат сохранил Адиабену, а Тигран — Гордиену и Нисибис. Надо думать, договориться удалось прежде всего потому, что оба царя начали понимать, что должны копить силы для войны с Римом, а не тратить их на дрязги между собой^{219}. Но понимание это распространялось далеко не на всех: около 58/57 года до н. э.^{220} Фраат был убит своими сыновьями Ородом и Митридатом, которые были едины только в том, чтобы устранить отца, и, сделав это, сразу после его смерти затеяли ожесточенную борьбу за власть^{221}.

Монета с изображением Митридата III

Монеты подтверждают сообщения ранних историков, что после убийства отца трон достался старшему брату, и он стал царем Митридатом III^{222}. Однако новый царь, чей главный оплот находился в Иране^{223}, настроил против себя местную знать, которая его изгнала^{224} и отдала трон Ороду. Митридат бежал к Авлу Габинию, назначенному в 57 году до н. э. про консулом Сирии, стал умолять его о помощи и сумел-таки уговорить — не безвозмездно, конечно, — выступить против Орода. Проконсул с отрядом уже было пересек Евфрат, одна ко тут, на беду Митридата, Птолемей XII Авлет (80–51 годы до н. э.), также изгнанный из своей страны и также ищущий помощи римлян, чтобы вернуться на трон, подкрепил свою просьбу куда более крупной суммой денег, чем смог пред дожить парфянин. Габиний повернул на Египет, а Митридат вместе со своим приближенным Орсамом, надеясь на перемену фортуны, находился при нем еще какое-то время и покинул его лишь после победы римлян над набатейцами, одержанной на пути в Египет весной 55 года до н. э.^{225}

Не отчаявшись из-за такого развития событий, Митридат собрал войско и сумел овладеть Вавилоном^{226}, а затем и царским городом Селевкией, где в знак своей победы отчеканил монеты, изображающие богиню Тихе[12] с пальмовой ветвью в руке, которая приветствует нового правителя. Но торжество его продлилось недолго. Вскоре войска Орода, которыми командовал талантливый военачальник Сурена^{227}, Селевкию отбили; причем Сурена первым взобрался на стены города. Позже, не выдержав голода, открыл ворота осажденный Вавилон. Поняв, что его дело проиграно, Митридат добровольно сдался на милость победителя, но Ород милости не проявил и приказал убить брата у себя на глазах^{228}. Таким образом, в конце 55 года до н. э.^{229} Ород оказался единственным правителем парфян. Монеты Митридата, которые тот из-за скоротечности своего правления не успел выпустить в обращение, он велел перечеканить: на них появилось аллегорическое изображение Селевкии, покорно преклонившей колена в знак подчинения, и сам Ород, помогающий ей подняться^{230}.

Пока в Парфии братья боролись за власть, римский Сенат назначил новым наместником в Сирию 60-летнего^{231} Марка Лициния Красса. Сирия могла стать базой для наступления как на Парфию, так и против Египта. Но коль скоро Авл Габиний уже вторгся в Египет, Красс, направляясь в Сирию, знал, что ему предстоит война с парфянами^{232}. У войны с Парфией, которая не считалась угрозой интересам Рима, в Сенате хватало противников — они опасались, что легкая победа усилит честолюбивого Красса. Но его поддерживал Цезарь, который находился тогда в Галлии^{233}, и это в значительной степени решило дело. По всей Италии были набраны солдаты, и в ноябрьские иды 55 года до н. э. Красс покинул Рим. Вслед ему неслись проклятия трибуна Атея, лидера антивоенной партии.

В апреле или мае 54 года до н. э. Красс добрался до Сирии и принял командование войсками у Габиния, который успел уже восстановить на престоле Птолемея ХII Авлета и вернуться в свою провинцию. Армия Красса, если считать вместе с сирийскими гарнизонами, состояла из семи легионов. Квестором при нем был Гай Кассий Лонгин, легатами — его сын Публий Красс, Варгунций и Октавий. Среди союзников Красса были царь Осроены Абгар, вождь арабского племени Алхавдоний и царь Армении Артавазд II; предполагалось, что они поддержат его легионы легкой кавалерией. Впрочем, особенно надеяться на их помощь не стоило: Абгар вел двойную игру, чтобы в нужный момент оказаться на победившей стороне, а Алхавдоний вскоре стал открыто симпатизировать парфянам.

Монета с изображением Орода II

Первый год Красс занимался какими-то незначительными делами, цель которых не вполне ясна. В 54 году до н. э. он вторгся в Месопотамию, но явно не для решительного наступления. Возможно, он хотел создать здесь базу для снабжения своей армии в будущей войне^{234}. Вышедший против него небольшой парфянский отряд был разбит, а командовавший им сатрап Силак ранен. Греческие города, включая самый крупный из них Никефорий, были заняты без труда. Сложности Глава IV. Катастрофа при Каррах 61 возникли лишь при взятии Зенодотия, жители которого убили несколько легионеров. Пришлось город брать штурмом^{235}.

Но после этого, вместо того чтобы развить успех, Красс оставил в захваченных городах гарнизоны общей численностью 7000 воинов и 1000 конницы и вернулся для зимовки в Сирию. Тем самым парфяне получили время для подготовки кампании следующего года.

Зимой 54–53 годов до н. э. Красс разграбил Иерусалимский храм^{236} и святилище богини Атаргатис в сирийском Иераполисе^{237}, а весной 53 года до н. э. перешел через Евфрат у Зевгмы^{238} и двинулся на Селевкию. В эти дни к нему явились послы от Орода, который потребовал объяснить причину неспровоцированного вторжения — ведь еще действовал мирный договор, заключенный парфянами с Помпеем. В послании Орода, написанном, надо признать, в оскорбительном тоне, говорилось, что в случае, если война ведется по личной инициативе Красса, без согласия римского народа, парфяне проявят милосердие и пощадят престарелого римского полководца; но если, в нарушение имеющегося договора, нападение санкционировано Римом, то тогда ни о каком перемирии и ни о каких переговорах речь идти не может.

Послание Орода, если, конечно, оно дошло до нас в правильной передаче, свидетельствует о том, что парфянская разведка работала лучше римской^{239}; дело тут не в отсутствии соответствующих возможностей у римлян, а в их высокомерии по отношению к парфянам. Послание произвело именно тот эффект, на который и рассчитывал Ород: Красс пришел в бешенство. Парфянским послам он заявил, что ответит их царю в Селевкии. На это глава посольства Вагиз поднял раскрытую ладонь и сказал: «Скорее тут вырастут волосы, Красс, чем ты увидишь Селевкию»^{240}. Эти жест вкупе с резким ответом вошли в поговорку и до сих бытуют у современных арабов.

Так как Красс осенью оставил гарнизоны в захваченных городах, ему пришлось идти той же дорогой, что и год назад, ибо, по его собственным словам, он не мог пренебречь бывшими там хорошими солдатами. Из-за этого он отверг совет Артавазда II, который предлагал ему следовать через Армению, где холмистая местность не дала бы парфянам использовать все преимущества своей кавалерии. У Артавазда, разумеется, был свой интерес: при таком маршруте римляне неизбежно столкнулись бы с враждебной ему Атропатеной. Но армянский царь готов был щедро отплатить римлянам, поддержав их большим числом пеших и конных воинов^{241}. Когда же Красс его совет отклонил, Артавазд предпочел устраниться и увел 6 тысяч всадников, которые были с ним, восвояси, оставив римлян с парфянами один на один.

У Красса, когда он переправился через Евфрат, было около 42 тысяч человек, включая 4000 кавалеристов^{242}. Этому войску противостояли 10 тысяч парфянских всадников^{243} (организованных в десять подразделений — «драконов»^{244}) под командованием Сурены^{245}, которому помогал сатрап Силак; тысяча верблюдов везли за всадниками запасы стрел. Ород же с основной частью парфянской пехоты ушел в Армению, поскольку был уверен, что римляне пойдут через нее, — это было бы во всех отношениях разумно. Но не с точки зрения самоуверенного Красса, который, казалось, совершенно не брал в расчет возможности парфян.

Гай Кассий Лонгин предложил ему идти на Селевкию вдоль Евфрата, но прежде выслать вперед разведчиков, чтобы узнать, каковы силы противника. Но тут в лагерь римлян прибыл царь Осроены Абгар с сообщением, что парфяне спешно отступают и увозят с собой все свое имущество. По сведениям Абгара, заслоны, которые они оставили на пути римлян, дабы прикрыть отступление, были крайне незначительны и командовали ими только два низших офицера. Все это еще более увеличило энтузиазм Красса, и он решил немедленно наступать на Селевкию кратчайшим путем — через равнины Месопотамии. Позднее Абгара обвинили в том, что он действовал по заданию парфян и сознательно толкнул римлян на гибельный путь, однако это позднейшие бездоказательные спекуляции^{246}. Как бы то ни было, решение Красса подставило римлян под удар парфянской кавалерии, которой только и нужно было, чтобы противник позволил ей атаковать на равнинной местности.

Сурена, которому тогда еще не исполнилось и 30 лет, был, без сомнения, человеком величайших способностей. Его пребывание в действующей армии было обставлено с восточной пышностью: его личная охрана состояла из 1000 закованных в доспехи всадников, при нем состояло множество слуг и столько наложниц, что только для их перевозки требовалось 200 повозок. Все это было организовано таким образом, чтобы без труда преодолевать огромные расстояния вслед за конницей.

Территорию, по которой пошел Красс, римляне впоследствии в поисках оправдания сокрушительного поражения объявили непроходимой безводной пустыней — дескать, воины Красса были слишком измождены походом, когда им пришлось вступить в бой с парфянами. Но на самом деле на пути легионов было несколько деревень с колодцами. К тому же есть основания полагать, что к 6 мая, когда римляне достигли реки Балих ниже города Карры (Харрана), то есть места, где вскоре состоялось решающее сражение, там еще не успела выгореть пышная после недавних дождей трава.

При приближении к Каррам Красс получил донесение, что парфяне находятся где-то рядом. Его офицеры предлагали дать легионерам отдых и тем временем разведать обстановку, но римский военачальник, увлеченный азартом своего сына, пошел врагу навстречу, ограничившись тем, что дал своим изрядно уставшим людям время на то, чтобы утолить голод и жажду. Римляне двигались широким фронтом, имея небольшую глубину боевых порядков; кавалерия находилась на флангах. Сам Красс командовал центром, один фланг он поручил Кассию Лонгину, другой — сыну Публию.

При виде парфян римляне построились в каре. Они не имели представления о силе врага; во всяком случае, парфяне не показались им ни многочисленными, ни грозными. Сурена пошел на хитрость, приказав заслониться плащами и кожами, и, таким образом, римляне до самого последнего момента не видели тяжелого вооружения парфянских катафрактов. Когда армии сблизились, парфяне, по сигналу Сурены, сбросили кожаные покровы, и, представ перед римлянами под грохот многочисленных литавр в шлемах и латах из ослепительно сверкавшей стали, атаковали их.

Чтобы разобраться в причинах катастрофы, постигшей римлян в этом сражении, необходимо понять, что за силы сошлись в окрестностях Карр. Главной силой парфянской армии была кавалерия, которая подразделялась на два вида — легко- и тяжеловооруженных всадников. Легкая кавалерия вообще не имела доспехов; все ее вооружение сводилось к небольшому щиту овальной формы, мощному сложносоставному луку и колчану со стрелами. Стрелы, пущенные из парфянских луков, пробивали доспехи легионеров. Оружием катафрактов — тяжелой кавалерии парфян — служила длинная тяжелая пика, удар которой мог пробить человека насквозь, а одеты они и их кони были в чешуйчатые доспехи^{247}. Чешуйчатый панцирь впервые появился в Иране и быстро распространился на восток, в Китай, но с опозданием проник на запад — он попал в римскую армию значительно позже описываемых событий (и кстати, попал через Парфию)^{248}.

У воинов Красса таких доспехов не было. Они вообще выглядели полной противоположностью парфянам — пешие солдаты были одеты в доспехи, которые могли защитить от удара меча, ибо предполагалось, что они будут действовать в ближнем бою; каждый имел щит, копье-дрот (пилум) и короткий меч, которым удобно было орудовать в свалке. Кавалерия же была экипирована слабо и к тому же немногочисленна, так как римляне в этом плане привыкли полагаться на союзников. Забегая вперед, скажем, что горький урок, полученный при Каррах, привел к тому, что они стали уделять значительно больше внимания формированию собственных конных отрядов.

Римская пехота была окружена парфянскими лучниками, которые обрушили на нее град стрел. Сообразив, что таким образом их всех рано или поздно перебьют, легионеры сделали попытку сблизиться с врагом, чтобы навязать ему рукопашный бой, но парфяне поспешили отступить и продолжили весьма эффективно расстреливать римлян из луков. У римлян какое-то время сохранялась иллюзия, что стрелы у парфян скоро закончатся, но запас их на верблюдах, поставленных в тылу парфянского войска, был значителен, и его с лихвой хватило до самого конца битвы.

Красс видел, что инициатива целиком находится в руках парфян и его войско несет тяжелые потери. Надо было решительно что-то менять, и он отдал приказ своему сыну атаковать парфян. С 1300 всадниками, которых поддерживали 500 лучников и 8 когорт пехоты, то есть во главе примерно 6 тысяч человек, молодой Публий бросился на врага и погнал его прочь. Парфяне побежали, и победа, как казалось Публию и тем, кто скакал рядом с ним, была близка, но, когда они значительно оторвались от своих основных сил, вдруг выяснилось, что бегство это было притворным. Бежавшие парфяне остановились и развернулись, и тут же по римлянам ударили с боков. Публий понял, что попал в ловушку, но было уже поздно.

На сбитых с толку римлян вновь посыпались стрелы. Парфянские лучники волна за волной сменяли друг друга, а римляне, теряя людей десятками, не наносили им почти никакого урона. Только бывшие в римском войске легковооруженные галлы нашли что противопоставить парфянам: они спешивались и вспарывали животы парфянских коней, единственное незащищенное у них место, или стаскивали закованных в доспехи всадников на землю. Но этого было недостаточно. Публий был ранен стрелой в руку, но еще держался в седле. Он сделал попытку пробиться назад к легионам, но парфяне еще крепче сомкнули свои ряды. Тогда он и его воины прижались к теллю[13], сдвинули щиты и сражались до тех пор, пока большинство их не было убито; в плен попало около 500 человек. Публий и почти все офицеры покончили самоубийством либо их, согласно отданным приказам, закололи оруженосцы^{249}. Парфяне отрубили голову Публию, подняли ее на пику и вернулись к основному месту сражения.

Между тем Красс, не зная, что произошло с сыном, но почувствовавший облегчение после того, как часть парфян ушла вслед за Публием, воспрянул духом и выстроил свои войска для новой атаки. Вскоре кто-то принес ему известие, что неприятель обращен в бегство и Публий преследует его. Но затем пришло известие прямо противоположное: что сын находится в страшной опасности и требуется срочно прийти ему на помощь. Не успел, однако, Красс что-либо предпринять, как появились парфяне с головой Публия. После этого он впал в прострацию и почти перестал руководить своим войском. Парфяне же наращивали натиск. Лучники атаковали римлян с флангов, а катафракты изматывали их фронтальными ударами. С величайшим трудом римлянам удалось продержаться до захода солнца. С наступлением темноты парфяне, наконец, отошли.

Красс продолжал пребывать в глубоком отчаянье. В конце концов его Кассий Лонгин и Октавий вынуждены были взять командование на себя и отдать приказ об отступлении в Карры. При этом они бросили 4 тысячи раненых, чьи крики дали знать парфянам, что римляне отступили. В этом отступлении разрозненными группами было очень много неразберихи, однако парфяне не стали ему препятствовать, поскольку в темноте не могли использовать свое главное оружие — луки.

Не спешили они заняться засевшими в Каррах римлянами и на следующий день, предпочтя сначала расправиться с ранеными и отловить тех, кто разбежался по окрестностям. Так, они наткнулись на четыре когорты под командованием легата Варгунция, ночью сбившиеся с дороги и оторвавшиеся от основных сил римлян, и перебили почти всех за исключением двух десятков человек, дравшихся до последнего, — их, уважая за мужество, парфяне не стали преследовать и дали им уйти в Карры. Резня, начавшаяся с рассветом, заняла у них большую часть дня, и только к вечеру парфяне окружили Карры, где нашел убежище Красс. Надежды отсидеться за крепостными стенами у римлян было мало. Поэтому Красс решил уходить в Армению. Ночью остатки римских легионов, разделившись, смогли покинуть город, поскольку кольцо парфян вокруг него было недостаточно плотным, но парфяне и тут перехитрили Красса — в проводники римляне взяли жителя Карр некоего Андромаха, который был парфянским шпионом.

Красс хотел достичь города Синнака^{250}, находящегося в холмистой местности, что давало гарантию защиты от парфянской конницы, но Андромах вместо того, чтобы вести римлян прямой дорогой, кружил на месте и тянул время до наступления дня. Кассий, недовольный происходящим, вернулся в Карры и позже вместе с 500 всадниками все-таки сумел уйти в Сирию. Красс же с четырьмя когортами и небольшим числом всадников продолжал блуждать до последнего. На рассвете он все еще находился в полутора милях от спасительных холмов, когда появление парфян заставило его искать убежища на невысоком холме, который парфяне тотчас окружили.

Впоследствии они щедро наградили Андромаха, сделав правителем в Каррах. Счастья это, однако, ему не принесло — он властвовал с крайней жестокостью и был в конце концов убит горожанами вместе со всей своей семьей^{251}.

Октавию, который вел около 5000 человек, повезло с проводником больше, и он сумел достичь холмов, обезопасив себя от нападения парфянской конницы. Отсюда он увидел, какая опасность грозит Крассу, с горсткой всадников понесся ему на помощь и сумел отбросить парфян к подножию холма.

Сурена понял, что должен спешить и решить дело до наступления новой ночи, дабы не дать Крассу шанса уйти под прикрытием темноты. Впрочем, мотивы его действий можно толковать по-разному. Он, конечно, мечтал захватить Красса, который считался парфянами главным виновником войны, но действовал так, будто хотел заключить с римлянами мир. Во всяком случае, он освободил нескольких пленных римлян и велел устроить так, чтобы они будто невзначай подслушали разговор, из которого им стало ясно, что парфянский царь желает мира с Римом и поэтому обращение с Крассом, если он согласится сдаться, будет самое великодушное. Затем Сурена отдал приказ остановить бой, в сопровождении своей свиты двинулся к холму и не только предложил переговоры о перемирии, но и пообещал римлянам безопасный проход. Красс, опасаясь вероломства, решил отвергнуть переговоры, но его люди, понимая, что это у них появился шанс остаться в живых, стали требовать, чтобы он согласился на предложение Сурены, и Красс им уступил^{252}.

Военачальники встретились на открытом месте, на равном расстоянии между позициями сторон; каждого командующего сопровождало равное количество людей, согласно договоренности, невооруженных. Парфяне были верхом, римляне — пешими.

Дальнейшее можно трактовать по-разному. Во всяком случае, известно, что состоялся короткий разговор между Крассом и Суреной, после чего Крассу подвели лошадь, и все двинулись к Евфрату, то есть к границе, на которой обычно подписывались договора. Но бывшие при Крассе римляне, все время, видимо, ожидавшие обмана, не поняли, что происходит, и вообразили похищение своего полководца. Октавий схватил лошадь, на которой сидел Красс, за поводья, но в то же время парфянские конюшие стали ее подгонять. Завязалась драка, и Октавий вытащил меч и убил одного из конюших. Это послужило сигналом для начала страшной резни, в которой Красс, Октавий и другие римляне были убиты. У нас нет основания подозревать парфян в коварном вероломстве уже потому, что первый удар нанес один из предположительно невооруженных римлян. Вполне возможно, что происшествие стало результатом трагического недоразумения^{253}. Но как было то ни было, вскоре обезглавленные трупы римлян доставили под стены Синнака^{254}.

После гибели Красса римляне либо сдались, либо разбежались. Из 42 тысяч воинов, начавших парфянскую кампанию, назад вернулось меньше четверти: 20 тысяч были убиты, 10 тысяч оказались в плену. Парфяне поселили пленных легионеров в Маргиане^{255}, где многие женились на местных женщинах^{256}. Кое-кто из них позже оказался не по своей воле в парфянской армии, и некоторые, когда представился случай, перебежали обратно на сторону римлян^{257}.

Любопытно, что, пока Сурена воевал с Крассом, Ород сумел договориться с Артаваздом II и даже женить своего сына Пакора на его сестре. Известие о победе и присланные Суре-ной трофеи — голова и правая рука Красса — застали его в столице Армении. Эта несчастная голова, надетая на палку, была вынесена на сцену во время представления пьесы Еврипида «Вакханки». Это было весьма далеко от античной традиции, хотя оба царя говорили по-гречески и претендовали на знание греческой литературы, а Артавазд даже писал на греческом языке разного рода сочинения, в том числе и трагедии^{258}.

Показательна судьба Сурены, который, прибыв в Селевкию, устроил себе пародийный триумф. Царь Ород осыпал Сурену милостями, но вскоре казнил его, поскольку опасался, что чрезвычайно популярный в народе полководец захочет занять трон.

Жестокое поражение Красса в глазах людей от Средиземноморья до Инда поставило Парфию едва ли не выше Рима^{259}. Она теперь безусловно владела территориями к востоку от Евфрата, который оставался границей между Римом и Парфией еще долго — до 63 года н. э. При этом парфяне не воспользовались возможностью теснить римлян и дальше, хотя у Кассия, получившего командование над римскими войсками в Сирии, людей не хватало, и он не мог рассчитывать на пополнение, так как в Риме было слишком неспокойно.

Правда, через год после гибели Красса парфяне предприняли поход в Сирию, но Кассий сумел отбить нападение. Тем временем иудеи, надеясь на победу парфян, подняли восстание против римлян. Поэтому, когда парфяне ушли восвояси, Кассий отправился в Иудею, захватил город Тарихеи и многих иудеев обратил в рабство^{260}. При этом часть иудеев нашла в Парфии убежище^{261}.

Вообще надо сказать, что усиление парфянского могущества оказало значительное влияние на палестинских иудеев, которые задолго до фиаско Красса стали смотреть на парфян как на возможного союзника в своей борьбе за освобождение от римского гнета. Возможно даже, что во времена Антиоха VII Сидета (139/138—129 годы до н. э.) между иудеями и парфянами было достигнуто какое-то соглашение о совместных действиях. Во всяком случае, есть основания полагать, что иудейский царь Иоанн Гиркан I, хотя и был участником гибельного похода Антиоха VII против парфян, либо во время этого похода, либо сразу после него напал на сирийские города^{262}. Об этом свидетельствует отрывок из Талмуда, в котором, судя по всему, описывается нападение иудеев на Антиохию^{263}. Ко времени другого иудейского царя Александра Янная (103—76 годы до н. э.) относится упоминание о пребывании парфянского посольства в Иерусалиме^{264}. Важно отметить, что предшественники Александра Янная, как правило, отправляли посольства в Рим, но сведений об иудейских посольствах в Рим во время его правления нет^{265}. Если же говорить о времени после поражения римлян при Каррах, то у иудеев наметилось явное преобладание пропарфянских симпатий, и это в какой-то мере влияло на общий расклад сил.