Плещут холодные волны

ПАМЯТЬ

Было раннее утро. Роса еще искрилась в высоких хлебах. Колосья чуть шевелил прохладный ветерок, и все поле от края до края переливалось ярчайшими красками. И как же контрастна серая лента автострады, что стрелой разделила поле на две половины. Псковщина!

...Легко летит по дороге "Москвич". За рулем сидит пожилой мужчина с загорелым лицом и серебристыми висками, рядом — голубоглазый паренек. Это Николай Иванович Петров и его шестнадцатилетний сын Алеша. Отпуск Николай Иванович решил провести вместе с сыном, побывать в тех местах, где много лет назад почти таким же пареньком воевал. Остаются позади веселые березовые рощицы, придорожный кустарник, встречаются по той и другой стороне дороги и старые березы без вершин — это ветераны, свидетели страшной войны. Недалеко от Старой Руссы дорога круто свернула к югу, и снова по краям ее — белоствольные березы. Но вот среди них показались мраморные плиты с пятиконечными звездами. Петров остановил машину. Каменная ограда, красные гранитные знамена, слова:

"Вечная память героям 43-й Латышской дивизии, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины. 1941 — 1945 гг."

На черных плитах золотом написаны имена тех, кто не вернулся с войны. На могилах — живые цветы. Положили букет полевых цветов и Николай Иванович с Алешей. Тут уже лежал такой же букетик, а под ним открытка. "Свердловчанину Павлу Дмитриевичу Васильеву" — было написано на ней.

Николай Иванович взял открытку и прочитал: "Пишу тебе, милый муж Павел Дмитриевич. Через долгие годы нашла тебя, наконец, пришла к тебе. До конца жизни ты в моем сердце. Посмотрел бы, мой родной, на своих деток. Они выросли без тебя. Но ты всегда был с нами. Я рассказывала детям о тебе, советовалась с тобой в трудную минуту. Портрет твой висит у нас в переднем углу. Выросли дети с уважением к тебе. Я все сделала, чтобы они стали достойными и похожими на тебя. Поклон тебе от сына Валерия Павловича и дочки Нины Павловны. Муж мой милый, не обижайся, что искала тебя так долго. Трудно это было, но нашла и пришла к тебе через сорок лет. Будь спокоен, я с тобой душой и сердцем до последнего дня. Васильева М. И.".

Николай Иванович стоял, не в силах побороть волнение, открытка дрожала в его руках. Сын взял ее из рук отца, прочитал и бережно положил на место. А Николай Иванович задумался. Нахлынули воспоминания...

"Васильев Павел Дмитриевич... Васильев Павел Дмитриевич. Неужели это ты, мой командир взвода, лейтенант Васильев?!"

— Что с тобой, папа? — тихо спросил Алеша, увидев бледное лицо отца.

Николай Иванович не услышал вопроса, продолжал стоять отрешенно, весь уйдя в прошлое, туда, в войну.

— Павел Дмитриевич... — произнес он вслух.

— О чем ты, папа?

— Алеша, это письмо адресовано моему командиру.

Сын растерянно взглянул на отца.

— Понимаешь, какое дело, сын... В этом районе... Вон у леса деревня, видишь? Там шел жестокий бой. В том бою и погиб мой командир. Мы похоронили его в лощине под березой.

— Ты не ошибся, папа?

— Нет, Алеша. Пойдем.

Они пошли через поле к деревне. Николай Иванович часто останавливался, осматривался, шел дальше. У края леса долго смотрел сначала в одну сторону, потом в другую и вдруг резко повернул вправо, пошел быстро, теперь уже не останавливаясь.

Перед Николаем Ивановичем и Алешей, разделяя поле на две половины, лежала лощина. Пройдя по ее краю метров двести, Николай Иванович остановился у старой разлапистой березы.

— Кажется, здесь. Тогда деревце было молодым и стройным. Да, да, здесь, — сказал бывший солдат уже уверенно... Многое изменило время, сынок. Но командира мы похоронили здесь. Вон там, за лесом, стоял наш взвод. Мы обстреливали фашистов из минометов. Вражеские позиции были за перелеском.

Николай Иванович вновь посмотрел на старую березу, опустился на землю, привалился к ней спиной, склонил голову. И сын узнал о давнем бое.

...Утро в тот день выдалось яркое, по-весеннему свежее. Солнце было уже высоко, когда возобновился обстрел наших позиций немцами. На этот раз он был еще более мощным, чем раньше. Командир взвода корректировал огонь, стараясь подавить пулеметные точки врага.

Вдруг мощный взрыв взметнул груды земли прямо у наблюдательного пункта и завалил траншею. Высвободившись из-под земли, Петров увидел командира взвода. Тот лежал ничком, полузаваленный землей. Кто-то крикнул: "Лейтенанта убило! Петров, Гусев и сержант Егоров бросились к командиру, разбросали завалившую его землю. Он тяжело, прерывисто дышал, правой рукой сжимал автомат, левой — полевую сумку. Осколок пробил грудь лейтенанта и вышел через спину. Его отнесли в менее опасное место, положили на траву в лощине. Командир взвода открыл глаза, обвел всех внимательным взглядом.

— Василий Иванович, — обратился он с трудом к сержанту, — наблюдательный пункт перенесите правее к холму, наш хорошо пристрелян...

Командир говорил и заметно бледнел.

— Полевую сумку передайте в штаб батальона. В ней документы... Не вешай голову, земляк, — попытался улыбнуться лейтенант Петрову. — Возьми мой автомат и ремень на память... Отнесите меня в медсанбат.

Соорудив носилки из плащ-палаток, бойцы двинулись в путь. Прошли с полкилометра, когда лейтенант попросил остановиться.

— Дальше не пойдем.

Все недоуменно взглянули на лейтенанта.

— Мой последний приказ: у этой березки ройте могилу.

Бойцы попытались возразить, убедить командира, что рана не так уж страшна, но, увидев, как гримаса боли прошла по его лицу, замолчали.

— Рановато, конечно, умирать в двадцать шесть, не успел я свести счеты с Гитлером. Но, видимо, не суждено... Вы отомстите... Я твердо верю: мы победим...

Говорил он с трудом, задыхался.

— Прошу вас... В могилу меня положите лицом на запад, чтобы видел, как пойдете в наступление.

Это были последние его слова.

Петров стоял, прижимая к груди автомат командира, с трудом сдерживал рыдания. Ведь только час назад они вместе курили, беседовали. Лейтенант спрашивал о доме, о близких... И вот его уже нет.

Вырыта могила. Приготовлен столбик, написаны химическим карандашом слова. Тело завернуто в плащ-палатку и лишь незакрыто еще лицо.

— Наш командир любил Родину и отдал за нее свою жизнь, — заговорил сержант Егоров. — Фашисты терзают, оскверняют наше отечество. Мы выполним завещание лейтенанта и будем идти на запад до тех пор, пока не поставим победную точку в Берлине... Нет больше лейтенанта Васильева, нашего друга и командира. Жена и дети не дождутся теперь его никогда. За слезы их, за горе наших людей отомстим!

Сержант опустился на одно колено перед телом погибшего:

— Вы, товарищ лейтенант, увидите нас на западе. Мы добьем врага на его земле...

Продолжать он не мог, мешали подступившие к горлу рыдания. Медленно снял с головы каску. Петров и Гусев спрыгнули в могилу, бережно приняли на руки безжизненное тело, положили лицом на запад, как просил командир.

Вырос над могилой холмик. Отгремел троекратный ружейный салют. И тут, казалось, с удесятеренной силой, разгневанно ухнули минометы, со свистом полетели в сторону противника снаряды "катюш"...

— Вот эта береза, сынок, свидетельница трагедии далекой войны, — тихо произнес Николай Иванович, закончив свое повествование. — Сколько их растет, свидетелей.

Юноша стоял и смотрел то на березу, то вдаль, где над братской могилой возвышался памятник тем, кто за счастье Родины отдал свою жизнь. Он не произнес ни слова... Отец понял почему и порывисто прижал к себе сына.