Планы на осень

Глава 9

Чем ближе был нужный дом, тем сильнее накатывало ощущение растерянности. Память — странная штука: в воспоминаниях люди не стареют, не занимаются своими делами, словно застывая до новой встречи. И вот — едешь через полгорода без договоренности и звонка к человеку, которого видел год назад. Будет ли он рад визиту? Есть ли вообще радость в том, что напомнит о собственной трагедии, боли и беспомощности — пусть даже преодоленной с моей помощью? И как отнесутся к словам, что кому-то чужому тоже больно, страшно, и надо помочь? Рука в кармане сжалась на пакете с собранными компонентами будущей «куклы».

А ведь кроме слов — ничего и нет. Там, где обе стороны будут нарушать закон, очень неправильно угрожать или давить, напоминая о старом долге.

Я замер возле красочной витрины продуктового магазина в первом этаже жилого дома — год назад он тоже работал, и я то и дело таскал отсюда полные сумки продуктов, точно зная, что проклятая кем-то из сокурсниц девчонка живет впроголодь.

Повод для проклятья обычный — красота и личное счастье. Виновник не установлен — дело никто не расследовал, потому что и заявления никто не подавал. Девчонка просто ушла в академ — по причине рождения ребенка. В которого, в общем-то, проклятье и отскочило, не причинив матери никакого вреда.

Кто-то из завистниц смог набрать в себе достаточно злобы, чтобы сделать куклу ненавистной подруги и подселить в нее мелкого беса. Дело сложное и опасное, но ненависть частенько лишает людей разума. Бес через куклу попытался пробиться в оригинал — и подобие сработало, но с осечкой, захватив тело новорожденного.

Вытащить подселенного беса из человека можно — достаточно куклу найти и сжечь. Подобие сработает и в этом направлении. Без куклы тоже можно изгнать беса — только человек от этого портится и умирает. Теоретически, можно договориться с бесом «уйти добровольно», без громкого хлопка дверью — без инсульта, инфаркта, остановки сердца и гибели тела, ставшего бесу ненужным. Но если не проговаривать эти условия до вселения, вариант практически гиблый — бес непременно обманет, выпросив плату за «чистый» уход.

Обычно подселенца из Бездны просто запечатывают в теле — иногда хватает просто человеческой воли, чтобы удержать тварь и не дать ей захватить тело носителя. Как, в общем-то, в случае с шефом — на морально-волевых полтора года своего давит. Если воли не хватает, можно помочь ритуалами: моя кровь для шефа — вполне себе ритуал, быстрый и почти безболезненный. С младенцами же все гораздо сложнее — воли в них еще нет, как и разума.

Обратись Лена в полицию, малыша бы просто признали убитым иномировой сущностью. Пусть тело его и дышит, но матери его бы не оставили — равно как и не отдали бы тело малыша Бездне. В общем, перспективы у молодой мамы были такие, что легко рехнуться можно — либо одержимого воспитывать со вполне понятной перспективой, либо признать еще дышащего и живого — мертвым. Еще и папаша — хрен знает где, кто он и имя его до сих пор знать не знаю.

А у меня, знаете ли, к тому моменту накопились полгода собственных исследований аналогичной проблемы — бес, запечатанный внутри Анны Викторовны, уже порезал жизнь тюремным сроком на до и после, а там наверняка аукнулся бы новыми проблемами. Вот такими, как сейчас, например… Словом, наработки были — начатые еще в СИЗО, под бормотание соседей по нарам, сливающееся с шепотом из Бездны; продолженные под собственные рассуждения вслух и грохот ударов по железной двери рук и ног сокамерников, отчего-то сходивших с ума. Хотя рехнуться от такого поворота в жизни полагалось именно мне.

В моих выкладках были логика и здравый смысл — им хотелось верить. Они, в итоге, и сработали.

Лена сделала еще одну куклу для ребенка — настолько идеальную, настолько правдоподобную и тщательно проработанную, насколько и может выполнить отчаявшаяся мать. А я пригласил в эту куклу демона — на очень короткое время.

Иерархия в Бездне — штука мощная. Настолько мощная, что бес, почуяв демоническую метку на кукле-подобии, свалил из тела ребенка быстрее собственного визга. Матери достался живой и здоровый ребенок, мне — чуть ли не готовый дипломный проект. Правда, способы и методы — что-то из разряда «Борьба с уличными ворами при помощи ковровых бомбардировок»… Но ведь работает же! И Анне Викторовне обязано помочь.

Осталось только убедить Лену сделать для меня еще одну куклу. Год назад, со счастливыми слезами на глазах, она обещала все что угодно. Но год назад было лето — синее небо и зеленые листья на деревьях, а сейчас — серый снег на обочине и серые панельные многоэтажки за падающим снегом. Многое могло измениться — проблемы, заботы и обязательства…

Впрочем, я-то остался прежним — шагнул в магазин, готовясь вновь заполнить пакеты продуктами. Денег мало, деньги взяты взаймы… Значит, поеду домой не в купе, а в плацкарте.

Уже стоя возле нужного подъезда, кольнула мысль, что Лены просто может не быть дома: гуляет, ушла в гости, переехала… Столько же мыслей может уместиться в пять секунд — до момента, как дверь, наконец, открыли, ответив теплым и радостным «Привет!».

— Не надо было, — неуверенно отговаривалась Лена, стоило, поднявшись на этаж, поставить сумки с продуктами к ее ногам.

— Это группой собрали, — лихо соврал я.

Рядом с пакетом заинтересованно пыхтел годовалый пацан, заглядывая в содержимое — босой, в длинной не по возрасту рубашке, светловолосый крепыш.

— Валера! — С оттенком смущения, Лена попыталась увести его за плечо, но я, наоборот, шире открыл один из пакетов.

— Тут соки детские есть.

— Так, давайте оба на кухню. Там и сок согреем, — перехватила она цветастую упаковку из рук сына. — И что нужно сказать дяде?

— Спасибо, — грустно ответил ребенок, провожая взглядом маму, ушедшую на кухню.

А затем побежал за ней следом, хлопая босыми ногами по кафелю. Как бы не заболел…

— Раздевайся и проходи, — крикнула мне Лена, зашумев посудой на кухне. — Пакеты потом разберу, а сейчас обедать будем.

— Да я ненадолго.

И в самом деле, стоит ли задерживаться — обвел я взглядом прихожую. За год исчез скрипучий шкаф в прихожей — новый с многочисленными полочками, на которых сидели вязанные детские игрушки. Добавился ковер, сменилась люстра с пластиковой и тусклой на широкую матовую линзу дневного света — и уютнее стало, и как-то теплее. Одежда и обувь на вешалке у входа — добротные, достаток чувствуется. А я проблему принес, и продуктами пытаюсь расплатиться…

С другой стороны — это, выходит, мне было бы выгоднее, если б она была нищей? Такие мысли — как бы не хуже. Если и предлагать незаконное — то точно зная, что человек может отказаться. Что не нужда его давит…

Потому снял обувь, верхнюю одежду, подхватил тяжелые пакеты и прошел за спешно накрываемый на кухне стол.

— Давно тебя не было. — Легким укором в ее словах.

— Я ведь предупреждал.

Это обговаривалось сразу — после обряда экзорцизма мне стоило держаться подальше. Мало ли кто и что мог почувствовать — мы к тому моменту проходили способы защиты госграницы, и было понятно, что столицу обязаны прикрывать хотя бы от тяжеловесов Бездны. А тут демон — хоть и не в пределах кольцевой, но в границах города. Если уж это не отслеживать — то даже не знаю, от чего и защищать. С другой стороны, демон проявился в мире — и сразу же ушел…

В общем, решили не рисковать — договорились, что Лена создаст страничку в инсте, и если она ее ведет — то все с ней хорошо, и никаких последствий у нашей авантюры нет.

Я поглядывал за ее учеткой где-то полгода, убедился, что все в порядке и забыл. А сейчас уже год прошел — достаточный срок, чтобы точно успокоиться и… повторить.

— Лена, я по делу, — положил я пакетик с «реагентами» перед собой на скатерть стола.

Девушка поджала губы, убрала пакет на табурет рядом со мной и протерла скатерть. Через пару секунд на этом месте оказалась тарелка с супом и ложка.

— Приятного аппетита. — Бодро пожелали мне.

На гарнитуре тренькнула микроволновка — сок для Валеры согрелся, и тот с важным видом забрался на стульчик напротив, ожидая, когда ему вручат стакан.

— Босиком — не заболеет? — Отметил я.

— Ой, сколько ругала — носочки стягивает, тапочки прячет, — охнула Лена. — Жарко ему, видите ли. Ковры вон, расстелила. Но, тьфу-тьфу, даже не сопливил ни разу.

— Главное, что здоров, — поддакнул я, сразу ощутив неловкость.

Вроде и не сказал ничего, и тем не менее…

— Говорят, даже полезно — и босиком, и сквозняки… Ты кушай.

— Спасибо, очень вкусно, — взялся я за ложку. — В деканате сегодня буду — узнать надо что?

— Я после «академа» возвращаться не буду, — села Лена на табуретку рядом с сыном. — Так что ничего не спрашивай. Сами отчислят.

— Отчислят — то отчислят. Отпустят ли? — Усомнился я.

— Я игрушки начала вязать. Продаю через интернет — людям нравится. Известная личность, между прочим! — Гордо подняла она подбородок. — Побоятся трогать.

— А игрушки… Простые?

— Самые простые, — пожала она плечами. — Все законно, даже ИП оформила.

— Ясно, — пожал я плечами и вернулся к еде.

Что может быть лучше завтрака? Только два завтрака.

— Дорогие куклы? Мне бы одну. — Не выдержал я все-таки.

— Выбирай любую — в прихожей образцы лежат, — беззаботно отмахнулась она. — Бесплатно бери.

— Мне бы на заказ…

— Миша, нет! — Построжел ее голос.

Валера дернулся, словно его ругали, слез со стула и убежал со стаканом в комнату.

— Извини. — Отложил я ложку. — Спасибо, я что-то наелся. Было вкусно, — поднялся я с места.

Под ее молчание вернулся в прихожую, надел обувь. Из кухни так никто и не выглянул — разве что вновь зазвенела посуда.

— Пакеты не забудь, там заморозка, — напомнил я.

— Хорошо. Передавай спасибо! — Зашумела вода.

— Обязательно. Закроешь? — Накинул я куртку.

— Просто захлопни дверь, сама закроется. — Не стали меня провожать.

Ладно… Не удалось тут — придумаем что-нибудь еще.

— Валера, пока! — Попрощался я, чувствуя некоторое опустошение внутри себя.

И уже чуть было не ушел, в самом деле. Отвернуться, открыть и закрыть дверь, забыть — секундное дело.

Но так и замер, отметив стоящего на стене Валерку с кружкой в руках. Где-то в метре над ковром стоящего — горизонтально, словно так и надо ходить: босиком, по прохладным и таким приятным обоям.

— Лен, — чуть повысил я голос. — Допустим, в детский сад ты его не отправишь, — спокойно прокомментировал я увиденное. — А со школой как быть?

Шум воды тут же прекратился. В прихожую девушка вышла с полотенцем в руках.

— Валера, я же просила! Немедленно слезь! — Звенел напряжением ее голос.

— Интересные постэффекты, — с интересом пронаблюдал я, как мелкий мигом сбегает к себе в комнату. — Уже решила, как маскировать?

— Что-нибудь придумаю, — произнесла побледневшая Лена, с ожесточением продолжавшая вытирать руки.

— Если проявятся новые побочки и понадобится помощь… — Выдохнул я, удержав порыв человеколюбия и взялся за дверную ручку. — Обратись в деканат.

— Миша. Стой. — Оказалась она рядом, не позволив открыть дверь

— Я никому ничего не скажу.

Некоторое время Лена стояла просто молча, чуть ссутулившись — не отходя и не давая уйти мне.

— Я ведь и раньше никому ничего не говорил. — Мягко добавил я.

— Нужна будет фотография человека. Материалов ты мало принес, нужно больше. — Подняла она взгляд. — И если это кому-то во вред… — Стал угрожающим ее тон.

— Только в помощь.

— Тогда письменное согласие человека.

— Его не будет. Придется просто мне поверить. Еще один раз.

— И ты присмотришь за Валерой, — дрогнул ее голос, озвучивая главное условие. — Он ведь… Он ведь человек, правда?

— Человечнее некуда. — Уверил я ее. — У нас вон с тобой шрамы, через которые Бездну слышно. Ходить по стенам — это вообще пф-ф… Постэффект, говорю же.

Демон — это, все же, вершина иерархии. А я им, выходит, додумался просто пугать всякую мелочь, не понимая, что демон может изменить куклу под себя — возможно, даже не осознавая своего действия. А заодно — изменит и прототип куклы.

Сыроват мой дипломный проект, м-да…

С другой стороны, Анне Викторовне может и понравиться ходить по стенам.

— А почему… — Растерянно повернулась она в сторону комнаты, куда убежал сын.

— Понятия не имею, — пресек я. — Я даже не знаю, хорошо это или плохо. Выглядит, как бонус.

— Лучше бы… Лучше бы без бонусов и проблем. — Отвела Лена взгляд.

— Разберемся. И это… От учебы не отказывайся, если из деканата будут звонить. — А в ответ на рвавшееся из нее возмущение добавил. — С дипломом можно будет трудоустроиться в библиотеку Ковена. Может, там найдется что-то полезное для Валерки — вдруг понадобится.

Или что-то полезное для меня в будущем. Тут совесть даже не шевельнулась — не после теплого приема в этом доме.

— Ладно…

— На куклу деньги нужны?

— Немного, — пожала она плечами. — Две тысячи оставь.

Я аж язык прикусил — вот уж «немного».

— Я в прошлый раз бабушкино серебряное шитье на нить распустила, — объяснила Лена. — Сейчас покупать придется.

Ладно, в Челябинск поеду автобусом — молча достал я купюры. После новой куртки, «домика» и похода в магазин осталось четыре тысячи с мелочью.

Отсчитав две тысячные, я заметил выглядывающего из-за угла пацана и добавил третью.

— Валере на подарок.

Автостопом поеду, блин…

— Все, уехал, — заторопился я, глянув на часы над дверью.

— А фото?

— Вышлю в Инсту.

— Чем больше — тем лучше. — Наставительно добавила Лена.

— Помню. Только надо успеть за три, край — четыре дня.

— У меня же очередь заявок! — Ахнула она, растерянно обернувшись на вязанные игрушки на полках. — Я же не успею!

— Надо успеть — я полнолуние никак передвинуть не могу. Валера, пока! Слушай маму и не ходи по потолку! — Добавил я строго.

Ибо нечего смущать соседей.

С видом солидным и респектабельным зашел в лифт, дождался, когда закроются двери и пересчитал оставшиеся деньги еще раз.

Тысяча шестьсот тридцать пять рублей. Да как так-то…

Еще госпошлину за новый паспорт платить. Обещанная шефом «справка», как оказалось, спасала от трехсотрублевого штрафа за порчу или утерю. Зато домой мне за документами ехать не надо, все тут восстановят. Но ехать-то все равно очень хочется. Хотя уже и не на что…

Ладно, до конца дня еще куча времени — займу еще где-нибудь. И старые долги, придумаю, чем отдать. И с жильем решу. Если раньше не убьют и не посадят.

Как бы только не завыть по-волчьи…

Вещи, перетащенные из общежития в гардероб университета, никуда не делись за выходные — так и лежали себе на полках вдоль стены в трех плотно завязанных пакетах.

— Спасибо, тетя Катя, — протянул я через стойку большую плитку «Аленки».

Перемена еще не началась, и возле гардероба было свободно.

— Ой, да не надо было, — тем не менее, ловко забрали шоколадку. — Я бы и так твои вещи сберегла.

Гардеробщица — милейшей души старушка, в свой шестой десяток лет ловко ворочающая по два-три пуховика за раз, в университете практически жила. Во всяком случае, не помню дня, когда она отсутствовала. Хорошие отношения установились еще на первом курсе — а там и подогревались то банкой кофе, то чаем, то вот такими плитками. Даже в общаге воруют, а тут отчего-то спокойнее вещи хранить.

— Я за ними вечером приду, можно? Пока только учебники возьму из первого пакета.

— Не потеряем, не переживай. — Обернулась тетя Катя к полкам.

— Вон тот, синий, с двойной завязкой, — подсказал я.

Из которого проглядывала углами стопка книг — в основном по иностранным языкам и законодательству. Языки были необходимы для общения с «неместными» сущностями Бездны, кормящимися в основном в соседних странах, и изучались адекватными студентами с остервенением желающих жить людей. Впрочем, даже зная язык голодного тигра — не факт, что удастся переубедить не жрать вас… Но хоть будет шанс. А законы учились постольку-поскольку — это уже государство хотело, чтобы мы знали его язык силы.

Был среди книг и томик «Ритуалов» — пятничный трофей, не отданный майору и шефу просто из принципа. Майор знал, что не мое — но Анна Викторовна уже предоставила ему бумагу, что «мое» на законных основаниях. Шеф, впрочем, тоже желала наложить руку на запретный томик, но ругаться со мной перед майором, оспаривая только что предоставленную бумагу, не стала, намекнув, что посмотрит на вырезанный библиотечный штамп позже.

Надо бы полистать между парами, пока шеф не вспомнила и не отняла…

Взяв нужные книги, добавил ручки-тетрадки и переложил в мелкий пакет, купленный вместе с шоколадками — там, к слову, еще две «Аленки» были, мне же деканат штурмовать… Я посмотрел на часы в фойе — и с этим вопросом стоило поспешить.

Помещения родной «Кафедре теологии», по ощущениям, выделили из принципа «только на глаза не попадайтесь», разместив в тупике длинного коридора с отдельной лестницей и выходом. Аудитории для практик, лекций, семинаров — этажами ниже по той же лестнице, вплоть до подвала. С одной стороны, удобно — всегда можно подняться с улицы. С другой — в качестве молчаливого бойкота, ремонт нашему крылу вряд ли светит в перспективе ближайших десяти лет. Вот где-где, но у нас возраст исторического здания чувствовался на полную — рассохшиеся половицы паркета, истершегося до бледно-серого цвета, холод из ветхих окон, подтеки на потолке от протекающей кровли и ощущение постоянного сквозняка в коридорах, подхватывающего где-то сыроватый воздух.

Зато в самих кабинетах — жара от электрических обогревателей. Возможно, руководство университета надеется, что когда-нибудь коротнет ветхая проводка, и мы сгорим. А вот руководство факультета точно знает, что мы горим где-то шесть-семь раз в год, в основном в подвалах — но если огонь заберется выше, то проводка будет очень удобным оправданием. Или же обе стороны прекрасно понимают — чинить крыло бесполезно, рано или поздно его придется перестраивать заново?.. Я так и не разобрался, насколько в курсе нашей деятельности ректор университета, демонстративно воротящий нос от навязанной ему кафедры.

Деликатно постучавшись в могучую дверь деканата — приоткрытую, к слову — я залез внутрь сначала по плечо, а, убедившись, что на месте только секретарь Таня, зашел целиком и плотно закрыл дверь за собой — чтобы никто другой не втек со своими проблемами. Тут и с моими сейчас будет тесновато.

Длинное и узкое помещение служило тамбуром к кабинету декана — местом ожидания с десятком деревянных стульчиков, расставленных вдоль стен. Еще тут был кулер с водой, стаканчиками на тумбе ближе к окну и упаковкой пакетированного чая; напротив кулера — два стола, поставленных углом, за которым размещались монитор, принтер, кресло секретаря с хрупкой, слегка сутулившейся над бумагами девушкой в длинной юбке и светлой водолазке под шею, сидящей ко входу боком.

Татьяна — из выпускников факультета, на три года старше. Оттого некоторые вопросы через нее решались проще — она еще не забыла, каково быть студентом. А часть проблем не решалась совсем — потому что о наглости студентов она тоже помнила.

Шрам, соединяющий с Бездной, у Татьяны начинался от сонной артерии и шел вниз — сколько себя помню, верх одежды всегда его прикрывал. Самый простой способ испортить с ней отношения — смотреть на шею, потому, как человек опытный, я как поймал честными глазами ее взгляд, так и не отпускал.

— Татьяна, спасай, на тебя только надежда. Век буду должен! — И в знак серьезных намерений положил плитку с шоколадом на угол стола, найдя пустой пятачок пространства между тяжелыми альбомами бумаг и распечаток.

— Так-так-так, — сложила она ладони друг на друга поверх стола. — Знаменитый Ремер. И шоколадка, надо же. — Отчего-то скептически посмотрела она мой дар.

— В общем, мне бы письмо… — Начал было я.

— Не отдам. — Твердо пригвоздила Татьяна.

— То есть, не отдам? — Растерялся я. — Мне бы у тебя его распечатать. Я паспорт потерял, хочу от университета сопроводительное. Временное удостоверение-то мне дадут, но с письмом как-то спокойнее, — принялся излагать придуманную заранее причину, хотя уже чувствовал какой-то подвох. — На вокзале там показывать. Вдруг не поверят, билет не продадут. Домой хочу съездить.

— Ах, распечатать. — Демонстративно задумалась она. — Я думала, ты за этим письмом охотишься, — повернувшись к окну, Таня приподняла краешками пальчиков раскрытый конверт, из которого выглядывал сложенный втрое лист плотной бумаги.

— А что там? — Замер я.

— Письмо на имя ректора от «ТестКлиник — ГлобалПлюсХелс». Жалоба на дебош студента М. Ремера. В копии префектура города.

Да что ж за кровопийцы такие! Даже комары так не бесят!

— Или нет. — Уронив конверт обратно, Татьяна сложила руки под грудью и демонстративно изобразила задумчивость, коснувшись указательным пальцем губ. — Может, эта докладная тебя интересует. — Сместив веером лежавшие перед ней бумаги, девушка безошибочно выловила прямоугольник бумаги, заполненный от руки. — От коменданта общежития?

— Меня ж уже выселили, — буркнул я.

— Теперь еще и отчислят, — пожала она плечами. — Наверное. Одно письмо ты, может, еще и переживешь, но два…

— Да не виноват я! — Набрал я воздуха грудью. — Прокляли меня, Таня. — Выдохнул с ожесточением. — Точно говорю.

— Да ну? — Скептически повела она бровью.

— Алексея с нашего курса знаешь? Вот ведьма его и прокляла. Сначала самого Леху приворожила, — грозно смотрел я в угол комнаты. — Теперь друзей отваживает. Я у них в гостях был, трезвый — с тортом приехал, без спиртного. А как выгонять меня начала, такси вызвал и уехал — у Алексея спроси. Так до порога меня ведь гнала! В общем, только утром следующего дня и очнулся. В сумасшедшем доме.

— Вот это да… — ахнула тихонечко секретарь. — Это, получается, еще письмо из дурки будет…

— Таня, — укоризненно посмотрел я на нее. — Если б я пьяным дебошил или дрянь какую жрал, отпустили бы меня в тот же день? Говорю же — проклятие, как есть проклятие!

— А девчонки говорили, на тебя ничего не ложится.

Настал мой черед укоризненно на нее смотреть — та даже смутилась, осознав, что ляпнула.

— Другой бы — вообще сдох, — строго подчеркнул в ответ. — Но если и вправду отчислят, — горестно покачал я головой. — Получается, и меня добьет…

— Я ведь твоему другу Алексею и позвонить могу, — задумалась Таня.

— Звони, — тряхнул я головой. — Но если моя правда — спасай, Таня! Не дай замерзнуть и пропасть, как брошенному котику ранней зимой!

— Ладно, котик. Сейчас все узнаем, — нашла она телефон среди бумаг и, не отводя задумчивого взгляда, в самом деле набрала Лехин номер телефона, поставив разговор на громкую связь.

Тот был на парах, но звонок из деканата игнорировать не стал. Хотя вопросам явно удивился.

— Так, говоришь, был у нее конфликт с Ремером?.. Нет, ничего не случилось. Спасибо.

Оставалось только руками развести — мол, сама все слышала.

— Хорошо, — вновь задумалась Татьяна. — Одно из писем я придержу пока.

Я молча достал еще одну плитку шоколада и положил поверх первой.

— Ты не обнаглел? Думаешь, два письма — две плитки?

— А сколько? — Похлопал я честными глазами.

— Не две, вот уж точно.

Но мое подношение приняла и переложила в верхний ящик стола. Затем внимательно начала меня изучать, словно решая что-то.

— И мне бы все-таки письмо еще распечатать, — успел я вставить, пока мне не огласили ценник.

— Для вокзала? — Скептически подняла она бровь, все еще не веря, что это и было причиной визита.

— И для вокзала. И «характеристику» еще, — помялся я с ноги на ноги. — Пока еще какое письмо не пришло.

Потом что-то положительное получить будет гораздо сложнее.

— Еще и характеристику на тебя писать?

— Да я сам на себя напишу, не проблема. Только подпись поставить! — Заверил я.

— Так. — Словно что-то для себя решив, подытожила Татьяна, легонько хлопнув ладонью по столу. — Сводишь меня в театр, малый драматический, в семь. Забираешь от метро, довозишь домой на такси. Понаблюдаю тебя. Большая ответственность — такие письма прятать, — отвернулась она к злополучной кляузе.

Заодно скрывая явное смущение на порозовевших щечках.

— С великим удовольствием схожу в театр с прекрасной леди. — Степенно поклонился я.

— Все, кыш.

Интересно, можно будет провести у Анны Викторовны расходы на свидание, как представительские расходы?.. Спросил бы — да как бы башку не оторовала…

Что ж делать-то? Под тяжкие раздумья, как раздобыть финансы, отчего-то вновь начал их тратить — то есть, добрел до столовой и оплатил себе плотный обед. Очередная пара закончилась, и люди стали потихоньку подсаживаться за соседние столики.

— Привет, — плюхнулся кто-то на стул напротив.

Я, тщательно пережевывая и будучи слегка в меланхоличном настроении, не сразу и понял, кто это — только дежурно кивнул и угукнул что-то приветственное.

— Ну что, дочитал книжку на выходных? — Нетерпеливо уточнили у меня. — Готов вернуть?

Отставив ложку, медленно поднял взгляд на бывшего соседа Петю и невольно улыбнулся самой искренней улыбкой.

Родной ты мой — смотрел я белобрысого самоуверенного дурня, растерявшего с пятницы и страх, и всякую неуверенность. Где тот бледный, пытающийся спрятаться на ровном месте олух? Нет его — сидит передо мной наглый тип в черной толстовке и явно пытается отжать мой законный трофей.

— Она у меня с собой, — уняв улыбку, кивнул ему в ответ.

— Так давай сюда. Серьезные люди спрашивают, не моя вещь — вернуть надо.

— Прямо в столовой? — Вопросительно поднял я бровь. — У всех на виду?

— Ну… Не прямо сейчас.

— Тогда я доем. — Констатировал я и вернулся к пище.

Петя какое-то время ждал, потом не выдержал и себе взял компотика — я не торопился.

— Пойдем, — встал я, закончив.

— Куда? — Догнал он меня на выходе.

— Да вон в туалет зайдем, — кивнул я, отметив выходящего из него парня, замедлился и завозился с пакетом в руках. — Проверь, есть там кто внутри.

Бывший сосед хмыкнул, явно не довольный, что ему что-то указывают, но шаг прибавил и первым забежал внутрь.

— Никого, — встретил он меня внутри.

— Отлично, — ткнул я ему торцом книги в горло.

Добавил левой в живот, сбил с ног и для профилактики попинал. Закрыл туалетную дверь на защелку, присел рядом и обыскал карманы — добычей стал телефон и кошелек.

Внутри кошелька — паспорт, пластиковые карты и пятьдесят тысяч рублей.

— Неслабо, — присвистнул от добычи.

— Т-тебе конец, уб-бью, сс-с, — давил из себя стон Петя.

За что беззлобно получил «Ритуалами» по голове — тут же унялся, затих.

Паспорт, карты, кошелек и телефон отправились по сортирам, деньги — в свой карман.

Открыв дверь в коридор, осторожно осмотрелся и с невозмутимым видом побрел в сторону нашего учебного крыла.

— Тебя найдут! Тебе конец! — Крикнули в спину истерично, но я и оборачиваться не стал.

Главное легализовать конфликт — дойти до учительской, постучать, зайти в ответ на приглашение, поздороваться и сесть напротив стола к абсолютно лысому дедушке на шестом десятке лет.

В комнате находилось четыре стола, расставленных на манер парт с интервалами друг к другу и лицом ко входу. Два были заняты. Дальний от меня — властной женщиной за сорок, она же наш профессор по токсикологии.

За ближним к двери столом находился Герман Степанович — тот самый преподаватель, занятия которого я прогулял в пятницу. Он же — руководитель моей ячейки Ковена.

— Мишенька, — обрадовался он мне. — А мы твои похождения не далее, как час назад, с Алевтиной Николаевной обсуждали.

— Те, что в общежитии — тоже?

— Парой слов, — отмахнулся он. — Но в курсе, да.

— Тогда проще, — настроившись было долго все пересказывать, я выдохнул. — С Петра за угрозу тюремного срока, вранье и наглость только что взял виру здоровьем и деньгами, — выложил я пятьдесят тысяч на стол.

— Вот как? — Словно бы даже растерялся старичок.

— Ну, еще документы его и сотовый в сортире утопил, — чуть поморщился. — Но, считаю, не перебор. Если Ковен не считает иначе.

— Так. И дальше что? — Побарабанил Герман Степанович по столу.

— Мне бы деньги легализовать, — кивнул я на стопку.

— Десять процентов.

— Согласен. — Равнодушно пожал я плечами.

Деньги сгребли куда-то под стол, взамен вытащили пачку других купюр и чистый лист.

— Пиши расписку, буду тебе твои деньги в долг давать, — хекнул преподаватель, помусолил палец и принялся отсчитывать пятисотки и тысячные. — Руки покажи. Да не ладони… Ага, костяшки не сбиты. Алевтина Николаевна!

— Ау?

— Студент Ремер вас ведь в столовой повстречал и вместе с вами сразу в кабинет пришел, так ведь?

Рядом зацокали каблучки — женщина подошла ближе, дождалась, когда деньги досчитают, и сняла сверху две тысячи. Столь же невозмутимо вернулась и уже оттуда ответила:

— Все так и было.

— Ну вот. — Пожал плечами Герман Степанович.

— Спасибо. И вам, Алевтина Николаевна, спасибо! Ваша наука мне в субботу жизнь спасла. — С благодарностью добавил я.

Именно на ее лекциях мы и жрем всякую гадость — иногда разум и тело надо ослабить, чтобы некоторые сущности Бездны, не обладающие способностью говорить самостоятельно, могли на короткое время занять оболочку и переговорить с призвавшими. Это не одержимость в полной мере — риски подконтрольны, а сущности всегда заинтересованы в том, чтобы не повредить добровольному аватару. Плюс есть неразумные твари, достаточно слабые сами по себе, чтобы вообще к кому-то подселиться — воля человека их просто не пустит. С ними, понятно, нельзя вести бизнес, но и портить оболочку из-за злобной природы своей они тоже не станут — зато пока они внутри оболочки, могут вылечить разного рода повреждения. Короче, главное на занятиях — не переборщить с дозировками и не отправиться на тот свет самостоятельно. Ну и то, что тебе подливают, тоже надо тщательно контролировать — не в мире розовых единорогов живем, главными и самыми опасными тварями по-прежнему остаются люди. По себе знаю…

— Рада слышать. Тогда оставь еще тысячу.

В Ковене не любят всякие красивости и «буду должен». Раз признал — расплатись.

— А, я ж еще книгу у Петра отнял. Ту самую, из-за которой весь сыр-бор. Оставлю тут на пару дней? — Уже встав с места, вспомнил я.

— Ну, оставь. — Заинтересовался старик.

— А то мало ли, вдруг у него мозгов хватит в полицию обратиться, — проворчал я.

— Он должен был сразу идти в Ковен. Но не пришел. — Вроде даже чуть расстроился профессор.

— Говорит, у него какие-то новые серьезные друзья появились. Книгу ему дали почитать, — кивнул я на положенный на стол том. — Теперь вернуть требуют.

— Надо же, интересно как, — уже откровенно помрачнел тот. — Ладно, разберемся. Ты когда прогулы отрабатывать собираешься?

— Герман Степанович, как паспорт восстановлю, так сразу. На этой неделе.

— А паспорт-то как потерять умудрился? — Поднялись от удивления седые брови.

Значит, не все новости к нему дошли.

— Навалилось вот. — Тут, действительно, руками развести. — Я побегу?

— Иди, — исчезли со стола и томик, и моя расписка.

Постояв возле закрытой двери, даже задумался — идти на лекцию или проверить догадку, отчего-то назойливо царапающую сознание. Про Петра-соседа догадку — о дальнейших действиях этого олуха.

И все-таки решил сбегать ко входу в универ — если я не прав, то не сильно опоздаю. А если прав…

А если прав, то наряд полиции из двух человек, которому что-то оживленно втолковывал Петя, отчаянно жестикулируя и тряся телефоном в руке, не станет выдирать меня с лекции. И без того репутация под угрозой. Так что мирно и спокойно дошел до них, стараясь зайти к Петру со спины, кивнул заметившим меня полицейским, и с участием спросил:

— Случилось что?

А затем просто улыбался бывшему соседу в лицо — все то время, пока он бесновался, тыча в мою сторону пальцем, и полиция проверяла уже мои слова, вполне логично дойдя с проверками до кабинета кафедры.

— Понимаете, — шептал в итоге Герман Степанович полицейскому, придерживая того за локоток. — Петр Востровский — хороший мальчик, но состоит на учете психиатра. С ним такие болезненные фантазии, увы, случаются.

— Значит, деньги вы одолжили.

— Вы же видели расписку. — Пожал старик плечами. — Я, знаете ли, молодежи не сильно доверяю, даже номера купюр переписал. Хотите, сверим?

— Нет. Не нужно.

— Ситуация, к моему сожалению, вопиющая. Раньше приступы у Петеньки не были такими острыми… А если представить, что он узнал об одолженных деньгах и потом это вот все придумал… — Горестно покачал старик головой. — Возможно, университету с ним придется попрощаться.

— Заявление на него писать будете? — Поскучнев, посмотрел полицейский на меня.

— Прощу, пожалуй. Человек оступился. Тем более, больной человек. — Великодушно вздохнул я.

В награду получив совершенно бешеный взгляд из угла кабинета от бывшего соседа.

— На первый раз — прощу. — Слегка поменял я тон, и Герман Степанович поторопился выставить полицейских из кабинета.

А то, вроде — и кабинет маленький, а шепотов и шорохов в нем внезапно стало словно в актовом зале.